Текст книги "Эра Огня"

12

Дверь сотрясалась от ударов. Родион открыл глаза и медленно повернулся на шум. Голова его раскалывалась на сотни, тысячи частей, распадалась на кусочки, и возможно, превратится в пыль, если назойливый посетитель не перестанет стучать. Но в дверь забарабанили громче и сильнее. По ту сторону двери вполне мог находиться Каспар. Родион уже приподнялся на локте, открыл рот и вытянул шею, чтобы громогласно, не заботясь о вежливости, отослать гостя восвояси. Но не сделал этого. Внезапная догадка остановила его. Это не Каспар. Удары хоть и сильные, но рука слабая. Похоже стучит женщина. Родион встал, немного постоял, переживая приступ тошноты, оправил на себе смятую одежду, сглотнул и зашаркал к двери. Распахнув дверь Родион увидел Анжелу, горничную из дома Шанталовых. Бледная, напуганная, она перебирала руками складки на своей юбке. Руки у неё были мозолистые, с шершавой кожей, а юбка из грубого полотна, и звук выходил шероховатый, жёсткий, действующий на нервы.

– Доб. рое утро, – с запинкой произнесла Анжела, – Вы ведь брат, то есть вы… вы знаете. В доме Шанталовых. У нас беда настоящая. Госпоже плохо. Госпожа…Ей так плохо, страх берет. Я не видала её никогда такой несчастной. Господин не вернулся сегодня. Она послала за вами. Может вы что-то знаете? Он не у вас?

– Нет, Анжела, – Родион вспомнил свои вчерашние подозрения, и сердце тяжело бухнуло у него в груди.

– У госпожи припадок, – со слезами продолжила Анжела, – ей очень худо. Вы должны пойти к ним.

– Подожди минуту. Я сейчас.

Родион больше не думал о своём неважном самочувствии. Он взлетел вверх по лестнице к себе в спальню и принялся с необыкновенной скоростью переодеваться. «Неужели? Неужели?» – вертелось у него в голове. Скоро он был готов и вернулся к Анжеле. Схватив девушку за руку, он бегом припустил по улице. Анжела едва поспевала за ним. Он тянул ее за собой и не замечал, что бедняжка выбивается из сил, чтобы не растянуться тут же на дороге. Но неожиданно остановился.

– Куда же мы?

– Я не знаю. Вы мне ничего не сказали, – ответила Анжела, пытаясь высвободить свою руку.

Тут Родион заметил, что с силой сжимает ей запястье.

– Извини, – он разжал пальцы и в глаза ему бросились красные следы на белой коже Анжелы, – извини, – повторил он, – я немного занервничал. Надо поймать извозчика.

– А вон он, родной! – крикнула Анжела.

Когда они прибыли на место, Родион расплатился и сошёл с коляски. Анжела спрыгнула ещё раньше, почти на ходу, и уже ждала его у дверей.

– Господин, вы не пугайтесь, там не все гладко, – зашептала она, – такого давно с госпожой не было.

Он вошёл в дом и столкнулся лицом к лицу с дворецким Арманом – высоким сухощавым человеком с козлиной бородой и под стать блеющим голосом. Этот голос поначалу сильно пугал впечатлительную Анжелу. Она не могла отделаться от мысли, что кто-то другой скрывается за ним. Разве можно поверить, что хороший человек может так исключительно походить на нечто козлиноподобное, только что без копыт. Впрочем, не только горничную пугали голос и бородка дворецкого. И даже, возможно, Арману грозила опасность со стороны священников-лжеборцев и разведчиков. Оттого он лишний раз старался не попадаться им на глаза. Но вскоре Анжела освоилась и к всеобщему удивлению стала помыкать степенным дворецким. А тот в свою очередь начал побаиваться горничной. Добрым нравом он не отличался и нередко досаждал домочадцам, но любил госпожу Инессу и только поэтому держался в доме.

Анжела приступила к дворецкому с вопросами.

– Где доктор? Ты привёл его? С госпожой все хорошо?

– Не привёл. Он был занят. И сказал, что подойдёт, как только освободится.

– Чтооо? Освободится!? Надо было идти к другому! Что, если госпоже станет хуже? О чем ты думал? – набросилась на него Анжела, и не слушая сбивчивых оправданий Армана прошла в гостиную. Родион пошёл за ней.

В гостиной он увидел Инессу. Она полулежала в кресле с закрытыми глазами. Если бы не слезы, как будто независимо от неё бежавшие по её лицу, он подумал бы, что она спит.

Жена Льва Инесса была истеричной женщиной, любившей из мухи сделать слона. Любая мелочь, будь то пролитое вино, разбитая тарелка или дождливая погода могли стать причиной болезненного состояния на весь день. Поначалу у них со Львом часто случались размолвки на этой почве. Но со временем и Лев и дети поняли, что это что-то вроде болезни. Лев приглашал лучших врачей, собирал консилиумы, послушно исполнял все их предписания и заставлял исполнять жену, но все это не приносило результатов. Чтобы сохранять спокойствие рядом с Инессой по прежнему требовалось немало сил. А Инесса не оставалась ни перед кем в долгу и повсеместно жаловалась на всеобщую бесчувственность и эгоизм. «Что же они со мной делают, – причитала она, – Почему они меня так ненавидят. Я ведь всю жизнь свою посвятила им. И так они мне отплатили». Конечно никто не ненавидел Инессу. Просто с ней было тяжело и от её общества старались поскорее избавиться: и Лев, и дети, и знакомые. Дом Шанталовых ни для кого не стал пристанищем любви и счастья. Это был очень не спокойный дом.

Не к чему скрывать, красота Инессы поражала, и когда-то Лев влюбился в нее по уши. Он сделал ей предложение на пятый день их знакомства, но в последствии горько пожалел об этом. Нередко, после их свадьбы, он проклинал тот час, когда встретил её. Инесса имела лицо ангела и душу демона. Она могла замучить кого угодно, стоило ей только захотеть. И все же она обожала своих детей.

Их дочери Алине исполнилось двадцать два года. Она унаследовала от матери ее красоту, но к счастью, не характер. Резвая и жизнерадостная, она порхала по дому как райская птичка, слетевшая с небес на землю. По утрам она убегала из дому и возвращалась к обеду с охапками полевых цветов, чтобы расставить их где только можно и превратить все вокруг в подобие райских кущ. И все же ей были присущи некие пылкость и порывистость. В ее крови играло пламя. Это пламя ей перешло от отца. Она могла вспыхнуть от негодования, и тогда ее нежные голубые глаза приобретали необыкновенный темно фиолетовый оттенок и рассыпали кругом серебристые искры. Но эти качества не мешали ей оставаться совершенством в глазах матери. Свою мать Алина побаивалась, особенно когда с той случался очередной припадок, но любила ее так же сильно, как отца и брата. Имея большую семью, Алина была одинока. С матерью она так и не сблизилась. Отец, хоть и любил детей, целыми днями пропадал на службе и не мог скрасить одиночества дочери. Брат с детства не поднимал головы от книг, а когда подрос, то и вовсе перестал выходить из библиотеки.

Сын Льва и Инессы Георгин был младше сестры на два года. В отличии от Алины, Георгин ничем не походил на своих родителей. И ни на кого вообще не походил. Нередко он слышал за спиной слова «не такой», «непонятный» и другие подобные этим, всегда, как строгий приговор, но почему-то шепотом. И его не радовали эти слова, но ничуть не огорчали. Ему было безразлично. В глазах его, подернутых черной непроницаемой завесой, никому не удавалось разглядеть его мыслей. И сам он глядел на всех невидяще, пусто. Но иногда загоралась в его глазах мерцающая точка света. Где-то глубоко внутри, далеко. И оттуда она проникала в душу каждого, кто находился рядом, просвечивала ее темные уголки, лезла в голову. Даже непокорная Инесса попадала под влияние сына. Он был единственным человеком перед которым она робела. А Лев, смеясь, называл его магнетизером. В двадцать лет Георг уже превзошёл своего могучего отца и ростом и силой. Его никогда не задирали мальчишки на улице, даже в детстве, несмотря на некоторые его странности. А когда он повзрослел, его стали сторониться и бояться. Девушки же с интересом оборачивались ему вслед. Но все это нисколько его не волновало. Он вырос молчаливым и равнодушным ко всему юношей. Ко всему, кроме книг. С самого детства его тянуло к науке. Отец хотел, чтобы его сын так же, как и он сам, служил императору, но сын категорически этого не хотел. Его занимали медицина, астрономия, алхимия. Отстраненный и безучастный, он зевал в кругу семьи. Но стоило ему оказаться среди своих книг, он преображался. Лев не мог смириться с такими увлечениями Георга. «Никаких астрономов и алхимиков в моем доме не будет!» – кричал он – «Мое решение окончательно!» Георг смотрел в глаза отцу, спокойный, ровный как лист металла под ударами молота, и хранил молчание. Он не любил говорить, если его не спрашивали. Тогда Лев свирепел: «Что же ты молчишь!? Скажешь ты хоть что-нибудь!? Или язык проглотил!?» И он отвечал: «Я хочу лечить людей.» И покорно опускал глаза. Но всегда бледнел при этом почему-то. Однажды Лев сдался. «Что ж, пусть изучает врачебное искусство. Может и выйдет что-нибудь из этого. Правда все они шарлатаны». Георг углубился в медицинские трактаты.

Инесса открыла глаза и, щурясь, посмотрела на Родиона.

– Ах. Это ты, мой милый. Хорошо, что ты здесь. Как видишь мои собственные дети покинули меня. А Лев… Сколько лет жизни кануло в небытие. Он заточил меня в этом доме, словно в монастыре. Нет, в монастыре лучше! Словно в тюрьме! В темнице! А сам всю жизнь разгуливал по свету. И теперь окончательно бросил меня, оставил одну. И детей своих бросил. Живите как хотите, – слезы текли по лицу Инессы не прекращаясь, как две реки они сливались в области подбородка и водопадом устремлялись вниз, на белоснежное белье. – Его давно не интересует семья. Но вот так сбежать способен только настоящий трус!

– Инесса, вы думаете он сбежал!? – вскричал Родион, – я в это никогда не поверю!

– А ты поверь, – Инесса взяла дрожащей рукой чашку, стоявшую перед ней на столе, и поднесла к губам, – ты его слишком любишь, и эта любовь ослепляет тебя. Сегодня за ним приходили.

Руки Инессы так дрожали, что чай чудом не расплескался по креслу.

– Успокойтесь, Инесса, я знаю, что он любит вас и своих детей. Он никогда вас не оставит. Но кто же за ним приходил?

– Не надо мне врать! – в голосе Инессы проскользнули визгливые нотки, – ложь, сплошная ложь. Везде ложь. Куда от неё деться. Каждый старается тебя одурачить, посмеяться над тобой. Ведь больше в жизни не над чем посмеяться, кроме как над слабой, замученной узницей. И в момент ее гибели, что может быть приятнее, чем уверять ее в наглой лжи.

Инесса рассматривала племянника и говорила с горькой улыбкой. Родион никогда не был близок со своей теткой. И, наверное, ни разу в жизни не оставался с ней вот так, один на один. И вот, он оказался в такой ситуации и испытывал мучительную неловкость. Он не имел ни малейшего опыта общения с подобными женщинами и не знал, что ей сказать, чтобы успокоить её. На его счастье в гостиную вошла Алина. Увидев Родиона, она подбежала к нему и нежно поцеловала в щеку. От неё исходил дурманящий запах полевых цветов и послеполуденного тепла. В золотых волнах волос она принесла с собой переливчатое солнце и вокруг сразу стало светлее. Глоток свежести и беззаботности ворвался в комнату, пропитанную слезами и безысходностью.

– Родион! Я так соскучилась! Ты редко бываешь у нас в последнее время! Как я рада тебя видеть!

– Я тебя тоже, – ответил он, с нежностью глядя на сестру.

Алина подошла к матери и коснулась губами её лба. Инесса охнула.

– Мама, ты нехорошо выглядишь. Что случилось? – спросила Алина и взглянула на Родиона.

Он пожал плечами.

– А как я, по твоему, должна выглядеть теперь, когда мы остались одни на свете? – по лицу Инессы снова побежали слезы, – Твой отец бросил нас, и сердце моё разбито. И оправлюсь ли я от этой раны, мне неизвестно.

Алина присела на краешек кресла и взяла слабую руку матери в ладони.

– О чем ты говоришь? Папа не мог бросить нас. Он нас никогда не оставит. Кто тебе сказал такую глупость? – Алина так сильно сжала руку матери, что та вскрикнула, – О, прости, прости, мама.

– Кто мне сказал? – Инесса уже рыдала в полный голос, – Кто мне сказал?! Поверь, информация из надёжного источника! И если я доживу! до утра! это будет чудом! – последние слова она выкрикнула таким страшным голосом, что Алина, сама не своя, вскочила с дивана и бросилась к лестнице.

– Георгин! Георг! Маме плохо! – закричала она, схватившись за перила и пронзительно всматриваясь в коридор на втором этаже.

Не дождавшись ответа от брата, она подбежала к Родиону.

– Родион, это ты сказал маме, что отец бросил нас?

– Нет! Ты что! – с жаром ответил Родион, и даже привстал с дивана, – Я ей говорю тоже, что и ты! Дядя не мог так поступить!

– Конечно! Мама, ты слышишь его?! – вскричала Алина, видя, что ее мать теряет разум.

Инесса билась на диване как одержимая. Она раздирала на себе платье и вопила. Родион с ужасом наблюдал за ней. Он не знал, что делать. Ему захотелось уйти, чтобы не видеть этого. Сослаться на важные дела и исчезнуть. Усилием воли он подавил это постыдное желание. Он не мог бросить Алину одну. А Инесса продолжала вопить и рвать одежду.

– Мама, успокойся! – Алина постаралась схватить мать за руки, чтобы остановить ее, – прекрати!

Но силы Инессы удесятерились. Совладать с ней не было никакой возможности. Родион подбежал, чтобы помочь сестре. Тогда Инесса закричала:

– Не прикасайтесь ко мне! Нет! – раскинула руки и вся обмякла.

Во всей этой суматохе, никто не заметил, как в гостиной появился Георг. Он мирно стоял у двери. Разразившаяся буря не вызвала даже легкой ряби в тихой заводи его души.

– Здравствуй, брат, – сказал он, когда Родион взглянул на него, и улыбнулся виновато.

Эта улыбка показалась Родиону улыбкой сумасшедшего. Непостижимое поведение Георга, способного улыбаться, глядя на страдания матери, внушало такой же ужас, как помешательство Инессы. Вернее, больший ужас.

– Снова ломаешь комедию? – обратился Георг к Инессе, – и не надоело же.

– Георг, не говори так, – заступилась за мать Алина, – маме в самом деле плохо. Ты только взгляни на нее. Она больна.

Инесса неподвижно лежала в кресле и глядела в потолок. На лице ее проступил пот, глаза неестественно расширились. Каждые две минуты она начинала дрожать всем телом.

– Она сама себя довела до этого. Я уже посылал за врачом.

– Как ты можешь так спокойно говорить об этом? – в глазах Алины заблестели слезы, – Я тебя не понимаю. Иногда ты мне кажешься не человеком вовсе.

– Я вижу это не в первый раз и, конечно, не в последний. Одним словом: я устал. Не удивлюсь, если наш отец в самом деле сбежал с этого дурдома.

– Георг, – Родион в два шага оказался рядом с братом, – следи за выражениями. Я могу ручаться за то, что Лев никогда не сбежит. Может быть что-то произошло. Кто к вам сегодня приходил?

Инесса приподняла голову. На ее бледное изможденное лицо было больно смотреть. Под глазами её образовались синюшные углубления, а сами глаза лихорадочно блестели.

– Мой сынок, – с хрипом вырвались из нее слова, – Ты такой же жестокий, безжалостный негодяй как и твой отец. Но в этом нет твоей вины. Это кровь. Да… Это она.

Инесса поднялась с кресла и подошла к стене. Она оглядела всех невменяемым тревожным взором, утерла слезы и совершенно неожиданно ударилась головой о гладкую поверхность стены. Затем снова… и снова… Алина закричала и подбежала к матери. Крик дочери подзадорил Инессу. Она с такой силой нанесла себе очередной удар, что на стене осталась кровь. Завизжав, она в каком-то безумстве продолжила биться о стену, оставляя кровавые следы. Родион в смятении бросился к Инессе. Он схватил её и кричащую, оттащил к дивану. На губах у нее выступила пена. Лоб был залит кровью. Красная струйка стекала по спинке носа и срывалась вниз, оставляя следы на полу, диване, одежде. Инесса билась в его руках с недюжинной силой, впивалась ногтями и зубами ему в плечи, колотила ногами, пока, наконец, не освободилась. Подлетев к столику, она схватила тяжёлый подсвечник и угрожающе зарычала. Георг, еще бледнее своей матери, стоял как вкопанный, скрестив на груди руки.

– Георг. Георг. – задыхаясь от слез, позвала его Алина.

Он рассеяно посмотрел в заплаканное лицо сестры и повернулся к матери.

– Мама, прости, – проговорил он трепещущим голосом.

И сделал шаг ей навстречу. Инесса замахнулась подсвечником и отступила назад.

– Не подходи – прорычала она, сверкая глазами.

Родион, весь похолодевший и сам почти обезумевший, пытался думать. Что делать? Где врач? Где все? Он даже представить не мог, что с Инессой может произойти нечто подобное и был потрясён до глубины души.

– Ты ведь можешь ей помочь? – обратился он к брату, – Что же ты стоишь?

– Как? – в голосе Георга прозвучало недовольство. – Я не врач.

– Ты ведь изучаешь медицину. Ты должен знать, как.

– Я не знаю, но… я скоро вернусь.

Георг ещё раз заглянул в лицо Алины и вышел.

– Уходите и вы, – прохрипела Инесса, – я не желаю видеть вас здесь. Никого. Никогда. Вон отсюда!

– Идем, – шепнула Алина на ухо Родиону и потянула его за собой.

– Как ее можно оставить в таком состоянии?

– Идем.

13

Родион оглянулся на гостиную.

– Куда мы идем?

– В библиотеку. Поднимемся по этой лестнице. В библиотеке были какие-то лекарства. Я не знаю, где он их взял, но он поил ими крыс, которых держал специально для этих целей. И крысы часами спали, как убитые. Он говорил, это успокоительные средства. Единственные в своем роде. Ни у одного врача нет таких. На маленьких животных они действуют, как сильное снотворное. Но на человека, как успокоительное. Причем хорошее успокоительное. Он тогда говорил, что даже буйного они могут привести в чувство и не причинят при этом никакого вреда.

– Но почему тогда, он не захотел помочь матери?

– Я не знаю, он очень странный.

– Ты уверена, что их можно использовать? – с сомнением спросил Родион.

– Надо их найти. Когда он вернется, пусть сам их использует. Он знает точные дозировки. Я ничего не знаю.

Алина снова готова была заплакать. Но теперь от обиды, которую испытывала к брату. С трудом она проглотила слезы.

Они подошли к библиотеке. Дверь, не плотно прикрытая, заскрипела и приоткрылась ещё немного. Алина оттолкнула ее и вошла в библиотеку. Родион проследовал за ней. Он впервые за последние несколько лет оказался в этом святилище Георга. В огромном помещении царил полумрак – единственное окно было наглухо занавешено не слишком плотной шторой, пропускающей жалкие крупицы света. Полки с книгами длинными рядами тянулись вдоль стен и вздымались до потолка. В центре залы стоял громоздкий стол с наваленными на него тяжёлыми фолиантами. Один из них был открыт. Родион подошел к столу и пролистал открытую книгу. Страницы пестрели изображениями людей, животных, насекомых. «Трактат по медицине», догадался Родион. Он уже собирался захлопнуть книгу, как вдруг среди страниц мелькнул исписанный клочок бумаги. Верхнюю его часть оторвали и о чем там говорилось – осталось неизвестным, но половина уцелела. Родион начал читать:

«…этого нет и в помине. Но если хочешь знать, то я скажу тебе. Воскресить из мёртвых невозможно. Человек, бывший живым мёртв и ничто не способно вернуть его к жизни. Она могла тебе всего лишь привидеться. Игра больного воображения и ничего больше. Но вот не живую вещь можно сделать живой. Были такие… Не поворачивается язык назвать их мудрецами, нет, но может маги? Да, безумцы. Они вдыхали жизнь в неодушевленные вещи и могли повелевать такими вещами. Сейчас в эти россказни (как их принято называть среди нынешних образованных людей) никто не верит. Но я уверен в обратном, такое практиковалось и не дай боже, практикуется по сей день. В любом случае, браться за такой эксперимент я ни за что не стану. Много чего ещё интересного я могу тебе рассказать и показать. А ты мне. Иногда мне кажется, что ты, в своём юном возрасте знаешь больше меня. Я рад этому. Приходи почаще. Такой человек как ты окажет мне большую услугу, став мне не только другом, но и помощником. Напомню еще раз: никто не должен узнать о наших встречах и переписке. Сжигай письма сразу по прочтении.

Б.»

– Алина, – Родион повернулся к сестре. Она освобождала полки от книг, – что ты делаешь?

– Где-то здесь, за книгами, он оставил это лекарство.

– Ты не знаешь, кто такой Б? У Георга есть такие знакомые? Это от него.

Алина подошла к столу.

– Покажи.

Родион протянул ей записку.

– Вот. Тут написано о каких-то странных вещах.

– Не знаю, кто это может быть, – сказала Алина, сдвинув брови, – Георг почти не выходит из дома. Я не думала, что у него есть какие-то знакомые. Меня больше волнуют его увлечения. Кроме медицины он занимается другими науками. Неужели в своём безумии он дошёл до воскрешения мёртвых?

– Её надо уничтожить. Если она попадётся на глаза разведчикам…

– Уничтожь, – нервно перебила Алина.

Родион порвал записку на мелкие кусочки и бросил в камин. Он вспомнил, как странно Георг выглядит в последнее время. Всегда в чёрном с ног до головы. Изнуренное бледное лицо, матовые невидящие глаза. Его ничего не способно вывести из себя, он не впадает в гнев, не злится, никогда не раздражается. Только какая-то неподвижная мысль бывает вдруг встает в его глазах. Взгляд его в такие моменты чудовищен. Он в самом деле кажется не совсем нормальным.

Родион взял следующую книгу, и тоже пролистал её. Ничего. Затем следующую. И так несколько раз подряд. Пока в тоненькой книжице по астрономии не заметил ещё одно письмо.

– Алина, – позвал он сестру во второй раз, – здесь ещё.

Она торопливо подошла к нему и взяла письмо.

– Написано рукой Георга, – сказала она, внимательно разглядывая пляшущие буквы, – слушай.

Она начала читать:

– Дорогой друг, не хочу с тобой спорить. Я слишком уважаю тебя для этого. Но признаюсь, иногда мне кажется, что ты не прав. Почему ты боишься опасных экспериментов? Без них ты не добьешься ничего. А если точнее – МЫ не добьемся ничего. Надо больше стараться и больше пробовать нового, но ты упрямо стоишь на своем. Ты не хочешь сдвинуться с мертвой точки, потому что боишься незначительного поражения. Но помнишь, что ты сам мне говорил: из малых поражений рождается большая победа. Разве теперь ты считаешь иначе? В смелости – сила. Ты можешь стать повелителем стихий, сотню раз потерпев поражение. Ты также можешь всю жизнь жечь над огнем шкварки металла, не зная поражений. Но это не будет победой. Как бы назвал это ты? Знаешь, какая картина стоит у меня перед глазами все последние месяцы? Я тебе расскажу. Мне мерещится будто я ранним утром, еще до восхода солнца, выхожу из дому и направляюсь к главной площади. Зачем я туда иду? Сегодня твоя казнь. Тебя должны сжечь. Не обижайся на меня за это, я сам не могу объяснить, почему меня преследует мысль о твоей казни. В реальности тебе ничего не грозит. Уже издали я замечаю огромное количество людей на площади. Они все кричат, толкаются, плюются, учиняют драки. Они все как сумасшедшие. Я останавливаюсь у резиденции. И ближе к площади не подхожу, потому что не хочу смешиваться с этой взбудораженной толпой. Я наблюдаю за тобой издалека. Вот лжеборец подходит к тебе с факелом и там, где ступала его нога, остались глубокие трещины. Площадь крошится под его ногами, но он этого не замечает. Он просит тебя покаяться в последний раз и бросает факел в сухое сено, которым обложены твои ноги. И тут меня охватывает такая всеобъемлющая радость. Я не знаю, как описать это непередаваемое чувство, но могу точно сказать, оно не земное. Я смотрю, как ты горишь, и слышу ужасные крики. Такие крики, наверное, слышны в преисподней. Но доносятся они из резиденции. Это наместник истошно вопит в своем логове. И вся толпа оборачивается на эти крики и завороженно слушает их. Они достигают ушей каждого, как бы далеко от резиденции он не находился. Я же смотрю, как зачарованный, на твое лицо, которые улыбается мне из пламени……………..

Тут письмо обрывается.

– Всё ясно. – сказал Родион, – Это похоже на алхимию. Он ищет себя, вот и все. Скоро ему наскучит и он бросит эти глупости.

– Почему ты не ищешь себя подобным образом? Почему я не ищу? Это ненормально.

– Я согласен, что это ненормально. Но он мне всегда казался немного ненормальным.

– Родион, – Алина вернула ему письмо, – я боюсь. Он такой…чуждый всему. А это письмо, его тоже надо уничтожить. Иначе нам всем грозит опасность. О чем он думает?

Родион согласно кивнул и следом за первым отправил и это письмо в камин.

– Схожу посмотрю, что там с Инессой.

– Иди. Может маме нужна помощь. Я тоже скоро приду. Скорее. Мы тут задержались.

Родион не мог отвести глаз от волнующей красоты Алины. Она была так растеряна и беззащитна, и так прекрасна. У него больно сжалось сердце.

– Ты такая красивая, – сказал он и быстро вышел из библиотеки.

На лестнице он столкнулся с Георгом. Тот поднимался наверх. Он шёл, не отрывая глаз от ступенек. И конечно, слышал, что кто-то идёт ему навстречу, но даже не подумал поднять головы. Родион остановился перед ним.

– Где ты был?

– Ходил за врачом.

– Что сказал врач?

– С ней все в порядке.

– Это твоя мать, – Родион вспомнил недавнюю сцену в гостиной, – не обижай её, она любит тебя.

– Я тоже её люблю.

Родион помолчал. Ему хотелось поговорить с братом. Понять, что у него на уме. Но Георг находился в другом месте. Здесь, на лестнице, стояла его пустая оболочка. Родион сделал ещё одну попытку.

– Лев обязательно вернётся.

– Не сомневаюсь, но мне все равно. Я его не люблю. Вы кажется близки с ним? Можешь передать ему мои слова. А ещё можешь передать, что лучше пусть не возвращается.

– Почему? Что он тебе сделал?

– Ничего. Я просто не люблю его. Дай пройти.

– А кого ты вообще любишь? Сестру? Ты любишь сестру?

На лице Георга заиграла двусмысленная улыбка.

– А ты?

– Конечно. Почему ты спрашиваешь?

– Ты по-братски любишь мою сестру? Ты ведь нам не родной брат.

Георг смотрел своими чёрными с мерцающим огоньком глазами и неприятно улыбался.

– Я люблю её как брат сестру. А родной или не родной, это не имеет значения.

– На самом деле ты прав. Это не имеет значения. Не родные братья, как показывает практика, любят сестёр сильнее, чем родные. Я здесь чужой, а ты как родной. Вот что имеет значение. Тебе следовало родиться в этой семье, а не мне. Но вот вопрос. Если бы ты был родным братом Алины любил бы ты её так же, как любишь сейчас. Ведь практика показывает обратное. А впрочем неважно. Пусть все горит огнём.

Георг обошёл Родиона.

– Георг, что ты говоришь!? Стой! Подожди! Я не стану совать нос в твои отношения с семьёй, я вижу ты этого не хочешь, но у меня есть ещё один вопрос. Кто такой Б? Так было подписано письмо. Извини, оно случайно попало мне на глаза.

– Безымянный. – ответил Георг и скрылся в тёмном коридоре.

* * *

Инессу напоили успокоительными и перенесли в соседнюю пустую комнату. Она тихо спала, иногда подрагивая во сне всем телом. Над ней сидел старичок в шляпе с коротко остриженной седой бородой и нащупывал её пульс. У него самого дрожали руки и нижняя губа. Родион прикрыл дверь и вернулся в гостиную. Ему нестерпимо захотелось уйти отсюда. Всё закончилось, и он больше не желал задерживаться в этом доме. Перед глазами стояла одна и та же страшная картина и он не мог избавиться от неё, пока находился здесь. А следы крови на стене вызывали тошноту и головокружение. Он чувствовал себя еще хуже, чем утром.

Родион решил срочно найти дядю. Или Каспара. Каспар должен знать, что случилось с дядей и где он сейчас. Не теряя больше времени, он поспешил покинуть особняк Шанталовых.