Текст книги "Голубая Птица счастья"

Глава 4. Место которого нет

Не стоит смотреть на карту, раз на ней не обозначена Утопия, ибо это та страна, на берега которой высаживается человечество.

Оскар Уайльд

Не в погоне за истиной, но скорее в погоне за ложью человечество истратило большую часть своих усилий. Преследуемых им химерических целей оно не в состоянии было достигнуть, но в преследовании их оно совершило весь прогресс, которого вовсе не искало.

Французский социальный психолог Густав Лебон (1841–1931)

Утопия есть слово греческое: «у» по-гречески значит «не», «топос» – место. Утопия – место, которого нет, фантазия, вымысел, сказка. Утопия в политике есть такого рода пожелание, которое осуществить никак нельзя, ни теперь, ни впоследствии, – пожелание, которое не опирается на общественные силы и которое не подкрепляется ростом, развитием политических, классовых сил.

Владимир Ильич Ленин

Осенью 1516 года в бельгийском, провинция Брабант, городе Лувене вышла в свет книга с таким длинным и пышным заглавием:

«Libellus aureus nec minus salutaris quam festivus de optimo republicae statu de que nova insula Utopia».

Латынь в ту эпоху, рубеж средневековья и Ренессанса, была языком ученых-гуманистов. Этот очень узкий круг образованных людей, для которых умирающий язык был обычным и привычным средством общения, заботился вовсе не о том, чтобы эти работы стали мишенью для критиков-интеллектуалов. Они, строго говоря, не очень-то печалились о строительстве будущего (лишь много позднее их стали называть «утопистами») – их волновало только мнение немногих друзей, собеседниковединомышленников, живших в других европейских странах. Поэтому и автор новой книги, англичанин, совсем не спешил перевести свой труд на английский, чтобы ознакомить с ним своих сограждан. Сделано это было много позднее: только в 1551 году, уже после его смерти.

И теперь-то на титуле книги стояло уже иное название: «Весьма полезная, также и занимательная, поистине золотая книжечка о наилучшем устройстве государства и о новом острове утопия мужа известнейшего и красноречивейшего Томаса Мора, гражданина и шерифа славного города Лондона».

С веками эта долгая велеречивая фраза-заголовок начала постепенно сокращаться, усыхать и, в конце концов, ужалась до единственного, но зато очень емкого слова, которое стало, как и многие другие понятия – «стресс», «спутник» – одинаково звучать на всех сущих языках мира, до слова равно понятного и туманного, полного, мы в этом убедимся, своеобразной мистики и многих ТАЙН, слова – «УТОПИЯ».

4.1. Нигдея

«Утопия» Мора была написана всего лишь лет, примерно, двадцать спустя после первого путешествия Христофора Колумба. Европейцам открылись новые миры. Все жаждали описаний всякого рода необыкновенных путешествий, экзотических стран и народов. Как бы идя навстречу этим пожеланиям, Мор и вкладывает рассказ о счастливом острове, где все вершится наилучшим способом, какой только возможен, в уста спутника Америго Веспуччи, бывалого португальского моряка и путешественника, – Рафаэля Гитлодея (этому вымышленному персонажу Мор придумал фамилию, состоящую из греческих частей, первая означает «болтовня», «вздор», вторая – «опытный», «сведущий»), с которым Мор, якобы, случайно встретился в Брюсселе.

Мор изобретает расположенный где-то в Южном полушарии остров (он имел в ширину 200 тысяч шагов) Утопию, которым правит мудрый и справедливый царь Утоп, приведший скопище грубого и дикого народа к такому образу жизни и такой просвещенности, что ныне они превосходят в этом всех смертных…

Любопытно, что многие тогда поверили в существование Утопии. Приняли вымысел, остроумную мистификацию Мора за чистую монету (находились даже добровольцы, готовые отправиться на поиск блаженной страны). Авторы же многих позднейших сочинений на ту же тему, с легкой руки Мора, в подражание ему, принялись описывать воображаемые «острова», «города». Микроб УТОПИИ, освободил им дорогу, и этот микроорганизм – злостный ли, благостный? – принялся бешено размножаться, захватывая все новые территории земного шара, инфицируя души как отдельных людей, так и целых народов.

Тут, впрочем, стоит еще раз вернуться (смотри эпиграф: цитату из сочинений Ленина) к смыслу слова «утопия», ибо трактовка его далеко не однозначна.

Мор проявил большое остроумие. Вначале остров имел чисто латинское название «Nusquamam», что можно было перевести как «нигде», «никуда», «ниоткуда», «ни к чему», «ни для чего», «никак», «никоим образом». Однако эти слова выглядели все же чересчур категорично и, главное, однозначно, поэтому хитрец Мор решает вмонтировать в латинскую фразу греческий «камешек».

Тонкость заключалась в том, что истинный смысл этого греческого новообразования, переданного в латинской транскрипции, оказывался двусмысленным. Комбинацию двух лексических компонентов греческого языка: u и topos («нет» и «место») можно было перевести как «вымышленная страна», «несуществующее место», как НИГДЕЮ. Но за непроницаемыми латинскими буквицами возможно было разглядеть и иной, второй смысл. Посчитать, что в «утопии» скрыты греческие eu и topos («благо» и «место» – «евтопия»), тут-то «утопия» уже превращалась в «благословенную землю», в «прекрасную страну»!

А что Мор имел в виду в действительности? Сие так и осталось неизвестным. Не исключено, что острослов-англичанин хотел застрелить сразу двух зайцев, что эти словесные выкрутасы, эту игру слов можно было перевести и так: «СТРАНА ПРЕКРАСНАЯ, НО НЕСУЩЕСТВУЮЩАЯ».

Нигдея. Эта бездонная словесная «бочка», казалось, готова была вместить в себя все – повесть об исчезнувшей Атлантиде, рассказы о Тарзане и еще многое другое. Мифы, сказания о земном рае, сказки, восточные легенды; аллегории, сатиру, приключения, робинзонады; пророчества, изображения всевозможных войн и космических ужасов, научную и псевдонаучную фантастику, романы ужасов; трактаты по политической философии, футурологические проекты, советы властителям; философские романы, религиозные эссе, романы о духовных и физиологических исследованиях, откровения мистиков и бредовые видения социальных экспериментаторов.

Удивительно, но вся эта прорва легко укладывалась в библиографию об утопии. Так удачный каламбур Мора, этого «закоренелого остряка», как его позднее называли знатоки утопизма, заставлял смешивать ХОРОШЕЕ С НЕСУЩЕСГВУЮЩИМ И ПЛОХОЕ С РЕАЛЬНЫМ.

4.2. Бунт «безбородого мальчишки»

Пришло время рассказать и о самом Томасе Море.

Мор (1478–1535) родился в Лондоне, на Милкстрит (Молочной улице, рядом с которой тянулись Мясные, Кузнечные, Кожевенные, Гончарные…). Лондон тогда был еще очень мал: протяженность городских стен во времена Мора равнялась примерно трем километрам, однако в городе уже роскошествовали или же ютились десятки тысяч человек. Нравы царили довольно грубые и жестокие. Самым излюбленным развлечением лондонцев были медвежьи и бычьи бои. Сильных быков и свирепых медведей травили собаками на глазах у вопивших и визжавших от удовольствия зрителей. Это жестокое ревю завершалось обычно тем, что несколько человек с бичами нападали на привязанного к столбу ослеплённого медведя, а он в ярости рвался с цепи и бросался на них: толпа ревела от восторга… Томас принадлежал к семье почтенных горожан: один из его дедов был городским шерифом, а отец – Джон Мор – сделал неплохую карьеру юриста, пройдя путь от адвоката до королевского судьи. Предполагалось, что и Томас, старший из сыновей, в семье было 6 детей, пойдет по стопам отца. А пока он учился в грамматической школе, находившейся при монастыре Святого Антония, где главным предметом была латынь, и с 12 лет начинает служить, таков был обычай той поры, пажом у архиепископа Кентерберийского, впоследствии кардинала, Джона Мортона, который был образованнейшим человеком: ученым, юристом, архитектором, дипломатом, государственным деятелем; в его доме собирались ученые и поэты. Часто устраивались и домашние спектакли, в них принимал участие и Томас, веселивший гостей изобретательностью и остроумными шутками, придуманными тут же, на подмостках. (В сочельник 1490 года Томас, выйдя на сцену, начал внезапно импровизировать, остальным было трудно продолжать свои роли, они не знали, что мальчик сейчас им скажет. Красноречивый, бойкий школяр вел спектакль, который закончился при всеобщем смехе и рукоплесканиях…) Должно быть, по совету Мортона отец определил Томаса, 1492 год, в Кентерберийский колледж Оксфордского университета, где традиционно изучали грамматику, риторику и логику. Сэр Джон сына не баловал, денег давал в обрез, и тому на собственной шкуре пришлось испытать то, о чем много ранее с иронией писал «отец английской поэзии» Джефри Чосер (1340–1400):

 
…Выносить
Нужду и голод приучился стойко,
Полено клал он в изголовье койки.
Ему милее двадцать книг иметь,
Чем платье дорогое, лютню, снедь.
Он негу презирал сокровищ тленных,
Но Аристотель – кладезь мыслей ценных –
Не мог прибавить денег ни гроша…
 

Томас проучился в университете всего два года: есть версия, что в Оксфорде он усердно принялся за изучение греческого языка, что было тогда поступком необычным и навлекло на него подозрение в симпатиях к итальянским безбожникам. Университетские власти выразили сильнейшее неудовольствие, и отец меняет свою волю: определяет сына учиться на юриста. Изучение законов английского королевства длилось долго: подготовительная школа Ньюинн, где Томас обнаружил незаурядные способности к юриспруденции; затем – школа высшей ступени Линкольнсин, где студенты обязаны были посещать судебные заседания в Вестминстере с последующим обсуждением прослушанных дел, с разбором юридических казусов; «полным» адвокатом Мор становится только в 1502 году; красноречивость, находчивость, остроумие, ученость снискали ему славу, но совершенно удивительными были для тогдашних обычаев неподкупность, честность Мора, нежелание брать взятки и подношения. Имя молодого адвоката быстро становится популярным. В 1504 году 26-летний Томас был избран в парламент, членом палаты общин, и сразу же вступил в конфликт с самим… королем Генрихом VII! Тот требовал введения дополнительных незаконных поборов (выдачи ему из казны крупной суммы денег ввиду посвящения в рыцари первого сына и выдачи замуж первой дочери) и был совершенно уверен, что никто не посмеет выступить против его требований. Но он ошибся: Мор возражал против нового билля, он смело и убедительно доказал незаконность королевских притязаний. Палата общин целиком его поддержала. Король был взбешен, ему донесли, что какой-то «безбородый мальчишка расстроил весь его замысел». Арестовать Мора? Он пользовался депутатской неприкосновенностью, сделать это даже королю было нельзя, поэтому разъяренный Генрих VII выместил злобу на отце Мора: его арестовали и заключили в Тауэр, и выпустили лишь после уплаты огромного – 100 фунтов стерлингов – штрафа. Пять лет, Генрих VII скончался в 1509 году, Томас жил в постоянном страхе, даже помышлял об отъезде за границу, страхе за своих детей, всей своей семьи.

4.3. «Сам нес на плечах свою совесть»

Однако вовсе не юриспруденция прославила в веках имя Мора. Отдаваясь различным общественным и семейным обязанностям, сам он много сожалел о том, что не оставлял ничего «себе, то есть литературе». Суть своего главного таланта видел он именно в писательском труде. Известны его комедии, сатиры, эпиграммы, стихотворения с примечательными названиями: «О жажде власти», «Воля народа дает короны и отнимает их»… Составил он и жизнеописание одного из величайших деспотов, обитавших когда-либо в Вестминстерском дворце, – «Историю Ричарда III», она стала одним из источников гениальной драмы Шекспира. Все это позволяло Мору с большими правами числиться в ряду основателей новой английской прозы. И все ж не меркнувшее литературное величие принесла ему «Утопия». Летом 1515 года Мор отправляется с важным дипломатическим поручением нового короля, Генриха VIII во Фландрию. Там ждал его друг, Эразм Роттердамский (в 1509 году он посвятил Томасу свою знаменитую «Похвалу глупости»). Рассказывают, что при первой встрече Эразм, сам блестящий оппонент в спорах, был настолько поражен умом и находчивостью Мора, что в конце разговора в восторге воскликнул: «Aut tu es Morus aut nullus» – «Ты или Мор, или никто!» На что Мор, не задумываясь, тут же, в тон ему ответил, на латыни же: «Et tu es Deus aut daemen aut meus Erasmus». – «И ты – или бог, или дьявол, или мой Эразм».

Во Фландрии Мор и начал писать свой утопический роман, который был выпущен не в Англии, возможно, Мор опасался цензурных придирок (в романе было много скрытых цитат, аллюзий, намеков на тексты и события, известные читателю того времени), при дружеском деятельнейшем участии Эразма и другого знакомца Мора – гуманиста и издателя Петра Эгидея. Удачно выполненные Мором дипломатические миссии (в 1514 году он был возведен в рыцарское звание и работал в нескольких посольствах), а вслед за этим и успех его «Утопии» обратил на Мора внимание самого Генриха VIII. Король много раз приглашал Мора посетить двор, но тот не являлся; в конце концов, сам король явился без приглашения на обед к Мору, в его дом в Челси. Монарх часто беседовал с Мором. И не только о государственных делах, но и о математике, астрономии, литературе и богословии. Король ценил остроумие собеседника и часто задерживал его во дворце. Однако привязанность короля явно тяготила Мора, ибо, во-первых, он был вынужден иногда несколько дней не бывать дома, а, во-вторых, он не питал никаких иллюзий относительно Генриха VIII. Когда его как-то поздравляли с милостивым расположением короля, Мор ответил: «Если бы ценой моей головы он мог завоевать какой-нибудь замок во Франции, она тут же слетела бы с плеч…» Желая привлечь Мора к себе, король предложил ему ежегодную пенсию, этот подарок Мор не принял, не желая жертвовать своей независимостью. Он оставался верен себе, утверждая, что всю свою жизнь «сам нес на своих плечах свою совесть». В 1525 году король назначает Мора на высший пост – лорд-канцлера Англии: в этом амплуа Мор в государстве становился вторым человеком, после короля. Отметить надо еще и то, что впервые в Британии тогда канцлером сделали выходца из буржуазной среды. Но и этот успех не вскружил Мору голову, в традиционной ответной речи по поводу своего назначения Мор говорил: «Я считаю это кресло местом, полным опасностей и трудов и далеко не таким почетным. Чем выше положение, тем глубже падение… Если бы не милость короля, я считал бы свое место столь же приятным, сколь Дамоклу был приятен меч, висевший над его головой…» (По древнегреческому преданию, сиракузский тиран Дионисий-старший предложил своему фавориту Дамоклу, считавшему его счастливейшим из смертных, на один день свой престол. Во время пира СЧАСТЛИВЫЙ Дамокл вдруг обнаружил над головой обнаженный меч, висевший на конском волосе, и понял призрачность своего благополучия.) Мор оставался неизменен и верен себе: он упрямо отказывался принимать какие бы то ни было подношения от обращавшихся в королевский суд. Эразм оставил нам портрет Мора тех дней. Автор «Утопии» был не выше среднего роста, белолиц, хотя и с тонким румянцем, с темно-золотистой шевелюрой и довольно редкой бородой и с очень выразительными красивыми голубовато-серыми глазами. Лицо всегда дружеское, приветливое, а улыбка добрая и выдающая склонность к юмору. Мор, писал Эразм, очень скромен и прост в своих житейских привычках. Неприхотливый в еде, он всяким лакомствам предпочитал простую пищу – говядину, соленую рыбу, простой хлеб, молоко. Таким же скромным был он и в отношении одежды, и в поведении, пренебрегая условностями и светскими манерами. Он очень любил животных, ему нравилось наблюдать их повадки и нравы. Дом его был полон различным зверьем и птицами: у него жили обезьяна и лисица, хорек, ласка, попугай… Мор продолжал быть лордканцлером, но тучи над его головой сгущались. В 1532 году Генрих VIII предъявил собранию английского духовенства ультиматум – требования, отвергавшие власть папы римского. 15 мая духовенство и парламент капитулировали, один только Мор не согласился со своевольством короля. 16 мая в саду при Йоркском дворце, резиденции лорд-канцлера, Мор возвращает атрибут своей власти – большую государственную печать Англии, заявив тем самым об отставке. Его поступок был небезопасен и свидетельствовал о его мужестве и глубокой принципиальности. Король, добившись права быть, вместо папы, главой англиканской церкви, продолжал чудить. Собственно, поводом для разрыва с папой явилось дело о королевском разводе. Генрих VIII собирался расстаться со своей первой женой, Екатериной Арагонской, с которой до этого прожил в мире и согласии 20 лет, чтобы иметь возможность взять в жены красивую фрейлину королевы – Анну Болейн. (Нелишне здесь отметить, что Генрих VIII был, говорят, женат шесть раз и двум своим женам он приказывал отрубить головы.) В деле о разводе королю не удалось, однако, добиться поддержки Мора и он, затаив злобу, выжидал случая нанести своему прежнему «любимцу» смертельный удар. И вскоре преуспел в этом.

4.4. Приговор суда до сих пор так и не был отменен

Трудно представить себе более противоречивую, контрастную, драматическую судьбу, чем судьба Томаса Мора. Выходец из буржуазных кругов, он добился невиданной политической карьеры, став лорд-канцлером Англии. В век откровенного мздоимства и злоупотреблений, он бескомпромиссно отвергал все предложения о личном обогащении. Верный сторонник монархической власти, он дерзко препятствует королям в их противозаконных претензиях, защищая права и привилегии рядовых граждан. В начале 1534 года в Англии парламентом был одобрен «Акт о наследовании», узаконивающий волюнтаризм королевской власти. К Акту прилагалось постановление о присяге на верность. И в апреле Мор был вызван в специальную комиссию для принятия присяги. Хотели не только сломить упорство Мора, но и надеялись, что его пример раскаявшегося грешника, авторитет Мора как в Англии, так и за рубежом был велик, повлияет на всех колеблющихся. Увы, эти надежды не оправдались. Мор отказался от присяги и был незамедлительно заключен в Тауэр. Вскоре были обнародованы и приняты новые постановления: «Акт о верховенстве» и «Акт об измене». Широкое толкование «государственной измены» открывало безграничные возможности для злоупотреблений и доносов. Опираясь на свидетельства некоего Р. Рича, в беседе с которым Мор якобы сказал, что король не может быть главой церкви, суд констатировал «злонамеренное» упорствование обвиняемого в измене. Участь Мора была решена. Его приговорили к самой мучительной казни, какую только могло измыслить изощрённое изуверство уходящего средневековья. Приговор гласил: «… влачить по земле через все лондонское Сити в Тайберн, там повесить его так, чтобы он замучился до полусмерти, снять с петли, пока он не умер, отрезать половые органы, вспороть живот, вырвать и сжечь внутренности. Затем четвертовать его и прибить по одной четверти его тела над четырьмя воротами Сити, а голову выставить на Лондонском мосту». В день казни, рано утром 6 июля 1535 года, Мору сообщили о королевской милости: жестокая расправа заменялась обыкновенным отсечением головы. «Избави боже моих друзей от такой милости», – только и обронил осужденный. Еще до казни, когда Мор томился в тюрьме, всяческими мерами пытались сломить его сопротивление (отречение от своих взглядов могло спасти ему и жизнь, и состояние!). 4 мая 1535 года его любимой дочери, Маргарите, было дано разрешение посетить отца. Свидание, его момент, выбраны были не случайно: мимо окна камеры, где находились отец и дочь, провели на казнь монахов-картезианцев. Надеялись, что мрачная картина поможет дочери уговорить отца подчиниться королю. Осечка! Стараясь успокоить дочь, Мор сказал ей: «Ты посмотри, Мег, как весело идут на смерть эти праведные отцы. Будто женихи на свадьбу». Не действовали и уговоры подсылаемых сановников. На замечание герцога Норфолькского: «Опасно воевать с государями, и я хотел бы, чтобы вы уступили желанию короля. Ведь, ей-богу, гнев короля равносилен смерти», Мор спокойно возразил: «И это все, милорд? Но тогда между мною и вами лишь та разница, что я умру сегодня, а вы – завтра». Его казнили близ Тауэра – главной тюрьмы Британии. Когда у ворот Тауэра некая бедная женщина обратилась к нему с какой-то претензией по поводу своих дел, не получивших решения в дни канцлерства Мора, он ей ответил: «Добрая женщина, потерпи немного, король так милостив ко мне, что ровно через полчаса освободит меня от всех моих дел и поможет тебе сам». К эшафоту он шел спокойно, но очень медленно. Еще бы! Пятнадцать месяцев заключения в Кровавой башне Тауэра превратили Мора в изнуренного старика. Но и в последние часы он не утерял способности шутить. Приблизившись к наспех сколоченному эшафоту, с трудом преодолев первые ступеньки, он попросил одного из сопровождавших его тюремщиков: «Пожалуйста, помогите мне взойти, а сойти вниз я уж постараюсь как-нибудь сам». Мора предупредили, что «он не должен быть многоречив на месте своей казни», запретили обращаться к народу, опасались, что люди поймут всю чудовищную несправедливость этой казни – настоящего убийства. Говорят, что, взойдя на помост, Мор упал на колени и горячо помолился богу, затем встал, поцеловал палача в лоб и сказал ему: «Бодрись, мой друг! И не бойся исполнить своей обязанности. Шея моя очень коротка, целься хорошенько, чтобы не осрамиться». И уже в самую последнюю минуту, став на колени и положив голову на плаху, добавил: «Погоди немного, дай мне убрать бороду, ведь она никогда не совершала никакой измены». После казни Мора, его голова, по законам того времени, должна была быть посажена на кол и выставлена на целый месяц на всеобщее обозрение на Лондонском мосту, как голова особо опасного государственного преступника. Но уже через несколько дней друзьям Мора удалось выкрасть его голову. Его дочь увезла ее и похоронила в своем семейном склепе у церкви Дунстана, в Кентербери. Более четырехсот лет прошло с момента казни. Только тогда очередное правительство Англии решилось, наконец, водрузить в Вестминстерском аббатстве мемориальную доску в его честь. Однако – и это очень показательно – приговор суда 1535 года «За государственную измену» ТАК ДО СИХ ПОР И НЕ ОТМЕНЕН! И в этом есть своя глубокая логика.