Текст книги "Полиция"

И она ответила: да, она согласна быстро выпить чашку кофе, поскольку все равно поедет в то утро в центр. Это было неправдой. Такой же неправдой, как и ответ, который она дала Микаэлю на вопрос, где она находится. Она тогда сказала, что хочет встретиться с подругой. Она не собиралась ему врать, просто вопрос оказался совершенно неожиданным, и Улла мгновенно поняла, что ей надо было сразу признаться Микаэлю: она договорилась выпить кофе с его бывшим коллегой. Почему же не сказала? Потому что где-то в глубине души подозревала, что эта встреча имеет какое-то отношение к Микаэлю? Она уже жалела, что пришла. Улла снова посмотрела на часы.

Портье уже пару раз бросал на нее взгляд. Она сняла пальто, под которым были свитер и брюки, подчеркивавшие стройность ее фигуры. Она не так часто ездила в центр, поэтому потратила чуть больше времени на макияж и укладку длинных светлых волос, из-за которых манглерудские парни, увидев ее сзади, стремились посмотреть и на фасад, чтобы убедиться, что лицо соответствует красоте волос. По выражению их лиц она понимала, что их ожидания оправдались. Отец Микаэля сказал ей однажды, что она похожа на красотку из группы «The Mamas & the Papas», но она не знала, о ком он говорит, да и не пыталась выяснить.

Улла посмотрела на крутящуюся дверь. Внутрь постоянно входили какие-то люди, но ни у кого не было ищущего взгляда, которого она ждала.

Двери лифта с приглушенным звуком открылись, и оттуда вышла высокая женщина в мехах. Улла подумала, что, если бы какой-нибудь журналист спросил у нее, натуральный ли это мех, она наверняка ответила бы, что нет, потому что политики Рабочей партии не любят гладить избирателей против шерсти. Исабелла Скёйен. Член городского совета, отвечающая за социальную политику. Она была на празднике у них дома после назначения Микаэля. На самом деле они собирались отметить новоселье, но вместо друзей Микаэль пригласил людей, важных для его карьеры. Или «их» карьеры, как он говорил. Трульс Бернтсен был одним из немногих присутствующих, с кем она была знакома, но он не принадлежал к тем людям, с которыми можно проболтать целый вечер. Да и времени у нее не было, у хозяйки всегда множество дел.

Исабелла Скёйен бросила на нее взгляд и продолжила свой путь. Но Улла успела заметить крошечную заминку. Заминку, которая означала, что она узнала Уллу и перед ней возник выбор: сделать вид, что не узнала, или подойти и обменяться парой слов. А последнего ей хотелось бы избежать. Улле же было все равно. Взять, к примеру, того же Трульса. Он в чем-то нравился ей, они выросли вместе, он всегда был добрым и верным. Но ей все равно. Она надеялась, что Исабелла выберет последнее и облегчит жизнь им обеим. К своей радости, Улла увидела, что Исабелла движется по направлению к крутящейся двери. Но внезапно она передумала и развернулась на сто восемьдесят градусов, уже натянув широкую улыбку и включив радостный блеск в глазах. Она подошла к Улле плавной походкой, да, именно плавной. Плывущая в ее сторону Исабелла Скёйен напомнила Улле слишком большую и чрезвычайно выразительную скульптуру на носу галеона.

– Улла! – прокричала она с расстояния в несколько метров, как будто здесь происходила встреча двух давно разлученных подруг.

Улла встала, уже начиная испытывать неловкость при мысли, что ей придется ответить на следующий неизбежный вопрос: «Что ты здесь делаешь?»

– Спасибо за приглашение в гости, дорогая, у вас получился чудесный маленький праздник!

Исабелла Скёйен положила руку на плечо Уллы и потянулась к ней щекой, так что Улле ничего не оставалось, как приложить свою щеку к щеке Исабеллы. Маленький праздник? Да на нем было тридцать два гостя!

– Прости, что мне пришлось рано уйти.

Улла помнила, что Исабелла хорошо набралась в тот раз. И что, пока она сама обслуживала гостей, высокая красивая городская советница на какое-то время удалилась вместе с Микаэлем на террасу. И что Улла на мгновение почувствовала укол ревности.

– Ничего страшного. То, что ты смогла прийти, для нас большая честь, Исабелла.

Улла понадеялась, что ее улыбка не кажется такой натянутой, какой была на самом деле.

Член городского совета, отвечающая за социальную политику, посмотрела на нее сверху вниз изучающим взглядом. Как будто что-то искала. Например, ответ на еще не прозвучавший вопрос: «Что ты здесь делаешь, дружочек?»

Улла решила рассказать ей правду. Ее же она расскажет сегодня вечером Микаэлю.

– Я должна идти, – заявила Исабелла, не делая ни малейшего движения и не сводя взгляда с Уллы.

– Да, ты, конечно, более занятой человек, чем я, – произнесла Улла и с раздражением заметила, что снова издала тот глупый короткий смешок, которого решила всячески избегать.

Исабелла по-прежнему смотрела на нее, и Улле внезапно показалось, что эта посторонняя женщина хочет заставить ее ответить на незаданный вопрос: «Что ты, жена начальника полиции, делаешь в холле „Гранд-отеля“?» Боже мой, неужели она подумала, что Улла встречается здесь с любовником? Неужели она поэтому ведет себя так сдержанно? Улла почувствовала, что улыбка ее перестала быть натянутой, что сейчас она улыбается так, как делает всегда, когда хочет улыбнуться. Она знала, что еще до того, как рассмеяться, она начала улыбаться глазами. До того, как рассмеяться прямо в лицо Исабелле Скёйен. Но зачем ей так поступать? Самым удивительным было то, что ей показалось, будто Исабелла тоже сейчас рассмеется.

– Надеюсь, мы скоро снова увидимся, дорогая, – сказала Исабелла, пожимая руку Уллы своими большими сильными пальцами.

Потом она развернулась и поплыла через гостиничный холл к выходу, где один из швейцаров поспешил помочь ей выйти на улицу. Улла успела заметить, что, перед тем как покинуть гостиницу, Исабелла достала мобильный телефон и набрала номер.

Микаэль стоял у лифта, расположенного в нескольких больших шагах от номера саамской дамочки. Он посмотрел на часы. Прошло всего три-четыре минуты, но этого должно было быть достаточно; в любом случае самое главное – чтобы их не видели вместе. Номер всегда снимала Исабелла. Она приходила за десять минут до него, ложилась в кровать и ждала. Ей так нравилось. А ему так нравилось?

К счастью, от «Гранд-отеля» до городского совета, где его ждет председатель, быстрым шагом идти всего три минуты.

Двери лифта открылись, Микаэль вошел внутрь и нажал на кнопку с цифрой «один». Лифт поехал и почти тут же остановился. Двери открылись.

– Guten Tag[27]27
  Добрый день (нем.).


[Закрыть].

Немецкие туристы. Пожилая пара. Старый фотоаппарат в коричневом кожаном футляре. Микаэль почувствовал, что улыбается и вообще пребывает в отличном настроении. Он подвинулся. Исабелла оказалась права: ему действительно стало лучше после смерти пациента. Он ощутил, как с длинных волос на затылке упала на шею капля воды, как она покатилась вниз и намочила воротник рубашки. Улла сказала, что для новой должности ему не мешает подстричься покороче, но зачем? Разве тот факт, что он молодо выглядит, не подчеркивает лишний раз главное? То, что он, Микаэль Бельман, самый молодой в истории Осло начальник полиции.

Пара с беспокойством смотрела на кнопки лифта. Их волновала старая проблема: цифра «один» означает этаж, расположенный на одном уровне с улицей, или этаж над ним? Как принято здесь у них, в Норвегии?

– It’s the ground floor[28]28
  Это первый этаж (англ.).


[Закрыть], – сказал Микаэль и нажал на кнопку закрытия дверей.

– Danke[29]29
  Спасибо (нем.).


[Закрыть], – пробормотала женщина.

Мужчина закрыл глаза и стал шумно вдыхать и выдыхать воздух. «Как в подводной лодке», – подумал Микаэль.

Они в тишине погружались в недра здания.

Когда двери открылись и они вышли в холл, по ногам Микаэля пробежала дрожь. Это завибрировал телефон, который в лифте находился вне сети. Он достал аппарат и увидел, что пропустил звонок от Исабеллы. Он уже собрался перезвонить ей, как вдруг его снова сотрясла дрожь. Он получил эсэмэску:

Поздоровалась с твоей женой в холле отеля.:)

Микаэль резко остановился и огляделся. Слишком поздно.

Прямо перед ним в кресле сидела Улла. Она была красива. Она выглядела более ухоженной, чем обычно. Красавица, застывшая в кресле.

– Привет, дорогая, – выпалил он и сам заметил, как фальшиво прозвучали его слова.

И прочитал по ее лицу, как фальшиво они прозвучали.

В ее взгляде, прикованном к нему, еще были различимы следы замешательства, которое вот-вот сменится чем-то другим. Мозг Микаэля Бельмана работал на полную мощность. Собирал и обрабатывал информацию, искал связи, делал выводы. Он знал, что ему нелегко будет объяснить, почему у него влажные волосы. И что она видела Исабеллу, что ее мозг, совсем как его собственный, молниеносно обрабатывает информацию. Потому что человеческий мозг так устроен. Он неумолимо логичен, когда маленькие кусочки информации внезапно складываются в одну общую картину. И он увидел, как нечто иное пришло на смену замешательству. Знание. Улла опустила глаза, так что, когда он подошел и встал перед ней, ее взгляд уперся ему в живот.

Микаэль едва узнал ее голос, когда она прошептала:

– Ты получил ее эсэмэску слишком поздно.

Катрина повернула ключ в замке и потянула дверь, но та не открылась.

Гуннар Хаген подошел и рванул ее.

Влажный жар и запах затхлости ударили в нос пятерым людям, стоявшим у двери.

– Здесь, – сказал Гуннар Хаген. – Мы ничего не трогали с момента последнего использования.

Катрина вошла первой и нажала выключатель.

– Добро пожаловать в региональное управление Бергена в Осло, – смущенно произнесла она.

Беата Лённ переступила через порог:

– Значит, мы будем прятаться здесь.

Холодный голубой свет люминесцентной лампы освещал квадратную бетонную комнату с серо-синим линолеумом на полу и голыми стенами. В комнате без окон стояли три стола со стульями, на каждом из столов находился компьютер. На одном из столов были также кофеварка с подпалинами и канистра воды.

– У нас будет кабинет в подвале Полицейского управления? – с недоверием произнес Столе Эуне.

– Формально вы находитесь на территории следственного изолятора Осло, – сказал Гуннар Хаген. – Этот подземный ход проходит под парком. Если подняться по железной лестнице за дверью, вы окажетесь в приемнике изолятора.

В ответ прозвучали первые звуки «Рапсодии в стиле блюз» Гершвина. Хаген вынул телефон. Катрина заглянула ему через плечо и увидела, что на дисплее высветилось имя Антона Миттета. Хаген нажал клавишу «Отклонить» и убрал телефон в карман.

– Сейчас у нас будет собрание следственной группы, поэтому бросаю вас одних, – сказал он.

После ухода Хагена четверо оставшихся некоторое время стояли и смотрели друг на друга.

– Жарковато здесь, – заговорила Катрина, расстегивая пальто. – Но батарей не видно.

– Да просто за стенкой находятся котлы центрального отопления всей тюряги, – рассмеялся Бьёрн Хольм, вешая замшевую куртку на спинку стула. – Мы называли этот кабинет Котельной.

– Ты бывал здесь раньше? – Эуне ослабил бабочку.

– Конечно. Тогда наша группа была еще меньше. – Он кивнул на столы: – Трое нас было, как видите. И все равно раскрыли дело, а как же. Но тогда шефом был Харри… – Он посмотрел на Катрину. – В смысле, я не хотел…

– Все нормально, Бьёрн, – ответила Катрина. – Я не Харри, и я здесь не шеф. Хорошо, если формально вы будете отчитываться мне, чтобы у Хагена были развязаны руки. Но мне и себя-то организовать непросто. Начальник у нас Беата. У нее и стаж хороший, и опыт руководства имеется.

Остальные посмотрели на Беату. Та пожала плечами:

– Если все этого хотят, я могу осуществлять руководство в той степени, в которой это будет необходимо.

– Это будет необходимо, – сказала Катрина.

Эуне и Бьёрн кивнули.

– Хорошо, – произнесла Беата. – Давайте начнем. Мобильные у нас работают. Интернет есть. У нас имеются… кофейные чашки. – Она подняла белую кружку, стоявшую за кофеваркой, и прочитала надпись тушью: – Хэнк Уильямс?[30]30
  Уильямс, Хэнк – американский кантри-певец.


[Закрыть]

– Это моя, – откликнулся Бьёрн.

Она подняла следующую:

– Джон Фанте?[31]31
  Фанте, Джон – американский писатель и сценарист. На самом деле в романе «Леопард» эта кружка принадлежала инспектору Кайе Сульнес.


[Закрыть]

– Это Харри.

– Ладно, тогда распределим задания, – сказала Беата, опуская кружку. – Катрина?

– Я слежу за Интернетом. По-прежнему нет никаких признаков существования ни Валентина Йертсена, ни Юдаса Юхансена. Для того чтобы скрыться от электронного ока, надо проявить немало смекалки. Это подтверждает версию: из тюрьмы бежал не Юдас Юхансен. Он знает, что его поимка не станет первоочередной задачей полиции, и вряд ли стал бы ограничивать свою свободу, полностью уйдя в подполье, только ради того, чтобы не досиживать два месяца своего срока. Валентину, конечно, есть что терять. В любом случае, если один из них жив и если он произведет малейшее колебание в информационном поле, я его засеку.

– Хорошо. Бьёрн?

– Я штудирую отчеты обо всех делах, в которых были замешаны Валентин и Юдас, ищу связи с Триванном или Маридаленом. Люди, всплывающие в нескольких делах, технические улики, которые мы оставили без внимания. Я начал составлять список тех, кто их знавал и может помочь нам в поисках. Те, с кем я успел перекинуться парой слов, охотно говорят о Юдасе Юхансене. А вот о Валентине Йертсене…

– Они боятся?

Бьёрн кивнул в ответ.

– Столе?

– Я тоже просматриваю дела Валентина и Юдаса, но для того, чтобы составить психологические портреты каждого из них. Я также изложу свое мнение о том, может ли каждый из них быть серийным убийцей.

В комнате мгновенно стало тихо. Впервые этот термин был произнесен вслух.

– В данном контексте серийный убийца – это всего лишь технический, механический термин, а не диагноз, – поспешил добавить Столе Эуне. – Это определение лица, которое убило более одного человека и, вероятно, может убить еще. Хорошо?

– Хорошо, – сказала Беата. – Я же просмотрю фотографии и записи всех камер наблюдения из районов поблизости от мест совершения преступлений: с бензоколонок, из круглосуточных магазинов, с фиксаторов скоростного режима. Я уже посмотрела ряд записей по убийствам полицейских, но еще не все. А потом все то же самое по старым преступлениям.

– Работы хватает, – произнесла Катрина.

– Работы хватает, – повторила Беата.

Четыре человека стояли и смотрели друг на друга. Беата подняла кружку с надписью «Джон Фанте» и убрала ее обратно за кофеварку.

Глава 13

– И в остальном? – спросила Улла, облокачиваясь на кухонный стол.

– Ну да, – ответил Трульс, выпрямляясь на стуле и поднимая с узкого стола чашку кофе.

Он сделал глоток и посмотрел на Уллу хорошо знакомым ей взглядом. Испуганным и голодным. Застенчивым и ищущим. Отказывающим и приглашающим. Нет и да.

Она сразу же пожалела, что разрешила ему зайти в гости. Улла оказалась не готова к тому, что он внезапно позвонил и спросил, как ей живется в новом доме и не надо ли чего сделать. У него много свободного времени, пока он отстранен от работы. Да нет, делать ничего не надо, соврала она. Не надо? Тогда как насчет чашки кофе? Поболтаем о днях минувших? Улла сказала, что не знает, будет ли… Но Трульс притворился, что не услышал, сказал, что едет мимо и с удовольствием выпил бы кофейку. И она сказала, почему бы и нет, давай заезжай.

– Я все еще один, как ты знаешь, – говорил он. – Так что никаких новостей.

– Ты найдешь кого-нибудь. Да-да.

Она демонстративно посмотрела на часы и подумала, не сказать ли что-нибудь вроде того, что ей надо ехать за детьми. Но даже холостяк Трульс понял бы, что еще слишком рано.

– Может быть, – ответил он, бросив взгляд в чашку, и, вместо того чтобы поставить ее на стол, сделал еще один глоток.

«Звучит как вступление», – ужаснулась Улла.

– Как ты, конечно, знаешь, ты всегда мне нравилась, Улла.

Улла схватилась за столешницу.

– Поэтому ты знаешь, что, если тебе будет тяжело и потребуется… э-э-э, человек, с которым можно поговорить, ты всегда можешь обратиться ко мне.

Улла заморгала. Она не ослышалась? Поговорить?

– Спасибо тебе, Трульс, – ответила она. – Но у меня есть Микаэль.

Он медленно опустил чашку.

– Да, конечно, у тебя же есть Микаэль.

– Кстати, мне пора начинать готовить обед для него и детей.

– Да, пора. Ты стоишь здесь и готовишь обед, а он…

Трульс замолчал.

– Он что, Трульс?

– Обедает в другом месте.

– Я сейчас не понимаю, что ты имеешь в виду, Трульс.

– Думаю, понимаешь. Послушай, я пришел, только чтобы помочь тебе. Я хочу, чтобы тебе было хорошо, Улла. И детям, конечно. Дети важнее.

– Я хотела приготовить им что-нибудь вкусненькое. А приготовление семейных обедов занимает много времени, Трульс, поэтому…

– Улла, я хочу сказать только одно.

– Нет, Трульс. Нет, не говори, пожалуйста.

– Ты слишком хороша для Микаэля. Ты знаешь, сколько женщин у него…

– Нет, Трульс!

– Но…

– Я хочу, чтобы ты ушел, Трульс. И какое-то время не хочу тебя видеть.

Улла стояла у кухонного стола и смотрела, как Трульс выходит из дома и идет к машине, припаркованной у гравийной дороги, извивающейся между новенькими виллами района Хёйенхалл. Микаэль сказал, что потянет за нужные ниточки и сделает несколько звонков нужным людям в городской администрации, чтобы ускорить асфальтирование дороги, но до сих пор ничего не произошло. Она услышала птичий щебет, когда Трульс нажал на ключ автомобильной сигнализации и та отключилась. Трульс сел в машину и застыл, глядя прямо перед собой. Потом он словно вздрогнул всем телом и начал бить. Он бил по рулю, и Улла видела, как тот содрогается. Даже с большого расстояния это было так ужасно, что она вздрогнула. Микаэль рассказывал ей о приступах ярости Трульса, но сама она никогда их не наблюдала. По словам Микаэля, если бы Трульс не стал полицейским, он стал бы преступником. Микаэль так говорил и про себя, когда хотел казаться крутым. Но она не верила ему. Микаэль был слишком прямолинейным, слишком… слишком хорошо умел приспосабливаться. А Трульс… Трульс был сделан из другой материи, из более темной.

Трульс Бернтсен. Простой, наивный, верный Трульс. У нее были подозрения, это понятно, но ей было сложно поверить, что Трульс мог быть таким хитрым. Таким… фантастически ловким.

«Гранд-отель».

Там она провела самые страшные секунды в своей жизни.

Не то чтобы у нее никогда не появлялось мысли, что он может ей изменять. Особенно после того, как он перестал хотеть секса с ней. Но этому факту могли быть и другие объяснения, например стресс, связанный с убийствами полицейских… Но Исабелла Скёйен? Трезвые, в гостинице, средь бела дня? И она моментально сообразила, что кто-то очень тщательно организовал это разоблачение. Некто знал, что эти двое будут в то время в том месте, и это означало, что свидания были регулярными. Ее начинало мутить всякий раз, когда она об этом думала.

Внезапно побелевшее лицо Микаэля перед ней. Испуганные, виноватые глаза мальчишки, пойманного на воровстве яблок. Как ему это удалось? Как ему, неверной свинье, удалось сделать вид, что он нуждается в защите? Он, наплевавший на все хорошее, что было между ними, отец троих детей, – почему он выглядел так, словно нес тяжкий крест?

– Я буду дома рано, – прошептал он. – Там и поговорим. До того, как дети… Мне нужно быть в кабинете председателя городского совета через четыре минуты.

Неужели у него в уголке глаза появилась слеза? Неужели это жалкое существо позволило себе проронить слезу?

После его ухода она на удивление быстро собралась с мыслями. Наверное, так поступают люди, которые знают, что должны делать, когда альтернативы нет, когда единственная альтернатива – это нервный срыв. С железным спокойствием она набрала номер, с которого звонил мужчина, назвавшийся Рюнаром. Ответа не последовало. Она подождала пять минут, а затем ушла из отеля. Придя домой, она проверила этот номер у одной женщины, с которой познакомилась в Крипосе. Та сообщила Улле, что номер ни на кого не зарегистрирован. Возникал вопрос: кто мог приложить столько усилий для отправки ее в «Гранд-отель», чтобы она все увидела своими глазами? Журналист из желтой газетки? Подруга, желающая ей добра? Кто-то со стороны Исабеллы – жаждущий мести соперник Микаэля? Или же некто, желающий разлучить его не с Исабеллой, а с ней, Уллой? Тот, кто ненавидит Микаэля или ее? Или тот, кто любит ее? Тот, кто думает, что если сначала разлучит ее с Микаэлем, то у него появится шанс? Она знала только одного человека, который любил ее так сильно, что ни ему, ни ей эта любовь не доставляла радости.

Она ничего не сказала Микаэлю о своих подозрениях во время их разговора в тот день. Он подумал, что она очутилась в холле гостиницы случайно, а такие драматические случайности бывают в жизни каждого, такое невообразимое совпадение событий называют судьбой.

Микаэль не пытался лгать и говорить, что он был там не вместе с Исабеллой. Надо отдать ему должное. Он был не настолько глуп, чтобы не понять: она знает. Он уверял, что ей не надо просить его завершить эту интрижку, что он только что закончил ее по собственной инициативе еще перед тем, как Исабелла ушла из гостиницы. Он употребил именно это слово, «интрижка». Наверняка он тщательно подбирал его, оно делало всю ситуацию незначительной, неважной и грязной, словно воспоминания о ней можно вымести поганой метлой и забыть. А вот слово «отношения» прозвучало бы совсем иначе. В то, что он «закончил» все в гостинице, она не верила ни секунды, уж слишком хорошее настроение было у Исабеллы. Но следующие его слова были правдой. Если все всплывет наружу, то скандал навредит не только ему, но и детям, и ей самой, хоть и не напрямую. И более неподходящего времени для такого скандала нельзя представить. Председатель городского совета хотел поговорить с ним о политике, его желают видеть в партии, которую тот представляет. В партии его считают интересным кандидатом в будущие политики. Он как раз такой человек, какого они искали: молодой, амбициозный, популярный, успешный. Был успешным до того убийства полицейского, разумеется. Но как только он его раскроет, они сядут и обсудят его будущее: собирается ли он продолжать работу в полиции или уйдет в политику, где, как считал Микаэль, он мог бы многого добиться. Не то чтобы Микаэль определился с тем, чего хочет, но совершенно очевидно, что скандал с любовными похождениями навсегда закроет перед ним эту дверь.

А потом, конечно, дело в ней и детях. Его карьера – ничто по сравнению с тем, чем могла бы стать для него потеря жены и детей. Улла прервала его до того, как его сочувствие к себе достигло небесных высот, сказав, что она обдумала случившееся и ее выводы совпадают с его. Карьера Микаэля. Их дети. Жизнь, прожитая вместе. Она просто сказала, что прощает его, но он должен пообещать ей больше никогда, никогда не общаться с Исабеллой Скёйен, за исключением мероприятий с участием других людей, где он будет присутствовать в качестве начальника полиции. Микаэль казался немного разочарованным, как будто он приготовился к удару, а не к маловыразительной стычке, закончившейся ультиматумом, принять который ему совсем не трудно. Но тем вечером, после того как дети улеглись спать, он проявил инициативу и впервые за несколько месяцев занялся с ней сексом.

Улла увидела, что Трульс включил двигатель и поехал. Она ничего не сказала Микаэлю о своих подозрениях и не собиралась этого делать. К чему бы это привело? Если она права, то Трульс будет продолжать шпионить и поднимет тревогу, если договор о запрете общаться с Исабеллой Скёйен будет нарушен.

Автомобиль скрылся, и на район вилл вместе с облаком пыли опустилась тишина. И в голове у Уллы внезапно возникла одна мысль. Разумеется, дикая и совершенно неприемлемая мысль, но мозг – плохой цензор. Она и Трульс. В спальне, здесь. Просто месть, конечно. Она отбросила от себя эту мысль так же быстро, как та ворвалась в ее сознание.

Грязь, серыми слюнями стекавшую по лобовому стеклу, смыло дождем. Вертикальными сильными струями дождя. Дворники вели ожесточенную борьбу со стеной воды. Антон Миттет ехал медленно. На улице было совсем темно, и вдобавок из-за потоков воды перед глазами все плыло и искажалось, как будто он был пьян. Он посмотрел на часы своего «фольксвагена-шарана». Когда три года назад они покупали машину, Лаура настояла на приобретении этой семиместной модели. Антон мог бы тогда спросить в шутку, не собирается ли она завести большую семью, если бы не знал, что она боится оказаться в момент аварии в маленькой машине. Ну, Антон тоже не хотел попасть в аварию. Он хорошо знал эти дороги и знал, что шансы встретить движущуюся встречным курсом машину в это время суток малы, но не искушал судьбу.

Пульс тяжело стучал в висках по большей части из-за раздавшегося двадцать минут назад телефонного звонка, но еще и потому, что сегодня он не выпил свой кофе. Он перестал чувствовать его вкус после получения результатов анализа. Глупость, конечно. И вот теперь привыкшие к кофеину сосуды сузились, и головная боль звучала в его голове неприятной ритмичной фоновой музыкой. Он читал, что абстинентный синдром у кофеинозависимых проходит через две недели. Ему хотелось кофе. Ему хотелось вкусного кофе. Вкусного, как мятный язык Моны. Но теперь, когда он пил кофе, он не ощущал ничего, кроме горького привкуса таблеток снотворного.

Он набрался смелости позвонить Гуннару Хагену, чтобы рассказать, что перед смертью пациента его кто-то опоил. Что он спал, пока кто-то находился в палате, и хотя врачи констатировали смерть от естественных причин, это не может быть правдой. И им необходимо провести новое, более обстоятельное исследование трупа. Он звонил два раза. Ему никто не ответил. Он не оставил сообщения на автоответчике. Правда, он пытался. И попытается снова. Потому что это всегда настигает. Вот как сейчас: это случилось снова, кого-то убили. Он притормозил и свернул с шоссе на гравийную дорогу, ведущую в Эйкерсагу, снова дал газ и услышал, как о колеса бьются маленькие камешки.

Здесь было еще темнее, а в углублениях дороги уже собралась вода. Скоро полночь. В первый раз убийство случилось в том же самом месте и тоже в районе полуночи. Поскольку место находилось на границе с соседним административным округом Недре-Эйкер, первым на место преступления прибыл полицейский оттуда. В полицию поступил телефонный звонок от человека, который сообщил, что слышал шум и считает, что в реку упала машина. И ладно бы тот полицейский просто заехал на территорию чужого округа, но нет, он еще устроил беспорядок: катался взад-вперед на машине, уничтожив все потенциальные следы.

Антон проехал мимо поворота, где нашел ту самую дубинку. С момента убийства Рене Калснеса шли четвертые сутки, и у Антона, вообще-то, был выходной, но он никак не мог успокоиться и решил по собственной инициативе прогуляться по лесу. Все-таки убийства в полицейском округе Сёндре-Бюскеруд случались не каждый день, да и не каждый год. Он обходил уже прочесанный полицией участок и заметил дубинку на том самом месте, под елями, прямо у поворота. Там-то Антон и принял решение, глупейшее решение, из-за которого все полетело к чертям. Он решил не докладывать о своей находке. Почему? Прежде всего, он нашел дубинку на таком большом расстоянии от места убийства в Эйкерсаге, что она едва ли могла иметь отношение к преступлению. Позже его спрашивали, зачем он ходил и искал улики в том лесу, если считал, что он находится слишком далеко от места преступления. Но в тот момент Антон просто подумал, что стандартная полицейская дубинка только привлечет незаслуженное внимание к полиции и выставит ее в негативном свете. Удары, полученные Рене Калснесом, могли быть нанесены любым тяжелым предметом, либо же он мог получить их, ударяясь о поверхности кабины автомобиля, когда летел сорок метров вниз, в реку. И в любом случае дубинка не была орудием убийства, Рене Калснеса застрелили в лицо из пистолета калибра девять миллиметров, вот и конец истории.

Но спустя пару недель Антон рассказал Лауре о своей находке. Именно она в конце концов уговорила его доложить о дубинке, сказав, что не ему судить о важности находки. И он доложил. Пошел к начальнику и рассказал, как все было. «Крайне неверная оценка», – заявил начальник полиции округа. И в качестве благодарности за то, что Антон потратил свой выходной, пытаясь помочь в расследовании убийства, его сняли с оперативной работы и посадили отвечать на телефонные звонки в офисе. Он в одночасье потерял все. За что? Никто не произносил этого вслух, но Рене Калснеса все считали хладнокровной бессовестной свиньей, обманывавшей и друзей, и посторонних. Многие думали, что мир стал чище, избавившись от него. Но самым позорным было то, что криминалисты не нашли на дубинке никаких следов, способных привязать ее к убийству. После трех месяцев заточения в офисе у Антона был небольшой выбор: сойти с ума, уволиться или позаботиться о переводе. И он позвонил старому другу и коллеге Гуннару Хагену, и тот добыл ему место в полиции Осло. То, что предложил Гуннар, было, конечно, шагом назад в карьере, но Антон, по крайней мере, снова очутился среди людей и разбойников города Осло, где все было лучше, чем в затхлом Драммене, полиция которого пыталась копировать коллег из Осло, называя свою маленькую лачугу «Полицейским управлением». Даже адрес драмменской полиции – Грёнланн, 36, – казалось, был слизан с адреса Полицейского управления Осло, расположенного на улице Грёнланнслейрет.

Антон доехал до вершины холма и, едва завидев свет, правой ногой автоматически нажал на педаль тормоза. Гравий зашуршал под резиновыми шинами, и машина остановилась. Дождь бил по кузову автомобиля, почти полностью заглушая шум двигателя. Луч света фонарика в двадцати метрах от него опустился вниз. Передние фары высветили светоотражающую полицейскую ленту в оранжевую и белую полоску, ограждающую территорию, и желтый светоотражающий жилет полицейского на человеке, только что опустившем вниз фонарь. Он помахал ему, и Антон поехал вперед. Вот именно здесь, прямо за ограждением, машина Рене свалилась в реку. Для подъема автомобиля из реки и буксировки по воде к заброшенной лесопилке, где его вытащили на сушу, потребовался кран и стальные тросы. Им пришлось повозиться, высвобождая тело Рене Калснеса, поскольку моторный блок вдавило в салон на уровне его бедер.

Антон нажал на кнопку и опустил боковое окно. Холодный влажный ночной воздух. Большие тяжелые капли дождя падали на краешек окна, поливая душем его шею.

– Ну? – сказал он. – Где…

Антон заморгал. Он не был уверен, закончил ли предложение. Ему показалось, что произошел крошечный скачок во времени, как в фильме с плохим монтажом. Он не знал, что случилось, знал только, что на какое-то время отключился. Он посмотрел на колени. Они были покрыты осколками стекла. Антон снова поднял глаза и увидел, что верхняя часть бокового стекла разбита. Он открыл рот, чтобы спросить, что происходит, услышал свистящий звук, подумал, что бы это могло быть, хотел поднять руку, но опоздал. Раздался хруст. Он понял, что звук исходит от его головы: что-то сломалось. Антон поднял руку и закричал. Нащупал рычаг переключения скоростей, чтобы установить его в положение заднего хода, но тот не хотел передвигаться, все как-то замедлилось. Антон хотел нажать на педаль и газануть, но такое действие направило бы машину вперед. К краю. К обрыву. Прямо в реку. Сорок метров вниз. Полный… полный… Антон дернул и потянул рычаг переключения скоростей. Он явственнее услышал шум дождя и ощутил, как холодный ночной воздух окутал всю левую часть тела – кто-то открыл дверь. Педаль, а где нога? Полный повтор. Задний ход. Вот так.