Текст книги "Эра Огня"

6

Родион вошел в гостиную и упал на диван, с ожесточением взъерошив волосы. Однажды дядя рассказал ему, что случилось с сестрой Каспара.

Росли они без матери – она умерла при рождении дочери. Отца никогда не бывало рядом. Богдан Раев слыл деловым человеком, которого собственные дети интересовали меньше всего. Воспитывали их то одни, то другие родственники, и что такое настоящая любящая семья, они не знали, но знали, что такое настоящая братская любовь. Сестру Каспара звали Кристина. Она была голубоглазой девочкой с тёмными локонами всегда заплетенными в тугую косу. Он же, черноглазым мальчишкой со светлыми, почти белыми волосами, которые никак не укладывались на его голове и несколько вихров обязательно оставались торчать кверху. В этом заключалось их различие. Черты лица у них были до того схожи, что многие принимали их за близнецов. Они росли красивыми и ласковыми малышами. Поэтому некоторые из их многочисленной родни брали на себя обязанность позаботиться о них. Но длилось это до времени, после чего дети переходили в другие руки, затем в третьи, и в такие моменты брат с сестрой остро чувствовали, что кроме друг друга никого в мире у них больше нет.

Когда пришла беда, Кристине было всего шестнадцать лет. Каспару исполнилось восемнадцать. Жили они в то время у двоюродной тетки по линии отца Норы. Был у нее сын Фаго, злобный мстительный парнишка, лет восемнадцати. Он не любил свою мать, мучил её при любой возможности, а возможностей всегда имелось достаточно. Он мог создавать их из ничего. Каспара он ненавидел лютой ненавистью. Он бы убил его во сне, если бы мог, но на это не хватало смелости, а вредить по мелочам ему надоело. Фаго постоянно разрабатывал планы по уничтожению своего троюродного брата, но никуда эти планы не годились. Кроме одного, о котором Каспар и потом вспоминал время от времени.

Однажды утром, когда Нора и Кристина уехали в гости к Даричам, их дальним родственникам, Каспар остался присмотреть за домом. На Фаго Нора никогда не могла положиться, несмотря на то, что он был её родным сыном, а не Каспар. Каспар прогуливался по небольшому саду, уже вошедшему в пору цветения и благоухающему, как сады в восточных сказках, которыми он зачитывался в детстве. Насвистывая незамысловатую песенку, он отвлёкся на одну особенно красивую розу, а когда повернулся, перед ним стоял Фаго с перекошенным от злобы лицом. «Верно прятался в кустах у дорожки» – решил Каспар. Эта мысль заставила его рассмеяться, хотя он вовсе не желал этого делать. Лицо Фаго побелело как мел. Он шагнул вперед и прошипел: «Много смеёшься – много будешь плакать». Смех Каспара как рукой сняло. Не то, чтобы он испугался, просто ему стало противно. Он обошёл Фаго и направился к дому. Прогулка была испорчена. Вдруг, прямо на дорожке, он заметил нелепое нагромождение веток. Он подошёл поближе и разглядел под ветками, наваленными одна на другую, яму глубиной в полтора метра. Видимо эта ловушка предназначалась ему. Каспар присел на краю ямы и стал разбрасывать ветки. Ему опять захотелось смеяться. Что за глупое создание этот Фаго? Чего он хочет? И когда найдёт в себе силы оставить его в покое? Каспар взглянул в открывшуюся яму и оцепенел: на дне ее торчали вбитые в землю острые деревянные колья. Он быстро расшвырял оставшиеся ветки и аккуратно спустился вниз. С десяток кольев, заточенных как кинжалы, Фаго подготовил для него. Если бы он упал в эту яму, ему бы уже ничего не помогло. Мороз побежал по его спине, на лбу проступил холодный пот. Каспару показалось, что он спустился в могилу. Кто знает, будь он чуть рассеянней этим утром, возможно эта яма и стала бы его могилой. Почему Фаго так ненавидит его? Что он ему сделал? И если он желает смерти ему, почему просто не воткнет нож в спину? Каспар знал почему. Он трусит. Он выроет эту яму, но ты сам провалишься в неё, ему лично не надо проливать твоей крови. Он будет только посредником, а виноваты яма и ты, не он. Именно так рассуждал Фаго, и Каспар это понимал. Но сейчас надо было поскорее вытащить колья. Тётя и сестра могли вернуться домой каждый час и не дай боже кто-то из них попадет в эту ловушку. Вырвав все колья, Каспар решил в первую очередь засыпать яму, и уже потом найти Фаго и для начала просто поговорить об этом. А дальше обстоятельства покажут. Пока он все приводил в прежнее состояние, Фаго увидел, что его план не сработал и куда-то исчез. Напрасно Каспар прождал его весь вечер, тот не пришёл. Сестра с тётей тоже не вернулись от Даричей. Они задержались в гостях ещё на пару дней. До их приезда Фаго так и не объявился. Каспар увидел его лишь через несколько дней, когда тётка с сестрой уже возвратились домой. Остаться с ним наедине никак не получалось. Фаго либо крутился вокруг Норы, либо где-то пропадал. Разговор не состоялся. Все пошло как раньше. Фаго продолжал всех ненавидеть…

И только к одному человеку он испытывал любовь. Ненормальную, болезненную любовь. Иногда из-за этой любви он ненавидел Кристину сильнее остальных, иногда готов был рыдать у всех на глазах, требуя у неё взаимности, которой она не могла ему дать. Он мучил её своей любовью, как мать мучил ненавистью. Кристина никогда не жаловалась брату, но Каспар сам замечал уродливое чувство Фаго. Нередко Фаго получал по заслугам. Каспар мог забить его до смерти, если бы Фаго хоть раз принял бой. Но он никогда не сопротивлялся. При первом же ударе он просто падал навзничь и лежал, без всякого движения. Каспара выводила из себя эта трусость, эта хитрость, но он не мог драться с неподвижно лежащим человеком. Он не мог ничего сделать. С чувством гадливости, переполнявшем его душу, он разворачивался и уходил.

Эта любовь продолжалась полгода, прежде чем Фаго решил, что хватит с него унижений и эти чёртовы Раевы должны ответить за все, через что заставили его пройти.

Никто, кроме матери Фаго, не знал об одной его хорошо скрываемой тайне. Он родился с хвостом. Не таким хвостом, который бывает у кошек или крыс, а небольшим наростом на крестце. Это уродство Фаго прятал все свои сознательные годы. Сам он от природы не был уродом, но постоянная злоба изменила его лицо. Никто не хотел задерживать на нем взгляда дольше пары секунд. Казалось, эти глаза желали каждому провалиться в преисподнюю, даже если говорил он льстиво и вкрадчиво, что, в общем, бывало редко. Мать его считала, что именно из за хвоста он стал таким, и нередко рассказывала истории о том, как часто без суда сжигали женщин с подобным изъяном. Она сама верила, что это главный признак ведьмы. У мужчины хвост – это трудная и несчастная судьба. Верил в это и Фаго. Он собирался отомстить Кристине и Каспару и стал обдумывать очередной план. И скоро приступил к его исполнению. Он разузнал, что в ближайшее время Каспар отлучится к своему отцу на день, возможно два. На все это время он останется полноправным хозяином в доме, и Кристина будет в его власти. Мать свою он в расчет не брал. Она никак не могла помешать ему в исполнении плана. Перед отъездом Каспар взял с Норы слово, что та глаз не спустит с его сестры и Фаго. Нора обещала. День прошёл как обычно и после ужина каждый отправился к себе. Фаго проследил за матерью. Он знал, как только она коснётся подушки, до утра её ничем не разбудить. Он дождался пока Нора уснула, вернулся к себе и закрылся в комнате. Фаго шагал из угла в угол и мучительно ломал руки. По спине стекали холодные капли пота. Вся его рубашка промокла насквозь. Лицо его пылало, а сам он дрожал, как от ледяного холода. Но вот он остановился и безумно улыбнулся. Решение было принято. В комнате он припас железную кочергу, которой ворочал деревяшки в камине. Сейчас камин немного тлел, но не горел. Он опустил кочергу в тлеющую золу, накалил её и вышел из комнаты. Спальня Кристины находилась совсем рядом и далеко идти не пришлось. Фаго встал у двери и прислушался. Везде стояла такая тишина, что ему стало страшно. Фаго тяжело глотнул и решился приоткрыть дверь и заглянуть. Кристина спала. Сердце Фаго усиленно забилось: пришла его очередь праздновать и веселиться. Он подошёл к Кристине и сорвал с нее одеяло. Сразу за этим, одной рукой зажал ей рот, а второй приложил раскаленную кочергу к крестцу, точно туда, где у самого Фаго был хвост. Кристина пыталась кричать. От боли и страха по её щекам потекли слезы. Но рука, зажавшая ей рот не отпускала, как она не билась. Наконец, когда она успокоилась, Фаго отнял руку от её лица, криво улыбнулся и вышел из комнаты. Кристина сидела на кровати и рыдала до утра. А утром её забрали по обвинению в колдовстве. Нора кричала, металась в истерике и требовала доказательств. «Хвост, который она отрубила и прижгла кочергой» – был ответ. Нора застыла с раскрытым ртом. Больше Кристину никто не видел. Скоро до Норы дошла весть, что девушку прилюдно казнили.

Фаго пропал вечером того же дня после разговора с матерью. Он взял необходимые вещи и исчез на несколько лет. Много времени потребовалось Каспару, чтобы отыскать его следы. Он узнал, что Фаго поступил на службу к наместнику Авирана и зовется отныне не Фаго, а Федаль Грим.

С тех пор прошли еще годы, но судьба ни разу не свела их вместе. Как Каспар ни бился над этим, он не мог подобраться к разведчику наместника. А затем и вовсе потерял его след. Не раз ему приходила мысль, что этого подлого негодяя уже нет в живых, но тем не менее, он продолжал думать о Фаго как о живом. И вот, месяц назад Фаго снова объявился на прежнем месте, жив, здоров и кажется готов к новым свершениям…

Родион до боли сжал руки и прошептал:

– Когда-то ты прошёл через настоящий ад, Каспар. И говоря по правде, ты ведь тогда едва не потерял рассудок. Но ты не мог позволить себе месяцами увязать в страданиях и слезах, как не могу и я. Сейчас не то время. Надо взять себя в руки. Сейчас люди гибнут каждый день, каждый час, и где конец всему этому – неизвестно. Но он придёт, ничто не вечно. Конец придёт…

7

Стемнело. Дядя так и не появился. Родион сидел на диване с всклокоченными волосами и прислушивался к тишине. Болезненно тревожные сумерки нагоняли тоску, вечернее безмолвие действовало на нервы. Из потайных глубин давно забытого оно тащило на поверхность призраки и воспоминания. А то, что забыто не было, разрасталось до необъятных размеров. По мостовой проскрипела повозка под перестук копыт. Фыркнула лошадь. И тишина стала громче. Что бы развеять мучительное беспокойство, Родион проговорил вслух:

– Сейчас усталый отец пришёл домой после трудного рабочего дня. Ему навстречу бежит пара детишек, похожих на ангелов. Пахнет тёплым рагу и ягодным пирогом. Красавица жена улыбается ему и накрывает на стол. В доме царит веселье, и шум, и детские голоса…

Он подошёл к окну и увидел, что надвигается огромная чёрная туча и почти полностью накрывает город. Вот вот начнется ливень. Реки воды побегут по улицам. Запоздалые зеваки, влюбленные пары, или пьяные балагуры, вышедшие из трактира и напевающие себе под нос похабные песенки, все они поспешат домой и улицы вмиг опустеют. В такую погоду никто не покинет своего укрытия. Только странный народ может шляться ночью под проливным дождем. Да, найдутся и такие. Но дядю сегодня можно не ждать. Да и Каспара тоже. Что ж, эта ночь не будет вечной, завтра займется новый день и что-то неумолимо изменится.

– Я завидую им… В такую страшную ночь они не одни, им хорошо, а дождя они даже не заметят. Они вместе и им ничего не страшно. Ничего? Нет, я им не завидую. Завтра у них дома не будет веселья и смеха. Будут слезы, будет плач. Они потеряют кого-то. Кого? Это пусть решит наместник. Это не мне решать.

В комнате совсем стемнело. Временами луна вырывалась из мглистых облачных объятий, и тогда часть комнаты заливал её свет. Но тучи снова окутывали ее чёрными волокнами – так паук пеленает жертву, и беспроглядная тьма низвергалась в окна. И все же Родион не хотел зажигать свечи. Ему казалось, что ночь будет тянуться бесконечно долго при ее мерцающем свете. Ночь будет питаться этим слабым огоньком и набирать силы.

По крыше забарабанил дождь. Родион захотел освежиться, а лучше промокнуть до нитки, чтобы немного прийти в себя. Он вышел на улицу и подставил лицо под струи холодной воды. По небу гулкими раскатами прокатился гром. Вода принесла облегчение. Мысли прояснились. «Опять сходить к дяде? – подумал Родион, – Не придёт он, пойду я. А если он до сих пор не вернулся домой? Каспар тоже не пришел, не пришел, когда он так нужен». Родион опустил глаза на землю, жадно поглощающую воду, и взгляд его наткнулся на округлый булыжник. Он подошёл к нему. Странно, что он и думать забыл об этом камне. А ведь он никогда в жизни не испытывал такой боли, какую испытал, когда взял его в руки. Не понятно почему, тревога усиливалась. Родион наклонился над камнем, всеми силами сопротивляясь ужасу, который разрастался в нем. Колени его задрожали и чтобы не упасть, он прислонился к мокрой стене и прикрыл глаза. Дождь омывал его лицо ледяными потоками. Мысли превратились в мешанину из обрывков, отзвуков, догадок. Так что это за камень? Мария? Может она жива? Каспар говорил о каких-то людях. Это были воры… Пусть приходят, у него нечего взять. Один раз к нему уже пришли воры, воры похуже этих, больше у него ничего нет.

– Родион!

Сердце в груди подпрыгнуло и сорвалось вниз. Родион медленно повернулся и тихим безжизненным спросил:

– Каспар, ты задумал меня сегодня сжить со свету?

– Извини, друг. Я не хотел. Что ты тут делаешь?

– Вышел освежиться под дождём. Мне тяжело находиться дома. Там я все думаю, думаю…

– Представляю. Мне кажется ты засиделся в этих невеселых стенах. Тебе надо расслабиться. Сходим сегодня в трактир. Там всегда весело, поверь мне на слово. Лев приходил?

Родион уловил тревогу в голосе Каспара. Это его насторожило. Когда-то у Льва случались проблемы из-за разведчиков Его Высокоборства. Тогда у них не вышло его уничтожить, как сотни других людей. Ему, влиятельному и сильному человеку, удалось разогнать шпионов Аморанка, как стаю голодных шакалов. Но что, если их набеги были небезосновательны? Родион искоса взглянул на друга.

– Он не приходил. Я ходил к нему. Дома его тоже не застал, и никто не мог мне сказать куда он пропал. Ты что-то знаешь и скрываешь от меня.

Ответа не последовало. Каспар отвернулся и стал насвистывать детскую песенку «дурная голова». Раньше они с Родионом часто её напевали, когда дразнили друг друга или ссорились. Впрочем встречались песенки и не столь безобидные в их общем песенном арсенале. На этот раз Каспар удовлетворился этой:

 
Дурная голова, не знаешь ты покоя.
Дурная голова, да что с тобой такое?
Дурная голова, ответов не находит.
Дурная голова, вопросами изводит.
 

Родион пропустил мимо ушей этот незамысловатый отпор, но глаз с Каспара не спускал. Каспар улыбнулся ему широкой улыбкой.

– Ну что, ты со мной?

– Почему я никогда не знаю, что происходит у тебя в голове и сердце?

– Потому что там ничего не происходит. Не ищи ум там, где его нет. За сердце я вообще молчу.

Каспар громко рассмеялся. На тихой безлюдной улице это показалось Родиону вандализмом. Он подумал, что с таким смехом мёртвого можно поднять из могилы. Самому ему стало неловко, как будто они потревожили чей-то покой.

– А если придёт дядя? Мне нужно поговорить с ним. Он должен знать…

– Не придёт, уже поздно. Поговоришь со мной.

* * *

Когда они подошли к трактиру, ночь вошла в полную силу. Ливень обратился в моросящий дождь, и порывалась выглянуть луна. Странно, но Родион никогда не видел этого трактира прежде. На входе их встретил вертлявый карлик, ростом не выше метра. Он раскланивался и расшаркивался. Его злые маленькие глазки совсем не соответствовали веселому выражению лица и льстивой улыбке. Над улыбкой его нависал скрюченный кончик носа. Вид он имел оборванный и грязный, кроме шляпы на голове, она почему-то была новая. Пальцы рук, не в меру длинные, придавали ему ещё более зловещий вид. Наверное, не найдется человека, который не подумал, глядя на них: «Для чего этому исчадию такие пальцы? Неужели, чтобы лучше сомкнуться на шее задремавшего путника?» Родион при виде его отшатнулся, как от мерзкого гада. Карлик в свою очередь метнул в его сторону испепеляющий взгляд. Он, конечно, не был глуп и понимал, какие чувства внушает людям. Так что после первой неудержимой вспышки, он покорно опустил глаза. Смирившись с ролью шута и урода, он старался не выказывать никакой обиды.

– Как мы рады видеть почтенных гостей в нашем скромном местечке, – прогнусавил карлик, – Проходите же скорее, такие посетители делают нам честь. Мы будем целовать ваши ножки, если вы переступите ими порог сей пьяной обители и войдете к нам.

Карлик чуть не упал в ноги Родиону и Каспару. Он кланялся, хватал их за руки, чтобы поцеловать «кончик пальчика» и всячески унижался, в то время как их превозносил до смешного. Родиону сделалось не по себе. Это была наглая насмешка и не больше. Ему захотелось придушить мерзкого карлика прямо здесь, у двери. Он схватил его за шиворот и рывком поднял над землёй. Новая шляпа карлика соскочила и упала на пол, а сам он остался болтаться в подвешенном состоянии, таращась в перекошенное лицо почётного гостя. Каспар спокойно прошёл к столам и оттуда со скучающим видом наблюдал, что произойдёт дальше. Но ничего не произошло. Карлик скулил и вертелся в руке у Родиона, как щенок. Его одежда, пропитанная застарелым жиром, трещала по швам. Родион понял, что если он сейчас не отпустит эту гадину, его попросту стошнит. Он отшвырнул карлика в угол и направился к Каспару. Глаза его горели огнём.

– Ты что не видишь, что он издевается над нами? Этот урод просто высмеял нас при всех, и ты спокойно проходишь мимо, как будто шут – это ты, а не он.

Каспар посмотрел в глаза Родиону. Он не улыбался и не злился. Он просто смотрел ему в глаза, но перед Родионом сидел другой человек. Возможно даже противник или враг, но не друг, не Каспар. Что-то тяжёлое легло в его глазах, холодное, чего Родион никогда раньше не замечал. С минуту они смотрели друг на друга как в трансе. Первым очнулся Каспар. Он улыбнулся и пропел:

– Дружок, не кипятись. Варёный ты не очень аппетитный.

Родион успел за это время подавить свой гнев. Он стоял перед другом и ждал ответа.

– Да расслабься ты. Для чего мы сюда пришли? Отдохнуть. Он шут. Он для этого здесь и находится. Даже император терпит выходки шута. Куда уж нам с тобой, простым смертным. Неужели ты в самом деле принял все это всерьёз? Я не думал, что ты такой важный индюк, дружище. – Каспар придвинулся к Родиону и крикнул, – Ага, смотри-ка кто к нам идёт! Это Милаша. Дорогая Милаша, принеси нам пива!

– Вот ещё Каспар, неси сам. Я иду только поздороваться с тобой и ничего больше. Неси сам.

К столу подошла девушка. В глазах её отплясывали бесята, а в руках она держала по кружке пива – каждая размером с небольшой бочонок. Она поставила кружки перед друзьями и сама села рядом, облокотившись локтями о стол и подперев подбородок. Каспар, не теряя времени, произнес тост:

– Я люблю тебя, Милаша. Ты самое прекрасное создание на свете. За тебя!

– Ты бессердечный дурак и никого не любишь, – растягивая слова, ответила девушка.

Родион рассмеялся и сделал большой глоток пива. Оно сильно горчило и, без сомнения, было гораздо крепче обычного пива. Он пригляделся к напитку в кружке. К его удивлению напиток имел зеленоватый оттенок. Милаша все время посматривала на Родиона.

– А кто этот молодой человек, который так подозрительно что-то выискивает в нашем пиве? Кстати он знает, что это Дияжное пиво? Оно уникальное и есть только у нас.

– Это Родион. Знакомься. Нет, он ничего такого не знает. Но то, что оно уникальное, он заметил.

Родион сделал ещё глоток и насилу заставил себя проглотить его. Пиво, однозначно, никуда не годилось.

– Это он чуть не подрался с нашим маленьким Диягом? – спросила Милаша.

– Он принимает все близко к сердцу. А карликов с детства не любит. Вот и не сдержался.

Милаша накручивала прядь белокурых волос на палец и все смотрела на Родиона.

– Почему ты не любишь карликов, Родион? Судьба и так обошлась с ними жестоко. Их надо жалеть. К тому же они такие беззащитные. Ты смотрелся просто варварски, негодник, когда схватил бедного Дияга за шиворот и поднял как какую-то тряпичную куклу, – Милаша по детски улыбалась, когда говорила, а голос у нее был мягким и певучим.

– Он и есть тряпичная кукла. – сказал Каспар, – Ничего человеческого в нем нет. Посмотреть в его глаза стоит большого труда. Чтобы выдержать его улыбку, нужны стальные нервы. А эти длинные пальчики… Брр. А ещё он напоминает мне кое-кого. Мерзкий тип этот ваш маленький Дияг.

Милаша с укором посмотрела на Каспара.

– Не говори так. Ведь он такой слабый… И ещё он всегда всем рад. Он понимает, как он уродлив, и все же продолжает улыбаться. Знаете, что он часто говорит мне? Он говорит: «Главное улыбаться, тогда к тебе чувствуют лишь неприязнь и отвращение, а если ты покажешь злость, обиду или страх, к тебе почувствуют вражду и убьют тебя». Это он так говорит о себе, – она замолчала и продолжала уже шутливым тоном, обращаясь к Родину, – Так почему ты не любишь тех, кого надо жалеть?

Скорчив жалобную физиономию, она ждала ответа. Родиона забавлял весь разговор. Ему было уютно и тепло в этом месте и рядом с этими людьми, несмотря на то, что Милашу он видел первый раз.

– Все совсем не так. Я просто…

Он хотел ответить что-нибудь остроумное, но в голову не пришло ничего подходящего.

– Я просто не так понял, – нескладно закончил Родион.

Стоило ему заговорить и чары рассеялись. Ему вдруг захотелось, чтобы Милаша поскорее ушла. Он снова почувствовал тоску и усталость и захотел остаться наедине с другом. Милаша заметила, что спутник Каспара не в настроении, да и Каспар сегодня говорил не много. Она лучезарно улыбнулась друзьям и поплыла к другому столу.

– Спасибо, – Родион повернулся к Каспару, – Я не знаю, что делал бы сегодня этой ночью. Почему-то мне было нехорошо. И это ещё мягко сказано.

– Я все понимаю. Ты совсем недавно потерял её. Но не думай, что ты один и никто не способен понять тебя. Об одном прошу, не увязай в этой трясине. Она затягивает глубоко, если дать себе в конец расклеиться.

Родион подумал, что сейчас лучший момент поговорить о сестре Каспара. До сегодняшнего дня ему ни разу так и не удалось этого сделать. Каспар всегда уходил от разговора.

– Да, ты прав. Ты когда-то тоже испытал нечто подобное. Но ты справился. Мне дядя рассказывал, что произошло с твоей сестрой.

– Я справился. Ни одна боль не будет длиться вечно. Образ дорогого человека, которого тебе суждено было потерять, сохранится в твоей душе и в тяжёлое время тебя согреют воспоминания о нем, а не разорвут тебе сердце на части, как может казаться сейчас, когда боль от утраты слишком сильна и неодолима. Время имеет власть над болью, кто бы что ни говорил. Но может быть, я все вру. Давай сегодня не будем говорить об этом, я привёл тебя сюда не для того. Выпьем за все новое, что предстоит нам в жизни!

Родион разочарованно кивнул.

– Выпьем.

Одним долгим глотком он почти полностью осушил кружку. Голова закружилась, по телу разлилось приятное расслабление. Только привкус полыни во рту помешал в полной мере насладиться моментом.

– Знаешь, Каспар, – Родион откинулся на спинку стула, – они не все у меня забрали. У меня остался друг. И его они не заберут.

– Не сглазь, – рассмеялся Каспар, – постучи по дереву. Серьезно, постучи! Я, конечно, в это не верю, но так, на случай, если ты вдруг глазливый. Я знал одну ужасно глазливую старуху, и всегда боялся попадаться ей на глаза. От ее взгляда деревца чахли и трава желтела.

Родион тоже рассмеялся.

– По твоему я похож на глазливую старуху? Я никогда в жизни никого не сглазил. Я вообще не понимаю, как это возможно.

Он взглянул на друга и замолчал. Каспар не слышал его. Он пристально следил за двумя мужчинами в чёрных плащах с золотой ящерицей. Те зашли недавно и ещё не освоились. Было ясно, что они тут в первый раз и так же как и Родион обескуражены выходками Дияга.

– Разведчики? – Родион понял, почему Каспар не сводит с них глаз, – они пришли следить за мной. Это не просто совпадение.

– Нет. Эти занимаются другой деятельностью. Я видел этих людей раньше. Их служба в основном ночная. Аморанок не любит ночных птиц. Они истребляют этих птиц. Эти разведчики на время надели чёрные плащи. Они считают, что в них не так заметны ночью, как в красных. Но это несусветная глупость. Чёрный плащ, красный… Какая разница. Ящерка их сверкает ярче солнца. Я говорю, что сейчас они не занимаются ничем иным, кроме истребления этих птиц. Так что до тебя им нет дела.

– Что? Ночных птиц? Чем они ему помешали?

– Не только ему. Речь идёт не о совах или сычах. О других птицах. Они мерзко кричат по ночам. Даже… я бы сказал жутко. То есть кричали. Их было немного. Появились они не так давно. С неделю.

– Что за птицы? Ты их слышал?

– Думаю да, но не уверен точно. Хуже то, что эти ребята снова разгуливают среди ночи по городу. Значит птиц до сих пор не истребили.

Родион не понимал серьёзности Каспара. Когда надо быть серьёзным, он дурачится, а сейчас, когда дело касается каких-то птиц, он кажется встревоженным. Он вздохнул.

– И что? Тебе не все равно? Если Аморанок боится птиц, это его проблемы. Он, насколько я знаю, и собственной тени боится, в прямом смысле. По настоящему боится своей тени. Скажи, у него нет специально обученных охотников за тенями? Кто-нибудь из его людей охотится за его тенью? Это все не стоит внимания, Каспар. Или ты тоже их боишься? Вот чему я никогда не поверю.

– И правильно сделаешь. Я не сталкивался с ними. Но думаю не упаду в обморок если надо мной пролетит такая птаха.

Родион хотел ответить, но слова так и остались у него на языке. Несмотря на то, что в трактире было шумно, все как-то разом умолкли.

КРА КРА КРА

Разведчики в чёрных плащах бросились к двери. Карлик исчез.

КРА КРА КРА

От этих криков мороз бежал по коже. Они не походили ни на что ранее слышанное. Доносились они отовсюду: и с неба, и из под земли. Люди испуганно переглядывались. Все чего-то ждали. В молчании и тягостном ожидании прошло полчаса.

Кто-то в глубине зала хрипло сказал:

– Стервятники прилетели по наши головы. Всех, кого не сожгут и не повесят, скормят этим отродьям.

– Не уверен, – отозвался второй голос, – эти птицы не похожи на простых стервятников. Я как-то видел одну. Они огромные. Они совсем другие.

В трактире снова стало тихо. Все прислушивались, но больше никаких звуков с улицы не доносилось.

– Ну их к черту, этих птиц. Налей-ка мне ещё пива, красавица! – прокричал седобородый старик.

– А ну давай и мне!

– Нет нет! Сначала мне. Помнишь я дарил тебе цветы. Неужели ты забыла?

– Кому нужны твои цветы? Золотые монеты, вот это подарок. А цветы…

Гомон, шум и веселье возобновились. Многие уже изрядно напились и по привычке устраивали драки и погромы. Милаша хохотала над ними и с удовольствием подливала пива. У Родиона после третьей кружки все поплыло перед глазами, но он продолжал пить пока был в состоянии держать в руках сей неиспиваемый сосуд. Каспар тоже напился, но в отличии от Родиона, крепко стоял на ногах и даже станцевал с Милашей простенький танец. Кто-то громким голосом пропел «Живи, пока есть время жить» и грохнул стакан на пол с такой силой, что Родион решил: за ним обрушился потолок. Он начинал засыпать и сквозь сон еще различал лица и фигуры людей, мелькавшие перед ним в стремительном круговороте. Голоса и смутные звуки неслись со всех сторон и сливались в один непрерывный гул, пока не растворились в меркнущем сознании. Родион провалился в тяжелый беспробудный сон.

А снаружи город встречал тусклый рассвет.