Текст книги "Азбука спасения. Том 24"

ДУХОВНОЕ УПОЕНИЕ

Пока человек в сердце своем не приведет в бездействие попечения о житейском, кроме необходимых потребностей естества, и не предоставит заботиться о сем Богу, дотоле не возбудится в нем духовное упоение… Преподобный Исаак Сирин

Иисус Христос (Спаситель)

Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас, возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим, ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко (Мф.11:28—30).

Святой Макарий Великий

Кто не обретет в себе Божественного упокоения

Если кто ради Господа, оставив своих, отрекшись от мира сего, отказавшись от мирских наслаждений, от имения, от отца и матери, распяв себя самого, сделается странником, нищим и ничего неимеющим, вместо же мирского спокойствия не обретет в себе Божественного упокоения, вместо временного наслаждения не ощутит в душе своей услаждения духовного, вместо тленных одежд не облечется в ризу Божественного света по внутреннему человеку, вместо сего прежнего и плотского общения не познает с несомненностью в душе своей общения с небесным, вместо видимой радости мира сего не будет иметь внутри себя радости духа и утешения небесной благодати, и не примет в душу, по написанному, Божественного насыщения, внегда явитися ему славе Господней (Пс.16:15), – одним словом, вместо сего временного наслаждения не приобретет ныне еще в душе своей вожделенного нетленного услаждения, то стал он солию обуявшею, он жалок паче всех людей, и здешнего лишен, и Божественным не насладился, не познал по действию Духа во внутреннем своем человеке Божественных тайн.

Как ум трехлетнего ребенка не может вместить или постигнуть мысли совершенного софиста, потому велико расстояние лет их, так и христиане, подобно грудным младенцам, понимают мир, смотря на меру благодати. Они чужды для века сего, иной у них град, иное упокоение. Христиане имеют у себя утешение Духа, слезы, плач и воздыхание, и сами слезы составляют для них наслаждение. При радости и веселии имеют они и страх и, таким образом, уподобляются людям, которые на руках своих носят кровь свою, не надеются сами на себя и не думают о себе, что значат они что-нибудь, но ведут себя как уничиженные и отверженные всеми людьми.

Преподобный Исаак Сирин

О любви к Богу и об упокоении в Боге

Душа, которая любит Бога, в Боге и в Нем едином приобретает себе упокоение. Разреши прежде в себе всякий внешний союз, и тогда возможешь быть сердцем в союзе с Богом, потому что единению с Богом предшествует отрешение от вещества. Хлеб дается в пищу младенцу после того, как откормлен он молоком, и человек, который намерен преуспевать в Божественном, желает прежде устранить себя от мира, как младенец от объятий и сосцов матерних. Телесное делание предшествует душевному, как персть предшествовала душе, вдунутой в Адама. Кто не снискал телесного делания, тот не может иметь и душевного, потому что последнее рождается от первого, как колос из голого пшеничного зерна. А кто не имеет душевного делания, тот лишается и духовных дарований.

Болезни в настоящем веке, переносимые за истину, нейдут в сравнение с услаждением, какое уготовано страждущим за доброе. Как за сеющими в слезах следуют рукояти радования, так и за злостраданием ради Бога, последует радость. Сладок кажется земледельцу хлеб, добытый потом, сладки и делания ради правды сердцу, приявшему ведение Христово. С благою волею претерпи и уничижение, и смирение, чтобы иметь тебе дерзновение пред Богом. Человек, с ведением терпя всякое жестокое слово, когда сам не сделал предварительно неправды изрекшему оное, хотя возлагает при этом на главу свою терновый венец, однако же блажен, потому что нетленно увенчивается, тогда как и сам того не знает.

Кто с ведением убегает суетной славы, тот ощутил в душе своей будущий век. Кто говорит, что оставил мир, и препирается с людьми из-за какой-либо потребности, чтобы не было у него в чем-либо недостатка к упокоению его, тот совершенно слеп, потому что, хотя добровольно оставил целое тело, однако же, ратует и препирается об одном его члене. Кто бегает покоя в настоящей жизни, у того ум соглядал уже будущий век. А кто связан любостяжательностию, тот раб страстей. Не думай, что одно приобретение золота и серебра есть любостяжательность, она есть приобретение чего бы то ни было такого, к чему привязана воля твоя. Не хвали того, кто злостраждет телесно, но у кого дана воля чувствам, разумею же слух, зияющие и неудержимые уста, и блуждающие очи.

Когда предписываешь душе правила устроять свое спасение милосердием, приучай душу свою не искать оправдания в других делах, чтобы не оказалось, что делаешь одною рукою и расточаешь другою, ибо там потребность в сердоболии, а здесь в широте сердца. Знай же, что оставлять грехи должникам принадлежит к делам правды. Тогда увидишь тишину и светлость повсюду в уме твоем. Когда вступишь на путь правды, тогда прилепишься к свободе во всяком деле.

Некто из святых сказал об этом: «Слеп милостивый, если не бывает справедлив, разумею же, что должен давать другому из добытого собственными усилиями и трудами, а не из добытого ложью, неправдою, ухищрениями». И еще он же в другом месте сказал: «Если угодно сеять в нищих, то сей из собственного. А если вознамеришься сеять из чужого, то знай, это – самые горькие плевелы». А я присовокупляю, что если милостивый не бывает выше своей правды, то он не милостив, то есть милостивый не только дает людям милостыню из своего собственного, но и с радостию терпит от других неправду и милует их. А когда препобедит правду милостынею, тогда увенчивается не подзаконными венцами праведников, но евангельскими венцами совершенных.

Ибо подавать нищим из собственности своей, одеть нагого, любить ближнего, как себя самого, не обижать, не лгать – это провозглашал и закон ветхий; совершенство же евангельского домостроительства повелевает так: от взимающаго твоя не истязуй, и всякому просящему дай (Лк.6:30). И должно с радостию не только терпеть неправедное отъятие какой-либо вещи и прочее внешнее, но и самую душу полагать за брата. Кто душу полагает, тот милостив, а не тот, кто подаянием только оказывает милость брату своему. Но и тот милостив, кто услышит или увидит что-либо опечаливающее брата его и возгорится сердцем, а равно и тот, кто, если заушен братом своим, не возымеет столько бесстыдства, чтобы отвечать и опечалить сердце свое.

Почти делание бдения, чтобы найти тебе утешение близким к душе твоей. Занимайся чтением в безмолвии, чтобы ум твой всегда был возводим к чудесам Божиим. Возлюби с терпением нищету, чтобы собрать воедино ум свой от парения. Возненавидь жизнь пространную, чтобы помышления свои сохранить безмятежными. Удерживайся от многого и заботься об одной душе своей, чтобы спасти ее от расточения внутренней тишины. Возлюби целомудрие, чтобы не постыдиться во время молитвы своей пред Богом. Приобретай чистоту в делах своих, чтобы озарялась душа твоя в молитве и памятованием о смерти возжигалась радость в уме твоем. Остерегайся малого, чтобы не впасть в большое.

Не будь ленив в делании своем, чтобы не постыдиться, когда станешь среди друзей своих, и не оказаться не имеющим путевого запаса, почему друзья оставят тебя одного среди пути. С ведением веди дела свои, чтобы не быть осуждену за все свое течение. Приобрети свободу в жизни своей, чтобы освободиться от бури. Не связывай свободы своей тем, что служит к наслаждению, чтобы не сделаться тебе рабом рабов. В одеянии своем люби бедные одежды, чтобы уничижить рождающиеся в тебе помышления, то есть высокоумие сердца. Кто любит блеск, тот не может приобрести смиренных мыслей, потому что сердце внутренно отпечатлевается по подобию внешних образов.

Кто, любя пустословие, может приобрести чистый ум? Кто, домогаясь уловить людскую славу, может приобрести смиренные помыслы, или кто, будучи невоздержным и изнежив свои члены, может сделаться чист умом и смирен сердцем? Когда ум увлекается чувствами, тогда и он ест с ними звериную пищу. А когда чувства увлечены умом, тогда они приобщаются с ним ангельской пищи.

За смиренномудрием следует воздержность и во всем ограниченность, а тщеславие – служитель блуда и дело гордыни. Смиренномудрие, по причине постоянного самоограничения, приходит в созерцание, украшает же и душу целомудрием, а тщеславие, по причине непрестанного мятежа и смущения помышлений своих, из всего встречающегося собирает нечистые сокровища и оскверняет сердце. Оно же еще непотребным взором смотрит на природу вещей и занимает ум срамными представлениями, а смиренномудрие духовно ограничивает себя созерцанием и приобретшего оное возбуждает к славословию.

Творящих знамения, чудеса и силы в мире не сравнивай с безмолвствующими с ведением. Бездейственность безмолвия возлюби паче, нежели насыщение алчущих в мире и обращение многих народов к поклонению Богу. Лучше тебе самого себя разрешить от уз греха, нежели рабов освобождать от рабства. Лучше тебе умириться с душою твоею в единомыслии тройственного в тебе состава, то есть тела, души и духа, нежели учением своим умиротворять разномысленных. Григорий говорит: «Хорошо богословствовать ради Бога, но лучше сего для человека соделать себя чистым для Бога». Лучше тебе, будучи ведущим и опытным, быть косноязычным, нежели от остроты ума своего подобно реке источать учения. Полезнее для тебя позаботиться о том, чтобы падшее в душе твоей от страстей восставить возбуждением помышлений своих к Божественному, нежели воскрешать умерших.

Многие совершали силы, воскрешали мертвых, трудились в обращении заблудших и творили великие чудеса, руками их многие приведены к Богопознанию, и после всего этого сами, оживотворявшие других, впали в мерзкие и гнусные страсти, умертвили самих себя и для многих сделались соблазном, когда явны стали деяния их, потому что были еще в душевном недуге, не заботились о здравии душ своих, но, сами, будучи еще немощны, пустились в море мира сего исцелять души других и, как сказал я, утратили для душ своих надежду на Бога. Немощь чувств не в состоянии была сретить и вынести пламень того, что обыкновенно приводит в рассвирепение лютость страстей, потому что для чувств нужна была еще осторожность, и именно в том, чтобы вовсе не видать женщин, не предаваться покою, не приобретать серебра и других вещей, не начальствовать над другими, не превозноситься над иными.

Пусть лучше предполагают тебя необразованным за скудость в тебе уменья прекословить, нежели одним из мудрых за бесстыдство. Будь нищ по смирению – и не будь богат по бесстыдству. Тех, которые держатся учения противного твоему, обличай силою добродетелей своих, а не убедительностию слов своих. Кротостию и спокойствием уст своих заграждай уста бесстыдства непокорным и заставляй их умолкнуть. Обличай развратных благородством жития своего, а тех, у кого бесстыдны чувства, – воздержностию очей своих.

Все дни жизни своей, куда бы ни пришел ты, признавай себя странником, чтобы в состоянии быть тебе избавиться от вреда, порождаемого вольностию в обращении. Во всякое время думай о себе, что ничего не знаешь, чтобы избежать тебе порицания по подозрению, будто бы ты хочешь по-своему установить мнение другого. Благословляй всегда устами, и не будут тебя злословить, потому что от злословия рождается злословие, а от благословения – благословение. Во всяком деле почитай себя скудным для того, чтобы учить, – и во всю жизнь свою будешь оказываться мудрым. Не сообщай другому, чего сам не постиг, чтобы не было тебе стыдно себя самого, и по сличении жития твоего не открылась ложь твоя. Если же станешь говорить кому что-либо полезное, то говори в виде учащегося, а не со властию и бесстыдством, и наперед сам себя осуди, и покажи, что ты ниже его, чтобы слушающим показать чин смирения и побудить их выслушать речь твою и приступить к деланию, и будешь почтен в глазах их. Если можешь, то в подобных случаях говори со слезами, чтобы доставить пользу и себе, и слушающим тебя, – и с тобою будет благодать Божия.

Если приял ты благодать Божию и сподобился насладиться зрением судеб Божиих и видимых тварей, что составляет первую степень ведения, то приуготовь себя и вооружись против духа хулы. Но не стой в стране этой без оружия, чтобы не умереть тебе вскоре от подстерегающих и обольщающих тебя. Оружием же твоим да будут слезы и непрестанный пост. Остерегайся читать учения еретические, потому что сие всего чаще вооружает на тебя духа хулы. А когда наполнишь чрево, не входи с бесстыдством в исследование каких-либо предметов и понятий Божественных, чтобы тебе не раскаиваться. Выразумей же, что говорю тебе: с наполненным чревом невозможно ведение таин Божиих. Часто, и не зная сытости, читай в книгах учителей о Промысле Божием, потому что они руководствуют ум к усмотрению порядка в тварях и делах Божиих, укрепляют его собою, своею тонкостию приуготовляют его к приобретению светозарных мыслей и делают, что в чистоте идет он к уразумению тварей Божиих.

Читай Евангелие, завещанное Богом к познанию целой вселенной, чтобы приобрести себе напутствие в силе Промысла Его о всяком роде, и чтобы ум твой погрузился в чудеса Божии. Таковое чтение согласуется с твоею целию. Чтение же твое да будет в невозмущаемой ничем тишине: и будь свободен от многопопечительности в теле и от житейского мятежа, чтобы ощутить в душе своей, при сладостном уразумении, самый сладостный вкус, превосходящий всякое ощущение, и чтобы душа ощущала это по пребыванию своему в том. Слова людей благоискусных да не будут для тебя словами лицемеров, торгующих словом Божиим, чтобы не остаться тебе во тьме до конца жизни своей, не лишиться пользы от сих слов, и во время брани не прийти в смятение, как смущенному, и, по видимому ища добра, не впасть в яму.

Во что ни намеревался бы ты вникнуть, признаком вшествия внутрь пусть будет для тебя следующее. Когда благодать начнет отверзать очи твои для ощущения зрением предметов в их действительности, тогда очи твои в то же мгновение начнут изливать ручьями слезы, так что не раз множеством их омоются ланиты твои. И тогда брань чувств утихает и сокращается внутри тебя. Если кто будет учить тебя противно сему, не верь ему. Кроме слез, не ищи другого более явного признака в теле. Когда же ум возвысился над тварями, тогда и у тела не будет ни слез, ни всякого движения и ощущения.

Мед обрет, яждь умеренно, да не како пресыщен изблюеши (Притч.25:16). Естество души удободвижно и легко: иногда восторгаясь, вожделевает она восходить высоко и дознавать, что превыше ее естества. Нередко при чтении Писаний и воззрении на вещи постигает нечто, когда же будет попущено, и сравнит она себя с постигнутым ею, тогда оказывается, что она в мере смотрения своего ниже и меньше того, до чего простерлось ведение ее, а потому в помышлениях своих облекается в страх и трепет, и в боязни, как бы устыдившись, что отважилась коснуться высших ее духовных предметов, спешит снова возвратиться в ничтожество свое. По причине страха, внушаемого предметами, находит на нее какая-то боязнь, и рассудок помавает уму души обучаться молчанию и не быть бесстыдным, чтобы не погибнуть и не искать превосходящего ее, не допытываться того, что выше ее.

Поэтому, когда дана тебе возможность уразумевать – уразумевай, и не касайся с бесстыдством таин, но поклоняйся, славословь и благодари в молчании. Как нехорошо есть много меда, так не входи и в исследование словес Божиих, чтобы, когда пожелаешь всматриваться в отдаленные предметы, не приблизившись еще к ним, по неудобству пути не изнемогла и не повредилась у тебя сила зрения. Ибо иногда вместо действительности видишь какие-то призраки. И ум, когда придет в уныние от изыскания, забывает цель свою. Посему прекрасно сказал Соломон, что, якоже град неогражден, так и человек нетерпеливый (Притч.25:29). Поэтому, человек, очищай душу свою, свергни с себя попечение о том, что вне твоего естества, на понятия и движения свои повесь завесу целомудрия и смирения, и через это найдешь, что внутри твоей природы, потому что смиренномудрым дается откровение таин.

Если намерен ты предать душу свою на дело молитвы, очищающей ум, и на пребывание в бодрствовании ночью, чтобы приобрести светлый разум, то удаляйся от зрения мира, прекрати свидания с людьми, не принимай в келию свою, по обычаю, друзей, даже под видом пользы, кроме единонравных, единомысленных с тобою и сотаинников твоих; бойся смущения душевной беседы, которое обыкновенно происходит непроизвольно; по отсечении, отрешении и совершенном прекращении внешней беседы, – с молитвою твоею сопряги милостыню, и душа твоя узрит свет истины.

Ибо, в какой мере сердце перестает тревожиться внешними предметами, в такой же ум может от уразумения мыслей и дел Божественных доходить до постижения и изумления. Ибо душе обычно скоро заменять человеческие собрания собеседованием с Богом и словесами Божиими и, одну беседу другою, если постараемся показать малую рачительность. А чтобы заменить одно собеседование другим, занимайся чтением Писания, открывающим тебе путь тонкости созерцания, и житиями святых, хотя сначала и не ощутишь сладости, по причине омрачающей близости вещей.

И когда станешь на молитву и на правило свое, то вместо размышления о том, что видел и слышал в мире, найдешь в себе размышление о Божественных Писаниях, какие прочел, и сим размышлением приведется в забвение что памятовалось о мирском, а таким образом приходит ум в чистоту. И сие значит написанное, что чтение помогает душе, когда станет на молитву, и также: душа молитвою просвещается в чтении. И чтение опять, вместо внешней примеси, доставляет пищу разным видам молитвы, а потому и чтением душа просвещается, чтобы всегда молиться неленостно и несмущенно.

Плотолюбцам и чревоугодникам входить в исследование предметов духовных так же неприлично, как и блуднице разглагольствовать о целомудрии. Тело крайне болезненное отвращается и не терпит тучного в снедях, и ум, занятый мирским, не может приблизиться к исследованию Божественного. Огонь не возгорается в сырых дровах: и божественная горячность не возжигается в сердце, любящем покой. Блудница не остается в приязни с одним: и душа, привязанная ко многим вещам, не пребывает верною Божественным наставлениям. Как тот, кто не видал своими глазами солнца, не может кому-либо описать его света по одному слуху, даже и не ощущает его света, так и не вкусивший душою своею сладости духовных дел.

Если имеешь что лишнее для дневной потребности, раздай это нищим и иди с дерзновением приносить молитвы свои, то есть беседуй с Богом, как сын с отцом. Ничто не может так приблизить сердце к Богу, как милостыня, и ничто не производит в душе такой тишины, как произвольная нищета. Лучше, чтоб многие называли тебя невеждою за простоту, нежели мудрым и совершенным по уму, ради славы. Если кто, сидя на коне, протянет к тебе руку, чтобы принять милостыню, не откажи ему, потому что в это время он, без сомнения, скуден как один из нищих. Когда же подаешь, подавай с великодушием, с ласковостию на лице и снабди в большей мере, нежели сколько просил. Ибо сказано: посли кусок твой на лице беднаго, и не по многом времени найдешь воздаяние (Еккл.11:1).

Не отделяй богатого от бедного и не старайся распознавать достойного от недостойного: пусть все люди будут для тебя равны для доброго дела. Ибо сим способом можешь и недостойных привлечь к добру, потому что душа посредством телесного скоро привлекается в страх Божий. И Господь разделял трапезу с мытарями и блудницами и не отлучал от себя недостойных, чтобы сим способом всех привлечь в страх Божий, и чтобы посредством телесного приблизились к духовному. Поэтому благотворением и честию уравнивай всех людей, будет ли кто иудей, или неверный, или убийца, тем паче, что и он брат тебе, одной с тобой природы, и по неведению заблудился от истины.

Когда сделаешь кому добро, не жди от него воздаяния: и за то, и за другое вознаградит тебя Бог. А если возможно для тебя, делай добро и не ради будущего воздаяния. Если возложишь на душу свою правило нищеты, и по благодати Божией освободишься от попечений, и нищетою своею станешь выше мира, то смотри, не возлюби стяжания по нищелюбию, для подаяния милостыни, не ввергни души своей в смятение тем, что будешь брать у одного и давать другому; не уничтожь чести своей подчиненностию людям и, прося у них, не утрать свободы и благородства ума своего в попечении о житейском, потому что степень твоя выше степени милостивых, прошу тебя никак не подчиняться. Милостыня подобна воспитанию детей, а безмолвие – верх совершенства. Ежели есть у тебя имение, расточи его вдруг. Если же ничего не имеешь, и не желай иметь. Очисти келию свою от роскоши и от излишеств, потому что сие поведет тебя к воздержанию невольно, хотя бы ты и не хотел. Скудость во всем учит человека воздержанию, а когда дозволили мы себе иметь то и другое, тогда не в состоянии бываем воздерживать себя.

Одержавшие победу в брани внешней возымели смелость не бояться самой внутренней брани, и ничто не побуждает их к опасению, не беспокоятся они о брани, угрожающей им спереди или сзади, разумею же брань, воздвигаемую на душу чувствами и нерадением, например, слухом, языком, когда даем и берем. Все это, входя в душу, производит в ней ослепление. И при наступлении внешнего смятения не может она быть внимательною к себе в воздвигаемой на нее тайной брани и восстающих внутри ее побеждать тишиною. А когда человек затворит врата градские, то есть чувства, тогда ратует внутри и не боится злоумышляющих вне града.

Блажен, кто знает это, пребывает в безмолвии и не тревожит себя множеством дел, но всю телесную деятельность обратил на труд молитвенный и уверился, что, пока трудится с Богом и о Нем имеет попечение день и ночь, не будет иметь недостатка в чем-либо крайне необходимом, потому что для Бога удаляется от рассеяния и от труда. Если же кто не может пребывать в безмолвии без рукоделия, то пусть работает, пользуясь рукоделием как пособием, а не для выгод из корыстолюбия. Рукоделие назначается для немощных, а для более совершенных оно бывает причиною смятения. Ибо нищим и ленивым отцы положили заниматься работою, но не как делом необходимым.

В то время как Бог внутренно приводит сердце твое в умиление, непрестанно твори поклоны и коленопреклонения. Не попускай сердцу своему заботиться о чем-нибудь, когда демоны начнут убеждать тебя заниматься другими делами, и тогда смотри, и дивись, что произойдет у тебя из этого. Ничто другое в подвижнических борениях не бывает так важно и трудно, и не возбуждает такой зависти в бесах, как если повергает кто себя пред крестом Христовым, молясь день и ночь, и бывает как бы со связанными назади руками. Хочешь ли не охладеть в своей горячности и не обнищать слезами, займись этим, и блажен ты, человек, если о сказанном тебе будешь заботиться день и ночь и не станешь домогаться ничего другого. Тогда воссияет внутри тебя свет, и правда твоя возблистает скоро, и будешь как сад цветущий и как источник, не оскудевающий водою.

Смотри, какие блага порождаются человеку от подвигов. Нередко бывает, что человек преклонил колена в молитве, и руки его воздеты к небесам, лицо устремлено на крест Христов, и все помышления свои собирает он воедино в молитве к Богу; и пока человек молится Богу со слезами и умилением, в тот самый час вдруг внезапно воскипает в сердце его источник, изливающий услаждение, члены его расслабевают, очи закрываются, лицо поникает к земле и помышления его изменяются, так что не может он сделать поклона от радости, возбуждающейся в целом теле его. Обрати внимание, человек, на то, что читаешь. Ибо если не будешь подвизаться, то не обретешь, и если не будешь с горячностию ударять в двери и непрестанно пребывать при них во бдении, то не будешь услышан.

Кто, слыша это, пожелает внешней праведности, кроме неспособного пребывать в безмолвии? Впрочем, если кто не может упражняться в безмолвии (потому что благодатию Божиею дается человеку быть внутри двери), то пусть не оставляет другого пути, чтобы иначе не утратить части на двух путях жизни. Пока внешний человек не умрет для всего мирского, не только для греха, но и для всякого телесного делания, а также и внутренний человек – для лукавых мыслей, и не изнеможет естественное движение тела до того, чтобы не возбуждалась в сердце греховная сладость, дотоле и сладость Духа Божия не возбудится в человеке, члены его не приимут чистоты в жизни сей, божественные мысли не войдут в душу его и пребудут неощутимыми и незримыми. И пока человек в сердце своем не приведет в бездействие попечения о житейском, кроме необходимых потребностей естества, и не предоставит заботиться о сем Богу, дотоле не возбудится в нем духовное упоение и не испытает он того утешения, каким утешался Апостол (Гал.2:20).

Сказал же я это, не отсекая надежды, будто бы если кто не достигает верха совершенства, то не сподобится благодати Божией и не сретит Его утешение. Ибо действительно, как скоро человек презрит неуместное, и совершенно удалится от сего, и обратится к добру, в скором времени ощутит помощь. Если же употребит несколько усилия, то найдет утешение душе своей, улучит отпущение грехопадений, сподобится благодати и приимет множество благ…

Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря

Видение иеродиакону Серафиму во время богослужений

В записках, напечатанных в «Маяке» 1844 года (кн. 32), говорится, что о. Серафим в сане иеродиакона по временам видал при церковных службах св. ангелов, сослужащих и поющих с братией. Они принимали образы молниеобразных юношей, облеченных в белые златотканые одежды, но пение их нельзя уподобить никакой гармонии на земле. Дивное печатление производили на его душу эти видения! Быстъ сердце мое, – говорил о. Серафим, – яко воск тая от неизреченной радости! не помнил я ничего от такой радости, помнил только как входил в св. церковь да выходил из нее».

В жизнеописании о. Серафима Дивеевского издания 1874 года говорится (с. 12), что он, весь осиянный благодатью Божией, уже во время иеродиаконства своего удостаивался разных видений. Так, он видел ангелов, сослужащих и поющих во время богослужений. Вид их, как говорил о. Серафим, был молниезрачен, одежда белая, как снег, или златотканая, пение же их и передать невозможно. При этом обыкновенно о. Серафим изменялся в лице, которое то светлело, то бледнело, то покрывалось румянцем, и говаривал старец: «Бысть сердце мое, яко воск, тая от неизреченныя радости!» или «Не могу сказать, в теле или кроме тела был я, но только упомнить мог, что выходил из церкви, да еще помнил, что я входил в нее!»

Однажды в Великий Четверток строитель о. Пахомий, не служивший никогда без о. Серафима, начал Божественную литургию в 2 часа пополудни вечерней, и после малого выхода и паремий возгласил иеродиакон Серафим: «Господи, спаси благочестивыя и услыши ны!» Но едва, обратясь к народу, навел на предстоящих орарем, возглашая: «и во веки веков», – как вдруг так изменился видом, что не мог ни сойти с места, ни проговорить слова. Все это заметили и поняли, что с ним Божие посещение. Два иеродиакона взяли его под руки, ввели в алтарь и оставили в стороне, где простоял он три часа, меняясь беспрерывно видом, и после, уже придя в себя, наедине поведал строителю и казначею свое видение.

«Только что провозгласил я, убогий, „Господи, спаси благочестивыя и услыши ны!“ и, наведя орарем на народ, окончил: „и во веки веков“, – вдруг меня озарил луч как бы солнечного света, взглянув на это сияние, увидел я Господа и Бога нашего Иисуса Христа, во образе Сына Человеческого, во славе и неизреченным светом сияющего, окруженного небесными силами, Ангелами, Архангелами, Херувимами и Серафимами, как бы роем пчелиным, и от западных церковных врат грядущего на воздухе, приблизясь в таком виде до амвона и воздвигнув пречистые Свои руки, Господь благословил служащих и предстоящих, посем, вступив во св. местный образ Свой, что по правую сторону царских врат, преобразился, окружаемый Ангельскими ликами, сиявшими неизреченным светом во всю церковь. Я же, земля и пепел, сретая тогда Господа Иисуса на воздухе, удостоился особенного от Него благословения, сердце мое возрадовалось чисто, просвещенно, в сладости любви ко Господу!»

Автор записок в «Маяке» 1844 года, по-видимому, был саровский инок, которому о. Серафим лично рассказал об этом видении. Показания сходятся. Весьма важно для нас, что видение это совпало со входом священнослужителей в алтарь, когда он изображает вшествие их как бы в самое небо и священник просит Господа: «Сотвори со входом нашим входу св. ангелов быти, сослужащих нам и сославословящих Твою благость». Это видение показало, что мы не напрасно веруем, что силы небесные с нами невидимо служат во время литургии.