Текст книги "Эра Огня"

16

Родион шел по длинному широкому коридору, со всевозможными статуями древних богов и богинь. Они нависали над ним, как безмолвные стражи тихих покоев Евграфа. Но он не замечал этих статуй, не замечал огромных, в половину его роста ваз с красными хризантемами, расставленных по всей длине коридора, не замечал расписных стен и зеркальных потолков, как не замечал и прочих красот, которыми хозяин украсил свой дом, но забыл украсить свою душу. Его охватило бешенство после последних слов Евграфа: старик их выгнал, и вдруг был «рад за них». Он не захотел помочь из-за своей трусости, а вовсе не из-за старой обиды, выдуманной им для того, чтобы оправдать себя. Он засел в этом огромном поместье, как крот, со своей зловредной женой, и не хочет видеть ничего, что происходит вокруг. Не говоря уже о том, чтобы помочь ближним.

Позади раздались шаги. Его нагоняли Каспар и Фили.

– Ты куда? – спросил Каспар.

– Домой. Здесь я больше не останусь.

– И домой ты тоже не пойдешь. Или ты надумал привести за собой хвост? Ты забыл, что за твоим домом следят? Вечера нам лучше дождаться здесь. Нечего сейчас разгуливать по улицам – за тобой может кто-нибудь увязаться. Ты ведь племянник Льва. Аморанок сделает все, чтобы найти его.

– Я не могу здесь остаться.

– Ты должен здесь остаться, – настаивал Каспар, – Не уподобляйся Льву. Иногда надо уметь держать себя в руках. Хотя бы ради других.

– Ты тоже осуждаешь его, – с горечью произнес Родион.

Слова друга больно отозвались в его сердце. Он рассчитывал на поддержку Каспара.

– Он совершил ошибку. Можешь этого не признавать, но сути дела это не меняет. – Каспар открыл дверь в ближайшую комнату, – Будем ждать здесь. Сегодня мы уже не увидим Евграфа, так что можешь не переживать. В этом огромном доме невозможно столкнуться с кем-то дважды.

– Я хочу увидеть дядю.

– Оставь его. Пусть выспится.

Все трое вошли и прикрыли за собой дверь. Фили восхищённо осматривался кругом. Обитая шелками комната казалась произведением искусства. Картины, статуэтки, канделябры – все было подобрано и расставлено с изысканной утонченностью. Каждую мелочь продумали со скрупулезной тщательностью. Даже перо для письма лежало как-то по-особенному, было такой же неотъемлемой частью комнаты, как дорогие картины и массивная мебель.

– У этого Евграфа очень красиво, – поделился впечатлением Фили, – Я думал такое бывает только в сказках.

– Не только в сказках, – проворчал Родион, – У некоторых негодяев такое тоже бывает.

– Ты ещё не навещал Аморанка, – сказал Каспар, – Знаете, меня удивляет, что такие негодяи окружают себя такой красотой. Мне кажется их должны окружать грязь и уродство. Без сомнения, фон, обрамляющий человека во внешнем мире должен соответствовать его миру внутреннему. Но этот внешний мир до безобразия обманчив.

Фили встревожился при упоминании наместника.

– Что с тобой? – спросил Каспар.

Фили прилег на диван и уткнулся лицом в подушку.

– Я не знаю, что мне теперь делать. Моя жизнь в корне изменилась в одно мгновение. Я вдруг оказался вне закона, предателем. Я не смогу долго скрываться. Меня обязательно схватят и повесят.

– Успокойся, мы тебя не оставим. Тебе всего лишь надо выбраться из этого города. Тут Аморанок не даст тебе спокойно жить.

– Я готов отправиться куда угодно, но мои родители… как я подвёл их. Не могу поверить, что больше не увижу их. Они всю свою жизнь посвятили мне. Их единственной мечтой было, чтобы я стал порядочным человеком. Чтобы я имел все, о чем мечтаю. А теперь я преступник, изменник. Мне не на что больше надеяться.

– Император рассудит иначе. Вот увидишь. Ты еще награду получишь за спасение Льва Шанталова. Время наместника на исходе. Скоро все это окажется дурным воспоминанием, и только.

Фили немного оживился.

– Ты это серьезно говоришь, про награду и про наместника?

– Конечно серьезно. Сейчас такое время, Фили, что никто не может знать, что с ним произойдёт завтра. И твоя беда в том, что тебе выпало жить в это время, а не в том, что ты поступил по велению сердца.

– Да, да. Это так…Я рад, что рядом со мной будут такие люди, как вы. И… Я думаю, мне сейчас тяжело. И все же… Я не смотря ни на что, понял одну важную вещь. Пусть я не знаю, что буду делать дальше, но зато точно знаю, чего делать не буду. Я не жалею о случившемся и никогда больше не пойду против своего сердца, чего бы мне это не стоило. Я пошёл против себя, когда покорно вступил в ряды разведчиков. И вот что из этого вышло. Разве может быть счастлив человек, идущий наперекор своему сердцу? Нет – ведь счастье то мы чувствуем сердцем. И я тоже чувствую сердцем, что мое место среди вас.

– Вот теперь ты прав, – Каспар похлопал его по плечу, – видишь, как рано ты это понял. Тебе не понадобились годы прозябанья и угрызений совести, чтобы осознать, что это не то, чего ты желаешь по настоящему.

– Спасибо вам.

– Не стоит нас благодарить. Это мы должны тебе сказать спасибо, – Каспар помолчал, – Скажи, этот разведчик, что был с тобой… Федаль. Его фамилия Грим?

– Да, а вы знакомы?

Каспар ничего не ответил. Он погрузился в глубокое раздумье.

– Значит Фаго теперь взялся за тебя, Родион, – спустя пару минут заговорил Каспар, – Тебе надо быть осторожнее. Он сон потеряет, пока не осуществит задуманного.

– За меня? – Родион улыбнулся, – Я его даже не видел никогда, с чего бы ему браться за меня?

– Не валяй дурака, – с досадой ответил Каспар, – Он ненавидит меня. А ты мой близкий друг.

– Ты его видел, – вмешался Фили, – Он приходил к тебе. Я тогда ждал снаружи с Петром.

– Да? – Родион помнил эту неприятную встречу и то, какое впечатление произвёл на него разведчик. Эти воспоминания стерли улыбку с его лица.

«Неужели Каспар прав?» Он с удивлением посмотрел на друга. Тот стоял у окна и изучал темнеющее небо.

В этот вечер, как и в предыдущий, снова начинал накрапывать дождь. Редкие удары тяжёлых капель по крыше уже слышались в неосвещенной комнате. Ветер все усиливался и скоро должен был превратиться в настоящий ураган. Под его напором шелестели и гнулись старые деревья. По дорогам гремели пустые железные баки, бездумно брошенные каким-то умником где ни попадя и производившие теперь так много шума. Заунывный гул несся впереди самого ветра, следом налетали пыльные воздушные порывы. Трое в комнате молча прислушивались к звукам назревающей непогоды. Чем больше темнело небо, тем сильнее буйствовала природа.

Ночь не заставила себя ждать. Она накрыла город и позволила урагану беспрепятственно гулять по пустым улицам. Дождь полил как из ведра. Небо слилось с землёй, и все превратилось в сплошное непроглядное полотно.

– Но меня радует, что он появился, – вернулся Каспар к прерванному непогодой разговору, – и так близко от меня. Скоро судьба сведёт нас. Я на это никогда не переставал надеяться.

– Вы с ним не ладите? – спросил Фили, – я понимаю. С ним действительно тяжело поладить. Он так гадко вёл себя все время.

– Сколько времени он пропадал? – задумчиво произнес Каспар, – где он был? И главное, как теперь мне с ним сойтись?

– Если бы я знал, что тот подлец, что приходил ко мне и был Фаго, я бы убил его. Я и без того хотел это сделать, настолько он мне стал неприятен с первого взгляда. Знай я…

– Нет, Родион. Я хочу сам свести с ним счёты.

Ливень усиливался. Погода становилась беспощаднее. Но часы равнодушно пробили одиннадцать. Время, оно вообще равнодушно к трудностям и тревогам людей. Оно идёт вперёд и не думает о непогоде.

– Пора, – с нескрываемым недовольством произнес Каспар, – природа сегодня против нас, задумала выплеснуть годовой запас дождя нам на головы.

– Да, – согласился Родион, – но к счастью, идти недалеко. Надо поспешить, пока не стало ещё хуже.

– Когда станет ещё хуже, мы как раз будем в пути, – пробормотал Каспар, – Но делать нечего. Фили, ты готов вступить в борьбу со стихией?

Фили кивнул.

– Ну так в дорогу!

17

Город спал. Промокшие улицы опустели, и ни в одном окне не горел свет. Каспар и Родион, поддерживая Льва с двух сторон, шли впереди. Фили ступал за ними. Путь предстоял не далекий, но тяжелый. Проливной дождь и ветер сильно замедляли движение. Каждый шорох заставлял беглецов останавливаться и, затаив дыхание, прислушиваться. Все вокруг казалось враждебным. Пустые глазницы домов взирали на них жадно и подозрительно. Даже дождь, который заглушал их собственные шаги, также заглушал шаги разведчиков и превращал их в призраков, способных в любое мгновение вынырнуть из темноты прямо перед носом. Они уже достигли первого перекрестка, где собирались повернуть направо, как вдруг совсем рядом раздались голоса. Все четверо разом прижались к стене углового дома и замерли. На пересечении улиц в метре от них, стуча каблуками и в полный голос споря между собой невесть о чем, прошел отряд патрульных разведчиков.

– Ух, – выдохнул Фили, – они нас не видели. Удивительно, что еще совсем недавно я так же шел с Петром и чуть не переломал себе все ноги в темноте. Кстати, мы тогда к тебе шли, Родион. Хорошо, эта дорога получше. Правда ветер сегодня сильнее.

– Фили, – Родион остановился и повернулся к разговорчивому спутнику, – Мы узнали о патрульных только из-за их болтовни. Нас прикрывают темнота и дождь, но твой голос выдает с головой.

– Да, конечно. Я понял.

Фили замолчал и дальше пошли безмолвно. Несмотря на опасность, которой четверо путников подвергались каждую минуту, и непогоду, чинившую им неприятности, до места добрались успешно. Патрульных больше не встретилось, а природные невзгоды с достоинством преодолели. На следующей улице они нашли ту самую постройку, о которой говорил Родион. Отперев старую ржавую калитку, вошли во двор. Через двор, увязая по колено в грязи, на ощупь пробрались к дому. И наконец, отыскали дверь, такую же старую, как калитка, но вместо ржавчины, покрытую чем-то неприятно-липким. В доме стоял запах сырого дерева и пыли. И особенный запах опустошения, который не перепутать ни с каким другим. Как и ожидалось, ветхая постройка давно не принимала гостей.

Родион засветил свечу, которую предусмотрительно захватил с собой. Она чадила и приятно потрескивала в руке, освещая темный коридор.

– Откуда это все эти приспособления? – спросил Каспар.

– Позаимствовал у Евграфа. Его подсвечники перегружены. Нам свеча нужнее.

– А огниво?

– Лежало там же. На каминной полке.

Каспар усмехнулся.

– Неплохо. Я бы сказал отлично, если бы свеча не была так мала. Постеснялся взять покрупнее? А в общем неважно. Осталось пристроить Льва. Надо осмотреть каждый угол. Может найдем одеяло или что-то подобное. Хоть что-нибудь.

Он оставил Льва на руках Родиона, а сам прошёл в ближайшую комнату и тут же крикнул оттуда:

– Нам повезло! Здесь кровать! Лев, мои тебе поздравления. Сегодня тебе не придется спать на полу.

Родион подхватил едва живого Льва. Ему не терпелось поскорее добраться до теплой постели, где его дядя мог отдохнуть. Комната оказалась небольшой, но уютной. Добрую её половину занимала старая дубовая кровать. Если бы не запах многолетней сырости, можно бы подумать, что постелена она только вчера. В дальнем углу стоял сундук, тяжелый и массивный, запертый на замок. По-видимому хозяева, покидая свой дом, позаботились о сохранности его содержимого, но так никогда и не вернулись за ним. В углу напротив доживал последние дни растрескавшийся табурет. Это была вся обстановка. Родион осветил стены и заметил над сундуком портрет женщины с распущенными темными волосами. Он подошел ближе к портрету и замер, всматриваясь в него. Те несколько мгновений, прежде чем он в ужасе отшатнулся, показались ему бесконечно долгими. Свеча в руке задрожала и отбрасываемый ею свет заметался по стенам и низкому потолку. Слабый её огонёк то почти совсем затухал, то вновь разгорался. Родион попятился от портрета. Крепче сжав руку, чтобы не выронить свечу, он смотрел туда, где только что видел лицо женщины, а теперь только смутные его очертания.

Каспар в это время устраивал Льва и не замечал, что происходит с Родионом. Он снял с раненого мокрые вещи и обувь и уложил его в постель. Растер ему руки и ноги, приложил ладонь ко лбу, осмотрел рану и только после всего этого укрыл теплым одеялом.

– Завтра надо будет перевязать по новой, – сказал он, – но Лев держится молодцом.

Родион не ответил. Он стоял посреди комнаты и глядел в слабо освещенный угол, туда где висел портрет.

– Я схожу с ума, – прошептал он таким голосом, что и сам испугался.

Лев открыл глаза и повернулся к племяннику. Каспар тоже взглянул на Родиона.

– Что с тобой? – спросил Каспар, – Ты здоров?

– Он простыл под дождем, – с тревогой произнес Лев, – Где делся Фили?

Родион подошёл к портрету.

– Скажите мне, что вы сейчас увидите на этом портрете. Возможно в этой комнате, только что, я сошёл с ума. И я не шучу. Если же нет…

Он поднял руку со свечой и в темноте проступило лицо женщины.

– Господи, – побледнев, также как и Родион, прошептал Лев, – это же Мария.

Некоторое время все молчали, прислушиваясь к монотонной дроби дождя по крыше. Кое-где на потолке уже проступили разводы от влаги и поползли вниз по стенам, как стекающие слезы. Родион резко отдернул руку от портрета и посмотрел на сундук.

– Закрыт, надо найти ключ.

Он внимательно осмотрелся в комнате, но больше не заметил ничего необычного. Тогда встал на колени и заглянул под кровать. Но и там ничего не привлекло его внимания.

– Неужели она здесь жила? – Родион сел рядом с дядей и повесил голову, – это может свести с ума.

– Не думаю. Тебе известно, что она жила с отцом… – Лев не закончил. Он перевернулся на бок и схватился за раненое плечо.

– Дядя!

Каспар запустил руку в карман и извлёк оттуда небольшой флакон с жидкостью. Зубами вытянул пробку из узкого горлышка и протянул флакон Льву.

– Опиум, – пояснил он, – Ему нужно обезболивающее. Оно не поможет в полной мере, но все же лучше, чем ничего.

Лев сделал глоток и без сил откинулся на спину. На его белом лице застыло выражение муки. Закрыв глаза и вздрагивая от напряжения, он боролся с болью. Никто бы не сказал, сколько времени прошло, прежде чем он смог продолжить.

– Она тут бывала, – захрипел он, – Но с какой целью?

– И почему я об этом ничего не знал…

– Надо будет в этом разобраться, – затуманенным взором Лев пытался вырвать из полумрака силуэт племянника. Свеча, потрескивая в руке у Родиона, догорала, давая все меньше света.

– Надо открыть сундук. В нем может быть что-то, что поможет нам понять.

Только что Родион встал исполнить свое намерение, как в комнату ворвался Фили, о котором успели забыть.

– Я был во дворе! – выкрикнул он, – я видел странный булыжник! Идемте! В полной темноте его видно. Он как будто изнутри подсвечивается огнём. И несмотря на дождь, не сомневаюсь, накален до предела.

– Что, что? – рассмеялся Каспар, – накален под дождем? Кто же его накалил? А, Фили?

Но Родион не смеялся. Он вспомнил о похожем камне у него под окном. Неизвестно сколько времени тот камень пролежал там, и все-таки он обжёг ему руку. Но тогда, озабоченный другими мыслями, он не придал этому значения. И вот теперь снова. Чем объяснить подобное явление? Он решил не мучить себя вопросами, тем более, что ответа ни за что бы подыскать не смог.

– Ты прикасался к нему? – беспечно спросил Родион. Он не хотел показывать своей тревоги, зная, что Каспар поднимет его на смех. А у него не было никакого желания что-то доказывать сейчас.

– Нет. Почему-то мне не захотелось этого делать. Не то, чтобы я боялся обжечься, но он так странно выглядел.

Родион улыбнулся.

– Хорошо. Завтра посмотрим, что ты там такое нашел. Ключ от сундука, я думаю, сегодня мы тоже не найдём. И ещё, я очень устал и падаю с ног.

– Да, – согласился Каспар, – это самое верное решение. Фили переутомился. Да и нам надо отдохнуть.

– Но я в порядке! – воскликнул Фили, – этот камень, он в самом деле необычный!

Вместе со словами Фили раздался такой сотрясающий грохот грома, что юноша испуганно умолк. Все трое, следуя неясному внутреннему велению, повернулись к раненому. Он уже забылся тяжёлым сном и иногда начинал бормотать неразборчивые слова. Отброшенное беспокойной рукой одеяло, наполовину свесилось с кровати, а сам он дрожал от холода. Каспар накинул одеяло на Льва. После чего стянул с себя мокрую рубашку и разложил на полу.

– Я спать, – сказал он, высматривая, где получше устроиться, – придется нам ночевать без привычных удобств. Это ничего. По правде сказать, я в таком состоянии, что уснул бы, подвесь меня даже вверх ногами.

Он улегся на сухие доски пола и закрыл глаза. Родион и Фили последовали его примеру. Скоро все в комнате крепко спали.

18

Утром, после пробуждения, Родион почувствовал себя на удивление бодро. Он закинул руки за голову и изучал потолок, лежа на деревянном отсыревшем полу. В комнате стоял приятный запах влажной древесины и пыли. После нескольких часов сна на жёстком ложе спина неприятно ныла, шея закостенела, но голова оставалась ясной и свежей.

Все ещё спали, и он постарался вести себя как можно тише. Отрывая свое тело от пола, он разминал плечи и поворачивался из стороны в сторону, чтобы снова обрести способность к движению. После долгих манипуляций он насилу оказался на ногах, и аккуратно переступив через Фили, вышел из маленькой комнатушки. По коридору прошел во двор мимо кухни и ещё одной заколоченной двери, которую вчера в темноте не заметил. Потолки, повисшие над головой так низко, что чуть волосы не шевелили на макушке, сковывали не только тело, но и всякое душевное устремление. Он скорее желал оказаться под просторным небом и стыдился, что привел дядю в такое убогое место. Во дворе ему стало намного лучше. От дождя под утро, как и в предыдущие дни, не осталось и следа. Небо было чистым и ясным. Родион подставил лицо под тёплые солнечные лучи и прикрыл глаза. Он слышал, как над крышей дома щебечут и гоняются друг за другом птицы. А в траве, под ногами, шныряют юркие ящерицы. Родион присел на корточки, чтобы поближе рассмотреть их. Он с детства любил наблюдать за этими древними существами. Ящерица – лучшее доказательство того, насколько наш мир стар, насколько другим он был когда-то. Внезапно, одна из круживших над домом птиц камнем ринулась вниз и всего в полуметре от Родиона схватила ящерицу и проглотила её. Она бесстрашно взглянула на человека, сидящего перед ней, и взлетела на крышу к своим собратьям. Те запрыгали вокруг, как будто встречали героя.

– Интересные сцены иногда случается наблюдать, не так ли?

Родион обернулся. Привалившись всем телом к дверному косяку, перед ним стоял Лев. Он выглядел намного лучше, чем вчера, и кажется, быстро шёл на поправку.

– Заживает все, как на собаке, – ответил Лев на вопросительный взгляд племянника, – Ни за что бы не подумал, что сегодня буду чувствовать себя прекрасно. Знаешь, выздоравливая после тяжёлой болезни, или освобождаясь от сильной боли, воспринимаешь мир иначе. Как будто сбрасываешь с себя все оковы и становишься по-настоящему свободным. Странное чувство, причиной которому всего лишь отсутствие боли. Да… начинаешь ценить жизнь. Просто жизнь. Жаль, что это состояние длится недолго. Потом все возвращается к былому. И тебе снова нужно все больше и больше, чтобы быть счастливым. Больше силы, больше денег, больше власти. Но вот ты вывихнул лодыжку и уже ни о чем другом думать не можешь. Сила, деньги, власть ничто в сравнении с вывихнутой лодыжкой.

Лев обвел взглядом двор, поросший дикими травами и сорняком, и задумчиво произнес:

– Каждую ночь льёт ливень, с раскатами грома и молнии, а к утру ярко сияет солнце и не остаётся ни капли влаги в земле.

– Утром начинает казаться, что этот дождь тебе просто снился.

– Да… Так и есть. Просто снился. К слову, по поводу снов… Как тебе спалось? Мне совестно, что из-за меня вы измучились на полу.

– Глупости, я чувствую себя замечательно.

Лев перевел взгляд вдаль и долго молчал. Он зорко всматривался в горный хребет, откуда по утрам поднималось солнце и о чем-то думал. Скоро Лев заговорил.

– Я здоров. Как долго придется ждать приказа о призыве – кто знает? Я думаю, ты и сам понимаешь, что я не могу отсиживаться все время в этой дыре. К тому же это небезопасно. Надо как можно скорее покинуть город. Какая же неприятность вышла с этим свидетелем. Если бы не он, у меня оставалось бы достаточно времени, чтобы прикончить и саму наместничью крысу. Я бы выгадал момент. Вместо этого, крыса ждет момента, чтобы прикончить меня. Вот увидишь, пообещает за мою голову щедрое вознаграждение. А я должен бежать из города под покровом ночи. Как трус. Как… Ничтожество.

– Когда ты хочешь бежать? И как ты хочешь это сделать?

– Об этом я подумаю. У меня есть несколько вариантов. Но пока не могу остановиться на каком-то одном. Когда я приму решение, ты первый узнаешь. И, надеюсь, поможешь мне. Скоро после этого мы обязательно свидимся. Но уже в Дали. Я буду ждать тебя с армией.

– Пусть все так и будет, – Родион вздохнул, – хорошо бы все так и вышло.

– Так и будет. А теперь иди будить этих оболтусов.

Когда Родион вернулся в комнату, Каспар уже проснулся. Он сидел, прислонясь к кровати, и разминался.

– Одна ночь на полу, и я столетняя развалина, – проворчал он, – Никогда не думал, что мое собственное тело способно на такое предательство. Оно просто закостенело. Знаешь, что мне снилось? Жуть настоящая. Мне снилось, что две старухи перевесили меня через деревянный забор просохнуть под солнцем, как мокрую тряпку. Я и в самом деле был весь мокрый и висел на этом заборе, а все мои кости трещали и ныли. Незадолго до твоего прихода, у меня неестественно выгнулась шея и я проснулся. Это было подло со стороны старух.

– Странно, что ты так плохо спал, – лицо Родиона озарила улыбка, – У меня ничего подобного не было. Я даже не понял, что спал на полу. Вон и Фили, посмотри, как сладко спит. Ты стареешь, Каспар.

Каспар хотел что-то ответить, но в комнату вошел Лев.

– Вот досада, Каспар! Ты уже не спишь? Этот кувшин воды предназначался тебе. Но есть еще один… – подмигнул он племяннику.

Родион подошёл к Фили.

– Не надо. Я его сам разбужу.

– Что странно, – проговорил Лев, – Он так крепко спит… Редко кто умеет так спать даже в самой удобной кровати.

– Он, должно быть, неплохой человек, – ответил Родион, рассматривая почти детские черты несостоявшегося разведчика, – Так спят люди с чистой совестью.

– Или те, кто ее не имеет совсем, – добавил Лев.

– Это не про Фили.

– Нет. Это про меня.

– Ты к себе не справедлив, дядя.

– Я ни к кому не справедлив, и к себе, в том числе.

– Прекрати, – Родион рассмеялся, – С тобой невозможно разговаривать. А где ты добыл воды?

Лев довольно встряхнул кувшин.

– В колодце, обнаруженном во дворе.

Фили, за все время пока их со Львом не было, даже не шевельнулся. С открытым ртом и раскинутыми в стороны руками, он спал как убитый. Плащ под ним сбился, импровизированная подушка из обуви развалилась и уползла ему за голову. А кожаный нагрудник каким-то образом улетел за порог.

– Фили, – Родион наклонился над ним и потряс за плечо, – Просыпайся.

Фили что-то недовольно проворчал во сне.

– Фили!

– Дорогу! Прошу посторониться! – Лев с кувшином воды обошел Родиона. – Все спящие, да проснутся!

Он выплеснул всю воду в лицо Фили и отбросил кувшин в угол. Фили вскочил, хватая ртом воздух и озираясь вокруг выпученными глазами.

– Что случилось?! – выкрикнул он – Где я?!

Лев прилег на кровать и, посмеиваясь, ответил:

– Там, где тебе не следует быть. В общем-то как и нам всем.

– Что такое!?

– Пора вставать, – примирительно произнес Родион, заметив, что Фили не разделяет веселья Льва, – Нельзя спать весь день напролет.

– Почему? Ведь нам ничего не угрожает. Мы здесь в безопасности и можем поспать.

– Хотелось бы верить. – ответил Родион и принялся сбивать грязь с просохшей за ночь одежды.

– Знаете, что я думаю? – возбужденно заговорил Фили, встряхивая мокрой головой, – Нам несказанно повезло, что на нас вчера не напали ночные птицы. Эти огромные черные птицы! Они мне сегодня снились. Мне рассказывали, что был случай, когда такая птица подняла человека в воздух.

Лев иронично заулыбался. Глаза у него стали сладкие, но со злой искоркой.

– И что же дальше? Не прерывай, пожалуйста, столь увлекательного повествования. Она унесла его в свое гнездо?

– Я не знаю, чем закончилось. Но может быть, он пострадал.

– Насколько я знаю, еще не было случаев нападения этих птиц на людей. И вряд ли они будут.

– Но на животных были, – вмешался Каспар.

– Ах да, совсем забыл, – с сожалением произнес Лев, – кажется одного из разведчиков малость поклевали. Но впрочем, это неважно. На людей птицы не нападают.

Фили с упреком посмотрел на Льва.

– Вы так ненавидите разведчиков… Но среди них есть и хорошие люди. Они действуют по приказу наместника, а не из личной ненависти. – Фили робко оглянулся на Родиона и затем снова перевел глаза на Льва, – А вы их так ненавидите…

– Ты не прав, Фили, мы их не ненавидим. Мы им воздаем должное. Ибо будет им возмездие, которого они заслуживают, – Лев замолчал и угрюмо добавил, – так суждено.

Фили опустил голову и решительно продолжал:

– Вы думаете, что убивая этих людей, вы делаете добро? Но ведь – это ложь. Вы можете убить совсем невинного человека, а виновный остается безнаказан. Действуя таким образом, вы становитесь похожи на Аморанка. Скольких невинных он погубил? Да и кому из нас решать, кто достоин жизни, а кто смерти? Ненавистью нельзя творить добро и справедливость. Она разъедает душу, как кислота. Человек с такой искалеченной душой не способен на справедливые поступки.

Лев саркастически смотрел на Фили. Он с ожесточением всматривался в его лицо, отыскивая в детских чертах какой-нибудь зацепки, которая дала бы ему возможность выплеснуть все раздражение, переполнявшее его. Но в простодушном лице Фили такой зацепки не нашлось.

– Ненависть разъедает душу… – повторил Лев слова Фили, – Да, ты прав… Ненависть довольно едкая субстанция. Мой сын Георг… Кстати вы с ним одного возраста? Или нет? Кажется он немного старше… Так вот, мой сын Георг однажды захотел извлечь эту самую субстанцию из воздуха, который, как ему в тот момент показалось, был наполнен ненавистью, и воплотить ее во что-то осязаемое, физическое. Он говорил, что ему удалось растворить металл в жидкости так, что металл стал невидим глазу. Затем он выпарил жидкость и таким образом извлек растворенный в ней металл. Металл снова обрел форму и видимость. Это же самое он собирался проделать с рассеянной в воздухе ненавистью. Я назвал это очередным сумасбродством, на которые он так падок. Всегда считал своего сына нелепым фантазером. А зря. Вот если бы ты оказался тогда рядом, Фили, ты бы подсказал ему, что он на верном пути. Что прямо перед ним уже стоит одно такое осязаемое воплощение ненависти – его отец. Так что и его затея – не глупые бредни, а значит, ему стоит попробовать. И кто знает, возможно сейчас рядом со мной лежало бы подобное мне создание и как губка впитывало в себя всю ненависть из воздуха и в удвоенном, нет… в утроенном количестве распространяло ее на окружающих.

– Нет Лев! – воскликнул Фили и покраснел до корней волос, – Я вовсе не имел в виду тебя! Я… я говорил о той ненависти…

– Избавь нас, пожалуйста, от очередной проповеди, – нетерпеливо перебил Лев, – с меня довольно твоей болтовни. Тебе следовало идти в приходские священники, но никак не в армию.

Фили уныло повесил голову. Он казался очень расстроенным и Родиону стало жаль его.

– Фили, ты все правильно говоришь. Но большинство людей не таковы, какими ты хочешь их видеть. Это и есть жизнь. С этим нужно смириться.

– Родион, – в разговор влез и Каспар, – ты совсем не умеешь утешать людей. После твоих ободряющих слов хочется повеситься.

– Вовсе нет, – возразил Фили, – Он прав. Надо принимать мир таким, какой он есть. В этом мудрость и сила.

– Ну еще бы, – снова заговорил Лев, не желавший успокоиться, – Когда преисполнишься силы и мудрости, поделись ими и со мной. Хоть чуток швырни мне презренному. Может быть тогда и я приму наместника таким, каков он есть, и возлюблю его и его псов.

Договорив, он упал на подушку и закрыл глаза. Так он поставил точку в разговоре. Родион окончил сбивать грязь, осмотрел себя, как мог, со всех сторон, пригладил волосы и размеренно потянулся. Сундук в углу все утро притягивал его взгляд и дальше продолжать делать вид, что его нет, Родион не мог.

– Нам надо найти ключ, – сказал он, – Я не могу думать ни о чем другом. Пока не узнаю, что означает портрет на стене, я не буду спокоен. Мне кажется, в этом сундуке мы найдем ответ.

– Ты прав, – Каспар вскочил на ноги, – Где ты собираешься искать его? Здесь в комнате ключа нет. Очевидно. Есть еще кухня, но там тоже его не будет. Что тоже очевидно. Мы также можем перекопать двор и даже спуститься в бездонный колодец. Но я предлагаю не тратить время на поиски, а поступить иначе. Сбить петлю.

Сказано – сделано. Каспар откинул крышку сундука и присвистнул.

– Тут цветные тряпки.

Родион наклонился над сундуком, чтобы вытащить оттуда длинный лоскут бархата.

– Это ткани, – разочарованно произнес он и бросил бархат на пол.

Затем достал еще один длинный отрезок и еще, и так, пока не добрался до дна сундука. И там он увидел маленькую книжицу в кожаном переплете. На ее обложке в центре был выбит знак бесконечности, а в правом углу стояла аббревиатура МВ. Он взял ее в руки и пролистал. Это была книга с записями. Перед каждой записью стояла дата.

– Дневник, – прошептал Родион и посмотрел безумными глазами на портрет.

Портрет неотрывно глядел на него. Он отошел от сундука и глаза девушки проследовали за ним. Он сел на кровать, рядом с дядей, а она все не сводила с него своих глаз.

– Это ее дневник.

Все изумленно смотрели на книгу.

– Тут записи за несколько лет, – продолжал Родион, перелистывая страницу за страницей, – Мне нужны самые поздние.

Он остановился на последних страницах и начал читать.