Текст книги "Великосветский скандал"

– Серж! – шепотом сказала она.

– Привет, Франческа. – Он положил сильную, крепкую руку ей на плечо, и голубые глаза его встретились с ее глазами. – Как у тебя дела?

– Ой, Серж! – Она поднялась и бросилась ему в объятия, выплеснув все скопившиеся за два дня тревоги и переживания. Она беззвучно плакала, уткнувшись ему в плечо, осознав, как скучала по нему все эти месяцы. – Я… я думала, что больше никогда тебя не увижу.

– Я ожидал тебя в Париже, – негромко сказал Серж, гладя ее по волосам. – Я собирался сказать, что не могу жить без тебя и что я был дураком, уйдя от тебя.

– Нет, нет, дорогой! Ты не был никаким дураком! Это я была дурой, позволив тебе уйти! – Франческа прильнула к нему, чувствуя, как привычно, знакомо обнимают ее его руки, испытывая удивительный комфорт от его присутствия.

– Сожалею, что такое случилось с Сарой. Как она сейчас? – Он посмотрел на хрупкую фигурку и понизил голос: – Я думаю, она одолеет болезнь.

– Надеюсь.

– Послушай, а этот захват самолета! Я чуть с ума не сошел, когда услышал вначале, что ты летишь этим рейсом.

– Я знаю. Эти последние дни – какой-то кошмар! Пойдем, Серж. Время посещения истекло. – Франческа быстро вытерла слезы и собрала свои вещи. – Ты знаешь, у меня остановилась Катрин. Она была в гостях у матери, когда все это произошло.

– Да, я слышал об этом. В газетах подробно описано все, что произошло в твоей семье за последние несколько дней.

– Разве? Я и не знала. Сейчас такое горячее время, что я не слежу ни за чем.

Они вышли из больницы и сели в машину. На пути к дому Сары они молчали. Это было доброе молчание, когда слова не требуются. Они снова были вместе, и, когда Саре станет лучше, они вернутся в Нью-Йорк, будут жить, любить друг друга и вместе работать. Франческа задумалась, поднимет ли Серж снова вопрос о браке. В глубине души она надеялась, что он не станет его поднимать. Ей до сих пор нравилось нынешнее положение дел. Она положила руку на бедро Сержа. Он повернул голову и ласково улыбнулся. Франческа ответила ему такой же улыбкой.

На этот момент было достаточно уже того, что он вернулся.

Катрин услышала шум подъезжающей машины Франчески и выбежала из дома, чтобы поприветствовать ее и срочно поделиться новостями. Увидев Сержа, она резко остановилась, и на ее лице появилась радостная улыбка.

– Привет! – весело крикнула она.

– Привет, дорогая! – Франческа вышла из машины, и Катрин определила, что она выглядит довольной. – Как дела? Где Оливер? – Она огляделась вокруг, рассчитывая увидеть Оливера где-то неподалеку от Катрин.

Лицо Катрин помрачнело, в глазах появилась тревога.

– Произошла совершенно невероятная вещь, – выпалила она.

Они двинулись в дом, при этом Серж не выпускал руку Франчески, а Катрин в это время пыталась им объяснить, что Оливер на самом деле Карлос Рейвен и что его мать была главным заложником в самолете.

– Господи Боже мой! – Франческа от неожиданности села на стул. Именно по причине того, что должен был появиться на свет Карлос, Марк вынужден был бросить ее и жениться на Карлотте, а сейчас его сын – вполне взрослый человек и влюблен в ее племянницу. Серж обеспокоенно посмотрел на Франческу – он был в курсе всей истории. – Просто невероятно! – наконец проговорила она.

– Да, действительно! – простодушно согласилась Катрин. – Представляете, он был здесь со мной, а в это время его мать взяли вместо вас в заложники. – Она покачала головой, затем нахмурилась. – Но кроме этого, произошла и другая неприятная и непонятная вещь.

– Что именно? – спросила Франческа.

– Вы же знаете, что мама всегда хочет знать, кто есть кто. И сейчас, когда у меня появился новый друг, она первым делом стала спрашивать, из какой он семьи. Лично я считаю, что это немного отдает снобизмом. Ну, так или иначе она и бабушку, и меня несколько раз спрашивала, кто такой Оливер. И сегодня, когда он сказал мне, что он сын Марка Рейвена, я подумала, что маме будет приятно это узнать. Я позвонила в Лондон, чтобы сказать ей об этом.

– И что же? – Франческа выглядела несколько озадаченной. Какое это могло иметь значение! Диана не имела понятия о ее романе с Марком. Поначалу об этом было больно говорить, а позже это потеряло актуальность.

– Она просто пришла в ужас! – воскликнула Катрин. – Она словно обезумела! Сказала, что я должна немедленно ехать домой и что я еще слишком молода, чтобы крутить романы.

Франческа непонимающе смотрела на Катрин. У Дианы не должно быть оснований для того, чтобы запрещать Катрин общаться с сыном такого богатого и знаменитого человека!

– Честное слово, я не понимаю, – сказала наконец Франческа. – Оливер по-настоящему приятный молодой человек.

– Вы могли бы с ней поговорить, Франческа? – умоляющим тоном попросила расстроенная Катрин. – Скажите ей, какой он приятный. И она должна была слышать о его отце. Все знают Марка Рейвена.

– Посмотрю, что мне удастся сделать, – пообещала Франческа. – А какие последние новости о захвате самолета? – Она повернулась к телевизору, который оставался включенным.

– Террористы продолжают удерживать заложников. Самолет находится на поле уже тридцать шесть часов, – сказала Катрин. – Уже убили пятерых.

* * *

Внутри самолета было совершенно темно, и лишь отдаленные огни здания аэровокзала чуть-чуть очерчивали силуэты согнувшихся пассажиров. Воздух был пропитан запахами пота, мочи и фекалий. Абсолютная тишина была, казалось, начинена напряжением. Днем в самолет проникли мухи, привлеченные запахом подсыхающей крови, и сейчас они злобно гудели в темноте. Легкое дуновение воздуха долетело от выходной двери в передней части самолета. Измученные пассажиры потянули носами и приоткрыли рты, пытаясь вдохнуть благотворный свежий воздух, который совсем не ценили раньше.

Пассажиры первого класса были согнаны в туристический класс. Здесь все, как привилегированные, так и лишенные привилегий, находились под прицелами автоматов, спаянные в единое целое общим желанием выжить.

В то время как один из террористов оставался в кабине, где находились капитан и экипаж, и пытался вести переговоры по радио, требуя пять миллионов долларов, трое других наблюдали за пассажирами и стюардессами.

Держа наготове автоматы, они не спускали глаз с людей. Только Рива, единственная девушка среди террористов, кажется, была вполне довольна ситуацией. Она стояла с автоматом в темно-коричневых тонких руках, надменно подняв голову, фанатично сверкая черными глазами. С полным сознанием своей правоты. Только великая цель могла иметь значение, и она, Рива, готова за нее умереть. Пассажиров она считала мусором, отбросами, особенно Карлотту, которая заслуживает того, чтобы умереть. Всякий, кто живет как паразит, заслуживает смерти. Рива смотрела на драгоценности и дорогой костюм Карлотты с презрением и ненавистью. Она с радостью убьет ее собственноручно, даже если ее муж-капиталист придет с деньгами.

Карлотта, зажатая в ряду между тучным бизнесменом из Чикаго и старой девой средних лет, всячески избегала взгляда Ривы, потому что в этой молодой женщине она угадывала собственные черты – жестокость и безжалостность, способность выжать из жизни все что можно. Правда, у Ривы была идея, в которую она верила, которой она служила и за которую готова была умереть. С неким угрызением совести Карлотта вдруг подумала, какая она эгоистка. Она хотела, чтобы мир был у ее ног. И сейчас Марк отнюдь не намерен торопиться спасать ее. Он собирается бросить ее вместе со всеми другими подыхать в этой вонючей металлической коробке.

Карлотта закрыла глаза, чувствуя, что ею овладевает отчаяние. Она не хотела видеть даже темные силуэты других пассажиров. Внезапно она услышала, как кто-то позади нее тихонько ругается. Напряжение, страх и неопределенность ввергли большинство людей в оцепенение. Некоторые же пытались одолеть панику злостью.

Один из террористов, услышав шепот, не на шутку разволновался. Нервно сглотнув слюну, он закричал, не обращаясь ни к кому персонально:

– Молчать!

И стал закуривать сигарету. Руки его дрожали, глаза запали от бессонницы. Другой террорист с проклятием бросился на него, выхватил горящую сигарету изо рта и затоптал ее пяткой на полу. Они отчаянно заспорили.

Хорошо бы они поубивали друг друга, подумала Карлотта.

На окраину аэродрома под прикрытием черной средиземноморской ночи подтягивались пожарные машины и машины «скорой помощи». Все разговаривали шепотом, боясь, что их слова могут долететь до захваченного самолета через пустынное поле. Не было никаких прожекторов или фонарей. Моторы были сразу же выключены, едва машины заняли намеченную позицию.

Антитеррористическая группа с присущей военным точностью готова была начать штурм.

По одному, на животе коммандос подползали к самолету сзади, откуда их нельзя было увидеть с борта. На их лицах были черные маски. Руки выкрашены в черный цвет. Они ползли медленно, внимательно наблюдая за тем, нет ли каких-либо признаков движения на борту погруженного в молчание самолета. Фут за футом они приближались к самолету, пока наконец не оказались под серебристым хвостовым стабилизатором, который возвышался над ними наподобие гигантской рыбы. Затем они достигли лопасти винта под брюхом самолета. Каждое их движение было отработано до мелочей и производилось совершенно бесшумно.

У коммандос были канаты, бомбы с нервно-паралитическим газом, а также ножи и револьверы. Они подползли к тому месту, откуда были видны открытые двери. План заключался в том, чтобы очень точно бросить бомбы в двери, которые охраняли два террориста. Террористы будут сбиты с ног взрывами и на две минуты оглушены. За это время коммандос должны подняться по канатам, которые они набросят на крылья, ворваться внутрь самолета и одолеть пятерых террористов.

План не идеальный, но должен был сработать.

Карлотта вздрогнула и проснулась. Она на какой-то момент задремала, сморенная усталостью и духотой, но внезапно очнулась. Рядом что-то происходило. Осторожно приоткрыв глаза, она посмотрела вокруг. В салоне было все так же темно и тихо. Однако эта тишина чем-то отличалась от прежней. Эта тишина предвещала беду. Карлотта почувствовала, что ею овладевает страх. Бросив взгляд на Риву, которая приподняла автомат, она по повороту ее головы поняла, что террористка также учуяла неизвестную опасность, как ее чует животное. А через секунду в самолете ярко вспыхнули огни, ослепив всех, кто находился внутри.

Карлотта заморгала, пытаясь приучить глаза к яркому свету, но в этот момент раздалась автоматная очередь. Дым и пламя наполнили салон – в него были заброшены бомбы с нервно-паралитическим газом. Кричали обезумевшие от страха и раненые пассажиры. Некоторые повалились на пол, другие, наоборот, в панике бросились к выходу.

Карлотта услышала, как завыли сирены, и звуки их приближались, становились все громче, но затем стаккато выстрелов в салоне совершенно ее оглушило. Группа пассажиров пыталась пробиться к выходу, но была скошена градом пуль. Карлотта увидела, как пуля попала мужчине в шею. Брызнул фонтан крови и разлетелся тысячью рубиновых капель по сторонам, забрызгав Карлотте лицо, руки и платье. Женщины визжали, перепрыгивая через тело лежащей у выхода стюардессы. Сзади напирали, группа пассажиров, пытавшаяся освободить запасной трап, не успела это сделать, и люди посыпались вниз с высоты двадцать футов на бетонную дорожку. Их стоны и крики заглушили все остальные шумы.

Рива с решительным и сосредоточенным выражением лица, которое, казалось, было высечено из мрамора, нажимала на спусковой крючок более расчетливо, нежели ее соотечественники. Она выбирала шикарно одетых, богатых, привилегированных. Среди всего этого хаоса и дыма она поймала взгляд Карлотты – и они несколько долгих секунд смотрели друг на друга. Черные глаза встретились с черными глазами. В глазах Ривы светилась ненависть. Подняв автомат, она выстрелила.

Карлотта почувствовала, что ей обожгло грудь, посмотрела вниз и увидела, что из ее груди хлынул поток крови.

* * *

Весь мир был в шоке, услышав об исходе операции, связанной с освобождением захваченного «Боинга». Были спасены двести пассажиров и сто пятьдесят убиты в бойне, которая произошла на борту самолета, когда террорист в кабине внезапно запаниковал. Ему показалось, что он заметил какое-то движение на земле со стороны здания аэровокзала, и тогда он приказал капитану включить все огни. Эта иллюзия была вызвана долгими часами, проведенными без отдыха и сна. Так или иначе, другие террористы запаниковали и стали расстреливать пассажиров до того, как коммандос смогли начать запланированный штурм.

Все террористы погибли, а вместе с ними и их главный заложник – Карлотта Рейвен.

Глава 18

На сей раз Диана и Гай были единодушны – Катрин должна немедленно вернуться в Лондон.

– Однако мы не должны сообщать ей настоящую причину, – высокопарно заявил Гай. – Мы все окажемся в дерьме, если она узнает, что ее святая мать – на самом деле ординарная проститутка.

– Не смей говорить подобные слова! – с холодной яростью проговорила Диана. – Я любила Марка. Это не было какой-то грязной интрижкой, как у тебя. Со сколькими мужчинами ты переспал за эти годы? С двумястами? С пятьюстами? С тысячью? Не говоря уж о моем брате Джоне, который по какой-то идиотской причине, кажется, продолжает тебя любить! – Она вся тряслась, и не только от гнева на Гая, но и от ужаса из-за романа Катрин с сыном Марка – ее единокровным братом.

– По крайней мере я не плодил детей по всему свету! – огрызнулся Гай. – Быть геем – узаконенный образ жизни, и никто не вправе осуждать его в наши дни.

– Я не думаю, что подробности твоей интимной жизни будут способствовать твоей политической карьере, – саркастически заметила Диана.

– Тем больше оснований не распространяться о том, что Катрин не моя дочь. И не надо мне этих нравоучений, Диана. В том, что мы оказались в такой переделке, – твоя вина, а не моя.

– Если бы ты был настоящим мужем, я, возможно, даже не посмотрела бы на Марка Рейвена, – ответила Диана. Эта реплика оказалась решающей.

– Диана, так мы ни о чем не договоримся. – Чувствовалось, что Гай признал свое поражение. Для него важнейшее значение имел имидж респектабельного члена парламента и министра государственных предприятий. До настоящего времени, несмотря на то что они жили порознь, никакого скандала не разразилось, и Гай хотел, чтобы все так и оставалось.

– Мы должны обдумать, что мы собираемся сказать Катрин, – сказала Диана, перебивая ход его мыслей. – Никто из нас не безупречен, но какую причину мы выдвинем, когда запретим ей встречаться с Карлосом?

Гай пожал плечами. Майлз и Катрин были заботой Дианы. Она отвечала за их воспитание, так что пусть сама выпутывается из этой ситуации. Лишь бы он не пострадал!

– Я думаю, мы должны сказать, что она слишком молода для того, чтобы крутить романы, – продолжала Диана. – И, откровенно говоря, так оно и есть. Ей только восемнадцать лет, пусть немного узнает жизнь. Я подумаю, чем ее занять.

– Как насчет того, чтобы вывести ее в свет? Почему бы тебе не дать бал в ее честь в Уилмингтон-Холле?

Диана видела, что его ум, как всегда, работал только в одном направлении – лишь бы он сам извлек из этого выгоду. Светский бал в честь дебютирующей дочери привлечет внимание средств массовой информации и даст Гаю возможность показать себя не только как облеченного большой властью политика, но и как любящего отца.

– Я подумаю об этом, – коротко ответила Диана. – А сейчас главное – срочно связаться с Франческой и сказать ей, чтобы она отправила Катрин домой ближайшим рейсом.

– Сожалею, дорогая девочка, но и твоя мать, и даже Гай непреклонны и требуют твоего возвращения домой, – сказала Франческа, полная сочувствия к племяннице.

Катрин выглядела совершенно убитой. Она хотела остаться, чтобы дождаться возвращения Карлоса. Он звонил ей и сообщил, что они с Марком собираются доставить тело матери в Испанию и похоронить в Линаресе на семейном кладбище, а после этого он намерен вернуться в Палм-Бич, чтобы повидаться с ней. Чувствовалось, что он глубоко потрясен смертью матери, и Катрин было очень жаль его. Она пообещала, что дождется его приезда, зная, что Франческа не будет возражать, если она задержится подольше.

Никто не мог предположить, что Гай и Диана запретят им продолжать знакомство.

– Послушай, Катрин, – мягко сказал Серж, ибо понимал, что творится сейчас в ее душе, и считал поведение Дианы неразумным. – Почему бы тебе не слетать домой и не поговорить со своими родителями? Эти звонки через океан не помогут. Объясни им, что ты чувствуешь, расскажи, что не собираешься делать никаких опрометчивых шагов и не намерена сию минуту выходить замуж за Карлоса, и, возможно, они тебя поймут. После этого они, может быть, позволят тебе вернуться сюда.

– Мне так хотелось быть здесь, когда Карлос вернется.

– Я хорошо тебя понимаю, девочка, но Карлос вполне разумный молодой человек. Он все поймет. В сущности, это вполне естественно, когда мать и отец хотят тебя защитить. Тебе всего восемнадцать, и ты влюбилась в молодого человека, которого они никогда не видели. Они просто обязаны обеспокоиться, во всяком случае, до того момента, пока не увидят его и не узнают, что он собой представляет.

Франческа бросила на Сержа благодарный взгляд и улыбнулась про себя. Она относилась к Катрин так же по-доброму и тактично, как к ней относился Генри Лэнгхэм, когда ей было столько же лет.

– Наверное, вы правы, – неохотно согласилась Катрин. – Хотя это так не похоже на маму. Я не могу даже предположить, что именно она имеет против Карлоса.

В душе Франческа была с ней согласна. Но Диана не знала отца Карлоса так, как знала она. «Вероятно, – подумала Франческа, – я должна позвонить Диане и рассказать, что значил для меня Марк, когда я была девушкой». Однако затем она передумала. Это только осложнит дело, к тому же Диана станет задаваться вопросом, почему она никогда не говорила об этом раньше. Лучше всего, если Гай и Диана сами придут к выводу, что не стоит бояться отношений Катрин и Карлоса.

Опечаленная Катрин вечером паковала вещи и гадала, когда она снова увидит Карлоса. Сцены бойни на захваченном самолете еще были свежи в памяти. И Катрин испытывала чувство жалости к Карлосу и его отцу. Телевизионные репортеры сообщили, что Марк Рейвен был готов отдать пять миллионов долларов, которые требовали террористы за освобождение его жены и других заложников, но увы! На экранах появлялись фотографии улыбающейся Карлотты, сделанные на одном из приемов год назад. А затем Катрин посмотрела клип о Марке Рейвене, которого интервьюировали на яхте на следующий день после трагедии. Она обратила внимание, каким мрачным был взгляд и как хрипло звучал его голос, словно он был страшно рассержен. Затем рядом появился Карлос со скорбно опущенной головой. Голос его был напряжен, словно он задыхался.

В этот момент Катрин хотелось лишь одного – быть рядом с Карлосом. Его ссутулившиеся плечи, крепко стиснутые челюсти свидетельствовали о глубокой скорби. И в то же время можно было сказать, что держался он с достоинством. Да, Катрин утром улетает в Англию, но ничто и никто не сможет надолго разлучить ее с Карлосом.

Марк налил себе виски из судового графина с широким основанием и бросил взгляд в сторону салона, где в глубоком кресле сидел, вытянув длинные ноги, Карлос. За бортом плескалось Средиземное море, поблескивающее в иллюминаторах «Санни».

– Выпить не хочешь?

– Нет, спасибо, папа.

Марк медленно подошел к креслу напротив и тяжело в него опустился, размышляя о том, что следует рассказать Карлосу и нужно ли вообще что-то рассказывать. Они никогда не были особенно близки, и когда Карлосу исполнилось восемнадцать, он ушел из дому, сменил имя и фамилию, став Оливером Пауэром, и отправился в Голливуд искать счастья в кино. Неведение – великое счастье, думал Марк, потягивая виски, так почему Карлосу не остаться в этом неведении? Прошлое умерло вместе с Карлоттой. Нет никаких причин его ворошить.

Пауза затягивалась, каждый из них был погружен в свои собственные мысли. Они бросили якорь у северного побережья Мальты и завтра с телом Карлотты улетают в Испанию. Затем Марк снова вернется на «Санни» и продолжит свой круиз еще в течение нескольких недель, а Карлос, очевидно, вернется в Штаты.

– Что мы теперь, без мамы, будем делать? – с затаенной болью спросил вдруг Карлос.

Марк некоторое время пристально смотрел на сына. Вопрос был как соль на рану, хотя вовсе не по той причине, о какой мог думать Карлос.

– Сейчас мне нужно закончить новую книгу «Голубая луна», – ответил Марк. – Ну а там посмотрим. Я, вероятно, совершу круиз на юг Франции, сделаю перерыв в работе, приглашу на борт яхты нескольких своих друзей.

Голос Марка звучал устало. Он вдруг подумал, что его новообретенная свобода будет висеть на нем неким непривычным бременем, пока он к этому не привыкнет. Он был на побегушках у Карлотты двадцать три года, и внезапно обретенная свобода была тем блюдом, к которому он не знал, как приступить. Марк вздохнул, и Карлос принял это за свидетельство печали.

– Мне очень жаль, отец, – сказал Карлос. – Тебе хуже, чем мне. Мама была для тебя всей жизнью. У меня по крайней мере есть своя карьера, свое место, есть друзья. Я понимаю, как тебе будет ее не хватать. – Он с сочувствием посмотрел на отца.

Марк отвернул лицо, чувствуя себя отъявленным лицемером. В эту минуту он понял, что никогда не откроет Карлосу правды.

– Ты собираешься снова в Штаты после похорон, насколько я понимаю? – негромко спросил он.

– Да. Мой агент предлагает мне участие в двух фильмах. И потом там девушка. Я хочу повидать ее.

Марк бросил взгляд на Карлоса. Он был рад, что у сына есть девушка. Он вспомнил собственную юность и улыбнулся. Юношеская любовь – дело весьма сокровенное, и Марк решил не задавать Карлосу вопросов. Он внезапно почувствовал себя чрезвычайно старым. Сможет ли он когда-нибудь ощутить душевный подъем, который приносит любовь? Весьма сомнительно. Женщина, которую он ненавидел, но в которой нуждался, умерла в кровавой бойне два дня назад. Из-за нее он дважды был ограблен и лишен любви. И тем не менее она дала ему взамен нечто такое, что для него значило очень много.

Но стоило ли это тех жертв?

Диана решила, что Стэнтон-Корт будет наилучшим местом для проведения семейного совета. С момента возвращения в Лондон Катрин замкнулась в себе, ходила несчастная и потерянная, неспособная понять точку зрения матери и не желающая ни в чем принимать участие. Впервые за многие годы Диана стала в тупик. Между ней и дочерью возникла все углубляющаяся трещина. Катрин нельзя было рассказать правду. Если она узнает, что имела связь с единокровным братом, то получит моральную травму, даже более тяжелую, чем в том случае, если ей станет известно, что Гай не является ее отцом. Единственный способ положить конец нежелательным отношениям – это не дать ей снова увидеть Карлоса. Но Диана чувствовала, что для этого она должна заручиться советом и поддержкой Чарли и Софи.

Как только они приехали в пятницу в середине дня в Стэнтон-Корт, достопочтенный Филипп Стэнтон, леди Шарлотта и леди Люси Стэнтон утащили Катрин играть в теннис, оставив Диану наедине с Чарльзом и Софи.

– Что стряслось, сестра? – спросил Чарльз, увидев расстроенное лицо Дианы. – Опять Гай выкинул какой-то номер?

За эти годы Чарльз стал шаркать еще больше. Его волосы поредели, морщинки на обветренном лице еще больше углубились. Одежда на нем, какой бы дорогой ни была, всегда выглядела мешковатой и, как правило, на ней видны были следы штопки и латки.

– Я собираюсь вам кое-что рассказать и попросить вашего совета. Думаю, вам это вряд ли понравится, – мрачно сказала Диана.

Софи предложила Диане и Чарльзу пройти в гостиную. Чарльз закрыл дверь, чувствуя, что речь пойдет о вещах, которые не предназначены для посторонних ушей.

– Ты как-то говорила, что Катрин в кого-то влюбилась в Америке, – начала Софи. – Не слишком ли она молода для этого?

И хотя на душе у Дианы скребли кошки, она улыбнулась. Как Софи может так деловито и прозаично говорить об этом?! Тем не менее подобная позиция Софи в какой-то степени успокоила Диану.

– Это как раз то, во что мы должны заставить ее поверить, – ответила Диана. – Что она еще слишком юна для любовных романов. Беда в том, что все не так просто. Я надеюсь, что вы не станете возражать: я пригласила Гая сюда в этот уик-энд, чтобы он тоже с ней переговорил.

– При чем здесь Гай? – без обиняков высказалась Софи. – Он всегда был гадким отцом для обоих детей и демонстрировал свою любовь к ним лишь для того, чтобы делать карьеру. И я не думаю, что Катрин станет прислушиваться к его словам.

– Мы должны испробовать все, – в отчаянии проговорила Диана. – Ситуация гораздо более серьезная, чем вы думаете. – И после этого она медленно и четко ровным тоном рассказала им все, не взывая к их сочувствию, да и не ожидая его. Чарльз слушал широко раскрыв голубые глаза и, кажется, не веря тому, что слышал. Ошеломленная Софи лишь молча втягивала в себя воздух.

– Таким образом мы решили записать ее как ребенка Гая, – заключила Диана. – Он грозился тем, что развод втянет нас в грандиозный скандал. Это было еще до того, как я поняла, что он гомосексуалист. Если бы все всплыло, для Майлза и Катрин это было бы еще хуже. Помните, что гомосексуализм был легализован несколькими годами позже. – Диана пожала плечами. А Чарльз и Софи не могли поверить, что выдержанная, хладнокровная Диана, которую они знали много лет, могла страстно любить, глубоко страдать и хранить все это в себе долгие годы.

– Из всех молодых людей на земле, в которых можно влюбиться, Катрин выбрала именно его… – Чарльз сокрушенно и даже несколько недоверчиво покачал головой.

– Именно, – с несчастным видом подтвердила Диана. – Когда она говорила мне об Оливере Пауэре, у меня и в мыслях не было, что это сын Марка. Не знали об этом ни Сара, ни Франческа. Похоже, парень хочет сам пробиться в кино и по этой причине изменил имя.

– Ты права в одном, – поддержала ее Софи. – Катрин не должна больше видеться с ним, даже если для этого нам придется выдумать причину.

Глядя сейчас на Диану, Чарльз вспомнил, как она когда-то влюбилась в Гая и как все они пытались отговорить ее от этого брака. Если Катрин пошла упрямством в мать, то, может быть, в конце концов ей придется сказать правду. Дай Бог, чтобы этого удалось избежать. Ради Дианы.

– Так когда приедет Гай? – спросила Софи.

– Завтра утром.

– Что из всего этого мы скажем матери, если вообще должны что-то сказать? – спросил Чарльз.

Диана надолго задумалась. Мэри Саттон сильно сдала за последнее время, в проблемы особенно не вникала, ухаживала за розами и наслаждалась обществом внуков. Вряд ли имеет смысл разрушать те иллюзии, которые у нее остались.

– Я не думаю, что есть резон говорить ей обо всем в подробностях, – сказала Диана. – Просто скажем, что Катрин в кого-то влюбилась, но, поскольку ей только восемнадцать, мы хотим удержать ее от поспешных действий.

– Твоя мать вышла замуж в восемнадцать, так же как и ты, – заметила Софи. – Так что вряд ли это убедительно.

– Тем больше оснований для того, чтобы удержать Катрин, – вспыхнула Диана.

Гай приехал на следующий день к завтраку. Выглядел он неважно и, очевидно, испытывал раздражение по поводу того, что не может провести уик-энд в Уилмингтон-Холле.

– Я не понимаю, зачем мы все здесь собрались, – не очень любезно сказал он, когда Чарльз подал ему бокал хереса перед завтраком. – Диана по своему обыкновению все излишне драматизирует, – добавил он так, как если бы ее вообще не было сейчас в комнате.

– Дело весьма серьезное, – пробормотал Чарльз. – Мы должны подумать о том, как его нейтрализовать, пока еще не поздно.

– Надо направить Катрин в школу в Швейцарию, – сказал Гай.

– Я думала об этом, – отозвалась Диана, – но можем ли мы быть уверены в том, что она тайно не будет с ним встречаться?

– Ты же не можешь запереть ее в своей комнате и сторожить день и ночь, – огрызнулся Гай. – Ради Бога, Диана, будь благоразумной. Мы просто должны запретить ей видеться с ним! И она обязана нам повиноваться!

Все с сожалением посмотрели на него и стали потягивать херес.

– У меня есть идея! – сказала Софи, и лицо у нее просветлело. – Очевидно, этот мальчик – как его зовут? – Карлос не имеет понятия, что Катрин – его единокровная сестра. Что, если нам связаться с Марком Рейвеном и сказать ему, что произошло? Может, он сам сумеет поговорить с Карлосом, расскажет ему правду – и тот наверняка не станет встречаться с Катрин.

– Может, сейчас не время втягивать его в это дело, когда убита его жена и произошла такая трагедия? – усомнился Чарльз.

Софи вдруг повернулась к Диане:

– Надеюсь, Марк Рейвен знает, что Катрин – его дочь?

– Он не имеет об этом понятия. Мы расстались еще до того, как я поняла, что беременна, – с явной горечью проговорила Диана, досадуя, что вынуждена говорить о своих отношениях с Марком. Это было самое красивое и самое сокровенное в ее жизни, и она хранила в себе воспоминания о проведенном вместе с ним времени. А сейчас то благословенное время становилось как бы общественным достоянием!

Гай насмешливо хмыкнул.

– Диана, ты все опять норовишь усложнить! – воскликнул он. – Ты ни одного пустяка не можешь решить без осложнений! Говорю тебе опять и опять: это дело с Катрин ни в коем случае не должно привести к скандалу! Нам нужно все замять, а если понадобится – отправить Катрин за границу. Если пресса разнюхает эту историю, это повредит мне. – Он обвел всех присутствующих взглядом, как бы ища сочувствия. – Я по крайней мере всегда был осторожен, – с вызовом добавил он, – чего не могу сказать о тебе.

– Ближе к делу! – взорвался Чарльз, и лицо его побагровело.

Лицо Дианы закаменело, когда она услышала слова Гая. Его откровенное лицемерие лишний раз напомнило, до какой степени он ей противен. Броский шикарный костюм, тщательно уложенные волосы – крашеные, как полагала она, – высокопарная речь и напыщенные манеры – он воплощал в себе все то, что Диана ненавидела в мужчинах.

– Ты думаешь только о себе, – холодно сказала она. – Мы говорим о двух молодых людях, жизни которых могут быть загублены, если мы не предотвратим их встречи. Карлос до сих пор пишет Катрин, и я подозреваю, что и она ему пишет. Мы хотим, чтобы они прекратили общение, не посвящая их в истинное положение дел.

– Ну так, ради Бога, давай делать все тихо, – нетерпеливо сказал Гай. – Просто скажи ей, что она больше не должна его видеть. Кстати говоря, где она сейчас? Я приехал, чтобы поговорить с ней и вбить ей в голову несколько разумных мыслей, а вовсе не для того, чтобы разглагольствовать с тобой до бесконечности.