Текст книги "Социокультурные процессы в Восточной Сибири (на материалах социологических исследований в Красноярском крае и Республике Хакасия в 2009 – 2011 гг.)"

В.Г. Немировский, А.В. Немировская, Ю.Е. Борисенко , Е.А. Верещагина , Т.Н. Анциферова
Социокультурные процессы в Восточной Сибири (на материалах социологических исследований в Красноярском крае и Республике Хакасия в 2009 – 2011 гг.)

Сведения об авторах

Немировский Валентин Геннадьевич, доктор социологических наук, профессор, заведующий Отделением социологии и общественных связей Сибирского федерального университета. Автор более 180 научных публикаций, в том числе 29 монографий, учебников и учебных пособий (из них 4 пособия с грифом УМО) по современным социологическим теориям, социальным изменениям, социологии личности, социологии молодёжи, социологии региона, научным основам консультирования в управлении организацией, регионом и в развитии общественных связей.

Немировская Анна Валентиновна, кандидат социологических наук, кандидат филологических наук, доцент кафедры социологии Института психологии, педагогики и социологии Сибирского федерального университета. Автор 45 научных публикаций, среди них – 3 монографии и 24 научных статьи, посвященных проблемам изучения массового сознания, динамики социокультурных процессов, социологии региона, исследованию тюркоязычной метафоры, теории и практике перевода.

Верещагина Елена Александровна, кандидат социологических наук, старший преподаватель кафедры психологии развития Института непрерывного педагогического образования Хакасского государственного университета им. Н.Ф. Катанова. Автор 15 научных работ, в том числе – одной монографии. Сфера научных интересов: ценностные ориентации и гендерные проблемы в образовании.

Анциферова Татьяна Николаевна, старший преподаватель кафедры информационных технологий в креативных и культурных индустриях Гуманитарного института Сибирского федерального университета. Автор 9 научных публикаций. Сфера научных интересов: социология культуры и социология религии, музееведение, музейное источниковедение, информационные технологии в музейном деле, история музейного дела, музеи мира.

Борисенко Юлия Евгеньевна, выпускница кафедры социологии Института психологии, педагогики и социологии Сибирского федерального университета.

Введение

В современной Сибири происходят социокультурные процессы, далеко не всегда идентичные тем, которые характерны для других регионов России. Их социологическому анализу и посвящена эта книга. В центре внимания авторов – изучение современной Сибири (на примере двух её восточных регионов – Красноярского края и Республики Хакасия) как своеобразного социокультурного феномена. С одной стороны, рассматривается ситуация и процессы в этих регионах как целостных социокультурных территориальных образованиях в контексте общероссийской ситуации, с другой – анализируются отдельные, наиболее важные проблемные сферы этих регионов. По ряду показателей осуществлены сравнения с данными общероссийского исследования, проведённого в 2010 г. под руководством доктора философских наук, члена-корреспондента РАН Н.И. Лапина.

При этом были использованы различные теоретико-методологические подходы и методы исследования. К ним относится разработанный Н.И. Лапиным антропосоциетальный подход, который опирается на понимающий и социокультурный подходы М. Вебера и П. Сорокина в сочетании со структурно-функциональным социетальным подходом Т. Парсонса. Применялись различные подходы, используемые в социологии и смежных дисциплинах к изучению таких социокультурных феноменов, как «менталитет», «архетип», «архетипические образы» и «христианские ценности», и влияние их на социальную динамику. Опора на теоретико-методологические принципы постнеклассической универсумной социологии, в частности методологическую модель минимального универсума, позволила рассматривать социокультурные процессы в регионах не только на уровне массового сознания, но и массового бессознательного, обратиться к анализу ориентаций респондентов на ценностные переживания, выявить уровень развития базовых ценностей населения, разработать структуру ценностей архетипических образов христианства в соответствии с принципами постнеклассической универсум-ной социологии и т.п. Анализируя социокультурные процессы, мы не могли не учитывать также различные подходы, представленные в настоящее время в активно развивающейся зарубежной социологии эмоций. Наконец, при исследовании ценностных ориентаций мы опирались на модели базовых ценностей, разработанные Н.И. Лапиным и известным американским социологом Ш. Шварцем.

В соответствии с полипарадигмальным подходом, реализованном в монографии, применялись различные методы сбора и анализа данных – как количественные, так и качественные: формализованное интервью, анкетный опрос, контент-анализ, экспертный опрос, методика для изучения ориентаций на ценностные переживания В.Г. Немировского, методики Н.И. Лапина и Ш. Шварца, ассоциативный эксперимент (метод анималистических ассоциаций), ассоциативный эксперимент для выявления архетипических образов христианства в массовом сознании/бессознательном респондентов, фокус-групповые интервью. Для статистической обработки данных был использован пакет прикладных программ SPSS с применением корреляционного и факторного анализа.

Эмпирической базой данной монографии выступают следующие исследования:

1. Всероссийский мониторинг «Ценности и интересы населения России», проведенный ЦИСИ ИФРАН в 2010 г. (n = 1163).

2. Репрезентативный опрос методом формализованного интервью населения Красноярского края в 2010 г. (n = 1000).

3. Экспертный опрос методом формализованного интервью 150 экспертов в Красноярском крае в 2010 г.

4. Репрезентативный опрос методом формализованного интервью населения Республики Хакасия в 2010 г. (n = 600).

5. Репрезентативный опрос методом формализованного интервью населения Красноярского края в 2011 г. (n = 1250).

6. Репрезентативный анкетный опрос педагогов (n = 1333) в государственном образовательном учреждении дополнительного профессионального образования «Хакасский республиканский институт повышения квалификации и переподготовки работников образования» (2009 г.)

7. Ассоциативный эксперимент с педагогами Республики Хакасия в 2009 г. (n = 356).

8. Фокус-группы с жителями Красноярского края с целью проведения ассоциативного эксперимента в 2009 г. (n = 156).

9. Репрезентативный анкетный опрос населения Красноярского края в 2009 г. (n = 810).

1. социокультурные процессы в регионах Восточной Сибири в контексте общероссийской ситуации

1.1. Особенности социокультурной самоидентификации населения Красноярского края и Республики Хакасия

Современное российское общество выступает как достаточно слабо интегрированное идентификационное пространство, предоставляющее индивиду различные способы социокультурной самоидентификации. Несмотря на значительное число социологических работ как зарубежных, ставших классическими (от Э. Дюркгейма и Т. Парсонса до А. Шюца, П. Бурдье, Ю. Хабермаса и др.), так и отечественных авторов (З.Т. Голенковой, Е.Н. Даниловой, Л.М. Дробижевой, Л.Г. Ионина, П.М. Козыревой, Н.И. Лапина, Ю.А. Левады, В.А. Ядова, И.Г. Яковенко и др.), посвящённых теоретическим основам социокультурной самоидентификации и эмпирическому анализу её различных сторон, региональные аспекты этого процесса в современной России остаются, на наш взгляд, недостаточно изученными. Среди наиболее значимых работ отечественных социологов, посвящённых этой проблеме в последние годы, следует назвать публикации по результатам исследований: проведённых под руководством доктора социологических наук, члена-корреспондента РАН М.К. Горшкова11
  Российская идентичность в социологическом измерении // Информационно– аналитический бюллетень ИС РАН. – 2008. – № 3.


[Закрыть], осуществлённых в рамках программы «Социокультурная эволюция России и её регионов»22
  Корепанов Г.С. Региональная идентичность как базовая категория социологии регионального развития // Власть. – 2009. – № 1. – С. 43–50.


[Закрыть], анализ идентичности москвичей33
  Рыжова С.В. Идентичность москвичей (опыт исследования) // Социс. – 2008. – № 8. – С. 40–49.


[Закрыть], ряд диссертационных исследований44
  Фомина Т.А. Социокультурная самоидентификация современного российского студенчества: региональный аспект: дис. … канд. социол. наук. – Ставрополь, 2007. – 150 с.


[Закрыть] и др. Между тем адекватный учёт факторов и механизмов социокультурной идентификации в региональном аспекте выступает необходимым условием успешной модернизации современного российского общества, сохранения его единства и социальной стабильности. Особенно актуальна эта проблема для регионов Сибири, которые традиционно являются специфическими поликультурными сообществами.

Исследования, лежащие в основе данной главы, осуществлены социологами Сибирского федерального университета в соответствии с Типовой программой и методикой «Социокультурный портрет региона» ЦИСИ ИФ РАН, созданной сотрудниками Центра изучения социокультурных изменений Института философии РАН. Они опираются на разработанный Н.И. Лапиным социокультурный подход55
  Лапин Н.И. Социокультурный подход к изучению эволюции России и её регионов // Регионы в России: социокультурные портреты регионов в общероссийском контексте. – М., 2009. – С. 15–40.


[Закрыть], а также концепции и методы многомерного анализа социального расслоения российского общества, созданные доктором социологических наук, профессором Л.А. Беляевой66
  Беляева Л.А. Проблемы и возможности многомерного анализа социального расслоения Российского общества // Регионы в России: социокультурные портреты регионов в общероссийском контексте. – М., 2009. – С. 41–64.


[Закрыть]. Эмпирической базой послужили материалы трёх социологических исследований, проведенных отделением социологии и общественных связей Сибирского федерального университета в 2010 г.: опросы населения Красноярского края и Республики Хакасия и экспертный опрос в Красноярском крае77
  Немировский В.Г., Немировская А.В. Социокультурный портрет Красноярского края. – Красноярск: РИЦ СибЮИ, 2010. – 264 с.


[Закрыть].

Опрос населения Красноярского края осуществлен методом формализованного интервью по месту жительства респондентов (59 вопросов, заданных в доверительной обстановке, на дому у респондентов) в 28 населенных пунктах региона (в Республике Хакасия – в 11), по стратифицированной, многоступенчатой, районированной, квотной выборке, репрезентированной по полу, возрасту и уровню образования, случайной на этапе отбора респондентов. Репрезентативность выборки была обеспечена соблюдением пропорций между населением, проживающим в населенных пунктах различного типа (районы крупного города, средние и малые города и сельские населенные пункты), половозрастной и образовательной структуры взрослого населения Красноярского края и Республики Хакасия. Объем выборки в Красноярском крае составил 1000 человек, в Республике Хакасия – 600 респондентов. Данные анкетного опроса прошли экспертизу в Центре изучения социокультурных изменений Института философии РАН. Полученные материалы обрабатывались с помощью пакета прикладных программ SPSS с использованием кластерного, факторного и корреляционного анализа.

Экспертный опрос был посвящен изучению мнения 150 экспертов, проживающих в Красноярском крае. Он проводился методом формализованного интервью с помощью специально разработанной анкеты, включающей методику изучения характеристик базовых социокультурных типов регионов, разработанную доктором филос. наук, проф., чл.-кор. РАН Н.И. Лапиным88
  Лапин Н.И. Подход к социокультурной типологии регионов // Социокультурные портреты регионов России: Опыт комплексной реализации: Сб. материалов IV Всерос. науч-практ. конференции. 18–22 сентября 2008 г., Чебоксары. – Чебоксары: ЧГИГН, 2008. – С. 11.


[Закрыть]. В данном исследовании в качестве экспертов выступили преподаватели общественных наук в вузах (социологи, историки, политологи, экономисты, культурологи), видные представители СМИ, руководители крупных негосударственных компаний, представители общественного сектора, институтов гражданского общества. Они являются ключевыми «социальными агентами» и во многом влияют на процесс становления общественного мнения по важным вопросам функционирования и развития региона. Данные «агенты» активно включены в информационное пространство территории, отличаются наличием экспертного знания о социокультурном, политическом и экономическом развитии региона, и в то же время эти персоны не задействованы напрямую в структурировании социально-политической картины региона (с позиции принятия административных решений).

Важнейший аспект социокультурной самоидентификации – поселенческая самоидентификация жителей региона (табл. 1.1.). Большинство опрошенных жителей Красноярского края и Республики Хакасия (59 %) самоидентифицируют себя с жителями поселения, в котором они живут (деревня, село, город). Менее трети (31 %) респондентов самоидентифицируются с жителями краевого или республиканского центра. Общерегиональная самоидентификация жителей края оказалась низкой – менее четверти из них (23 %) считают своими, близкими жителей всего края. При этом в Хакасии этот вид самоидентификации заметно выше – 32 % опрошенных. Ещё меньшая доля респондентов, проживающих в Красноярском крае, идентифицируют себя с населением России – 17 % и всей Земли – 11 %. В Республике Хакасия эти показатели несколько выше: соответственно, 22 % и 14 %. Напрашивается вывод, что у опрошенных сибиряков преобладает «чувство малой Родины». Причём данная особенность более ярко выражена в Красноярском крае, нежели в Хакасии. Наряду с этим проявляется «атомизация» российского социума в пределах отдельного региона.

Таблица 1.1

Чувства близости или отдаленности жителей Красноярского края и Республики Хакасия с жителями территориальных общностей/сообществ

(% от числа опрошенных, 2010 г.)

Обращает на себя внимание и сравнительно высокая доля респондентов в обоих регионах, выразивших безразличное отношение к предложенным объектам самоидентификации, т.е. не имеющих чётко выраженной собственной поселенческой самоидентификации: от 12 % до 22 % опрошенных.

Более половины опрошенных жителей края (57 %) считают жителей Москвы «далёкими, чужими» (подобные ответы дали 52 % респондентов из Хакасии), 47 % респондентов-красноярцев таким же образом оценили жителей России и 41 % – жителей всей Земли (население Республики Хакасия, соответственно, 40 % и 37 %). Иными словами, примерно для половины опрошенных жителей Красноярского края и несколько меньшей доли жителей Республики Хакасия характерна антиидентификация с жителями России и её столицы, что может выражать как недовольство «колониальной политикой Москвы» в отношении данного региона, так и не манифестированный до времени потенциал сибирского сепаратизма. В этой связи нельзя не вспомнить результаты социологических исследований, проведённых нами в 90-х гг. в Красноярском крае, которые свидетельствовали о существовании скрытого потенциала сибирского регионально-территориального сепаратизма99
  Немировский В.Г., Григорьев С.И., Пешков С.И. Сибирь на пути к сепаратизму? // Социологические исследования. – 1993. – № 2. – С. 20–26.


[Закрыть].

Использование факторного анализа показало, что на уровне массового бессознательного респондентов как Красноярского края, так и Республики Хакасия существуют две латентных переменных, каждая из которых может быть описана следующими индикаторами:

Ф-1 выражает близость респондента с жителями поселения, в котором он проживает, жителями республиканского (краевого) центра, жителями всей республики. Описательная сила фактора – Красноярский край – 40, 7%, Республика Хакасия – 39, 3%.

Ф-2 описывает самоидентификацию респондентов с жителями Москвы, жителями всей России, жителями бывших республик СССР и жителями всей Земли. Описательная сила фактора – Красноярский край – 30,2 %, Республика Хакасия – 30,8 %.

Как видим, на уровне массового бессознательного у жителей двух сибирских регионов также преобладает поселенческая самоидентификация с населением своего поселения и региона по сравнению с иными более широкими социально-территориальными общностями и социокультурными общностями.

Можно сказать, что среди жителей двух сибирских регионов превалирует поселенческая идентификация с «малой родиной»; при этом люди, населяющие любые иные социальные пространства, часто воспринимаются как далёкие и чужие, что может потенциально порождать серьёзные социально-культурные и социально-политические проблемы.

Описанные выше данные существенно отличаются от результатов всероссийского исследования, проведённого Центром изучения социокультурных изменений Института философии РАН под руководством Н.И. Лапина, которые представлены в табл. 1.2. Очевидно, что у населения двух сибирских регионов на уровне массового сознания социокультурная самоидентификация с жителями всего своего региона (23 % – Красноярский край, 32 % – Хакасия, 59 % – Россия в целом), всей России (соответственно 17, 22, и 38 %), бывших республик СССР (7, 7 и 23 %) и всей Земли (11, 14, и 20 %) выражена заметно слабее, чем у населения страны в целом. Подобные выводы подтверждают и результаты факторного анализа ответов россиян, который также свидетельствует о преобладании у россиян значительно более широкой пространственной самоидентификации – с жителями всей России, бывших республик СССР и всей Земли.

Так, Ф-1 описывает самоидентификацию респондентов с жителями всей России, бывших республик СССР и всей Земли. Описательная сила фактора – 57,5 %.

Ф-2 выражает самоидентификацию опрошенных россиян с жителями поселения, в котором они живут, а также всей их области/края (республики). При этом жители бывших республик СССР и всей Земли зачастую воспринимаются как чужие. Описательная сила – 20,1%.

Специфика поселенческой самоидентификации сибиряков, на наш взгляд, свидетельствует о тенденции нарушения социально-психологического и социокультурного единства российского социума. К подобным заключениям приходит и алтайский социолог Д.И. Щербинин. Опираясь на результаты социологических исследований в ряде сибирских регионов, в том числе в Красноярском крае, автор делает вывод о том, что современный сибирский сепаратизм существует и характеризуется неманифестированностью, латентной конфликтностью, причём налицо признаки его выхода из латентной фазы в следующую стадию конфликта. Он проявляется главным образом: во-первых, в росте массового недовольства сибиряков (особенно бизнесменов, муниципальных чиновников, государственных служащих и представителей интеллигенции) углублением диспропорций в уровнях социально-экономического и социокультурного развития Сибири и Европейской России; во-вторых, в негативно-стимулирующем воздействии на протестное поведение сибиряков, усиливающим социальную напряженность в сибирских субъектах Российской Федерации; в-третьих, в позитивно-сдерживающем влиянии на развитие этнического сепаратизма нерусской части населения Сибири. Причём различные проявления сибирского сепаратизма в настоящее время находятся в неодинаковой стадии развития: от уровня социального риска до стадии прямой угрозы целостности российской государственности1010
  Щербинин Д.И. Конфликтный потенциал современного сибирского сепаратизма (по материалам социологических исследований в Алтайском и Красноярском краях, Республике Алтай, Кемеровской и Читинской областях): автореферат дис. … канд. социол. наук. – Барнаул, 2010. – С. 9–10.


[Закрыть].

Таблица 1.2

Чувства близости или отдаленности жителей Российской Федерации с жителями территориальных общностей/сообществ

(% от числа опрошенных, 2010 г.)

Об этом свидетельствуют и данные, полученные нами в рамках настоящего исследования. Респондентам был задан вопрос «Учитывают ли реформы, проводимые Правительством РФ, интересы Сибири?» (табл. 1. 3). Только 4 % опрошенных жителей Красноярского края и Республики Хакасия ответили «в полной мере». По мнению большинства респондентов, «учитывают частично», а 24 % респондентов в Красноярском крае и 17 % – в Хакасии полагают, что эти реформы интересы Сибири «не учитывают совершенно». Ровно четверть опрошенных в крае и треть – в республике затруднились ответить на этот вопрос. Таким образом, в целом, 72 % опрошенных жителей Красноярского края и 62 % населения Республики Хакасия в той или иной мере сомневаются в том, что реформы, проводимые Правительством РФ, учитывают интересы Сибири. Несколько выше доля критически настроенных среди респондентов, проживающих в региональных центрах и других городах, ниже в сельской местности.

Таблица 1.3

Распределение ответов на вопрос «Учитывают ли реформы, проводимые Правительством РФ, интересы Сибири?»

(% от числа опрошенных, 2010 г.)

Для изучения мнения экспертов был предложен открытый вопрос «Как Вы считаете, изменились ли жители Красноярского края по сравнению с россиянами в целом в результате реформ? Отразились ли реформы на традиционном «сибирском менталитете»? В результате контент-анализа ответов экспертов были получены следующие данные:

– изменились, как и все россияне, особенный сибирский менталитет не проявился (31 %);

– нет, не изменились (29 %);

– изменились, но в меньшей степени, чем все россияне; это связано с большей традиционностью и «периферийностью» территории (16 %);

– изменились в негативную сторону (пострадала нравственность, ухудшилось финансирование, отношения стали менее искренними) (8 %);

– да, изменились в целом (8 %);

– усилилось региональное самосознание (5 %);

– да, в силу иных жизненных условий, поскольку край живет лучше, чем остальные территории (3 %).

Таблица 1.4

Распределение ответов на вопрос «Среди каких людей Вы встречаете наибольшее взаимопонимание?»

(% от числа опрошенных, 2010 г.)

^* Допускается отметить не более трех вариантов

Таким образом, опрос показал, что подавляющее большинство опрошенных экспертов выявляют или специфические социокультурные изменения по сравнению с россиянами в целом произошедшие под влиянием особого сибирского менталитета жителей Красноярского края, или констатируют их отсутствие и сохранение традиционного сибирского менталитета. При этом только менее трети экспертов (31 %) не видят специфического проявления сибирской ментальности (или полагают, что феномен «сибирский менталитет» не существует как таковой) и считают, что в результате реформ сибиряки изменились так же, как и все россияне. На наш взгляд, данная тенденция может являться признаком недостаточного включения Красноярского края в общероссийские интегративные процессы. Безусловно, подобная гипотеза носит условный характер и требует привлечения дополнительных данных для исследования.

Отвечая на вопрос «Среди каких людей Вы встречаете наибольшее взаимопонимание?» (см. табл. 1.4), две трети жителей Красноярского края назвали семью. Именно собственная семья в настоящее время выступает основным психологическим «убежищем» человека от проблем и опасностей окружающего мира, именно родные и близкие и составляют его жизненный мир. Значительно больше социальная дистанция респондентов от друзей – только четвёртая часть респондентов сказали, что наибольшее взаимопонимание они находят в компании друзей. Почти каждый десятый из опрошенных назвал в качестве предпочитаемого круга общения коллег по работе. Совершенно незначительное место как круг общения жителей региона занимают соседи (2 %) и единоверцы (2 %). Контент-анализ варианта ответа «другое» показал, что респонденты наиболее часто называют «везде», «где угодно».

Как следует из данных, приведённых в табл. 1.4, можно говорить о тенденции атомизации двух обследованных сибирских региональных социумов, ослаблении и нарушении в них социальных связей между людьми, когда жизненный мир человека ограничивается рамками его семьи и сужается до пределов населённого пункта, в котором он проживает. Об этом свидетельствует, например, тот факт, что наибольшее взаимопонимание четверть жителей Красноярского края и около трети населения Республики Хакасия находят в компании друзей (данные по России в целом – 49 %), два процента – среди соседей (Россия – 24 %), примерно каждый десятый в Красноярском крае и Республике Хакасия – на работе (Россия – 24 %). И даже в семье россияне в целом чаще находят взаимопонимание – 76 %, чем жители Красноярского края – 66 % и Республики Хакасия – 61 %, что говорит и о более остром проявлении в Восточной Сибири деструктивных процессов в сфере семейных отношений.

В вопросе об общем эмоциональном отношении к своему региону (табл. 1.5), большинство респондентов-сибиряков выбрали вариант ответа «в целом я доволен, но многое не устраивает» – соответственно 46 % и 40 %. В целом по России подобные ответы дали 41% опрошенных. Но только каждый четвёртый из опрошенных жителей Красноярского края и каждый третий из жителей Хакасии ответил: «Я рад, что живу здесь», в то время как аналогичным образом ответили 41 % респондентов из числа населения России в целом. У сибиряков также выше, чем у населения страны в целом, безразличное отношение к своему региону, а также желание уехать в другой регион или же вообще покинуть Россию.

Таблица 1.5

Распределение ответов на вопрос «Какие чувства Вы испытываете по отношению к своему региону?»

(% от числа опрошенных, 2010 г.)

Таблица 1.6

Мнение жителей Красноярского края и Республики Хакасия о жизни в своем и соседних регионах

(% от числа опрошенных, 2010 г.)

В этой связи небезынтересно сравнить мнение респондентов из Красноярского края о качестве жизни в данном регионе с их представлением о том, как живут люди в соседних регионах Сибири (см. табл. 1.6).

Сразу отметим, что к числу «патриотов», по мнению которых «в нашем регионе люди живут лучше, чем в соседних регионах», относится только каждый десятый респондент в Красноярском крае и каждый шестой – в Республике Хакасия. При этом 9 % сибиряков-красноярцев и 8 % жителей Хакасии придерживаются противоположной позиции – «в нашем регионе люди живут хуже, чем во всех соседних регионах». Однако большинство опрошенных – 62 % в крае и 59 % – в республике – полагают, что «по сравнению с одними регионами, у нас люди живут лучше, а по сравнению с другими – хуже». Иными словами, придерживаются нейтральной позиции.

Образно говоря, результаты исследований в двух регионах Восточной Сибири показывают, что их представители – это скорее «представители конкретного поселения (деревни, посёлка, города)», в то время как население России в целом зачастую воспринимает себя «жителями всей России, бывших республик СССР и даже всей Земли». Подобная социально-поселенческая самоидентификация сибиряков свидетельствует о глубоко противоречивой социокультурной и социально-психологической ситуации в этих регионах, что в любой момент может привести к негативным социально-политическим последствиям.