Текст книги "Музей"

– Страшно быть преданным собственным сыном! – прошептала Лиза.

– Убийцей сына быть тоже страшно. А вообще Александр был ещё тот малый. Бабушка Екатерина ему во всём потакала, забавы, танцульки. Его воспитатель Лагарп – швейцарский республиканец, противник любой монархии. А Павел пытался привить сыну дисциплину, загрузить делом. Но куда ему справиться, если с другой стороны – внушения о порочности строя в России. Мальчик рано стал лицемером и, если честно, вообще не стремился к власти. Мария Фёдоровна всё это, конечно, видела и хитро втянула сына в интриги против отца. Она надеялась, что размазня Александр отдаст престол ей.

– А почему он не отдал? – удивилась Лиза.

– Жена Александра не позволила. За это Мария Фёдоровна ненавидела её до конца дней.

– Одно я не пойму, а совесть мучила Марию Фёдоровну? – испытующе смотрела Лиза.

– Думаю, мучила. У меня в семье нечто похожее было. Воспитавшая меня бабушка изводила дедушку – «ты меня не достоин, я достойна лучшего». Но началась война с немцами, он ушёл в ополчение. И погиб. Кстати, под Александровкой. Зато после войны в семье начался его настоящий культ – верный ленинец, кристальной души человек, портреты его на всех книжных полках… Так и у Марии Фёдоровны по отношению к убитому Павлу. После смерти мужа она создавала его культ в узком кружке. Выстроила мавзолей Супругу-благодетелю. Сохраняла все его вещи. Понимаешь, царские персоны такие же люди, как и мы. Поэтому многое, что нам кажется большой историей, проистекает из личного, из чувств, из отношений в семье.

НА РУИНАХ ГРАФИНИ

В пятницу с самого утра Рабкин изводил Костика, предлагая идти на кладбище.

– Ну Кость, ну пошли на могилы. Такая погода классная.

Костик отнекивался, ссылаясь на то, что может нарисоваться группа детей из летнего городского лагеря.

– Ну тогда я один, – Шура поспешил разминуться со школьниками. И ушёл.

Едва за Рабкиным хлопнула дверь, Константин с плутоватым видом шепнул Лизе:

– Лиза, мне опять не даёт покоя мой сон. Мне кажется, я догадываюсь, где эти подземелья.

– Где? – Лиза подскочила на диванчике.

– В замке графини Самойловой.

– И ты хочешь туда залезть?

– Ну да. Пошли сейчас же!

– А как же школьники?

– Я всё про них выдумал.

– Ай-я-яй! Ты обманул Шуру! – смеялась Лиза. – И не стыдно?

– Но ведь и ты не против проветриться без него? – воодушевлённо собирался на прогулку Костик.

– Капа придёт после обеда. Гуляйте, ребята, – подмигнул им Лукич.

Добирались до места на маршрутке, по пути Костик грузил Лизу историей.

Впрочем, она сама виновата, начала спрашивать:

– Разве Павел бывал во дворце графини Самойловой?

– Нет. Зато там жил Джулио Литта.

– Кто это такой?

– Мадонну Литта в Эрмитаже видела?

– Да.

– Она – из его коллекции картин и поэтому названа по его фамилии.

– Ты хочешь сказать, что картина Леонардо да Винчи, принадлежавшая Джулио Литте, висела в этих руинах?

– Всё может быть.

– А при чём тут Павел?

– Джулио Литта был близок к Павлу. Настолько, что убедил его стать магистром мальтийского ордена.

– Ты же говорил, что Павел – масон…

– Масонством он увлекался раньше. А потом он стал рыцарем.

– Как всё запутано и сложно, – вздохнула Лиза.

– Литта приехал в Россию и влюбился в Екатерину Скавронскую, бабушку графини Самойловой. Влюбился так, что захотел на ней жениться.

– Это уже интереснее, – сверкнула глазками на Костика Лиза.

– А жениться он не мог, потому что сам был мальтийским рыцарем и дал обет безбрачия.

– Какой бессмысленный обет… – закатила глаза Лиза.

– Литта умолил Павла написать римскому папе, чтобы тот разрешил брак.

– И что же папа?

– Папа не смог отказать императору.

– Слава богу.

– Так вот. Литта женился на графининой бабушке.

– Это звучит как-то неромантично…

– Ну, она была не так уж и стара. Тридцать семь лет. Её прежний муж умер. От него осталось две дочери.

– Бедняжки. И новый папа Джулио их удочерил?

– Это было совсем ни к чему. Дочери уже выросли и вскоре вышли замуж.

– Они были счастливы?

– Представь себе, нет. Но особенно одна из дочерей была несчастна, которая мать будущей графини Юлии Самойловой, той самой, о которой мы всё время говорим. Мать Юлии умерла через три года после рождения дочери, и крошка осталась на попечении дедушки Джулио и бабушки Екатерины. Они и растили девочку. Впоследствии эта внучка Юлия в замужестве Самойлова тут в замке и хозяйствовала.

– Расскажи о ней, а то всё только и слышу – графиня Самойлова…

– А чего рассказывать? Весёлая барышня. И выдали её замуж за молодого богатого красавчика графа Самойлова. Но она его скоро бросила и уехала жить в Италию, где у Джулио Литты тоже были дворцы.

– Почему?

– Злые языки говорили, что её муж был распутник и у него была нетрадиционная ориентация.

– Она с ним развелась?

– Нет. Просто уехала. И в Россию она возвращалась только для того, чтобы вступать в наследство. Когда у неё умерла бабушка, когда у неё умер дедушка и когда у неё умер муж, с которым её так и не успели примирить. В этих приезды она успевала как следует покуролесить, оставив о себе яркую память.

Маршрутка остановилась возле руин замка графини Самойловой.

– Этот пруд и тогда был такой странной формы?

– Да. Это латинская буква «S» – от фамилии Скавронских.

Костик и Лиза приблизились к фасаду дворца-руины. На развороченной верхотуре из кирпичной кладки торчали куски проржавевшего железа.

– Ну вот. Это и есть тот самый замок, где Комиссаров роется.

– А мне здесь нравится. Настоящие графские развалины. Так я их себе и представляла. Тут веет мистикой какой-то. Так и думаешь клад найти или встретить привидение.

Лиза восторженно смотрела на руины замка графини Юлии Самойловой.

– О привидениях я ничего не слышал. А клады тут только ленивый не пытался откопать, – сказал Костик.

– И откопали хотя бы раз? – оживилась Лиза.

– Да кто ж признается. Может, и откопали…

Зашли внутрь замка. Нет ни дверей, ни окон, ни перекрытий, ни крыши. Стены в трещинах. Нависают остатки арок. Красный кирпич, бело-серая извёстка. Кое-где пробивается зелёная трава. Вверху, на краю карниза – тоненькая берёзка.

Костик, скакал по развалинам, как горный баран.

То он качался на полуобрушившемся своде, то прыгал на груде камней, то пролезал в какие-то подозрительные щели. У Лизы уже в глазах мелькало от его перемещений.

– А здесь ничего не рухнет? – Лиза робко пыталась найти безопасное место.

– Помпея. – Костик нисколько не боялся, он был зачарован развалиной. – Представь, когда-то на этих стенах были помпейские фрески, а теперь замок разрушен больше, чем это сделал бы Везувий.

– Откуда здесь помпейские фрески?

– Во время жизни в Италии Юлия Самойлова познакомилась с молодым художником Карлом Брюлловым. И стала его музой и возлюбленной. Карл рисовал Юлию много раз. На «Последнем дне Помпеи» даже трижды. А сюжет знаменитой картины подсказал Карлу его брат – Александр, он был начинающим архитектором, посетил Помпеи и копировал там фрески. И в интерьеры своих построек включал росписи в стиле раскопанных…

– Господи, а при чём здесь Александр Брюллов?

– Так именно он и перестраивал этот дворец для графини Юлии Самойловой! Когда она его унаследовала от бабушки.

– Стой! – Лиза едва удержала Костика перед разрушенным сводом подземелья. – Ух ты! Какие подвалы глубокие…

– Да, здесь глубина побольше, чем в склепе.

Осторожно они спустились вниз по застывшему ручейку из битых камней.

Внутри подземелий было прохладно и таинственно.

– И что, эти подвалы похожи на те, что во сне?

– Погоди… – Костик принялся бродить по полутёмным каменным лабиринтам.

Набравшись смелости, Лиза тоже решила чего-нибудь поискать. И вскоре заметила кое-что интересное.

– Кость, а это что за сундук?

– Кто его знает. Давно он тут. Его никто не может открыть.

– А вдруг там сокровища?

Обнаружив сундук, окованный железными полосами, Лиза не хотела от него отходить.

– Лиза, нет там сокровищ.

– Кость!

– Ну что тебе?

– Давай откроем. Я хочу.

Костик поднял полкирпича и ударил по крышке с одной стороны, с другой. Раз, другой.

– Видишь, не получается.

– Стучи сильнее!

Костик вдарил со всего размаха.

– Ты не так стучишь, бери вот эту железяку и вот ею со всей силы! – учила Лиза.

После удара железякой вдруг чего-то посыпалось сверху, послышались глухие удары за спиной Костика и Лизы и резко стемнело. Стало нечем дышать. Лиза закашлялась в темноте, достала баллончик от астмы и брызнула его в рот. Стало слышно, что кто-то рядом чихает.

– Костяяя, это ты?

– Вроде да.

– Что это?

– Кусок стены обрушился. Похоже, нам повезло. Что не на нас.

Пыль осела, и чуть-чуть посветлело.

Обрушившийся кусок здания наглухо перекрыл выход. Свет пробивался из единственного проёма вверху.

– Метра три, не меньше. Лиза, встанешь мне на плечи? Подтянуться сможешь?

– Неа. У меня по физкультуре был трояк, руки слабые, – Лиза показала свои тощие руки.

– И батарея на мобильнике села как назло, – досадовал Костик.

– А я свой мобильник в музее оставила.

Костик ощупывал стены, пытался за что-то цепляться, но всё время срывался.

Устав, он уселся на сундук.

– Теперь мы в роли той собачки в склепе. И какой-нибудь Комиссаров найдёт наши кости и черепа через много лет. Уууу…

Лиза не хотела верить в зловещее.

– Кость, может, нас спасут?

– Ну да, жди. Молись императору Павлу.

Лиза села рядом и прижалась к Костику. Он обнял её.

Несколько минут они посидели молча, потом Лиза предложила:

– Всё равно нам делать нечего, может, всё-таки добьём сундук?

– Вот бабы, – Костик истерично захохотал. – Может, прямо над нами камень здоровенный висит? И готов сорваться от любого сотрясения, а ты всё про сундук.

Несколько минут сидели молча.

Потом сверху откуда-то донёсся голос:

– Есть кто живой?

– Миииша! – Костя подпрыгнул, вздымая столбы пыли вокруг себя. – Мишаааа! – хрипел он и кашлял.

– Костя, ты?

– Я с Лизой, помоги нам выбраться!

– Сейчас чего-нибудь организую.

Минут через двадцать послышались отрывки разговора.

– Благословите, отче!

– Благословляю.

В проёме показалась верёвка.

Костик обвязал Лизу под мышки.

– Тяните!

Верёвка врезалась в тело. Невесомость. Томительное пыхтение наверху.

Наконец в глаза ударил ослепительный свет.

Когда Лиза отошла от шока, она увидела вытащивших её Копальщика и священника в чёрной рясе.

Ноги Лизы подкосились, и она едва обратно не свалилась в яму.

МОЛИТВА СВЯТОМУ АВЕЛЮ

Слегка пошатываясь, с грязными известковыми разводами на руках и лицах, Костик и Лиза звякнули колокольчиком при входе в музей.

Вслед за ними ввалился Миша-Копальщик.

– Вот. Доставил их вам в целости.

– Боже мой! – воскликнула Капитолина. – Вы что, опять лазили за мобильником Рабкина?

– А он что, его опять потерял? – в один голос вскрикнули Лиза с Костиком.

– Нет, он просто утром опять провалился на кладбище.

– Каааак? – аж присели вошедшие.

– В тот же самый склеп, – театрально развела руками Капа.

– Нееет! Дважды в одну могилу не падают, – Костика разбил нервный смех.

– Ещё как падают, Константин Сергеевич. И нечего тут хихикать. Вот вы не пошли с ним, оставили без присмотра, а он теперь руку сломал. И неизвестно, когда из больницы выйдет.

– Капитолина Ивановна, да они сами чудом живы остались, – встрял Миша. – Если бы не мы с отцом Дионисием…

– О Боже, – Капитолина в изнеможении опустилась на стул.

– Дежурство у меня сегодня в церкви было. Заскучал. Вышел посмотреть, нет ли Комисарова в парке. Гляжу, они от маршрутки крадутся, – Миша кивает на Лизу и Костика. – Раз – и скрылись в руинах. Ну, я в церковь вернулся, подождал. Опять вышел, поглядел, думаю: может, ко мне заглянут? Тут слышу где-то удар и каменный скрежет. Как будто что-то большое упало. Смотрю, а над замком облако пыли вьётся. Ну, я подождал, потом решил проверить: вдруг, думаю, что-нибудь случилось. И точно – замуровало их маленько. Мы еле их с отцом Дионисием вытащили.

– Да… Не зря сегодня пятница тринадцатое, хоть музей закрывай, – застонала Капа.

– Так, может, закроем? – Костик надеялся, что их, как пострадавших, отпустят.

– Сначала суп, – Капитолина уже доставала плошки.

Лиза и Костик пошли мыть руки.

– А что вы делали в замке графини Самойловой? – допытывалась она.

Костик мялся, и пришлось пояснять Лизе:

– Он хотел посмотреть, те ли это подземелья там, что виделись ему во сне про Авеля.

– Это в каком сне? – Миша-Копальщик страшно разволновался. – Костя, а что, тебе во сне Авель явился? – Миша заглядывал Костику в глаза.

– И Авель, и император Павел. Они приказали ему отыскать древнюю книгу предсказаний, – оттараторила Лиза.

– Лиза, не встревай, опять ты всё путаешь, – одёрнул её Костик.

– Ничего я не путаю, – обиделась Лиза.

– Ну Лиза говорит отчасти правду, но сон был посложнее. Никто мне не приказывал, мне как бы указали путь, я шёл за Авелем, и видел подземелья, которые вели к той книге, но проснулся. И вот ищу теперь – где это было, и мне не успокоиться. Как будто поступило мне невидимое приказание. И я все время ощущаю, что мне нужно искать подземный ход и книгу…

– Костя, – Миша-Копальщик с явной неохотой поднялся из-за стола. Он был под впечатлением от всего услышанного, голос его дрожал. – Ты мне такое рассказал, ты доверил. Я буду помогать тебе во всём. Мне сейчас надо к отцу Дионисию в церковь возвращаться, но ты обещай, что помолишься обо мне императору Павлу. И Авелю тоже.

Ложка с костяным супом застыла в руке у Костика.

Чумазый от пыли, во взмокшей рубахе, он хотел сказать: «Только не это!». Но, глядя на умоляющий взгляд Миши, кивнул:

– Конечно, помолюсь.

И Лиза была уверена – он слово сдержит.

НОВЫЙ РЕЦЕПТ ПОДВАРКИ

– Капа! Опять! Я чувствую запах чеснока! – ворвавшийся наутро Комиссаров нарушил чинный завтрак в музее.

– Лёнечка, ты разгадал мой новый рецепт, – всплеснула руками Капитолина. – Эта подварка из помидор как раз содержит чеснок. Заходи. Мы пьём чай с бутербродами.

Подваркой Капа называла вкусную овощную смесь из помидор с чесноком и разными специями.

– Приятного аппетита, – оглядел всех Комиссаров и только после этого приставил к буфету свою грязную лопату. – Извините, но я должен изъять у вас начальницу, – и уже Капе: – Мы должны осмотреть с тобой старую бочку, закопанную в канаве.

Капа подняла влюблённые глаза на Леонида, и было понятно, что она готова не только осмотреть бочку, но и попробовать ее содержимое.

– Возможно, это бочка с немецкой маркировкой. Я вне себя. Пойдём скорее.

– Так ты уходишь? – переспросил Лукич Капу.

– Ну Лёнечка же изымает меня, – Капа подкрашивала губы перед зеркалом на столике.

– А кто вы такой, чтобы иметь на это право? – строгим тоном спросила у Комиссарова сидевшая за столом полная женщина в круглых очках. – Ну-ка мыть руки и за стол. Подварка из помидор сегодня, и правда, отменная.

Арина Чепчикова – старейший сотрудник музея Лермонтова. Она часто проведывала краеведческий музей и Лукича персонально.

– Капа, ты должна пойти со мной! Немедля! – Комиссаров не обращал на Арину никакого внимания.

Чепчикова обиженно пожала плечами и обменялась взглядами с Лукичом:

– Ну и странные тут люди ходят.

– Леонид. Садись. По сто грамм? – подмигнул Лукич, пытаясь исправить положение.

– Какие граммы на рабочем месте? – оторвалась от зеркала Капа.

– Капа!! – не отставал Комиссаров. – Нас ожидают сто тонн иприта.

Чепчикова даже перестала жевать бутерброд:

– Иприта? Он что, тронулся?

– Леонид Комиссаров ищет иприт, завезённый немцами в подземелья дворца графини Самойловой, – шептал Чепчиковой Костик.

– И что, больше искать некому? У вас ведь музей, а не служба химической защиты!

Комиссаров призывно смотрел на Капу.

– Мальчики, девочки, не сердитесь, но я обязана вас покинуть, – Капитолина спешно собрала сумочку, перед отбытием ещё раз заглянув на себя в зеркало.

– Только не провалитесь! – напутствовал вдогонку Костик.

Воспользовавшись случаем, он выскользнул из-за стола и отправился наверх – сканировать что-то на компьютере.

Лиза надела ватник и отбыла в избу на лавку, где продолжила слушать разговор стариков за чаем, доносившийся через открытую дверь кабинета Капитолины.

Успокоившись по поводу вторжения Комиссарова, Чепчикова и Лукич перешли к привычным темам.

Разлили чай по чашечкам, уселись поуютнее.

Два старых овдовевших человека. О чём им говорить?

– Ночами не уснуть, капаю себе успокоительное. Наблюдаю в окно скамеечку. На неё садятся одинокие мужчины. Смотрят обречёно в телефон. И что у них такое на экранах светится? – вздыхала Чепчикова.

Лукич ей отвечал:

– Может быть, мужчины устали ходить по улицам? Вот и свернули к вам во двор. Передохнуть.

– В два ночи? – фыркнула Чепчикова. – Смахнёт такой вот мужичок пыль с досочек и сидит убитый горем. Кто ж их так доводит?

Лукич пожимал плечами:

– А бывает так, что женщины сидят ночами на скамеечке?

– Не видала.

– А парочки целуются?

– Нет. В два ночи сидят только убитые горем мужчины. С телефонами.

Долгое молчание над столиком.

– Вы в мистику верите? – снова вздохнула Чепчикова.

– Не верю.

– А зря, моя подруга гадала тридцать лет назад, тарелочку двигала, дух бабушки вызывала. Спросила, как её мужа будут звать. Давайте и мы погадаем в музее? На женитьбу…

– Глупости – все эти тарелочки, – отмахнулся Лукич.

– И то верно. Пора мне собираться. Где моя шляпка и перчатки? Я, кажется, их потеряла, – перед уходом Чепчикова побуждала Лукича к совместным поискам её аксессуаров.

Раньше он кидался ей помогать, потом стал жаловаться Костику.

– Она сама находит свои перчатки. Зачем меня звать? Не понимаю.

– Как зачем? Человеку нужен человек. И внимание. В любом возрасте, – это понимал даже Костик.

Капитолина вздыхала:

– И почему бы одиноким старикам не пожениться?

Костик и тут всё знал:

– Чепчикова не только свои перчатки «теряет». Она и вещи на столе Лукича перекладывает с места на место. Лукич на это злится. Если и дома так будет – Лукич совсем с ума сойдёт.

На намёки о женитьбе Лукич лукаво усмехался:

– Я взял бы себе в жёны утку. Вон их сколько в Славянке плавает. Утке шубу покупать не надо, и денег она не просит. А булкой я с ней поделюсь. Если член не стоит, зачем мне баба? Поговорить и с уткой можно. Я ей слово, а она мне: кря-кря-кря.

– И то верно, – одобрял Костик.

Отыскав свою шляпку на фрагменте мраморной вазы, Арина удалилась, унося с собой в свёртке баночку Капитолининой подварки, заботливо подсунутую Лукичом.

БУДКА ЕКАТЕРИНЫ

– Интересно, Капитолина скоро вернётся? – Лизе было ужасно любопытно.

– Не скоро. Так просто Комиссаров её не отпустит.

– И зачем ей эта бочка далась?

– Да бочка ни при чём. Ей Комиссаров нравится, а не иприт. Главное, чтобы никуда не провалились, как Рабкин, и чтобы их не завалило, как нас.

– Если их не завалит, то они завалятся сами где-нибудь в траву и позагорают в обнимку. Ах как я её понимаю. Погода хорошая, – мечтательно закатила глаза Лиза. – А мы сегодня не пойдём с тобою в парк? Пособираем растения, – Лиза упорно посмотрела на Костика, и он понял, что посканировать ему спокойно не дадут.

Лиза с Костиком вытрясли из домика для пожертвований все монетки, чтобы купить на обратом пути печенья к чаю.

Оставили Лукича за реставрацией комода. И пошли гулять.

– При входе в парк со стороны Конюшенной улицы сажают самых злобных контролёрш. Они готовы привязать к электрическому стулу каждого, кто не купил билеты, – косилась на парковые заборы Лиза.

– Ничего, я знаю дырку под забором возле Чугунных ворот. Постелем пакетик на землю и проползём на брюхе, – утешил её Костик.

Так и сделали. Отряхнулись довольные и пошли.

– А почему у тебя нет бесплатного пропуска? Ты же музейный работник, – спросила Лиза.

– А вот Капа не делает, у нас музей такой недомузей, что даже нету льгот работникам, – ответил Костя.

По будням в парке уток больше, чем людей. В аллеях – никого, только травы шумят.

– Когда-то я гулял здесь с бабушкой. За зелёным деревянным забором скрывался летний театр. Сейчас осталась одна акация по периметру. А слева была площадка с качелями и комнатой смеха. Вон там, где клумба, – Костик вспоминал детство.

– Маленькая я тоже гуляла в Павловском парке с бабушкой, но ничего не помню. Я вообще черства к любым постройкам и скульптурам. Деревья – это да. Это любимое.

– Да, деревья – это тайные буддисты, – Костик срывал травинки и жевал их. – Они не сбегут с планеты, покуда не спасётся последняя заблудшая душа.

Лиза призналась:

– Ради зелёного цвета я и хожу в парк. Чтобы поглядеть на траву и послушать её.

– Все мы – ветер в травах, – тихо ответил Костик. – Проживаем свою маленькую жизнь в этой стране. Учим её прошлое. Немного участвуем в настоящем. Будущее – уже не наше. А что же наше?

– Вот наше. Белка, скачущая возле Вольера, – оглянулась вокруг Лиза. – Сойка под старыми ивами, художник, рисующий под горбатым мостиком…

– Ты права, – вдруг обрадовался Костик, увидев мир простым, как в детстве. – Вон те растения с гигантскими листьями… Мы в детстве играли под ними в прятки. Как они называются?

– Это мать-и-мачеха.

– Не может быть! Мать-и-мачеха это же что-то маленькое, – изумился Костик.

– Нет, у неё вырастают вот такие большие листья. Тусиляго фарфара – по латыни. Околоречная трава.

Лиза выкопала себе для гербария какое-то крошечное растение и заложила его в папку.

– А этот гриб ступеньками на дереве? – спросил Костик.

– Сернисто-жёлтый трутовик. Он даже съедобный пока молодой.

– Давай сорвём и поджарим?

Лиза оторвала и сунула в пакет ярко-жёлтые грибы.

Дошли до удалённого места в парке, откуда расходятся двенадцать дорожек.

– Хотя б скамеечку поставили, – заныла Лиза. – Ноги болят, – и плюхнулась прямо на траву.

– В детстве здесь стоял деревянный туалет, – Костик осмотрелся вокруг. – А ещё раньше, когда не было Павловска, здесь стоял бревенчатый домик «Крик».

– В нём кто-то кричал?

– Никто. Это название появилось не сразу. Однажды при дворе Павла Петровича сочинили и поставили пьесу, где парковые постройки получили шуточные названия: Крик, Крак, Биб, Бальм…

– А как Крик называли до этого?

– Домик Её Величества. Но в камер-фурьерском журнале он значится просто будкой.

– Здесь что, собак держали?

– Нет. Екатерина Вторая любила гулять в окрестностях Царского Села по разным дорогам. Иногда верхом ездила, иногда в экипаже. И через пять-шесть вёрст повсюду строили такие избушки-будки. Чтобы она могла передохнуть. А когда появился Павловск, Екатеринина будка оказалась в глубинах парка.

– И куда потом девался этот домик?

– Немцы во время войны разобрали. Они же и парк вырубили.

– Так значит императрица могла полежать в будке?

– Да, и перекусить.

Лиза оголодавши, валялась на траве.

– Цари – такие же обычные люди, как и мы… Уставали, перекусывали.

– История – это истории живых людей, – ответил Костя.

После прогулки в парке ребята купили еды в магазине возле пожарной части.

На порожках магазина лежали меховые дворняжки. Те же, что и под музейными ивами. Они кочевали от музея до магазина и обратно. И никаких будок для них не предусматривалось.

В музее ребят встречал соскучившийся Лукич:

– Ага, молодёжь! Сейчас я вам сюрприз покажу! Вот!

На большом столе на втором этаже стоял подсвечник. Две орлиные головы в коронах были почти симметричны, хотя цвет у них отличался.

– А вот и третья…

– Но ведь это же утка?! А не пеликан! – показала на третью голову Лиза.

– Да, утка, – кивнул Лукич. – И у неё на лапах перепонки. Не всё ль равно?

– Нет, милый друг Лукич, ты сделай, уж пожалуйста, нам пеликана, мы понимаем, как ты любишь уток, но нужен пеликан, – Костик умел уговаривать. – И Лиза распечаток кучу принесла, вот фото. А остальное получилось классно.

Лукич, покряхтывая, согласился:

– Ладно, придётся всё-таки Синицына вызывать.

Ребята любовались работой реставратора. Подсвечник получился превосходно. И Костик снова вспоминал про Авеля, и подсвечник из сна, подземелья, факелы и книгу…

ЧЕСНОК И ЛЮБОВЬ

В обед работники музея как обычно сидели за столом. Капитолина разливала суп сотрудникам.

Тут колокольчик зазвенел, и в кабинет заглянул Шура Рабкин.

– Тебя уже выпустили?! – все заорали, не сговариваясь.

– А чего меня держать? – Рабкин показал руку, висевшую на перевязи. – Перелом небольшой, гипс наложили, могу ходить. В больнице спросили, не надо ли мне направление к психиатру.

– Зачем?

– В могилы меня тянет. Но я им пояснил, что я естествоиспытатель. И тянет меня не к могилам, а к знаниям.

Капа потянула Рабкину суп. Поставив миску на гипсовую руку, Шура стал прихлёбывать.

Деревянная миска глухо стучала о гипс, и Костик не выдержал:

– Шура – это идиотизм. Ты можешь внятно объяснить, зачем ты второй раз полез в пустейший склеп? Там раритетов не было.

– Я не полез! Я к краю подошёл, думал тихонько осмотреть провал, а край и обвалился под ногами. Всё просто, друг Горацио. Я шёл по тропе открытий, а упал на дно ямы. Жизнь – это юдоль скорби.

– Ох, Шура, – Капитолина только и вздыхала, – скоро нас прикроют за несоблюдение техники безопасности, сотрудники музея через день куда-то проваливаются, получают травмы. Хорошо ещё, что мы это умело скрываем.

– А по-моему про наш музей уже весь город знает, – крякнул Лукич. – Кушай, Шура, вот лимонные дольки к чаю.

– Юдольки к чаю, – грустно улыбнулся Шура.

Лукич положил на стол только что вымытый пучок свежего чеснока.

– Угощайтесь. С моего огорода.

Сидящие за столом разбирали зелёные перья и начинали хрумкать.

Вслед за звяканьем колокольчика ворвался Комиссаров. Сразу принюхался.

– Чеснок. За этим-то я и пришёл.

Капитолина всплеснула руками.

– Конечно, Лёнечка. Угощайся. И можешь взять с собой. (С собой можешь взять) Лукич ещё принесёт, – и потянулась за тарелкой с павлинами.

– Да не этот чеснок, а в поле. Возле замка графини Самойловой, – пояснял Комиссаров, быстро хлебая суп. – Ребята, это катастрофа, там пахнет чесноком. Наверное, бочки прохудились, иприт полез из-под земли из подвала. Воняет так, что даже я почуял. Если всё подтвердится, то вызовем спасателей на место.

Все нехотя и вяло слушали про иприт, одна Лиза внимательно смотрела на Комиссарова.

– Лиза, вы же биолог, – поймал её взгляд Леонид, – и вы должны сознавать опасность надвигающейся на нас катастрофы.

Лиза согласно кивнула.

– А чем я могу помочь?

– Но запах чеснока-то вы отличаете? Пойдёмте со мной на поле. Всё очень и очень серьёзно, – Комиссаров отставил пустую тарелку.

Лиза посмотрела на Капу.

– Ну, ладно. Если Капитолина Ивановна не против.

– Конечно, не против, – Капитолина аж подскочила на стуле. – И я с вами пойду. И Костик. Мы, Лёнечка, тебя в беде не бросим.

Лукич посмотрел на них, как на душевнобольных, и продолжил есть дальше.

Костик и Лиза быстро проглотили остатки супа и поднялись из-за стола.

– Лиза, и для гербария не забудьте журналы, – здоровой левой рукой Шура Рабкин подал большую папку.

– Лукич, остаёшься на вахте, – уже в дверях сказала Капа.

Комиссаров, Капитолина, Лиза и Костик торопливо ушли.

Вслед за ними испарился Рабкин.

Лукич, глядя на стол, уставленный неубранными мисками, продолжал вдумчиво дохлебывать суп, похрустывая зелёным чесноком и размышляя о суетности жизни, которая даже в музее не позволяла пребывать ему в покое.

Пока Лукич мыл посуду, Костик, Капитолина и Лиза пробирались по заросшей бурьяном поляне возле замка графини Самойловой. За одежду цеплялись колючки и репейники. Идущие то и дело спотыкались о кучи земли или попадали в ямки от копков Комиссарова. Леонид маячил далеко впереди, мечась из стороны в сторону.

– Это что за гигантские кроты-мутанты всё перекопали? – бурчала Лиза.

– Тсс. Это Леонид постарался, – отвечал Костик.

Метрах в тридцати от них Капитолина, протискиваясь между репейниками, провалилась в ямку и упала на траву.

– Ой!

– Капитолина Ивановна, вам помочь?

– Всё в порядке Костя. Я вполне справляюсь!

Капитолина, встав на ноги, задрала юбку и осмотрела свои разодранные в хлам ажурные колготки.

Костик и Лиза скромно отвернулись.

– Здесь!!!

Все обернулись на крик и осторожно, проверяя почву под ногами, спотыкаясь, но удерживая равновесие, двинулись к Леониду.

Приблизившись, музейщики увидали неглубокую траншею длиной метра четыре. Вокруг помятая трава с комьями земли вперемешку. Леонид опустился на колени и начал принюхиваться.

– Ипритом воняет. Ищите по запаху. Где-то здесь.

– Где, Лёнечка, где?

Капитолина упала на колени рядом с Комисаровым и тоже начала нюхать землю, засветив все дырки в колготках.

– Вот бы кто сфотографировал! Такая эротическая сцена… – шепнула Лиза.

Костик молча зыркнул глазами на Лизу.

– А как пахнет! – восклицала Капа.

Костик прыснул в ладошку от смеха. Затем присел рядом на корточки. Тоже начал принюхиваться и вместе со всеми ползать на карачках вокруг траншеи.

Лиза тоже подняла горсть земли и слегка нюхнула.

– Здесь, – указывал Комиссаров.

– Нет, правее, – возражал Костик.

– А по-моему здесь, мальчики! – нюхала Капа.

Комиссаров переполз на четвереньках к месту, которое указала Капитолина.

– Чуешь?

Костик также на четвереньках подполз к Комисарову, принюхиваясь.

– Не, не чую ничего.

– Ну вот же, нюхай! Ложись на землю, нюхай!

– Вроде чую.

– Это иприт из-под земли просачивается! Давайте спасателей вызывать.

– Мальчики, осторожней! Иприт может быть опасен! А вы нужны музею здоровыми!

– Стойте! Да вот же он, смотрите! Чеснок растёт! – Лиза вынула из-под сапога Комисарова раздавленный стебель. – Аллиум сативум! И здесь он…

Лиза двигалась вдоль траншеи, иногда наклоняясь и раздвигая руками траву.

– Это старая грядка. Или заброшенный огород. Просто он зарос травой. Но чеснока полно. Вот он и вот! Пожалуй, я для гербария экземпляр выберу.

Капитолина, принюхиваясь, отрезвлённо подтвердила.

– Точно! Чеснок! Лиза, и я нарву. Жаль, что щавель не растёт на супчик.

Капитолина дёргала чеснок, выискивая его в траве.

Костик едва сдерживал смех и досаду.

– Ладно, пожалуй, я пойду. Кота кормить надо, – грустный Комиссаров, отряхнувшись, удалялся в сторону замка графини Самойловой.

– Лёнечка, погоди, чеснок возьми! Я для тебя собирала.

Капитолина, спотыкаясь на рытвинах, бежала вслед за Комиссаровым с пучком чеснока.

– Что за день. Я оконфузился, Капа… – отмахивался старатель.

– Ну что ты, Лёнечка, – неотступно ковыляла за ним Капитолина. Леонид остановился и приобнял её. И дальше они уже пошли вместе.

Костик с Лизой поняли, что сегодня в музей Капа не вернётся.

– Чудесные вы все… – вдруг улыбнулась Лиза.

– А ты ботаник зашибись какой! Всё разгадала сразу. Историки ни разу ничего не понимают в чесноке. Бедный Леонид, он так хочет найти иприт.

– Если он есть, найдёт. А мы зато чудесно погуляли! – припрыгивала Лиза, которой лишь бы не сидеть в музее, а шляться где-то на природе.