Текст книги "Музей"

– А что, Комиссаров часто к вам заходит?

– Да каждый день. У него тайная влюблённость в нашу директрису. Давно по ней вздыхает и хочет поразить её своими раритетами и подземельями.

– Насчёт иприта он серьёзно?

– Вполне.

Костик вставил в компьютер флешку и начал править письмо.

«Ваше Величество. К вам обращается простой русский патриот Леонид Комиссаров… Так… Вот здесь… Просим Ваше Величество предоставить сведения о захоронении бочек с отравляющим газом ипритом… Экологическая катастрофа в европейском масштабе…».

– Кость, а для чего Комиссаров пишет испанскому королю?

– Как для чего? Он поступает, как принято. У нас ведь тоже все жалобщики обращаются к президенту. А вообще Комиссаров надеется установить контакты с архивами в Мадриде. Его главная тема – «Голубая дивизия».

– А почему она голубая, в ней служили геи?

– Нет, конечно, – рассмеялся Костик. – Просто в форму солдат входили голубые рубашки.

– И какие были испанцы в Голубой дивизии?

– Весёлые. Не то что немцы. Любили выпить и погулять. Среди фрицев ходил такой анекдот: «Если вы увидите немецкого солдата небритого, с расстёгнутой гимнастёркой и выпившего, не торопитесь его арестовывать – скорее всего, это испанский герой». Это их и сгубило.

– Как?

Лиза поудобнее устроилась на старинном диванчике.

– В июле сорок третьего испанцы устроили праздник во дворце графини Самойловой. Накрыли столы, приехали немецкие генералы. Об этом заранее знала наша разведка. Со стороны Ленинграда ударили дальнобойные орудия. Обстрел длился сорок минут. Тремя волнами. Корректировщик огня скрывался в землянке на берегу Славянки. По рации наводил. Испанцы поймали его и казнили. А предал того наводчика якобы дед Комиссарова. Вот Леонид и пишет письма в архивы, хочет доказать, что его дед невиновен.

– Ты хочешь сказать, что всё это личное, и никакого иприта нет? – ахнула Лиза.

– Почему нет? Я сам слышал рассказ про бочки от очевидцев. И потом Комиссаров не тот человек, чтобы ставить личное выше Родины. Просто в данном случае это совпало.

Костик встал из-за компьютера:

– Клади лису на место. Рабочий день окончен.

Лиза сняла ватник, закутала в него свою плешивую лису. И вместе с Костиком они закрыли музей.

Уходя, Костя погладил вензель на мраморной вазе и улыбнулся чему-то своему.

– Ну, как тебе твой первый день в музее, Лиза?

– Сначала я сбежать от вас хотела. Какая практика с одной плешивой лисой и учебником природоведения? Да и вы все странные какие-то. В сны про монаха верите. В испанского короля…

– Ну, да мы все тут ненормальные, – покосился на неё Костик. – Ты ещё Шуру Рабкина не видела и Мишу-Копальщика. Они тоже не в себе. Так что сваливай ты отсюда, Лиза, пока не поздно. Найдёшь себе чего-нибудь поинтереснее, попроси другое место для практики, – серьёзно посмотрел на неё Костик, надеясь, что избавится от общественной нагрузки.

Но Лиза аж вспыхнула от негодования:

– Избавиться от меня решил? Ну уж нет! Капитолина Ивановна велела, чтоб ты мной занимался, и я завтра приду, как положено. К десяти.

ДИВАНЧИК

Иногда в музей, кроме ветра, никто не заходил. Но бывали и посетители.

Если Костик водил экскурсию по второму этажу, Лиза обитала в кабинете директрисы – на первом. Пила чай, читала книжки.

Когда посетителей не было, её любимым местом был мягкий диванчик девятнадцатого века на втором этаже. Снимая валенки, она забиралась на него с ногами. Гладила руками зелёное сукно обивки, устраивалась поуютней с книжкой.

Костик предупреждал:

– Капитолина может тебя прогнать. Она волнуется, что диванчик развалится. Не очень-то он прочный…

– Не слушайте их, Лиза, и лежите, – возражал Лукич. – Старая мебель тоже нуждается в человеческом тепле и жизни. Это я вам как реставратор говорю.

Лукич никогда не мешал Лизе валяться на диванчике.

А Лиза испытывала странные чувства. Полежав на диванчике девятнадцатого века под вытертым шерстяным ковриком, она будто и сама превращалась в экспонат – тот же запах старых ниток и неподвижность. И ей это даже нравилось.

Поднимал Лизу обычно колокольчик на входной двери. Как только он начинал звенеть снизу, Лиза вскакивала с диванчика и начинала внимательно рассматривать экспонаты в зале. Чтобы посетители думали, будто девушка сильно интересуется телевизором Ольги Форш или историей метеорологической станции.

Если посетители задерживались, Лиза откочёвывала в «избу». И устраивалась на деревянных полатях, лёжа там крестьянкой после сенокоса. Вокруг старинные серпы, мотыги, молотилки. Она слушала, как Костик повествовал чего-то наверху пришедшим. Его слова гудели ветром. Убаюкивая.

Удивительна способность Костика водить по выставке одного экскурсанта, часами рассказывая о своих краеведческих открытиях.

Костик ведь не только экскурсовод, но и научный сотрудник, что, впрочем, не добавляло денежек в его карман.

Вечно тощий и голодный, он забывал о еде, да и поесть-то не всегда бывало.

В районе обеда зашла молодая дама. Достала кошелёк:

– Сколько стоит здесь билет?

Костик ответил:

– У нас билетов нет, есть пожертвования.

И показал картонный домик с прорезью.

– У меня деньги только крупные, – ахнула дама. – Сейчас разменяю в магазине и вернусь.

– Да ладно, проходите так! Я всё вам расскажу! – смутился Костик.

Но дама уже убежала.

А Лиза, сидя на диванчике с лисой, опять сомневалась в своём будущем:

– Вот засада. И всё-таки. Что мне делать с практикой? О чём писать отчёт?

– Выкрутишься, не ты первая, не ты последняя… – сонно рассуждал Костик, редактируя за компьютером письмо испанскому королю. – Напишем тебе отчёт про травы и про лис. Наловим, накопаем, вокруг столько живья растёт и ползает. А что со сном мне делать – вот загадка…

– Ты что, правда считаешь, что сон может быть вещим? – сочувствовала ему Лиза.

– Не знаю. Первый раз со мной такое. Вообще-то я не мнительный.

– А ты раньше знал про Авеля?

– Конечно, знал. Я же уже рассказывал, что он предсказал убийство Павла Первого, взятие Москвы французами в 1812 году. Казнь семьи Николая Второго…

– В восемнадцатом веке? – недоверчиво косилась Лиза.

– Да.

– И ты в это веришь?

– Об этом многие историки пишут.

– Один дурак написал, а другие повторяют! – отмахнулась Лиза. – Никогда не любила историю. Это не наука, а одни даты и названия. Сидишь их, учишь.

– А в ботанике разве латынь учить не надо?

– Так там всё понятно. И красиво. Вот, например, тараксакум официнале – одуванчик лекарственный. Сразу понятно, что он лечит и что это одуванчик. Кость, у тебя газет старых не будет? – Лиза спустила ноги с дивана и одела валенки.

– Зачем тебе?

– Начну собирать гербарий возле музея. Устала я сидеть без дела.

– Газеты-то зачем?

– Закладывать растения в газеты.

– Сейчас я тебе выдам, – закряхтел старый реставратор.

Лукич достал из какого-то угла подшивку журнала «Америка» за 60-е годы. И протянул Лизе.

– Вот. То, что нужно. А ты бы, Костик, девушке голову снами не морочил, а лучше бы в кафе её сводил.

– Лукич, я сам себе в кафе ходить не позволяю. Откуда средства? Может, ты профинансируешь. А я лучше делом займусь…

Лиза театрально вздохнула, сверля взглядом Костикову спину.

– Так что всё-таки с практикой? Капитолина Ивановна велела тебе мной заниматься. Как же походы на природу, в лес? Флора и фауна…

– Какой лес? – очнулся от своих файлов Костик.

Встал, отряхнулся, принёс откуда-то несколько толстых архивных папок и положил их перед Лизой.

– Вот. Дворцовое садоводство. Их было два. Одно между прочим возглавлял академик. Далее – геологическое обнажение на реке Поповке – природный памятник. Рядом база ВИР с уникальной коллекцией семян. Изучай.

– Ну спасибо, – насупилась Лиза. Опять одела валенки и залезла на диван.

– На здоровье. Я старался, – улыбнулся Костя и снова сел за компьютер, повернувшись спиной к Лизе.

Лиза нехотя начала листать документы.

КОСТЯНОЙ СУП

– Кость!

Костик, не отрываясь от компьютера.

– Да, Лиза.

– А почему все садовники в Павловске были немцы?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну вот – Асмус, Визлер, Вейнман, Эльтц, Шмидт, Боде, Катцер. Хоть бы одна русская фамилия.

– Они приезжали немцами, а здесь становились русскими. Потомки Боде часто бывают у нас в музее. Праправнучка Асмуса тоже живет в России. Ты не увидишь в них ничего немецкого.

Костик снова обратился к компьютеру.

– Так, чего я хотел посмотреть? Да. Авель. Мне всё со сном никак не успокоиться.

– А ты посмотри в соннике, к чему снится Авель. В Яндексе…

Костик рассерженно обернулся на Лизу.

– Ну ладно… – Лиза поняла, что сморозила чушь. – Не Авель гугли, а к чему снится монах.

– Сразу видно, что с историей ты не дружишь, Лиза.

Костик снова впился в экран и что-то бормотал про себя.

Лиза вздыхая, открывала папки, снова закрывала их.

– Умаялась ты, доченька, от скуки, – улыбаясь, жалел её Лукич.

– Мальчики, девочки, к столу! – прервала их занятия Капитолина. – Сопротивление Госдепу требует сил!

Лиза первая подскочила с дивана. И побежала по лестнице обедать.

Капитолина поддерживала энтузиазм своих старателей горячим супом.

– Сварен на бульоне из косточки, – обычно приговаривала она, открывая домашний термос.

За это Лукич прозвал суп директрисы «костяным». Хотя костей в нём никогда никто не видел. Необычайная разваренность всех компонентов супа приводила к тому, что ни один сотрудник не смог бы с точностью сказать – от птицы кость была первоначально или от млекопитающего. С чем сварен суп – одна из нерушимых тайн музея, но всем хотелось похлебать горячего.

– Лукич! Константин! К столу! – повторно призывала Капитолина.

Краеведческие обеды проходили чинно.

Стол позапрошлого века с инвентаризационным номером накрывался советской клеёнкой с инвентаризационным номером, по прошествии пятидесяти лет клеёнка тоже считалась антикварной.

Костяной суп переливали из термоса в расписную супницу. И разливали старинным фарфоровым половником в плошки из дерева, переданные музею потомками крестьянина Артюшко.

Капитолина по очереди подавала суп Костику, пожилому Лукичу. И краеведу Шуре Рабкину.

Сегодня Шура тоже был в музее и уже познакомился с Лизой, впечатлив её своей тоскою. И задумчивостью.

Шура имел инвалидность по сердцу, но напросился в музей работать на полставки.

Сидели за обедом по-домашнему. В музее как в родной хрущёвке. Еда и туалет – совмещены. Дверь в санузел находилась прямо в кабинете Капы. Сотрудники сновали мимо начальницы к унитазу. Хоть книгу записей веди – кто сколько раз…

Костик испытывал страшную неловкость:

– Бедная Капа. Все бегают через её кабинет в туалет туда-обратно. Вон Рабкин по сто раз на дню.

– Ась? – не расслышал Шура, макая сухари в свой бледненький цикорий.

Костик называл еврея Рабкина жидоватником.

Шура – иудей по отцу и русский патриот по матери, демонстративно носил ватник с шестиконечною звездою на спине. И сам он – ватник. Причём ватник заслонял в нём еврея, а еврей – люмпена. Всё это гармонично уживалось в Шуре, делая его милейшим человеком.

Одно в нём удручало – декадентское нытьё.

Шура постоянно стенал по поводу своей скорейшей смерти. Здоровье у него, и правда, несколько хромало. И клапан в сердце заменён, и почки не в порядке.

Хлебая пайку костяного супа, он обоснованно нудил:

– Капа, похорони меня рядом с Комиссаровым. У меня больше никого нет, а ты будешь нас навещать обоих.

– А что, Леонид уже умер? – покачнулась Капа.

– Нет, вроде. Жив.

– Тьфу на тебя! Вы ещё ни одно подземелье не откопали. А норовите помереть.

С подачи влюблённого в неё Комисарова директриса была уверена, что район Павловска прямо-таки наводнён подземными проходами, ведущими начало от шведов и масонов времён Павла I.

– Живите, Шура, хватит ныть, – советовал Лукич.

– Жизнь – это юдоль скорби, – Шура картинно вздохнул. – Нет, Капа, ты скажи, какой гранит мне лучше взять на памятник надгробный?

– Красный. Он в нашем климате меньше разрушается, – деловито советовал Костик. – Или по традиции можно откопать какое-нибудь древнее надгробие. И надпись перебить на новую. Как фараоны делали. Был, скажем, Вейнман, а стал Шура Рабкин.

– Костик, это п,ошло. Мне даже умирать перехотелось! Кстати, завтра на кладбище пойдём, если погода хорошая?

– Пойдём, куда ж мы денемся.

Кладбище – отдушина для Шуры и Костика. В солнечные дни они всё время норовили сбежать туда из-под Капиного надзора. Чтобы бродить, как мальчишки, чего-нибудь искать, делать открытия. На кладбище воздух вольности и приключений. Да и не только в этом причина их походов…

Дело в том, что музей заключил договор с кладбищем на составление путеводителя. Этой работой уже второй год занимались Костик и Шура Рабкин.

ЗАКАЗ ОТ ПОХОРОННОГО БЮРО

Всё началось ещё зимой. Рабкин иногда вспоминал, как это было.

Заказ от похоронного бюро свалился на голову вместе со снегопадом – требовалось нанести на план захоронения хоть сколько-нибудь известных соотечественников.

Картирование городского кладбища в такую погоду не радовало, но музейная зарплата мала – и Костик с Рабкиным были рады хоть какой-то подработке.

Летние ботинки чавкали в ледяной каше, мысли нерадостные, чувства – подмороженные.

Фотоаппарат, фляжка с коньяком. Поверх шерстяных носков – полиэтиленовые кульки, но ноги всё равно безнадёжно промокли.

Костик напоминал подержанного Элвиса на последних концертах, когда цветочный венок на шее больше похож на похоронный. Рабкин – белую статую с нахлобученной снежной шапкой.

Зимой после трёх часов дня на кладбище – никого. Только дымок над сторожкой, где ютятся рабочие. Да собаки заходятся в лае.

На памятниках – звёзды, полумесяцы, кресты. Крестов больше. Суровые знаки различий, а закопаны все одинаково.

От главной дорожки до могил расстояние меряется шагами, замёрзшими пальцами ведутся записи в блокноте.

– До участка семьи Брюлловых – восемьдесят шесть шагов, девяносто – до безымянного креста… – бормочет Костик.

Тихо. Тииииихо. Как будто здесь – срединная земля, а по четырём сторонам света – бесконечный снег. И за ним не видно ничего. За этим снегом.

Рабкину подумалось, что и внутри вот так же иногда – занесено и холодно. Белое, на котором не хочется рисовать никакими красками. И чувства уходят под безразличные покровы. До онемения спокойно. И там, на внутреннем кладбище – тоже памятники – с фото, крестами и звёздами, со всем, что положено ушедшим навсегда…

С той зимы они с Костиком повадились ходить на могилы. Шура и Костик решили не только план кладбища нарисовать, но и составить путеводитель по кладбищу. Описать жизнь знаменитых покойников. В том числе и семьи Брюлловых.

– Кладбище – жизнь, рассказанная мёртвыми. Они хранят историй больше, чем все архивы мира, – говорил Костик, для которого это – всего лишь научная работа.

– А для меня кладбище – место, где я говорю с родными, – отвечал ему Рабкин. – На том свете у меня родных уже поболее, чем на этом. Родители, бабушки, дедушки, тётушки. Попав в иной мир, встречу ли я их снова? И надо ли мне это? Наверное, после смерти я хочу увидеть только маму. Мы будем сидеть с ней на берегу реки. Спокойной и тихой, как Славянка. И солнце будет падать длинными лучами на нас, на листья и на воду. Когда я представляю это, мне совсем не страшно умирать.

– Философ ты, Рабкин, – говорил занесённый снегом Костик, и голос его растворялся в тишине кладбища той зимой…

КЛАДБИЩЕ

Утром Лиза примчалась в музей с опозданием и Костика не застала.

– Капитолина Ивановна, а где же Костик? – досадовала она.

– Он ушёл на кладбище. С Шурой. Сегодня солнечно, могилы особенно привлекательны, – пояснила Капа. – Будут фотографировать захоронения. Да и картировать легче по сухой погоде. Ищи их возле часовни.

Лиза вприпрыжку за десять минут одолела расстояние от музея до кладбища и возле часовни нашла две странные фигуры.

Костик стоял в задумчивости с планшетом, чего-то нанося на карту. Рабкин фотографировал полуразрушенный склеп.

– А ты чего не захотела посидеть с лисой и папками? – удивился Костик, увидев Лизу.

– Мне без гербария не засчитают практику. Я буду собирать растения, Капитолина Ивановна тебе велела заниматься мной, а ты сбежал!

Лиза упёрто смотрела на Костика. Тот сразу заулыбался.

– Ну ладно, копай свои растения. Ты, гляжу, и лопатку прихватила. Давай. А мы тут будем карту намечать.

После замеров и фотосъёмки Рабкин потянул Костика в сторону еврейского участка. Костик не любил там копаться, а Шуре интересно.

На Павловском кладбище большинство дореволюционных памятников после войны скупили евреи. С них сбили прежние надписи – сделали новые, мрамор всё стерпит. Рабкин, расследуя судьбу каждого надгробного камня, пытался прочитать выщербленные буквы.

Костик орудовал на бывшем лютеранском участке, отрывал из-под слоя земли старые плиты, расчищая их от мха.

Из осколков известняка Костик сложил имя латиницей:

– Клеменс Шеф. Немецкое имя. Это был колонист из деревни Этюп.

В свою очередь Рабкин обнаружил плиту с именем умершего ребёнка – сына генерал-лейтенанта Ренненкампфа. И надгробие фон Гове – начальника Павловского вокзала времён Иоганна Штрауса.

Подобные открытия Шура и Костик наносили на план на планшете.

Надо сказать, что помимо заказа кладбищенского начальства Шура пытался монетизировать их с Костиком походы на кладбище, организуя платные экскурсии на могилы.

Выгода всем – и Рабкину, и туристам. За экскурсии он брал недорого, а деньги с Костиком они делили на еду.

Шура умел рассказывать про могилы с особым вдохновением:

– Вот здесь, например, похоронена Лидия Делекторская. Муза Матисса. Художнику было шестьдесят, когда она, двадцатилетняя русская эмигрантка, пришла к Матиссу устраиваться на работу. Не подозревая, что останется в его доме на двадцать два года. Делекторская стала нежным другом художника. Она изображена на множестве его картин и рисунков. Один из критиков о ней написал: «она никогда не была в тени, она всегда была рядом». И вот её скромненькая могила, посмотрите на неё…

Приземлённая гранитная доска, зажатая в низине среди соседних великанов-крестов.

– Действительно, скромная могила. А почему муза Матисса похоронена не во Франции?

– Лидия завещала похоронить себя в России. Она и на чужбине оставалась патриоткой. Матисс дарил ей много картин. После его смерти она их отдала безвозмездно в наши музеи, сотни работ. Например, в Эрмитаж.

– Неужели эрмитажники не могли раскошелиться на приличный памятник? За одну картину Матисса, наверное, можно было всё кладбище обустроить? – удивлялись экскурсанты.

– Как видите, не удосужились, – вздыхал Рабкин.

– А чем вы ещё здесь занимаетесь? – Лиза хвостом таскалась за Костиком.

– Ищем раритеты, как говорит Комиссаров. Почти никаких старых захоронений до нас не дошло. После революции стали валить кресты и зачищать остатки старого мира. Могилы и склепы получали новых хозяев. Во время войны испанцы, как сороки, таскали всё, что блестит. Поснимали самые красивые мраморы, увезли их к себе на родину. И сейчас могильщики пошаливают: если найдут старинную плиту, ушедшую в землю, разобьют её на части и выкинут, чтобы участок освободить.

– Зачем?

– Как зачем. Чтобы продать это место под новое захоронение. Нынче места дорого стоят. Особенно на старинной части кладбища.

Лиза плелась за Костиком. Увидела на дорожке дохлого птенца.

– Выпал из гнезда. Бедняжка, – склонилась к нему Лиза. – Пух на тушке, тощая шея. Два бугорка глаз.

– Природа не хоронит своих детей. Только человек хоронит человека, – равнодушно сказал Костик.

Лиза притормозила возле какого-то цветка.

– Стой! Я должна выкопать это растение.

– Ты меня догонишь.

– Нет! Я потеряюсь.

– Тогда вернёшься в музей.

– Капитолина Ивановна велела! – рассержено топнула ногой Лиза.

Костик рассмеялся, глядя на её решительную фигурку в сарафане.

– Ладно. Копай, ботаник, я подожду.

Лиза лопаткой подковырнула сразу несколько растений, отряхнула им корни, заложила их в гербарную папку между листами газет.

Пока она копошилась, Костик делился наболевшим с Шурой.

– Шура, я так рад, что мы вырвались из музея, и я могу тебя спросить…

– Что-то случилось? – в глазах Шуры всегда такое понимание, что ему можно доверить что угодно.

– Да я как дурак мучаюсь который день. Понимаешь, мне сон приснился тут недавно. И были в этом сне император Павел и монах-предсказатель Авель.

– Вот здорово! – понимающе кивал Шура.

– Я не об этом, – вздохнул Костик. – Мне кажется, в этом сне содержалась важная информация. Монах и Павел говорили о книге предсказаний о судьбах России. И я видел эту книгу. И монах пытался показать мне, где она спрятана. Вёл подземельем к ней…

– И где же оно? – выпучил глаза Рабкин.

– Я не узнал, в каком мы подземелье были. Сон оборвался.

Костик испытующе смотрел на Шуру, как будто тот мог подсказать, где подземелье.

– Может, ты чего подскажешь?

– Чего же я подскажу?

– Нуу, где оно могло бы быть. И надо ли его искать?

– А что если оно на кладбище? – воскликнул Шура.

– Как??? – остолбенел Костик.

– А вдруг монах Авель похоронен в каком-нибудь склепе у нас на кладбище, и книгу положили ему в могилу?

– Шура, всё может быть…

Костика аж затрясло от такой догадки.

Обговорив тайны сна, музейщики опять разбрелись по кладбищу. Не теряя из поля зрения Лизу.

Лиза с воодушевлением выкапывала очередной иван-чай. Умаявшись, она уселась передохнуть на скамейку, пока Костик расчищал старинный надгробный известняк.

Кладбища имеют свойства умиротворять и останавливать время. Лиза не знала, сколько времени она так просидела в задумчивости. Глядя на иван-чай, на берёзы. На Костика. Но через какой-то промежуток она заметила, что Шура исчез…

СКЛЕП

– А где Шура? – Лиза встала со скамеечки, осматриваясь по сторонам.

Костик оторвался от плиты. Позвал.

– Шуурааа!

Тишина.

– Наверное, в кустики отошёл. Давай подождём немного.

– Шууураа!

Тишина.

– Может, он на еврейском участке?

– Он бы нас предупредил.

– Не захотел отвлекать, наверное.

– Шууура!

Прокаркали чёрные вороны. Сели на соседние памятники. Тишина.

– Что-то не так. Времени-то уже много прошло. Пойдём поищем?

– Погоди, дай наберу его номер.

Костик достал мобильник. Подождал ответа от Шуры.

– Не отвечает.

– Шу-ра!

– Может, ему плохо стало? У него же сердце больное.

– Он не мог уйти далеко. Давай осмотримся поблизости.

– Но куда он делся?

Быстрыми шагами Костик и Лиза двинулись на еврейский участок.

Костик мелькал между могилами, как в лабиринте.

– Не мог же он исчезнуть бесследно? Что за бесовщина?

Вдруг откуда-то раздались звуки, похожие на крик.

– Аааа!

Костик в недоумении осмотрелся. Дёрнулся в одну, в другую сторону. Наконец отыскал место, откуда доносился голос.

– Дыра в земле. И вот следы… Похоже, он провалился в склеп. Стой, Лиза! Ты тоже провалишься.

Медленно, прощупывая почву, Костик приблизился к пролому и заглянул в него.

– Темно, ничего не видно. Где взять фонарик?

– Мобильником посвети, – со страхом шептала Лиза.

Костик свесился в провал, пытаясь там чего-то разглядеть. По краям осыпалась земля.

– Чёрт! Боюсь, дальше обрушится.

– А какая здесь глубина?

– Метра три.

– Нам не вытащить его вдвоём. Надо позвать людей.

– А-а-а! – голос Шуры из ямы.

– Это он!

– Шура, ты в порядке?

– Ааааа…

– Наверное, он головой стукнулся, не может ответить.

– Давай я попробую спрыгнуть вниз, – предложил Костик.

– А вдруг ты ему кости переломаешь? Упадёшь на него сверху. Лучше вызовем могильщиков.

– Хорошо. Оставайся тут. Я мигом.

Костик ушёл. Лиза без сил опустилась на ближайшую скамейку. Перед ней был столик. На столике стоял стакан водки, прикрытый куском хлеба и две завёрнутые конфеты. Она развернула одну конфетку и съела.

– Вот, блин, приключение! – бормотала Лиза, поглядывая на часы.

Могильщики с ремнями, на которых обычно спускают гроб, пришли на место падения Шуры, и забросили петлю в провал.

– Шура, ты здесь? Держаться можешь? – кричало в провал Костик.

– Ааааааа.

– Шура, держись за ремни. Или ляг на них, зацепись как-то. У тебя руки не сломаны?

Ремни напряглись. По краям провала осыпались мелкие камни. Из ямы показалась голова Шуры. На ней была кровь.

– Сейчас мы тебя вытянем. Что ж у тебя голова так ободрана, вниз головой летел что ли? – охал Костя.

Могильщики привязали концы ремней к ближайшим оградам. Приблизились к яме. Подхватили Шуру за плечи. И вытащили его окончательно, помятого и испачканного. Костик его поднял и усадил на скамеечку, где раньше сидела Лиза.

Шура непонимающе смотрел на водку, затем неожиданно взял стакан, выпил его и закусил хлебом. Руки у него тряслись.

– Скорую вызывать? – спросила Лиза у Костика.

– Зачем?

– Может у него шок болевой?

Лиза набрала номер на мобильнике.

– Алё, скорая, мы человека из могилы достали. Где? На кладбище. Можно к нему вызвать врача?

– Гудки в телефоне. Сказали: если человек из могилы, зачем ему врач?

Лиза опять набрала.

– Алё, скорая, я не сумасшедшая. Нет, он не покойник! Он наш человек. Мы из музея, обследуем Павловское городское кладбище…

– Ну что они? – Костик сидел рядом с обмякшим после водки Шурой.

– Сказали: ждите.

Приехала скорая, врачи уложили Шуру на носилки и унесли.

Лиза и Костик вернулись в музей. Рабочий день почти окончился.

Костик закричал в приоткрытую дверь кабинета директора:

– Капитолина Ивановна, Рабкина в больницу увезли!

Послышался звук спускаемой воды в унитазе. Через минуту из туалета вышел Лукич.

– Капитолина уже домой убежала. А что с Шурой?

– Да провалился он на старом кладбище в могилу. Отправили на скорой в больницу осмотреть, всё ли в порядке.

Лукич ахнул.

– Ха! Недавно только просил похоронить его с Комиссаровым, и вот – те на.

– Но ведь заметь, без Комисарова упал…

Костика пробил нервный смех. Лиза тоже наконец-то расслабилась. И рассмеялась.

Они с Костиком открыли холодильник и, не сговариваясь, налили себе рябиновой настойки на спирту. Закусывая чёрствыми огрызками пирога.

– Я голодная такая! – жадно пихала в рот пирог Лиза.

– И я!

Вдруг у Костика загорелись глаза:

– Знаешь, зря мы ушли из склепа, не осмотрев его! Надо бы мне взять верёвочную лестницу и вечерком туда вернуться. Поглядеть, что там внутри. Мне сон покоя не даёт про подземелья. Вдруг в этом склепе есть отгадка или раритеты?

– И я с тобой пойду! – решительно сказала Лиза.

– Тебе-то зачем? Для практики это не нужно.

– Капитолина Ивановна тебе велела заниматься мной!

– И даже ночью? На кладбище? Ну если так, то приходи, – смеялся Костя.

ШУРИН МОБИЛЬНИК

Глубоким вечером Лиза отправилась с Костиком на место падения Шуры.

Костик нёс под мышкой свёрнутую верёвочную лестницу.

– У меня аж руки чешутся порыться в склепе. Наверняка там что-то интересное! – ускорял он шаг.

– Ну да, хрустальный гроб. И в нём спящая красавица, – посмеивалась Лиза.

– Нет, гроб бы Шура заметил. Красавицу тем более. Но мелочи в темноте он мог не разглядеть.

– Раритеты?

– Ага, вот видишь, ты уже слова музейные выучила.

Совсем стемнело, когда они подошли к месту.

И тут в полной тишине и безлюдье откуда-то из-под земли зазвонил мобильный телефон.

– Покойники друг с другом перезваниваются?

Костик с недоумением смотрел по сторонам.

– Из какой это могилы звонят? – Лиза от ужаса вцепилась в руку Костика.

Костик заметил скамеечку, на которой сидели днём.

– Садись. Сейчас узнаем всё.

Телефон перестал звонить.

Костик подошёл вплотную к месту, где провалился Шура. Вокруг ямы была сделана невысокая ограда из кольев и досок. Видимо, работники кладбища соорудили.

Телефон зазвонил вновь.

– Лиза, какие же мы идиоты! – Костик схватился за голову. – Да это же из склепа. Это Шурин телефон! Я узнал его звонок!

– Фух. А я уж подумала, что теперь мёртвых с сотовыми хоронят, – тряслась от смеха Лиза.

– Ага, вставляют аккумулятор с вечной зарядкой и тариф подключают «Звони с того света». А я-то дурак. Надо достать оттуда Шурину мобилу.

Костик привязал концы самодельной лестницы к ограде ближайшей могилы, спустил её в пролом. И полез вниз.

– Погоди! А вдруг она оборвётся? – испугано спросила Лиза.

– Не оборвётся. Её Лукич делал. Специально для Комиссарова. Подземелья обследовать. Да и неглубоко здесь. Я уже стою на полу.

Лиза спустилась вслед за Костиком. Лестница была очень удобная, Лукич – мастер делать любые вещи.

– Зажги фонарик, Костя, ничего не вижу, тьма тьмущая.

Костик водил фонариком из стороны в сторону. Высвечивая кирпичные стены.

Зазвонил телефон. Фонарик выискивал его.

– Вот он. Вижу!

Телефон настойчиво продолжал звонить. Костик схватил Шурин сотовый и машинально начал отвечать по нему.

– Да, Капитолина Ивановна. Нет, это не Шура. Это мы с Лизой в его могиле. Тьфу, мы в склепе, куда он провалился. Нет, Шура не с нами. Он уже не в могиле, а в больнице. Ничего серьёзного. Голову немного разбил. Мы просто решили посмотреть, нет ли здесь раритетов для музея. А то ведь могильщики всё растащат. Да может, уже и растащили. Откуда у нас телефон Шуры? Он его в могиле выронил. А склеп не знаю чей. Хозяев не обнаружили. Будем искать.

Пока Костик разговаривал, Лиза сделала несколько шагов.

– Костик, посвети сюда в угол, тут что-то твёрдое.

– Извините, Капитолина Ивановна… Завтра всё расскажем. И раритеты вам под расписку…

Костик выключил телефон Шуры. Посветил фонариком на искажённое страданием лицо Лизы.

– Что с тобой? Мертвецов испугалась?

– Дышать трудно. Задыхаюсь. У меня астма.

– Чем тебе помочь?

– У меня баллон в кармане. Сейчас брызну.

Лиза, побелевши, сдавленно хрипела. Достав баллончик, она брызнула им в рот. И вцепилась в руку Костика. Костик непроизвольно гладил её по руке.

– Бедняжка, а чего ты потащилась со мной?

Через пару минут Лиза начала дышать нормально и отпустила руку Костика.

– У меня аллергия на старую пыль. Сразу приступ астмы.

– Ужас какой! Я слышал про такое, – Костик сочувственно смотрел на Лизу. – Вот видишь, прав я был: не туда ты попала на практику. У нас в музее всюду пыль. Чего ж ты так, бедняга? Я уж думал: тебя сейчас к Рабкину на скорой увезут.

Лиза немного расслабилась и, сделав несколько шагов, прислонилась к стене.

– Костик, посвети сюда в угол, на стену за мной.

Костик посветил.

– Дверь!

– А что за ней?

– Земля, наверное, – ощупывал Костик. – А был когда-то вход. Здесь склон к реке начинался. Самый край старого кладбища. Да, интересно…

Костик водил фонариком по сторонам.

– Вроде, больше ничего нет. Пустой склеп… И о чём завтра Капитолине докладывать? И какие раритеты сдавать под расписку? А вот же, смотри. Череп!

Фонарик скользнул по черепу.

Лиза разочарованно:

– Это собачий. Дворняжка провалилась и издохла.

– Или её схоронили вместе с хозяином. Но нам в музей собачьи черепа не нужны. Может, тебе для гербария пригодится? – рассеянно пнул череп Костик.

– В гербарий собирают только растения, – засмеялась Лиза. – Кость, а этот склеп не похож на подземелье, что тебе Авель показывал?