Текст книги "Мир фантастики 2010. Зона высадки (сборник)"

Рыжий солнечный диск медленно скатывался к верхушкам вододендронов. В зарослях хрипло орали иаранги и кувыльницы. Бабушка подумал, что еще час – и пора будет вести Верзилу на ринг. Он довольно прищурился и пошевелил занемевшими в тяжелых ботинках пальцами ног. Надо будет купить легкие плетенки из коры свистопляски, как у всех тут. Подумать только, если бы не ошибка пилота, эта дивная планета так и осталась бы неоткрытой. И он, Кунни Бабушка, потел бы сейчас в душном полицейском участке, а не наслаждался бы благородным напитком в обществе джентльмена.

– За случайности!

Он поднял стакан и сделал мощный глоток.

– Э-э, да вы уже хороши, – усмехнулся Док. – А ведь нам еще волочить в деревню проклятого страуса. Поумерьте прыть, сержант.

Бабушка благодушно осклабился и пренебрежительно махнул рукой.

– Отволочем, никуда он не денется. Нам страусы… ик… не впервой. Что нам страусы? Я знаете каких бронтозавров в участок таскал, ой-ой-ой…

Справа пронзительно запищало: это Пульхерия разгрыз-таки свою игрушку. От неожиданности сержант подпрыгнул, и остаток виски выплеснулся ему на штаны.

(Спустя три часа.)

– Эх, если бы он ударил левой снизу вверх! Как думаете, Док? Снизу вверх, раз – брюхо распорото, а потом добить Счастливчика клювом.

– Вы так ловко об этом рассуждаете, Кунни, что вам самому бы следовало очутиться на ринге. Уж там бы вы себя показали.

Док говорил несколько раздраженно, во-первых, потому, что проиграл двадцать шершней, и, во-вторых, потому, что волочить дохлого торга вверх по склону довольно утомительно. Бабушка, вцепившийся во вторую страусиную ногу, пропыхтел:

– Я же говорил вам – выставляйте Суслика. Суслик бы мог…

– Ничего бы он не мог. Суслика еще натаскивать и натаскивать. Уф, все, умираю. Давайте передохнем.

Док бросил страуса и уселся на вывернутый ствол араукории. Вытащил пачку сигарет и жадно затянулся. Сержант устроился рядом, прикурил и неожиданно спросил:

– А зачем мы это делаем?

– Что «это»?

– Ну, в смысле, зачем мы тащим страуса к вам домой? Ведь он все равно уже дохлый.

Эта мысль настолько поразила Дока, что он подавился дымом и закашлялся. Пока он перхал, а услужливый Бабушка колотил его по спине, из темноты вынырнул Душка Роджер. В руках у него была бутылка с текилой, а глаза горели негасимым азартом.

– Что, надрал вас староста? – весело проорал он, размахивая бутылкой. – А вот будете в следующий раз прислушиваться к советам опытных людей…

– Это ты-то опытный? – презрительно ухмыльнулся Бабушка. – Что же ты на Верзилу поставил и все продул?

– Я хотел вас поддержать, – невозмутимо ответил Душка, – подпереть дружеским плечом в трудную минуту, чтобы вы совсем уж не скисли. Так, а это у нас что?

Он мутно уставился на окровавленную страусиную тушу. К ней уже сползались шустрые землемерки.

– Э, нет, так дело не пойдет. Бедная птичка сражалась за вас, отдала, можно сказать, жизнь, а вы ее всю в пыли изваляли.

Он подошел к торгу, уселся перед ним на корточки и поднял бессильно свесившуюся страусиную голову.

– Спи спокойно, друг! Мы тебя не оставим…

Тут его, похоже, осенило. Он радостно икнул и предложил:

– А давайте устроим Верзиле погребение! Роскошные похороны, цветы, я даже речь толкну…

– Шли бы вы на радар, Роджер, – посоветовал Док. – Там вас, наверное, заждались.

– Гоните, – горько простенал Душка, – друга своего гоните, соотечественника. Одна ты, птица…

Он обнял страуса за шею и зашептал что-то невнятное. Бабушке стало его жаль. Совсем человек пропадает от алкоголя.

– Нет, ну в самом деле, Док, надо что-то делать с трупом. Не понесете же вы его Ольге?

Док печально покачал головой.

– Не понесу. Она меня не простит. Глупый страус был ее любимцем…

– Так что же будем делать? Может, бросим его в кусты?

– Его можно зажарить, – меланхолически заметил Док. – Нижние конечности торгов, или Struthio afornis cumoescence, весьма калорийны и на Арфе считаются деликатесом. Они содержат так называемый синаптотагмин [3]3
  Синаптотагмин (synaptotagmin) – трансмембранный кальций связывающий белок, участвующий во внутриклеточном транспорте мембран.


[Закрыть]…

– А-а, пропадай моя телега! – неожиданно возопил Душка и вырвал откуда-то из-за пояса здоровенный мачете.

Прежде чем Бабушка успел обездвижить спятившего приятеля, тот точным движением обрушил мачете на тушу и отсек страусу левую ногу. Трофей Душка с усилием воздел над головой и торжествующе закричал, как первобытный человек, заваливший мамонта.

– Что ж, ничего не остается, – все так же меланхолично сказал Док. – Придется жарить. Если вам не трудно, Бабушка, сбегайте в деревню за вином. Будем готовить асадо. А какое же асадо без вина?

Когда Бабушка, пыхтя, вскарабкался по тропинке, костер уже почти прогорел – только по краям плясали веселые язычки. Аппетитно пахло жареным мясом. Док сидел на бревне и вяло пошевеливал угли прутиком, а Душка суетился над асадо: то поплескивал на мясо из своей заветной бутылки, то раздувал огонь, кашляя, чихая и протирая засыпанные пеплом глаза. Увидев сержанта, он вскочил и требовательно спросил:

– Ну?

Бабушка помахал калебасом.

– Вина не было – деревенские на радостях все выдули. Вот, принес пива.

Душка подбежал к сержанту, выхватил у него из рук калебас, вытащил затычку из пальмового волокна и жадно принюхался.

– Шрик?

– Шрик, – кивнул Бабушка.

– Отлично. То, что нужно. Зальем горечь поражения шриком.

Душка сделал мощный глоток, довольно замычал и вытер с губ темные капли.

– Док, будете?

Ричардсон молча взял у него калебас и глотнул.

– Двух сотен как не бывало, – констатировал Душка. – Как думаете, Док, на сколько потянет эта бутыль?

Ричардсон задумчиво покачал калебас в руках.

– Тысяч сорок-пятьдесят. Зависит от очистки.

Душка всхлипнул.

– За сорок тысяч я бы домик в Кентукки купил. А-а, гори оно огнем!

Он отобрал у Дока калебас, запрокинул голову, и темное пиво хлынуло в его разинутую пасть.

… Мяса было много. Душка рвал его зубами, рыча и заглатывая огромные куски, но мяса не убывало. Хватало и пива. Бабушка отвалился от костра, рыгнул и принялся ковырять в зубах подобранным прутиком. Док деликатно вытирал жирные пальцы листиком грязелюбки. Над погасшим костерком вились яркие искры. Сквозь листья светили огромные звезды, и из леса несло теплым и пряным.

– Рай, Док. И вправду ведь рай.

– Это на вас шрик действует, Кунни.

– А на вас?

– И на меня действует. Но я уже привык. А новички всегда так расплываются. Кстати, Мол из-за этого погиб. Пошел себе в лес, мурлыча под нос песенку, – и не вернулся.

– Может, он просто не захотел возвращаться? Зачем, когда так хорошо?

Док озабоченно прищурился и склонился над сержантом.

– Вы никогда до этого не пробовали шрика?

– Нет, почему?

Бабушка смутился. Его зарплаты с трудом хватало на пару ампул в квартал, да и то самых слабых.

– Пробовал, но сырой, наверное, сильнее. А, может, все это?

Он повел рукой, охватывая темные пальмы, и костерок, и кусочек нависшего над лесом неба.

– Может, поэтому сильнее действует.

– Я вас понимаю.

Док откинулся на своем бревне, уперся спиной в шерстистый пальмовый ствол.

– Умение просто радоваться жизни, да. На Земле подзабыли, что это такое. Знаете… – Он прикрыл глаза и мечтательно улыбнулся.

– … Знаете, я ведь понимаю сейчас, что Реджи был прав. Мог быть прав. Что мы знаем об ишизаки? Цивилизация, намного опередившая земную. Они были хозяевами космоса, когда человек еще почесывался костяным скребком и прыгал по скалам. А потом вдруг исчезли. Испарились. Сгинули. Вы слышали, – тут Док вновь склонился к сержанту и перешел на шепот, – оказывается, на всех планетах, где добывается шрик, есть следы ишизаки.

Бабушка сглотнул.

– И здесь?

Док кивнул.

– Спросите Душку, когда он протрезвеет, что нарыли радарщики. Тут под поверхностью огромные пустоты, полости, как на Эклебе. А что там…

Док развел руками. Бабушку пробрал холодок – будто неожиданно дохнуло на него из самых глубин космоса неведомой древней тайной.

– Вы думаете, – сержант тоже перешел на шепот, – это как-то связано? Ишизаки вывели этих… таильтян… чтобы они делали шрик? Как люди коров или…

Док решительно замотал головой.

– Нет, вы не поняли. Это не самое страшное. Самое страшное то…

Тут Док огляделся, будто подозревал, что их подслушивают. Но лес был тих. По углям пробегали последние огненные змейки. Побежденный наконец богатырской трапезой Душка дремал, подложив под голову начисто обглоданную кость.

Ричардсон приник к самому уху сержанта и громко прошептал:

– Таильтяне и есть ишизаки.

И посмотрел значительно, будто выдал огромный секрет. Бабушка недоуменно мигнул, а затем ухмыльнулся. Вот оно что. На Дока тоже подействовал шрик. А, может, и перебродившие пивные бобы. Даром тот хорохорится и делает вид, что все ему нипочем.

– Ну что вы, Док? – успокоительно пробормотал Бабушка. – Какие же они ишизаки? Вы же сами говорили. Ишизаки кто? Гиганты, великаны. Человек перед ними – тьфу. А эти? Им дай цветную побрякушку, бубенчик какой-нибудь, они и рады. Или эти хвосты ваши, крылья. Ну какой разумный человек захотел бы, чтобы ему прирастили хвост? Они же как дети…

– Вот именно!

Док замотал пальцем перед носом сержанта.

– Как дети. Вы и сами сказали это. А почему?

– Что – почему?

– Почему они как дети? Почему здесь нет ни насилия, ни воровства, почему они всегда веселы и довольны жизнью?

Бабушка пожал плечами.

– Дикари. Не испорчены цивилизацией, Док.

– Может быть. Но я думаю иначе. Вот представьте: вы чертовски устали после рабочего дня. Вы где раньше работали, в полиции? Вы вымотались, на вас сорок три раза наорал начальник, голова у вас забита черт знает чем. Вы приходите домой, и?

– И что?

– Что вы делаете?

Сержант прикрыл глаза – и сразу, будто прорвавшись сквозь невидимую мембрану, в уши ударили гудки, рев сирен, скрипучие песенки голопостеров, плач, скрежет, голоса. Горло забил пыльный и душный воздух Нью-Йорка, а в левом виске привычно и тупо заныло. Представилась тесная конурка на Восемьдесят Второй. Вот Бабушка входит, роняет в прихожей пакет с покупками, стягивает через голову рубашку и спешит на кухню. Там он подставляет голову под струю из крана, но это не приносит облегчения. Вода тепловатая, ржавая. По полу разбросаны упаковки от «Крылатых Бобов». Бабушка со стоном вытаскивает голову из-под крана, плетется к холодильнику, облепленному неоплаченными квитанциями. Он лезет на верхнюю полку и достает тонкую стеклянную трубочку. Проверяет – мутноватой жидкости осталось дня на два, не больше. Он долго и тщательно выставляет стоппер, затем вытаскивает банку вчерашних бобов и капает – ровно три капли, иначе опять придется одалживать у мерзавца Маклеода! – капает в буроватое месиво. Аккуратно прячет трубочку, а потом жадно хватает ложку и…

– Шрик.

– А?!

Бабушка очнулся от наваждения – и жадно, всей грудью втянул чистый лесной воздух. Господи, как хорошо!

– Вы принимаете шрик, не так ли?

Голос Дока донесся откуда-то издалека, но он больше не тревожил сержанта. О Нью-Йорке можно забыть, как о кошмарном сне.

– Вы принимаете шрик? – настойчиво повторил Ричардсон.

Бабушка кивнул.

– И это помогает вам вновь ощутить, что вы живой человек, а не какой-то бездумный винтик? Краски становятся ярче, еда вкуснее, и все делается объемным, реальным и радостным?

Сержант снова кивнул.

– А теперь представьте ишизаки. Могучих, практически всесильных. И абсолютно не умеющих радоваться жизни. Мир для них – огромный механизм, сочетание явлений и чисел, легко поддающихся управлению, но не приносящих удовольствия или счастья. Это, конечно, только гипотеза. Но все-таки попробуйте представить. Ишизаки запросто изменяют природу, неужели они не в силах изменить себя? И они преображают собственное тело. В слюнных железах начинают синтезироваться нейропептиды, сочетание энкефалинов и эндорфинов, которые… допустим, поначалу просто регулируют настроение. Помогают отдохнуть, расслабиться, избавляют от напряжения и усталости. Постепенно состав их меняется, действие становится все сильнее. И вот в какой-то момент ишизаки осознают, что вся их наука, вся их могучая техника уже ни к чему. Они счастливы и так. Они довольны жизнью, и все из-за нескольких лишних молекул в их слюне. Они забывают о своих открытиях. Поселяются в небольших общинах, связь между планетами постепенно теряется, и вот…

Док остановился, чтобы передохнуть – он слегка запыхался. Бабушка чувствовал, что должен возразить, но ему было лень думать. Великолепная тропическая ночь шептала на тысячу голосов, и они почти заглушили голос Дока. Сержант закинул голову и уставился в бархатное небо, присыпанное звездной крошкой. Он подумает над словами Дока, непременно подумает утром, а пока… Над лесом заревело, и огромная огненная клякса прорвала зенит. От грохота, казалось, пригнулись верхушки пальм. Душку метнуло в костер, и он заорал, беспорядочно размахивая руками и разбрасывая во все стороны золу и угли. Док вскочил. Пляшущее над головами зарево осветило его взволнованное лицо.

– Что? – вопил Душка, кашляя и отплевываясь. – Что, какого черта?!

– Проклятье, – сказал Бабушка. – Это, наверное, сработала одна из ловушек. Надо вызвать подкрепление. Док, вы должны пойти со мной – там могут быть раненые. Забегите домой за инструментами, и встретимся здесь через пять минут.

Лес догорал. Влажная жара душила огонь. Тот отплевывался и недовольно ворчал, временами взревывая и выбрасывая оранжевые языки, – но сырой подлесок уверенно поглощал его ярость. Когда Док и Бабушка выбрались на поляну, все было уже кончено. На дальнем конце, подмяв под себя невысокие пальмы, тускло светилась багровым спасательная капсула.

– Черт, – сказал Бабушка. – Раскалилась как. Хрен мы ее теперь откупорим, пока Душка не подтянется с огнетушителем.

– Смотрите!

Док указал на темное пятно в боку капсулы.

– Люк открыт. Наверное, пилот пытался выбраться.

Прежде чем Бабушка успел его остановить, Док поудобней перехватил чемоданчик с инструментами и побежал через поляну. Сержант поспешил за ним. Когда Док приблизился к капсуле, в первую секунду он отшатнулся назад, прикрывая рукой лицо – от обгоревшей оболочки несло нестерпимым жаром. Затем он отступил на пару шагов и согнулся над чем-то. Сержант подбежал и заглянул доктору через плечо.

– Однако, – пробормотал Бабушка. – Не жилец, да?

– Почему же, – невозмутимо ответил Ричардсон. – Помогите-ка мне его оттащить подальше. Посмотрим, что можно сделать.

(Спустя два дня.)

– Пациент скорее жив, чем мертв, – констатировал Душка.

Он сидел на ступеньках веранды и жадно прихлебывал пиво. Его лысина весело отблескивала на солнце. Бабушка присел рядом, поморщившись от резкого запаха пота. Похоже, Душка как ушел в запой позавчера, так и не выходил. И уж точно не заботил себя такой малостью, как перемена рубашки.

– Хорошо, что мы вторую ногу не съели.

– А?

Бабушка недоуменно глянул на приятеля. Связь страусиной ноги и подопечного Дока была туманна.

– Хорошо, говорю. Съели бы, остался бы бедолага одноногим. А то Док чик-чик – и пожалуйста. Лучше старой. Длинновата была, правда, но уж мы ее укоротили, как раз по размеру.

Сержант начал прозревать.

– Док пришил этому несчастному лапу торга?

– А то.

Душка ухмыльнулся торжествующе, как будто сам провел операцию.

– И ему идет. Только Док пристегал и посветил своим аппаратиком, тот когтями скрести начал. Хотя в бессознанке до сих пор. Бревно бревном, а когтями скребет. Непростой мужик, видать. Не зря он над нами шарился. Помяни мое слово – ох, не зря.

Бабушка пожал плечами. Как только неизвестный придет в сознание, следует его допросить. И далее – по обстоятельствам. Либо передать мистеру Маевнику со следующим транспортом, либо рекрутировать на службу. Главное, чтобы на Земле об их нежданном госте больше никто и никогда не услышал. У компании и так дела шли неважно – больно уж давили крупные корпорации, особенно «Эклеб». Если они пронюхают, где Маевник добывает свой шрик, – пиши-пропало. Может, Душка и прав, и не зря этот увечный к ним залетел…

На крыльцо вышел Ричардсон, отряхивая воду с кистей. Следом шла Ольга с полотенцем. Увидев сержанта, Док обрадовался.

– А я вас ждал. Хотите проведать нашего крестника? Я как раз смотрел швы. По-моему, получилось прекрасно.

– Хм-м. Вы на самом деле пришили ему страусиную ногу?

– Пришил – не то слово. Это же чудо как хорошо вышло. Ради таких моментов, дорогой мой Кунни, и стоило идти на медицинский.

– Но вы ведь учились на ветеринарном, – нерешительно возразил сержант.

Док его проигнорировал. Бабушка вздохнул, поднялся со ступенек и прошел в дом. Ричардсон превратил левый флигель в подобие современной клиники. Он уже хвастался сержанту новеньким рентгеноскопическим аппаратом и центрифугой, доставленными последним транспортником. Док не жалел денег на свое увлечение. Похоже, на это уходила солидная часть его доли прибыли в компании.

Сейчас на койке, застеленной белоснежной простыней, лежал пострадавший. Вся правая часть его лица была залеплена розовой, равномерно вздымающейся массой.

– Регенерация, – заметил Док, кивнув на пластырь. – Через день будет как новенький.

Бабушка скосился на изножье кровати. Под покрывалом виднелись очертания левой ноги. Правая нога непрерывно подергивалась, а когти на высовывающейся из-под одеяла лапе нервно сжимались.

– Чего это он?

– Прорастают нервы. Завтра выведу его из-под наркоза, и пусть хоть плясать идет.

– А вы уверены… хм-м… что это… я имею в виду ногу… что она его обрадует?

– Почему же нет? Конечности торга намного сильнее человеческих. Кроме того, когти удобны для захвата, не то что наши рудиментарные пальцы…

Бабушка тут же представил, как воскресший больной удобными для захвата когтями сжимает горло Дока. Видение было настолько ярким, что сержант вздрогнул.

– Я бы на вашем месте все же его подготовил. Можно сделать так, чтобы он отмер только сверху, до пояса?

– Можно, конечно, но зачем?

Удивление Дока было таким искренним, что сержант успокоился. В конце концов, кто из них двоих врач? Или хотя бы ветеринар?

Как выяснилось на следующий день, опасения Бабушки были напрасными. Нельзя сказать, чтобы мистер Несвид – так звали их непрошенного гостя – обрадовался при виде своей новой конечности. Но когда Док объяснил ему, что нужной ткани не оказалось в заморозке, а имплант с Земли прибыл бы только через три месяца, мистер Несвид кивнул и вежливо поблагодарил врача. Он вообще был удивительно вежлив. Высокий, худощавый, с ровным красивым загаром (впрочем, малость подпорченным лицевой хирургией), мистер Несвид напоминал Бабушке героя кинофильмов начала двадцатого века. Ему не хватало лишь тонкой полоски усов над губой для окончательного сходства. Мистер Несвид попросил у Дока трость и уже через полчаса свободно перемещался по дому. Ковбойская рубашка Ричардсона смотрелась на плечах мистера Несвида немного неуместно, но элегантно. Бабушка угрюмо посопел, наблюдая за чуть прихрамывающей походкой гостя, затем пригласил его на веранду и приступил к допросу.

– Как, говорите, я здесь очутился?

Мистер Несвид одарил Бабушку благосклонной улыбкой, прихлебывая Доковский мартини.

– Видите ли, я ученый. Геоботаник. Собираю редкие растения, преимущественно ксенофлору. Обычно я путешествую с научными экспедициями, но тут решил сам слетать на Джебу. Это ведь недалеко. Мне сообщили, что там нашли интересный молочай, очень похожий на нашу Euphorbia cyathophora. Возможно, его занесли первые поселенцы, но надо было проверить. Я арендовал яхту, но, видимо, в программе что-то забарахлило. Я вышел из прыжка и довольно долго пытался понять, где нахожусь. Ясно было только, что не у Джеббы. Навигатор из меня, как вы сами понимаете…

Тут он развел руками и еще раз обворожительно улыбнулся.

– Потом я заметил неподалеку планету и решил спуститься, проверить, что к чему. Я только-только вошел в атмосферу, как кто-то меня подбил. Я едва успел отстрелиться в капсуле. Вот, собственно…

– Никто вас не подбивал, – недружелюбно заметил Бабушка. – Это была старая мина-ловушка.

– Отлично, отлично, я никого ни в чем не обвиняю.

– Почему вы не подали сигнал бедствия?

– Вряд ли бы мне это помогло. Я понятия не имел, где очутился. Вы ведь знаете, радиус действия передатчиков не так уж велик.

– Яхта не была оборудована СВЧ-связью?

– Нет, откуда? Это же обычная прогулочная яхта.

Сержант отметил про себя, что надо отыскать в лесу обломки корабля и проверить, вправду ли это только прогулочное суденышко.

– Ну что, я удовлетворил ваше любопытство?

Бабушке оставалось только пожать плечами. Мистер Несвид не внушал ему доверия, но и обвинить его было не в чем. Сбои в навигационных программах случаются – иначе эта райская делянка никогда не попала бы в собственность «Май-Тай».

– Вы свободны. Но прежде чем вы начнете разгуливать по деревне, вам придется ознакомиться с некоторыми условиями пребывания на планете. И подписать кое-какие бумаги…

Сержант Кунни Бабушка был хорошим полицейским, и нужные бланки у него всегда оказывались под рукой.

(Спустя неделю.)

– Вы продали Суслика этому Несвиду?

От удивления у сержанта даже челюсть отвисла. Он шагал рядом с Доком по тропинке, ведущей к деревне. Ольга только что накормила их сытным обедом. Дел было немного – Доку предстояло в последний раз осмотреть челюсть супруги старосты, а сержант собирался исследовать вред, причиненный страусиному загону. Душка по-пьяни влетел головой в решетку и со злости поджег стойло, принадлежащее старосте. К счастью, пожар быстро заметили и затушили. Душка отсыпался на гауптвахте, а Бабушке предстояло оценить ущерб и поторговаться со старостой об отступных.

– Да, продал, – печально вздохнул Док. – Ольга очень переживала из-за Верзилы, и я не хотел, чтобы ей пришлось пройти через это еще раз. Мистер Несвид проявил такой неподдельный интерес к страусиным боям. Он рассказал мне, что держал дома бойцовых петухов и стаффордширских терьеров. И парочку шотландцев, для охоты на лис. Подумать только! Еще двадцать лет назад в лесах можно было охотиться разве что на дятлов.

– Да, с охотой сейчас никаких проблем.

– И вы знаете, он начинает всерьез здесь обустраиваться. Уже успел перезнакомиться со всеми поселковыми и даже нанял рабочих для постройки дома. К нам заходит каждое утро, приносит Ольге цветы, расточает комплименты. Честно говоря, этот Несвид изрядно мне надоел. Я-то думал, что он попробует выкрутиться и отчалит с первым же транспортником. Скажите, как вы его так быстро уломали? Он показался мне изрядным пройдохой.

– И сам не понимаю, – пожал плечами Бабушка. – Говорит, ему здесь понравилось. Любопытный, говорит, биотоп… и еще что-то ругательное, вроде суки.

– Сукцессия[4]4
  Сукцессия (от лат. successio – преемственность, наследование) – последовательная смена одних растительных (животных) сообществ другими на определённом участке среды.


[Закрыть]? – предположил Док.

– Во-во. Сукцессия тропического леса. Мол, он все это будет изучать, и его непременно опубликуют в «Нэшионал джеографик». С другой стороны, у него ведь не было особого выбора. Нежиться здесь на солнышке или вкалывать на Земле на закрытом заводе «Май-Тай»… Что выбрали бы вы, Док?

Док не успел ответить, потому что они вышли на деревенскую площадь. Там как раз объявляли о следующем круге страусиных боев, и Кабанчик, местный букмекер, принимал ставки. Он делал метки угольком на высоком столбе. Поскольку предыдущие ставки не стирались, Кабанчику пришлось вскарабкаться на обрубок бревна, и уже оттуда он тянулся к чистому пока дереву. У обрубка толпилось человек двадцать – намного больше, чем обычно. Как раз сейчас маленькая девочка с ящерицей пыталась всучить Кабанчику красную ракушку.

Тот отмахивался и подзывал следующего, плотного поселянина, который размахивал целым ульем сухих шершней.

– Крупная игра, Кунни. Интересно, кто решился отдать свою птицу на растерзание Любимчику?

Сержант кивнул малышке. Та подбежала, все еще размазывая слезы по лицу. Волочившаяся за ней ящерица немедленно пристроилась рядом с Бабушкой и принялась тихонько жевать его штанину.

– Эй, малая, – как можно нежнее поинтересовался сержант, – какие ставки?

Девчушка хлюпнула носом, утерла сопли и важно прокартавила:

– Двадцать против одного, что Любимчик убьет Суслика в первом раунде.

Док и Бабушка переглянулись. Бабушка открыл было рот, но тут из толпы вынырнул староста и, вцепившись в сержанта, решительно поволок его к загону.

На закате сержант петлял между древесными стволами. В чаще было сумрачно и пахло гнилью. Что-то непрерывно шелестело, пощелкивало, и белый луч фонарика выхватывал из зарослей то широкий банный лист, то ежовые иглы. Так и казалось, что из-за ближайшей коряги вынырнет сейчас сгорбленная бабка-колдуниха с пучком трав. Док недавно сводил сержанта в лес и показал цветущий папоротник. Зрелище было удивительное и волнующее. Сержант вздохнул и прибавил ходу. Надо было выбираться отсюда до темноты, пока не нагрянули кошмарники и летучие варенцы. Те не постеснялись бы высосать сержантову кровь, а тело подвесить на длинные иглы чечевичника, чтобы человек высох и стал не человек, а ходячая мумия. Бабушка тряхнул головой. Вот ведь привязались дурацкие страшилки. Когда Душка травил их в казарме, близоруко щурясь и для пущего эффекта переходя на свистящий шепот, было вовсе и не страшно. А вот ночью в лесу… Слева треснул сучок. Сержант подпрыгнул и суматошно направил в заросли луч фонарика. В белом свете замаячил высокий силуэт, и знакомый суховатый голос произнес:

– Сержант, не будете ли вы так любезны убрать свет? Он слепит мне глаза.

Бабушка поспешно выключил фонарик.

– А, это вы, Несвид. Вы меня напугали. Что вы делаете в лесу, так поздно, и в одиночестве? Тут может быть опасно.

– Ну какие опасности? Здесь даже крупных сухопутных хищников нет. Нет хищных растений, а ваши какодилы куда медлительней бронкских карманников.

Несвид улыбнулся и уселся на поваленный ствол. Он снял с плеча небольшую сумку, из тех, что геологи берут с собой для проб. Устроив ее поудобней у покрытых свежей землей корней, он полез в карман за сигаретами.

– Будете?

Бабушка покачал головой.

– Вы и не представляете, сержант, на каких планетах мне довелось побывать. От каких только тварей я не убегал. Шипастые, хвостатые, плюющиеся ядом… Нет, у вас тут удивительно мирно. Не планета, а цветник какой-то. И очень много знакомых растений. Вот, посмотрите…

Он сунул руку в сумку и вытащил какую-то травку с небольшими бледными цветками.

– Вейсмарский лютик. Ума не приложу, как он здесь очутился. Регулирует кровяное давление. Из него получаются отличные тонизирующие экстракты. Или, к примеру, шиповалка.

На сей раз в руке ботаника оказалась кожистая, покрытая шипами коробочка.

– У нее очень интересный способ распространения. Изначально плод лопается, как наш бешеный огурец. В коробочках довольно высокое содержание метана, вот в этих полостях.

Сержант без интереса осмотрел находку.

– Коробочка летит, но самое интересное не это, а то, что при соприкосновении с древесным стволом она как бы взрывается, и твердые мелкие семена проникают в рану… под кору, я имею в виду. Там, глубже, я нашел целую поляну, пораженную шиповалкой. Довольно опасное местечко. Вам бы не понравилась встреча с целой коробочкой. Я, помнится, даже опубликовал статью о связи между ареалами распространения шиповалки и легендами о злых духах.

Бабушка хлопал глазами. Беседа погружала его в тоску. Но тут он кое-что вспомнил и перебил исследователя.

– Я сегодня был в деревне. Это правда, что вы выставляете Суслика против Хохлатого Любимчика?

– Чистая правда, – кивнул мистер Несвид. – Птица запущена и совершенно не подготовлена. Но я разработал новую систему тренировок. И, вы знаете, мне очень пригодилось мое новое приобретение…

Он выставил вперед правую ногу и пошевелил когтями.

– Чертовски удобно. Теперь я сам тренирую Суслика, и, клянусь, он далеко пойдет.

Бабушка поперхнулся.

– То есть вы заходите в загон и…

– И гоняю его, как сидорову козу. Думаю, у нас все шансы победить на следующей неделе.

Тут мистер Несвид затушил окурок и неловко заерзал на бревне.

– Не поможете ли мне встать? Хожу я прекрасно, но вот с вставанием не до конца освоился.

Сержант взял ботаника за руку и сильно потянул. Ладонь у мистера Несвида была сухая и горячая, как нагревшаяся на солнце галька.

Вечером того же дня Док и Бабушка пили кофе на веранде. Верхушки пальмакаций красиво серебрились в лунном свете, а в бассейне за домом ухал Пульхерия.

– Так что вы там нашли, в лесу? Кроме одержимого исследовательским пылом Несвида?

Бабушка погрел ладони о кружку и раздумчиво сказал:

– Понимаете, Док, что меня тревожит. На яхтах обычно бывают две капсулы: одна расположена ближе к носовому отсеку, а другая – к хвостовому. На них есть цветовая разметка. Так вот, наш Несвид использовал хвостовую капсулу. Мне это запомнилось еще с того раза, когда мы тащили его из леса… Но тогда было темно. Вот я и решил проверить.

– Ну и что?

– А то, что при посадке он должен был находиться в рубке. Намного логичней залезть в ближнюю капсулу, а не бежать в хвост корабля.

– А если передняя была повреждена взрывом?

– Может, и так. Только ведь он едва успел. Он поджарился на корабле, а не в шлюпке. Что же он там делал такое? Я бы сказал, спустил что-то в первой капсуле. Хотелось бы мне еще знать, что.

В день соревнований дома, окружавшие деревенскую площадь, украсили алыми цветами флукса и ветками вододендрона. В центре выстроили загон из прочных жердей. Обычно бои проводились на закате, когда торги особенно возбуждены и яростны. Но сегодня, из-за необычайного наплыва народа, устроители завозились и начинали уже при свете факелов. Торги, впрочем, прекрасно видели и в полной темноте – чего нельзя было сказать о зрителях. Их набралось до двух сотен. Пришли даже кормящие матери, традиционно не допускавшиеся к зрелищу. Считалось, что от вида крови молоко в материнских сосцах может испортиться, и младенцы вырастут вовсе не младенцами, а злобными демонами Гра-Гра. Толпа волновалась. Люди кричали, хихикали, толкали друг друга и оживленно лузгали семечки, заплевывая землю шелухой. Из рук в руки переходили калебасы с бобовым пивом.

Док, сержант и Душка устроились в первом ряду, как почетные гости. Душка, радующийся вновь обретенной свободе, украсил себя гирляндой флуксов. Его синюшная физиономия торчала из венка огненных цветов, как свежевылупившийся птенец феникса.

– Двадцать шершней! Я поставил двадцать шершней на Суслика. Отчасти из-за вас, Док. Как-никак, вы его бывший хозяин. Это должно быть вам приятно.

Док ухмыльнулся.

– Я поставил на Любимчика. А вас, Роджер, ничто не учит.

Душка торжествующе хмыкнул.

– А вот поглядим. Если я прав, с вас бутылка. Та старая «Белая лошадь», которую вы прячете в верхнем ящике буфета.

Не успел Док возмутиться, как загремели бубны, возвещая начало боев. Первые схватки были не особенно интересны. На ринг выпускали молодых, неподготовленных птиц. Те сходились с визгом, наносили друг другу несколько ударов и разбегались. В воздух летели перья, но обычно дело обходилось без увечий. Разгоряченные болельщики приветствовали победителя – голенастого пятимесячного птенца. Его наградили корзиной рыбы, и хозяин отвел своего питомца в загон. А на арену выступил Любимчик. Двухметровая хохлатая бестия, с небольшими красными глазками и огромным изогнутым клювом – он выглядел так свирепо, что дети в толпе заплакали. Торг поскреб землю лапой и заклекотал. Знает себе цену, стервец, решил Бабушка. Бедный Суслик. Вряд ли он продержится хотя бы до второго раунда. На противоположной стороне арены, у самой решетки, Бабушка заметил довольного старосту. Рядом с ним стоял мистер Несвид, невозмутимый, как рыба. Что-то тут не так, подумал сержант – и тут вторые дверцы распахнулись, и на ринг вылетел Суслик. Толпа ахнула. Не издав ни звука, птица промчалась через арену и налетела на Любимчика. В воздухе мелькнула когтистая лапа, и левое крыло Хохлатого окрасилось кровью. Бабушка ошалел. Обычно торги не нападали сразу – этому предшествовал долгий ритуал покряхтывания, пританцовывания и предупредительных щелчков клювом. Сейчас же обезумевший Суслик ударил во второй раз. Саблевидные когти сверкнули в свете факелов, Хохлатый неловко пошатнулся и медленно завалился набок. Культяпки крыльев судорожно подрагивали, а из распоротой шеи толчками била кровь. Отсеченная голова торга покатилась, пятная пыль. Туша побежденного еще подергивалась, а Суслик уже захрипел и накинулся на решетку. Его клюв клацнул у самого лица старосты – того едва успели оттащить. А торг не останавливался и все долбил и долбил, так что толстые прутья начали трещать. Посыпались щепки. В толпе завизжали. Стоящие впереди стали отчаянно протискиваться назад. Закричала женщина. Прут разлетелся надвое под ударом клюва, и в ту же секунду воздух прорезал тонкий красный луч. Пахнуло паленым. Суслик покачнулся и упал головой вперед. Оперение на шее почернело и дымилось. Правая обожженная нога все скребла и скребла пыль, а голова уже обессиленно свесилась между разбитых прутьев. Мистер Несвид спрятал пистолет и пошел через толпу ко входу в загон. Люди перед ним расступались.