Текст книги "Межкультурная коммуникация в информационном обществе"

Во второй половине XX в. человечество стало свидетелем беспрецедентной культурной экспансии США. После Второй мировой войны она коснулась стран Западной Европы, в 1960-е годы – Японии, в 1970-е – стран Латинской Америки, в 1990-е – России. Распространение культурной экспансии с Запада на Восток (вестернизация) представляет собой интенсивное проникновение как западноевропейского и американского образа жизни, так и сопутствующих ему ценностей, обычаев, символов и культурных артефактов (фильмов, компьютерных программ, видеоигр, книг и проч.) в восточноевропейские, латиноамериканские, исламские, африканские и азиатские страны. Сегодня культурная экспансия осуществляется прежде всего через современные аудиовизуальные средства – телевидение, радио, кино. Продукция США вытесняет отечественную культурную продукцию в сфере потребления и массовых художественных предпочтений. Национальное киноискусство и телевидение стран, подвергшихся вестернизации, не выдерживают конкуренции с заграничными фильмами, прежде всего американскими. Особенно явно следы вестернизации заметны в сфере рекламы. Во многих странах предпринимаются протекционистские меры, направленные на защиту национальной культуры от культурной экспансии, в частности, вводятся ограничения на показ зарубежной, в первую очередь американской, кинопродукции в кинопрокате и телеэфире и т. д.

Принято считать одной из основных причин межкультурных конфликтов культурные различия – ценностные, нормативные, поведенческие, религиозные и т. д. В основе могут лежать исторические взгляды или выросшие отсюда территориальные споры. Необходимо понимать, что если соответствующие конфликтогенные факторы длительное время не снимаются, их наличие начинает участвовать в формировании групповой идентичности соответствующих народов, становится фактором уже собственно аксиологическим, культурным. Так, в польском национальном сознании историческая память о трех разделах Польши играет важную структурирующую роль в формировании культурной идентичности молодого поколения. Точно так же взаимные претензии израильтян и палестинцев уже стали частью их культурной идентичности: эти два народа давно мыслят себя как нации, находящиеся в состоянии постоянной войны с соседом, что самым непосредственным образом сказывается на всей системе социального и культурного устройства общества.

Поскольку человек всегда является носителем некоторых культурных норм, а эти нормы проявляются в его поведении автоматически, неосознанно, обычно он может стать субъектом межкультурного конфликта в результате случайного инцидента, при этом объектом в таком конфликте, как правило, становятся лицо или вещь, обладающие разным статусом в данных культурах, из-за чего у представителей этих культур формируется разное отношение к данному объекту. Однако такая модель конфликта была бы сильным упрощением. В действительности и виды, и причины межкультурных конфликтов гораздо разнообразнее.

В культурной антропологии выделяют несколько видов межкультурных конфликтов – между:

• различными этническими группами и их культурами (армяне и азербайджанцы, грузины и осетины, израильтяне и палестинцы и т. д.);

• религиозными группами, представителями различных религий (католики и протестанты в Северной Ирландии, православные и униаты в Западной Украине, сунниты и шииты в исламе);

• поколениями и носителями разных субкультур;

• традициями и новациями в культуре;

• различными лингвокультурными сообществами и их отдельными представителями, возникающие вследствие языковых барьеров и интерпретативных ошибок.

Таким образом, диапазон причин возникновения межкультурных конфликтов очень широк: в основе межкультурного конфликта могут лежать не только и не столько недостаточное знание языка и связанное с этим простое непонимание партнера по коммуникации, но и более глубокие причины, которые сами участники нередко даже не осознают. В то же время нужно понимать, что конфликты не стоит рассматривать только как негативную, деструктивную сторону межкультурной коммуникации.

Согласно мнению Л. Козера, получившему широкое распространение в конфликтологии, конфликты – это неизбежная часть повседневной жизни, и они не обязательно должны носить деструктивный характер. Часто именно через конфликт устанавливается нормативное согласие между представителями разных культур. С этой точки зрения конфликт является первой и неизбежной фазой осознания культурных различий, без которой невозможна гармонизация отношений между представителями разных культур [Козер, 2000].

Конфликтологи считают, что в реальной жизни чисто межкультурные конфликты не встречаются: реальные конфликтные отношения всегда предполагают наличие целого множества взаимопроникающих конфликтов, которые часто маскируют друг друга. Если эта точка зрения справедлива, верен и тезис о том, что осознание различий культурного порядка не является панацеей при разрешении межкультурных конфликтов. В то же время, имея дело с любым конфликтом, следует помнить, что одной из его причин или составляющих может быть именно конфликт культур.

В современной теории межкультурной коммуникации при решении межкультурных конфликтов используют так называемую модель стилей межкультурных конфликтов (Intercultural Con ict Style model, ICS-model) [Hammer, 2005]. Данная модель опирается на противопоставление культур по стилям разрешения конфликтов, для характеристики которых используются два признака – прямота и эмоциональность.

По признаку прямоты различают две стратегии разрешения конфликтов – прямую и непрямую. Прямая стратегия отдает предпочтение прямым переговорам, эксплицитному вербальному обмену точками зрения, для такой стратегии существенно, чтобы каждая из сторон сформулировала свои озабоченности и видение путей выхода из конфликта. Культуры, отдающие предпочтение прямой стратегии, предпочитают разрешать конфликты путем открытых переговоров. В культурах, где предпочтение отдается непрямой стратегии, большее внимание уделяется не тому, что говорят оппоненты, а тому, как они себя ведут, поскольку присутствует общее недоверие вербальному каналу коммуникации. Это связано с тем, что содержание вербального сообщения всегда подчинено в таких культурах поддержанию собственного «лица» и не всегда отражает реальные настроения оппонентов и их готовность к возможным компромиссам. Для непрямых культур разрешение конфликта часто сопровождается вмешательством посредника, что в этом случае, как правило, эффективнее прямых переговоров между оппонентами [Hammer, 2005].

По признаку эмоциональности различают эмоциональную и неэмоциональную стратегии. Эмоциональная предполагает экстернализацию возникающих во время конфликтных ситуаций эмоций и акцентирование эмоционального дискомфорта, связанного с объектом конфликта. Для оппонентов, придерживающихся этой стратегии, неэффективны призывы сделать паузу и успокоиться – такой призыв воспринимается как слова, напрямую угрожающие чувству собственного достоинства субъекта, поскольку для такого оппонента право переживать эмоции и манифестировать их в конфликтной ситуации тесно связано с чувством собственной полноценности. Для такой стратегии разрешение конфликта возможно только путем признания правомочности соответствующего эмоционального состояния оппонента, эмпатического сопереживания ему, что часто требует от оппонента или медиатора внешнего проявления соответствующих эмоций, или эмпатии. Неэмоциональная стратегия строится на контроле эмоций и недопустимости их проявления в конфликте. Для культур такого стиля необходимый уровень доверия может быть достигнут путем подчеркнуто сдержанного проявления эмоций, поскольку открытое их проявление воспринимается такими культурами как чрезмерное, а потому неискреннее, подозрительное.

Выделяют четыре стратегии разрешения конфликта [Avruch, 1998]:

1) дискуссия. Открытое вербальное обсуждение взаимных озабоченностей, предполагающее вербальную искренность коммуникантов, ценящее ясную, логичную форму изложения. Эта стратегия особенно продуктивна в культурах прямого неэмоционального стиля. Такой стиль характерен для американской, австралийской, некоторых скандинавских культур;

2) вовлечение. Как и дискуссия, предполагает обсуждение взаимных озабоченностей, однако допускает эмоциональную реакцию, которая воспринимается как наиболее достоверное выражение реального состояния коммуниканта и служит подтверждением его искренности. Считается, что такой стиль характерен для культур с преобладанием прямой эмоциональной стратегии – афроамериканцев, представителей южноевропейских культур, а также россиян;

3) приспособление. Этот стиль выходит на первый план в культурах с непрямой неэмоциональной стратегией разрешения конфликтов. Он заключается в использовании образов, метафор, невербальных средств коммуникации, а также третьих лиц, которые бы могли смягчить напряжение. Этот стиль предполагает умение корректно интерпретировать неявные признаки эмоционального состояния оппонента, внимание к невербальным проявлениям его озабоченности. Характерен для мексиканцев, японцев, тайцев;

4) динамический стиль. Используется культурами, отдающими предпочтение непрямой эмоциональной стратегии разрешения конфликтов. Характерно использование непрямых вербальных знаков (гипербол, каких-либо историй, метафор) с сильным проявлением эмоций, которые служат реальному выражению озабоченностей. С точки зрения представителей других стилей, люди, для которых характерен динамический стиль, могут восприниматься как безрассудные, чересчур иррациональные, не способные сосредоточиться на сути. Подобный стиль используют некоторые арабские культуры Ближнего Востока, а также пакистанская культура.

Умение разрешать конфликты в межкультурной коммуникации в современном мире в значительной степени зависит от умения определять коммуникативный стиль конфликта, свойственный оппонентам, проявлять гибкость в выборе способа разрешения конфликта, искать точки соприкосновения прежде всего не в позициях оппонентов, а в привычном для них способе разрешения конфликтов.

Контрольные вопросы

1. Дайте определение понятия «культура».

2. Что такое межкультурные коммуникации?

3. Перечислите уровни межкультурных коммуникаций.

4. Дайте определения культурной экспансии, культурного конфликта, культурной диффузии.

5. Что такое аккультурация? Каковы особенности ее основных стратегий?

Рекомендуемая литература

1. Алгоритм восприятия текста и межкультурная коммуникация // Язык, сознание, коммуникация. 1997. Вып. 1.

2. Грушевицкая Г.Д. Основы межкультурной коммуникации. М., 2003. 312 с.

3. Грушевицкая Т.Г., Попков В.Д., Садохин А.П. Основы межкультурной коммуникации: учебник для вузов / под ред. А.П. Садохина. М., 2002.

4. Гудков Л.В. Теория и практика межкультурной коммуникации: учеб. пособие для вузов. М., 2003. 212 с.

5. Ерасов Б.С. Социальная культурология. М., 1998.

6. Садохин А.П. Межкультурная коммуникация. М.: ИНФРА, 2004. 287 с.

7. Садохин А.П. Введение в теорию межкультурной коммуникации. М., 2005. 310 с.

8. Ситарам К., Когделл Р. Основы межкультурной коммуникации // Человек. 1992. № 2–5.

9. Тер-Минасова С.Г. Язык и межкультурная коммуникация. М., 2000.

10. Шамне Н.Л. Актуальные проблемы межкультурной коммуникации: учеб. пособие. Волгоград, 1999.

Глава 3
Западная традиция изучения межкультурных коммуникаций

Проанализированы основные теории межкультурных коммуникаций в западной традиции (США и Европа): теории измерений культуры Г. Хофстеде, управления беспокойством и неопределенностью В. Гудикунста, теории высоко– и низкоконтекстуальных культур Э. Холла, понимание времени в культуре Э. Холла и Р. Льюиса, теория культурного шока, U-образная и W-образная теории.

В результате изучения данной главы студент должен:

• знать основные западные теории, которые легли в основу межкультурных коммуникаций (Г. Хофстеде, В. Гудикунст и др.);

• уметь использовать параметры данных теорий для анализа ситуаций межкультурного взаимодействия;

• владеть основными инструментами западных теорий межкультурных коммуникаций.

3.1. Теория измерений культуры Г. Хофстеде

Герт (Герард Хендрик) Хофстеде (Geert (Gerard Hendrik) Hofstede; род. 3 октября 1928 г.) – нидерландский социолог.

Типология организационных культур Г. Хофстеде была разработана в начале 1980-х годов на основе результатов масштабного исследования, проведенного в разных подразделениях транснациональной компании IBM (опрошено 116 тыс. служащих в 40 странах). Данная классификация – одна из самых известных типологий корпоративных культур. Г. Хофстеде предложил шесть параметров для каждой культуры (страны): 1) дистанцированность от власти; 2) индивидуализм – коллективизм; 3) принятие – непринятие неопределенности; 4) маскулинность – феминность; 5) краткосрочная – долгосрочная ориентация; 6) прагматизм – сдержанность. В рамках данной классификации страна (культура) получает баллы по каждому параметру (от 0 до 100) [Hofstede, 2001].

Дистанцированность от власти, или иерархическая дистанцированность. Отражает ориентацию на власть и авторитет, это степень, с которой наделенные относительно меньшей властью члены организаций и институтов (например, семьи) ожидают и допускают неравномерность распределения власти. Это измерение не характеризует уровень распределения власти в данной культуре, а скорее анализирует его восприятие обществом. Низкий индекс дистанцированности от власти означает, что культура ожидает и принимает демократические отношения с властью, а члены общества рассматриваются как равные. Высокий индекс дистанцированности от власти означает, что наделенные меньшей властью члены общества принимают свое место и осознают существование формальных иерархических структур. Это статусное разделение между членами общества, находящимися на разных ступенях социальной лестницы. Данный индекс измеряет толерантность социума к неравноправию между выше– и нижестоящими индивидуумами.

Индивидуализм – коллективизм. Основан на самоориентации личности, это измерение не имеет отношения к политике и касается больше групп, чем отдельных лиц. Культуры, для которых свойствен индивидуализм, придают большее значение достижению личных целей. В обществах, для которых характерен коллективизм, общественные цели и благосостояние ставятся выше личных, отражено отношение между индивидом и обществом. Исходя из этого очевидно, что высокий индекс индивидуализма означает концентрацию личности на себе и собственных достижениях, в то время как высокий индекс коллективизма указывает на подчинение индивидуума коллективу. В данном случае дифференциация основывается на базовых социокультурных ценностях.

Принятие – непринятие неопределенности. Характеризует уровень готовности к риску, реакцию общества на незнакомые ситуации, непредвиденные события и давление перемен. Культуры, для которых этот индекс высок, менее терпимы к изменениям и стремятся избегать беспокойства, которое несет в себе неизвестность, путем установления строгих правил, нормативов и (или) законов. Общества с низким индексом более открыты к изменениям и используют меньше правил и законов, а их обычаи имеют менее строгий характер. Это степень избегания риска или стремления к нему. Индекс отражает терпимость и готовность членов общества к неопределенности ситуации, а также их стрессоустойчивость.

Маскулинность – феминность. Это измерение характеризует уровень важности для культуры традиционно мужских ценностей, таких как напористость, амбиции, стремление к власти и материализм, и традиционно женских, таких как человеческие отношения. Культуры с более выраженным «мужским» типом обычно характеризуются более четкими различиями между полами и склонны к соперничеству и достижению целей. Меньший индекс в этом измерении означает, что для культуры характерны менее существенные различия между полами и более высокая ценность взаимоотношений. Жесткая конкуренция, требовательность, стремление к достижениям относятся к мужскому типу поведения. Общества с высоким индексом (по мужскому типу) характеризуются также стремлением к наживе и накоплению денег, отсутствием заботы об окружающих. В противоположность этому в странах с доминирующим поведением по женскому типу преобладающими ценностями являются участливость, скромность, акцент на эмоциональный комфорт, альтруизм. В странах с «мужским» типом ценится работа, позволяющая добиться признания, сделать карьеру, в странах с «женским» типом – работа в приятном коллективе, взаимопомощь.

Краткосрочная – долгосрочная ориентация на будущее. Ориентация на кратко– и долгосрочные отношения. Это измерение описывает временной горизонт общества. Культуры, ориентированные на краткосрочный период, ценят традиционные методы, уделяют много времени развитию отношений и в целом рассматривают время как замкнутый круг. Это означает, что будущее и прошлое для них связано между собой, и то, что не может быть сделано сегодня, может быть сделано завтра. Противоположностью такого подхода является долгосрочная ориентация на будущее, при которой время рассматривается как вектор, а люди склонны больше смотреть в будущее, чем интересоваться настоящим или вспоминать прошлое. Такое общество ориентировано на достижение целей и высоко ценит результаты. Долгосрочная ориентация представляет формирование свойств, направленных на вознаграждение в будущем, в частности упорства и экономии. Противоположный полюс – краткосрочная ориентация – стоит за формированием других качеств, таких, которые относятся к прошлому и настоящему, в частности уважение к традиции, сохранение своего «лица» и выполнение общественного долга.

Прагматизм – сдержанность. Снисхождение к слабостям против сдержанности. Это измерение характеризует способность культуры удовлетворять сиюминутные потребности и личные желания членов общества. В обществах, где сдержанность является ценностью, преобладают строгие социальные правила и нормы, в рамках которых удовлетворение личных желаний сдерживается и не поощряется. «Снисхождение к слабостям» относится к обществу, которое позволяет относительно свободно удовлетворять основные человеческие потребности, связанные с наслаждением жизнью и получением удовольствия (отдых, развлечения и т. п.). «Сдержанность» же соответствует обществу, которое подавляет удовлетворение нужд и регулирует его с помощью строгих социальных норм. Сюда же Г. Хофстеде относит свободу самовыражения: в «снисходительном обществе» она поощряется, в то время как в «сдержанном» считается излишней роскошью [Hofstede, 2001].

В то же время Г. Хофстеде подчеркивает, что измерения культур являются лишь основой, помогающей оценить конкретную культуру для облегчения принятия решений. Существуют и другие факторы, подлежащие рассмотрению, например личные качества, семейная история и личное благосостояние. Предложенные измерения не могут предсказать поведение отдельных лиц и не учитывают личные особенности каждого человека (табл. 3.1).

Таблица 3.1. Измерения Г. Хофстеде на примере разных стран

Первая шкала рассматривает категории «индивидуализм» и «коллективизм». В индивидуалистических культурах детей приучают к независимости и самостоятельности с детства. Взрослея, дети стремятся отделиться от родителей. В личной и профессиональной жизни они рассчитывают на самих себя, обладая большой личной свободой. Коллективизм характерен для стран, где жизнь большей части населения достаточно тяжела и требует взаимовыручки, или там, где население часто сталкивается со всеобщими бедствиями. В коллективистских культурах приоритетом являются интересы и благополучие семьи, клана, деревни и т. п. Людям в таких странах свойственны взаимопомощь, социальная солидарность, проявление скромности и уважения к другим [Hofstede, 2001]. Именно общественные связи и общественные интересы во многом определяют здесь поведение людей.

Вторая шкала отражает отношение общества к неравенству между людьми в социальном положении, богатстве, индивидуальных проявлениях. Страны, где иерархия неравенства стала фундаментальным принципом, на котором базируются все отношения, относятся к странам с большой дистанцией неравенства.

Третья шкала характеризует отношение людей к неизвестному будущему. Общества, в которых люди принимают каждый день легко, Г. Хофстеде назвал обществами «со слабым устранением неопределенности». В таких странах люди терпимы к мнениям, отличным от их собственных, потому что не воспринимают их как угрозу, не избегают рискованных действий [Ibid.]. Для стран с «сильным устранением неопределенности» характерны попытки людей повлиять на свое будущее, которое все же остается непредсказуемым. По данным исследований Г. Хофстеде, в таких странах у людей более высокий уровень эмоциональности, личной тревожности и агрессивности.

Четвертая шкала имеет полюса «феминность» и «маскулинность» и отражает разделение гендерных (половых) ролей мужчины и женщины. В «мужских» культурах мужчина должен быть доминирующим, самоуверенным, соперничающим и рациональным. Он фактически не занимается воспитанием детей, не выполняет домашнюю работу. Роль женщины распространяется на функцию рождения детей, их воспитание, ведение домашнего хозяйства (в ряде земледельческих стран в круг ее обязанностей также входит работа в поле). Женщина в таких странах должна быть скромной, интересующейся красотой, общительной и обладать хорошей интуицией. В «женственных» культурах учитывается значимость частичного совпадения социальных ролей мужчин и женщин [Ibid.]. В таких странах мужчины чаще играют с детьми, иногда занимаются хозяйственными делами, а не только доминируют, так же, как и женщины, интересуются красотой.

Как отмечает Г. Хофстеде, все страны Юго-Восточной Азии являются коллективистскими (в них единицей общества является семья, а не индивид), Нидерланды и США – индивидуалистскими, а Япония находится где-то в середине этой шкалы. В Индонезии и Сингапуре, как и в ряде других азиатских стран, дистанция неравенства велика. Здесь большую роль играют групповая принадлежность, социальный статус человека. США и Нидерланды являются странами с меньшими величинами дистанций. В Индонезии, Сингапуре достаточно спокойно относятся к неопределенности в будущем, Япония демонстрирует другую крайность. Япония является «маскулинной» страной (максимальная оценка по шкале «феминность – маскулинность»). США также «маскулинны». Нидерланды «женственны», а большинство стран Юго-Восточной Азии находятся где-то в середине этой шкалы [Hofstede, 2001].