Текст книги "Эра Огня"

8

После того, как с Аморанком приключилось страшное видение, он стал ещё мнительнее и боязливее. В каждом шорохе ему слышались шаги крадущихся врагов. С приходом ночи он зажигал свечи и снова, как раньше, слуги, сменяя друг друга, поддерживали их огонь до утра. Когда тьма рассеивалась, наместник становился смелее и даже посмеивался над своими страхами, как над глупыми стариковскими выдумками. Но вечерело, и смелость его закатывалась вместе с солнцем за горизонт, а страх вместе с темнотой возвращался обратно. И пульсирующие фигуры из мрака вспоминались ему все отчетливее, как бы он не гнал прочь эти жуткие воспоминания. Тогда он злился. Злился и боялся. Он искал виноватых. Кто-то должен был ответить за тот страшный вечер и за то, что он не может забыть его, за то, что он вынужден снова спать при свечах и слугах. Так же как в постоянном свете, теперь Аморанок нуждался и в чьём-нибудь присутствии в комнате. Этого не мог простить наместник тому подлецу, который так жестоко подшутил над ним, подбросив вещи на место казни, обеспокоил его, следствием чего явились уродливые образы.

Вечер опустился на город. Аморанок сидел в кресле у себя в кабинете. Склонив голову набок, он внимательно слушал отчёт одного из самых жестоких своих разведчиков.

– Заговорщик, конечно, не признается, Ваше Высокоборство. Он все отрицал, при этом ссылался на то, что ничего не помнит. Говорил, что на площади точно не задерживался. Оно и понятно. Типичная отговорка. Мои вопросы его сильно напугали, а глаза забегали по углам комнаты, только чтобы избежать моего взгляда. Он врал, в этом я могу поклясться.

– Ты уверен, что он врал, Федаль? Думаешь, все же, это он? Не отец девушки?

– Может и отец, если он вернулся в город инкогнито. Но исполнил он глупую затею руками этого щенка.

– Вы проследили, что он делал после?

– Да. Он долго не выходил из дома. Потом, все же собрался и побежал закоулками к своему дяде, но не застал того дома. Его дядюшка тоже подозрительный тип. Куда-то исчез на весь день.

– Кто его дядя? – Аморанка все это серьёзно заинтересовало, – Кажется, мы напали на верный след. Даже если тряпье подкинул не этот мальчишка, скорее всего что-то за ним есть.

На лице Фаго отразилось нескрываемое удовольствие.

– Его дядюшка Лев Шанталов.

– Шанталов? – Аморанок старался говорить спокойно, но внутри у него все задрожало.

Он ненавидел Льва с давних времен. Наместник ни минуты не сомневался, что тот участвовал во всех заговорах, которые строились против него, и если бы не его ловкие разведчики, возможно Его Высокоборства уже бы и не было в живых. Но никогда ничего не удавалось доказать относительно этого Шанталова. А требовались железные доказательства. Льва за славную службу отличил сам император, и упечь его в тёмные подвалы подземелий было куда сложнее, чем многих других. Много раз наместник пытался уничтожить его, но терпел неудачу за неудачей. Шанталов, один из императорских командиров, до сих пор оставался недосягаем для него.

– Мне знакомо это имя, – продолжал Аморанок, – Он примелькался в подобных делишках. Правда отловить этого скользкого змееныша пока не удавалось, – тут голос Аморанка задрожал, выдав его внутреннее волнение, – он всегда ускользал от наших людей. Федаль, если ты выведешь его на чистую воду, я не останусь в долгу.

Фаго довольно улыбнулся. Он походил на кота добравшегося до сметаны.

– А как же его щенок? Мне кажется Лучин только чуть меньше опасен, чем дядюшка. Эту нелепость они, конечно, сотворили вдвоём. И вероятно много чего наделали вдвоём. Они идут рука об руку, эти два проходимца.

Аморанок исподлобья глянул на Фаго.

– Я понимаю твоё усердие. Ты всегда старался убить двух зайцев одновременно. И все-таки мне кажется, что тебя Лучин интересует больше, чем меня… Не посвятишь ли в причину сего?

– Это личные счёты, – ответил Фаго и опустил глаза в пол.

– Ну что ж, не буду тебя пытать. Вероятно не поделили девицу? – Аморанок хрипло рассмеялся, но краем глаза продолжал следить за разведчиком, – но ты прав. Я совсем забыл про мальчишку. С него тоже не спускайте глаз.

– Будет исполнено, Ваше Высокоборство.

– Я на тебя надеюсь Федаль. Ты умелый человек. Если поймаешь и эту птицу, тебе равных не будет. Ты ведь понимаешь, что это значит?

Фаго поклонился и вышел.

* * *

Он шёл по узкому пустому коридору и говорил с собой вслух – давнишняя привычка, над которой часто смеялся Каспар в их отроческие годы.

– Ну что же, дорогой братец, прежде, чем ты сам окажешься в наших руках, ты потеряешь всех своих близких. Теперь очередь за твоим дружком. Отправим его к сестрице, он это заслужил, хоть Кристина и не заслуживала. Но что делать, пусть ждут тебя там вместе. Ах да, и дядюшку в придачу.

Фаго визгливо рассмеялся. Вышедший из-за угла ему навстречу Данил остановил на нем удивленный взгляд и не отвел его, пока не прошёл мимо. Это смутило разведчика.

– Мерзкий монашек, – зашептал он, – потаращься, потаращься, на что ещё ты способен. Скоро вы все тут меня узнаете. Я буду правой рукой Аморанка, а вы свои наглые глаза поднять на меня лишний раз побоитесь.

Он обернулся и плюнул, но Данил уже скрылся из виду.

У входа в резиденцию ожидали двое помощников Фаго – Филипп и Пётр. Они вместе с ним навещали Родиона, но тогда так же как и теперь, ждали снаружи. Фаго все думал, достойны ли эти двое работать вместе с ним, и чрезмерные размышления мешали ему насладиться теми крупицами власти, что перепали на его долю вместе с важным заданием. Это было первое серьёзное задание Фаго. Аморанок давно заметил его усердие и поручил дело ему. Ничего лучшего для себя Фаго и придумать не мог. Первую свою серьезную победу он собирался одержать над Львом Шанталовым и его приблудышем Родионом, самыми близкими людьми Каспара. И в награду за это стать старшим разведчиком, так как вдобавок ко всему, Аморанок ненавидел Льва не меньше, чем он сам – Каспара. В этом роковом совпадении он видел перст судьбы.

– Ну что Фили? Ну что Пётр? – обратился Фаго к своим спутникам, – Вы готовы помочь Его Высокоборству отправить прямо в ад всех врагов нашего славного города и империи?

– Что мы должны сделать? – с задорным энтузиазмом спросил Филипп.

Филипп был совсем юнцом. Его простое веснушчатое лицо и чистые искренние глаза никак не вязались с тем делом, на которое его посылали. Он и сам плохо понимал, чем ему предстоит заниматься. Все ему твердили, начиная с родителей и заканчивая такими же ребятами как и он, что он будет доблестным служителем великого наместника, будет творить благие дела во имя отечества, расправляться с врагами и стоять за друзей. Такой Филиппу всегда виделась императорская армия. То, что он попал в армию разведчиков, принадлежавшую лично Аморанку, он ещё как следует не осознал. Он хотел быть воином, а не разведчиком, но видя, как стремительно растёт власть наместника, многие родители отдавали детей на службу к нему. Разведчики Аморанка тоже в каком-то роде были воинами, хоть и не столь поднаторевшими в этом деле, как воины императора. До сих пор их обязанности состояли в другом. Они не очень то заботились о своём военном искусстве. Город находился под защитой императорской армии, и разведчики не утруждали себя чрезмерными трудами, обучаясь сложному и опасному ремеслу.

– Что вы должны сделать? – Фаго причмокнул, – вы должны делать все, что я скажу. Скажу, подойти и дать по носу тому типу, что сидит на скамье у дверей собора и клянчит милостыню, вы пойдёте и сделаете это. Скажу отрубить голову вот этой собаке, потому что мне не нравится, что она крутится рядом с нами, вы это сделаете. Сейчас вы должны стоять и молча ждать, пока я решу, как нам лучше все устроить.

Фаго нагло оглядел Фили. После чего взгляд его скользнул дальше и встретился с сумрачным взглядом Петра.

Пётр, угрюмый и молчаливый разведчик, был намного старше Фили. Он уже побывал не в одной передряге. Все поручения начальства исполнял быстро и безошибочно. Не раз получал одобрение Его Высокоборства. Но в чем-то действительно важном ему так и не удалось отличиться. И все-таки Аморанок его ценил – это был человек, о котором можно сказать, что его незначительные победы важнее значительных побед других.

Сейчас тон и разговор Фаго заметно выводили Петра из себя. С плохо скрываемым раздражением он произнес:

– Нам не ставили тебя в начальники, Федаль. Наш начальник Его Высокоборство Влас Аморанок, да еще Эрнест. Не надо так с нами говаривать, мы не должны тебе повиноваться… беспрекословия.

– Здесь я старший над вами, – прохрипел Фаго, багровея от бешенства. Он схватил Петра за ворот и резко притянул к себе, – заруби себе на носу, пень сиволапый, если не хочешь проблем.

Фили дернулся на помощь Петру, но тотчас опомнился и отступил назад. Юноша растерялся при виде такого бесцеремонного обращения с товарищем и все, что мог – беспомощно переминаться с ноги на ногу и неодобрительно вздыхать. Фаго и Пётр молча смотрели друг другу в глаза. Наконец, Фаго отпустил разведчика. Он понял, что слишком рано взял подобный тон. У него закружилась голова от обещаний наместника, и он немного увлёкся, играя в начальника и подчинённых. Сладкая игра, которую приходилось прервать в связи с бунтом подчинённых.

– Нам ни к чему ссоры, – пробормотал он, – У нас одно дело. И выполним мы его, только если будем заодно. Возможно я погорячился… Но это непростая работа, а среди вас я гораздо лучше разбираюсь в подобных делах.

Пётр издал нечленораздельное мычание: что-то вроде возражения. Фаго не слушал его.

– Сейчас идите к Родиону Лучину и постарайтесь, чтобы вас никто не видел там. Следите за всеми приходящими к нему и уходящими. И смотрите не упустите его, если он сам куда-то отправится. И… У меня есть ещё одна мысль, но пока рано, так что идите.

Но Фили не хотел так просто сдаваться.

– А что он натворил? Меня до сих пор не посвятили в суть дела. Как я могу быть по-настоящему полезным, если не знаю, что происходит. В чем он обвиняется?

– Это вы и должны узнать, – Фаго слащаво улыбнулся Фили. На Петра, после их стычки он ни разу не взглянул. – Твоя работа и состоит в том, чтобы обвинить его. То, что он враг, не сомневайся. Поверь, вы найдёте ему немало обвинений.

Фили не удовлетворил такой ответ.

– Но какие обвинения мы должны найти? И что если, мы не найдем никаких обвинений? Мы можем ошибаться на его счет.

Фаго сверкнул глазами. Его дружелюбное, как он считал, настроение, стремительно исчезало. Ему хотелось уже сейчас разразиться потоком бранных слов и оскорблений, но все же в последний раз он постарался ответить мирно.

– Слишком много вопросов, это не достойно настоящего мужчины. А ты ведь хотел быть настоящим мужчиной?

Фили вспыхнул и заносчиво выпалил:

– Я и есть настоящий мужчина!

– Отлично, тогда меньше вопросов, больше дела. Ступайте куда сказано.

– Хорошо. Мы пойдём туда.

– Конечно вы пойдёте.

Пётр недовольно шевельнулся, но промолчал. Лицо его стало ещё угрюмее. Фаго продолжал не замечать его. В нем кипела злоба. В голове рисовались картины страшной расправы над неугодными ему. Сейчас таким был Пётр. Пусть попробует ответить ему так, как ответил сегодня, когда он станет начальником над всеми этими бездарями. Тогда он, Фаго, покажет ему, что такое настоящая власть.

– Ну? Чего стоите!? – крикнул он.

Фили и Пётр развернулись и зашагали по мостовой. Скоро они скрылись за каменными постройками улицы Роз. Фаго, спровадив товарищей, вошёл в резиденцию. У него явилась ещё одна интересная мысль, и он хотел поделиться ею с наместником.

За дверью у кабинета Аморанка, Фаго услышал несколько голосов о чем-то споривших. Но кому они принадлежат и о чем идёт речь разобрать не мог. Он огляделся. В коридоре пусто. Приблизившись вплотную к двери, он присел и заглянул в замочную скважину. Сердце учащенно билось. Если кто-нибудь увидит его в таком положении, можно попрощаться со службой у наместника и головокружительной карьерой, где он видел себя чуть ли не наследником Аморанка. А может быть и с жизнью, если Аморанок сильно разгневается. Но любопытство взяло верх над страхом. Фаго пригляделся. В кабинете, кроме наместника находился Данил и кто-то третий, кого он никак не мог увидеть. Фаго для большего спокойствия снова осмотрелся по сторонам и только после этого приложил к скважине ухо. Говорили приглушенными голосами, но разборчиво.

– Нет Данил, ты зря тревожишься. Парочку подозрительных типов мы уже взяли под контроль.

– У императора не все гладко, вероятно большую часть армии придётся отправить в Даль. Он думает, что на данный момент в Авиране не нужно такое количество воинов.

Аморанок что-то прохрипел в ответ. Все замолчали. Фаго старательно пытался вспомнить, где слышал этот голос.

– А император в курсе, что у нас тут чертовщина творится? – спросил Данил, – и кто знает, может и нам понадобится защита.

– С чертовщиной вы справитесь своими силами, как справлялись до сих пор.

– До этого было все иначе! – воскликнул Данил– неужели вы не понимаете, что здесь происходит!

Снова все замолчали. Что-то их тревожило, но о чем шла речь? Неужели армия императора покинет город? А как же Лев Шанталов? Фаго даже перестал дышать, охваченный интересом. Но больше никто ничего не сказал. Неожиданно, двумя большими шагами Данил пересёк кабинет и оказался у двери. Он взялся за ручку и надавил на нее. Дверь шаркнула, царапнув ухо подслушнику. Фаго, как перепуганная кошка, отскочил к противоположной стене. Сердце отчаянно заколотилось у него в груди. В голове зашумело так, что он даже перестал понимать, что происходит. Все размылось и завертелось. Он оперся о стену и постарался успокоить сердцебиение. Данил не выходил. Они опять о чем-то заговорили.

– Черт бы побрал этого монашка, – прошипел Фаго, – в опасном я находился положении.

На трясущихся ногах он отошёл подальше от кабинета и больше приблизиться к нему не посмел. Спустя ещё пятнадцать минут дверь открылась, и появился Данил. Он понесся к лестнице и разведчика даже не заметил. Следом из кабинета вышел Эрнест Брая. Начальник разведки. Фаго хлопнул себя по лбу. Ну конечно! Он много раз встречался с ним и никогда не любил его. Вид начальника раздражал Фаго. Особенно его широкие плечи не нравились худосочному Фаго. Эрнеста перевели из Дали, столицы империи, на место предыдущего начальника, которого император приказал казнить из-за его жестокости и неугомонности. От его рук гибли тысячи людей. С молчаливого согласия Аморанка он перешёл все дозволенные границы. В городе начались беспорядки, которые жестоко подавлялись разведчиками. Императору стали поступать жалобы на наместника и главу разведки. Один за другим из Авирана в Даль выезжали всадники, и загоняя лошадей, неслись к императору за защитой. От него требовали срочного вмешательства. Но император больше беспокоился о внешних угрозах, и на то, что происходит внутри империи обращал мало внимания. Все же и его чаша терпения переполнилась, когда очередной гонец, едва стоявший на ногах, вошёл в залу и, упав на колени, сообщил: «Ваше Императорское Высочество, ваш двоюродный племянник Виктор Ланин повешен сегодня в Авиране на Главной площади». Император понимал, что казнили Виктора от лица начальника разведки, но стоял за этим жестокий наместник Влас Аморанок. Но сколько бы император не метался в бессильной злобе по своим покоям, он ничего не мог предпринять. Аморанок крепко сидел в своём кресле. Немалая часть людей в министерстве были его приверженцами. И поторопись он с расправой над наместником, дело могло обернуться большими проблемами для него самого. Было опасно. Над страной постоянно нависала угроза из вне. Такой раскол в империи сыграл бы на руку его врагам. Он принял единственно возможное решение – казнить того, кто этого заслуживал не меньше Аморанка, а именно, начальника разведки Перша. Так и поступил. На место главы отправился Эрнест Брая. Император ценил и уважал этого человека. В нем он видел силу, если не способную противостоять Аморанку (вряд ли такая сила нашлась бы), то способную хотя бы не подчиниться ему беспрекословно. Он знал, как Эрнест ненавидит неоправданное насилие, и мог надеяться, что он не превратится в такое же животное, как его предшественник. Эрнест, по мере сил, старался оправдать возложенное на него доверие, но в важных вопросах он не мог воспрепятствовать Аморанку. Мало того, он должен был ему повиноваться. Не так уж часто ему доводилось действовать самостоятельно. И он никак не хотел примириться с этим.

В этот день Эрнест вернулся из Дали, и кажется, с плохими вестями. Он подошёл к Фаго.

– Что ты здесь делаешь? Ты к наместнику?

– Да, я… У меня дело.

Эрнест ждал объяснения. Но Фаго не хотел отчитываться перед начальником разведки.

– Знаешь, не стоит тревожить по мелочам Его Высокоборство. Если у тебя есть какое-то дело, ты можешь смело обратиться ко мне. У Его Высокоборства и так много проблем.

– Вы правы. Это не очень важно. Хотел всего лишь уточнить кое-какие детали. Но я думаю, что и сам разберусь во всем. Я пойду.

Фаго улыбнулся гадкой улыбкой. Никому он не хотел доверить своих мыслей, кроме Аморанка. Только от Аморанка зависело его положение. Всех остальных он считал врагами, которые стремятся выслужиться перед наместником, а друг друга готовы втоптать в грязь, если учуют в этом выгоду. И начальник в его глазах не был исключением. Даже напротив, Фаго видел в нем самого опасного соперника. Он всегда сторонился Эрнеста. И впредь собирался делать тоже самое.

Эрнест хмуро рассматривал его.

– Что ж… тогда иди и займись делом, незачем разгуливать без толку по коридорам резиденции. Тут не аллея для прогулок. Где меня найти, уверен, ты знаешь. Теперь, когда я снова здесь, по всем вопросам обращаться ко мне. А я уж сам разберусь, что делать дальше. Ты все уяснил?

– Да, начальник, – дрогнувшим голосом ответил Фаго.

– И ещё, как твоё имя?

– Федаль Грим.

– Федаль Грим… – Эрнест задумался, – где-то я слышал это имя. Тебе удалось как-то проявить себя? О тебе не говорили?

– К сожалению, пока нет, – ответил Фаго, – Но я на хорошем счету у Его Высокоборства. Он мне доверяет важные дела, потому что знает, уж я то не разочарую его.

– Все ясно. Очередной заносчивый выскочка, возомнивший о себе невесть что. Я надеюсь, ты все понял?

– Я все понял, начальник. – Фаго низко склонил голову, больше для того, чтобы скрыть выражение лица, чем выказать почтение Эрнесту.

Он обошёл начальника и с достоинством зашагал по коридору. Фаго знал, что Эрнест не спускает с него глаз. Визит к Аморанку пришлось отложить. Теперь попасть напрямую в кабинет наместника будет гораздо сложнее – вот что уразумел Фаго из слов начальника разведки. А ещё то, что начальник это препятствие, которое надо устранить. Но как?

– Не кстати он вернулся, – проворчал Фаго, – Кто его здесь ждал? Аморанок обещал мне повышение! Если я справлюсь… Надо заняться делом. Всему свой черёд. А пока…

Фаго задумался, куда ему лучше пойти, к дядюшке или племяннику. Он решил, что эти двое олухов, Филипп и Пётр, уже скоро должны прибыть на место, но надеяться на них глупо. Прекрасно зная, что Пётр испытанный разведчик, Фаго ни за что на свете, даже мысленно, не согласился бы с этим. Он наделял достоинствами только самого себя. Часто не существующими вовсе. В других же, вопреки здравому смыслу, не хотел видеть даже капли благородства или ума.

– Они прозевают и слона. А Лев хоть дурак, но не совсем, чтобы водить к себе домой свою разбойничью шайку, – произнёс Фаго с язвительной усмешкой и повернул к улице Роз, насвистывая под нос «Храни нас, император».

9

Когда Фаго нагнал Фили с Петром уже совсем стемнело. Чёрные тучи, сталкиваясь друг с другом, гремели и ворчали. Но в равносильной борьбе сговорились и гнев свой обратили на землю, разразившись ливневыми потоками. Разведчики, первыми принявшие удар, в минуту вымокшие и продрогшие, как раз подошли к улице Памяти, одной из самых плохо освещенных в городе. Улица Памяти, ветхая, но живая, хранила воспоминания о ранних событиях Авирана. Здесь первый наместник Бонно приказал посадить вишню – свое любимое дерево, после того, как проявил выдержку и отвагу при осаде города. А впоследствии одержал победу за его пределами. С тех пор первое, что бросалось в глаза при въезде на улицу Памяти – это победное дерево Бонно. Немного погодя и другие наместники пожелали увековечить свое имя. Три рододендрона Бориса – символ победы в Авиранской битве у самых стен города. Клен Давыда – память о военном походе наместника Давыда. Но не только воспоминания о победах хранила улица. «Черный дворец» возвышался над домами жителей этих мест. Когда-то он был узилищем наместников потерявших власть, потерпевших поражение. Изгнанные властелины ждали приговора, сидя в темнице своего нового «дворца», или уже приговоренные и осуждённые, коротали там годы и десятилетия, кто сколько выдерживал. Дворец был упразднен сразу, как только кресло наместника занял Аморанок. С ужасом глядя на мрачное строение и обливаясь потом, при воспоминании о своей трагичной фамилии, он думал, уж не в ожидании ли его самого стоит здесь эта башня. Чтобы хоть как-то успокоить себя, он приказал разрушить ее, но испугался неведомо чего и передумал. Кончилось тем, что дворец только упразднили. Он стал чем-то вроде памятника древности и никогда больше не должен был использоваться по своему прямому назначению. Чёрной высокой башней оканчивалась улица Памяти.

Пока разведчики блуждали по тёмной улице и искали нужный дом, Фили многократно рисковал поломать себе ноги на ухабистой мостовой. Когда он в очередной раз споткнулся на дороге и ухватился за рукав идущего рядом напарника, терпение Петра иссякло.

– Ты что, слепой!? – закричал он, – смотри себе под ноги, а не то в раз провалишься в саму преисподнюю, и моя рука тебе не помощник!

– Извини, ничего не видно, – ответил Фили, – здесь очень темно, а я совсем не знаю этой дороги. Если бы хоть один фонарь светил на этой улице, я бы тебя не потревожил. А так… совсем ничего не видно.

– Почему мне видать? Если ты ещё раз провалишься в какую-нибудь колдобину, я тебя в ней и закопаю.

– Я ничего не обещаю, я делаю это не нарочно, – в голосе Фили прозвучала горькая обида.

Он оглянулся на Фаго в надежде, что тот придет ему на помощь. Но Фаго злобно молчал. Он шел следом за ними, не разбирая дороги, и проклинал весь свет.

– Зато я обещаю, – отозвался Петр, – И поверь, я всегда держу, что обещаю.

Фили ничего не ответил. Фаго испытал облегчение, когда разведчики замолчали. Дорога по которой они шли, казалась ему бесконечной. Косые капли дождя хлестали в лицо и приводили в отчаяние. Он задыхался и захлебывался под ливнем. А болтовня его напарников еще усугубляла всю тяжесть пути. Но Пётр заговорил снова. Своим тяжёлым с хрипотцой басом он предупредил:

– Если мы не справимся с таким не сложным делом, что-нибудь упустим, прозеваем, будем ворон считать… А это важное дело, за этим человеком есть чего-то, хочу напомнить. Короче если мы загубим это дело, виноват будешь ты, Фили. Чтоб ты знал, споткнуться – это к худу, старая примета. А ты споткнулся столько раз, что все неудачи мира притянул к нам.

– Но это нелепость! – вскричал Фили.

Пётр усмехнулся. Он дразнил Фили и это забавляло его. Фаго с бешенством подумал, что лучшего времени для шуток этот тугодум отыскать не мог.

– Есть кое-что еще, – продолжал Петр, – Скоро появятся ночные птицы. Это такие страшные птицы. Они беззвучно кружат и кружат над городом… Уж на них то ты как пить дать отвлечешься.

– Я не боюсь ни ночных птиц, не дневных! Если ты считаешь меня дураком и трусом, то так и скажи, незачем ходить кругами!

– Я так не считаю. Но говорят эти птицы уродцы. И откуда они сюда прилетели, кто ж их знает. Те, кто их видал, потом шёпотом передавали другим, что похоже из ада, – Пётр замедлил шаг и сам заговорил шёпотом, – и если хочешь знать, я им верю. У них огромные клюва. Такие, что запросто пробьют череп взрослому человеку. А глаза то как сверкают в темноте. Этот блеск заметишь, даже когда они забираются высоко в небо…

Как будто в подтверждение слов Петра, гром ударил с такой силой, что все трое вздрогнули и остановились. Пётр улыбнулся. В темноте блеснули его белые зубы. Эта мелочь сильно подействовала на нервы его спутникам. Гром утих, и они продолжили путь.

– Я только хотел предупредить, что эти птицы могут появиться и тогда будут кружить прямо над нашими головами. И даже если одна из них, схватит тебя, Фили, и поднимет в воздух, ты все равно не спускай глаз с дома.

Фили повернулся к Петру, сжимая кулаки.

– Ты шутишь надо мной? Я похож на мальчишку над которым можно смеяться?

– Я и не подумал смеяться над тобой. Ведь такой случай был, когда одна такая огромная птица подняла в воздух человека.

– Возьму в расчёт, – отрезал Фили.

Фаго слушал Петра и не мог понять дурачится он или говорит серьёзно. За то недолгое время, что знал Петра, Фаго уже составил себе подробный портрет своего напарника. Вот он: «Пётр всегда серьёзен, он ни разу даже не улыбнулся. И шутить точно не любит. Он вообще неразговорчив, и бывает даже, намеренно или нет, не замечает заданных ему вопросов. Редко смотрит в глаза и всегда держит рот плотно сомкнутым, как будто в ближайшие сто лет раскрывать его не собирается. При этом у него бывает вид много повидавшего человека, накопившего немалый жизненный опыт, но это обманчивое впечатление. На самом деле он туп как дубина. И бесчувственный как дубина. Сложно представить, что у Петра могут быть какие-то даже незначительные привязанности, не говоря уже о более глубоких чувствах, для этого он слишком нелюдим. Упрекнуть в трусости его нельзя. Он как раз из тех людей, которых называют вояками: мрачный бессердечный невежа, безразличный к жизням других и всегда готовый отдать свою собственную, если потребуется».

– А еще бывали случаи… – заговорил Пётр после недолгого молчания, – такие…

Но Фаго остервенело перебил его:

– Заткнись! Что это ты разговорился, Пётр? С каким пор трепать языком научился? Заткнитесь оба!

Пётр замолчал и ускорил шаг. Вспомнив их недавнюю стычку, Фаго немного смягчился. Он не хотел иметь врагов в таком важном для себя деле.

– Надо поскорее найти дом. Мы ползаем как черепахи, туда да обратно. Пошевеливайтесь. Успеете наговориться еще.

Петр хмуро посмотрел на Фили.

– Слышал, придётся поспешить, – сказал он, – Да не поскользнись, а то упадешь да захлебнешься в луже. С тебя станется.

Все трое ускорили шаг и закрутили головами по сторонам, щуря глаза, чтобы разглядеть в темноте признаки жилища Лучина. Вскоре их поиски увенчались успехом. Стоя перед домом, они даже сами удивились, как могли несколько раз пройти мимо него. В окнах дома никаких примет жизни не обозначилось. Есть ли кто-нибудь внутри или нет оставалось загадкой. Фаго отдышался и обратился к Фили:

– Значит так. Ты будешь здесь. Зайди за выступ на той стороне дороги и оттуда следи за домом. На улице темно, но человека углядишь. Уверен, что местом тайных встреч этот сброд выбрал дом племянника главаря. Он такой простофиля, что никому в голову не придет заподозрить его в чем-то. Рано или поздно они появятся, так что будь внимателен. Если что-то подозрительное, сразу сообщи мне. Я уйду за дом, на ту сторону, – Фаго неопределённо махнул рукой, – Вполне возможно, что в доме не один вход. И вполне возможно, что они захотят воспользоваться именно потайным. А ты, – повернулся он к Петру, – иди в переулок, на который выходит глухая сторона дома, и следи за этим переулком.

– Я не подведу, – ответил Фили.

– Не оплошай. Будь внимателен. Большего от тебя не требуется, – напутствовал Фаго и скрылся за домом.

Пётр быстрым шагом прошел за поворот.

* * *

Минул час, два… На улице стояла неизменная тишина. Нарушал ее только дождь, стучавший по крышам. Фаго ходил у каменной стены дома, обернувшись в мокрый холодный плащ и безуспешно старался согреться. Озноб бил его нещадно и заставлял сквозь зубы бормотать отборные проклятия. На улице завыла собака и загрохотала тяжелой цепью. Может быть оставленная беспечным хозяином под открытым небом, тосковала она по былым, счастливым дням, сохранившимся в её памяти. Но и они ушли не навсегда, только она этого не знала. Фаго эти унылые жалобные звуки навели на соответствующие мысли. «Я здесь как тот пес, брошенный под дождём, – думал он, – осталось только завыть. А стоит ли оно того? Может быть мы делаем что-то не так. Сколько ночей нам придется проторчать здесь, чтобы уяснить себе, что это все было бесполезно? Сколько времени я потеряю? Ведь может же быть, что Лучин не вмешан ни в какие тёмные дела, в отличии от его дядюшки. А Лев… он хоть и глуп, но действовать исподтишка научился. Многолетний опыт и не такого болвана научит».

Дождь неустанно лил, равнодушный к жалобному плачу животных и недовольному ворчанию людей. За все время ни Пётр, ни Фили ни разу не показались. У них конечно тоже самое – тишина и безнадега. Фаго пнул ногой камень, подвернувшийся ему на пути и выругался. Ему захотелось отвести душу. Его незадачливые спутники были подходящей мишенью.

– Как им вообще можно доверять? – шепотом заговорил Фаго, – Этому Фили…Разве этот мальчишка серьёзно относится к работе? Я не удивлюсь, если он уснул за своим выступом. Храпит на всю улицу. Из-за него мы все провалим. А Пётр?

Фаго стал мучительно искать предлог, чтобы обвинить в чем-нибудь и Петра. У него до сих пор не шла из головы дерзость этого бездаря и увальня, не способного и двух слов связать. Но как это обычно бывало с Фаго, стоило ему начать злиться на своих недругов, как не заметно для него самого, мысли его обращались к Каспару Раеву.

– Если бы не эта сволочь, – голосом, полным ненависти продолжал Фаго, забыв о существовании Петра и его грехов, – Кристина бы меня полюбила. Это все он, он настроил её против меня. Мне пришлось так жестоко поступить с ней, только чтобы он не праздновал победу. Моя Кристина, моя любовь, – его слова перешли в хныканье, по щекам побежали слезы злости и обиды, – Моя Кристина. Ты была всего лишь марионеткой в руках своего брата. Он использовал тебя, чтобы смеяться надо мной. А ты думала, он печётся о тебе, глупышка. Только я любил тебя. И мне было жаль тебя. Но это не я виноват. Это он виноват. Каспар ответит за все… За все… Все эти годы я жалею Кристина, что сделал это. Надо было убить его, а не тебя. Мне жаль, мне так жаль. Даже моя собственная мать прокляла меня, а ты бы простила…

Фаго вытер руками слезы, смешанные с дождем, и остановился.

– Вот и я завыл, как тот пес. Но может и мое счастье ушло не навсегда, только я этого еще не знаю? Нет, нет, мое навсегда. Тот пес, в отличии от меня, не убивал своей возлюбленной. Когда я убил Кристину, я убил свое сердце. А его сердце цело и живо. Ему еще радоваться. Выглянет солнце и будет рад. А я? Я тоже живу не просто так на свете. Мне есть ради чего жить. И я не намерен сдаваться. На этот раз я не оплошаю.