Текст книги "На грани"

– Вы не перестаёте меня удивлять.

Девушка перекинула колоду, сняла верхнюю карту и передвинула фигурку порченного к границе.

– Вы сказали, что магия исходит от маниту. Разве это не делает ткачей порченными?

– Между нами огромная разница. – Керден снял карту с колоды. – Маниту лишают людей воли и разума, поселяются в теле и управляют им точно куклой. Ткачи взаимодействуют с ними через келифос. Это позволяет обезопасить себя.

– Если дело в книгах, то почему бы не раздать их всем жителям Тернорта?

– Не каждый способен выдержать связь. Келифос не защищает, а объединяет маниту и человека. Посмертно. – Он посмотрел на карту, пропустил ход. – Ткачи пробовали сделать нечто подобное много веков назад. Слышали о «кружевной лихорадке»? Люди, которых тогда соединили с маниту, погибли, а ткачи почти десять лет распутывали клубок нестабильных плетений. Магия опасна, особенно в неумелых руках.

Оливия передвинула фигурку.

– Даже для ткачей?

– Вас интересует, стану ли я порченным? – догадался Керден. – Нет. Никогда. Ткачи связаны с несколькими маниту одновременно, каждый из которых жаждет получить трофей в виде нашего тела. Если удастся одному, захочет второй, а за ними и все остальные. Человеческое тело не способно вместить несколько сущностей. Оно не выдержит, и ткач умрёт.

– Жестоко. – Девушка передала Кердену карту.

– Маниту, запертым в келифосе, куда хуже. Эдакая вечная тюрьма.

– Они не погибают вместе с ткачами?

– Мы запечатываем их не ради силы, а потому что не можем уничтожить. Это единственный известный способ совладать с угрозой.

– Могу я взглянуть?

Керден передал девушке келифос, снял карту с колоды и передвинул фигурку воина в маленький городок рядом с границей.

– Всё менее красочно, чем вы представляли, – сказал он.

– Признаюсь, да. – Оливия провела пальцами по бархатной обложке, бегло перелистнула страницы. – Почему книга пуста?

– Содержимое доступно только ткачам. – Он положил ладонь на уголок пожелтевшей бумаги. Прикосновение хозяина проявило скрытые рисунки.

Девушка подавила вздох разочарования.

– Это и есть маниту?

– Скорее их проявление в наиболее понятной для нас форме. Вы ожидали увидеть скалящих зубы монстров?

– Наверное, – рассмеялась она. – На время Второго Прилива отец отослал нас с Ялис в столицу, где о творившихся в Приграничье ужасах предпочитали говорить шёпотом, а слухи чаще походили на бредни сумасшедших. Мне не довелось увидеть ни порченных, ни маниту.

– Это к лучшему, поверьте.

Повинуясь приказу ткача, огненные нити выскользнули из келифоса. Изображение маниту с тихим шипением зависло над столом. Нижнюю часть тела защищала каменная броня, согнутые ноги коленями упирались в подбородок. Крылья, сломанные в двух местах, укрывали спину плотным хитиновым панцирем. На уродливой морде алели глубоко посаженные глаза, из пасти, ощупывая воздух, вываливался язык.

– Поймал его рядом с Брайтом, – припомнил Керден. – Сидел в теле девочки и нападал на беженцев.

Оливия заворожённо разглядывала кровожадное существо. Без страха и отвращения изучала когтистые лапы, каменные иглы на костлявом хребте, с любопытством всматривалась в бирюзовый огонёк, ползущий по пылающим нитям. Будто ощутив чужое внимание, зелёный клубок юркнул под крыло маниту.

Керден спешно вернул изображение в келифос. Девушку озадачил внезапно рассыпавшийся рисунок.

– Что-то не так? – спросила она.

– Не люблю вспоминать то время, – не поднимая глаз, ткач взял карту. Фигурка лучника покинула поле боя.

– Это и есть магия ткачей? – Оливия вернулась к игре.

– Это не магия. Всего-навсего эффект от контакта, как тепло после рукопожатия или мурашки от холодной воды, – он с трудом подобрал описание. – Келифос словно замёрзшее озеро. Мы видим только лёд, а настоящая сила внутри, в глубине. Именно она позволяет создавать плетения. Сложно объяснить.

– Вы незаурядный человек, Керден. – Девушка вернула книгу. – Бытует мнение, что люди вашего ремесла замкнуты и недружелюбны. Приятно развеять распространённый в народе миф.

– Ткач не отличается от портного, рыбака, пекаря или солдата, – отозвался он. – Мы – обычные люди, с теми же достоинствами, слабостями и страхами.

Оливия убрала с поля фигурку воина. Место защитника занял порченный.

– Наш прошлый гость мне таковым не показался, – обмолвилась она.

Керден не заметил бреши, образовавшейся в линии обороны.

– Что вам известно о Хейне?

– По прибытии он сообщил отцу, что едет из столицы в Лету, попросил разрешения задержаться в Кронсборге и пообещал помочь Сартане. На этом всё. Нам не удалось пообщаться, но у прислуги он оставил впечатление заносчивого и властолюбивого человека.

– Пропавший мальчик утверждал, что Хейн интересовался вами, – заметил ткач.

Девушка прикрыла глаза.

– Управляющий рассказал вам?

– И настоятельно советовал не задавать лишних вопросов. Что терзает вашу семью, Оливия? Быть может, я смогу помочь.

– Весьма благородно, однако подобные проблемы едва ли стоят внимания ткача.

– А внимания друга?

Оливия долго всматривалась в его голубые глаза и, наконец, уступила. Мягкий голос чарующей мелодией зазвучал в тишине, но рассказывал он отнюдь не сказку.

– Из крепости периодически исчезают люди. Чаще всего прислуга. Ни объяснений, ни прощальных записок. Не забирают даже вещи. Отец считает, что они бегут от Грани, и многие с ним соглашаются. С одной стороны, никто не станет спорить с лордом, с другой – жители покидают Приграничье быстрее, чем возвращаются. Я могу понять желание семей перебраться поближе к столице, но побег ребёнка посреди ночи, – она прикрыла лицо ладонью. – Куда он мог отправиться один и без медяка в кармане?

Совесть стальным когтем ткнула Кердена под рёбра. Всё-таки дать мальцу денег было скверной идеей.

– Уверен, его найдут. – Он не решился признаться в содеянном.

– Не разделяю вашего оптимизма. Война закончилась, но страна ещё не скоро оправится от удара. Два года мира унесли столько жизней, что временами Второй Прилив кажется милосерднее, нежели его последствия.

Оливия замолчала, сосредоточенный взгляд изучал поле с десятком уцелевших фигурок. Ткач проклинал неудачный расклад карт и растущие силы противника. Вскоре в поселении близ границы осталась последняя фигурка воина.

– Вы проигрываете, Керден, – промурлыкала девушка.

Деревянные порченные перебрались за Грань, оккупировали города Приграничья, взяли в кольцо единственного защитника. Тернорт под командованием ткача был обречён.

Керден вернул карты в колоду.

– Удача сегодня меня покинула.

– Хотите сдаться? – Оливия поставила фигурку порченного вплотную к воину.

– У меня нет выбора. Не подозревал, что имею дело с мастером.

В читальный зал влетел промокший до нитки посыльный. Запинаясь и через слово бормоча извинения, сообщил, что леди Сартана ожидает Оливию в большом зале. Девушка кивнула, засобиралась на встречу с матерью. Длинный рукав платья задел карту, фигурки разлетелись по столу. Керден придержал шкатулку, подал руку Оливии.

– Не хочется вас покидать, но семья – первостепенный долг.

Она поднялась, но уходить не спешила. Пальцы лёгким касанием скользнули по запястью ткача, осторожно легли на плечо.

Керден замешкался. В юношестве ему не раз доводилось оказываться в объятиях миловидных девиц, срывать случайные поцелуи и, прогуливаясь по тёмным аллеям, до утра болтать с подругами о будущем. Он не клялся в вечной любви, не давал обещаний жить долго и счастливо, не собирался делить с ними судьбу и тяготы быта. Пары свиданий было достаточно, чтобы отвлечься от проблем и на время почувствовать себя обычным человеком. Не юнцом, по глупости решившим связать душу с маниту. Не ткачом. Всё изменилось после встречи с Ораной. С ней Керден ощущал себя иначе – не инструментом для борьбы с порченными, не расходным материалом, брошенным в мясорубку войны. Он чувствовал себя нужным. Орана была рядом, когда неудачи шли попятам, окружала теплом и заботой, когда он совершал ошибки, обнимала, даже если он этого не заслуживал. Нежные касания обжигали кожу, пальцы оставляли на плечах чувственные отпечатки, бесконечно похожие на прикосновения Оливии.

Керден придержал руку девушки, отстранился. Она поняла без слов, улыбнулась, поблагодарила за компанию и удалилась.

В покои ткач возвращался в одиночестве, брёл по коридорам, слушая шелест дождя и гулкое эхо шагов. В холле его встретила леди Сартана. Подол чёрного, расшитого золотом платья шлейфом тянулся по ступеням, с дорожного плаща стекала вода. Волосы выбились из тугой причёски, прилипли к щекам, подчеркнув болезненную бледность кожи. Леди Хорде остановилась в центре лестницы, смерила Кердена надменным взглядом.

– Я хочу, чтобы вы незамедлительно покинули Кронсборг, – объявила она.

– Сейчас? – Ткач замер, едва коснувшись ногой первой ступени. – Проповедники отбывают послезавтра, мы планировали уехать с ними.

– Конюх седлает коней. Доберётесь до Ниафа, оставите лошадей на постоялом дворе. Дальше делайте что хотите.

– Ниаф – дыра, – возразил Керден. – Туда в обычное время сложно добраться, что уж говорить про сезон дождей.

– Не нравится, идите в столицу пешком, – отрезала Сартана.

– Лорд Брадан знает о вашем решении?

– Моего мужа здесь нет. А вы не в том положении, чтобы торговаться. Уезжайте, иначе я велю страже выставить вас из города.

Керден смотрел вслед удаляющейся фигуре. Супруга лорда невзлюбила гостей сразу, однако доселе враждебности не проявляла и если терпела присутствие ткача, то молчаливо и безропотно, как подобает высокородной особе. И всё же, чтобы выставить ткача за порог, нужна причина серьёзнее, нежели личная неприязнь. Для Приграничья ссора с Академией равносильна попытке спастись от шторма, прыгнув за борт корабля – если не поглотит пучина, погубят жажда и голод. Сартану не испугало ни то, ни другое.

Керден без стука вошёл в комнату Мисарры.

– Мы уезжаем, – бросил он с порога.

Девушка отложила сплетённый из трав венок.

– Сейчас? Куда?

– В Ниаф. Сартана велела убираться по доброй воле. Или нас проводит стража.

Ткач подошёл к окну. У крепостных ворот мелькали огни масляных ламп, шныряли в конюшне тёмные силуэты.

– Что ещё ты натворил? – Мисарра бросила на стол дорожную сумку.

– Ничего. Может, управляющий рассказал ей про деньги?

Вслед за одеждой в сумку полетели склянки с настоями, пучки сухих трав и безделушки, купленные на местном рынке.

– Брадан не знает о её решении, – добавил ткач, отмахнувшись от вьющегося у носа маниту.

– Она в своём праве, а нам не пристало спорить с хозяевами, – ответила девушка. – Рики, не докучай.

Золотая ящерица деловито задрала голову, пробежала по раме, спрыгнула на стекло. В погоне за собственным хвостом маниту описал круг, зашипел рассерженной змеёй и шлёпнулся на пузо, беспорядочно размахивая короткими лапками.

– Мы уезжаем не из-за «кусачей воды». – Мисарра поманила урчащее существо.

– Что за «кусачая вода»? – не понял Керден.

Рики задрал хвост, задрожал, разбрасывая сверкающую чешую. Медовые капли прилипли к стеклу, загустели, потянулись к ткачу, словно молодые побеги к тёплому весеннему солнцу.

– Он с утра твердит про какую-то воду с языками или шипящую лужу. – Девушка указала на клубок золотых змей, окруживших маниту. – Я не смогла подобрать описание, поэтому мы остановились на «кусачей воде».

– Где?

Ящерица подпрыгнула, перевернулась через голову и обратилась ависорой. Птица встопорщила перья, сердито каркнула. Перехватив келифос, Керден выбежал из комнаты.

– Куда ты? – только и успела крикнуть Мисарра.

Дождь продолжал поливать. Тяжёлые капли стучали по брезентам из парусины, разбивались о мраморную плитку тротуаров, плескались в лужах. Холодные ручьи стекали по крыльцу, заливали клумбы с розовым вереском, мутными потоками устремлялись в сад. Фонтан переполнился, вода из разбитого кувшина омывала постамент.

Серебряный диск выпорхнул из келифоса, пролетел над садом, завис у основания статуи. Плетение приняло форму меча, развернулось лезвием к земле и по рукоять вошло во влажную почву.

Морок, окутавший внутренний двор, рассеялся. Воздух наполнился смрадом гнили и разложения. Ветви вишнёвых деревьев изъела серая плесень, стволы оплела мшистая паутина. Опавшая листва обратилась островами липких водорослей, мохнатыми шапками торчавшими над водой. Железные ножки скамеек проржавели, сквозь трещины в досках проросли стебли рогоза.

Скульптура с тоской взирала на опутанный тиной кувшин, из трещин сочилась густая зелёная слизь. Подобно свежей смоле она капала на постамент, струилась по стокам, с шипением расползалась по земле, выжигая траву, точно кислота. Так скворчало масло на раскалённой сковороде. «Кусачая вода» – лучшего определения не подобрал бы и опытный ткач.

Керден обошёл затянутый ряской фонтан. На бордюре, украшенном цветочным орнаментом, лежал лоскут окровавленной ткани. Рядом, в зарослях камыша, валялся дырявый ботинок, утопал в грязи платок с завёрнутыми в ткань монетами. Они принадлежали ребёнку. Слуге.

Зловонная жижа в фонтане забурлила, на поверхности вздулся пузырь. Он звучно лопнул, и из глубин поднялось распухшее тело. Спину мертвеца испещряли рваные раны, будто палач, взяв в руки плеть, привёл приговор в исполнение, но не сумел остановиться, пока не забил пленника до смерти.

Мальчик был не первой жертвой. В чаше фонтана, словно в котле, плавали кости, разлагалась плоть и догнивала одежда. Десятки пропавших, покинувших крепость людей встретили смерть в обманчиво безмятежном саду. Убийца, словно в насмешку, спрятал тела у всех на виду, не страшась разоблачения и расплаты. Отрава, что исходила из недр статуи, стирала следы преступлений не хуже дождя, смывавшего пыль со стёкол.

Керден сталкивался с подобным раньше. Три года назад, когда Эсадра напала на Брайт, и жителям пришлось спешно покинуть город, палаточный лагерь у западных ворот поразила странная хворь. Беженцы страдали от болей, корчились в судорогах и падали без сознания посреди улиц. Орана выбилась из сил, помогая больным и разыскивая источник недуга. Им оказалось сокрытое в колодце плетение. Магия эсадровского ткача отравляла воду и привлекала порченных. Совместными усилиями плетение удалось уничтожить – Керден отвлёк змей, Орана разрушила источник порчи – аметистовый клубок нитей, исторгавший яд, точно сердце, гонявшее кровь по венам.

На этот раз противник поступил мудрее. Он не только сокрыл плетение мороком, но и схоронил в недрах камня.

Золотая сеть опутала скульптуру, статуя покрылась паутиной трещин. Каменное тело раскололось, обломки с тягучим бульканьем посыпались в воду. Дождь прибил к земле поднявшуюся пыль.

В маленьком углублении в центре постамента пульсировало аметистовое сердце. Размером с монету, оно сокращалось и кровоточило, с каждым ударом выбрасывая на камень порцию слизи. Тина впитывала вязкую жидкость, насыщалась водой и магией, обрастала чешуёй и превращалась в змей. Десятки скользких тел тотчас заволокли постамент. В точности как в Брайте.

Керден помнил, как обойти защиту. Нужна была приманка, чтобы отвлечь змей, и удобный момент, чтобы разрубить аметистовый узел. Два огненных диска, вращаясь, зависли по разные стороны постамента. Змеи потянулись к наживке.

– Что вы тут устроили? – дрожащий от ярости голос Сартаны сорвался на визг. В сопровождении свиты охранников леди Хорде вышла на крыльцо. – Это ваша благодарность за моё гостеприимство?

На ходу подбирая юбки, она сбежала по ступеням, ступила на мраморную дорожку. Ноги утонули в болотной жиже.

– Я всё объясню, – отозвался ткач. – Но позже.

Керден приблизился к постаменту, выискивая среди переплетения змей аметистовый клубок. Огненный диск опустился к камню, твари со злобным шипением набросились на него. Плетение не выдержало – нити раскалились и лопнули, окатив постамент россыпью алых искр. Будто почувствовав угрозу, сердце исторгло щедрую порцию слизи.

– Я велела вам убираться! – Взгляд Сартаны скользнул по обломкам статуи, застоялой воде в чаше фонтана, задержался на теле мальчика. – Что вы наделали? – взвизгнула она. – Стража, схватите его!

Керден соткал новый диск.

– Не подходите, – предупредил он.

– Убийца! – задыхаясь, крикнула леди Хорде. – Это он! Он во всём виноват. Он убил мальчишку!

– Я нашёл его здесь.

Стражники обнажили мечи, но исполнять приказ не спешили. На дальних дистанциях сталь уступала магии, каждый воин Приграничья знал об этом. Только глупец решился бы выступить против ткача в открытом бою.

– Убил мальчика, спрятал тело, а на прощание решил явить нам находку, – не унималась Сартана. – Или хотел избавиться от улик, да не вышло?

Керден отвлёкся, диск качнулся над постаментом.

– О чём вы говорите? Я пытаюсь помочь.

– Молчать! – Леди Хорде обогнула скамью, вышла на залитую жижей площадку у фонтана. – Вас застали на месте преступления с оружием в руках. – Она указала на келифос. – И потому я, леди Кронсборга, будучи полноправной правительницей Приграничья в отсутствие моего супруга, приговариваю ткача к смерти. Стража, приведите приговор в исполнение. Немедленно!

– Мама, останови этот фарс! – вмешалась Оливия.

Девушка пробежала по террасе, задержалась у лестницы.

– Я велела тебе оставаться в комнате, – рявкнула Сартана.

– Мы не в праве судить ткачей. Только королева может принять такое решение. – Оливия вышла в сад, подол жемчужного платья проволочился по земле, собирая тину. – Подумай, в каком свете ты выставляешь нашу семью. Отец этого не одобрит.

Она переменилась в лице, едва ступив на дорожку из белого мрамора, зажала нос ладонью в попытке укрыться от сладкого запаха гнили.

– Что это такое? – ужаснулась девушка. – Керден, это вы сделали?

Ткач никак не успевал поймать момент, когда змеи расползутся по краям постамента, а сердце чужого плетения сожмётся перед очередным ударом. В Брайте слизь обжигала кожу не хуже раскалённого металла, укусы тварей отравляли кровь. Сейчас рядом не было Ораны с её магией исцеления, и у него был только один шанс на быструю и точную атаку. Услышав вопрос Оливии, Керден поморщился.

– Дайте мне пару минут, и я всё объясню, – сказал он.

Сердце произвело на свет новое потомство змей. Постамент превратился в огромный шипящий клубок.

У ворот зашевелились огни. Лорд Хорде в сопровождении конюха заторопился к фонтану. Масляная лампа в руке слуги протяжно скрипела.

– Брадан! – вскрикнула Сартана. – Ты быстро вернулся. – Она подбежала к супругу, задержав его у границы сада. – Взгляни, что натворил этот человек. Убил мальчика, уничтожил скульптуру, собирался украсть лошадей и скрыться от правосудия. Я предупреждала, что этим закончится. От ткачей одни беды! – Голос, высокий и жалобный, дрогнул от слёз.

Лорд обнял жену.

– Тише, милая. – Он повернулся к Кердену. – Мне хочется верить, что всё это большое недоразумение.

– Мне тоже, – процедил ткач. – Расскажите, что на самом деле делал здесь Хейн?

Брадан округлил глаза.

– Откуда вам известно это имя?

– Ответьте.

Лорд крепче сжал талию супруги, пальцы вцепились в промокшую ткань платья.

– Вам лучше уехать, – выдавил он.

Керден утратил терпение, а вместе с ним и остатки вежливости.

– Вашу жену медленно убивала «сахарная» болезнь. Лекарства от неё не существует, поэтому сколько целителей не приезжало бы в Кронсборг, помочь они не могли. Вами овладел страх, и чтобы справиться с ним, вы внушили себе и дочерям навязчивую мысль, будто Сартана идёт на поправку. Вскоре все уверовали настолько, что появление ткача, способного исцелять смертельные болезни, было расценено как дар Единого. Однако Хейн оказался сущим проклятьем. Он продлил жизнь вашей супруге, поместив в её тело маниту. И потребовал плату не за помощь, а за молчание, ведь такая магия не практикуется по нашу сторону Грани. Я прав?

Ответом было шипение змей и шелест дождя.

– Потом стали пропадать люди, – продолжил Керден. – Жертв выбирали не случайно. Чаще всего это была прислуга, тайком обсуждавшая болезнь и чудесное исцеление леди. Управляющий настойчиво просил меня не задавать неудобных вопросов – жаль, я не сразу понял, о каких «недоразумениях» идёт речь. Всех, кто пытался докопаться до правды, ждала смерть. Здесь. – Он указал на чашу фонтана. – Мы могли стать следующими?

Лорд Хорде содрогнулся, зарылся пальцами в растрёпанные волосы Сартаны. Пухлые губы прижались к её затылку.

– Вы правы во многом, но не во всём, – ответил он. – Сартана, действительно, была на грани смерти. Вы не представляете каково это – знать, что скоро любимый человек отправится к Единому, а я останусь здесь с бесконечным чувством вины, что не смог помочь, не смог спасти. Это было невыносимо. Я умолял ткачей о помощи, отправил дюжину писем в столицу. И вскоре у наших ворот появился Хейн.

– Брадан, не надо, – прошептала леди Хорде.

Лорд её будто не слышал.

– Я тогда не думал о последствиях. Вы верно заметили – страх ослепил меня, отчаяние сделало уязвимым для чужого коварства. Хейн убедил меня в сложности предстоящей работы, потребовал полного повиновения, и я слепо потакал его прихотям, пока однажды утром к Сартане не вернулись силы. В тот день я понял, что, если за жизнь любимой существует цена, я готов её заплатить.

– Вот только купили вы смерть, – сухо произнёс ткач.

– Не вам меня винить. Хейн предупредил, что Сартана изменится под влиянием магии. Я и представить не мог насколько.

– Брадан, хватит, – одёрнула его леди.

Но изливавшего душу лорда было не остановить. Два года он жил с чувством вины, заглушал совесть, подбирал оправдания и вечерами топил горе в вине. Слабый, сломленный человек, который не нашёл в себе сил смириться с утратой и разделить боль с близкими.

– Сначала всё шло хорошо, – пробормотал он. – Первым пропал священник, намедни обвинивший Сартану в порче. Поисковый отряд вернулся ни с чем. У людей появлялись вопросы, а ответы неизменно приводили к визиту Хейна. В конце концов, чтобы уберечь прислугу, я приказал всем позабыть о болезни леди и поднял жалование за молчание.

– И вас не испугало, что Хейн превратил её в порченную? – сдвинул брови Керден.

Брадан на мгновение растерялся.

– Что? Вы меня не поняли. Сартана не порченная.

– Оказавшись в её теле, маниту получил контроль над разумом, – сдержанно отозвался ткач. – Ваша супруга умерла два года назад. Всё это время плетение Хейна помогало порченной скрывать свой истинный облик. Предполагаю, таким образом Эсадра планировала контролировать вашу семью, а заодно и всё Приграничье.

– Что вы такое говорите? Вот же она. – Лорд погладил супругу по волосам, поцеловал в щеку, без устали бормоча ласковые слова. – Такая же прекрасная, нежная, желанная.

– Довольно! – прорычала Сартана, оттолкнув Брадана. – Тебе приказали держать язык за зубами до возвращения Хейна. Или ты забыл условия сделки?

– Ты обещала – больше никаких убийств, – побитым псом заскулил лорд.

– Мальчишка знал правила, но всё равно проболтался. А тебя, – она исподлобья посмотрела на Кердена, – следовало прикончить, едва ты переступил порог моего дома.

Деревья натужно застонали, затрещала кора на изъеденных мхом стволах. Лужи в саду подёрнулись рябью, крючковатые корни поднялись из воды. Земляными червями они поползли по траве, закружились у ног порченной, взобрались на подол платья. Разрывая ткань, колючие лианы обвились вокруг талии, опутали грудь, улеглись на плечах клубком ядовитых змей. Сеть мелких ростков оплела затылок, срезала волосы, расцвела на лбу деревянной короной.

– Силы небесные! – отшатнулся Брадан.

Сартана повернула голову, путы на шее заскрипели точно ржавый засов. От уха до уха лицо исказила хищная улыбка. Жирная белая личинка выпала изо рта.

– В чём дело, дорогой? – проскрежетала порченная гортанным голосом. – Не нравится мой настоящий облик? – Она протянула к лорду опутанную ветвями руку. – Смелее, приласкай любимую.

Конюх, бросив фонарь, припустил к дому. Брадан отступил за спины стражников.

– Я не знаю тебя, чудовище, – выпалил он.

– Чудовище? – повторила Сартана, будто слово было ей не знакомо. – Чудовище!

Деревянные колья вырвались из земли, пронзили тела воинов, превратив плоть в решето. Лорд бросился к воротам, лианы стаей пиявок ринулись за ним.

– Отец! – взвизгнула Оливия.

Брадан упал на колени. Болотная тина опутала ноги, упругая ветвь вынырнула из зарослей рогоза, удавкой стянула шею. Лорд повалился набок, наглотался мутной воды. Оливия подбежала к отцу, царапая кожу, принялась освобождать от пут.

Времени на поиск плетения больше не было. Керден перемахнул через бордюр фонтана, по пояс окунулся в смрадную жижу. Ноги упёрлись во что-то мягкое и скользкое, не похожее на осевший ил. Он подобрался к постаменту, соткал ледяную ленту. Вспышка магии привлекла внимание порченной. Сартана вскинула руку, липкий стебель отделился от платья, деревянным копьём пролетел над землёй. Остриё врезалось в рукоять серебряного меча. Плетение рассыпалось, морок окутал сад.

Капли дождя по-прежнему стучали по мраморной площадке, вода струилась вдоль дорожек, вишнёвые деревья роняли с ветвей холодные слёзы. В былой безмятежности сада ничто не выдавало расползавшейся по земле заразы. Только вода на постаменте чуть слышно скворчала.

– Мне знакомы уловки ткачей, – проскрипела порченная. – Хейн – мастер своего дела, не чета вашей никчёмной Академии.

Морозная лента вернулась в келифос, над страницами фолианта появился серебряный меч. Свет упал на бархатную обложку.

– Тот самый келифос. – Голос Сартаны затрещал, точно сломанный хворост. – Хозяйка меня вознаградит.

Керден направил плетение к земле, серебряный клинок вонзился в почву. Запах гнили наполнил лёгкие.

– Отдай! – крикнула порченная. – Отдай келифос! – На узловатой короне вспыхнули зелёные огни. – Или они оба умрут.

Земля вокруг Брадана вздыбилась. Корни обернулись острыми кольями, пронзили колени, раздробив кости. Лорд закричал, завизжала Оливия. Ветвь плетью стегнула девушку по спине, на белой ткани проступило алое пятно.

– Хорошо, – выпалил ткач. – Только не трогай Оливию.

Однажды Керден поставил келифос выше человеческой жизни. По его вине, из-за его упрямства погибла Орана. Он не хотел совершать ту же ошибку.

Огненные диски над постаментом погасли. Ткач протянул порченной открытый фолиант.

Мимолётное чувство отвращения костлявой ладонью коснулось его души. Волна презрения захлестнула сознание. Расстаться с келифосом для ткача, всё равно что лишиться жизни. Он ничего не должен этим людям. Лорд не просил о помощи, Оливия не предлагала награды. Пустая трата времени и ресурсов. Легкомысленный, недостойный ткача поступок. Проще разрушить плетение Хейна и покончить с порченной, чем уступить маниту, укрывшемуся в теле Сартаны. Спасение Оливии не вернёт Орану, не искупит вины за чужую смерть. Он не будет попусту рисковать, и ни за что не станет кланяться в ноги порченной.

– Где гарантии, что ты не убьёшь всех нас, когда получишь келифос? – спросил Керден.

– Боишься за свою жизнь? – проскрежетала Сартана.

– За их жизни.

Порченная без интереса посмотрела на лорда и склонившуюся над ним девушку. Керден завёл руку за спину, бирюзовая лента украдкой проскользнула в ладонь.

– Их жизни ничего не стоят. – Порченная остановилась у бордюра, потянулась за книгой. – Равно как и твоя без этого келифоса.

Сартана коснулась серебряного переплёта. Злость и негодование обрушились на ткача неудержимым потоком. Лента в ладони затвердела, обернулась кинжалом с шершавой рукоятью. Не выпуская из рук фолианта, Керден повернулся к постаменту и вонзил бирюзовое лезвие в центр змеиного клубка.

Боль ослепила. Слизь обожгла пальцы. Чешуйчатые тела обвились вокруг предплечья, десятки зубов вцепились в кожу. И всё же кинжал попал в цель. В самое сердце эсадровского плетения.

Лианы, опутавшие сад, захрустели сухим валежником, обратились пылью тонкие ветви. Сдавленно захрипела Сартана. Лишившись поддержки Хейна, она увядала, словно растение, засыхала и рассыпалась осенней листвой. Из клетки прогнивших рёбер выполз маниту. Жирная чёрная пиявка упала в воду, извиваясь, скользнула к лорду.

Ткач привалился к опустевшему постаменту, с трудом удержал келифос. Бирюзовая нить догнала маниту, подцепив, точно рыбу, утянула в книгу. На пожелтевшей странице проявился рисунок старого дуба с пятнистой змеёй на ветвях.

Когда Керден с Мисаррой покидали Кронсборг, лорд Хорде оставался прикован к постели. По самым благоприятным прогнозам на полное восстановление уйдут годы, но и тогда Брадан сможет передвигаться, опираясь на трость. Однако его больше беспокоила безопасность дочерей, нежели собственное здоровье. Слухи об укрытии в крепости порченного быстро расползлись по городу, и у ворот, невзирая на дождь, каждый день собиралась толпа недовольных. Жители требовали передать власть другим знатным семействам и свершить правосудие над предателями. Оливия стойко терпела нападки протестующих, мирилась с оскорблениями в адрес отца и тайком вербовала наёмников. Единственная попытка штурма крепости завершилась провалом, стоило Кердену выступить в защиту лорда. Вняв заверениям ткача об устранении угрозы и непричастности семьи Хорде к случившемуся, горожане отступили, и неприязнь к правителю Приграничья понемногу пошла на убыль.

В благодарность Оливия пожаловала гостям дорогой экипаж, выдала припасов больше, чем могло пригодиться в дороге, и проводила в путь, едва сквозь тучи пробился первый за долгое время лучик солнца.

Мисарра смотрела в окно кареты, провожая взглядом удаляющийся город.

– Я бы сказала, что мне жаль уезжать, но это не правда, – произнесла она.

Керден сдвинул занавеску перебинтованной ладонью. Ожоги, оставленные плетением Хейна, ныли несмотря на бесконечные припарки и перевязки. Той ночью Мисарра подоспела вовремя, и руку ткача, как и его самого, удалось спасти.

– Оливия справится, – отозвался ткач. – По крайне мере пока Брадан не пойдёт на поправку.

– Конечно. С её-то опытом манипулировать людьми, – фыркнула Мисарра. – Она прекрасно знала, что Хейн сотворил с её матерью, но два года ничего не предпринимала.

– Боялась, что порченная избавится от неё так же, как и от всех остальных.

– И могла рассказать сразу, а не вводить в заблуждение туманными намёками, – не уступила она.

– Я сам проявил интерес.

– Уж не с её ли подачки? Вдобавок ко всему она заставила ткача соврать жителям, что Хорде не причастны к появлению порченной. С тобой мне всё понятно, но я ума не приложу, как ей удалось заставить слуг держать языки за зубами.

– По-твоему, будет лучше, если народ взбунтуется?

Экипаж тряхнуло. Керден ударился рукой о стекло, зашипел от боли.

– Жители должны знать правду. Тернорт не оправится от войны, пока у власти находятся люди вроде семейки Хорде. Это ж надо додуматься – защищать порченную, жить с нею под одной крышей, делить постель. Брр, – Мисарра поморщилась.