Текст книги "Великосветский скандал"

Глава 19

Сара была безутешна. Гай мертв, и она не знала, как ей пережить эту боль. В какую-то долю секунды пуля вошла в его тело, и она потеряла человека, которого любила больше всех на свете. Гай был ее жизнью. Все, что она делала, она делала ради него. Трагедия заключалась в том, что ничего из этого он не хотел. Кроме денег.

Слезы катились по ее морщинистым щекам, губы дрожали. Ей хотелось быть благодарной за то, что у нее была возможность сорок пять лет так горячо любить его, однако она способна была думать лишь о том, что темные силы навсегда забрали у нее сына.

По крайней мере она заставила Франческу пообещать, что тело Гая будет отправлено самолетом в Штаты сразу же, как только английские власти это позволят, и она сможет увидеть величественные похороны. Он будет похоронен рядом с ее отцом на семейном участке Вудлоунского кладбища.

Пришел врач, чтобы сделать ей очередной укол. Саре хотелось послать всех к чертям, хотелось, чтобы ее оставили в покое. И вообще ей тоже хотелось умереть.

Франческа встала после второй бессонной ночи. Ужас от случившегося все не проходил. Она не могла, не хотела верить в то, что Гая убила Катрин. Катрин мягкая, деликатная девушка, в ней совершенно не было злобы. А тут было дикое убийство, выстрел из ружья с близкого расстояния, который свалил Гая и едва не разнес его надвое. Утром она и Серж собирались вылететь в Англию, чтобы выяснить на месте, что произошло, и предложить помощь Диане, которая пребывала в полном смятении. Катрин, как ей сказали, взяли под стражу.

Состояние Сары также вызывало беспокойство. Врачи предупреждали, что перенесенное ею горе может стать причиной нового инфаркта. В первое время Франческа старалась постоянно быть при ней, но затем стала понимать, что ее присутствие вряд ли поможет. Сара не хотела ее видеть. Во время ее первого посещения после случившегося Сара сказала сквозь рыдания:

– Ну почему это должно было произойти с Гаем? Он мой самый любимый ребенок… Я любила его больше, чем это можно себе представить.

Франческа была глубоко уязвлена и тихонько удалилась.

Вернувшись домой, она позвонила Генри Лэнгхэму.

– Мне очень неловко вас просить об этом, дядя Генри, – без предисловий сказала она, – но не могли бы вы приехать в Палм-Бич и побыть с матерью? Я должна лететь в Англию, чтобы забрать тело Гая, и, хотя уход за ней самый лучший, я боюсь оставлять ее одну.

– Считай, что дело сделано, золотко.

Генри разговаривал с ней накануне и знал, какую драму пережила Франческа. Дело было даже не в смерти брата и не в шоке от чудовищного обвинения, предъявленного Катрин; дело было в том, что Франческа окончательно прозрела относительно того, насколько Сара любила Гая и насколько неприязненно относилась к ней. Генри хорошо понимал болезненные повороты мыслей Сары. Она злилась из-за того, что Франческа осталась жить, а Гай умер.

– Чем еще могу тебе помочь? – спросил Генри.

– Не могли бы вы поддерживать постоянную связь с офисом в Нью-Йорке? Насколько я знаю, там все под контролем, но я могу сейчас в чем-то и ошибаться. И вообще, если что-то понадобится…

– Нет проблем. Предоставь это мне. Я с удовольствием прерву на какое-то время свой отдых. И не беспокойся о Саре. Она стреляный воробей. Выкарабкается непременно.

– Хочу надеяться, – не без сомнений проговорила Франческа.

– Нет сомнений в том, что она виновна, – сказал Артур Килгур, главный суперинтендант полиции, изучив дело в своем офисе на Нью-Скотленд-Ярд. – Дело совершенно ясное.

Это был суровый мужчина сорока с лишним лет, который вышел из низов и питал глубокую неприязнь к высшему обществу.

– Правда, как завершится это дело – вопрос совсем другой, – загадочно добавил он.

– Как это понимать? – Один из его коллег, Боб Бриджес, также изучивший заявления всех свидетелей по делу мистера Гая Эндрюса, члена парламента от Восточного Уэссекса, выглядел озадаченным. – Поблизости больше не было никого, кто мог бы его убить.

Артур Килгур искоса взглянул на Боба Бриджеса, чуть приподняв песочного цвета брови.

– Вы когда-нибудь имели дело с людьми вроде семейства Саттон? – спросил он.

Боб Бриджес напряг память и в конце концов признал:

– Нет… Пожалуй, что нет.

Артур Килгур сухо пояснил:

– Должен сказать, что эти люди держатся друг за друга прочнее, чем ракушки за скалу. Они ни перед чем не остановятся, чтобы защитить своих. Очень уж они ранимы.

– Ранимы? – Боб Бриджес выглядел искренне удивленным. – С чего им быть ранимыми? У них огромный клан, мешки денег, высокое положение.

– В том-то и дело! Эти привилегированные семьи представляют собой вымирающую породу. Они из последних сил держатся за свой образ жизни. Вы обратили внимание, пресса сделала из них котлету за последние несколько дней? Они не могут позволить себе подобной огласки. Позвольте мне кое-что вам сказать. – Артур Килгур стукнул кулаками по столу. – Они думают, что могут спрятаться за свои титулы, частные привилегированные школы и чертовски роскошные дома. Черта с два! Время этих лордов и леди кончилось! Но вы знаете, что может произойти? Вам сказать, чем все может обернуться? Они наймут самого дорогого адвоката и не дадут просочиться информации, которая доказывает виновность этой испорченной девчонки. Поверьте, Боб, она виновна, как тысяча чертей! До этого момента они не сумели даже придумать какую-нибудь крышу. Но они придумают. Готов биться об заклад.

Боб Бриджес выслушал диатрибу Артура Килгура и улыбнулся про себя. Все объясняется его обычной допотопной ревностью, подумал он и пожал плечами. К чему пускаться в споры. Повышение по службе более важно.

– Стало быть, что нам следует делать? – ровным тоном спросил он.

– Мы должны добиться, чтобы это доказательство было представлено в суде, вот что нам следует сделать во что бы то ни стало, – отрезал суперинтендант.

Диана сидела в обитом дубовыми панелями офисе своего адвоката мистера Джорджа Селвина и обсуждала план защиты. Мистер Селвин был одним из наиболее респектабельных и успешно практикующих королевских адвокатов. Чарльз сказал, что лучшей кандидатуры для защиты по этому делу просто нет.

– Мы должны доказать, что отец спровоцировал Катрин на выстрел в него, – заявил он, изучив материалы, разложенные перед ним на столе.

– Но она не делала этого! – воскликнула Диана. – Провокация, как и убийство из ревности, здесь совершенно не подходит! – Она сжала лежащие на коленях руки в кулаки, отчаявшись в том, что Джордж Селвин способен ее понять. Никто и ни при каких обстоятельствах не убедит ее в том, что Катрин взяла ружье и застрелила Гая.

Мистер Селвин тяжело вздохнул. Ему нравилась леди Диана, и он ей сочувствовал. Ему было жаль и ее дочь, но показания, которые дали независимо друг от друга свидетели, находившиеся в тот день в Стэнтон-Корте, были однозначно изобличающими.

Адвокат еще раз просмотрел их. Вот они, факты. Выводы очевидны. Больше не было никого, кто мог бы стрелять в Гая.

Джордж Селвин снова проанализировал каждое из свидетельских показаний, пытаясь найти хоть какую-то зацепку или лазейку. Но таковой не находилось.

Мэри Саттон, Софи и Диана были вместе на террасе и пили кофе; Чарльз оставил Гая одного в комнате для хранения охотничьих ружей, чтобы ответить на телефонный звонок, и тут же ушел на ферму, чтобы осмотреть заболевшего теленка. Люси, Филипп и Шарлотта находились возле бассейна и, когда начался дождь, ушли в купальню и стали играть в слова. Все слуги были на кухне и завтракали, после того как закончило завтракать семейство Саттон, и слышали ссору между Гаем и Катрин. У всех рабочих, садовников и работников фермы было алиби, подтверждающее их пребывание либо в своей семье, либо в местной гостинице.

Никто из них не видел ничего необычного.

Не было замечено, чтобы кто-то карабкался по двенадцатифутовой стене, окружающей усадьбу, хотя дождь мог смыть возможные следы. Никто не мог войти через ворота фермы, потому что Чарльз и управляющий фермы ковырялись во дворе. Факты однозначно свидетельствовали против Катрин.

Катрин, должно быть, пришла в комнату для хранения ружей после того, как Чарльз отправился на ферму, в пылу отчаянной ссоры из-за своего возлюбленного схватила ружье, выстрелила в отца, затем бросила его и выбежала из дома. Отпечатки ее пальцев были ясно видны на ружье.

Наконец полиция рассмотрела версию о возможном самоубийстве. Человек не мог выстрелить себе в живот, если длина его руки меньше шести футов.

– Видите ли, – мягко сказал, обращаясь к Диане, Джордж Селвин, – как прямые, так и косвенные улики однозначны и неопровержимы. Присяжные, без всякого сомнения, вынесут вердикт о виновности. Но если мы станем говорить, что она действовала под влиянием гнева, поскольку Гай Эндрюс запретил ей встречаться с возлюбленным, в состоянии аффекта схватила ружье и выстрелила, не соображая, что делает, то у нас есть хороший шанс, что ее осудят за убийство по неосторожности. А это означает, леди Эндрюс, гораздо более короткий срок осуждения.

– На чьей вы стороне? – не в силах сдержать гнев, спросила Диана. – Стало быть, вы верите, что это сделала она? Верите, что моя дочь убила его? – Лицо Дианы побагровело, глаза гневно сверкали.

– Я работаю с фактами. Голые факты, логика, никаких эмоций. Разумеется, вы верите, что она невиновна. Если бы она была моей дочерью, я тоже верил бы в ее невиновность. Но судья и присяжные не будут разбираться, кто верит и кто не верит. Они станут опираться на свидетельства и доказательства и в соответствии с этим принимать решение. Поверьте, леди Диана, если мы не представим доказательств того, что не Катрин убила отца, лучше говорить о непредумышленном убийстве или о том, что она в тот момент находилась в состоянии аффекта. Было бы, пожалуй, неплохо, если с ней поговорят психиатры.

Диана вскочила, трясущимися руками схватила сумочку и перчатки.

– Я больше не намерена все это выслушивать! – воскликнула она. – Мы наняли вас, чтобы доказать ее невиновность! Если вы не готовы приняться за это дело, я найду кого-нибудь другого, кто сможет это сделать. – Повернувшись, Диана быстро вышла из кабинета.

На улице она почувствовала, что ее колотит дрожь, а ноги подламываются. Диана на минуту привалилась к чугунному ограждению, сделала пару глубоких вдохов и выпрямилась. Даже если ей придется бороться в одиночку, она намерена доказать невиновность Катрин.

Когда на следующее утро Франческа и Серж появились в доме Дианы, в ее кабинете они увидели Майлза. Диана выглядела суровой и решительной, что касается Майлза, то он казался усталым и, похоже, пребывал в смятении.

– Привет, Франческа, Серж, – вяло поприветствовал он.

Франческа положила руки ему на плечи и притянула к себе. Было ясно, что он тяжело переживает смерть отца, а обвинение Катрин в убийстве окончательно доконало его.

– Вам обоим нужен хороший отдых, – сказала Франческа, увидев у Дианы темные круги под глазами и резкую складку у рта.

– Об этом не может быть и речи, мы должны найти способ доказать, что Катрин не убивала Гая, – заявила Диана.

– А мы знаем, что она не убивала, – поддержал ее Майлз. – Но кто, черт возьми, это сделал? Мы ломаем голову все эти дни и ничего не можем придумать. – Он понурился, сжимая и разжимая кулаки.

Серж сел на диван рядом – этакая сильная, несущая покой и уверенность фигура.

– Мы найдем ответ, Майлз. Он должен быть. – Серж повернулся к Диане. – Ты рассказала нам общепринятую версию того, что случилось в воскресенье. Но что говорит обо всем этом сама Катрин?

Диана в отчаянии махнула рукой.

– Все очень элементарно, – ответила она. – Катрин признает, что у нее с Гаем произошла ужасная ссора в комнате для хранения ружей. Она отправилась туда, чтобы попросить у него денег. Я думаю, что они понадобились ей для того, чтобы тайком от нас улететь в Америку и встретиться там с Карлосом. Очевидно, такой же вывод сделал и Гай. Катрин говорит, что он пришел в страшную ярость, угрожал, что как несовершеннолетняя она будет находиться под опекой и что он практически запрет ее в Уилмингтон-Холле. Она признает, что, пока он кричал и угрожал, она положила руку на ружье Чарли, которое находилось на столе, и рассеянно трогала его, не имея намерений брать его в руки или тем более воспользоваться им. В общем-то Катрин умеет обращаться с ружьями. Вместе с кузенами она ездила охотиться на кроликов с двенадцати лет. Ее обучал обращению с ружьем сам Чарли. Ружье это не тот предмет, которого она может испугаться. Вы понимаете, что я имею в виду? О Господи, лучше бы она его не трогала, потому что на нем есть ее отпечатки вместе с отпечатками многих других людей, потому что Чарли часто одалживает его гостям или членам семьи. – Переведя дыхание, Диана продолжила рассказ. – Гай возился с другим ружьем, и перепалка становилась все горячей. Он грубо обозвал ее, Катрин разрыдалась, выбежала из дома и решила на моей машине уехать в Лондон. Она решила взять паспорт, занять у подруги денег и улететь в Нью-Йорк, где надеялась увидеть Карлоса. Она паковала вещи, когда в квартире на Итон-террас появилась полиция и арестовала ее.

Последние слова Диана произносила уже шепотом. Круги под глазами стали сейчас еще заметнее.

– Ты не думала о том, чтобы нанять частного детектива? – спросила Франческа.

– Пока нет. Я разговаривала с Чарли. Он не очень одобряет эту идею, говорит, что это ухудшит наши отношения с полицией, – ответила Диана. – Знаете, они могут обозлиться из-за того, что мы усомнились в их способностях, и все обернется против Катрин.

– Вздор! – сказал Серж. – Если ваша полиция такая же, как наша, кому нужны дружеские отношения с ней? Найми перво-наперво частного сыщика, Диана. Мы должны докопаться до сути этого дела ради Катрин. Где она сейчас?

– Они держат ее в Холлоуэе. – Диана передернула плечами. – Я навещала ее вчера. Вы не представляете, какое ужасное это место! Тюрьма переполнена, впечатление самое мрачное, бедные дети в кошмарном состоянии. Я надеюсь вызволить Катрин оттуда завтра.

Майлз, внимательно слушавший мать, наклонился и положил ладонь ей на плечо, как бы пытаясь защитить ее.

– Не переживай, мама, все образуется. Мы вызволим Катрин, – сказал он.

Диана улыбнулась ему в ответ, оба понимающе посмотрели друг на друга. Затем она отвела взгляд. У нее не было сил сказать ему, что накануне вечером звонил Карлос Рейвен, тем самым добавив новых забот. Диана сказала Карлосу, чтобы он навсегда исчез с глаз. Воспоминание об этом рождало в ней чувство вины. Вины Карлоса ни в чем не было, но Диана не хотела лишних осложнений. Жизненно необходимо, чтобы он и Катрин больше никогда не встретились. Она не может объяснить ему, почему именно. Диана вынуждена будет лгать и Катрин, если она спросит о Карлосе.

Клубок обмана и лжи, который она и Гай намотали за многие годы, становился все туже и запутаннее и грозил погубить их всех.

Глава 20

– Прошу тишины. Встать для приветствия судьи, – произнес замогильный голос.

Судья Эдвард Хьюз-Литтон вошел в зал суда с достоинством человека, который знает свое место в обществе. Он величественно наклонил голову в парике, защитник обвиняемой и секретарь суда поднялись и уважительно ему поклонились. В суде номер один лондонского Олд-Бейли начинался один из самых скандальных процессов за всю историю – процесс над Катрин Эндрюс, обвиняемой в убийстве отца. Господин судья Хьюз-Литтон расположился на возвышении, разложил перед собой бумаги. Складки алой с черным мантии и белоснежное жабо скрывали его фигуру и угловатые плечи. Было десять часов утра, и он хотел обговорить в приватном порядке некоторые детали, прежде чем запускать в действие неотвратимые механизмы процедуры. Скоро просторный, отделанный дубовыми панелями зал со стеклянным потолком, через который лился дневной свет, и стульями с высокими спинками, на которых изображен герб Лондона, заполнится людьми, жаждущими не пропустить ни одного слова, сказанного обвиняемой или свидетелями. Справа от судьи располагалось жюри в составе двенадцати присяжных заседателей, занимающих два ряда мест на возвышении, место для дачи свидетельских показаний располагалось между ними и судьей. На противоположном конце зала, вверху, находились места для публики, которая стояла за ограждением с шести часов, горя желанием следить за всем происходящим в зале. Разного рода клерки, барристеры, адвокаты и полицейские, не говоря уж о представителях прессы, заполнят места, увеличив тем самым напряженность атмосферы, сопутствующую этому делу на протяжении последних нескольких недель.

Четырьмя часами ранее Катрин привели в Олд-Бейли, и сейчас она ожидала в отделанной белыми плитками камере под охраной трех полицейских – двух мужчин и одной женщины – того момента, когда будет вызвана. Лицо ее было похудевшим и бледным, время от времени дрожь волнения пробегала по ее телу, пока она сидела, сцепив руки перед собой. На ней было простенькое голубое платье с белым воротничком, длинные черные волосы зачесаны назад и перетянуты синей лентой.

В обширных коридорах этого внушительного здания, вмещавшего почти тридцать самостоятельных залов суда, беспокойно ожидали начала действа свидетели защиты. Их возглавляла Диана, которую много фотографировали, когда она появилась в Олд-Бейли. С ней были ее мать, Чарльз и Софи и их сын Филипп. Управляющий фермы и несколько слуг Саттонов также были вызваны в качестве свидетелей. От обвинения готовы были давать показания несколько полицейских и врач-психиатр, хотя время дачи показаний наступит еще очень нескоро.

Когда закончилось обсуждение между господином судьей Хьюз-Литтоном и защитником обвиняемой, они обратились к своим документам и справочникам, разложенным перед ними на длинных столах, кивая друг другу головами в париках, а их черные мантии еще больше усиливали впечатление того, что действие происходит в средние века. Секретарь суда, тоже в черной мантии и в парике, поднялся из-за стола, и по его сигналу восемнадцать потенциальных присяжных заседателей вошли в зал суда и заняли места сзади.

При полном молчании Катрин вывели из камеры, свели по ступенькам вниз и подвели к скамье подсудимых, где показали на жесткое деревянное сиденье в центре.

Открыв деревянную шкатулку, стоящую на столе, секретарь суда вынул наугад двенадцать из находящихся там восемнадцати карточек. На каждой карточке значилась фамилия потенциального присяжного.

Затем, когда присяжные заседатели были приведены к присяге, секретарь суда поднялся и зачитал предъявленное Катрин обвинение.

Судебный процесс Корона против Катрин Эндрюс наконец-то начался, спустя шесть месяцев после того фатального воскресенья, когда был убит Гай.

Марк Рейвен сидел на палубе своей 157-футовой яхты «Санни II» и потягивал свой любимый аперитив «булшот». Охлажденный мясной бульон и водка успокаивающе действовали на желудок, еще не оправившийся от выпитого накануне в неумеренном количестве бренди, и Марк слегка расслабился. Считалось, что он в отпуске, заслуженно отдыхает после написания сценария по одному из его романов – «Никогда не оглядывайся». На самом деле благодаря друзьям, которых он пригласил на борт для компании на время круиза по Средиземноморью, все превратилось в марафон, состоящий из еды, питья, развлечений и секса. Минувшей ночью он не спал ни минуты. Об этом позаботилась миниатюрная блондинка, разбросавшая руки и ноги на тиковой палубе рядом с ним. А в предыдущую ночь эту роль исполняла обольстительная Лиза, талия которой была украшена красивой золотой цепочкой с крохотными бриллиантами. Ей предшествовала Элли – жгучая брюнетка с мускулами, как у грузчика. А еще раньше была… О Господи, он устал! Марк попросил стюарда принести еще один «булшот».

Несмотря на наличие у него домов в разных концах мира, Марк смотрел на «Санни II» как на свой приют. Он называл яхту «кораблем спасения». «Когда случается катаклизм, – говаривал он друзьям, – нет более надежного места, чем «Санни». Марк не пояснял, какой именно катаклизм имел в виду – ядерную войну или внутренние бюджетные поступления. Главное заключалось в том, что он был свободен от Карлотты и намерен поразвлечься.

Сегодня они бросили якорь в Пуэрто-Банус. Марку нравилось здесь. Хосе Банус, дальновидный человек и старинный приятель Марка, спроектировал и построил небольшой порт всего шестнадцать лет назад, но сейчас сотни ослепительно белых зданий окружали бухту и красовались на фоне южных испанских гор. Удобство заключалось в том, что аэропорт Малаш находился всего в часе езды, а если ему нужно было повидать старых друзей, Марабелла находилась еще ближе. И еще лучше то, что здесь было полно ресторанов, шикарных магазинов женской одежды и лавок, а вечерами можно было пить вместе с молодыми в шикарных барах. Его яхта была одной из сотен, но она, без сомнения, была самой большой, лучше всех оснащенной и самой мощной. И это давало Марку чувство удовлетворения. В былые времена он предпочел бы отправиться в Сен-Тропез, но сейчас этот город превратился в один из самых шумных курортов. Можно не сомневаться, что рано или поздно то же самое произойдет и с Пуэрто-Банусом. Зато сейчас можно было лениво блуждать взглядом по водной глади, где парусные корабли бороздили море. Праздные мысли Марка были нарушены появлением двух стюардов со свежей спаржей, большой вазой икры, помещенной в измельченный лед, и горкой розовых лангустиков. Все это было поставлено на столик, защищенный от стоящего над головой солнца бело-желтым тентом. За этим последовали миски с экзотическим салатом и фруктами, после чего шеф-повар принес свою гордость – торт «Наполеон», тонкие слои которого были переложены клубничным кремом и взбитыми сливками. Он осторожно водрузил его на стол, проверил остальные блюда и посмотрел на шампанское, охлаждающееся в серебряном ведерке со льдом.

– Ты проголодался, милый? – послышался голос миниатюрной блондинки. – Угостить тебя чем-нибудь? – Ее рука скользнула по обнаженному бедру Марка.

– Попозже, – коротко ответил он. При виде ритуала, которым обставлялся предстоящий завтрак, им овладели раздражение и отвращение. Одно и то же каждый день. И хотя лица вокруг него менялись часто, в сущности, это были одни и те же люди. Глупые, льстивые, неискренние. Эти люди ничего не знали о нем. Не знали о его чувствах. Для них он был человеком, о котором они читали в журналах, – богатым, сексуальным сочинителем романов, который мог купить все и всех. И они дрались за тепленькое местечко. Что стоило этим девицам хотя бы недолго побыть с Марком Рейвеном, совершить с ним приятное путешествие на яхте и затем расстаться, унося какую-нибудь дорогую безделушку от Картье? Марк сделал еще глоток «булшота». Во всем он сам виновен. Но он работал как вол последние двадцать пять лет, выпуская книгу за книгой, по большинству из которых ставились фильмы, которые получали призы и награды. Он загребал миллионы долларов, пройдя огромный путь от своего полуголодного детства в Куинсе. Однако сейчас Марк не был уверен, что все это продолжает ему нравиться. Сейчас он был похож на богатого пожилого ловеласа. От этой мысли Марку стало тошно. Депрессия – старая, знакомая ему с детства спутница – вселилась в его душу, шевелится под ложечкой, заполняет голову черными мыслями! Он видел, как гости суетливо рассаживаются вокруг стола, словно они не ели по крайней мере неделю. Лиза и Митци – обняв друг друга (он нередко задавался вопросом относительно них); Элли Нэнси и Мери-Лу – выставляя свои коричневые титьки в ничтожно миниатюрных бикини; и Вик и Боб – относительно них у него не было никаких сомнений. И еще был одинокий Тони, бывший актер, если он вообще таковым был, готовый пойти на все из-за еды, который был весьма нечист на руку при игре в покер. Сплошное отребье и хлам. Господи, и это награда за мировую славу и то количество денег, которое он и потратить-то был не в состоянии? Марк мрачно заказал еще один «булшот», позволив себе впасть в еще более глубокую депрессию. Это было то, что никогда его не подводило, – ползучее отчаяние, которое, как некоторые говорили, и сделало его великим писателем и одновременно, в силу изученности, приносило определенный комфорт.

– Кто-нибудь слушал сегодня утром программу Би-би-си? – поставленным актерским голосом спросил Тони, стараясь четко произносить каждый слог, словно у него во рту находилась слива.

– Нет, а что там? – без особого интереса спросил Марк.

– Дорогие мои, вам непременно следует обратить внимание на это сенсационное дело об убийстве! Племянница герцога застрелила отца! – Тони выглядел настолько шокированным, словно Марк пропустил по крайней мере президентские выборы. – Все только и говорят об этом! Ее отец был наследником компании «Калински джуэлри». Должно быть, он владел миллионами. Ее мать – леди Диана Эндрюс – считалась первой красавицей в свое время. Неужели вы не следите за этим делом? Оно произвело настоящий фурор в Англии.

Марк выпрямился в кресле, потрясенный тем, что снова услышал имя Дианы. Прошло очень много времени с тех пор, но память об их романе не поблекла. Разумеется, за эти девятнадцать лет он ни разу ее не видел и даже ничего не слышал о ней. С тех пор как ее обнаружила Карлотта. Он и понятия не имел, что у нее есть дочь. Марк пожал плечами – все было настолько давно, что она скорее всего даже забыла о нем.

Господин судья Хьюз-Литтон начал заключительную речь, и в зале стало так тихо, что даже жужжание мухи показалось бы более громким, чем гудение самолета.

Сидящая на скамье подсудимых одетая в простой кремовый костюм Катрин смотрела прямо перед собой, не замечая высокого черноволосого молодого человека, который слушал речь судьи, озабоченно сведя к переносице красивые брови. Карлос Рейвен прилетел на суд несколько дней назад, надеясь, что само его присутствие способно помочь девушке на скамье подсудимых. Он узнал Франческу, сидевшую на одном из мест, предназначенных для свидетелей, которые уже дали показания. Рядом с ней была белокурая женщина, которую он определил как мать Катрин, и тут же находился, должно быть, Майлз – тихий и встревоженный. Не следовало бы прощать эту высокомерную леди Диану Эндрюс за то, что она запретила ему видеться с Катрин, однако он решил, что как только суд завершится…

Господин Хьюз-Литтон обращался к присяжным заседателям, выражая свое понимание и сочувствие по поводу того, что они попали в весьма затруднительное положение. Кто бы мог подумать, сказал он самому себе, что эта красивая, внешне совершенно невинная молоденькая девушка, каковой была Катрин, могла убить собственного отца? И тем не менее он боялся, что это именно так. За время его многолетней работы в качестве судьи он не встречал подобного дела: с одной стороны, ясного, но с другой – чрезвычайно трудного. Свидетельские показания лишь уточняли частности, но если жюри вынесет вердикт «невиновна», он будет удивлен. Его обязанность – наставить их, сказать, чтобы они обращали внимание на факты, а не поддавались эмоциям, и в этом был смысл его заключительной речи.

Тридцать шесть часов понадобилось присяжным для того, чтобы принять решение. Ожидать вердикта оставались лишь Франческа, Диана и Майлз. Диана настояла на том, чтобы мать вместе с Чарльзом и Софи возвратились с Стэнтон-Корт. Их постоянно осаждали фоторепортеры, газеты посвящали целые развороты Катрин Эндрюс и ее родственникам. Напряженность становилась поистине невыносимой. Казалось, весь мир ожидает исхода этого суда.

Наконец присяжные стали медленно возвращаться на свои места. Кошмар подходил к завершению, и через несколько минут станет известна участь Катрин.

Диана, которую подпирали с одной стороны Франческа, а с другой – Майлз, посмотрев на лица присяжных, почувствовала, что ею овладевает паника. На лицах членов жюри не было ни улыбок, ни сочувствия.

– Признаете вы обвиняемую виновной или невиновной в убийстве Гая Эндрюса? – спросил секретарь суда.

– Виновна, господин судья.

Услышав ответ, Диана покачнулась, словно от удара, из ее груди вырвался крик протеста, в который она вложила весь свой гнев и всю свою муку.

Сидевший на галерее Карлос Рейвен закрыл лицо руками, и по его щекам покатились слезы.

– О Господи! – Софи тяжело вздохнула. – Бедняжка Катрин! Это ужасно, Чарльз! Чем мы можем помочь? Что говорит Диана?

Чарльз уныло покачал головой:

– Диана, разумеется, в полном отчаянии. Когда она звонила мне из Олд-Бейли, она так рыдала, что я с трудом понял ее. – Он тяжело опустился в кресло. – А каково Катрин? О Боже, это ужасно. Наверное, я зря послушался Диану. Лучше бы мне сейчас находиться в Лондоне.

– Она просила нас уехать после того, как мы дали показания. Ничего больше мы сделать не могли. Диана боялась, что твое пребывание там привлечет слишком большое внимание прессы. Ты же знаешь, как она не любит, когда полощут имя семьи. – Софи говорила негромко и сочувственно, понимая, чего стоило Чарльзу оставаться в тени.

– Я знаю. – Он устало провел рукой по глазам. Если бы их фамилия была Смит или Джоунз, всей истории в газетах уделили бы пару колонок и очень скоро забыли бы. Но ведь это был граф Саттонский! Саттонов ни разу за всю четырехвековую историю семьи не затрагивали скандалы. До настоящего времени.

В этот момент в комнату медленно вошла Мэри Саттон. Можно сказать, что на ней не было лица. Вслед за ней появился Джон, который после смерти Гая вновь жил в ее доме.

Чарльз сразу же понял, что им все известно. Подхватив мать под локоть, он подвел ее к стулу и помог сесть.

Мэри заговорила первой, и, как ни странно, голос ее звучал спокойно и уверенно:

– Мы не можем с этим смириться, Чарльз. Мы должны немедленно подать на пересмотр дела. Это возмутительно и аморально, что Катрин будет наказана за то, чего она не совершала.

– Разумеется, ты права, мама. Диана мне уже сказала, что она разговаривала с адвокатом о подаче апелляции. Они встречаются утром, и это будет сделано.

– Бедная девочка. – Губы у Мэри дрогнули. – Я чувствую себя такой беспомощной.

– Мы тоже, – сказала Софи. – Мы все оказались в большой беде.

– Это точно, – глухим голосом провозгласил Джон.

Франческа и Диана сидели в гостиной на Итон-террас и молча смотрели друг на друга. Обе они еще не оправились от шока, чтобы говорить. Они вернулись из Олд-Бейли час назад и все еще не могли прийти в себя от вердикта присяжных.

– Я просто не в состоянии поверить, что все это происходит на самом деле, – сказала наконец Диана. За последнее время она основательно похудела, и некогда элегантное платье смотрелось на ней мешковато.

– Если бы нам удалось узнать, кто все-таки убил Гая! – в сотый раз повторила Франческа. – Я так понимаю, что самоубийство исключено.