Текст книги "Natura Morta"

Natura morta II

Mai, non saprete mai corne m'illumina

L'ombra che mi si pone a lato, timida,

Quando non spero più…

Нет, никогда не узнаете вы,

Как светит мне тень,

Которая робко ложится в сторонке,

Когда угасает надежда…[46]46
  Джузеппе Унгаретти «Giorno per giorno».


[Закрыть]

В оранжевом вагоне трамвая кольцевой линии пожилая дама – у нее на икре левой ноги был большой шрам, – кивая, водила смоченным слюной указательным пальцем по буквам наклеенной на оконное стекло рекламы колы – «II gusto è tutto light!».[47]47
  Вкусно и совсем мало калорий! (итал.)


[Закрыть] Молодая женщина – она держала большой пластиковый пакет, наполненный персиками и абрикосами, – промахнувшись, вместо поручня коснулась рукой шуршавших, как солома, волос сидевшей у окна пожилой дамы. На абрикосах и персиках в пакете женщины лежала видеокассета фильма Витторио де Сика «Чистильщик сапог». Сын торговки инжиром – шестнадцатилетний подросток с длинными черными ресницами – стоял на передней площадке трамвая, рядом с водителем. Когда Пикколетто – на нем была белая майка с изображением группы «Битлз» – поднял правую руку, чтобы уцепиться за верхний поручень трамвая, молодая женщина бросила внимательный взгляд на его поросшую густыми черными волосами подмышечную впадину. Она спустилась вниз на одну ступеньку и слегка наклонилась – так, чтобы не только видеть подмышку подростка, но и ощущать запах его пота. Пожилая дама – на икре ее левой ноги был большой шрам – долго наблюдала за этой сценой, что-то бормоча себе под нос. В конце концов она сердито нахмурилась и стала сверлить негодующим взглядом молодую женщину, которая все ближе и ближе придвигалась к подростку. «Madonna! Madonna!» – возмущенно воскликнула пожилая дама, выходя из трамвая.

Стоявшие на обочине дороги марокканские подростки – их босые ноги были рыжеватыми от хны – держали в руках щетки для мытья окон. Когда загорался красный свет, они быстро подбегали к останавливавшимся у светофора машинам. Голубь взлетел на прилавок киоска, сел рядом с подковой – ею была прижата пачка лотерейных билетов – и стал клевать с ладони продавщицы кукурузные зерна. Маленькая девочка, остановившись у витрины магазина свадебных нарядов, долго разглядывала две выставленные в ней стеклянные руки – на них были натянуты белые ажурные свадебные перчатки. Посреди дороги – с губкой в руках – застыл мойщик автомобильных окон. Мимо него прогромыхал оранжевый трамвай. Проститутка сунула руку под кофточку и с вызывающим видом похлопала себя по обнаженной груди, поглядывая на стоявших у траттории мужчин. На заднем сиденье обогнавшего трамвай мотоцикла – им управлял молодой мужчина – сидела маленькая девочка. Она прижимала к груди плюшевого львенка, с мочки ее правого уха свешивалась желтая пластиковая соска-пустышка.

В трамвае женщина – у нее были очки с толстыми затемненными стеклами – ударила свернутым в трубку журналом с кроссвордами ползавшую по окну муху. «E ammazzato?»[48]48
  Она убита? (итал.)


[Закрыть] – спросила она мужа – у него тоже было слабое зрение. Муха с выдавленными внутренностями тихо скончалась в одной из клеточек кроссворда. «Veramente pazzo furioso!»[49]49
  Мчишься как сумасшедший! (итал.)


[Закрыть] – крикнул сын торговки инжиром водителю, когда трамвай, сделав поворот на слишком большой скорости, чуть не столкнулся со встречной машиной. Сидевший в вагоне рядом с приятелем мальчик, заметив, что Пикколетто внимательно посмотрел на его пах, быстро закинул ногу на ногу и судорожно сжал бедра. Потом он что-то возбужденно зашептал на ухо своему другу, и смутившийся Пикколетто отвел глаза в сторону. Осмотревшись вокруг, сын торговки инжиром увидел пожилую смуглую женщину с морщинистым лицом. Она достала из пластикового пакета зеленую смокву и, глядя на мелькавшие за окном каштаны, начала грызть ее. Мальчики, сдвинув головы, смеялись и перешептывались, поглядывая на широкие ягодицы Пикколетто.

Черно-белая лайка, встав на задние лапы и опершись передними на каменный парапет, смотрела вслед машине «скорой помощи», въезжавшей с включенной сиреной в парк Пьяцца Витторио, чтобы забрать лежавшего под пинией без сознания молодого наркомана – на его губах выступила пена. Сын торговки инжиром – в мочке его левого уха висела оранжевая соска-пустышка – выпил вместе с сыном владельца продуктового магазина бутылку пива и, бросив ее в густую траву, чуть не попал в прятавшуюся там черно-белую кошку. Она испуганно подняла голову и навострила снаружи белые, внутри розовато-красные уши. Молодая цыганка подтерла своему малышу зад пеленкой из искусственного материала, швырнула ее в заросли, посадила ребенка себе на колени и стала кормить его. Она отщипывала кусочки мяса и жира от колбасы с паприкой и засовывала их в рот малышу. «Carine!»[50]50
  Милашки! (итал.)


[Закрыть] – крикнул Пикколетто, обращаясь к двум цыганочкам. Они проходили по парку мимо игравших в траве черно-белых кошек. Услышав возглас Пикколетто, цыганочки – в мочках их ушей болтались маленькие пестрые соски-пустышки – стали кокетливо наматывать на указательные пальцы черные локоны. Одна из девочек, сцепив руки на затылке и игриво закусив нижнюю губку, повернула голову в сторону Пикколетто и его приятеля – сына владельца продуктового магазина. Оторвав кусок ткани от подола юбки, она на мгновение прижала его к накрашенным красной помадой губам, а потом бросила этот лоскут на ветку пинии. Сын владельца магазина, встав на плечи Пикколетто, достал лоскут со следами губной помады, и мальчики стали по очереди – вырывая клочок ткани из рук друг друга – вдыхать его запах. В парке на Пьяцца Витторио сидели две уборщицы общественных туалетов – одна из них, грызя зеленую смокву, решала кроссворды, другая с головой ушла в чтение криминальных сообщений в газете «Cronaca vera». По залитой солнечным светом стене общественных туалетов бегал геккон – он тщетно пытался отыскать знакомую щель, которую только что замазал штукатур. У входа в туалет сидели Пикколетто и сын владельца продуктового магазина. Пикколетто вынул занозу из локтя друга и замазал ранку своей слюной.

У магазина продуктов пьяный уличный музыкант – на его предплечьях были вытатуированы изображения змей и стрел – срезал кусочки сала с выброшенной кожи от ветчины и отправлял их в рот вместе со стручками сладкого перца, запивая все это пивом, налитым в жестяную банку из-под сардин. Стоявший неподалеку Пикколетто – он ждал, когда его приятель, сын владельца магазина, обслужит чернокожую покупательницу, – спрятав руку в карман шорт, играл со своим половым членом, стараясь, чтобы его движения оставались незаметными под длинной, доходившей до бедер майкой. Из магазина вышла молодая цыганская чета с ребенком. Глава семейства громко жаловался, упрекая хозяина магазина за то, что тот дал ему всего несколько обрезков кожи с ветчины и отказался отдать кость с остатками мяса и сала. Пикколетто внимательно взглянул на висевшие в открытой витрине магазина колбасы, а потом, подойдя к ним, стал измерять их толщину, обхватывая колбасные палки большим и указательным пальцем. Владелец магазина продуктов, громко крича и стуча по прилавку пустой пластиковой бутылкой из-под минеральной воды, отгонял юных цыганок, которые прямо у крыльца предлагали прохожим розовато-красные бюстгальтеры.

Неподалеку, у палатки, где продавали одежду, в ворохе нижнего белья рылась испанская семья – мать и двое сыновей, двенадцати и четырнадцати лет. Старший поднимал вверх одни за другими плавки, а его без умолку щебетавшая мать подыскивала более практичное нижнее белье. Когда оба набрали по целой охапке тряпок, мать оплатила только то, что выбрала для своих детей сама – белые просторные старомодные трусы, а разноцветные плавки, которые приглянулись ее старшему сыну, бросила назад в ворох белья. Один прохожий пошутил, сказав цыганке, торговавшей розовато-красными бюстгальтерами, что хотел бы жениться на ее юной дочери. Однако цыганка восприняла его слова всерьез и спросила, богат ли он и сколько именно у него денег. Другая цыганка возмущенно сунула прямо под нос покупательнице – она предложила за туфли слишком мало денег – высокий тонкий каблук. Индиец, прежде чем расплатиться за пару белых носков, спросил своего сына, одобряет ли он его покупку.

Между мясными и рыбными рядами шла женщина с ребенком и двумя борзыми на поводке. Маленький мальчик нес в прозрачном пластиковом пакете черный рентгеновский снимок ее грудной клетки. Подойдя к рядам, где продавали фрукты, женщина – она как будто с большим трудом поднимала подведенные черным карандашом веки – купила килограмм крупных персиков. Между рядами, где торговали персиками и абрикосами, шагали два марокканских подростка, обняв друг друга за плечи. Они направлялись к палаткам с дынями. Время от времени подростки, смеясь, оглядывались на шедшего за ними мужчину – он преследовал их, стараясь оставаться незамеченным. Торговавший носками, майками, солнцезащитными очками и настольными часами старый одноглазый марокканец – у него была окладистая черная курчавая борода с проседью – ел дыню. Дыни были завернуты в вату и уложены в деревянные ящики. На разрезанной дыне, от которой исходил сильный аромат, лежал лист папоротника, накрытый куском прозрачного целлофана. Женщина, продававшая дыни, проводила игривым взглядом шатавшегося по рынку сына торговки инжиром: «Allora!»[51]51
  Эй! (итал.)


[Закрыть] – крикнула она вслед подростку, не сводя глаз с его ягодиц.

Рядом с горкой зеленых фисташек лежал букет свежих роз, груда сушеного чернослива была украшена красными и розовыми искусственными розами. Юная босоногая цыганка – у нее были жирные слипшиеся волосы – ела вишни, доставая их из бумажного кулька, и плевала косточки себе под ноги. «Mille Lire!» – кричала она, предлагая прохожим плавки и широкие спортивные трусы. Пикколетто очистил банан, бросил желтую кожуру на землю и, держа в руке слегка изогнутый скользкий плод, сначала пососал его мякоть, а потом стал есть. Он откусывал и с наслаждением давил каждый кусочек во рту, прижимая его языком к небу. Съев банан, Пикколетто сел и устало положил голову на ящик с клубникой. Чернокожая женщина несла в пластиковом пакете прозрачную, до половины наполненную молоком бутылочку для кормления младенцев – она была испачкана мякотью банана. Молодая немка – она держала в руках кожуру от банана – с нерешительным видом долго стояла перед кучей гнилых овощей и фруктов. В конце концов девушка наклонилась и очень осторожно – даже нежно – положила кожуру на груду гниющих отбросов.

Торговка цитрусовыми выставила несколько ящиков с заплесневелыми лимонами на обочину дороги. Какая-то старуха набила пластиковый пакет желтыми плодами – гнилые и покрытые плесенью лимоны она отбрасывала в сторону. Беззубый торговец прижал к горлу прибор, похожий на микрофон. «Limoni! limoni! mille Lire! limoni!»[52]52
  Лимоны! Лимоны! Тысяча лир! (итал.)


[Закрыть] – раздался негромкий искусственный – как будто смоделированный компьютером – голос. Одна из покупательниц показала торговке лимонами – у нее подергивалось веко – фотографию, сделанную по случаю сорокалетия свадьбы. Супруги – он во фраке, она в белом платье – были сняты на ступенях храма. «Bello! – восхищенно воскликнула торговка лимонами. – Molto bello! Complimenti! Complimenti!»[53]53
  Прекрасно, просто прекрасно, примите мои поздравления! (итал.)


[Закрыть] На украшенном фруктами блюде – в окружении сушеных ананасов, инжира и фиников – лежала, раскинув руки, фигурка младенца Иисуса с нимбом из позолоченной проволоки. Босой цыганенок – его головку с редкими русыми волосами покрывала короста – шел по мостовой, наступая на внутренности, окровавленные куриные головы и желтые лапки. Молодая цыганка – ее длинные грязные ногти были покрыты красным лаком – чистила зеленую смокву. Она шлепнула по голому заду своего маленького ребенка – он плакал, набив ротик инжиром, – и у нее с головы упала накладная коса.

Посреди толпы плакал беспризорный мальчик – на его майке был изображен дорожный знак с двумя собаками и надписью «Attenti al cane!».[54]54
  Берегись собак! (итал.)


[Закрыть] «Lascialo in pace!»[55]55
  Оставь меня в покое! (итал.)


[Закрыть] – резко и решительно сказал торговец ананасами, когда Пикколетто поинтересовался, что за ребенок изображен на висевшем у него на груди медальоне. Пикколетто нес два деревянных ящика с зелеными смоквами. Его мать купила шалфея, индау, базилика и петрушки и положила пучок зелени в ящик поверх смокв так, что листья петрушки касались пупка Пикколетто. Цыганка – на одной руке она держала грудного ребенка – протянула платье торговке ананасами, и ее сосок выскользнул изо рта младенца. Ребенок – его веки склеились от гноя – тут же закричал от голода. Мать снова сунула сочившийся молоком сосок в грязный ротик младенца.

Мясник сначала разрубал белые телячьи ножки пополам, а потом дробил их мясницким топориком на шесть-семь частей. Закончив рубить, он смахнул с лица костяные крошки и капли жира. В его палатке на табличке – на фоне цветов итальянского триколора – была сделана надпись «Carni naz/ion/ali».[56]56
  Отечественное мясо (итал.).


[Закрыть] Когда он резал электрической пилой большие говяжьи кости, на мраморную плиту струилась мелкая белая костяная пыль. Свиные ножки – с них была удалена кожа – соседствовали на витрине с толстыми синеватыми говяжьими языками. На подносе лежала говяжья голова – по синевато-серому нёбу бегала муха, челюсть походила на сломанную корону. На мясницком крюке висел колокольчик. Каждый раз, когда мясник – на его запястье тоже болталась розовато-красная соска-пустышка – отрезал от говяжьей туши филейные кусочки, а затем вешал тушу назад на мясницкий крюк, раздавался мелодичный звон. Под горевшими раскаленными лампами висели три свиные головы с отверстиями от пуль. На свиной коже выступили капли пота, клочковатая щетина пропиталась кровью. Рядом с горкой бледных свиных ножек – копытца с них были обрезаны – лежали выставленные на продажу свиные уши. В пузырьки свиного легкого были вставлены две маленькие розовато-красные пластиковые трубки. «Attenzione! attenzione!»[57]57
  Осторожно! Осторожно! (итал.)


[Закрыть] – повторял мясник. Он шел по проходу между торговыми рядами со свиной тушей на плече. Когда мясник намеренно задел одну из цыганок (он провел окровавленным носом свиньи по ее толстой черной косе), она истошно закричала.

Смуглая торговка потрохами – она была с ног до головы увешана позолоченными украшениями – быстро резала острым ножом легкое. Ее пальцы с длинными накрашенными ногтями были в крови. В большой застекленной витрине палатки среди выставленных на продажу потрохов стояло цветное фото в рамке – потрет годовалых близнецов. На пилу – она висела на крюке – налипла белая костяная пыль. На вымытом сером слоистом рубце лежали свежие веточки перечной мяты, издававшие сильный аромат. Торговка потрохами завернула говяжий язык в бумагу, отдала его покупательнице, стерла влажной тряпкой брызги крови с ценников и, погрузив длинный, покрытый красным лаком ноготь в говяжье легкое, стала выкрикивать цены на висевшие в ряд на крюках говяжьи языки. По рынку ходил человек – в руках у него была канистра с черной краской – и спрашивал торговцев мясом, не надо ли покрасить двери их ларьков и киосков. К деревянному ящику – на нем были разложены мясницкие разделочные ножи – подошел ребенок с пластмассовым самолетиком в руках. «Come va?»[58]58
  Как поживаешь? (итал.)


[Закрыть] – спросил его торговец ножами. Пятнадцатилетняя цыганочка – ее волосы украшали красные и желтые искусственные гвоздики – подошла к прилавку мясного магазинчика и дотронулась до куска телятины. Рубщик мяса, смеясь, приставил к ее горлу окровавленный нож. Продававшие ткани и одежду молодые цыганки дали торговцу мясом платье и получили взамен пару килограммов воловьего мяса.

На табличке, прикрепленной к мясному ларьку, было написано: «Carne religione musulmano».[59]59
  Мясо для исповедующих ислам (итал.).


[Закрыть] Торговец – выходец из Шри-Ланки – повертел в руках купюру достоинством в десять тысяч лир и посмотрел ее на свет. Убедившись, что она не фальшивая, он протянул покупателю – своему соотечественнику – голубой пластиковый пакет с мясом, которое мог употреблять в пищу правоверный мусульманин. Двое чернокожих – они хотели купить выставленные в витрине бычьи сердца – торговались с продавцом из Шри-Ланки, сбивая цену. Мужчина – его волосы были подстрижены в кружок, как у монаха, – схватился за сердце и испуганно открыл рот, когда маленький мальчик направил на него дуло большого черного пластмассового пистолета.

Li mоrtacci tua – твои проклятые мертвецы

Sono tomato ai colli, ai pini amati

E del ritmo dell'aria il patrio accento

Che non riudro con te,

Mi spezza ad ogni soffïo…

Вновь я поднялся на холмы к моим любимым пиниям,

И родная мелодия в благозвучии воздуха —

Я никогда не услышу ее вместе с тобой —

Надрывает мне сердце при каждом вздохе…[60]60
  Джузеппе Унгаретти «Giorno per giorno»


[Закрыть]

Нищие марокканские мальчики подошли к прохожему и попросили у него тысячу лир. «Eil Itler!»[61]61
  Искаженное от немецкого «Heil Hitter!»


[Закрыть] – увидев их, крикнул молодой? наголо остриженный торговец рыбой – коллеги по работе прозвали его нацистом-скинхедом – и, бросив острый, слегка искривленный окровавленный нож в белый пенопластовый ящик с сардинами, вскинул руку в оранжевой резиновой перчатке в приветственном фашистском жесте. «Bambino stupido!»[62]62
  Глупый мальчишка! (итал.)


[Закрыть] – воскликнул Принципе, когда Пикколетто поранил голову о металлическую лопасть установленного в рыбном ларьке вентилятора, а потом поцеловал подростка в усеянную веснушками щеку. То же самое сделал и Фроцио – толстый торговец рыбой. Он к тому же хотел сорвать лейкопластырь с раны Пикколетто, но лицо мальчика исказилось от боли, и это остановило Фроцио. Сын торговки инжиром – в этот день он был одет в майку с изображением группы «Битлз» – ожидал за прилавком покупателей, зажав в губах серебряный крестик и положив ладонь на голову выставленной на продажу меч-рыбы. Скорчив рожу, Фроцио сунул руку в штаны подростка, но Пикколетто только пренебрежительно хмыкнул. Увидев юную китаянку – на ней были облегающие брючки персикового цвета, – Пикколетто впился зубами в сочный персик, вскинул голову, закатил глаза и погладил себя по заднице.

Когда сын торговки инжиром вспорол острым искрив ленным ножом брюхо карпа – от него уже исходил сильный запах гниения, – у рыбы раскрылась пасть и оттуда закапала темно-желтая жидкость. Несколько рыбьих чешуек упало на руку чернокожей покупательницы. Фроцио уложил рыбу в тару – пенопластовые ящики – и встал за прилавок, скрестив руки на груди. «Vuole? vuole? dica! vuole?»[63]63
  Не угодно ли? Не угодно ли? (итал.)


[Закрыть] – не глядя на прохожих, монотонно повторял он. Цыганские подростки – у них на запястьях висели разноцветные соски-пустышки – брызгали водой из игрушечных пистолетов в лицо проходившим мимо юным цыганочкам. Черноволосый кудрявый цыганенок, задумчиво потирая подбородок, проводил взглядом двух прижимавших к груди младенцев молодых цыганок – на их больших позолоченных серьгах-кольцах тоже висели маленькие разноцветные соски-пустышки. На тротуаре – перед рыбными ларьками – уличный художник нарисовал цветным мелом святого Себастьяна. На его пронзенном стрелами теле выступали капли крови. Руки святого были закинуты за голову и привязаны к стволу дерева. Рядом с раздавленными разноцветными мелками валялась открытка – репродукция с картины Гвидо Рени, которую художник использовал в качестве образца. Пикколетто, напевая песенку, подошел поближе к художнику, что-то зарисовывавшему в свой альбом. Нацист-скинхед тоже вышел из ларька и, взяв из рук художника альбом для эскизов, заявил, что хочет записать в него «un bel'canto».[64]64
  Красивую песню (итал.).


[Закрыть] Нагло ухмыляясь, он изобразил под рисунком черно-желтой мурены свастику и бросил альбом в руки художнику. Вернувшись в ларек, Пикколетто – висевшая в мочке его левого уха маленькая соска-пустышка была забрызгана чернильной жидкостью каракатицы – стал потрошить лосося, напевая песенку о любви. «Disegna me! disegna me!»[65]65
  Нарисуй меня! Нарисуй меня! (итал.)


[Закрыть] – обращаясь к художнику, крикнул Принципе. Выпотрошив жирного карпа, он окунул его в чан с водой. Черная жидкость струйкой побежала из пасти рыбы. Пикколетто рассказал, что был в больнице и красивая белокурая врач наложила швы на его рану.

На обратном пути – возвращаясь из больницы на рынок – перед решетчатой оградой Museo Nazionale Romano,[66]66
  Римский национальный музей (итал.).


[Закрыть] на Пьяцца деи Чинквеченто, Пикколетто видел подростка-наркомана. Он лежал – без сознания, перепачканный собственной блевотиной – в старом зубоврачебном кресле прямо перед киноафишей, рекламировавшей фильм «I gladiatori delia strada». Его перекошенный рот был вымазан рвотной массой – остатками яичных желтков, а из уголков губ текла слюна. Пикколетто повернул парня в зубоврачебном кресле на бок, чтобы он не захлебнулся рвотой. В нескольких шагах от потерявшего сознание подростка возвышалась гора цветов. На крышке от картонной коробки на арабском и итальянском языках было написано, что на этом месте скончался тридцатипятилетний наркоман. Чтобы сохранить принесенные в память об умершем розы и гвоздики от увядания, их поставили в наполненные водой бутылки из-под пива. Пикколетто хотел позвонить домой и сообщить матери о полученной травме, но в кабине ближайшего телефона-автомата стояла девушка – она была одета в плотно облегающий фигуру костюмчик. Незнакомка сообщила собеседнику о том, что ее поезд прибудет в Неаполь на Стадионе Централе в девять часов вечера. Разговаривая по телефону, она все время поглаживала себя по сильно обтянутому брюками лобку. Заметив, что за ней наблюдают, она несколько раз с улыбкой оттянула резинку своих узких эластичных желтых брюк так, что Пикколетто смог отчетливо разглядеть ее округлый лобок. «Prego!»[67]67
  Пожалуйста! (итал.)


[Закрыть] – воскликнула девушка, едва закончив разговор, и поспешно направилась в сторону станции метро «Термини», помахивая красной дорожной сумкой.

* * *

Толстый торговец рыбой запрокинул голову и выжал себе в открытый рот лимон – желтоватый сок бежал ему прямо на язык. Бородатый молодой человек – он покупал черно желтую мурену – спросил Принципе, как готовить это чудище. Торговец подошел к покупателю и стал шептать ему рецепт на ухо. Но когда араб с полуоткрытым ртом – у него, очевидно, был поврежден мускул лица и губы больше не смыкались – приблизился, чтобы тоже послушать кулинарный совет, Принципе сразу же замолчал и отошел за прилавок. Араб с открытым ртом долго смотрел остекленелыми глазами на черно-желтую мурену. Фроцио завернул несколько пригоршней искусственного снега в фольгу, придал ей форму фаллоса, а затем на глазах у сына торговки инжиром приложил холодный объект своего поклонения к бедрам и – имитируя мощное извержение спермы – сжал его так, что из фольги посыпались белые хлопья. Фроцио то поглаживал ладонями – они были перепачканы чернильной жидкостью каракатиц и облеплены рыбьей чешуей – бедра Пикколетто и терся жесткой бородой о его мягкую, покрытую пушком щеку, то прижимал свой влажный нос к темени подростка и кусал его в затылок. Пикколетто молча терпел все выходки Фроцио и других старших продавцов, подчиняясь заведенным в рыбном ларьке порядкам. Наконец Фроцио, обняв Пикколетто, так сильно прижался щекой к его залепленному пластырем шраму на лбу, что мальчик громко вскрикнул от боли и попытался высвободиться из объятий толстяка.

Когда чернокожая покупательница подцепила пластиковой лопаткой в ванне несколько крабов, Фроцио отобрал у нее лопатку, бросил крабов снова на груду шевелящейся морской живности и стал сам рыться в пластиковой ванне. Тем самым он давал понять, что здесь только он распоряжается крабами. Молодая наркоманка – у нее было изможденное морщинистое лицо – мыла за рыбным ларьком под струей фонтана шприц, и капли крови из него падали на плававшие в чаше фонтана рыбьи головы. «Li mortacci tua!»[68]68
  Твои проклятые мертвецы! (итал.)


[Закрыть] – воскликнул Пикколетто, всплеснув руками, и поморщился от отвращения. Нищенка – она держала на руках грудного ребенка – спросила подростка, нельзя ли ей взять бесплатно рыбу из стоявшего за ларьком деревянного ящика. «Compri! soldi!»[69]69
  Покупай! Плати! (итал.)


[Закрыть] – ответил ей Пикколетто, покусывая серебряный крестик. Фроцио предложил капо выбросить лежавшую в деревянном ящике рыбу. Однако Принципе решил, что ее можно будет выставить завтра на продажу – если рыба, конечно, к тому времени не протухнет. Пикколетто – он не умолкая зазывал покупателей – сложил непроданную рыбу в пенопластовый ящик и насыпал сверху колотого льда. Из его прозрачной россыпи выглядывали розовато-красные рыбьи головы и раскрытые пасти с крошечными зубами. Потом Пикколетто – осторожно, обжигаясь и дуя на пальцы – вывинтил горячие лампы накаливания, висевшие над рыбным ларьком, завернул их в мятую розовато-красную газету «Gazzetta delio Sport» и положил сверток в коробку. На землю упали первые капли дождя. Над громыхавшим зеленым вагоном трамвая вспыхивали голубоватые электрические искры. Фроцио в шутку приставил к животу сына торговки инжиром острие окровавленного рыбного ножа, сунул ему в руку купюру достоинством в десять тысяч лир и, многозначительно показав на сгущавшиеся черные тучи, дал мальчику поручение сбегать в близлежащую пиццерию и купить там, как всегда, на обед для торговцев рыбой пиццу с салями. «Buona notte, anima mia!»[70]70
  покойной ночи, душа моя! (итал.)


[Закрыть] – пропел Фроцио и вытер влажной тряпкой рыбью кровь с прилавка.

Высокий стройный негр в длинном бело-коричневом одеянии – у него на груди висел большой кулон в форме Африканского континента, раскрашенного в цвета итальянского триколора – пережидал дождь под козырьком рыбного ларька. Он держал на плече пакет с репчатым луком и смотрел на потоки струящейся воды и быстро проезжающие мимо машины. Дождевая вода бежала на тротуары с выстиранного белья, развешанного на окнах стоявших напротив рынка жилых высотных домов. Чтобы защититься от дождя, женщины разрывали по сгибу черные пластиковые пакеты и накрывали ими голову и плечи. G серебряных спиц зонтиков падали дождевые капли. Потоки ливня, похожего на тропический, струились с жестяных крыш ларьков и киосков, падали в промытые канавки и уносили рыбьи внутренности и головы на середину залитой водой проезжей части улицы, где их давили колеса автомобилей. По дороге промчались две красные пожарные машины с включенными сиренами, поднимая по сторонам широкие водяные веера. Рядом с раскрытым зонтиком стоял велосипед с вмонтированным в него точильным камнем. На его шершавом искрящемся диске точильщик, вращая педали, точил перепачканные кровью ножи мясников и торговцев рыбой. Между рыбными рядами шел человек – по его лицу бежала дождевая вода – и громко предлагал свой товар – серые пластмассовые скелеты с красными глазами. Они лежали в открытом ящике, который висел на груди торговца. Дождь струился по слипшимся прядям волос и лицу юной цыганки – на ее руке был вытатуирован синий крест. Дождевая вода смывала крупные кристаллы соли с груды слипшейся соленой трески. Три мокрых черных котенка – у них гноились глазки – грызли кусочки выброшенной соленой рыбы. За торговыми палатками и ларьками, в парке Пьяцца Витторио, с кустарников опадали красные, белые и бежевые цветки олеандра. В деревянных ящиках лежала мягкая заплесневевшая клубника, струившаяся на нее дождевая вода окрашивала ящики в красный цвет.

На потемневшем небе вспыхнула яркая молния. Оглушительные раскаты грома слились с воем сирены мчавшейся на большой скорости по залитому ливнем асфальту пожарной машины. Выскочив из-за поворота, она переехала трамвайные пути, разбрызгивая во все стороны окрашенную кровью воду вместе с плававшими в ней рыбьими внутренностями и головами. Навстречу ей на проезжую часть улицы выбежал Пикколетто – в руках у него была теплая свежая пицца. Она отлетела далеко в сторону и упала на тротуар. Пожарная машина протащила мальчика метров десять. Пикколетто лежал навзничь на асфальте – на нем были желтые трусы и разорванная белая майка с изображением группы «Битлз». Дождь барабанил по телу подростка, падал на лицо с открытыми неподвижными глазами, струился в рот. Из носа и ушей Пикколетто текла кровь. Подбежав к потерпевшему, водитель – он лишился дара речи – воздел руки к небу в немом жесте отчаяния. Визжали тормоза, хлопали автомобильные дверцы, мужчины, женщины и дети спешили к месту происшествия. Движение на улице остановилось. Дождь хлестал по асфальту и крышам автомобилей, сверкала молния, громовые раскаты заглушали уличный Шум. Фроцио – все это время он выглядывал на улицу, поджидая Пикколетто, который должен был принести пиццу – был очевидцем несчастного случая. Он выскочил из ларька и бросился бежать по проезжей части улицы между сигналившими машинами туда, где лежало безжизненное тело подростка. Упав на колени, Фроцио прижался лицом к окровавленной груди Пикколетто. Потом он поднял мальчика на руки и побежал по усыпанному кусками льда, рыбьими головами и внутренностями асфальту – мимо белых пенопластовых ящиков, в которых лежали молодые серые акулы с грубой, как терка, кожей и еще извивались в предсмертной агонии скользкие угри. «Aiuto! aiuto!»[71]71
  Помогите! Помогите! (итал.)


[Закрыть] – кричал Фроцио. Над серебряной чашей старых весов висели покрытые слизью лапки каракатицы. Из пасти большого карпа с переливчатой зеленовато-фиолетовой чешуей торчали внутренности. Фроцио – его лицо было перепачкано кровью – бежал с мальчиком на руках мимо висевших на мясницких крюках освежеванных ягнят, мимо мясника, выпускавшего ударом кулака воздух из бычьих легких, мимо молочных поросят с белой кожей – они были подвешены на крюки за связанные задние ножки. «Mille Lire! forza! dai!»[72]72
  Тысяча лир! Спешите! (итал.)


[Закрыть] – без устали выкрикивал продавец дичи. Он схватил лежавшего на прилавке фазана за пестрый хвост, и окоченевшее тело мертвой птицы – оно было похоже на букет цветов во славу Божью – встало вертикально. Голова фазана безжизненно упала на грудь. Фроцио бежал мимо ощипанных, разложенных на больших фиговых листьях перепелов – к их брюшкам иглами были приколоты ценники; мимо висевшей вниз головой косули – в ее выпотрошенное брюхо была вставлена деревянная распорка; мимо щетинистой головы кабана – с его морды капала кровь. Он пробежал мимо беззубой морщинистой торговки лягушками – у нее были черные, как у шимпанзе, ногти. «Vuole! dica! coraggio! vuole!»[73]73
  Не угодно ли? Смелее! (итал.)


[Закрыть] – без умолку кричала она, держа над головой лягушачью лапку с ободранной кожей. Торговка опустила лягушачьи лапки – они были нанизаны на тонкое проволочное кольцо – в ведро с водой. Когда толстый торговец рыбой с окровавленным Пикколетто на руках приблизился к ней, она испуганно отпрянула и наступила на виноградную улитку. Фроцио пробежал мимо грязного, державшего речь перед грудой костей человека – на его груди висело изображение юного Давида, обезглавливающего мечом раненного в лоб Голиафа. Мясник, издав громкий возглас, разрубил пополам заячью голову и извлек мозг. Обе половинки заячьего черепа – в каждой из них было по одному красному глазу – он положил на розовато-красную вощеную бумагу. К мясницкому крюку – между двумя висевшими вниз головами зайцами – красной резинкой от женского чулка была привязана обернутая в золотистую фольгу шоколадная подкова. Она раскачивалась как маятник. Перед флягой из-под оливкового масла – из нее торчали желтые куриные лапки с судорожно сжатыми грязными коготками – толстый Фроцио, наступив на белую заячью лапку, поскользнулся и упал на колени. «Bello mio! figlio mio!»[74]74
  Мой красавец! Мой сынок! (итал.)


[Закрыть] – воскликнул он, снова встал на ноги и побежал. Торговка курами положила трепетавшую курицу на спину и перерезала ей горло ножом. Умирающая, истекающая кровью птица широко расправила крылья, несколько раз судорожно сжала длинные грязные коготки на желтых лапках и, вздрогнув в последней конвульсии, скончалась. Ее голова безжизненно упала на окровавленную грудь. Перепачканные кровью белые куриные перышки налипли на искусственные фиалки, украшавшие края сплетенной из лозы корзины со свежими яйцами. На говяжьих позвонках – среди налипших на кости опилок – сидели осы. Серо-белая лайка с голубыми глазами каталась по влажной от дождя земле, зажав в зубах говяжью кость. В пулевые отверстия на лбах мертвенно-белых коровьих голов – они висели на мясницких крюках – были воткнуты ценники, а из пастей торчали свежие веточки розмарина. Между коровьими головами – их длинные ресницы склеились от крови – на розовато-красных четках висела зеленая фосфоресцирующая фигурка Иисуса – у него были отломаны руки. Перед тележкой торговца иконами – пятнадцатилетнего подростка с заячьей губой и двумя сросшимися пальцами на правой руке – Фроцио снова упал на колени. Однако прежде чем он успел встать и продолжить свой путь, его подхватили под руки торговец ананасами и торговка лимонами. Фроцио громко хрипел, уставившись безумным взглядом в пространство и пуская слюну. С руки толстяка свешивалась голова мальчика с растрепанными, склеившимися от крови волосами. Фроцио положил неподвижное тело на сырую, усыпанную влажными опилками землю, прижался на мгновение губами ко лбу Пикколетто, а потом в отчаянии обмазал свое жирное лицо с трехдневной щетиной сочившейся из груди мальчика кровью, встал, побежал за торговые ряды в парк Пьяцца Витторио и, громко рыдая, вцепился там ногтями в кору мокрого олеандра, с которого опадали бежевые цветы. Нос и уши мальчика были в крови, кровью пропиталась и его разорванная майка с изображением «Битлз» и оранжевой надписью «Yellow Submarine». Справа в грудной клетке Пикколетто зияла рана и были видны два белых ребра, на которых поблескивали капельки алой крови. Кровь стекала в желтые трусы и бежала по обнаженным загорелым бедрам. Вокруг мальчика – среди заплесневелых апельсинов и лимонов, разбитых фанатов и раздавленных зеленых смокв – валялись мятые, трепетавшие и тихо шуршавшие на ветру обертки от дорогого сорта сицилийских апельсинов, на которых была изображена голова чернокожей красотки с большими серьгами-кольцами в ушах.