Текст книги "Смерть и козий сыр"

Глава одиннадцатая

Лучи вечернего солнца, только начавшего клониться к закату, лились через стеклянную дверь salle polyvalente[26]26
  Salle polyvalente – многофункциональный зал (фр.).


[Закрыть], заставляя тех из собравшихся, кто толпился в нескольких шагах от выхода, щуриться и загораживать глаза ладонями. По правде говоря, это здание относилось к тем современным квадратным коробкам, которые выделялись в старых французских городках, и предназначалось для многих целей, как предполагало название. Подобным строениям обычно присваивали имя в честь давно забытого муниципального чиновника из этой области или культурного деятеля, который вряд ли когда-то посещал город. В данном случае в честь Виктора Гюго. Помещение использовалось как театр, танцевальная студия, избирательный участок, площадка для проведения свадеб, школьный концертный зал и, самое популярное применение, далеко опередившее другие, – клуб для игр в бинго, проходивших по воскресным дням раз в две недели. Что думал по поводу этого Виктор Гюго, осталось неизвестным.

Валери и Ричард прибыли одними из последних. Пока они поднимались по ступеням, ей приходилось тянуть его за рукав, словно матери, которая тащит ребенка к стоматологу. В предчувствии очередного крушения жизненных планов Ричард сутулился, пока ему в глаз внезапно не попал солнечный зайчик, отразившийся от двери, произведя эффект врезавшегося поезда и едва не заставив упасть в руки пышногрудой Жанин, хозяйки пекарни. Она хихикнула и произнесла, умудряясь придать невинной фразе двусмысленность:

– Добрый вечер, лорд Грэнтем.

Ричард застонал. Он старался избегать сильной физической боли и не перенес ни серьезных травм, ни длительной госпитализации, но думал, что вряд ли что-то из этого могло сравниться с ранним вечерним похмельем. Согласно результатам проведенных научных изысканий, секрет дневного пьянства заключался в непрерывности. Главное было – не останавливаться, продолжать пить до самой ночи. С последствиями обильных возлияний необходимо справляться с утра, по вечерам же они грозили испортить сразу два дня.

Валери придержала дверь для Ричарда, а чуть ранее забрала его из кафе и потому знала о том, что он злоупотребил алкоголем, но, похоже, не видела связи с нынешним состоянием, отнеся к плохому настроению после новостей о визите Клер. С точки зрения девушки, спутник выглядел сломленным известиями, что говорило об ужасном браке. Она с легкостью могла найти другое место, где переночевать, но Ричарда сильно расстроила такая перспектива, благослови Господь его гостеприимную душу. Валери пыталась его развеселить разговорами об убийстве, подозреваемых и мотивах, а также с помощью обещанного после заседания verre de l’amitié[27]27
  Бокала за дружбу (фр.).


[Закрыть], бокала розе, без которого не могло закончиться ни одно официальное собрание во Франции.

Ричард снова застонал и упал на пластиковое кресло в заднем ряду зала. Валери моментально схватила спутника за руку и, продемонстрировав недюжинную, но неудивительную силу, заставила снова подняться на ноги, прошипев сквозь натянутую улыбку:

– Давай же, нам нужно пробраться вперед. Мы же не хотим пропустить все веселье.

Они зашагали по центральному проходу. Даже в своем полуобморочном состоянии Ричард почувствовал, что головы всех присутствующих поворачиваются к Валери, а затем, с явным недоверием, к нему, поэтому постарался идти прямо, полный решимости поприветствовать столько знакомых, сколько сумеет, и при этом, несмотря на ситуацию, наслаждаясь вниманием шокированных представителей сливок сен-соверского общества. Он же был благовоспитанным графом Грэнтемом, в конце концов.

– Я и не думала, что ты настолько важная персона, Ричард, – прошептала Валери, видимо даже не подозревая, какой сама производит эффект на публику.

– В нашем городке не сложно быть важной персоной, – улыбнулся он в ответ своей самой похожей на Кларка Гейбла улыбкой.

Здесь собрались все действующие лица. Рене Дюпон, сидевший один почти в самом конце зала, подмигнул им обоим. Элизабет Менар устроилась возле прохода по центру. Хьюго сгорбился на кресле рядом, закинув ногу на соседнее место, – воплощение ненужного бунтарства. Семейство Гроссмаллардов расположилось напротив, на другом конце, словно специально старались сесть как можно дальше от оппонентов. Себастьен втиснулся между Антонином и нервной рыжеволосой дочерью Карин. Гай Гарсон стоял в нескольких рядах спереди от них, опираясь на стену, чтобы обозревать пространство целиком. Жанин выражала соболезнования мадам Менар, которая выглядела изможденной. Также присутствовали советники, видные представители городского сообщества, врач Сен-Совера. Даже мадам Табльер примостилась на ступенях, ведущих к сцене, опираясь на ручку метлы, которая служила пропуском в любое помещение.

Ричард с Валери уселись ближе к передним рядам, чем хотели бы, но такова уж цена славы, занесшей их сюда. Без объявлений и фанфар, с некоторой неловкостью, из-за кулис вышел Ноэль Мабит и просеменил к стоявшему в центре сцены столу, проигнорировав, будучи толстокожим человеком, всеобщее закатывание глаз и едва сдерживаемые стоны при его появлении, будто от повторявшегося снова и снова припева ненавистной всем песни.

– Bonsoir[28]28
  Добрый вечер (фр.).


[Закрыть], леди и джентльмены, – начал Ноэль, когда устроился за столом и постучал по микрофону. – Благодарю всех…

В конце зала со скрипом открылись большие двери, и внутрь прошествовал Август Татильон, полностью экипированный снобизмом и накладными волосами, после чего сел на ближайшее кресло.

– Что он здесь делает? – прошептала на ухо Ричарду Валери.

– Может, Рене тоже попросил его написать отзыв? – съязвил он, затем задумался, сведя брови к переносице, и добавил: – Хотя это странно, так ведь? – Ему тут же пришлось вернуть лоб в прежнее положение, потому что нахмуренное выражение лица стало причиной адской боли.

– Bonsoir, леди и джентльмены, – заново начал Ноэль, на этот раз с намеком на раздражение в голосе. – Благодарю всех присутствующих за…

Двери опять заскрипели, пропуская уже комиссара Анри Лапьера. Он ленивой походкой прошагал в зал и устроился в нескольких креслах от Татильона, который тем не менее счел соседство с провинциальным полицейским слишком близким и отсел подальше.

Мабит вздохнул и предпринял еще одну попытку:

– Bonsoir, леди и джентльмены…

В этот двери распахнулись настежь. В зале появился пожилой горожанин Клаве с огромной связкой ключей, звенящих в его трясущейся руке.

– Вы еще не начали? – требовательно поинтересовался он у Ноэля, не желая замечать присутствия других людей в зале, кроме собеседника, словно чувствовал себя хранителем по меньшей мере мира. Затем выразительно посмотрел на наручные часы. – Мне еще готовить помещение для бала-мюзетт через тридцать минут.

– Мы как раз пытаемся открыть заседание, месье Клаве! – Мабит редко терял присутствие духа, но в этот момент был готов взорваться. Смотритель постучал по циферблату часов и с громким щелчком вправил искусственную челюсть на место. – Bonsoir, леди и джентльмены… – Ноэль сделал паузу в ожидании новых помех, но они, к счастью, не последовали. – Благодарю всех присутствующих за решение явиться сюда сегодня. Мэр, месье Планше, просил передать свои извинения за невозможность участвовать в мероприятии из-за обострения подагры.

Никто не видел главу города с прошлых выборов. Даже зародилось подозрение, что Мабит запер несчастного мэра где-нибудь в подвале, пока сам наслаждался полнотой узурпированной власти. Хотя никого это особо не заботило. По умолчанию любой представитель административного аппарата не заслуживал доверия и уж тем более любви. «Все они одинаковы» – таков был вердикт местного населения.

– Я… – Ноэль закашлялся и начал заново. – Мы созвали срочное совещание, чтобы дать отпор… – Он врезал своим слабым кулаком по столу, едва не опрокинув микрофон, и повторил: – Чтобы дать отпор до того, как враги продвинутся далее и захватят контроль над этой… э-э… неприятной ситуацией.

Следовало отметить, что собравшиеся в помещении выглядели слегка недоумевающими. Описать убийство Фабриса Менара, признанного короля сыров, как «неприятную ситуацию» – было одно дело, которое можно отнести на тактичность говорящего, который предпочел употребить эвфемизм, но оставался главный вопрос: что за враги? Все мало-мальски влиятельные лица Сен-Совера, присутствовавшие здесь, не знали ни о каких врагах. Это действительно оказалось новостью.

– А что за враги, месье? – поинтересовался комиссар, не без основания решивший, что сейчас последует целый поток вопросов от аудитории.

Мабит беспомощно заморгал. Он явно подготовил провокационное вступление к речи, которая должна была сподвигнуть толпу схватиться за вилы и факелы, но поскупился на детали.

– Ну, например, Ла-Шапель-сюр-Фолле. – Он замолчал, надеясь, что этого окажется достаточно.

– Ла-Шапель-сюр-Фолле? – первым засмеялся Клаве, ждавший в задних рядах помещения. От хохота вставная челюсть едва не выпала изо рта смотрителя. – Ла-Шапель-сюр-Фолле?

– Да! Ла-Шапель-сюр-Фолле! – Мабит встал, чтобы подчеркнуть сказанное.

– С населением в пятьсот сорок два человека?

– Число не имеет значения, месье Клаве. Важен лишь акт агрессии. Вы видели надпись при пересечении границы их города? – Никто не видел. – Там говорится: «Ла-Шапель-сюр-Фолле, любителям веганского сыра въезд запрещен!» – Мабит снова сел, дожидаясь, когда сенсационная новость распространится среди толпы.

– Да какая разница! – фыркнул Рене с задних рядов. – Люди оттуда без оглядки бегут прочь, где уж им читать вывески.

В зале послышались приглушенные смешки, в ответ на которые Мабит достал судейский молоток и принялся колотить им по столу.

– Что это за коротышка? – спросила Валери, уже не пытаясь шептать.

– Ноэль Мабит, – вздохнул Ричард. – Городской точильщик. Он прорывает себе нору в дереве и прячется там.

– Какой глупый человечек.

Рене поднялся на ноги, немедленно перехватывая контроль над аудиторией, и воззвал:

– Слушай, Мабит, мне пора открывать кафе для вечерней смены. Что ты предлагаешь: вторгнуться в Ла-Шапель-сюр-Фолле?

Все посмотрели на Ноэля.

– Конечно же, нет, – ответил тот таким тоном, который не окончательно исключал озвученный вариант, а затем опять встал, пытаясь принять более величественную позу. – Думаю, нашему городу требуется время на исцеление. Хочу выразить искренние соболезнования мадам Менар и Хьюго, – послышался одобрительный гул, – и предложить нашу поддержку Себастьену Гроссмалларду, который, похоже, пал жертвой злого умысла по части сыров.

– Это хуже, чем убийство! – взревел огромный шеф-повар, вскакивая на ноги, пока Карин не потянула его за руку, усаживая на место.

Ричард помимо воли подумал, что Гроссмаллард слишком преувеличивает, сравнивая испорченное веганской подделкой блюдо с реальным преступлением. Однако таковы уж были французы, поэтому он в итоге оставил свое мнение при себе.

Усадив отца, на ноги поднялась Карин. Она унаследовала его высокий рост и выглядела опустошенной после случившихся событий, а рыжие волосы делали и без того бледную кожу по контрасту почти прозрачной. Дочь Гроссмалларда нервно теребила медальон на шее, пока говорила.

– Месье, благодарим за проявленную доброту. Нам не впервые терпеть неудачи, но мы всегда с ними справляемся. Позвольте также выразить сочувствие горю мадам Менар. Прошу извинить моего отца, который и сам переживает потерю старого друга. Его смерть стала потрясением для всех нас. – Девушка снова села и уставилась себе под ноги.

– И я хочу принести свои глубочайшие соболезнования, – вступил в беседу Гай Гарсон, хотя и не потрудился изменить небрежной позы. – Мы с месье Менаром никогда не встречались, но его репутация распространилась далеко за пределы города. У меня идея! – Внезапно юный задор молодого шеф-повара, так и лившийся с обложек журналов и экранов телевизоров, выплеснулся в зал и зафонтанировал, точно бутылка шампанского. – Давайте проведем гастрономический фестиваль здесь, в Сен-Совере, где уже собрались двое из самых известных кулинаров. Где жила сама душа индустрии козьего сыра…

– В моем кафе! – выкрикнул Рене с намеком на рычание в голосе.

– Почему бы и нет? – Гарсон выпрямился. – Месье Татильон, что скажете?

Критик поджал губы, всем видом выражая нежелание участвовать в затее.

– Никаких отзывов! – взревел Гроссмаллард тоном, который раскатился громом, обещавшим уничтожить молниями все живое.

– Что, боитесь конкуренции? – Гарсон явно планировал фразу как шутку, но той из-за брызжущего юного задора не хватало осуждения.

– Ты никогда не был и никогда не будешь мне конкурентом. – В этот раз голос Гроссмалларда звучал скорее похожим на рык разъяренного медведя, раньше времени разбуженного от спячки. – Твоя еда – дешевая бижутерия, блестящая, но достойная лишь украсить гнездо сороки.

Но Гарсон не собирался уступать.

– Для хорошего блюда громкого имени недостаточно, а, босс? Кстати, а оно-то хоть настоящее?

Повисла пауза, во время которой все присутствующие затаили дыхание.

– Если ты намекаешь, что готовил мой сын, – медленно поднялся с места Себастьен, – то он усвоил урок. – Антонин выглядел скорее отстраненным, чем оскорбленным. – Я не могу контролировать сто процентов его генов. – С этими словами Гроссмаллард вышел из зала вместе с отпрыском.

Карин не последовала за ними, только печально покачала головой, прежде чем встать и обратиться к Мабиту:

– Месье, думаю, гастрономический фестиваль может оказаться неплохой затеей. Я слишком давно пытаюсь воскресить репутацию отца, чтобы позволить ее снова замарать после одного инцидента. – Она обернулась к собравшимся в зале и тихо добавила: – Хорошего вам всем вечера. – После чего покинула помещение.

Когда большие двери со скрипом закрылись, воцарилось молчание.

– Ну что, теперь все? – спросил Клаве.

Его голос, казалось, вернул Мабита к реальности.

– Нет, еще кое-что. – Присутствовавшие дружно застонали. – Уверен, вы все встречались с комиссаром Лапьером. – Полицейский встал и кивнул. – Он просил назначить посредника, чтобы служить проводником по городу и содействовать расследованию. Кого-то из местных, хорошо знакомого с окрестностями.

– Почему нам до сих пор не прислали нового представителя муниципальной полиции? – поинтересовалась Жанин, любившая мужчин в униформе.

– Жернова органов власти вращаются медленно, – отозвался Мабит с таким видом, будто изрек величайшую мудрость, когда-либо произнесенную на французском языке.

– Полицейский атташе? Боже, – прошептал Ричард, – бремя сие подобно кубку с ядом!

Валери ничего не ответила, только продолжила смотреть на сцену.

– Предлагаю месье Эйнсворта, – с легким оттенком злорадства сказал Мабит.

– О нет! – воскликнул Ричард.

– О да! – воскликнула Жанин, владелица пекарни.

– Ходатайство утверждено! – торопливо объявил Мабит, припечатывая приговор стуком молотка.

– Что? Но я слишком занят! – вскочил на ноги Ричард.

Собравшиеся явно в какой-то мере сочувствовали, но облегчение, что удалось избежать обременительной повинности, так же явно перевешивало.

– Слишком занят, чтобы помочь городу? – совершенно несправедливо осведомился Мабит.

– Слишком занят, чтобы помочь полиции с расследованием убийства? – присоединился Лапьер.

Ричард рухнул обратно в кресло, потерпев сокрушительное поражение, и ощутил, что кто-то похлопал его по плечу.

– Не повезло, старик. Нелегкое поручение.

– Держись, Ричард.

Он обернулся и увидел ухмылявшихся Мартина и Джинни Томпсонов.

– Добрый вечер, – ему даже не пришлось прикладывать усилий, чтобы приветствие звучало безо всякого намека на энтузиазм. – Вы помните Валери?

– Однозначно помним!

– О, Мартин, придержи язык. Он такой негодник.

– Как там ваш бизнес продвигается? – спросил Ричард со смесью легкого отвращения и непристойного любопытства.

– Процветает. Правда, Джинни?

– Да, процветает.

– Грядущие выходные в стиле свингеров – шаг вперед, старина. Если тебе это подходит, само собой.

– А вы… – начала Джинни.

– Нет.

– У вас найдется свободный номер? – спросила Валери, по-прежнему сидя к ним спиной.

– Ну конечно же да! – восторженно захлопала в ладоши Джинни.

– Мне нужна только комната, – подчеркнула так и не обернувшаяся девушка. – И я буду настаивать, чтобы все были одеты. Постоянно. – Она ссылалась на тот случай, когда заглянула в гости на чай и получила гораздо больше ожидаемого.

– Безусловно, – в один голос заверили Томпсоны.

Ричард почувствовал, что день окончательно испортился, и выдохнул так тяжело, словно из лопнувшей шины выходил последний воздух, подумав про себя: «По крайней мере, терпеть осталось уже недолго».

– Месье Эйнсворт. – Над ним навис комиссар Лапьер, зловеще блестя глазами.

– Неужели нельзя подождать до завтра? – не поднимая взгляда, простонал Ричард. – Я не слишком хорошо себя чувствую.

Это было чересчур мягко сказано. Он очень смутно ощутил, как Мартин и Джинни ускользнули прочь. Валери тоже начала медленно вставать. «И ты, Брут?» – мелькнула горькая мысль.

– Добрый вечер, Анри. – Голос девушки не казался ледяным, но и тепла в нем не было.

Ричард поднял голову и посмотрел на комиссара: у того челюсть отвисла чуть ли не до пола.

– Валери!

– Давно не виделись, – без запинки проговорила она. – Ты набрал вес.

– Такое случается после развода. Одинокие мужчины склонны себя запускать.

– Вы до сих пор здесь? – вмешался не слишком довольный месье Клаве. – Остались только вы.

– А что, бокала вина на прощание не будет? – слабо спросил Ричард. – Мне бы не помешало выпить. – Он повернулся к комиссару. – Вы тоже были знакомы с Оливией де Хэвилленд?

Глава двенадцатая

Садовая скамейка жалобно скрипнула, когда Ричард плюхнулся на нее. Он внимательно наблюдал за несушками, не возникнет ли проблем с иерархией при распределении очередности клева, но они выглядели достаточно спокойными. Лана Тернер угощалась от души, целеустремленно разгребая землю. Джоан Кроуфорд копалась в пыли. Оливия де Хэвилленд пока соблюдала настороженную дистанцию и поглядывала на товарок с видом королевы. Те не выказывали ни малейшего желания напасть на новенькую, однако лучше пока не спускать с них глаз. Завтрак для постояльцев подошел к концу, но Ричард решил убрать посуду позднее, а пока нуждался во времени и безопасном месте, чтобы подумать.

Он намеревался привести мысли в порядок еще прошлым вечером, вот только голова гудела и звенела, словно улей пчел на оживленной верфи, поэтому пришлось взамен позволить себе насладиться парочкой кинокартин с Оливией де Хэвилленд. Все началось с «Каждому свое», слезовыжимательной драмы о незамужней матери, и закончилось «Аэропортом 77», фильмом-катастрофой во всех смыслах этого слова, которому тем не менее эта великая актриса подарила такое необходимое достоинство.

Ричард хотел посмотреть еще и «Унесенные ветром», но решил, что не выдержит подобного испытания, и отправился в постель, по-прежнему чувствуя грусть от упущенной возможности встретиться с этой неподражаемой женщиной. Возможности, которую он воспринимал как должное, однако так и не собрался с духом осуществить. Пожалуй, это описание подходило ко всей его взрослой жизни.

Именно в такие моменты прибегают к стереотипным фразам. Люди говорят: «Je ne regrette rien»[29]29
  Je ne regrette rien – я ни о чем не жалею. Цитата из песни известной французской певицы Эдит Пиаф (фр.).


[Закрыть] или «Сожаления? Их было слишком мало, чтобы даже упоминать». Ричард не мог так сказать: на его внутреннем жестком диске скопилось очень, очень много сожалений, которые извлекались на свет всякий раз, когда не везло, или, наоборот, при длительной белой полосе, чтобы служить ярким контрастом. Еще существовали сожаления, принадлежавшие не самому Ричарду, а другим, в частности Клер. Она использовала их в качестве кнута всякий раз, как возникала такая потребность. Один из самых наглядных примеров касался предложения руки и сердца от Стивена Роачфорда, которое жена отвергла. Сожаление доставалось со шкафов и проветривалось довольно часто, не реже раза в год на регулярной основе, а также тогда, когда речь заходила о деньгах.

Клер отказала неудачливому кавалеру, потому что он работал водопроводчиком, а она не хотела сочетаться браком с представителем этой профессии. Однако с удовольствием бы вышла замуж за мультимиллионера сэра Стивена Роачфорда, владельца и основателя компании по оказанию услуг в бытовой сфере, водящего близкую дружбу с влиятельными и богатыми людьми. Но вместо этого выскочила за совершенно неамбициозного студента в области кинематографии, который использовал полученное образование не на продвижение в высшие эшелоны руководства академии, а на жизнь в темном зале, где мог таращиться на мерцающий экран, наблюдая за чужими эмоциями.

Было бы преуменьшением сказать, что Ричард не слишком радовался грядущей встрече с Клер. Он представлял причину ее визита и знал, что давно пора оформить их ситуацию официально, но развод всегда сопровождался негативными эмоциями и суетой от военных действий, как словесных, так и физических. Пока же они с женой находились во вполне сносных отношениях. Брак закончится рыданиями – почти с того, с чего и начался. Следовало благодарить судьбу хотя бы за то, что Клер не могла сесть на самолет немедленно и приезжала лишь назавтра. Ричарду требовалось время, чтобы критически оценить свое положение.

Валери отправилась спать очень рано, сказав, что сильно устала, хотя он подозревал, что дело может быть также и в нежелании обсуждать бывшего мужа, комиссара Анри Лапьера. Сколько их у нее уже накопилось? Ричард не знал наверняка. Пожалуй, как и сама мадам д’Орсе. Первым в списке шел высокий техасец Текс, тоже охотник за головами, предположительно, вернувшийся в Соединенные Штаты. Вторым – умерший в прошлом году немолодой супруг, хотя не исключено, что он был выдуман с целью убедить Ричарда: роман с убийцей из мафии – крайне смелый поступок. Еще Валери упоминала по меньшей мере двух других мужей.

Уже в который раз настигло понимание, что он совсем ее не знает. Даже фамилия д’Орсе являлась анаграммой фамилии известной убийцы восемнадцатого века Корде, с поправкой на французское произношение. Да и на самом ли деле напарницу звали Валери?

Ричард наблюдал, как курицы щиплют травку, и думал: а действительно ли ему хочется знать больше? Так ли это вообще необходимо? С одной стороны, он предпочитал спокойное, отстраненное и – если начистоту – довольно скучное существование, считая себя живым воплощением осторожности и стабильности– застоя, другими словами. С другой стороны, маячила Валери, красивая, опасная взломщица его закрытого мирка. Она подняла пыль столбом, почти как курицы делали сейчас, и привнесла бурю эмоций, которые Ричарду раньше доводилось испытывать лишь опосредованно, с помощью кино. Он внезапно осознал, что если бы дело разворачивалось в фильме, то выбора бы не было. Правильно или неправильно, герой в любом случае пустился бы в путь, конечно, сперва неохотно, навстречу опасностям и приключениям. Эта мысль заставила подскочить со скамейки. Что ж, решение принято. Он тоже так поступит. Покажет Клер, что ее бывший муж, может, и не миллионер и не делец с мозгами как у политика, но и он способен блистать не менее ярко, чем проклятый сэр Стивен Роачфорд и его империя по предоставлению услуг в бытовой сфере. А также продемонстрирует Валери свои таланты.

Она явно испытывала дискомфорт от того, что комиссар был ее супругом, не из-за его неряшливого внешнего вида, хотя это и доказывало отсутствие у нее «типажа» мужчин, а потому, что не поведала об этом Ричарду. Он понимал: она сожалеет об этом, хотя обычно не слишком переживала по разным поводам и редко предавалась рефлексии.

Так что за отношения их связывают? Следовало ли надеяться на что-нибудь?

Ричард снова сел на скамью и сосредоточил внимание на наблюдении за курицами. Затем опять встал и вслух произнес:

– Нет, так дело не пойдет. Мне нужно двигаться, чтобы привести мысли в порядок. Хватит быть пассивным, старик. Итак, Оливия, что имеется в нашем распоряжении? Думай, как в «Темном зеркале», когда требовалось расследовать убийство твоей сестры-близнеца. – Собеседница в ответ тихо закудахтала, обозначая свой интерес. – У нас есть мертвый сыродел, которого ударили по затылку и сбросили в ферментационный чан. Не слишком-то скрытно. Видимо, преступник не особо возражал, что тело быстро обнаружат. Покойный поставлял продукцию всемирно известному шеф-повару, чье триумфальное возвращение потерпело фиаско из-за подмены ключевого ингредиента – козьего сыра – на веганский суррогат. Возникает вопрос, старушка, почему Гроссмаллард ничего не заметил? Значит ли это, что он отсутствовал на кухне? И где тогда находился? На заводе Менара? Ресторан оттуда не так далеко, всего в паре сотен метров. Это раз.

Ричард отогнул сначала большой палец, потом указательный и продолжил рассуждать:

– Два. Согласно местным сплетням, убитый сыродел вел распутный образ жизни. В городках, подобных нашему, такое моментально выплывает наружу. – Последовал средний палец. – Три. Между сыном покойного Менара, Хьюго, и сыном всемирно известного шеф-повара, Антонином, не заметно особой приязни. Дело лишь в бизнесе или история закопана глубже? – Приложив чуть больше усилий, Ричард отогнул и безымянный палец. – Четыре. Гай Гарсон, по слухам, больше упирающий на внешнюю составляющую, чем на содержание блюда, подал идеальный десерт, по сути полностью скопировав фирменный рецепт Гроссмалларда, и назвал это оммажем. Я бы назвал это безвкусицей. Хотя вкус на самом деле был чудесный. И пять, – ладонь оказалась раскрытой, – Гарсон получил блестящий отзыв по факту за обычный ужин от наводящего на всех ужас критика, который мог быть тем, кто первый заметил подмену козьего сыра веганским, и который явился на городское заседание безо всякой причины!

Ричард снова сел и сразу же подскочил на ноги.

– Шесть! Я подозреваемый в убийстве, по мнению офицера, возглавляющего расследование. Шесть, подпункт Б, этот офицер приходится Валери д’Орсе бывшим мужем. Шесть, подпункт В, моя будущая бывшая жена приезжает завтра, и мне негде ее разместить, потому что здесь гостит бывшая жена подозревающего меня в убийстве офицера, и вне зависимости от обстоятельств я не могу даже вообразить, что она поселится у извращенцев-иностранцев Томпсонов. – В этот раз он сел и задержался в таком положении, завершив рассуждение, спросив у Оливии, не пожелавшей открывать клюв: – Ну, что думаешь?

– А где еще я могу поселиться, Ричард? – Валери стояла в нескольких ярдах с чемоданом в ногах и неизменным Паспарту в руках, выглядя при этом немного потерянной, как сиротка без крова.

– И давно ты здесь?

– С номера два. Полагаю, номером один шло убийство.

– Все верно.

– Ты прав, немало вопросов требуют ответов.

– Больше, чем я перечислил, – угрюмо пробормотал Ричард.

– Да.

– Почему ты мне не рассказала?

– Об Анри? Сама не знаю. – Валери села рядом. – Думаю, я решила, что он перепоручит расследование кому-то другому и нам не придется встречаться. Не припоминаю его таким трудоголиком.

– Ты не обязана ничего больше рассказывать. – В его голосе прозвучала точно рассчитанная доля мученического стоицизма, однако щедро приправленная надеждой в стиле «Умираю, как хочу узнать».

– Мы встретились в колледже подготовки полицейских, когда были еще совсем молодыми, – тихо произнесла Валери. – Отношения не продлились и курса, но чувства до сих пор остались…

– Я и сам это заметил.

– Дай договорить. Чувства остались невысказанными, потому что я до сих пор в обиде на то, как все закончилось. Анри был идеалистом, верившим в борьбу с преступностью, меня же считали никчемной девчонкой, лезущей не в свое дело, вместо того чтобы заниматься бумажками. Он совершил прорыв в расследовании благодаря моей наводке, но не поделился со мной славой. Я расторгла брак.

– Ужасно! – Казалось, возмущение Ричарда можно было пощупать. – А он был… э-э… первым?

– Полицейским? Да. – Валери, похоже, погрузилась в мысли. Он едва не упал со скамейки. – Что же до проживания у Томпсонов, то особого выбора и нет. Приезжает твоя жена, а потом и дочь. Гостиница заполнена.

– Верно, – кивнул Ричард. – Я надеялся, что поданный мадам Таблье завтрак заставит хоть кого-то из гостей сбежать пораньше, но не повезло.

– Вдруг это ненадолго? Пока…

– Мой брак не завершится? Действительно, сколько времени это может занять? Прости, – поспешно добавил Ричард. – Я не… хотел намекнуть…

– Что у меня больше опыта с разводами? – улыбнулась Валери с веселым блеском в глазах. – Каждый раз особенный, но если ты принял твердое решение, то предлагаю нанести удар в самое сердце и покончить со всем одним махом. – Она заметила, как напрягся собеседник и усмехнулась. – Я не имела в виду убийство. Ха! Мои услуги тебе не по карману.

Они оба расхохотались, хотя Ричард понимал, что вряд ли быстро забудет эту фразу.

– Итак, что теперь? – спросил он.

Валери вытащила из кармана визитную карточку заведения Мартина и Дженни с самым развратным рисунком, не оставлявшим особого простора для воображения даже начинающему свингеру, и заявила, хоть и без энтузиазма:

– Я им позвоню.

– Можно позаимствовать? – Ричард забрал визитку и вскочил со скамейки. – Вернусь в два счета. – Спустя пять минут он снова сел рядом с Валери, с трудом сдерживая широкую ухмылку. – В гостинице освободился номер. – В его голосе проскальзывали торжествующе-самодовольные нотки.

– Что ты натворил?

– Просто побеседовал с той новой парой и намекнул, что если они планируют нынешним вечером что-нибудь этакое… И отдал им визитку Томпсонов.

– Разве твои гости приехали не с детьми? – потрясенно спросила Валери.

– Я сказал, что мы предлагаем среди услуг и ясли при отеле.

– О, Ричард, это же гениально! – Она поцеловала его в щеку.

«По крайней мере, разобрался с номером шесть, подпунктом В, – подумал он. – Остались только номера с первого по шестой, подпункт Б».