Текст книги "Эра Огня"

19

11 апреля.

Сегодня так странно. Все как будто с ума посходили. На площади толпятся люди. Кричат, ругаются. Я пришла домой и больше не хочу выходить. Мне страшно видеть это безумие. Аморанок сегодня обращался к народу со своей террасы. Он говорил, что борьба с грешниками приносит плоды. Город очищается, но до полной победы ещё далеко. Народ молчал. Лишь кое-кто аплодировал его словам. Люди боятся и это ужасно. И я боюсь. Он не прав. Своей жестокостью он душит этот город. Страдания людей его забавляют. Он был так доволен собой. В каждом его жесте сквозило такое неприкрытое самолюбование. А потом начались бесчинства. Люди схватились друг с другом, как будто они враги. Но ведь они не враги, напротив, они имеют одного общего врага, а значит союзники. Но как оказалось, если союзники, ещё не значит, что не враги. Во всю эту сутолоку никто из его людей не вмешался. Они как будто наблюдали за интересным представлением. И наслаждались им. И это те люди, что должны обеспечивать покой и порядок на улицах города? Нет, им не интересен порядок. Они возомнили себя хозяевами Авирана, и от этого больно и страшно. Такие люди и хозяева?

12 апреля.

Сегодня я вспомнила о двух молодых девушках Мире и Лише, сестрах, погибших более десяти лет назад. Мне тогда не было и пятнадцати, им – около двадцати. Не смотря на разницу в возрасте мне было интересно с ними, а они всегда радушно принимали меня. Мои единственные подруги, живущие по соседству, скрашивали мое одинокое детство и любили меня, как родную сестру. Я им платила такой же беззаветной любовью и преданностью. Хорошо помню тот день, когда я, как обычно, побежала к ним в гости, но вместо двух жизнерадостных девушек, меня встретила заплаканная старушка. Она с детства заботилась о них. Она мне и сообщила страшную новость. Миру и Лишу обвинили в колдовстве и завтра казнят. Восприняла я это известие тупо. Как если бы мне сказали: их нет дома, они ушли и тебя с собой не позвали. Понятно, – сказала я, и пошла домой. И лишь дома осознала, какая беда случилась с моими близкими друзьями. До ночи я ходила словно замороженная. А ночью вся боль и отчаяние прорвались наружу. Это была самая ужасная ночь в моей жизни. И вообще весь тот период, начало которому положила их смерть. Больше мне не довелось иметь таких друзей. Я была одинока на протяжении долгих лет, пока не встретила Родиона. После встречи с ним жизнь моя сильно изменилась. Наконец, есть в целом мире человек, который стал моим миром.

14 апреля.

Папа чем-то обеспокоен. Он все время напряжен, и если бы я не знала его, то подумала бы, что он напуган. Но он никогда ничего не боялся. Мне кажется у него какие-то трудности. Он мне ничего не говорит. Он никогда не разговаривает со мной о своих делах и не рассказывает о тревогах. Но я не могу упрекнуть его за это. Ведь я и сама такая. Никогда ни с кем не поделюсь своими страхами. Улыбаюсь, как будто все хорошо, но на душе не спокойно. Что-то бередит, что-то колет. То нахлынет волной и задыхаешься, впадаешь в отчаяние, хочешь кричать, но потом уходит, и снова дышишь свободно и легко, но со страхом ожидаешь чего-то похожего рано или поздно. Да разве может быть иначе в такое время? А иногда мне становится так хорошо. Свет вливается мне в душу и всю меня озаряет. И я свечусь. Может это и есть настоящая любовь?

15 апреля.

Наконец-то этот день настал. Я так давно не видела его, что вчера считала минуты до сегодняшнего дня. Потом считала минуты до встречи с ним. А потом… Время так быстро пролетело, что кажется и не было никакой встречи вовсе. Вот так и идет оно – несправедливо. Но разве я не была счастлива в то мгновение, которое промелькнуло так стремительно быстро, но оставило глубокий след в сердце? А значит было не напрасно мое ожидание. Я готова ждать снова. Мы сейчас не можем видеться часто. Он пропадает на службе. И я думаю: как он там, чем занят, не тяжело ли ему. Мои мысли рядом с ним. Ах, как бы я желала, чтобы он почувствовал их, как прикосновение руки, нежный поцелуй, тихий голос. Как угодно. Только чтобы он знал, что я рядом, даже когда меня рядом нет. Ему стоит лишь позвать меня по имени, совсем чуть слышно, и я отвечу, я отзовусь, где бы ни была, и чтобы со мной ни происходило. Чтобы я не испытывала, я возьму на себя еще больше, чтобы облегчить его страдания, если он будет страдать. И счастье свое разделю на нас двоих, чтобы и он был счастлив, если счастлив не будет. Я знаю, что этот человек предназначен мне судьбой. И сердце моё отныне принадлежит ему.

16 апреля.

Сегодня папа во всем признался. Теперь, когда пишу, я уже спокойна и могу рассказать на этих страницах, как все произошло. Он пришел домой позже обычного и был очень бледен. Я подумала, что он нездоров и спросила его об этом. Но он устало отмахнулся от меня и ушел к себе наверх. Где-то через час он сам позвал меня к себе. Когда я вошла к нему в кабинет, на лице его было такое страдание, что я испугалась. Он очень волновался, и теперь-то могу сказать с уверенностью, боялся. Он сказал, что должен признаться в одной вещи и надолго замолчал. Когда я спросила его, в чем он хотел мне признаться, он дернулся, да так неловко, что чуть не опрокинул стакан с лекарством, которое принимал последние несколько дней. И тогда-то он заговорил. Он рассказал, что очень любил мою мать. Рассказал, как встретил её, и как его отец так и не смог примириться с его выбором. Она была очень красива и было в ней что-то до того необыкновенное, что он даже долго после её смерти ломал себе голову, что же? А ещё он рассказал, что моя мама родила меня до встречи с ним. ДО ВСТРЕЧИ С НИМ. Боже, он мне не родной отец. Я не знаю, как вынесла эту боль. Мне и сейчас больно. Но теперь я люблю его ещё больше, ещё сильнее. Такой заботы, ласки и любви не дал бы мне никто другой. Так кто же был моим родным отцом? Он не знает. Но сама мама ему кое-что говорила. Это был странный, не совсем нормальный человек. Он ни с кем не знался. Жил отшельником. Мама полюбила его безумно за его необычайность, непонятность. И он любил её. Сильно, страстно. Как узнала моя мама потом, у него имелись необычные способности. Сначала она испугалась. Она оставила его. Но ненадолго. Потому что поняла, что никого больше не полюбит так, как любила его. Отец её, мой дед, запретил ей даже думать об этом человеке. И тогда они решили бежать. Скоро все было готово для побега. Они условились встретиться у Главных врат. Ровно ко времени мама подъехала к вратам, но отец задерживался. Она прождала его до вечера. И только когда погас последний луч солнца, отправилась домой. Она заперлась у себя в комнате и проплакала весь вечер. Но на утро нашла в себе силы поехать к нему домой, чтобы узнать, что помешало ему явиться к вратам. И она узнала. Незнакомый мужчина, отворивший ей дверь, рассказал, что за хозяином этого дома пришли люди наместника и увели его. Больше она ничего о нем слышала. Вот так мама навсегда потеряла моего отца. Позже родилась я. А еще позже она встретила папу.

17 апреля.

Сегодня я хотела все рассказать Родиону, но не смогла. Я знаю, что должна это сделать, и обязательно сделаю. Но как он отнесется к этому? Сейчас, когда он смотрит на меня, глаза его становятся такими яркими и светлыми, прозрачными, как родниковая вода. Можно ли напиться таким взглядом? Можно ли пресытиться? Нет. Его всегда мало. И хочется пить его вечно. Но будет ли он смотреть на меня так после всего, что ему предстоит узнать? Не знаю, поэтому боюсь. Я так ценю каждую минуту с ним, что просто не могу взять и прекратить это все. Он посчитает меня ведьмой, раз у меня был такой отец, и отречется от меня. Но я обыкновенная девушка! Помню, когда была маленькой, я всегда хотела спасти своего воображаемого возлюбленного из рук какой-нибудь страшной колдуньи или исцелить его от ран, полученных в бою. Я никому не рассказывала о своих фантазиях, потому что думала надо мной будут смеяться. Ведь мальчики должны спасать девочек. Вырывать их из рук злодеев, освобождать из темниц, ходить на край света. Но я так никогда не считала. И если бы мне удалось спасти своего возлюбленного случись беда, я бы любила его еще больше, я была бы самым счастливым человеком на свете… А он? Спасет ли он меня от одиночества и страха, когда все узнает? Или сделает их безнадежными, непроглядными?

18 апреля.

Ко мне приходил один из этих людей. Папы не было дома. Когда он вошёл, я сразу поняла зачем он явился: говорить о моем настоящем отце. Он расспрашивал меня о моих занятиях, выпытывал различные подробности о родителях. Я сказала, что мой отец – Веин. Матери своей я не знала. Он спросил, не занимаюсь ли я чем-нибудь необычным. Странно, но он ни разу не упомянул о моем настоящем отце. Он все больше старался обвинить лично меня. И все больше в ворожбе. Нет, нет и нет! Я была так далека от этого. Но он мне сказал, даже если я намеренно не занималась колдовством, я должна чувствовать в себе что-то странное, должна уметь делать то, чего не умеют другие. Я сказала, что ничего такого не умею. И я солгала. Да, теперь я открываю на этих страницах ещё более страшную тайну. Я унаследовала от отца его способности, но никогда не хотела признаться в этом даже самой себе. Я боялась и старалась избавиться от них. Но ничего не вышло и я знаю, что не выйдет. Если бы я не боялась, возможно, у меня получилось бы творить добро с помощью той силы, которой я наделена. Стоит только совладать с ней. Хочется надеяться, что я смогу, но не могу в это поверить. Разведчик улыбнулся моей лжи, как будто все знал, и ушёл. Но он не мог знать. Никто не мог знать. И теперь, когда я сижу и пишу в этом дневнике, я думаю: сколько невинных людей погибло на кострах, а я, которая заслуживала этого, не погибла. И теперь, если меня казнят как ведьму, то наверное первый раз за все время они будут правы.

19 апреля.

Сегодня мне так хорошо. Какие страшные и в то же время глупые мысли меня вчера донимали весь вечер. Но теперь мне намного лучше. За что меня казнить? Я ведь никому не сделала никакого зла. Да, во мне скрыты необычные силы. Я могу то, чего не могут другие. Может я и отличаюсь в чем-то, но я не ведьма. Я не ведьма. Готова повторить это тысячу раз. Тот человек ушёл, и все стало по-прежнему. Сегодня я счастлива. Почему? А потому что минуты снова идут по особенному и завтра я увижу Родиона. Разве можно думать о чем-то плохом, когда так сильно ждёшь чего-то хорошего? Я не могу. Но лишь одно меня тревожит: смогу ли я ему завтра все рассказать? Не хочу, чтобы между нами оставалось что-то недосказанное. Я буду честна с ним. Но где мне взять столько смелости? Если бы не страх потерять его… И все же моя душа поёт. Она чувствует неизбежное – нашу встречу, а остальному неизвестно быть или не быть завтра, и поэтому, не стоит омрачать такие радостные мгновения горькими сомнениями. Завтра мы снова будем вместе. Дурочка, пишу так, как будто пережила десять лет разлуки. Нет, всего два дня, но радость от предстоящей встречи равноценна.

Это была последняя запись в дневнике Марии.

20

Нюх неистово метался по клетке. Что привело его в такое состояние Аморанок никак не мог уразуметь. Варан всегда предчувствовал неприятности, грозящие наместнику, и сейчас его что-то сильно пугало. Его Высокоборство наблюдал за своим питомцем с нескрываемым беспокойством. Его самого донимали навязчивые мысли все последнее время. Он не был спокоен ни днем, ни ночью. Он плохо спал, имея такую мягкую постель; плохо ел, когда на столе стояли кушанья на любой вкус; не мог радоваться, когда могли другие. А сейчас Эрнест заметно задерживался и это тоже тревожило Аморанка. Он послал к нему человека с час назад, но до сих пор никто не явился.

– Это непозволительно, – гневно произнес наместник, – такое пренебрежение непозволительно. Я не позволю никому так относиться к себе.

Чтобы утешиться, Аморанок надумал покормить своего питомца. В последнее время это стало его любимым занятием. Раньше, когда он сам имел отменный аппетит и крепкий сон, он мог не вспоминать о варане неделями. И всегда посмеивался над его прожорливостью, когда после недельной голодовки Нюх заглатывал мышей одну за другой. Но теперь все изменилось. Он извлёк из под стола небольшой ящик, достал оттуда мёртвого грызуна (таких ежедневно приносили в кабинет наместника для его любимца) и протянул варану. Грызун моментально исчез в пасти Нюха.

– Милый друг, как я сожалею, что ты не можешь поговорить со мной. Ведь ты гораздо умнее и благороднее… – тут Аморанок задумался, применимо ли это слово по отношению к варану, и решил, что применимо – в сравнении с иными людьми, он гораздо благороднее. – да, и благороднее большинства из всех этих остолопов.

Аморанок улыбнулся и протянул благородному варану еще одного грызуна. Варан, увлеченный обедом, присмирел. В кабинете наместника воцарилась тихая безмятежность. Но сильный стук в дверь превратил ее в хаос. Аморанок подскочил на месте. Зубы его клацнули. Руки, кормившие варана, затряслись от неожиданного испуга. Нюх тоже подпрыгнул в клетке и снова забегал, как безумный. С перил террасы вспорхнула птица, отчаянно хлопая крыльями и что-то недовольно крича. Покой был нарушен. Аморанок гаркнул с зазвеневшей в голосе яростью:

– Кто там так ломится в двери! Войти! Я не потерплю такого вероломства!

Дверь открылась и вошел начальник разведки. Он был удивлен свирепым криком наместника, но ничуть не напуган. Завидев его, Аморанок снова затрясся, но теперь от злости.

– Ты что себе позволяешь? Ты возомнил себя выше меня? Надоело носить свою бестолковую голову на плечах?

– Виноват Ваше Высокоборство. Я не хотел вас потревожить.

– Об этом мы потом поговорим. Почему ты заставляешь меня ждать, вот о чем мне хотелось узнать! Послушать твоё нелепое оправдание! – голос Аморанка стал неузнаваем, временами он срывался до визга. Это приводило в замешательство Эрнеста.

– Прошу прощения Ваше Высокоборство, я столкнулся с серьёзными проблемами…

– Ты свои проблемы ставишь превыше всего? Твои проблемы важнее моих проблем? Ты это хотел до меня донести?

– Ни в коем случае. Это касается нас всех. Один из моих разведчиков пропал. Надо будет разыскать его.

– Дорогой мой Эрнест, это сугубо твои личные проблемы. И я не вижу здесь никакой срочности. Пусть хоть ещё десяток их пропадёт. Если тебя вызываю я, забудь и о разведчиках, и о делах, и вообще обо всем.

– Сейчас это действительно важно. Его исчезновение очень беспокоит меня. Так же, как и исчезновение Шанталова. Я думаю кто-то помог скрыться Льву. И только поэтому он ещё не в наших руках.

Аморанок стоял с открытым ртом у клетки, вытаращив глаза на Эрнеста. То, что Лев Шанталов разыскивается стало для него неожиданностью. На какое-то время он потерял способность говорить. Такая реакция удивила начальника разведки. Молчание все длилось. Нарушить его решился Эрнест:

– Он, вероятно, исчез только потому, что был предупрежден. Но кто его предупредил, мне неизвестно.

– Значит, ты говоришь Лев Шанталов раскрыт? Говоришь, он ускользнул от вас?

– Да, Ваше Высокоборство.

– И я узнаю об этом только сейчас, когда уже столько времени прошло, да и то случайно! Подумать только! Ты многое решаешь за моей спиной, а этого я не прощаю.

– Об этом я приказал доложить ещё…

В глазах Аморанка проскользнула такая злоба, что Эрнест замолчал, с беспокойством ожидая дальнейших действий наместника. Но наместник только обошёл клетку с вараном и встал с другой ее стороны.

– Дорогой мой Нюх, – заговорил он со своим питомцем, – я вижу ты волнуешься. Но успокойся, я не дам случиться ничему плохому. Как бы кое-кто ни старался. На то я и наместник этого города. Эрнест, вы очень меня задерживаете. Сначала вы опаздываете, а теперь тяните осла за хвост.

Аморанок перешёл на вы и стал преувеличенно любезен. Очень немногим посчастливилось не знать, что это плохой знак.

– Да, Ваше Высокоборство, – Эрнест постарался собраться с мыслями, – я послал к вам одного из моих разведчиков доложить об этом. Не знаю по какой причине он у вас не появился, и вы остались в неведении. Это я ещё выясню. Дело в следующем: вчера ночью были убиты пятеро наших людей. Они отправились по вашему поручению и должны были привести подозреваемых той же ночью ко мне, но не пришли. А под утро явился человек, случайный свидетель, и сказал, что видел, как Лев Шанталов, и ещё один из воинов императора напали на разведчиков. Они освободили задержанных, а с разведчиками расправились. Случайного свидетеля эти убийцы в расчет не взяли.

Аморанок слушал, не сводя колючих глаз с Эрнеста. Губы его подрагивали и шевелились. Все услышанное он повторял про себя, чтобы не упустить ни одной мельчайшей детали, чтобы вытянуть из каждого слова весь сок и всласть упиться этим соком. Блаженным шёпотом Аморанок вымолвил:

– Этот свидетель божье провидение. Если бы не он, Шанталов остался бы безнаказанным, как обычно…как обычно, он остался бы…

– Вы правы, – согласился Эрнест, – кто был второй мы быстро узнали. Леонид Ронин.

– Да, так и есть. Так и есть. На Льва Шанталова была возложена обязанность пропатрулировать улицы города для предотвращения непорядков. Бродяги стали высовывать носы… – Аморанок хекнул и с замесом желчи произнес, – Оказывается, он сам – главный учинитель этих непорядков. И Ронин тоже мне не нравился. И как оказывается не зря. Каков я молодец! Как я хорошо сделал, что назначил именно их в ту ночь! Если бы не мое назначение, этого ничего бы не случилось! Но… с ними были ещё двое человек. Ты уверен, что тот свидетель говорил лишь об одном спутнике Шанталова? Где же находились остальные?

– Да, Ваше Высокоборство. Их было двое. Они могли разделиться перед этим.

– Это, пожалуй, возможно. Ну что ж, на этот раз я не снесу твою непутевую голову с плеч. Ты мне принёс хорошие вести, хоть и с опозданием. Но я тебе все прощаю.

Аморанок стал по особенному весел. Весел и вместе с тем крайне зол. Только он умел так веселиться.

– Это хорошая весть, – повторил он.

– Это хорошая весть, – согласился Эрнест, – Но, как я уже говорил, Шанталов скрылся.

– Значит лучше ищите. Главное он разоблачен. Остальное дело времени. Недолгого времени, – поправился Аморанок и многозначительно взглянул на Эрнеста.

– Будьте спокойны. Мы можем обыскать дом Шанталовых и допросить их?

– Нет, – резко ответил наместник, – Ты знаешь, что Шанталов под милостивой опекой Дали? Он и его семья находятся под покровительством императора. И только люди императора, с разрешения самого императора, имеют право врываться к нему в дом и проводить обыск. Так что, прежде, чем Лев понесёт заслуженное наказание, император должен быть осведомлён об этом. Но его семья все так же неприкосновенна! И если пострадают его дети, которые, к слову, не от мира сего, и где уж им быть укрывателями, и истеричка жена, какая из неё заговорщица? то вслед за Львом наказание понесем мы, а в первую очередь я. Император очень не любит, когда приближенные к нему семьи страдают без особых причин на то. Запомни, никакого обыска и насилия, пока с Дали не придёт ответ относительно Льва и его семьи.

– Я все понял.

Аморанок потёр руки и довольно проговорил:

– Но и без этого все очень неплохо. Начало есть, а значит будет и конец.

Подумав немного, он с неизмеримым презрением махнул рукой.

– Можешь идти.

Он не забыл, что вызывал Эрнеста по другому делу. Но теперь другие дела отошли на задний план. Надо взять разбойника и можно дышать полной грудью. И все-таки, в глубине души сидела тревога. Беспокойство о том, что не все так хорошо, как хотелось верить в это, закралось в Аморанка. Что-то мешало насладиться сладкой победой. Да и Нюх слышал радостное известие и все-таки оставался тревожен и боязлив. Наместник подошёл к клетке. Посюсюкав, он открыл дверку и вытащил варана.

– Ну скажи, чего ты боишься? – он держал Нюха в руках и пристально глядел в водянистые глаза, – Это касается меня? Или тебя? Может быть погода на тебя так действует?

Аморанок взглянул на террасу. В распахнутую с террасы дверь вливался яркий солнечный свет, и лежа на полу, озарял радостным сиянием и потолок кабинета, и стены, и даже саму фигуру Аморанка. Лёгкое дуновение ветра чуть ерошило причесанные кроны деревьев. А вот привычный уху шум на улице отсутствовал напрочь. Изредка стучали копыта лошади или проходили несколько человек, прижавшись друг к другу и сгорбившись, прямо под грозными окнами наместника. Сегодня в городе разведчики насчитали больше шести сотен паломников. За все время правления Аморанка такого наплыва странников не случалось. Вчера их тоже было достаточно, и это напугало многих жителей Авирана. Но этим утром их безмолвное шествие почти полностью опустошило улицы. Горожане сидели по домам и с суеверным страхом взирали на молчаливую толпу, медлительно текущую мимо их домов. С давних времен шла молва: если паломники стягиваются в город, значит в скором времени его ждет большое несчастье. Аморанок не верил этим россказням. Он сам мог припомнить пару подобных шествий за последние пятьдесят лет. Конечно, паломников тогда было гораздо меньше, но тем не менее они были, и ничего страшного ни с городом, ни с его жителями не произошло. В любом случае такие спокойные дни выпадали редко и Аморанок их любил, поэтому портить себе настроение мыслями о неправдоподобных историях посчитал глупостью неразумной.

Поцеловав варана в нос, он запустил его в клетку.

– Пожалуй мне стоит написать приказ о поимке беглого преступника Льва Шанталова. Пусть каждый знает героя в лицо. За сведения о его местонахождении полагается щедрое вознаграждение. Хм…

Аморанок с кряхтением уселся за стол и взялся за перо. Через полчаса приказ был готов и скреплен печатью.