Текст книги "Невидимый фронт. Музеи России в 1941–1945 гг."

В течение декабря смертность возрастала:

С 1 по 10 декабря умерло – 9541 чел.,

С 11 по 20 декабря – 18 447 чел.,

С 21 по 25 декабря умерло – 11 085 чел.»[269]269
  Там же. С. 266.


[Закрыть]

Музей Революции не был военным объектом, однако Зимний дворец и Петропавловская крепость (филиал музея) подвергались ожесточенным бомбежкам и артиллерийским обстрелам. Из музейных сотрудников была создана унитарная команда, которая состояла из противопожарной, химической, медико-санитарной и других групп. По сигналу воздушной тревоги и при артобстреле бойцы унитарной команды занимали посты на объектах, ликвидировали последствия воздушных налетов[270]270
  Павлова С. Д. В героические дни обороны Ленинграда. (О работе Ленинградского государственного Музея Революции) // Работа музеев РСФСР в условиях военного времени. М., 1943. С. 75.


[Закрыть]. Директор музея С. Д. Павлова вспоминала: «Мы, сотрудники музея, находясь в течение трех лет на казарменном положении, обезвредили сотни зажигалок, сброшенных с самолетов, в морозные ночи стояли на вышках Зимнего»[271]271
  Смирнов А. П. Указ. соч. С. 103.


[Закрыть].

Как уже говорилось, при частых авианалетах и артобстрелах лопались водопроводные трубы, в результате чего заливало отдельные помещения. Один раз это произошло в кладовой, где был размещен фонд дореволюционных газет. Их просушивали у печек и на плите фотолаборатории. Некоторые сотрудники даже взяли на дом кипы мокрых газет и сушили у печей-буржуек. Другой раз в суровый январь 1942 г. во время ночной бомбежки лопнули трубы на верхних этажах[272]272
  Там же.


[Закрыть]. Но музейщики были на посту – экспонаты не пострадали: их удалось переместить в сухие помещения. Павлова, выступая в Москве в июне 1942 г. на конференции Научно-исследовательского института краеведческой и музейной работы, рассказывала: «Несмотря на холод, сквозняк, воду, доходившую до колен, разрывы бомб, сотрудники музея с ведрами в руках, став в цепочку, выкачивали воду, не дав ей возможности просочиться до нижнего этажа. От этой аварии не пострадал ни один экспонат»[273]273
  Павлова С. Д. Указ. соч. С. 71–72.


[Закрыть].

Действительно, фондам не было нанесено значительного урона. В период 1941–1942 гг. пострадали в основном диорамы («Оборона Петрограда в 1919 г.» и др.), электрифицированные карты («Вооруженное восстание в октябре 1917 г.» и др.), ряд макетов и скульптур[274]274
  НА ГМПИР. Д. 119. Л. 1.


[Закрыть].Гораздо больше С. Д. Павлова сокрушалась о другой потере. Знамя, которым был награжден Петроград в 1919 г., по указанию Ленинградского обкома ВКП(б) было передано в исполком городского Совета для вручения Гвардейской части. Дальнейшая судьба этой исторической реликвии неизвестна[275]275
  ГМПИР. Ф. VI. Д. 1471. Воспоминания С. Д. Павловой.


[Закрыть].

Приняв шефство над тремя госпиталями, Музей Революции оказал помощь в зашивке окон и сборе посуды. Также для раненых бойцов и медицинского персонала проводились беседы и организовывались выставки. 4 научных сотрудника музея были «прикреплены» к 9 жилым домам в качестве политорганизаторов, которые «отвечали за политико-моральное состояние населения дома, за мобилизацию его на решения важнейших задач в условиях города-фронта»[276]276
  Павлова С. Д. Указ. соч. С. 69–70.


[Закрыть]. Беседы и доклады на актуальные политические темы, читки газет, выпуски «Боевых листков», обеспечение подписки жильцов на военный заем 1942 г., сбор денег в фонд обороны страны – все это входило в их работу. Кроме того, в условиях блокады политорганизаторам пришлось заниматься вопросами эвакуации, расселения жильцов из разрушенных бомбардировкой и артобстрелом домов, устройством детей, оставшихся без родителей, в детские дома и ремесленные училища[277]277
  Смирнов А. П. Указ. соч. С. 103–104.


[Закрыть].

В Приказе № 115 по музею от 21 декабря 1941 г. впервые появляется запись: «Считать исключенными из списков сотрудников музея ввиду смерти»[278]278
  Там же. С. 104.


[Закрыть].

В архиве музея сохранилось обращение С. Д. Павловой от 22 января 1942 г. в Ленсовет с просьбой о замене продовольственных карточек категории служащих на карточки категории рабочих для сотрудников, которые настолько ослабли, что не могли вести пропагандистскую и научную работу. Речь шла о 100–150 граммах хлеба, но тогда и они могли спасти жизнь.

«22 января 1942 г.

В Президиум Ленсовета.

Парторганизация и Дирекция Государственного музея Революции просит заменить продкарточки категории служащих на категорию рабочих следующим работникам Государственного музея Революции, Завед. Отделами: Довгаль, Ф. М., Кац, Н. И., Плюхиной, М. А., Зелит – [здесь, видимо, при наборе было непонятно] К. Э., Александровой, Т. С., Петерсон, М. М., Герман, Э. И. Все товарищи вышеуказанные вели большую научно-государственную и пропагандистскую работу в мирное время и особенно большую в условиях Великой отечественной войны в госпиталях, воинских частях, жактах и бомбоубежищах. Но ввиду того, что эти товарищи в данный момент имеют продкарточки 11 категории, столовой в Музее нет, товарищи почти вышли из строя, перестают быть работоспособными.

Все они молодые, энергичные коммунисты, в любое время могут быть использованы на пропагандистской и научно-исследовательской работе – основное сейчас поддержать их силы.

Поэтому парторганизация и дирекция Музея просит выдать этим товарищам продкарточки 1 категории.

Директор

Гос. Музея Революции: /Павлова/

Секретарь

Партбюро: /Спиридонова/»[279]279
  НА ГМПИР. Д. 111. Л. 2.


[Закрыть]

Увы, просьба удовлетворена не была. В приказах по музею за военный период упоминаются фамилии 17 умерших[280]280
  Смирнов А. П. Указ. соч. С. 104.


[Закрыть].Оставшиеся в живых работали без поблажек.

А в Москве о реалиях блокадной жизни чиновники узнавали из скупых рассказов ленинградцев. «В начале 1942 г. я была вызвана в Москву, к наркому просвещения т. Потемкину. Расспросив о жизни коллектива, узнав от меня [выделено мною. – Ю. К.], что мы изыскиваем все возможности для того, чтобы поддержать жизнь сотрудников: сдирали с лип кору, сушили, толкли и пекли на олифе из этой массы лепешки, а также использовали столярный клей для студня, нарком дал указание помочь музею продовольствием. Он посоветовал поехать в музей Революции СССР»[281]281
  Там же.


[Закрыть]. Об этом хорошо спланированном незнании с возмущением писала Ольга Берггольц, вывезенная на несколько недель в состоянии дисторфии из Ленинграда в Москву: «О Ленинграде все скрывалось, о нем не знали правды так же, как о ежовской тюрьме. Я рассказываю им о нем, как когда-то говорила о тюрьме, – неудержимо, с тупым, посторонним удивлением… Трубя о нашем мужестве, они скрывают от народа правду о нас. Мы изолированы, мы выступаем в ролях “героев” фильма “Светлый путь”»[282]282
  Берггольц О. Ф. Ольга. Запретный дневник: стихи, проза, дневники, архивные материалы. СПб., 2010. С. 378.


[Закрыть]. Павлова последовала совету Потемкина.

«Меня в музее тепло встретил ветеран нашей партии Петровский Григорий Иванович. Он пригласил меня к себе в кабинет, задавал массу вопросов о жизни и борьбе ленинградцев. “Я знаю, они выстоят”, – сказал Григорий Иванович. Затем подвел меня к сейфу, открыл его, и я увидела там мешочки. В мешочках оказались семена капусты, брюквы, моркови, репы. Григорий Иванович отсыпал от каждого мешочка семена и, передавая мне, сказал: “Обязательно посадите около Зимнего”. Там, где раньше росли цветы, мы вырастили замечательную капусту, брюкву и другие овощи. Сотрудники музея не раз вспоминали добрым словом Григория Ивановича за помощь в голодное время»[283]283
  ГМПИР. Ф. VI. Д. 1471. Воспоминания С. Д. Павловой.


[Закрыть]. Действительно, созданная впоследствии «огородная комиссия» в определенной степени помогла с продовольствием.

К лету 1942 г. в музее осталось 12 сотрудников – в основном технический персонал. По болезни не выходило на работу 3–4 человека. Ввиду небывалой сырости в Зимнем дворце необходимо было просушить экспонаты. Были размурованы нижние подвалы, где находились основные фонды музея. За июль большая часть материалов была просушена и вновь замурована[284]284
  НА ГМПИР. Д. 110. Л. 10.


[Закрыть].

Говоря о повседневном стоическом мужестве музейных работников, нельзя умолчать и о прямо противоположном – о варварском отношении к интерьерам Зимнего дворца и экспонатам сотрудников НКВД. Этот эпизод, а вернее, достаточно долгий период, тем более отвратителен, что надругательство над музейным пространством проводилось не оккупантами, не хулиганами или мародерами, а представителями самой, пожалуй, могущественной из государственных структур. В сентябре 1941 г. отделу военной цензуры Управления НКВД было разрешено занять 5 залов музея на первом этаже Зимнего дворца. Однако вопреки заранее достигнутым договоренностям они разместились в большем количестве помещений и произвели «архитектурные изменения» в залах (взлом стены и другие нарушения).

В обращении к секретарю Ленинградского горкома ВКП(б) Н. Д. Шумилову и к начальнику управления НКВД Белову директор музея С. Д. Павлова в октябре 1941 г. писала: «Мои требования, исходящие из необходимости сохранения музейных ценностей и помещений, расцениваются работниками НКВД как непонимание военной обстановки. Прошу Ваших указаний Управлению НКВД об устранении вышеуказанных самочинств в залах музея»[285]285
  Там же. Д. 101. Л. 19–20.


[Закрыть]. Остается поражаться смелости Павловой, не побоявшейся вступить в столь резкий диалог со всемогущим ведомством и отстаивать права музея. Увы, НКВД никак не отреагировало на беспокойство руководства ГМР.

Но директор не оставила попыток защитить музейное пространство, исторические помещения Зимнего дворца: она направила докладную в Дзержинский райсовет о последствиях занятия сотрудниками НКВД помещений Зимнего дворца. Эта уникальная переписка заслуживает подробного цитирования:

«24. II–42.

В Административную комиссию Дзержинского райсовета депутатов трудящихся.

В сентябре м-це 1941 г. Государственный музей Революции на основании указаний Ленсовета предоставил экспозиционные помещения 1-го этажа Зимнего дворца Управлению НКВД, так-же фотолабораторию под столовую для сотрудников НКВД, при чем при въезде № отделов в Зимний дворец с административно-хозяйственным отделом НКВД было установлено соглашение, что НКВД обеспечивает соблюдение санитарного режима и сохранения занимаемого помещения. Были указаны места слива нечистот и свалки мусора. Было выделено – 3 уборных, которыми только пользовались сотрудники НКВД. Однако, несмотря на неоднократные требования, предъявленные вышеуказанной организации /Начальн. АХУ НКВД т. Белову, тел. Некр. 9-24-88, Зам. Начальн. Ракитскому, тел. Некр. 9-29-12, коменданту т. Осипову, тел. Некр. 9-39-33/ правила санитарного режима не соблюдаются

1. Большой двор Зимнего дворца, куда сваливали прямо с лестницы мусор и сливали нечистоты – не убирается.

2. Нечистоты из уборной в бомбоубежище выгреблены прямо на двор и дают уже зловонье.

3. Одна из уборных в здании Зимнего дворца /в вестибюле Иорданского подъезда/ заколочена, хотя она и полна нечистот

4. В ящиках с песком в коридоре сливы нечистот.

5. На паркетном полу, несмотря на целый ряд предупреждений продолжают колоть дрова /см. акт/.

Столовая НКВД 13-го марта выехала, не убрав за собой нечистоты.

Дирекция и Партбюро Музея Революции просят административную комиссию Райсовета обязать Управление Н.К.В.Д. выполнять решения Горкома ВКП/б/ и Ленгорисполкома – “О неотложных мероприятиях по бытовому обслуживанию трудящихся города” и навести элементарную чистоту и порядок в занимаемых ими помещениях и очистить те сливы и нечистоты, которые произведены кухней и столовой НКВД.

Директор Музея:

Секретарь Партбюро:»[286]286
  Там же. Д. 111. Л. 6–6об.


[Закрыть]

К обращению приложен акт.

«Акт г. Ленинград, 25 марта 1942 г.

Мы, нижеподписавшиеся, в лице Директора Музея Революции т. Павловой, С. Д., Зам. директора т. Спиридоновой, А. С. и Команданта от Управления НКВД т. Осипова, составили настоящий акт в том, что в помещении бывш. VI отдела Музея Революции, ныне занятого отделом НКВД производили колку дров на паркетном полу, в результате паркет в целом ряде мест настолько разрушен, что в полу образовались большие дыры.

Директор Музея Революции: /Павлова/

Зам. Директора Музея: /Спиридонова/

Комендант от Управления НКВД: /Осипов/.»[287]287
  Там же. Л. 7.


[Закрыть]

В августе 1942 г. Павлова вновь потребовала от начальника отдела военной цензуры НКВД: «Заделать в стенах пробоины, которые были прорублены для дымоходов установленных печей-буржуек. Произвести побелку прокопченных стен. Убрать весь мусор в занимаемых помещениях. Промыть и протереть все паркетные полы… Вернуть снятые и увезенные телефонные аппараты, принадлежащие Музею Революции. Вернуть настенные часы, принадлежащие Музею»[288]288
  НА ГМПИР. Л. 13.


[Закрыть].

Павлова апеллирует и к помощи директора Эрмитажа.

«Депутату Ленинградского Совета

Академику И. А. Орбели.

По указанию Зам. Пред. Ленинградского Совета т. Мотылева Музей Революции в сентябре месяце 1941 г. предоставил помещения нижнего этажа дворца /бывш. I, II, III, IV, V, VI экспозиц. отделы/ для Н-ских отделов НКВД, при чем дирекция Музея поставило условие перед АХУ НКВД о соблюдении санитарного режима в местах общего пользования и в занимаемых помещениях. Однако элементарные правила чистоты и сохранения дворцового помещения не соблюдаются.

1. Распиловка и колка дров производится в помещениях дворца. От колки дров отдельные части / колку дров проводят и на паркетном полу.

2. Уборные находятся в таком состоянии, что при первом же потеплении по всему дворцу будет зловоние.

3. Два маленьких внутренних дворцовых дворика превращены в отхожие места.

4. В ящики с песком в коридорах, приготовленные для тушения пожара сливаются нечистоты.

5. Из кухни и столовой отбросы, нечистоты выливаются прямо около входа в большой двор дворца /несмотря на то, что было указано место для разных отбросов и мусора/.

6. Сливы нечистот производятся у лестницы при входе во двор.

Дирекция Музея неоднократно указывало коменданту т. т. Колоколову, Гречухе, Никитину о недопустимых антисанитарных явлениях, просила АХУ НКВД /т. Ракитского о принятии мер по очистке и уборке, но до сих пор ничего не предпринято.

Просим Ваших указаний вышеназванной организации о проведении уборки нечистот и соблюдения санитарного режима во дворце.

Директор Музея Революции: /Павлова/.»[289]289
  Там же. Л. 24–24об.


[Закрыть]

В архиве музея нет документов, рассказывающих о том, чем закончилась эта история. Вероятно, музейным сотрудникам пришлось самим устранять все повреждения.

С первых дней войны музей целенаправленно собирал материалы по истории Великой Отечественной войны и блокаде Ленинграда. В 1942 г. Домом Красной Армии им. С. М. Кирова была организована выставка «Великая Отечественная война советского народа против германского фашизма», где экспонировались не только советские пропагандистские материалы, но и трофейное оружие и документы. Директор ГМР договорилась о передаче Музею Революции экспонатов после ее закрытия[290]290
  Павлова С. Д. Указ. соч. С. 74.


[Закрыть].

Активная собирательская работа развернулась в 1943 г. – после прорыва блокады. В фондах музея сохранились типовые письма на бланках ГМР к Героям Советского Союза с просьбой о предоставлении в фонды личных вещей[291]291
  ГМПИР. Ф. II. 44093, 44890, 51069.


[Закрыть]. Здесь в архиве хранится также переписка директора ГМР с различными организациями. Музей обращался за материалами к начальнику тыла Ленинградского фронта, начальнику отдела трофейного вооружения штаба Ленфронта, начальнику МПВО, начальнику Ленжилуправления, начальнику Октябрьской железной дороги, в политуправление Краснознаменного Балтийского флота, трест хлебопечения, Нефтесбыт, райздравотдел, Ленэнерго, эвакогоспиталь, Воениздат при Ленфронте. В 69 учреждений были направлены просьбы о передаче предметов музейного значения[292]292
  Смирнов А. П. Указ. соч. С. 105.


[Закрыть].

Только за период с 1 августа по 16 ноября 1943 г. было собрано 5242 экспоната, в том числе 3463 документа, 445 фотографий, 250 плакатов, 404 лозунга, 20 вещевых предметов. А всего за 1943 г. коллекция музея увеличилась на 7288 единиц хранения[293]293
  НА ГМПИР. Д. 127. Л. 9.


[Закрыть].

После прорыва блокады жизнь музея, как и всего города, активизировалась. Если раньше стояла задача выжить, то теперь – быстрее возродиться. Маленькие достижения, учитывая пережитое, по праву воспринимались как значительные. Первый раз за время войны все полы музея были вымыты. В 1943 г. он был открыт для посетителей 16 дней, в течение которых состоялось 17 экскурсий, было изготовлено 25 передвижных выставок[294]294
  Там же. Д. 112.


[Закрыть], прочитано в госпиталях, на заводах и фабриках 107 лекций и докладов[295]295
  Там же. Д. 127. Л. 9.


[Закрыть]. Свыше 98 000 единиц хранения вновь было просушено[296]296
  Там же.


[Закрыть].

В приказе народного комиссариата просвещения РСФСР от 2 июля 1943 г. коллективу Музея Революции была вынесена благодарность «За самоотверженную работу, за проявленную инициативу по спасению и сохранению государственных музейных ценностей»[297]297
  Смирнов А. П. Указ. соч. С. 105.


[Закрыть].

В 1944 г. научные сотрудники музея приняли активное участие в создании выставки «Героическая оборона Ленинграда», которая впоследствии была преобразована в Музей обороны Ленинграда. (Подробнее об этом – в главе «Возрождение».) Из 10 000 экспонатов этой выставки около 4000 (собранных в 1941–1943 гг.) были предоставлены Музеем Революции[298]298
  ГМПИР. Ф. VI. Д. 1471. Воспоминания С. Д. Павловой.


[Закрыть].

За период войны музей создал 165 выставок-передвижек. Революционная тематика, конечно, не ушла из экспозиционной работы. В конце войны в Трубецком бастионе Петропавловской крепости была организована выставка о трех поколениях русских революционеров. Однако доминантой того периода закономерно стали темы «истории великого прошлого русского народа» и «истории борьбы русского народа за свою независимость»[299]299
  НА ГМПИР. Д. 116. Л. 64.


[Закрыть].

За время войны сотрудники ГМР прочитали 465 лекций[300]300
  Там же. Л. 65.


[Закрыть] по темам «Образование русского национального государства», «Великий полководец Суворов», «Ленинград – национальная гордость русского народа», «Герои Гражданской войны», «Партия Ленина-Сталина – вдохновитель и организатор борьбы советского народа против немецких захватчиков», «Киров – пламенный патриот социалистической Родины» и др.[301]301
  Смирнов А. П. Указ. соч. С. 106.


[Закрыть]

Еще с конца 1943 г. началось обсуждение изменения концептуальных основ Музея Революции и превращения его в Исторический музей[302]302
  НА ГМПИР. Д. 116. Л. 3.


[Закрыть]. В феврале 1944 г., сразу после полного снятия блокады, С. Д. Павлова внесла предложение в отдел пропаганды Ленинградского горкома ВКП(б) о создании Исторического музея. Народный комиссариат просвещения РСФСР поддержал инициативу[303]303
  Смирнов А. П. Указ. соч. С. 107.


[Закрыть].

Очевидно, что эта идея могла появиться в период всплеска ленинградского патриотизма и кратковременных планов ленинградских руководителей о придании городу статуса столицы РСФСР. Столичному городу полагалось иметь свой Исторический музей. Однако как только стало ясно, что Сталин не одобрил идею о новой столице РСФСР, проект создания в Ленинграде Исторического музея лишился всякой поддержки и шансов на реализацию[304]304
  Там же. С. 107–108.


[Закрыть].

В игру вступили иные силы: 6 января 1945 г. появилось решение Ленгорисполкома «О предоставлении Эрмитажу помещения Зимнего дворца» с требованием к Музею Революции «освободить помещение 3-го этажа в 3-х дневный срок, 2-го этажа в 10-дневный срок»[305]305
  НА ГМПИР. Д. 116. Л. 40; Д. 132. Л. 18.


[Закрыть]. Руководству музея пришлось начать подготовительные работы по разборке, укладке, транспортировке оборудования и фондовых материалов и одновременно вести борьбу за сохранение самого учреждения.

Блокадная судьба еще одного замечательного музея с многовековой историей, музея, основанного Петром Великим, – Артиллерийского исторического заслуживает особого уважительного внимания (ныне Военно-исторический музей артиллерии, инженерных войск и войск связи). Его коллектив, как и его экспонаты, был разделен на две части: эвакуированную и оставшуюся в Ленинграде.

Ленинградская часть АИМ, или, как ее часто называют в документах, ленинградская команда, 21 человек во главе с заместителем начальника музея военинженером 1 ранга П. Д. Львовским, начала самостоятельную жизнь с 16 июля 1941 г. Поначалу ее основной задачей являлось закончить упаковку оставшегося музейного имущества и отправить его в Новосибирск третьим эшелоном. Но скоро стало ясно, что никакого третьего эшелона уже не будет.

Тогда П. Д. Львовский направил доклад председателю Артиллерийского комитета ГАУ и аналогичный – начальнику музея полковнику Я. Ф. Куске, в котором изложил подробный план работы на ближайший период[306]306
  Маковская Л. К. «Для увековечения славы победоносного оружия Красной Армии….» // Военно-исторический журнал. 2006. № 5. С. 37.


[Закрыть]. Он сводился к следующему: закончить упаковку музейного имущества, отобрать оружие для передачи Артиллерийскому управлению (АУ) Северного фронта и в то же время пополнить фонды музея за счет сбора трофеев, обеспечить сохранность музейных предметов, организовать круглосуточное дежурство пожарно-сторожевых постов и, наконец, создать постоянную выставку вражеского оружия, обмундирования и прочих полевых «артефактов» в зале на первом этаже. К докладу прилагалась тематическая структура предполагаемой экспозиции.

Это была программа действий. Образованная пожарно-сторожевая служба круглосуточно охраняла здание Кронверка и всю прилегающую территорию. Интенсивно работал консультационный кабинет, где заинтересованные лица и организации получали сведения о различных системах стрелкового оружия и проводились экспертизы на присылаемые изобретения и рационализаторские предложения по оборонной технике.

К середине августа 1941 г. была достигнута договоренность с трофейным отделом АУ Северного фронта и 75-й артиллерийской базой по вопросу передачи в фонды образцов немецкого и финского оружия. Однако уже к концу августа обстановка изменилась: военным было уже не до этого, а у музея для такой работы не имелось ни людей, ни транспорта. В этих условиях главным направлением работы сотрудников стал отбор оружия, годного к использованию. В августе Северному фронту (впоследствии переименованному в Ленинградский) были переданы 61 артиллерийская система, 76 винтовок и автоматов, 4720 боевых патронов различных систем, большое число артиллерийских и стрелковых приборов[307]307
  Научный архив Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи (НА ВИМАИВиВС). Ф. 3р. Оп. 1. Д. 65. Л. 67–69.


[Закрыть]. В начале сентября были выявлены еще 88 годных винтовок различных систем и 120 винтовок с просверленными стволами. Петр Дмитриевич предложил простой способ заделывания у стволов отверстий. Предложение было принято, и ученые – хранители артиллерийского и стрелкового фондов А. С. Самряков и В. С. Комаров под руководством П. Д. Львовского занялись приведением стволов в боевое состояние. С конца августа до 20 сентября АУ фронта получило 179 годных винтовок, автоматов, охотничьих ружей и 123 отремонтированные (ранее с просверленными стволами) винтовки[308]308
  Там же.


[Закрыть].

Бывшие музейные предметы, а теперь «воюющие памятники» поступили на вооружение Куйбышевской, Выборгской, Василеостровской и 12-й дивизий народного ополчения, 36-й запасной стрелковой бригады, 2-го зенитно-пулеметного полка ПВО, 56-й стрелковой дивизии, 59-го запасного зенитного полка и других воинских частей[309]309
  Маковская Л. К. Указ. соч. С. 38.


[Закрыть].

В ночь на 11 сентября 1941 г. на территории Кронверка разорвалась 5-пудовая бомба. Пострадало здание, были разрушены все коммуникации, повреждена крыша. 8 октября на территорию попали 120 зажигательных бомб. С пожаром музейщики справились в основном своими силами.

В конце октября была сделана попытка добиться для бойцов вооруженной пожарно-сторожевой службы продовольственных карточек первой категории вместо иждивенческих, которые они получали. Неизвестно, чем кончилась эта попытка, но положение сотрудников резко ухудшилось. С 9 сентября 1941 г. ГАУ прекратило финансирование ленинградской команды[310]310
  НА ВИМАИВиВС. Ф. 3р. Оп. 1. Д. 71. Л. 6об.


[Закрыть]. Голодные, в замороженном помещении, подвергаясь бомбежкам и обстрелам, ленинградские «аимовцы» продолжали охранять музейные памятники, нести круглосуточное дежурство, консультировать отъезжавших на фронт бойцов. Однако в декабре положение стало просто катастрофическим. П. Д. Львовский трижды – 4, 15 и 16 декабря – телеграфировал в финансово-плановый отдел (ВПО) ГАУ о срочном переводе на текущий счет ленинградской команды 18 000 рублей. Но все телеграммы остались без ответа[311]311
  Там же. Д. 65. Л. 112, 112об.


[Закрыть]. Тогда Львовский решил обратиться в ФПО Ленфронта с просьбой об отпуске заимообразно «минимально необходимой суммы» 6700 рублей, но получил отказ[312]312
  Там же. Л. 115; Там же. Д. 71. Л. 6об.


[Закрыть].

И в Новосибирск, к эвакуированной части коллектива музея, пошли краткие и сегодня леденящие душу донесения. «Начальнику музея. Сообщаю о смерти моего ребенка Нины, умершей 26 ноября в Ленинграде, и прошу Вашего распоряжения о внесении соответствующего изменения в мой послужной список. 12 декабря умер рабочий музея Иванов Е. Я., несколькими днями раньше умер б[ывший] хранитель фондов отдела стр[елкового] вооружения Васильев Н. А., тяжело болен уч[еный] хранитель Самряков А. С. 15.12.1941»[313]313
  Там же. Д. 65. Л. 108.


[Закрыть]. В январе 1942 г. во время дежурства умер хранитель фондов стрелкового оружия В. С. Комаров. В феврале 1942 г. умерли от голода столяр П. П. Петров, ученый хранитель исторического отдела И. А. Соколов[314]314
  Маковская Л. К. Указ. соч. С. 38.


[Закрыть].

На 1 марта 1942 г., согласно донесению Львовского, из состава ленинградской команды умерли 10 человек, уволены (из-за отсутствия финансирования) – 4, больных – 3, налицо – 5, из них нетрудоспособных – 4[315]315
  Там же.


[Закрыть].

За первую блокадную зиму ленинградская команда потеряла фактически половину своего состава, но все имущество музея удалось сохранить.

В 1943 г. деятельность ленинградской команды значительно активизировалась. В январе была установлена связь с трофейным отделом 67-й армии. С этого момента в фонды АИМ регулярно поступали образцы вражеского оружия и реликвии, добытые в сражениях. 3 февраля музей заключил договор с Домом обороны об открытии к 23 февраля выставки «Героические события из военного прошлого русского народа XIII–XX вв.»[316]316
  Там же.


[Закрыть]

Кроме того, непосредственно в музее была создана небольшая выставка по истории вооружения, на которой демонстрировались уже собранные реликвии и трофеи. Выставку посещали выздоравливавшие раненые, курсанты учебных заведений, офицеры, прибывшие с фронта на переподготовку, офицерский состав политического управления Ленфронта, слушатели Курсов усовершенствования начальствующего состава, офицеры 55-й армии, лица, обучавшиеся в школе санинструкторов, и многие другие[317]317
  НА ВИМАИВиВС. Ф. 3р. Оп. 1. Д. 83. Л. 7–12, 17, 19, 20.


[Закрыть].

Сотрудники музея подготовили также несколько лекций – «О боевых традициях и реликвиях нашей Родины», «Бережно сохранять боевые традиции и реликвии», «Боевые трофеи и реликвии нашей Родины» – и читали их в воинских частях, госпиталях, на заводах. Свидетельством их популярности являются многие сохранившиеся в делах музея отзывы. В них вместе с благодарностью заключалась, как правило, просьба повторить выступление «на военные темы»[318]318
  Там же. Л. 16, 24, 25, 27–29, 31–34, 36, 37, 40–72.


[Закрыть].

Руководство музея попыталось поддержать сотрудников дополнительным питанием. Но эта попытка не увенчалась успехом. «Городское бюро продовольственных и промтоварных карточек при отделе торговли Ленгорисполкома ставит вас в известность, что ваше ходатайство об увеличении лимита на обеденные карточки, талоны на горячее питание продовольственной комиссией Ленфронта не удовлетворено»[319]319
  Там же. Л. 177.


[Закрыть].

И все же силами сотрудников АИМ в госпиталях проводились также занятия по обучению выздоравливавших владению трофейной техникой. 10 января 1943 г. при музее открылись военный кабинет трофейного оружия и выставка «Реликвии бойцов и командиров Ленинградского фронта»[320]320
  Маковская Л. К. Указ. соч. С. 39.


[Закрыть].

По просьбе начальника ленинградской команды для сбора реликвий и трофеев к музею были прикомандированы два офицера – капитан И. Г. Васильев и лейтенант В. А. Грусланов. Они оказали АИМ большую помощь. По сути, основные военные памятники Ленинградского фронта были собраны ими. В июне 1944 г. ленинградская команда приняла участие в выставке «Отечественная война 1812 г.», которую устраивал Антирелигиозный музей[321]321
  НА ВИМАИВиВС. Ф. 3р. Оп. 9а. Д. 151. Л. 55.


[Закрыть]. В дни празднования 26-й годовщины Октябрьской революции на площади Урицкого (Дворцовой) была выставлена на всеобщее обозрение часть трофейной техники АИМа[322]322
  Маковская Л. К. Указ. соч. С. 39.


[Закрыть]. Музей продолжал работать и ждал возвращения своих коллег и экспонатов из Новосибирска.

Размышляя об общественно-политической обстановке в Ленинграде в 1941–1944 гг., нельзя не отметить принципиальное обстоятельство: еще находясь в смертельном вражеском кольце, горожане, и музейщики в первую очередь, задумывались о сохранении уникального архитектурного наследия. И о том, чтобы оставить в памяти поколений свой трагический подвиг.

 
«Да будет наше сумрачное братство
Отрадой мира лучшею – навек,
Чтоб даже в будущем по ленинградцам
Равнялся самый смелый человек.
Да будет сердце счастьем озаряться
У каждого, кому проговорят:
Ты любишь так, как любят ленинградцы…
Да будет мерой чести Ленинград».
 

Эти строки Берггольц, прозвучавшие в феврале 1942 г., стали девизом художественной интеллигенции северной столицы. С тем же пафосом выступала и печать:

«Сдавать город нельзя, – записал в блокадный дневник А. С. Никольский. – Лучше умереть, чем сдать. Я твердо верю в скорое снятие осады и начал уже думать о проекте триумфальных арок для встречи героических войск освободивших Ленинград»[323]323
  Варшавский С., Рест Б. Указ. соч. С. 87.


[Закрыть]. Одним из решений руководства Ленинграда, воспринятых с неподдельным энтузиазмом, было распоряжение исполкома Ленгорсовета «О составлении плана I очереди восстановления городского хозяйства города Ленинграда», вышедшее 7 января 1942 г. 20 января было принято решение «Об обеспечении проектами и сметами восстановительных работ в гор. Ленинграде»[324]324
  Архитекторы блокадного Ленинграда. СПб., 2005. С. 15.


[Закрыть]. Начали с поврежденных или разрушенных зданий – памятников в историческом центре. Другой формой «работы на будущее» стало проведение архитектурных конкурсов. Первый из них также состоялся в 1942 г. и был посвящен составлению эскизных проектов восстановления художественно-исторических зданий-памятников и ансамблей Ленинграда, пострадавших от бомбежек и обстрелов.

 
«Как два ствола, поднявшиеся рядом,
сплетают корни в душной глубине
и слили кроны в чистой вышине,
даря прохожим мощную прохладу, —
так скорбь и счастие живут во мне
единым корнем – в муке Ленинграда,
единой кроною – в грядущем дне».
 

Война еще шла, но в город уже стали возвращаться эвакуированные экспонаты (об этом подробнее в главе «Возрождение»). Ленинград вышел из жесточайшей схватки с варварством и бесчеловечностью, гордым победителем. «Немцы стреляли из тяжелых, злобных орудий прямо в его сердце, – стреляли, но не смогли убить. Он весь изранен, и видеть эти раны физически больно. Но он жив»[325]325
  Тэсс Т. Указ. соч.


[Закрыть]. Он жил, он дышал полной грудью – город-музей, где, по точному выражению Даниила Гранина, интеллигентность слилась с народностью.