Текст книги "Будь здоров, человек! Плутание по длинным и извилистым коридорам медицины"

Создание искусственного разума – вопрос только времени. Первое: люди овладели качеством сложность, научились создавать искусственные системы по сложности приближающиеся к естественным. Следует надеяться, что они превзойдут этот уровень. Второе условие: ученые поняли, что выделение и переработка информации – модели и действия с ними – процесс объективный. Его можно воспроизвести отдельно от человека, в системах из неживых элементов, при условии их большой сложности. Этого достаточно. Естественный разум – только моделирующая установка из биологических элементов, обеспечивающая выделение и переработку информации. То же возможно воспроизвести искусственно.

Николай Михайлович Амосов «Искусственный разум»

Этап 4 (80-е годы). Четвертый этап ИИ (сокращение слов «искусственный интеллект») стал прорывным. С появлением экспертных систем в мире начался принципиально новый этап развития интеллектуальных технологий – эра интеллектуальных систем – консультантов, которые предлагали варианты решений, обосновывали их, способны были к обучению и, следовательно, к развитию, общались с человеком на привычном для него, хотя и ограниченном, естественном языке. Знание стало товаром. Носителей систем знаний называли экспертами. Человечество получило возможность сохранять и накапливать базы знаний отдельных специалистов (или групп специалистов) в определенной области. Знания стало возможным собирать, тиражировать, проектировать, сделать доступными для всех заинтересованных в нем людей. Появилась новая профессия – «инженер по знаниям» или «инженер-когнитолог».

Владимир Николаевич Ручкин, Владимир Андреевич Фулин «Универсальный искусственный интеллект и экспертные системы»

В феврале 2011 года суперкомпьютер Watson компании IBM выиграл у двух предыдущих чемпионов в американской телевикторине Jeopardy! Watson анализировал вопросы на естественном языке быстрее любого человека. Исследователи из компании IBM предварительно загрузили в память компьютера сотни миллионов страниц данных, а также вооружили его алгоритмами поиска и «чтения» текста – отделения подлежащих, сказуемых и дополнений. Но это было нечто большее, чем просто сверхмощный поиск Google. В Watson использовались передовые алгоритмы, позволяющие «рассуждать», какой из его миллионов гипотетических ответов, скорее всего, правда. За пределами телестудии компьютер представляла целая комната серверов, сравнивающих результаты за доли секунды, пока компьютер не вычислял статистически правильный ответ. Технологии Watson уже рассматриваются в качестве интеллекта роботизированного помощника врача в медицине.

РОБОТЫ большая энциклопедия, 2017 год

Термин «искусственный интеллект» (ИИ, AI – artificial intelligence) возник в 1956 году в США во время летней научной конференции в Дартмутском колледже, финансирование которого осуществлял Фонд Рокфеллера. Автором термина на одном из семинаров стал организатор конференции, молодой математик Джон Маккарти (1927–2011).

Семинар был посвящен разработке решения логических, а не вычислительных задач. И стоит отметить, что в английском языке словосочетание «artificial intelligence» не имеет той антропоморфной окраски, которое оно приобрело в не совсем удачном русском переводе. Ведь слово «intelligence» означает «умение рассуждать разумно», а вовсе не «интеллект», для которого в английском языке имеется аналог «intellect».

Но так или иначе рассуждения об ИИ обычно быстро сворачиваются на прямое или косвенное сопоставление интеллекта машины с интеллектом человека. Сопоставление опасное, ибо трудно точно определить, что собой представляет этот самый «интеллект человека».

В книге «Искусственный интеллект и робототехника» ее авторы Борис Васильевич Костров, Владимир Николаевич Ручкин, Владимир Андреевич Фулин сообщают вот что:

«В настоящее время существует 3 концепции создания искусственного интеллекта: 1. Часть ученых полагает, что интеллект – это умение решать сложные задачи. 2. Другие считают, что интеллект – способность систем к обучению. 3. Третьи уверены, что интеллект – это возможность взаимодействовать с внешним миром путем общения – восприятия и осознания воспринятого».

Конечно, очень было бы желательно, чтобы машина умела бы делать хотя бы что-то из только что перечисленного. И неважно при этом можно ли будет считать машину разумной или нет. И тут на ум приходит такой яркий пример.

Компьютер Deep Blue, детище американской компании IBM, обыграл-таки чемпиона мира по шахматам Гарри Каспарова. И компьютер выиграл не потому, что был умнее своего соперника, просто скорость его реакций в миллионы раз была выше, чем у человека. Компьютер играл в шахматы, ничего в них не смысля, подобно тому, как он выполняет сложные математические действия, совсем не зная математики.

С появлением компьютеров волны жгучего интереса к проблеме ИИ порой сменялись периодами глубокого разочарования. Так, к примеру, в 1973 году возник так называемый «Доклад Лайтхилла», который был подготовлен в Великобритании по заказу Британского совета научных исследований.

Тогда обзор состояния дел в области ИИ был подготовлен известным математиком Лайтхиллом, никак с ИИ профессионально не связанным. В докладе были признаны некоторые достижения в разработке ИИ, однако общий уровень определялся как разочаровывающий. А с позиций практической значимости оценка была и вовсе отрицательной. Этот отчет, полагают, отбросил европейских исследователей ИИ примерно на 5 лет назад, ибо финансирование ИИ тогда существенно снизилось.

Но как это обычно и происходит, движение вниз вскоре сменилось достаточно крутым подъемом. В книге Т.А. Гаврилова, В.Ф. Хорошевского «Базы знаний интеллектуальных систем» эта пора описана так:

«Примерно в это же время существенный прорыв в развитии практических приложений искусственного интеллекта произошел в США, когда к середине 1970-х на смену поисков универсального алгоритма мышления пришла идея моделировать конкретные знания специалистов-экспертов. В США появились первые коммерческие системы, основанные на знаниях, или экспертные системы (ЭС). Стал применяться новый подход к решению задач искусственного интеллекта – представление знаний. Созданы MYCIN и DENDRAL (1976 и 1978 годы), ставшие уже классическими, две первые экспертные системы для медицины и химии…»

Дальше возникло еще большое множество других экспертных систем: PROSPECTOR, область ее деятельности – геологические ископаемые и их разведка, ONCOIN – диагностика раковых заболеваний. Были сооружены ЭС по военному делу, инженерному, информатике, космической технике, математике, метеорологии, промышленности, сельскому хозяйству, управлению, юриспруденции, электронике, физике и т. д. Широкому распространению их мешает лишь то, что дело это очень сложное и дорогое.

Экспертные системы дают советы, проводят анализ, дают консультации и ставят диагноз. Они ориентированы на решение задач, требующих проведения экспертизы человеком-специалистом. Главное достоинство ЭС, этих «колодцев» знания, – возможность накапливать знания, сохранять их длительное время, обновлять их.

Необходимость создания ЭС вызвана острой нехваткой специалистов-экспертов, которые смогли бы в любой момент квалифицированно отвечать на многие вопросы в своей области знаний. Ясно, что хороший эксперт всегда малодоступен, а очень хороший – тем более. Важно и то, что взыскующие ответов от ЭС могут вовсе не знать, как устроен компьютер и как надо писать компьютерные программы для работы с ним. Надо лишь быть специалистом в своей области, который озабочен решением важной конкретной задачи.

Скажем, врач во время работы – будь то прием пациента, выписка рецепта, проведения операции – с помощью ЭС может проверить собственные диагностические предположения, сделанные на основании фактов, полученных из наблюдений, ответов пациента на вопросы, лабораторных анализов, измерения давления, пульса, температуры и других показателей. Для облегчения врачебного вердикта и создаются компьютерные экспертные медицинские системы. Они выполняют свою роль интеллектуального справочника, предлагающего к тому же варианты вопросов к пациенту, основываясь на полученной до этого информации.

Конечно, всякое полезное нововведение должно иметь и некоторые недостатки. Плюсы работы ЭС (их можно долго перечислять): ЭС ничего не забывают в отличие от человека-эксперта. Можно иметь любое количество копий ЭС, а обучение новых экспертов отнимает много времени и средств. Еще удается увеличить производительность и уменьшить затраты на персонал…

Но есть и минусы у ЭС. В дополнение к широкому знанию человек-эксперт имеет и здравый смысл. А пока неизвестно, как заложить здравый смысл в экспертные системы. Вообще человек-эксперт может реагировать на необычные ситуации творчески, экспертные системы не могут. Человек-эксперт располагает широким диапазоном сенсорного опыта, экспертные системы в настоящее время основаны на выводе символов…

Ну а если помечтать о будущем, то рисуется такая радостная картина. Вам что-то нездоровится. Вы хотите получить совет от доктора. Пожалуйста, нажмите на кнопку. И на, допустим, настенном экране возникнет нечто подобное эксперту-медику. Вы расскажете ему о себе и своих симптомах. А он живо проведет поиск по базам данных многих медицинских центров с мировым именем и даст профессиональный медицинский совет с гарантированной точностью, приближающейся к 100 %. Это избавит вас от лишних визитов к врачу, развеет многие сомнения и тревоги. И подобного же рода акцию можно будет затем повторять много-много раз.

К словечку интернет давно привыкли – тут никаких удивлений не возникает. Сидя в Москве, с помощью нескольких ударов по клавишам можно узнать, что в данное время творится в США или, скажем, Аргентине. То есть, по свету гуляет самая разная подчас диковинная информация, и ее удается легко изловить.

Однако с интернетом связаны и другие фокусы. С почти недавних пор возникло еще и понятие «интернет вещей». Это система предметов, объединенных между собой в сеть. Пример? Вы по своему смартфону отправляете сигнал о своем возвращении домой. Сигнал этот получают домашние кофеварка, телевизор и микроволновка. Кофеварка готовит кофе, микроволновка разогревает ужин, телевизор включает вашу любимую передачу.

Фантастика? Нет, это наши ближайшие будни. Любопытно, что их еще в 1926 году предсказал сербский изобретатель, долгие годы работающий во Франции и США, Никола Тесла (1856–1943). Он верил, что радио вырастет в «большой мозг», который объединит вещи в одно большое целое. Причем утверждал, что все это станет возможным благодаря очень компактным инструментам, способным разместиться в кармане твоего пиджака.

Еще раз, интернет вещей – это сеть, объединяющая множество объектов вокруг нас. Частично мы к этому уже привыкли. Имеется сеть компьютеров, смартфонов и даже телевизоров. Но сеть, в которую включены тостеры, кофе-машины, холодильники, зубные щетки, водопровод, электросеть, датчики артериального давления? И всем этим арсеналом вы в состоянии управлять, повинуясь свои прихотям?

Мы привыкаем ко многим сокращениям, например, ИИ – это искусственный интеллект. Вскоре нам придется познать и смысл сокращения IoT. Эта аббревиатура будет все чаще мелькать в СМИ и на просторах мировой сети. IoT – сокращение английских слов Internet of Things (интернет вещей).

Понятие «интернет вещей» ново. Возникло примерно в 2008–2009 года. Именно тогда, считается, как бы произошел официальный переход от интернета людей к интернету вещей. Примерно в эти годы в интернете стало больше предметов, чем людей. А что сейчас? Полагают, что к интернету сегодня подключены десятки миллиардов самых разных устройств: от станков до смартфонов.

Появление «умных» вещей не удивляет. Это один из житейских законов: подчас прогрессом двигает элементарная лень. Изобретение колеса, рычага, появление пультов дистанционного управления – человек придумал все это, чтобы свалить свою работу на различные механизмы.

Конечно, создание интернета вещей – дело непростое. Во-первых, надо подключить вещи к интернету. Сделать ее толику умной, способной осуществлять прием и передачу информации. Создать «умные часы», «умную колонку», «умный дом», «умный офис», «умный автомобиль».

Вторая трудность – умные вещи требуют энергии для своего функционирования. Необходимо осуществить бесперебойное питание приборов, без этого они выпадут из сети, все связи с ними нарушатся. Понятно, иметь для замены миллиарды батареек для миллиарда умных устройств – слишком большая и просто невыполнимая задача. Выход их этой сложной ситуации один – интернет-вещи должны добывать энергию сами – от солнечного света, воздушных потоков, вибраций…

Тема нашей книги – болезни и здоровье, вообще медицина. Что тут сулит нам грядущее половодье новинок интернета вещей?

Много выиграет система здравоохранения и профилактики здоровья. Массу информации дают уже созданные браслеты для занятий спортом. Они подключены к различным приложениям и способны создавать целую экосистему товаров и услуг при занятиях фитнесом – от типов выполняемых упражнений до питания.

Теперь не нужно вручную считать калории и искать информацию о питательных свойствах потребляемых продуктов. Подобные устройства фиксируют физическую активность с помощью акселерометров и дают полную информацию о калорийности, питании и упражнениях. При этом данные пользователь получает в виде графиков, таблиц и рисунков по Сети или через приложение на смартфоне.

Возьмем теперь, скажем, сон. Системы сна заботливо регистрируют данные окружающей среды (уровень шума, комнатную температуру, освещенность), и, в сочетании с информацией, получаемых от датчика, укрепленного под матрасом, дают подробные данные о режиме и фазах сна человека в течение ночи. Эти системы сопрягаются с программами для смартфонов, что дает возможность разрабатывать персональные программы для засыпания и пробуждения.

Существуют и системы для определения и корректировки осанки, устройства, измеряющие мускульное напряжение и расход кислорода во время тренировки, есть и небольшие устройства для физических упражнений с изометрической мышечной нагрузкой. Они мгновенно передают данные через приложение для смартфонов.

До сих пор речь шла о контроле физического здоровья. Кроме этого, становятся все более популярными и разнообразные медицинские приборы, которые раньше стоили сотни и тысячи долларов. Это тонометры, глюкометры, домашние дозаторы лекарств, которые отмеряют не только дозу препарата, но и напоминают о времени его приема, а также уведомляющие обслуживающих больного лиц, если что-то пошло не так.

Уже совсем скоро доктора станут вживлять в наши тела микродатчики и нанороботов. Подобные устройства отслеживают состояние органов и тканей организма и определяют, когда необходимо принять лекарство и какова должна быть оптимальная дозировка. Попутно они будут отправлять информацию лечащим врачам.

Нет сомнений, что в медицине интернет вещей произведет революцию. Вместо привычного раз в год посещения врача для беглого осмотра, можно будет иметь данные непрерывного мониторинга своего здоровья все 365 дней в году.

В истории человечества было три революционных момента. Сначала, миллионы лет назад в южных районах Африки появились первые люди и образовались человеческие сообщества. В ходе второй революции, где-то 5000 лет назад, состоялся период возникновения цивилизаций. Пару веков назад совершилась промышленная революция. В настоящее время мы переживаем четвертую великую революцию.

Мы уже входим в эпоху интернета четвертого поколения, интернета вещей. По-настоящему он вступит в свои права в третьем десятилетии XXI века. В любое устройство можно будет вставить микрочип, и оно станет «умным». Умные дороги, умные здания, умные города, люди со встроенной памятью…

Сознаем ли мы это или нет, но похоже, что сейчас мы инициировали создание умной планеты, на которой все и вся будут соединены друг с другом и могут постоянно обмениваться информацией. Ведутся оценки, сколько вещей будет связано. В частности, предполагается, что к 2025 году обмениваться информацией будет сотня миллиардов умных вещей.

На Западе философия науки основана на допущении, что человек существует отдельно от природы, что его, как машину, можно разобрать и свести к составным частям. Действительность помещается в ощутимой структуре материи, которую можно измерить, выразить количественно и проанализировать. События происходят по неизменным законам. Такое научное представление уходит корнями в почву Аристотелева «эмпирического материализма», к которому вновь обратились в эпоху Возрождения. У Аристотеля действительностью считается лишь то, что подтверждается материально. Материя понимается как нечто постоянное и неизменное и потому реальное.

В рамках данного мировоззрения природа и люди – суть машины, управляемые законами механики: одновременно системы, выполняющие работу, и орудия производства. Соответственно, западная медицина занимается исследованием работы человеческой машины. Когда люди уподоблены машинам, врачи превращаются в механиков. Механик время от времени совершает действия по уходу за машиной, но обычно занимается ею в случаях острой необходимости, когда надо срочно произвести ремонт. Он копается в ее деталях, заменяя отказавшие, и возвращает машину в рабочее состояние. Отсюда следует, что европейский врач, как механик, чинит сломанное тело-машину.

Механику удобнее, если все детали машины стандартизированы и унифицированы. Тогда детали можно легко заменить, поскольку они взаимозаменяемы, а их поломка становится предсказуемой: на основании изучения одного тела можно судить о другом. Стандартные заболевания развиваются по известным причинам, поэтому можно разработать общие методики лечения. Такой подход целиком ориентирован на сходство всех людей и упускает из виду то, что делает их разными и неповторимыми. Когда группе людей ставится одинаковый диагноз, они получают одинаковое лечение. Наука и промышленность позволили медицине действовать на массовых началах. Та же механистическая философия, которая вдохновила массовое производство в промышленности, вызвала к жизни массовые медицину и здравоохранение.

Вера Лебедева «Препараты “Тяньши” и Цигун»

Эти неизбежные в процессе врачевания деловитость и специализация должны были в девятнадцатом веке усилиться сверх меры, ибо между пользуемым и пользующим возникло еще третье, полностью бездушное существо: аппарат. Все более ненужным становится для диагноза проницательный и творчески сочетающий симптомы взор прирожденного врача: микроскоп открывает для него зародыш бактерии, измерительный прибор отмечает за него давление и ритм крови, рентгеновский снимок устраняет необходимость в интуитивном прозрении. Все больше и больше лаборатория принимает на себя в диагностике то, что требовало от врача личного проникновения, а для пользования больного химическая фабрика дает ему в готовом виде, дозированным и упакованным, то лекарство, которое средневековый медик должен был собственноручно, от случая к случаю, перемешивать, отвешивать и рассчитывать. Засилье техники, проникшее в медицину хотя и позже, чем повсюду, но столь же победоносно, сообщает процессу врачевания деловитость некоей великолепным образом разработанной по деталям и по рубрикам схемы; понемногу болезнь – некогда вторжение необычного в сферу личности становится противоположностью тому, чем была она на заре человечества: она превращается, большею частью, в «обычный», «типический» случай, с заранее рассчитанной длительностью и механизированным течением, делается задачею, доступной разрешению методами рассудка. К этой рационализации на путях внутренних присоединяется, в качестве мощного пополнения, рационализация извне, организационная; в клиниках, этих гигантских вместилищах горя человеческого, болезни распределяются точно так же, как в деловых универсалах, по специальным отделениям, с собственными подъемниками, и так же распределяются врачи, конвейером проносящиеся от постели к постели, исследующие отдельные «случаи» – всегда только больной орган – и большей частью не имеющие времени заглянуть в лицо человека, прорастающего страданием. Исполинские организации больничных касс и амбулаторий привносят свою долю в этот обездушивающий и обезличивающий процесс; возникает перенапряженное массовое производство, где не зажечься ни одной искре внутреннего контакта между врачом и пациентом, где, при всем желании, становится все более и более невозможным малейшее проявление таинственного магнетического взаимодействия душ. И тут же, в качестве ископаемого, допотопного экземпляра, вымирает домашний врач, тот единственный, кто в больном знал и человека, знал не только его физическое состояние, его конституцию и ее изменения, но и семью его, а с нею и некоторые биологические предпосылки, – он, последний, в ком оставалось еще нечто от прежней двойственности жреца и врачевателя. Время сбрасывает его с колесницы. Он являет собою противоречие закону специализации и систематизации, так же как извозчичья лошадь по отношению к автомобилю. Будучи слишком человечным, он не подходит больше к ушедшей вперед механике медицины.

Стефан Цвейг «Врачевание и психика»

Родившийся в Индии, в Бомбее, англичанин Джозеф Редъярд Киплинг (1865–1936), писатель и поэт, долгие годы в качестве корреспондента газет проведший вне Англии в странах Востока – Бирма, Китай, Япония – стал автором известного поэтического заявления: «Запад есть Запад, Восток есть Восток – им не сойтись никогда».

Наша книга о медицине. И тут фразу Киплинга можно легко расчленить на три части. Сначала утверждаются уникальность, неповторимость как медицины Запада, так и медицины Востока. Затем следует гадание о возможности в будущем или их взаимного единения, или еще большего отторжения друг от друга.

Пока же мы собираемся толковать об особенностях становления и возмужания лишь западной медицины. О ее становлении, характере и особенностях известный австрийский писатель, драматург и журналист Стефан Цвейг (1881–1942) кратко и талантливо высказался в своей книге «Врачевание и психика» (вышла в 1931 году).

Прежде всего, в тьме давно ушедших тысячелетий Цвейг видит трактовку болезни лишь как наказанье божье, как заслуженное, так и нет. Пишет в книге «Врачевание и психика»:

«Таким образом, в доисторическую пору человечества борьба за здоровье означает не борьбу с отдельною болезнью, а борьбу за бога. Всяческая медицина на земле начинается как теология, как магия, культ, ритуал. Как напряженность души человека против посланного богом испытания. Телесному страданию противопоставляется не технический, а религиозный акт. Не ищут причин недуга, а ищут бога. Не борются с болевыми явлениями, а пытаются замолить болезнь, искупить ее, откупиться от бога при помощи обетов, жертв и церемоний, ибо только тем путем, каким пришла она, – путем сверхъестественным – может она и отступиться».

Вот так вначале медицина и богословие составляли поначалу одно тело и одну душу. Однако постепенно наука излечения отринула божественное происхождение болезни, стала самостоятельной. И тут возникли не только плюсы, но и минусы.

Врач перестал быть союзником и утешителем, превратился в исключительного носителя специализированных знаний и героическим борцом с недугами. Пациента стали приучать к мысли, что только врач может разобраться в причинах болезни и даровать выздоровление. Врачи, став узкими специалистами, утратили знание своих пациентов как реальных людей.

Теперь единое душевное явление «болезнь» распадается на бесчисленные, точно обозначенные болезни. Теряется духовная связь врача с пациентом-человеком. И постепенно «врачебное» искусство превращается в «искусство ремесленное».

Стефан Цвейг пишет:

«Научная медицина рассматривает больного с его болезнью как объект и отводит ему, почти презрительно, абсолютно пассивную роль; ему не о чем спрашивать и не о чем говорить; все, что он должен делать, – послушно и даже без единой мысли следовать предписаниям врача и по возможности выключить себя самого из процесса пользования. В этом слове «пользование» – ключ ко всему. Ибо в то время, как в научной медицине больного «пользуют» в качестве объекта, метод душевного врачевания требует от больного прежде всего, чтобы он сам пользовался душою, чтобы он, как субъект, как носитель и главный исполнитель врачевания, проявил максимум возможной для него активности в борьбе с болезнью. В этом призыве к больному – воспрянуть душою, собрать воедино свою волю и целостность своего существа противопоставить целостности болезни – и состоит существеннейшее и единственное врачебное средство всех психических методов, и пособничество их представителей ограничивается по большей части не чем-либо иным, как такого рода словесным обращением. Но того, кто знает, какие чудеса может совершать Логос, творческое слово, это чародейное сотрясение уст в пустоте, создавшее бесчисленные миры и бесчисленные миры разрушившее, того не поразит, что в науке врачевания, как и во всех других областях, несчетное число раз совершались при посредстве единого слова истинные чудеса, что только через словесное обращение и взгляд – этих посланцев от личности к личности – во многих случаях могло быть восстановлено, исключительно воздействием на дух, здоровье в организмах совершенно расшатанных. В полной мере чудесные, исцеления эти не являются ни чудом, ни исключительным явлением; они лишь смутно отражают все еще неясный для нас закон взаимодействия высшего порядка между телом и душою, который полнее, может быть, исследуют будущие поколения; для нас же довольно и того, что возможность врачевания путем чисто психическим уже не отрицается и что по отношению к явлениям, необъяснимым с точки зрения чистой науки, установилось известного рода смутное признание».

А дальше между врачом и пациентом возникает частокол технических средств исследования. Медик смотрит на мир через микроскоп, тем самым ограничивая свое поле зрения, он утрачивает ощущение цельности представшей перед ним системы. Антагонизм между врачами и пациентами возрастает. Для постановки диагноза теперь все реже нужен проницательный и способный к синтезу глаз прирожденного врача.

И вот на этом безрадостном фоне Стефана Цвейга поражают успехи в лечении редких одиночек-целителей, бросивших вызов рутинной медицине. Цвейг пишет:

«Фантастическое положение: в эпоху, когда медицина, благодаря сказочному вооружению своей техники, творит истинные чудеса, когда она научилась дробить, наблюдать, фотографировать, измерять, подвергать своему воздействию и изменять малейшие атомы и молекулы живой ткани, когда все другие точные науки поспешествуют ей и сопутствуют и ничто органическое не являет как будто тайны, – как раз в этот самый миг ряд независимых исследователей доказывает ненужность во многих случаях всей этой аппаратуры. Они открыто и неопровержимо свидетельствуют своими делами о том, что и в нашу пору, как некогда, можно с голыми руками, исключительно путями психическими, добиться исцеления, и даже в тех случаях, когда ничего не мог сделать до них величественный и точный механизм университетской медицины.

На сторонний взгляд, система их непонятна и почти смешна в силу своей незначительности: врач и пациент мирно сидят рядом и, кажется, просто болтают. Ни рентгеновских снимков, ни измерительных приборов, ни электрической цепи, ни кварцевых ламп, ни даже термометра – ничего нет от всего того технического арсенала, который составляет справедливую гордость нашего времени; и все-таки их древний метод действует часто с большею силою, чем ушедшая вперед терапия».