Текст книги "Мертвым не понять"

Линда задрожала, и руки Семена как по команде сомкнулись на ее тонкой талии, не давая ей упасть.

– …Ну вот хоть, смотрите – Василий Яковлевич признается в замысленном своему другу Ушакову. Пишутся письма, шьется штабс-офицерский костюм, в котором тот должен был явиться в Шлиссельбург. И тут Ушакова – этого единственного подручного – неожиданно отзывают по делам службы, где он и погибает. Любой на месте нашего героя если не принял бы это за дурное предзнаменование, то хотя бы как следует повременил, пока не найдется кто-то другой, равный по силе и значимости покойному. Любой, но только не Мирович.

Далее, двадцатого июня того же года императрица отправляется в Лифляндию, третьего Мирович встал на караул в крепости, и уже четверного вечером он подзывает к себе простого солдата и открывает ему задуманное. Тот соглашается участвовать и подбивает, по словам самого Василия Яковлевича, еще двух человек. Что же это такое? Не верится! Все шито белыми нитками! Потом Мирович идет к капитану Власьеву и повторяет почти то же, но тут его встречает совсем другой прием. А надо сказать, что еще утром в крепость припожаловала лодка с четырьмя гребцами. Комиссия, – решил Власьев и, сопоставив речи Мировича с прибытием нежданных гостей, решил, что они имеют между собой какую-то связь, и потому был тотчас составлен рапорт Панину.

Во втором часу ночи Василия Яковлевича вдруг вызывают к коменданту, он понимает, что Власьев его выдал, и, не откладывая, начинает действовать. Я не стану повторять предыдущий рассказ, ограничусь, наверное, тем, что если Иван считает, что Мирович – отчаянная головушка, то я бы сказала – вдохновенная. Потому что кто-то должен сиять, а кто-то делать всю черную работу. А в этом случае провидению было угодно качнуть чаши весов в сторону зла. Что же делает Мирович? Он творит свой, простой и понятный ритуал. Ему было суждено проводить в последний путь всеми забытого принца, отдав ему королевские почести и публично назвав государем. После чего он целует солдат. Поцелуй Христа, добровольно приносящего себя в жертву. Да, жертву. Убивал-то не он, но именно его, именно Мировича уж точно не помилуют. Наш герой с кротостью принимает свою судьбу. И он не ропщет. Нет. Потому что он уверен, что сделал все как надо и выполнил свой долг – то есть, во первых, остался человеком, а не рабом презренным, вымаливающим у сильных мира жалкое подаяние, а, набравшись смелости, попытавшимся взлететь и тем сравниться с ними.

Закончив, ораторша неожиданно завизжала, подпрыгнув в кресле, и задрала ноги. Из комнаты пулей вылетел котище – виновник этого безобразия. Как видно, он незаметно для нас устроился на полу и в самый напряженный момент царапнул Ольгу за ногу.

Трясясь всем телом, Линда прижалась к Семену, а Иван смеялся, согнувшись чуть ли не напополам и прижимая руку к сердцу. Я поцеловал Оленьку, и вскоре мы уже весело болтали. Я посмотрел на сестру, она и Семен шушукались между собой, то и дело как бы ненароком касаясь губами лиц друг друга.

– Нам повезло, доложу я вам, – все еще трясясь от смеха, проговорил Иван, – я и не представлял, что у нашей Оленьки такой пронзительный голос – если вдруг нам опять понадобится демонстрировать медиума какому-нибудь толстосуму-заказчику, а Линда окажется занята, ты, старушка, – обратился он к раскрасневшейся Ольге, – с успехом могла бы заменить ее.

– Линда?! Неужели та самая?! – На пороге стоял маленький толстячок, в котором я без труда узнал популярного телеисторика Григория Астельмана, пользовавшегося время от времени нашими скромными услугами. Надо сказать, что на экране он выглядел внушительнее. Его длинные рыжеватые волосы напоминали парик петровских времен, а малюсенькие пальчики поблескивали перстнями. – Линда – медиум Линда! – заверещал толстячок. – Макс рассказывал мне о вас, но я не мог даже мечтать… боже мой… – С глазами, какие бывают только у зомби да, может быть, у одуревших от марта котов, он ринулся к ней. Сестра не успела еще понять, что же происходит, когда нарушенный коротышка схватил ее за правую руку и с разгона припал к ней поцелуем, так что поднявшаяся было Линда тут же потеряла равновесие и полетела на пол. Все это произошло так быстро, что никто из нас не успел ничего предпринять, и только испуганный кот соскочил с ксерокса (куда только что забрался, подальше от крика и смеха) и с трубным «мяу» начал гоняться по всей комнате.

– Ах! Как же я неловок! Простите меня, дорогая! – Засмущался историк, все еще не догадываясь о недуге своего кумира и безрезультатно протягивая девушке свою руку.

– Позвольте, я помогу. – Семен вежливо оттолкнул гостя и, обняв Линду, усадил ее, теперь уже одну, в свое кресло.

– Простите еще раз! Извините мне мою пылкость, так неловко… Позвольте представиться…

– Не стоит. Я узнала вас по голосу. – Сестра нащупала наконец-то тяжелую от обилия перстней руку. – Я сама виновата…

– Никто не виноват, – поправил я ее. – Дело в том, что моя сестра слепа.

– О боже! Линда! Сокровище мое! Как же это получилось?! – Всплеснул ручонками Астельман. – Какой ужас! А я-то хотел пригласить вас, как прославленного медиума, посетить мое новое приобретение – старую усадьбу, почти что замок, со склепом и настоящими привидениями… но…

– Не беспокойтесь, – встрял в разговор Семен, – наша Линда, конечно, слепа, но некоторые вещи она видит лучше зрячих. – Он снова чувствовал себя главным.

– И потом, у меня есть шанс увидеть ваш дом своими глазами, лишь только братик скопит деньги на операцию. Профессор Щеглов, у которого я консультировалась, полон самых светлых прогнозов.

– А на какое число запланирована операция?

– Ну… – я замялся. Удар пришелся ниже пояса. – Дело в том, что…

– Мы еще не накопили достаточно денег, – выручила меня сестра.

Я чувствовал, что мои щеки залила краска, а рубашка разогрелась и противно прилипла к телу.

– Ну а когда? Когда вы соберете нужную сумму?! – не унимался мой палач.

– Право же… я не знаю. Ситуация настолько нестабильна… – Я чувствовал, как погружаюсь в вязкое ничтожество.

– Линда – прекрасный медиум, и она могла бы…

– Я действительно не решусь сейчас называть даты… – я обтер платком лоб. – То есть, мы думали об операции… но… боюсь, что придется еще немного подождать.

– Сколько?!

– Не знаю… – Земля начала уходить из-под ног, в комнате вдруг воцарилась гнетущая тишина, и все, даже проклятый кот уставились на меня. Глаза сестры непостижимым образом смотрели прямо мне в глаза. – …Ну, может, через год… через два…

– Год?! Два?! Да вы думаете, что говорите, любезнейший?! – взорвался толстячок. – Год!!! Ишь, чего придумали… год… вы попробовали бы сами наперед посидеть в темной комнате хоть час. А потом и говорите глупости! Год! Не отчаивайтесь, дорогая… я дам вам денег на операцию, я договорюсь в лучшей клинике, за вами будет там такой уход, какой сама королева Англии себе пожелать бы не могла! Я не позволю над вами издеваться…

– Но надо мной никто не издевается. – Линда безуспешно искала руку Семена, который отступил, едва только заказчик начал вешать на меня всех собак, и теперь сидел, покусывая карандаш, на подоконнике.

– Согласитесь, умоляю вас… – Мне показалось, что наш гость того и гляди упадет на колени и начнет плакать и рвать на себе волосы. – Поверьте, мне же это только в радость, вы нисколько не обремените меня, и я буду думать, что вы осчастливили меня. – Его тон доходил до самого сердца, перехватывал дыхание, вибрировал в районе переносицы, грозя вызвать слезы. Но нельзя же было и в самом деле допустить, чтобы он шлепнулся на этот годами не метенный пол и испортил свои шикарные брюки. Наверное, та же мысль пришла в голову и Семену, потому что он взял нашего гостя под руку и, усадив его, как маленького, на свободный стул, примиряюще зашептал:

– Не надо расстраивать медиума во время работы, вы сможете обсудить с ней все это после, а пока мы прослушиваем версии. «Дело Мировича». До вашего прихода мы узнали уже мнения наших коллег, – он кивнул в нашу сторону. – Оба доклада записаны на магнитофон, и вы сможете прослушать их, когда только захотите, а сейчас дадим же возможность Яну Касаресу рассказать свою версию случившегося.

Я поклонился.

При упоминании о неудавшемся заговоре наш рыцарь заметно присмирел и, сложив лапки на коленях, приготовился слушать.

– Тема, которую я хотел бы развить перед вами, называется «История одной подставы». – Я посмотрел на магнитофон, поставленный теперь на стол, и, убедившись, что он включен, а в комнате наконец-то воцарилась тишина, продолжил. – Позвольте, я начну с конца. Итак, после убийства принца Василий Яковлевич позволяет арестовать себя, не пытается бежать, на допросах валит все себе на голову, так, словно он не боится никого и ничего. Да, так может вести себя человек (по первой версии), жизнь которого рухнула и ждать нечего. Заметьте, Мирович совершает страшное, с точки зрения христианина, – а именно отслуживает в церкви по себе заупокойную. То есть, в дальнейшем можно считать, что он уже умер, а раз так, то чего же ему еще бояться. Согласен я и с тем, что человек, которому какой-то глас внушает, что за содеянное он прямиком в рай попадет, на смерть идет с радостью, ибо мучениям его пришел конец. Но только ли небо может организовать хорошую страховку? Разве мало случаев, когда сильные мира сего нанимали смертников, обеспечивая до конца жизни их родственников? А может, он и не собирался умирать, а напротив, ждал за свои действия награды? Потому и настаивал на том, чтобы все было проделано им одним, да покойным Ушаковым. Меж тем ведущий следствие Панин, несмотря на давление на него, не приказывает пытать Мировича, возможно, как раз опасаясь, что под пытками он выдаст истинных виновников заговора, которыми могли быть как Дашкова (которую в том немало подозревали), так и сама Екатерина. Надо сказать, что при дворе ходили упорные слухи о том, что Иван должен умереть.

Но вернемся к теме. Итак, четвертого июля в десять утра в Шлиссельбург прибывает лодка, в которой был, по словам самого Мировича, человек от Теплова. И тем же вечером наш герой начинает действовать.

Тот факт, что он попросту не знал, кто ему в этом деле друг, а кто враг, предполагая в случае удачи отстранить от дел ближайших сторонников опального принца, – такое поведение явно указывает на полное его неведение и слепоту! – Я посмотрел на ерзавшего на стуле историка и, перехватив выразительный взгляд Семена, кивнул ему. – Мог ли быть настолько слеп организатор заговора? – спрошу я вас. Иными словами, Мирович не верил, что его попросту подставили, оттого и не приказал казнить на месте убийц Ивана Антоновича, как сделал бы на его месте, наверное, любой. Шутка ли – королевская кровь! А он не подумал даже арестовать их. Почему? Да потому что он не должен был освобождать принца, а всего лишь устроить заварушку, в результате которой и приключилась трагедия.

– История одной подставы?.. – Астельман посмотрел мне в глаза и, прищелкнув языком, перевел взгляд на Линду. – Подставы, значит, высчитаете?

– Это только мое мнение. Я устала… – сестра предприняла последнюю попытку самостоятельно найти Семена, но он упорно избегал своих обычных мест и с появлением заказчика, казалось, вообще опасался приближаться к Линде, отчего она, по всей видимости, чувствовала себя крайне неловко. Я подошел и погладил ее по голове, стараясь хоть сколько-нибудь успокоить.

– Мы можем начать обсуждение прямо сейчас, – предложил Семен. – Или воспользуемся услугами столь почитаемого нашим гостем медиума?

Все как по команде уставились на нас.

– Я ус-та-ла… – медленно и по слогам выдавила из себя Линда, ткнувшись лицом мне в живот.

– Но это необходимо! Линда! Кто-нибудь, сварите кофе. – Он подошел и присел перед нею на корточки. – Ну, я очень тебя прошу, соберись, сейчас все от тебя зависит, – последнюю фразу он прошептал, но мы все ее услышали.

– Нет! Не вижу! – выпалила Линда и сжала кулаки. – Я ничего не вижу!

– Не смейте доводить ее! Слышите?! Я вам приказываю! – Коротышка схватил Семена за плечо и с неожиданной силой развернул его на себя. – Отстаньте, вы не понимаете, что медиумические практики требуют предельной концентрации, вы что, не видели, как она слушала Яна? Хватит! Хватит на сегодня! Дорогая моя, позвольте, я отвезу вас домой… прямо сейчас.

– Но наш договор, консультация, материалы, мы же еще не закончили, – пытался остановить его Иван.

– Да. Не надо… Потом меня проводит… – Она пошарила перед собой рукой и наконец дотронулась до свитера Семена. – Правда? Ты ведь отвезешь меня…

– После. Сначала мы должны закончить с нашими делами.

– Да что вы за люди?! – Астельман схватился за голову. – Позвольте все-таки я сам… Вы разрешите мне отвезти вашу сестру? – обратился он ко мне.

– Да… – Его тон подкупал. – Но, материалы?

– Отдадите моему секретарю. А деньги – позвольте, я переведу их в клинику профессора Щеглова и добавлю, конечно, поверьте…

– Эти деньги делятся на весь коллектив! – неожиданно громко гаркнул Семен.

Оленька смущенно начала копаться в тумбочке, Иван поторопился и вовсе выйти в соседнюю комнату.

– Тогда я заплачу сам. А Линда отдаст их мне впоследствии, работая непосредственно со мной. Поверьте, – обратился он снова ко мне. – Я порядочный человек. Если хотите, вы тоже можете работать на меня и быть постоянно подле сестры.

– Нет. Я не могу так. Спасибо. Вы очень добры. – Линда встала и подошла к окну, сев на подоконник.

– А вы не думаете, что после операции она утратит столь привлекающие вас аспекты своей личности? – прошипел Семен.

– История одной подставы? – процедил сквозь зубы историк. – У вас нет сердца!

– Ты правда не хочешь, чтобы я прозрела? – Она подошла к Семену, ориентируясь по голосу, и коснулась его своей тонкой, чуть ли не прозрачной рукой.

– Нет, я хочу. Но не так. Не чьими-то милостями! Я, может, сам…

– А когда?

– Не знаю, но… ты же не пойдешь с совершенно не– знакомым Мужчиной, только из-за того…

– Итак, ты не хочешь мне помочь?! – Линда тряслась от обиды, ее губы посинели, а лицо сделалось совершенно бледным. Семен молчал, уставившись в пол.

– Я не могу… – наконец выдавил он из себя.

– А ты, Ян? Ты тысячу раз обещал, что накопишь деньги?! Или тебе я тоже нужна лишь как медиум? Когда, спрашиваю я? Когда?!

– Никогда!

Линда закрыла лицо руками.

– Ни-ког-да…

– Позвольте, я помогу вам. Доверьтесь мне, и очень скоро вы будете видеть, а потом я повезу вас в Париж, Берлин, куда вы только пожелаете.

– Хорошо. Я пойду с вами, – она прошептала это одними губами. – Раз уж никто здесь меня не любит. Слышишь, Ян? Я ухожу!

– Ну и иди, ты, шлюха! Катись! Кому ты нужна! Думаешь, это так приятно семнадцать лет возиться с увечной! Может, ты мне руки наконец развяжешь…

– Пока. – Рыдая, она оперлась о заботливую руку Астельмана, и вместе они вышли за дверь, последний метнул на меня полный оскорбленного достоинства взгляд и скрылся в темноте лестницы.

– Прощай.

– Надо же им хоть посветить, – спохватилась Алла и, прихватив спички и небольшой огарок, вылетела за дверь.

Мы сидели какое-то время не говоря ни слова, за окном стучали капли дождя.

– Я знаю. Ты специально это сделал. – Оля взяла меня за руку, от этого прикосновения и, главное, оттого, как она это сказала, я почувствовал, как защемило горло и слезы сами собой полились из глаз. – …Не надо было называть ее шлюхой. Это может плохо отразиться на отношении к ней…

Иван взял сумку и молча вышел за дверь.

– …Теперь она спасена. – Я с благодарностью посмотрел на Семена.

Он сидел на полу, смотря прямо перед собой, так, что я на секунду подумал, а не ослеп ли теперь он?

– Да. Надеюсь. У тебя есть сигареты?

– У меня есть, – Оля протянула Семену пачку. – А вы не думаете, что он, наслушавшись ваших уверений насчет связи слепоты и ясновидения, возьмет и откажется платить за операцию?

– Не откажется… – Сема затянулся и прислонился к стене. – Он благородный, добрый и недалекий – в общем, Мирович.

Мы улыбнулись.

– …Послушай, Ян, я хочу, чтобы ты знал… это важно… я всегда хотел, чтобы она прозрела… правда…

– Да, да, и увидела твою рожу? Даже я смотрю на тебя уже лет десять и все привыкнуть не могу.

– Хотел. Хотел, чтобы увидела и все равно предпочла всем этим раскрасавцам молодым, меня. А теперь все. Точка. Конец еще одной никчемной жизни.

– Да брось ты…

– А правда. Зачем мы теперь Максу без медиума-то нужны? – Оленька устало прижалась к моему плечу. – Можно я сегодня к тебе пойду?

– Конечно. – Я снял со стула свой пиджак.

– Все кончено. – Семен запрокинул голову и сидел так какое-то время.

Мы не трогались с места, не решаясь бросить его здесь одного.

– …Как ты думаешь, Ян, мы больше никогда не увидим ее? А?

– Обязательно увидим.

– А она нас?

– И она нас увидит, и тебя, пугало ты огородное, увидит.

– И полюбит?

– Не-а… не полюбит, я же ее старший брат и знаю – не полюбит. Она тебя уже любит. А что внешность… так она знает все, Линда-то… она же ясновидица!

Я резко открыла глаза и села, какое-то время особое состояние сна или видения владело мною. Наконец я получила возможность увидеть предметы, населяющие мою комнату, и даже смогла признать некоторые из них своими. Так вот что на самом деле произошло между Яном и его сестрой. Кто знает, может быть это Линда поймала мой блуждающий дух и вернула его, потерянного и одинокого, домой? Почему бы иначе эта полузабытая история вдруг всплыла в моей голове? Неужели Линда знала, что происходит со мною, и таким образом пыталась объяснить мне, что иногда ради того, чтобы кто-то прозрел, любящему его человеку необходимо сделаться негодяям и предателем. Что же мне готовит Павел? Каких жертв потребует эта любовь?

Перед глазами запрыгали непонятные буквы и знаки, я попыталась расслабиться, но тело трясло, в комнате было уже достаточно темно. Зарылась лицом в подушку, отмечая про себя, что не помню, когда легла на кровать. В голове кружились непонятные, расплывающиеся и тут же возникающие заново образы, кричали сразу несколько человек, однако я никак не могла сосредоточиться ни на одном из них. Мысленно я призвала на помощь Линду, и это неожиданно сделало меня спокойнее, мало этого, я вдруг явственно различила, что два голоса принадлежат мужчинам и один – женщине, которая, казалось, выбивалась из сил, тщетно пытаясь дозваться до меня. Знать бы что делать. На всякий случай для начала я мысленно наорала на каждого из своих собеседников по отдельности и на всех вместе взятых, приказывая заткнуться и говорить по очереди, после чего они заметно присмирели. Такой опыт ободрил меня, что-что, а командовать мужиками я умею. Однако эти скоро нашлись и попытались было приняться за старое, но я уже запихнула им в глотки кляп вопроса «Что происходит?» и на всякий случай добавила «Линда».

Сначала я оказалась в полной пустоте, вокруг меня простиралось какое-то бесконечное ничто, лишенное запаха и цвета и потому неприятное. Потом я увидела свой парадняк, в том доме, где я жила с семьей, и себя, несущуюся по лестнице вниз; по тому, как я была одета, да еще по черной, огромной сумке я догадалась, что из памяти всплыло, как я бегу к Ленке, даже не к подруге, так мы друг друга никогда не называли, просто жили в пятнадцати минутах ходьбы друг от друга, и все. Однажды, мне тогда было лет двадцать, она позвонила мне уже довольно поздно, я не сразу узнала ее голос и очень удивилась тому, что она вообще вспомнила обо мне. В сущности, ей была нужна даже не я, а те лекарства, что накануне забыл у меня Шоршона. Слава богу, что это оказалось здесь, в доме родителей, а не в моей новой, тогда как раз реставрируемой квартире. Шоршончик, как алхимик какой-то, снабжал народ всякой всячиной. Я пообещала, что буду через несколько минут. Надо сказать, что Лена недавно родила, в ее-то сорок лет, как мне казалось тогда – полное безумие, и теперь не прекращающиеся боли в спине и ногах не отступали от нее ни на минуту.

Я вылетела в коридор, лифт, как обычно в таких случаях, был сломан, и я побежала по плохо освещенной лестнице вниз.

Я увидела его, когда было уже поздно поворачивать назад или прорываться вперед к квартирам. Мало этого, со всего разгона я чуть не налетела на возникшего неведомо откуда мужика и, получив удар в живот, упала на ступеньки, пребольно стукнувшись копчиком и проехавшись чуть-чуть вниз. В то же мгновение чья-то потная ладонь зажала мне рот, притиснув голову к ступенькам, так, словно незнакомец решил впечатать меня в холодный и грязный камень.

– Молчи, убью, – коротко пообещал он и поднес к моим глазам кухонный нож. Я моргнула, демонстрируя свою полную покорность судьбе. – Давай деньги, быстро. – Рука с ножом бешено тряслась.

«Псих ненормальный», – подумала я, меж тем он покопался в моей сумище и высыпал ее содержимое на пол.

– …Деньги, я сказал.

– У меня нет денег. Я вышла на минуту, к знакомой, вот лекарство передать… – В этот момент я была бы готова отдать ему все, все, что я когда-либо имела, но в моей сумке было пусто!

– Баллончик есть? – запоздало вспомнил он.

– Дома… – «Проклятье, будь это нормальный бандит, увидел бы, что взять нечего, и отпустил по добру по здорову, ночь еще впереди, можно кого другого поймать, а этот? Не дай бог, где и живет поблизости, да он из одного только страха, что я его узнаю, прирежет как минимум. Во вляпалась!»

– Деньги! – отчаянно зашипел полуношник и одним рывком поднял меня на ноги и припер к стене.

– Ну, нет у меня, обыщите, только не убивайте, пожалуйста. – Страх словно поработил все остальные чувства.

Мужчина упер в меня руку с ножом, нервно орудуя другой. Я услышала звук рвавшейся ткани, к горлу подступила тошнота от резкого запаха пота.

– Ничего! – Он толкнул меня в угол и выскочил на улицу.

Странное дело, но я принялась собирать завернутые в белую кальку порошки, слава богу, ничего не рассыпалось, слезы безостановочно текли по лицу, но я решила, что плакать я буду потом, дома, а сейчас Лена ждет меня и еще неизвестно, кому из нас хуже.

Шарахаясь от каждой тени и видя в любом встречном-поперечном сегодняшнего бандюгу, я с горем пополам добралась до нужного мне дома и, поглубже вздохнув, нырнула в черноту подъезда.

Лекарство действовало поистине мгновенно, но я посидела еще минут двадцать, качая ребенка или скорее убаюкивая свои страхи.

– Странно, куда Алексей запропастился, – почти что прошептала Лена, внезапно исчезнувшая боль немало измотала ее за эти несколько дней.

– Алексей?

– Мой муж. Ах да, вы же не знакомы. С утра ушел наниматься в какую-то фирму и до сих пор нету. Это правда, что хорошие инженеры сейчас никому не нужны, или он так, чтобы на пособии сидеть выдумывает?

– Что? – Я покосилась на нее с недоверием, можно подумать, что она годы отсутствовала, не знает, что тут такое творится. Но Лена не услышала моего вопроса; откинувшись на подушки, она приучалась жить без боли.

Я услышала, как ключ провернулся в замке, и обернулась поздороваться с хозяином.

Слава богу, что в этот момент больная не видела моего лица. Передо мною стоял сегодняшний бандит. Не помню, как именно я выкрутилась, что говорила его жене. Мое наскоро придуманное объяснение, откуда я знаю Алексея, могло бы только повредить и мне и ему, внушив черт знает какие подозрения.

Мы оба были рассеянны, подавлены, сбиты с толку. Я наскоро распрощалась с Леной, обещая зайти к ней через неделю.

– Уже поздно, Леша, проводи Дианочку. – Этих слет я боялась больше всего на свете. Лена уставилась в по толок, как кажется, мечтая наконец-то остаться наедине сама с собой.

– Спасибо, не надо! – взвизгнула я и попыталась протиснуться к двери, упорно избегая встречаться глазами с мужем.

– Как это не надо! Ты хоть знаешь сколько сейчас маньяков, бандитов, психов бродит?..

О, я знала. Но что же, интересно, опаснее в этой ситуации – встретиться с новым Джеком Потрошителе? или прогуляться с этим?

– Да, да, дорогая я провожу нашу гостью и мигом вернусь. – Он энергично подталкивал меня к двери я бросила последний взгляд на Лену, ее лицо казалось круглым, как маска красавицы театра Но, и каким-то н. редкость удовлетворенным и светлым.

Алексей выбросил меня на лестничную площадку и захлопнул дверь. Какое-то время я ничего не видела, борясь с сердцебиением, заглушающим естественные звуки жилого дома. Постепенно ко мне возвращались чувства и ощущения, откуда-то снизу потянуло холодом и гни лью – это подвал, во всех пятиэтажках такой, за небольшой железной решеткой, и разумеется не запертой. О, не! Неужели именно туда? А куда еще? Лекарства я принесла, Лене лучше. А меня он второй раз в жизни видит, откуда ему знать, проболтаюсь я или нет? Жена никогда не узнает, что я до дому не добралась, труп можно и тут закопать, далеко ходить не надо. А ему нужно как-то да жить, не оглядываясь, не опасаясь, что вдруг какая-то девчонка начнет его на чистую воду выводить.

Ноги не слушались, и Алексей практически вывел меня на свежий воздух. Мяукала кошка, веселая компания возвращалась к себе домой. Вот бы сейчас вырваться из цепких лап, побежать к ним, к людям… рассказать. Один из пьяниц качнулся в мою сторону, и я инстинктивно отстранилась, чуть ли не прижавшись к груди мс его провожатого.

Эта прогулка была на удивление долгой, я чувствовала растерянность и замешательство, тяготившее мужа моей знакомой; к слову, он вовсе и не собирался меня убивать, а, оказавшись на улице, и сам не знал, куда деваться от стыда. Шутка ли – чуть было не убил человека, выползшего на ночь глядя отнести лекарства его же жене.

Мы почти не говорили, помню, он держал меня под локоть, слишком сильно сжимая при этом пальцы, я чувствовала, как что-то твердое, как выяснилось потом, железный портсигар, впивалось мне в бок.

Потом, добравшись, наконец, до дома, я долго сидела в ванной и плакала в голос, затыкая себе рот вафельным полотенцем. Потом мне захотелось утопиться, но вода оказалась слишком горячей, и я вскоре сдалась. Было жалко Алексея и Лену, и стыдно, безумно стыдно зато, что такое вообще могло произойти, чтобы нормальный мужик в сорок с небольшим не мог найти себе работу, содержать семью, да что там, купить лекарство, чтобы уменьшить боль близкого человека. Ничего не мог! Так и с ума сойти можно. В глубине души я знала, что сегодняшнего происшествия ему хватит за глаза и за уши, и больше никогда… Но… все равно боль не унималась… и я чувствовала, что как-то виновата в том, что такое вообще возможно.

Я легла на спину и еще какое-то время думала, что же это все может значить? К чему? Может, Линда хотела сказать, что и я обречена, подобно Алексею, достичь последнего предала, обнаружив полную свою беспомощность и ужас?