Текст книги "Бразилья"

– Я возьму сумку, – говорит Фиа.

Эдсон забирает сумку у брата.

– Так что гафиейра? – еще раз рискует предложить он, когда грузовик останавливается в безопасном месте, и створка поднимается. – Гараж Жозе, Сидаде-де-Лус.

– Отвянь, – говорит Фиа-квантумейра, но Эдсон видит, что в глубине души, на квантовом уровне, она – настоящая королева байле.

19 июня 1732 года

Мул потерял голову на мощеном пирсе Сида-де-Байша[62]62
  «Нижний город», район Салвадора, который стал передовой линией обороны всей Баии и местом жительства низших сословий и простолюдинов, именно в Нижнем городе находились многочисленные рынки и торговые ряды, доки, казармы и портовые сооружения.


[Закрыть]. Безумие охватило его мгновенно, вот только что он упорно тащил нагруженную тележку с твердостью, свойственной ему и его собратьям, а в следующую минуту уже пятился назад, прижав уши, обнажив зубы и подняв рев. Мул вырывал уздечку из рук босоногого раба, который управлял им в полудреме, настолько флегматичным было спокойствие животного, перегоняя с энженьу[63]63
  Фабрика по производству сахара вместе со всей территорией, включая плантацию сахарного тростника.


[Закрыть] в док, где низкие медлительные галеоны покачивались на волнах Тодуз-ус-Сантус[64]64
  Бухта в штате Баия, одна из крупнейших в Бразилии.


[Закрыть], груженные сахаром и золотом Вила-Рика[65]65
  Ныне город Вила-Рика (Богатый город) носит название Оуру-Прету. В XVIII веке, во времена «золотой лихорадки», сюда устремились тысячи золотоискателей.


[Закрыть]. Раб бросился ловить уздечку, но животное отпрянуло от руки и закатило глаза. Мул ревел и лягался. Тележка раскачивалась, роняя белые сахарные подушки на мостовую. Портовые шлюшки, которые ожидали прибытия в бухту Салвадора португальского корабля королевского флота «Кристу Реден-тор»[66]66
  «Христос Искупитель».


[Закрыть], побежали прочь с криками и проклятиями. Из здания таможни высыпали солдаты в красных камзолах императорской пехоты под командованием лейтенанта со шпагой. Мул скакал и метался, раб танцевал вокруг него, пытаясь ухватиться за уздечку, но рев уже разнесся по всей гавани. «Бешенство, бешенство».

– Помогите! – крикнул раб.

Копыто ударило извозчика по касательной, он покачнулся, из разбитого рта пошла кровь. Мул брыкался и метался, пытаясь освободиться от тяжелой тележки. Из его пасти шла желтая пена. Грудь животного тяжело вздымалась, а шкура взмокла от пота. Верещали и визжали дамы в головных платках и в юбках с кучей подъюбников. Рабы перестали толкать дрезины, их хозяева и хозяйки окружили обезумевшего мула, раскинув руки. Солдаты сняли с плеча мушкеты. Мул с выпученными глазами снова встал на дыбы и понесся во весь опор вдоль пристани. Люди бросились врассыпную.

– Там священник! Ради Бога! Святой отец! – закричал лейтенант.

Отец Льюис Квинн, наблюдавший за тем, как выгружали небольшой сундук с его пожитками с «Кристу Редентора», поднял голову. Мул и болтающаяся из стороны в сторону тележка летели прямо на него, как огненная колесница из легенд о Фиане[67]67
  Имеется в виду «Фиана Эйринн», как называли небольшую полунезависимую дружину воинов, в которую входил Финн Маккул и его соратники, легендарные герои кельтской мифологии.


[Закрыть]. Священник вскинул руки. Он был довольно крупным мужчиной и казался еще крупнее в простой черной сутане своего ордена – осколком ночи посреди белого дня. Мул подпрыгнул, приземлился на все четыре ноги и остановился как вкопанный, повесив голову.

Все матросы, офицеры, солдаты, рабы и шлюхи в небольших лодках замерли, уставившись на Льюиса Квинна. Он медленно опустил руки и подошел к подергивающемуся взмыленному животному, тихонько приговаривая все те команды для лошадей, какие знал на двух родных языках, португальском и ирландском.

– Святой отец, не советую вам приближаться к этому созданию, – крикнул лейтенант, чье бледное европейское лицо выделялось среди кабокло[68]68
  Этническая группа в составе бразильцев, – португало-индейские метисы.


[Закрыть].– Мы его пристрелим, а труп сожжем, чтобы бешенство не распространилось.

– Тихо, тихо, – приговаривал Квинн, потянувшись за привязью.

Он видел, как пехота выстраивается в ряд и прицеливается. Его пальцы сомкнулись вокруг веревки. С воплем, скорее напоминающим человеческий, чем крик животного, мул отпрянул, брыкнув подкованными копытами. Льюис увернулся от убийственного удара, и тут мул прыгнул. Казалось, на миг животное зависло в воздухе, а потом оно само и его тележка нырнули в зеленые воды залива. Лодки со шлюхами мигом отплыли в сторону. Священник видел, как мул пытается высунуть голову из воды, в его взгляде читалось безумие, он осознавал неминуемую кончину, а пена из пасти теперь окрасилась кровью. Тяжелая поклажа тянула вниз. Квинн видел, как колени взбивают воду, а потом животное исчезло. Пустые мешки из-под сахара всплывали один за другим по мере того, как их содержимое таяло, словно белые водяные цветы, которые распускаются по ночам.

– Ах, бедняжка.

Это было всего лишь животное, но, тем не менее, отец Льюис Квинн шепотом прочел молитву, а лейтенант, подоспевший к священнику, перекрестился.

– С вами все хорошо, святой отец?

– Я не пострадал.

Квинн заметил, что все собравшиеся на пристани: солдаты, рабы и даже проститутки, – повторили жест лейтенанта. Он не сомневался, что дело не только во внезапном приступе смертельного бешенства, но и в его одеянии. Подобное он наблюдал и во время медленного, спокойного, омраченного лишь цингой путешествия «Кристу Редентора» от устья реки Тежу[69]69
  Крупнейшая река на Пиренейском полуострове, в Испании носит название Тахо.


[Закрыть]: бормотание, чертыханья, заклинания и молитвы. Священник, черный иезуит на борту. Удачи кораблю не будет.

– Да, я слышал о бешенстве.

– Сначала с ума сходят лошади, а потом и все остальные вьючные животные. Храни нас Господь от напасти.

Лейтенант сделал знак одному из своих солдат отнести сундук священника. Пока молодой офицер провождал его до здания таможни, Квинн во все глаза осматривал место, где только что высадился на берег. Он сразу заметил, что тут не было ни одного человека на лошади. Вообще никаких животных на широкой набережной под отвесной скалой, на которой стоял Сидаде-Альта[70]70
  Верхний город.


[Закрыть], и на крутой ладейре[71]71
  «Лестница», – так называют переулки внутри фавелы, которые напоминают уступами лестницу.


[Закрыть], что поднималась по склону между верхним и нижним Салвадором. Этот город приводили в движение лишь человеческие руки. По мощеным дорожкам и набережным сновали рабы, толкавшие груженые тележки по железным рельсам, согнувшиеся под тяжестью поклажи, висевшей у них на спинах на перекинутых крест-накрест лямках, аккуратно пробирающиеся с носилками среди толпы черных и красных тел и тучных белых мешков с сахаром.

– Как и со всеми бедствиями, земля полнится слухами, – продолжал лейтенант. Солдат, потрепанный мамелуку[72]72
  Метис, помесь белого человека с индийцем в Бразилии. В русском языке иногда фигурирует искаженный вариант «мамелуко».


[Закрыть] в сюртуке от униформы и в свободных парусиновых брюках, босой, как раб, следовал в шести шагах позади них. – Бешенство приходит от индейцев из самого сердца леса, это работа голландцев или испанцев, наказание Господне. Не позднее чем на прошлой неделе ангелов видели в Пелори-ньу[73]73
  Название района в Салвадоре.


[Закрыть]. Они дрались огромными мечами из света три ночи кряду. И это могут подтвердить лучшие жители Салвадора.

– Мы о таком и не слышали в Коимбре.

– Многое, что происходит в Бразилии, не достигает ушей Португалии. – Лейтенант остановился рядом с оживленным портиком таможни. – Ох, как я и боялся! Так всегда бывает, когда прибытие корабля совпадает с отплытием судов, перевозящих сахар. Сейчас в таможне беспросветная толчея. Не думаю, что вы сможете освободиться раньше, чем через несколько часов. Как офицер короны я имею право утвердить ваше разрешение на въезд в колонию.

– За небольшое вознаграждение, как я понимаю, – сказал Квинн.

– Всего лишь пустяковая пошлина.

– Я нахожусь в непосредственном подчинении архиепископа Бразилии, – Льюис говорил с легким акцентом. Владея сразу несколькими языками и будучи эрудированным человеком, он отлично понимал все те преимущества, которые придавал ему налет таинственности. Крупный мужчина с руками, похожими на лопаты, он беседовал не повышая голоса, как и положено людям его сложения.

– Конечно, святой отец, но в Бразилии все по-другому. Вы увидите: здесь редко что-то происходит без поощрения.

В Бразилии все по-другому. Сколько раз ему говорили эти слова все, начиная с отца Джеймса, его духовного наставника, когда тот поручал ему труднейшее задание, и заканчивая этим дерзким юнцом в парике и треуголке, украшенной перьями.

– Не думаю, что человеку в моем одеянии подобает пролезать вперед на глазах у всех. Нет, я подожду своей очереди в таможне, лейтенант. Когда Господь создал время, то он создал его в изобилии.

Офицер поклонился с кислой миной. Он увел с собой и своего носильщика.

«Я прошу дать мне самое трудное задание». В кабинетах и библиотеках коллегии Коимбры[74]74
  Речь об иезуитской коллегии (закрытом среднем учебном заведении).


[Закрыть] просьба Квинна, которую он ежегодно озвучивал в день покровителя родной Ирландии своему духовному наставнику, была полна рвения и честности. Свечи и аскетичное убранство лишь еще больше его притворство. Каждый год в течение пяти лет он получал один и тот же ответ: «Как только потребуется». В этом году отец Джеймс, преподававший математику миссионерам, отправлявшимся в Китай, где к этой науке относились с особым восторгом, велел зайти к нему после вечернего богослужения.

– Бразилия?

– Бразилия. Где к берегу прибились все грехи человечества. Запрос из коллегии в Салвадоре. Настоятелю требуется адмонитор[75]75
  Адмонитор (лат. admonitor – напоминающий) – должность в ордене иезуитов. Задачей адмонитора является наблюдение за настоятелем и вынесение ему замечаний относительно его личных качеств и методов управления.


[Закрыть].

– Для каких целей?

– Наш настоятель говорит лишь, что ему требуется адмонитор не из колонии. – Затем отец Джеймс косо усмехнулся. – Мне кажется, это предполагает трудное задание.

Образ отца Джеймса вновь встал перед мысленным взором Квинна: низенького и неразговорчивого уроженца Ольстера со свойственными этой местности акцентом и юмором. Так же, как и он сам, отец Джеймс бежал от уголовного преследования и судоходными маршрутами попал в Португалию.

Льюис Квинн поднял небольшой сундучок и присоединился к шумной толпе под сводами портика. Корабль казался тюрьмой, но мир за его пределами был чересчур велик: горизонт слишком близко, небо слишком далеко, цвета слишком яркие, а люди – крикливые и шумные. Матросы и капитаны, фейторы² и помещики расступились перед ним, дотрагиваясь до своих медальонов, склоняя головы: идите, святой отец, после вас, святой отец.

После бесконечной череды вопросов, проверок, печатей таможни настало время найти носильщика. Они сидели на корточках вокруг своего фейтора, тучного кабокло в порванных чулках и в туфлях на высоких каблуках.

– Отец, отец! Перевозка! Перевозка! – Раб был индейцем с согнутой спиной и кривыми ногами, но мышцы его казались железными обручами. На плечах были надеты лямки, болтавшиеся ниже лопаток, а на шее висели стремена. Раб присел на мостовую рядом с потертой деревянной приступочкой, какие использовали для посадки на лошадь.

– Вставай! Вставай! – воскликнул Квинн на языке тупи[76]76
  Язык племен тупи, населявших побережье Бразилии на момент появления португальцев в современной Бразилии. Другое название лингва-жерал (букв. «обобщенный язык»).


[Закрыть].– Это упряжь для лошади.

– Да-да! Я лошадь, ваша лошадь, – ответил раб по-португальски, устало глядя на своего хозяина. – Всякая лошадь мертвая или сумасшедшая, сумасшедшая или мертвая. А я сильный, ваше святейшество.

– Вставай! Вставай! – скомандовал Льюис на тупи. – Я не позволю человеку быть моим вьючным животным. – Он обратился к фейтору, побледневшему при виде праведного гнева на изможденном лице священника: – Что ты за подлое расточительное создание?! Слушай, сколько будет стоить, если твой человек проводит меня в иезуитскую коллегию?

Кабокло назвал сумму, и несмотря на то что щеки Квинна все еще пахли морем, он понял, что цена завышена в разы. Он представил, как огромным кулаком бьет прямо в центр круглой морды неопрятного толстяка. Воздух задрожал в его легких, но Квинн переборол гнев. Бросил на землю пригоршню медяков. Кабокло кинулся собирать их. Раб попытался поднять сундук Льюиса.

– Оставь! Мне нужно лишь, чтоб ты проводил меня.

Носильщики, каждый с пассажиром на спине, трусцой пробегали мимо, пока священник с трудом тащился вверх по каменным ступеням зигзагообразной ладейры. Группа матросов с «Кристу Редентора» устроила настоящие скачки, пришпоривая своих «скакунов» каблуками и тыкая им в задницы ножами, чтобы бежали быстрее. Проносясь мимо, они здоровались с отцом Квинном. Теперь, на суше, они вели себя приветливо со служителем Господа.

– Животные! – в бешенстве закричал он. – Зверье, едущее на спинах людей! Ну-ка, слезайте!

Пристыженные и в равной мере напуганные праведным гневом столь крупного мужчины, матросы послушно соскользнули со спин рабов. Пока Квинн медленно поднимался в гору мимо носильщиков в белом с носилками, обернутыми защитной сеткой, наездники слезли с утомленных «рабочих лошадок» и тащились вместе с отцом Квинном по жаре. Он слышал шепот: черный священник, пылкий Виейра[77]77
  Антониу Виейра (1608–1697) – португальский и бразильский миссионер-иезуит, считавшийся одним из самых выдающихся миссионеров-проповедников своего времени.


[Закрыть] вернулся.

Перед ступенями иезуитской базилики Льюис поставил свою небольшую сумку и вытащил из кармана сутаны деревянный цилиндр, закругленный с одного конца, а с другого закупоренный пробкой. Вынув ее, он достал сигару, быстро провел ею под носом. Первая сигара после Мадейры. Квинн протянул ее рабу:

– Это тебе по силам. Найди мне огоньку.

Раб забрал сигару, поклонился и поспешил через оживленную площадь. Льюис заметил, что носильщик передвигается как краб, – так работа его изуродовала. От частного к общему, от единичного к универсальному. Рабовладельческое общество. Здесь о том, что имеют в виду, никогда не говорят вслух, а слова имеют другой смысл. Секреты, тонкости, увертки – не нужно ожидать прямоты или открытости в Новом Свете. Правда будет, должна быть, но никто не скажет ее прямо. Это как корабль, где обиды и привязанности одинаково скрываются, на них лишь намекают определенные сигналы и ритуалы таким образом, что каждое слово, помимо своего привычного значения, может означать что-то совершенно противоположное, и смысл его зависит от множества едва различимых намеков. Насущный хлеб для лингвиста, изучавшего лингва-жерал на том конце океана, или даже для священника, поднаторевшего в хитростях людских душ.

Лица черные, коричневые, кофейные. Немного белых. Нет женщин, если не считать нескольких рабынь, чьи волосы скрыты под платками. Но белых женщин, португалок, нигде не видно. Затем Квинн уловил еле заметное движение за резной деревянной решеткой окна на верхнем этаже, тень в тени. Хозяйки заперты в своих огромных домах, занавешены в паланкинах и менее свободны, чем их рабы. Мужской мир улиц и женский мир домов. Каза и руа. Жизнь дома и на людях. Сокровенное и общественное.

Раб вернулся, в его руке дымилась сигара. С чистым восторгом, который даровал Господь, Льюис затянулся и ощутил, как густой пряный дым клубится внутри его тела.

Повторяющееся «аллилуйя» отражалось эхом от множества труб и псалтерионов[78]78
  Старинный струнный инструмент наподобие цитры.


[Закрыть], а их звуки цеплялись и громоздились на балках крыши. Квинн шел позади хоров. Песнопение в конце богослужения было ему в новинку, а под аккомпанемент виол, теорб[79]79
  Струнный щипковый инструмент, басовая разновидность лютни.


[Закрыть] и барабана казалось и вовсе почти языческим для европейского слуха, но при этом равномерный ритм напоминал танцевальные мотивы из детства, арфистов и флейтистов у камина в зале, чьи пальцы ярко освещало пламя. Мотивы были духовные и в то же время мирские. Так же, как и это безумство рококо: хозяева подняты на согбенных телах рабов, чтобы обратить свои сердца, руки и лица к святым. А Господь, Христос, Дух Божий, нисходящий в виде голубя? Притаился испуганно среди всех этих полковников и дарополучателей, фейторов и помещиков в окружении толпы жен, детей и богатств: вырезанные и нарисованные картины – негритянские рабы на рубке тростника, корабли, гордые знамена бандейрантов[80]80
  Бандейранты (порт. bandeirantes, «знаменосцы») – участники масштабных экспедиций (бандейрас) XVI–XVIII веков на удаленные от побережья территории португальских колоний в Америке.


[Закрыть], домашний скот, рабы, скованные друг с другом цепью из чистого золота, продетой через мочки ушей. Свежие панно устанавливали, а старые дорабатывали, добавляя новые победы поселенцев. Западная часть церкви стояла в бамбуковых лесах, закрытых грубой тканью.

– Я заметил, что вас глубоко тронуло исполнение «Аве». – Настоятель Жуан Алвеш де Магальяйнш снял столу[81]81
  Элемент облачения католических священников – длинная полоса материи, надеваемая на плечи, причем оба конца висят спереди.


[Закрыть] и прижал вскользь к губам прежде, чем отдать служке, мальчику с жирной кожей, сыну фейтора, входившего в элитный мирянский орден. – Вы из тех, на кого сильно воздействует музыка?

– Я считаю музыку отражением божественного совершенства, – Льюис поднял руки, чтобы слуги сняли кружевной стихарь[82]82
  Элемент литургического облачения в католицизме. Это облачение из белой ткани, доходящее до середины бедра, может быть украшено кружевами.


[Закрыть].– В этом отношении она во многом напоминает математику. Как и цифры, музыка – это вещь в себе, не представляющая никакую реальность.

– Тем не менее физические движения объектов и сам процесс навигации корабля, на котором вы прибыли, описаны в математике самым точным образом.

Мальчики-служки унесли тяжелую, расшитую мантию отца де Магальяйнша к прессу в виде веера. В Коимбре подобную показную роскошь сочли бы претенциозностью и даже суетностью. Сдержанные черный и белый цвета – вот униформа, которая нужна воинам Христовым.

– Или же все эти физические эффекты суть примитивные проявления скрывающейся за ними математической истины?

– Ха! Коимбра прислала мне последователя Платона! – Отец де Магальяйнш рассмеялся. – Но я рад, что вам понравился хор. Литургические произведения нашего местре де капелла[83]83
  Капельмейстер, руководитель хоровой капеллы.


[Закрыть] исполняются вплоть до Потоси[84]84
  Департамент в Боливии.


[Закрыть]. Он учился у покойного Циполи[85]85
  Доменико Циполи (1688–1726) – итальянский композитор эпохи барокко, вступил в орден иезуитов и отправился в Аргентину в составе духовной миссии, где на протяжении нескольких лет занимал пост музыкального руководителя местной иезуитской церкви.


[Закрыть] в миссии в Паране. Потрясающе, не правда ли? Это сочетание голосов индейцев для высоких нот и теноров с басами в исполнении негров. Сверхъестественное звучание. – Он вымыл руки водой из большого кувшина, и слуга-индеец промокнул их насухо. Отец де Магальяйнш хлопнул Квинна по спине. – А теперь выпьем по чашечке кофе во дворе клуатра[86]86
  Монастырский двор, окруженный галереей.


[Закрыть] перед ужином, пока я вам рассказываю, что к чему.

Садик позади коллегии, окруженный стеной, возвращал вечеру тепло прошедшего дня. Воздух был густым от странно бодрящей влажности и мускусных запахов, исходивших от растений с пышной листвой. Птицы и летучие мыши порхали в сумерках. «По какому такому божественному закону, – размышлял Квинн, – там, где перья птиц имеют самую фантастическую окраску и причудливую форму, поют они просто оскорбительно для слуха, а дома скромные дрозды потрясают до глубины души?» Пока служка подавал кофе, небо сменило цвет с аквамаринового с пурпурными полосами на индиго с россыпью звезд. На корабле быстрые тропические закаты были хорошо видны за счет ширины горизонта, а в этом замкнутом и уединенном пространстве ночь, казалось, накрыла их, будто флаг. Служка зажег фонари. Его лицо было неестественно красиво. Отец де Магальяйнш сделал ему знак рукой уйти, затем насыпал в кофе две ложечки сахара, отпил немного, поморщился и прикоснулся к челюсти.

– Иногда мне кажется, что Господу не нужно никакого другого ада, кроме бесконечной зубной боли. Скажите, отец Квинн, что вы думаете об этой стране?

– Святой отец, я ступил на землю Бразилии только сегодня днем. Вряд ли я могу иметь какое-то мнение.

– Можно пробыть в каком-то месте пять минут и уже получить право на свое мнение. Начните с рассказа о том, что вы видели.

С самого детства Льюис умел запоминать сцены из жизни и затем мысленно проигрывать их, воспроизводя силой зрительной памяти мельчайшие детали – цвет платья, расположение бутылки на столе, птицу на дереве. Сейчас он покинул тихий и пышный сад и прокрутил в обратном порядке короткую прогулку от коллегии через Соборную площадь вниз по переполненной лайдере в порт, а оттуда вдоль пристани на корабль. На каждом повороте его преследовал один образ – морда мула с дикими глазами, пускавшего пузыри из носа и тонувшего в зеленых водах залива.

– Я видел, как обезумевший мул утопился в порту, – коротко сказал он.

– Чума, да. Безумие охватывает животных внезапно, как приступ колик, если они не упадут замертво от бега, то начинают крушить все и вся, поэтому необходимо уничтожать их на месте.

– Это всеобщая эпидемия?

– Похоже на то. Она уже перекинулась на скот. Вы уже слышали последние фантастические рассказы, связанные с чумой? Про сражающихся ангелов?

– Да, а еще я видел людей в лошадиной упряжи. Думаю, это тоже как-то связано.

– В письме из Коимбры говорилось, что вы очень наблюдательный человек, отец Льюис. Я слышал, что кто-то вызвал волнения на ладейре. Разумеется, со времен отца Антониу Виейра мы придерживаемся неизменной позиции касательно рабства. Однако с недавних пор это довольно трудно.

Квинн отхлебнул кофе, быстро достигая равновесия с окружающей средой. Безжалостный климат – темнота ночи не приносит облегчения. Сигара была бы к месту. После месяцев вынужденного целомудрия на борту жажда дыма вернулась, удвоившись. Начало зависимости или недисциплинированности?

– Я не совсем понимаю, о чем вы, святой отец.

– Иезуитский орден недолюбливают в Бразилии. Нас считают назойливыми идеалистами. Мы нарушаем природный порядок рас: белые, черные, красные. Да, мы все еще вхожи в Консельо Ултрамарино[87]87
  Заморский совет (порт.) – административный орган, существовавший с 1642 по 1833 г.


[Закрыть], но Сильва Нунес[88]88
  Педро да Сильва Нунес – извечный враг иезуитов и ярый борец с бюрократией, буквально заваливший португальский суд петициями с призывами реформировать систему администрирования.


[Закрыть] продолжает атаки в самом сердце вице-королевства, и общество в целом, особенно те, у кого есть собственность, не доверяют нам. Вскоре будет новый договор между Португалией и Испанией – раздел Бразилии. Граница по Амазонке останется португальской практически по умолчанию. Когда это произойдет, то разрушение наших редукций[89]89
  Иезуитские редукции – часть общей стратегии католической церкви XVII–XVIII веков по созданию резерваций (исп. reducciones de Indios) для христианизации коренного населения Нового Света.


[Закрыть] в долине Параны покажется детским лепетом по сравнению с тем, что энтрадас[90]90
  Экспедиции за индейцами вглубь страны, меньшие по масштабу, чем бандейрас.


[Закрыть] ждет в амазонских деревнях. Наши враги уже ищут доказательства против нас.

– У них есть повод?

– Есть. Отец Квинн, во имя Господа нашего Иисуса Христа, я поручаю вам миссию: поспешите на корабле в Белен-ду-Пара, а потом по Амазонке в Сан-Жозе-Тарумаш на Риу-Негру[91]91
  Крупнейший левый приток Амазонки.


[Закрыть], где, будучи ад-монитором, найдите отца Диегу Гонсалвеша и призовите его вернуться к порядкам ордена.

– А в чем природа проступка отца Диегу?

– Боюсь, что излишнее рвение священника ввело его в большой грех. Скажите, отец Льюис, с тех пор как вы высадились на берег, многие ли говорили вам, что в Бразилии все совсем по-другому?

– Всего лишь пара десятков человек, как мне кажется. И еще множество раз на корабле.

– Что ж, не стану присоединяться к ним, но скажу, что на Риу-Негру все совсем по-другому, чем в остальной Бразилии. За пределами Сан-Жозе-Тарумаша местные не признают ни веры, ни закона, ни королевской власти. Но там есть отец Диегу Гонсалвеш. Донесений мало, и они приходят редко, а в тех, что есть, больше вымысла, чем правды: чудовищное тщеславие, ради которого трудятся целые деревни, настоящая империя, которая претендует во имя Господа и Ордена на тысячу миль вдоль Риу-Не-гру. Нива Господня там плодородна и готова к тому, чтобы ее возделали, но, судя по донесениям, отец Диегу пожинает не только души краснокожих.

Льюис сказал:

– Мне известно, что даже такая мелочь, как упавшее распятие, может стать причиной Справедливой Войны против аборигенов. Мне казалось, таким злоупотребляют только францисканцы.

– Если грешная душа отца Диегу Гонсалвеша и впрямь попала в сети тщеславия и варварства – я молю Иисуса и Богоматерь, чтобы это было не так, – вы обязаны немедленно принять меры. Слухи не должны доползти до Реконсаву, это может стать тем самым клином, который так нужен нашим врагам, чтобы уничтожить Орден. Я набросал черновики писем, которые наделяют вас всей полнотой власти. Важно, чтобы вы понимали, о чем я, святой отец. Всей полнотой власти адмонитора.

– Отец, но вы же не можете…

Внезапно в стене цвета индиго на фоне такой же ночи цвета индиго образовался желтый прямоугольник. Там показалась чья-то тень, которая пролилась на мощеный двор, а потом обрела лицо.

– Святые отцы, к вам посетитель за наставлениями.

Первая тень уступила место второй, более высокой и сложной за счет шляпы, парика, сюртука и шпаги. Настоятель де Магальяйнш тихо произнес:

– Если Господу ничего не нужно от вас, то свои проценты требует кесарь.

Квинн почувствовал запах духов и пота посетителя, первый чуть маскировал второй, заметил важный вид и легкую сутулость и распознал в пришедшем правительственного чиновника раньше, чем высокое неподвижное пламя фонарей осветило его лицо. Гость поклонился, чуть отставив ногу назад.

– К вашим услугам, святые отцы. Жозе Бонафасиу да Нобрега. Представляю Его Высокопревосходительство вице-короля. Не нужно представляться. Отец Квинн, разумеется, мне сообщили о вашем прибытии в Салвадор. Высокопоставленное церковное лицо всегда привлекает наше внимание.

Он поднял фалды сюртука, поправил шпагу и уселся за стол, скрестив ноги в лодыжках.

– Орден иезуитов, по крайней мере в этой стране, давно пользуется благосклонностью короны. Вы являетесь духовниками вице-королей и фидалгу[92]92
  Человек, происходящий из благородной семьи и получающий свой особый статус по наследству, португальский аналог испанского «идальго».


[Закрыть]. Однако Третий орден святого Франциска[93]93
  Третий орден св. Франциска (т. н. терциарии) – учрежден св. Франциском около 1221 года.


[Закрыть] заручился поддержкой капитанов и помещиков, как видно по убранству их церквей. – Он придержал шпагу за эфес с чашкой, пока подергивался, смеясь собственной шутке.

Квинн подумал: «Вы носите свои манеры и скучную умудренность так же, как свой красивый сюртук и аккуратную шляпу, но вы всего лишь курьер, мальчик на побегушках. Я видел с дюжину таких в Порту, английских шпионов, которым дано задание вынюхивать иезуитов, чтобы тайно перевезти обратно в Ирландию».

Отец де Магальяйнш поднял руку, чтобы принесли свежий кофе. Нобрега отмахнулся:

– Не нужно кофе, пожалуйста, святой отец. Мне потом не уснуть. Вечером я предпочитаю вот это.

Он вытащил плоскую серебряную коробочку из рукава и поставил на стол. Внутри были шарики, скрученные из листьев, каждый размером с кончик мизинца. Не отрывая взгляда от Квинна, Нобрега достал с ловкостью фокусника из платка два лайма, разрезал на четвертинки карманным ножом и выдавил одну из них на три шарика, один изящно положил на язык, второй предложил отцу де Магальяйншу на серебряной крышечке, а третий – Льюису.

– Я не знаю, что это…

– О, это чудесная штука. Испанцы называют это аккулико[94]94
  Смесь листьев коки с известью и золой овощей.


[Закрыть], фейторы привозят его через Пантанал[95]95
  Обширная заболоченная тектоническая впадина в Бразилии.


[Закрыть] из Каракаса. Без этого снадобья не смогли бы работать прииски в Куябе. Оно обостряет ум самым чудесным образом, увеличивает выносливость, наполняет тело и душу энергией и приятными ощущениями. Слишком хорошо для рабов.

– Кстати, отлично справляется с зубной болью, – добавил отец Магальяйнш. – Думаю, оно может способствовать и богопознанию во время всенощных бдений и стояний.

– Увы, здесь климат совершенно неподходящий для выращивания этого растения, – посетовал Нобрега.

– Благодарю, но я лучше по старинке, по-европейски, – сказал Квинн, вытаскивая сигару. Служка дал ему прикурить. Квинн сделал глубокую затяжку, а потом медленно выпустил клубы дыма в звездное небо. – Сеньор Нобрега, а что вам от меня нужно?

– У вашего ордена блестящая научная репутация.

– Лично я лингвист по призванию, но в Коимбре широко изучаются математика и натурфилософия.

– В городе Белен появился безумец, который намеревается измерить мир маятником. – Нобрега наклонился к Льюису Квинну, он был оживлен, глаза расширились.

– Думаю, это может быть связано с еретической английской теорией гравитации, – сказал Квинн, замечая, какое влияние аккулико оказало на физическое и душевное состояние собеседника. – Орден преподает декартовскую теорию вихрей, которая целиком и полностью имеет физическое объяснение. Насколько я понимаю, английская теория чисто математическая.

– Как скажете, святой отец. Этот человек – сумасшедший ученый – Робер Фалькон, географ из Французской академии наук в Париже.

– Насколько я понимаю, Бразилия закрыта для иностранцев, за исключением членов уставных орденов. Таких как я, ведь я – английский подданный по рождению, а то и по склонностям.

– Его Высокопревосходительство считает присутствие Фалькона целесообразным. Он прибыл вместе со своим братом Жаном-Батистом, математиком-самоучкой, который несказанно гордится неким устройством, которое он изобрел, дабы механизировать ткацкое дело[96]96
  В 1728 году Жан-Батист Фалькон усовершенствовал ткацкий станок, сделав его практически программируемым.


[Закрыть]. Я бы сказал, что рабы существуют именно для механического труда, так им есть что делать, но такова ваша французская мелкая интеллигенция. Жан-Батист вернулся на родину шесть недель назад из-за дизентерии, но Робер Фалькон остался. Он отчаянно соперничает со своими коллегами-академиками за то, чтобы точно измерить обхват земного шара. Такое впечатление, что, как и со всем остальным в современном мире, есть основательное разногласие по форме нашего земного шара, или же не совсем шара. У вас только-только соленая вода просохла за ушами, так что вы прекрасно знаете, насколько неточна морская навигация, а ведь Португалия – это морская и торговая держава. Мы получили сведения, что в Картахену отправляется конкурирующая экспедиция, которая собирается измерить земной шар с помощью вычислений и тригонометрии и которой Испания позволила въехать через свое вице-королевство в Перу. А доктор Фалькон торчит в Белен-ду-Пара уже пять месяцев.

– Сеньор, при всем уважении, а что требуется от меня?

Нобрега положил на язык вторую горошину аккулико. Эффект был почти мгновенным. Квинн подумал, что чиновник, наверное, пристрастился к этой стимулирующей траве.

– Для самых точных измерений доктору Фалькону необходимо провести свой эксперимент на экваторе. Он выбрал точку в пяти сотнях миль от Сан-Жозе-Тарумаш на Риу-Негру как самую подходящую, там, по его словам, «континентальные влияния» находятся в равновесии.

– Понятно. Я могу поехать с ним.

– Сформулируем это иначе, святой отец. Он может поехать с вами. Гнев короны направлен на голландских пиратов и авантюристов, но слишком ярки еще воспоминания о Дюгэ-Труэне[97]97
  Речь о французском моряке Рене Дюге-Труэне (1673–1736) – во время войны за испанское наследство он командовал французской эскадрой, которой удалось победить в нескольких крупных сражениях. Наиболее удачным и известным из них является захват города Рио-де-Жанейро в 1711 году.


[Закрыть] и его пиратах, которые шастали по Рио, как бойцовые петухи. Настоятель уже посвятил вас в политическую ситуацию на Амазонке?

– Я так понимаю, сейчас все в состоянии пересмотра.

– Амбиции Франции уже давно простираются за пределы чумной дыры в Гвиане. Сомнительное отчуждение территории дало бы французам возможность присоединить все к северу от Амазонки и Солимойнс. Они укрепят деревни и дадут племенам в руки современное оружие раньше, чем мы доберемся до Белена.

– Вы подозреваете, что доктор Фалькон – французский агент, – сказал Квинн.

– В Версале сглупили бы, не попросив его, – голос подал отец де Магальяйнш. – Я хочу лишь, чтобы вы следили и записывали. Я уже упомянул вашу наблюдательность, а если добавить способность к языкам…

– Меня избрали адмонитором или шпионом?

– Разумеется, мы трудимся к вящей славе Божией, – сказал де Магальяйнш.

– Конечно, святой отец, – Льюис склонил голову.

Снова свет упал на стол и ароматные кусты с жирными листьями: рабыни принесли корзины, чтобы подать ужин в прохладном клуатре. Свечи ожили, и на скатерть выставили серебряные блюда под крышками.

– Отлично! – воскликнул Нобрега, вскакивая с места и потирая руки. – Эти листья коки отличная штука, но от них чертовски хочется есть!

В ночном небе над головой Квинна торопливо захлопали крылья. Темные силуэты нырнули вниз, чтобы усесться на черепичном карнизе уединенного сада. На свету блеснули изогнутые крылья, круглые хитрые глаза и проворные когти. «Попугаи, – подумал Квинн. – Самое трудное задание во славу Господа».