Текст книги "Россия и Польша. История взаимоотношений в XVII—XX веках"
Автор книги: Юрий Денисов
Жанр: История, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 9 (всего у книги 41 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
«Не новость, – писали они, – для вас лгать в своих писаниях: у вас нет стыда в глазах; присмотрелись мы на храбрость и мужество ваше! Московский народ самый подлейший в свете и по храбрости подобен ослам или суркам, которые только тем и обороняют себя, что в ямы прячутся. Видали мы своими глазами, как литовский гетман дал вам себя знать с малыми силами. Мы, ожидая счастливого прибытия государя нашего короля с сыном Владиславом, не умрем с голоду, а дождемся его и возложим царю Владиславу на главу венец вместе с верными его подданными, сохранившими данную ему присягу; а вам Господь Бог за кровопролитие и разорение Московского государства возложит на голову кару и каждый старший из вас пусть ожидает великой кары Божией над собою. Не пишите к нам ваших московских глупостей: не удастся вам ничего от нас вылгать; мы вам стен не закрываем, добывайте их, если они вам нужны, а царской земли шишами и блинниками не опустошайте: пусть хлоп идет к сохе, поп – к церкви, купец – на свой торг: здоровье будет царству. Не пиши нам сказок, Пожарский; мы лучше тебя знаем, что польский король усоветовал с сенатом, как довести до конца московское дело и укротить тебя, архимятежника. Не был нам турок страшен и не будет; и не только со своими негодяями и шишами, что у тебя теперь, но если бы к тебе пристало гораздо больше бунтовщиков таких, как ты, то и тогда не одолеешь ты нас при помощи Божией» [30, 750].
Однако дождаться помощи от короля польско-литовскому гарнизону было не суждено, и в начале октября цены на продовольствие в осажденном Кремле достигли неимоверных величин: 100 злотых за четверть ржи, хлеб из лебеды стоил по три злотых за буханку, а четверть конского мяса – 120 злотых. К середине октября уже ни за какие деньги нельзя было достать ни хлеба, ни мяса животных. Н.И. Костомаров приводит страшные подробности наступившего голода среди осажденных москвитян, поляков и литовцев из дневника одного из них, сохраненных неким киевским мещанином Божком Балыкой: «Осажденные переели лошадей, собак, кошек, мышей; грызли разваренную кожу с обуви, с гужей, подпруг, ножен, поясов, с пергаментных переплетов книг, – и этого не стало; грызли землю, в бешенстве объедали себе руки, выкапывали из могил гниющие трупы, и съедено было, таким образом, до восьмисот трупов, и от такого рода пищи и от голода смертность увеличивалась» [30, 751].
В этих условиях никто не мог поручиться за жизнь соседа, те, кто не мог далее терпеть такой голод, перелезали через крепостные стены и сдавались в плен. Некоторым повезло: их накормили и отправили к кремлевским стенам уговаривать товарищей сдаться, а попавшие к казакам перебежчики были поголовно изрублены на части.
Однако и в таких условиях кремлевский гарнизон находил силы к сопротивлению и пресекал попытки осаждавших сделать подкопы под крепостными стенами. Конечно, долго так не могло продолжаться, и когда казаки князя Трубецкого 22 октября решились на приступ Китай-города, то защищать его было некому, последние защитники его ушли в сам Кремль. Чтобы сохранить хоть какие-то остатки пищи для гарнизона, полковник Струсь выпустил из Кремля находившихся там женщин и детей. Князю Пожарскому и Минину с трудом удалось сохранить жизнь этим боярским женам и детям, защитив их от разъяренных казаков, желавших как минимум ограбить людей. Дальнейшее сопротивление было бесполезным, и осажденные это понимали, даже несмотря на стойкость некоторых членов московского правительства, среди которых выделялся Федор Андронов, понимавший, что в отличие от бояр и польско-литовских полковников, его, скорее всего, в плену ожидала смерть. Поэтому начались переговоры о сдаче московского гарнизона царя Владислава вождям ополчений, в результате договорились единственно о том, что всем осажденным будет сохранена жизнь.
24 октября 1612 г. через Троицкие ворота Кремля были выпущены бояре и русские люди, в том числе руководитель московского правительства князь Федор Иванович Мстиславский, князь Иван Михайлович Воротынский, боярин Иван Никитич Романов с племянником Михаилом Федоровичем, будущим царем России, а пока еще верным слугой царю Владиславу. Несмотря на стремление казаков расправиться с этими высокородными пленниками, князю Пожарскому удалось вывести их в свой лагерь.
На следующий день были отворены все кремлевские ворота, через которые во главе со священнослужителями в Кремль вошли войска ополчений Пожарского и Трубецкого, где в Успенском соборе был отслужен благодарственный молебен. Польско-литовский гарнизон, побросав оружие, дожидался на площади своей участи. Предварительно изъяв у них все, представлявшее какую-либо ценность, чтобы расплатиться с казаками, пленных поделили между двумя ополчениями: доставшиеся князю Пожарскому остались живы, их развезли по разным городам России, а попавшие в плен к князю Трубецкому были почти поголовно умерщвлены казаками. Правда, судьба сосланных в различные города поляков и литовцев была тоже незавидной, так в Галиче толпа расправилась с пленными из роты Будзилы, в Унже то же самое произошло с пленными из роты Стравинского. А вот пленным из роты Талафуса повезло больше: их освободил отряд запорожских казаков, которые с целью грабежа достигли Соли Галицкой. Польских и литовских офицеров отдельно от рядовых солдат посадили в острог в Нижнем Новгороде, что вероятно и спасло их от самосуда народной толпы. Правда, Осип Будзила, уже будучи освобожденным из плена по Деулинскому миру в 1619 г., сообщал о намерении местных властей утопить их всех в Волге и о заступничестве за них князя Дмитрия Пожарского.
В это время польский король Сигизмунд III с сыном, московским царем Владиславом, направлялись вместе с войском к Москве, весть о сдаче московского гарнизона дошла до них на пути из Вязьмы в Волоколамск. Понимая, что штурмовать Москву малыми силами, с которыми он пришел в Россию, бессмысленно, король в конце ноября, не решившись зимовать в Вязьме, ушел в Польшу. Тем не менее его появление вместе с царем Владиславом на близких подступах к Москве отодвинуло начало выборов нового царя и не потому, что временное правительство боялось захвата поляками столицы, а потому, что не знало, как к царю Владиславу, прибывшему на свой престол, отнесется русский народ.
Только после ухода польского войска с территории России во второй половине декабря оповестили о созыве земских представителей для выборов царя. По каким-то причинам, не дошедшим до потомков, декабрьский земский съезд выборщиков оказался недееспособным, и тогда был назначен новый созыв земства на март месяц. Вероятнее всего, это произошло из-за отсутствия московских бояр, которые после исхода из Кремля бросились в свои отчины, чтобы откормиться, да и ради собственной безопасности: с глаз долой от своих победителей. Но на этот раз съезд, видимо, начал работать еще в феврале, не дожидаясь выборщиков от всех городов и волостей.
Документы, сохранившиеся от этого времени, не дают возможности представить, как развивались события на этом соборе, но 7 февраля 1613 г. в московские цари был предъизбран шестнадцатилетний сотник Михаил Федорович Романов. Окончательное избрание или оглашение оного должно было произойти 21 февраля того же года, но вот подписан документ чисто по-русски: «одно лицо подписывалось за нескольких, не перечисляя их поименно, а только означая общим именем “тулян”, “серпьян”, “чебоксарцев” и т. д.» [44, 536]. С.Ф. Платонов сообщает, что на документе об избрании стоят подписи представителей от 50 городов и уездов, а всего при этом 277 подписей, что существенно меньше, чем должно было быть. Известный историк, рассматривая эти события, подмечает, что от Нижнего Новгорода подписались только четверо, хотя по достоверным сведениям от этого города были избраны три священника, один дьяк, два стрельца и 13 посадских представителей, не считая представителей дворянства. Если сопоставить такое представительство от одного города, то можно представить, какое могло быть количество выборщиков царя на этом соборе. Почему не дождались полного кворума избирателей или, не захотев ждать их явки к обусловленному сроку, воспользовались каким-то для этого удобным моментом, осталось неясным. Известно только, что на съезде выборщиков было решено не избирать в московские цари представителей иностранных держав, т. е. уже избранного царя Владислава и предлагаемого ранее некоторой частью Первого ополчения шведского принца Карла-Филиппа, а также не предлагать правления царицы Марины и ее сына Ивана.
Предполагается, что князь Д.М. Пожарский отказался претендовать на царский титул. Он как-то сразу после взятия Кремля отошел на второй план и устроился на жительство на Арбате в Воздвиженском монастыре, в то время как его соперник – князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой поселился в Кремле в дворце Бориса Годунова и явно был не прочь стать царем. Первый из этих народных вождей был потомком седьмого сына великого князя владимирского Всеволода Большое Гнездо, но по служебной лестнице достиг только звания стольника, а второй, получивший боярский чин от Тушинского царя, являлся потомком князя Корибута, сына великого князя литовского Ольгерда. Считается, что казаки не желали видеть на московском престоле князя Д.М. Пожарского, пренебрегавшего ими во все время соперничества двух ополчений.
Удивительно, но эта новая сила в государстве, до смуты не находившаяся в подданстве у царя, теперь претендовала на право избрания своего казацкого царя. В то же время дворяне были против избрания князя Д.Т. Трубецкого, прекрасно понимая, что он будет и в дальнейшем опираться на поддержку казаков. Так это было или иначе, только по созданной позднее династией Романовых легенде какой-то дворянин из Галича принес письменное предложение об избрании на трон родственника прежних государей Михаила Романова, а затем с таким же предложением выступил донской атаман, что и послужило решением о выборе царя.
21 февраля 1613 г. об этом решении было объявлено московскому люду с Лобного места на Красной площади, после чего Троицкий келарь Авраамий Палицын, Новоспасский архимандрит Иосиф и боярин Василий Петрович Морозов спросили у народа его желания в выборе царя. На хорошо подготовленном народном собрании вопрошающие получили искомый ответ: «Желаем на царство Михаила Федоровича Романова». По той же легенде сама мать Михаила Романова инокиня Марфа по примеру царицы Ирины сказала прибывшим с посольством в Ипатьевский монастырь под Костромой рязанскому архиепископу Феодориту, троицкому келарю Авраамию Палицыну, а также боярам Федору Ивановичу Шереметеву, родственнику Романовых, и князю Владимиру Ивановичу Бахтеярову-Ростовскому, что не желает видеть своего сына на царском престоле, так как он еще очень молод. Михаил Романов тоже якобы отказывался от царской должности, что было принято в те времена в России, но под давлением послов мать благословила его, и он принял царский посох от архиепископа рязанского.
Что-то здесь не так! Два человека, обладавшие реальной военной силой, – князь Дмитрий Пожарский и князь Дмитрий Трубецкой – якобы отказались от власти, которую они уже имели. И это при том, что патриарха, который мог бы возглавить процесс выбора царя, на тот момент не существовало. Так что созыв земского собора возглавить могли только эти два предводителя Первого и Второго ополчений, имеющих при себе заблаговременно созданные правительства со всеми необходимыми приказами и монетными дворами. Видимо, уступить друг другу власть они не захотели, а продолжение их соперничества могло привести к новому витку гражданской войны. Более того, историки сообщают о том, что московская «чернь» и казаки осадили дворы Трубецкого и Пожарского (что это были за дворы и где находились, историей не уточняется, хотя ни тот, ни другой до этих событий своей недвижимости в Москве не имели).
Каким же образом появилась кандидатура Михаила Романова? Обычно историки романовской династии приводят мнение, что этот кандидат (даже не претендент, так как на земском соборе он не присутствовал и лично не изъявлял желания быть избранным на российский трон) являлся ближайшим родственником последних царей Рюриковичей. Но если вспомнить о том, что царь Иван IV был женат семь или восемь раз, то таких родственных фамилий было предостаточно. Если это и имело значение, то не главное. Еще удивительнее, что выборы царя проходили в большой спешке, не дожидаясь всех представителей от городов и уездов. Обычно спешат в случае, когда есть реальный претендент, желающий не столько получить власть, сколько ее узаконить (именно так было в случае избрания Бориса Годунова и Василия Шуйского). В этом же случае в дошедших до потомков документах скупо упоминается о рассмотрении на соборе таких кандидатур, как Дмитрий Пожарский и Дмитрий Трубецкой, но причины отказа этим претендентам практически не освещены.
Вряд ли выборщиков смущало имя этих князей, несколько скомпрометированное многочисленными Лжедмитриями, ведь избранный царь вправе был принять иное царское имя – прецеденты в истории России уже были. Сказание о выборах царя Михаила не дает представления обо всех сложностях избирательного процесса, тем более не описывает закулисной борьбы, которая непременно присутствовала. То что кандидатуру Михаила Романова предложил галицкий дворянин, это понятно: он мог владеть поместьем по соседству с землями этой боярской фамилии и быть зависимым от них, даже если и не был специально подготовлен для этой акции родственниками Романовых. А вот чем и кто подкупил казаков, которые тоже предложили Михаила на царство, несмотря на то что еще при исходе членов московского правительства из Кремля, среди которых был и молодой Романов, хотели расправиться с ними без суда и следствия, осталось неизвестным для истории. Правда, патриарх Филарет, назначенный на эту должность Тушинским царем, имел возможность близко сойтись с донскими атаманами, но его во время выборов не было в России. Даже если и возникали доверительные отношения между казацкой верхушкой и кланом Романовых, то почему не была предложена кандидатура Ивана Никитича Романова, родного брата Филарета (Федора Никитича), имевшего уже опыт деятельности в московском правительстве князя Мстиславского?
К родственным фамилиям Романовых относятся Беззубцевы, Брехины, Бутурлины, Вантеевы, Гавшины, Гольтяевы, Дурновы, Елкины, Жеребцовы, Замыцкие, Застолобские, Захарьины, Каменские, Козаковы, Кокоревы, Колычевы, Кошкины, Курицыны, Ладыгины, Ляцкие, Мят левы, Неплюевы, Облязовы, Образцовы, Пушкины, Рожновы, Свибловы, Товарковы, Челяднины, Чоботовы, Чулковы, Шереметевы, Яковлевы. Все они в основном происходили от общего предка «выходца из немец» Стефана Ратши, современника князя Юрия Долгорукого и якобы его потомка Андрея Ивановича Кобылы, боярина при дворе великого князя Семена Гордого, по версии 1886 г. составителя «Истории родов русского дворянства» П.Н. Петрова. Федор Иванович Шереметев был одним из главных сторонников выбора Михаила, а затем в его царствование возглавлял правительство России. Но именно ему приписывает Н.И. Костомаров со слов писателя П.И. Мельникова письмо к князю В.В. Голицыну, находившемуся вместе с митрополитом ростовским Филаретом с посольством у короля Сигизмунда III, где было сказано: «Выберем Мишу Романова, он молод и еще глуп»[8]8
После выхода в свет книги Н.И. Костомарова писатель П.И. Мельников обратился к живущему тогда потомку Шереметева с разъяснениями о неточности изложения историком слов его предка: во время правления династии Романовых было небезопасно являться источником каких-либо слухов об их фамилии.
[Закрыть] [30, 761].
В настоящее время уже невозможно выяснить причины выбора казаками в цари Михаила, но вместе с тем надо отметить, что и в дальнейшем династия Романовых в своем управлении российским народом всегда опиралась на поддержку донских казаков. А в Донских делах под 22 декабря 1613 г. сделана запись об отношении казаков к царю, где говорится, что «они де во всем царскому величеству послушны и на всяких государевых недругов стоять готовы» [44, 604].
Летописный сборник очень лаконично представляет события освобождения Москвы от польско-литовского гарнизона царя Владислава и выборов нового царя: «Чрезъ столника князя Димитрия Михаиловича Пожарскаго и чрезъ бываго в службѣ и весма обычайнаго человѣка Козму Минина нижегородскихъ и ихъ стараниемъ и собраниемъ со всей России войска, в томъ числѣ и нанятымъ казацкимъ воинствомъ, взяша Российстии люди назадъ царствующий градъ Москву отъ литвы, и литвянъ оныхъ, которые в Москвѣ в самой крѣпости Крѣмлѣ жили, принудили, ради гладу и смерти, самыхъ выйти вонъ и имъ покорится, потому, что в притеснѣнии отъ Российскаго имъ войска и атаки такой случился гладъ, что оныи собакъ, и мышей, и кошекъ и всякую сквѣрну ѣли и калъ, а что страшнѣе того – мясо человѣчье ѣли, котораго человѣчья мяса по выгнании ихъ из Москвы наши войски, нашедъ цѣлые дщаны, вон выбросали. И такъ Москва очистилася отъ литвы» [40, 475].
«Божиимъ благоволениемъ избраша и поставиша на Московское царство царя Михаила Феодоровича всея России, сродника блаженному царю Феодору Иоанновичу» [40, 456].
Избранный на царство 21 февраля 1613 г., Михаил не торопился прибыть в Москву и приступить к своим обязанностям, венчавшись на царство. Видимо, голод, который он испытал вместе с московским правительством и польско-литовским гарнизоном в Кремле, и страх перед далеко еще не успокоившимся народом и казаками вынуждали его повременить со своим въездом в столицу. Еще 8 апреля царь на просьбы собора сообщить о дате своего приезда в Москву отвечал:
«Писали вы к нам с князем Иваном Троекуровым, чтоб нам походом своим не замедлить, и прислали с князем Иваном роспись, сколько у вас в Москве во дворце всяких запасов; по этой росписи хлебных и всяких запасов мало для обихода нашего, того не будет и на приезд наш. Сборщики, которые посланы вами по городам для кормов, в Москву еще не приезжали, денег ни в котором приказе в сборе нет, а Московское государство от польских и литовских людей до конца разорено, города и уезды многие от войны запустели, наши дворцовые села и волости розданы были в поместья и запустошены, а иные теперь в раздаче; и наш обиход запасов и служилым людям на жалованье денег и хлеба сбирать не с кого. Атаманы и козаки беспрестанно нам бьют челом и докучают о денежном жалованье, о своих и конских кормах, а нам и пожаловать нечем и кормов давать нечего» [61, 12].
Лукавил, конечно, царь Михаил в том, что страну разорили поляки с литовцами: во время гражданской войны, длившейся уже десяток лет и еще не закончившейся, города и села были разорены самими подданными Московского государства, количество иностранцев в этом деле было ничтожно. Собственно о продолжавшемся разорении земли русской царь и сам отписывал собору в оправдание своей задержки с прибытием в Москву: «Можно вам и самим знать, – говорится в царской грамоте, – если на Москве и под Москвою грабежи и убийства не уймутся, то какой от Бога милости надеяться? Никакие люди в Москву ни с какими товарами и с хлебом не поедут, дороги все затворятся, и если не будет из Москвы в города, а из городов в Москву проезду, то какому добру быть? Да и то нам подлинно известно, которые гости, торговые и всякие жилецкие люди в московское разоренье разбежались из Москвы по городам, а теперь велено им с женами, детьми и со всем имением ехать в Москву, и отданы они в том на крепкие поруки; и те все люди для убийства и грабежей в Москву ехать не смеют» [61, 15].
30 апреля 1613 г. царь уже находился в селе Братовщина, на половине пути от Троице-Сергиева монастыря до Москвы, где в очередной раз к нему прибыли посланники от собора, которым он сообщил, что будет в столице 2 мая. С этими посланниками было доставлено и послание к царю от князей Д.М. Пожарского и Д.Т. Трубецкого с верноподданническими уверениями:
«Были мы, холоии твои, Митька Трубецкой и Митька Пожарский, на твоей государевой службе под Москвою, голод и нужду великую терпели, и в приходы гетманские в крепких осадах сидели, с разорителями веры христианской бились, не щадя голов своих, и всяких людей прямою службою и кровью Московское государство очистилось и многие люди освободились; а теперь приходят к нам стольники, стряпчие, дворяне московские, приказные люди, жильцы, городовые дворяне и дети боярские, которые с нами были под Москвою, и бьют челом тебе, государю, чтоб им видеть твои царские очи на встрече; но мы, без твоего государева указу, на встречу к тебе ехать не смеем, ожидаем от тебя милости и указу, как ты нам повелишь» [61, 16].
Судя по этому посланию, отношения между царем Михаилом и предводителями Первого и Второго ополчений были не самые добросердечные, да и задержки в пути к Москве были вызваны, вероятно, неуверенностью царя в лояльности князей Пожарского и Трубецкого к его воцарению.
11 июля Михаил Федорович Романов венчался на Московское царство в Успенском соборе Кремля, а перед этой церемонией царь дал боярские чины своему родственнику князю Ивану Борисовичу Черкасскому и князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому. При самом венчании, действие которого было расписано между участниками, началось обычное для российской знати местничество, когда Гаврила Пушкин считал невместным быть ниже Дмитрия Пожарского, а Дмитрий Трубецкой не желал быть ниже Ивана Романова, но царь приказал всем спорящим быть на его венчании без мест. Так, при венчании царя князь Федор Мстиславский осыпал государя золотыми монетами, боярин Иван Романов держал над ним шапку Мономаха, князь Дмитрий Трубецкой – скипетр, а князь Пожарский – державу. Удивительно, но все главы правительств, одновременно соперничавших между собой за власть в стране, теперь готовы были передраться между собой за место рядом с царем Михаилом.
Став царем, Михаил Романов получил разоренную страну, подданные которой в большинстве своем занимались разбоем и грабежом тех немногих ее граждан, что пытались производить ремесленные товары и выращивать продукты питания. Кроме своих, так называемых шишей, страну грабили ногаи, татары, запорожские и донские казаки, а также остатки польских и литовских отрядов. При этом ратные люди, не получая жалованья, сами добывали себе на пропитание грабежом, сборщики налогов тоже грабили, да так, что крестьяне взмолились царю разрешить им самим собирать подати. Те же, что могли себя оберечь от грабежа мелких отрядов, вообще не собирались платить налоги: монастыри, ссылаясь на разорение от литовских людей, просили льгот по выплатам; купцы требовали льгот для возмещения убытков, понесенных ими во время военных действий; а дальние города вообще отказывались платить подать, ссылаясь на свое неучастие в выборах царя.
В этих условиях целесообразно вспомнить, что Второе земское ополчение создавалось на деньги, собранные нижегородскими и поволжскими купцами, а его организатором был Кузьма Минин. Неужели торговый люд, вложив свои деньги в дело спасения России, затем полностью отказался от участия в выборах царя, от личности и действий которого напрямую зависела их торговля? Допустим, сам Кузьма Минин (? —1616) был пожалован царем Михаилом чином думного дворянина и землями возле Нижнего Новгорода. Много это или мало для провинциального купца – сегодня оценить трудно, хотя Тушинский царь раздавал чины более щедро, вплоть до боярских званий, которые в большинстве были сохранены и царем Михаилом. Необходимо также отметить, что зависимость правления царя Михаила от поволжских купцов продолжалась еще длительное время, что явно следует из его послания от 24 мая 1613 г. одному из влиятельных спонсоров Второго земского ополчения, купцу Строганову, которое приводит С.М. Соловьев.
«Бьют нам челом на Москве дворяне и дети боярские, козаки, стрельцы и всякие ратные люди, что они, будучи под Москвою, многие нужды и страсти терпели и кровь проливали, поместья и вотчины у них от долгой войны запустели, и службы своей исполнять им нечем; стрельцы и козаки служивую рухлядь проели, и на нашей службе им быть нельзя за великою бедностью; в казне нашей денег и хлебных запасов в житницах нет, служивым людям жалованья дать нечего. Выходцы и языки в расспросе боярам нашим сказывают, что литовские люди хотят идти под Москву, а в нашей казне денег и в житницах хлеба нет нисколько. Сколько вы с своих вотчин в нашу казну денежных доходов платите, нам про то подлинно не ведомо; и теперь по нашему указу послан к вам Андрей Игнатьевич Вельяминов; велено ему с ваших вотчин за прошлые годы и за нынешний год по книгам и по отписям наши денежные доходы взять сполна и привезть к нам. Да у вас же мы приказали просить взаймы для христианского покою и тишины денег, хлеба, рыбы, соли, сукон и всяких товаров, что можно дать ратным людям; а сколько чего взаймы дадите, деньгами, хлебом и товаром, и то приказали мы записывать в книги, а вам давать с книг выписи архимандричьими, игуменскими и сборщиковыми руками, по чему вам тот заем из нашей казны взять; хотя теперь и промыслов убавьте, а ратным людям на жалованье дайте, сколько можете, а как в нашей казне деньги в сборе будут, то мы вам велим заплатить тотчас. Так вам бы непременно ратным людям на жалованье дать без кручины: лучше всякой милостыни ратным людям помочь и этою помощию Божпп церкви в лепоте и святую веру в целости учинить, православных христиан от нахождения иноверцев освободить! Что вы дадите, мы непременно велим заплатить, и службу вашу к нам, и раденье ко всему Московскому государству учиним навеки памятными. Если же вы нам взаймы денег, хлеба и товаров не дадите и ратные люди, не терпя голоду и нужды, из Москвы разойдутся, то вам от Бога не пройдет даром, что православная христианская вера разорится» [61, 18].
В общей сложности в период междуцарствия на дело Первого и Второго земских ополчений и в первые годы правления царя Михаила только купцы Строгановы пожертвовали около 840 тысяч рублей, да и в дальнейшем, уже в царствование царя Алексея, они внесли в казну порядка 400 тысяч рублей и столько же дали взаймы. Такие же грамоты от царя и духовенства были разосланы и другим богатым купцам, а ведь кто платит, тот и выбирает себе власть. Видимо, связи поволжского купечества с родом Романовых были давними и взаимовыгодными. А то, что был избран молодой Михаил, а не его дядя Иван Никитич, скорее всего, было компромиссом между боровшимися за власть сторонами, суть которого изложил Федор Шереметев в своем письме в Польшу к Василию Голицыну.
Уверенность во многих умах того времени в большой причастности купечества и казачества к выборам Михаила Федоровича Романова царем всея Руси иллюстрирует письменный ответ (1619) литовского державца Серпейска Юрия Потемкина к калужскому воеводе Вельяминову: «Описываешь М. Романова, жильца государя царя Владислава Жигимонтовича всея Руси, которого воры, казаки, посадили с Кузьмою Мининым на Московском государстве без совета с вами, боярами и дворянами. Ныне он не на своем престоле сидит, а на того, который искони государь и сын государев, а не монашеский» [61, 198].
Похоже на то, что именно с этого времени территория России, отошедшая к Польско-Литовскому государству, окончательно стала называться Белой Русью, на которую молодой царь Михаил Романов претендовать не мог.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?