Текст книги "Земля без радости (Книга Эльтары и Аргниста)"

Глава II

Как бы ни была трудна и страшна гибельная зима, рано или поздно она тоже кончается. Солнце поднимается всё выше и выше над Чёрным Лесом, всё длиннее день, и Орда утрачивает зимнюю свою оголтелость. Летом же она и вовсе почти никак себя не проявляет, зато вовсю принимается лютовать пересидевшая холода по берлогам Нежить с Нелюдью. Это враги старые, куда более древние, чем Орда. Когда-то вся эта земля принадлежала именно Нелюди да Нежити, и Рыцарский Рубеж проходил тогда много южнее. Но людей в благодатном Галене становилось всё больше и больше, земли же, разумеется, не прибавлялось. И мало-помалу самый отчаянный, дерзкий и лихой народ потихонечку, полегонечку, семья за семьёй, род за родом двинулся на север. Там, за нехожеными холмами и не качавшими человеческие лодьи реками, лежали пустые, свободные земли, где ни тебе королей, ни алчных баронов, ни собирающих десятину храмов, ни злобных колдунов, только и думающих о том, как бы навредить роду человеческому. Только Нежить и Нелюдь. Гоблины, тролли, гарриды, хеды, арры, морматы, гурры – всех и не перечислить. Это Нелюдь. Правда, в её число входят и более приятные создания, гномы например. Горные – всем известные мастера и умельцы, несравненные кузнецы; лесные – ростом куда меньше, шаловливые, непоседливые, всё толкующие о том, что неплохо было бы избрать наконец короля и перестать прозябать в анархии, на посмешище всем прочим уважающим себя народам, но так и не перешедшие от слов к делу. Есть ещё гномы песчаные – совсем крошки, по колено взрослому человеку. Все они, и лесные, и песчаные, и горные, – человеку если и не добрые друзья, то, по крайней мере, не лютые враги. А ещё есть феи – и тоже очень разные. Есть крошечные, обитающие в венчиках цветков, их владычица – Царица Маб. Сама она обитает в Западном Хьёрварде, но частенько облетает все свои владения на стремительном кораблике, скользящем по серебристой лунной дорожке. Сам он из лёгкого кленового листка, а снастями служат тонкие нити легчайшей паутины… В прошлом, сказывают, Боги Ушедшие превратили её в человека, в страшную лесную колдунью, но после того, как воцарились Боги Новые, Хедин и Ракот, Царица Маб вновь стала сама собой…

Кроме фей и гномов, не враждебны людям и кобольды. Правда, об этой сумрачной расе подземных строителей известно совсем мало.

А ещё где-то в северной земле до сих пор бродят странствующие эльфы с альвами, своими вечными спутниками. Но увидеть их куда как нелегко смертному… Однако случается ещё так, что осенью или весной у твоего порога постучится высокий тонкий странник с золотистыми волосами, облачённый в изумрудный и травяной цвета, с серебряным луком за плечами и длинным, тонким мечом у пояса, с изукрашенным рунами рогом. Не оттолкни такого. Проведи в дом, усади в красный угол, угости всем, чем богат; если захочешь узнать будущее, заплати щедро, не скупясь, и оно тебе откроется. Эльфы никогда не ошибаются. И если остался доволен твоим гостеприимством странник, долго ещё дом твой не расстанется с удачей, а беды станут трусливо обходить его стороной… Но ни о чём не расспрашивай гостя! Он не ответит, лишь оскорбится. Это древний закон. Бессмертные говорят со Смертными только о Смертных.

Есть и древесные великаны, видом схожие с ожившими, получившими возможность шагать деревьями. Эти бывают и добрые, и злые – как повезёт, с каким встретишься.

Это что касательно Нелюди.

Но полно в северных землях ещё и отвратной Нежити. Добрых среди них нет. И помощи у них чистому сердцем искать напрасно. Одни мрачные колдуны бродят по старым курганам да заброшенным кладбищам, где застыли, воздев руки к небу, древние изваяния странных богов. Нежить – это и упыри-кровососы, и призраки, и духи, отродье Лишённых Тел, и ведьмы, в своё время убитые поселянами, но неправильно или не до конца (ведьмы, как всем известно, живучее крыс), лесные страхи-оборотни, из коих людям больше всего известны волколаки… Когда-то все эти твари владели Северным Хьёрвардом. Строили тут свои твердыни и чёрные колдуны, коим частенько удавалось заклясть немало Нежити и тем самым поставить её себе на службу.

Как только Орда с приходом весны уползает на полуночь, в свои тайные укрывища, что неведомы даже чародеям, ей на смену приходят злобные силы Нежити, да и Нелюдь не отстаёт. В последнее время, сообразив, что лучшей защиты, чем Орда, не придумаешь, потянулись в северные леса бежавшие было из них служащие Злу чародеи. Их Орда почему-то не трогала. Так что и летом затишье бывает весьма кратким. Не успеешь тушу рогача зарыть – из оврага гоблин лезет, с ветки гурр из лука целится, а над амбаром призрак-кровопийца вечерами виться начинает.

И всё же дважды в год выпадает примерно по месяцу, когда людям действительно живётся поспокойней. Это ростепель весной и златолист осенью. Весной, в ростепель, Орда уже начинает откочёвывать на север, а Нежить с Нелюдью ещё не продрали как следует глаза после зимней спячки (кстати, попадись Орде тот же орк или хед – разорвут в клочья); в златолист же наоборот – Орда ещё не явилась в полной силе, а летние людские супротивники уже о зимовке думать начинают. В златолист играются свадьбы, хуторяне ездят друг к другу в гости – не поодиночке, конечно, а так, по трое-четверо. Весной же человек опытный и бывалый может забрести глубоко в лес, даже будучи один.

Подточенный талыми водами, снег рухнул в один день. Осев лишь на самую малость, ещё вчера повсюду горделиво высились голубоватые сугробы, а теперь, куда ни глянь, шкуру привольно разлёгшегося Зимнего Зверя испятнали чёрные прогалины, да и сама шкура истончилась едва ли не наполовину. Полуденные склоны взлобков, обращённые на юг речные берега и вовсе очистились, жадно впитав в себя прозрачную кровь снегов. Открылась земля, вся в буром плаще полусгнивших прошлогодних листьев. Лес ещё не пробудился, не лопнула ни одна почка, не распустился ни один цветок, но ласковое солнце властно растолкало жирные тучи-лежебоки и пригревало вовсю, а в глубине дремлющих стволов уже начинали всегдашний свой бег весенние соки.

Поросший невысоким молодым сосняком холм, казалось, жмурился от удовольствия, точно сытый кот. Его склоны спускались к неширокой, только-только вскрывшейся речке (хуторские называли её Рыбиной). Обегая взлобок, русло плавно изгибалось; вокруг забежавших по колено в поток молодых сосенок плескались мутные волны половодья.

Чуть выше по склону, над рекой, на старой побелевшей коряге сидел немолодой уже человек в грубой серо-зелёной куртке плотного сукна. Прикрывая глаза ладонью, он смотрел вниз, на вспухшую от талых вод Рыбину, в правой руке сидевший держал кривую, видавшую виды можжевеловую трубочку. Вокруг волнами расходился приятный запах крепкого, духовитого самосада.

Человек отдыхал, явно никуда не торопясь. С одной стороны к коряге были прислонены мощный охотничий лук и добротный кожаный колчан, полный стрел, поперёк колен лежало испытанное зверовое копьё с потемневшей от крови перекладиной под рожном.

Охотник этот был уже далеко не молод, ему явно шёл шестой десяток. Волосы пробило сединой, вокруг глаз стянулись глубокие морщины, выдубленная солнцем и ветром кожа покоричневела, лоб и чуть округлившиеся со временем щёки рассекало несколько застарелых шрамов, прямых и тонких, явно оставленных острой боевой сталью, а отнюдь не лесными сучьями. Бывшего воина в сидевшем выдавали и мышцы – мощные, чётко обрисованные, а не заплывшие жирком, что частенько случалось у не знавших легионной муштры деревенских силачей. Во внимательных серых глазах охотника читались и хитрость, и ум, и отвага.

Аргнист, супруг Дееры, владетель хутора, мог позволить себе немного безмятежного отдыха. Сюда, на Светлую Горку, под самый бок к Старой Сосне, Нечисть забредать не дерзала. От Орды, конечно, тут было всё равно не спастись, но Древнее Зло здесь пасовало. В этом месте чувствовалось некое старинное волшебство, глубокое, сильное, спокойное и в то же время чистое, словно подземный родник. Хуторские бабы болтали, будто подле Старой Сосны справляли свои празднества эльфы в те давно минувшие времена, пока Перворождённых ещё довольно часто можно было встретить среди Смертных. Аргнист не слишком верил этим байкам, но было известно твёрдо – ни гоблины, ни гурры, ни даже отважные тролли не осмеливались совать сюда нос, не говоря уж о хедах, гарридах или мелочи вроде призраков. Приречный холм все они обходили стороной.

Иных спокойных местечек, подобных этому, в окрестностях хутора не было. И потому даже малышей, едва научившихся ходить и самостоятельно выбираться за ограду, заставляли наизусть учить дорогу к Светлой Горке. Старая Сосна хорошо стерегла свои владения.

Аргнист курил, выпуская изо рта аккуратные голубые колечки ароматного дыма. На глухариный ток он сходил удачно – отвёл душу. Заплечный мешок оттягивала тяжесть трёх крупных краснобровых птиц. Собственно, Аргнисту давно пора было домой: он отсутствовал весь вечер, всю ночь и всё утро, и не следовало лишний раз мучить неизвестностью близких.

Аргнист сидел и курил. Казалось, человек беспечно отдыхает, на самом деле он был готов к любым неожиданностям.

Вот и ещё одну зиму прожили… Нечего Хедина с Ракотом гневить, не из худших зима выдалась. Всего пятеро взрослых погибли; правда, по весне на детишек мор какой-то напал, пока Саата снадобья не подобрала, семеро умерли. Скот почти не пал, отёл был хорош, золотоволосую Шоору сговорились продать на дальний богатый хутор за хорошие деньги.

И всё же неспокойно у тебя на душе, Аргнист! На излёте зимы Орда напирала так, что бывали моменты, думал – всё, каюк. Четверо за неделю легли. Если следующая осень так же начнётся…

А Нивен выдержал. Выдержал, хотя и потерял три десятка своих. Но удивительное дело – его Орда почти и не атаковала, словно потеряла интерес к почти беззащитному хутору.

Аргнист сидел и курил. Посидеть так в настоящей лесной тишине – счастье подлинное. Дурак был раньше, не понимал… Всё выслужиться хотел. Что ж, можно сказать, и выслужился…

Аргнист появился на свет пятьдесят два года назад, на благодатном южном побережье. Деревня приписана была к большому храму Хедина; когда не по годам крепкому парнишке стукнуло четырнадцать, он поступил в храмовую стражу – хотелось выучиться и стать воином. Но в храме так и не прижился. Спины гнуть не умел, службы пропускал – мял на деревне девок да в кабаке играл в расшибалочку. Правда, учился прилежно и вскоре мечом и копьём владел всем на удивление, поэтому только и продержался так долго. А потом повезло – проезжал тем краем молодой король Галена Светлопенного, его величество Грампедиус, завернул во храм переночевать и помолиться заодно и случайно увидел, как Аргнист тупым деревянным мечом от трёх двадцатилетних громил отмахивается, и недолго думая – настоятеля к себе: мол, подарите, святой отец, сего отрока! Святой отец, само собой, рад-радёшенек королю услужить и от смутьяна по-хорошему избавиться. Так попал Аргнист в королевское войско.

Что тут говорить, по первому времени лиха пришлось хлебнуть. Половину зубов потерял, честь свою защищая. Отстали…

И двух лет не прошло, как очередной поход на баронов Фейна случился. Аргнист к тому времени в седле сидел как влитой, на турнирах призы брал, аристократочки засматривались…

Ямерт тебя спали! Уж сколько раз себе клялся – вспоминать не буду! Куда там… Никуда это лицо из памяти не изгнать. Шестнадцать лет ей было…

Ладно, это пропустим. В первом походе Аргнист отличился: когда под Аксорой бароны его величество Грампедиуса к бастионам прижали и потрепали изрядно, десяток Аргниста оказался против острия их, баронов то есть, главного удара. Десятника, дядьку Мнема, арбалетной стрелой свалило, остальных баронская конница на копья вздела. Аргнист один уцелел. И не просто уцелел – ещё и вогнал стрелу на всю длину в смотровую щель шлема сиятельного Джемберга, предводителя мятежных баронов; тот настолько глуп оказался, что попёр сразу за первой линией собственных копейщиков. Ну и получил своё. Доспехов не сменил из гордости… Аргнист его свалил на открытом месте, так что крылья войска всё видели, и баронские полки отступили. Каждый ведь после Джемберга главным хотел оказаться…

Так в восемнадцать лет стал безродный парень десятником избранного королевского воинства. А ещё через пять и до сотника дослужился. Это когда пираты из Южного Хьёрварда нагрянули.

Тяжёлая была война, ничего не скажешь. Половина баронов тут же к южанам переметнулась, треть выждать решила, а оставшиеся хоть помощь и обещали, да так снарядить и не успели. Гален пришлось оставить.

И если бы пираты просто пограбить хотели, то, наверное, этим бы всё и кончилось. Но они, дураки, решили здесь всерьёз обосноваться, и тут уже пошла война по всем правилам. Два года тянулась. Наконец выпихнули южан в море, несмотря на всю дурость короля, его величества Грампедиуса, значит. Глупость его исправляя, половина сотни, в которой десяток Аргниста был, полегла под Галеном, но вторая половина таки исправила…

Глуп король был настолько, что тех, кто о нём правду знал и его огрехи исправлял, не лишал головы немедленно, как любой нормальный владыка поступил бы, а награждал и возвеличивал. Аргнист, после того как сотника в том деле убили, остатками пяти десятков командовал – ну и получай после настоящую сотню под начало.

И пяти месяцев после победы король на троне не усидел. Брат его двоюродный, Игнарон, который, собственно, войну и выиграл (полководец был первостатейный!), братца легкомысленного на длительное покаяние в далёкий монастырь отправил, а сам его корону себе взял…

Начались непрерывные походы, ибо Игнарон иных занятий, окромя войны, на дух не переносил. Баронов вскоре усмирили, соседние королевства себя вассалами Галена признали… И тут беда стряслась – воевать не с кем стало. За Погибельный Лес не переберёшься, за Тайные Горы не заглянешь. Вот тогда-то король себе на погибель об Орде и вспомнил.

Тиранила она северные земли уже давно. Но землепашцы держались крепко и не только Орду сдерживали, но и ухитрялись свои товары на юг слать. Сами, правда, отчего-то не уходили. Владения Орды начинались от самого Рыцарского Рубежа, что в те годы пролегал от водопадов Эгера через леса до форта Гэсар на самой границе гномских владений – рубеже их королевства Ар-ан-Ашпаранг. И хотя твари лютовали на своих землях уже почти три сотни лет, люди продолжали жить и там.

Племя крепких, кряжистых и отважных, кто знал, с какого конца надлежит браться за меч. Под топорами поселенцев валились вековые сосны, среди озер и болот расчищались поля, на реках воздвигались мельничные плотины; по травянистым прогалинам по-прежнему позвякивали боталами коровы. Посреди круга очищенных огнем полей ставился собственно хутор; дома строились глухими стенами наружу, окна выходили в прямоугольный внутренний двор. Единственные ворота рубились из самых толстых дубовых брёвен; не жалея денег, у гномов покупали засовы и петли. На отшибе ставилась одна только кузница – из опасения пожара.

Хуторяне жили сами по себе, не нуждаясь ни в королях, ни в правителях. Ревнители Истинной Веры сильно подозревали северян в безбожии и ересях, но поселенцы казались куда лучшим щитом для прибрежных городов, чем все рыцарские ордена и королевские армии, а потому властители юга не взимали налоги со свободных хуторов – да и каким калачом туда сборщика податей заманишь?!

Орда всегда стремилась прорваться на юг, где вдоволь добычи, где так много мягких, восхитительных на вкус человеческих тел, раз за разом, зиму за зимой атакуя Рыцарский Рубеж. Правда, наиболее проницательные люди Галена – а ими, как правило, почему-то неизменно оказывались лорд-казначей и Хранитель Королевской Печати – сильно подозревали, что командоры Ордена Звезды несколько преувеличивают свои заслуги в сдерживании Орды. Подозрения эти превращались в уверенный стиль коронных докладов, когда с Рыцарского Рубежа приходило очередное требование помочь деньгами, провиантом или оружием…

Короче говоря, король Игнарон решил Орду извести. Кликнул клич, собрал войско. Двинулись. Рыцарей Звезды, всегда похвалявшихся, как они ловко ордынских тварей бьют, тоже с собой прихватили – как наставников.

Да только недалеко ушли. Вся армия в лесах полегла, и король там тоже остался. Рыцари Звезды, как более опытные, в большинстве своём сбежать успели…

Лиха натерпелся Аргнист – не передать. Однако же не согнулся. И настал его черёд вбивать свои столбы, землю под хутор занимая.

Аргнист поставил их на старом, очень сильно расплывшемся холме: лоза показала здесь неглубокий водоносный слой. В полутора милях на закат лежало обширное, богатое рыбой озеро; леса чередовались с изобилующими ягодой моховыми болотами. Словом, всё бы хорошо, кабы не Орда. Нелюдь-то ладно. С нею управиться можно. И не обязательно мечом. Порой удавалось и миром дело решить. Ловкий Нивен, эво, ухитрялся даже троллей нанимать стада стеречь, а гоблинов и гурров остронюхих наряжал грибы отыскивать и коренья.

Вообще говоря, Нелюдь сильнее всего ненавидела даже не земледельцев. Главные её враги гнездились на юге. Рыцари Ордена Звезды – вот с кем никаких разговоров никогда ни гоблины, ни хеды не разводили. Гордые уж больно эти рыцари – мы-де весь юг защищаем! Так, если ты такой хороший, защищай себе и молчи – люди сами тебе в пояс поклонятся и хлебом-солью встретят. А коли будешь об этом на каждом углу кричать…

Рубеж Рыцарский возник во времена и вовсе незапамятные. Ещё до появления Орды рыцари издавна держали оборону против ночных тварей на мощной засечной черте, протянувшейся от водопадов Эгера на западе до форта Гэсар на востоке. Ещё дальше на полудень, вдоль Погибельного Леса и Покинутого Берега, тянулись давно обжитые и обустроенные орденские земли. Жизнь там, конечно, и тиха, и бестревожна – только уж больно тиха и уж больно бестревожна. У рыцарей испокон веку свято чтился их кодекс, «Словом Звезды» именуемый. По Аргнисту, выходило, что ежели этому кодексу во всём следовать, то и жить невозможно станет. Хмельного не пей, женщин не касайся, окромя одной лишь жены своей, и то лишь чтобы дитя зачать, богам всевозможным молись, посты соблюдай, ближнему, значит, всё отдавай, богатства да славы не ищи, нищим покровительствуй… Слова-то все, конечно, хорошие, тот, кто их сочинил, наверняка святым человеком сам был, коли не лукавил. Но исполнять их – жизнь ведь остановится!

И сами рыцари, а особенно их высшая каста, полные братья, кодекс свой блюли лишь на словах. И девок трахали, и питиём злоупотребляли, и чревоугодничали… Правда, Рубеж их до сих пор надёжен был – ни тварь Орды, ни кто-то из Нелюди на ту сторону Рубежа пока перемахнуть не сумели.

Зато уж на подданных своих рыцари отыгрывались с лихвой. Попробовал бы там кто девку в пивной прижать… Мигом в кандалы – и в каменоломни… И молись, и посты соблюдай, и перед рыцарем шапку за десять шагов снимай, а за пять – на колени опускайся, и пятину орденскую плати, и всю торговлю веди только с Орденом… Отцы-экономы хорошие капиталы себе к старости составляли. И глядь – решение братьев: такого-то и такого-то за долгую беспорочную службу… отпустить по старости и болести для жительства на юг…

Видел Аргнист, какие особняки себе эти отставники строили.

А Нелюдь рыцари не щадили. Ежели кого в плен брали, приговор один: на решётке железной растянуть да над медленным огнём поджарить. И, наверное, поэтому Нелюдь почти всегда предпочитала смерть в бою…

Солнце тем временем поднималось всё выше и выше. Аргнист хлопнул по коленям, собираясь подняться. Дома уже заждались, да и Деера его долгой отлучкой недовольна будет.

«Видано ли?! – ворчала порой супруга Аргниста. – Сам хозяин с луком по токовищу скачет, ровно мальчишка-переросток! Других нет птицу подстрелить, что ли?»

Другие, конечно, были. Трое сыновей, семь десятков работников, прибившихся к Аргнисту за двадцать пять лет его жизни в лесах. И трое внуков – дети Алорта, старшего; но они ещё совсем малы. Арфолу три, Феете только-только стукнуло два, а Арготору и месяца ещё не будет. При мысли о ребятишках Аргнист невольно ухмыльнулся. Такие славные карапузы! И скоро внуков станет ещё больше. Год как сыграли свадьбу его второго сына, Арталега, с Саатой, девушкой из клана Каргара, владельца соседнего хутора, а сноха уже давно непраздна ходит и вот-вот родит… Хорошая девушка, почтительная. Правда, характер у его средненького не мёд… Но жена да убоится мужа!

Настало время трогаться. И хотя так не хотелось уходить с тёплой коряги, на которой столь приятно посидеть, греясь на солнышке, – особенно после пяти месяцев лютой зимы, с такими холодами, что трещали деревья и падали на лету птицы, – Аргнисту приходилось поторапливаться.

Он уже двинулся вверх по склону, туда, где начиналась тропа к хутору, когда за спиной внезапно раздался глухой, отвратительный и неестественный скрип.

Бывалый ратник галенского короля развернулся с завидной для своих лет быстротой; знать, не напрасно весь день с собой тяжеленное копьё таскал. На глухарином току оно без надобности. Не иначе Орда рядом.

На противоположном берегу Рыбины затрещали кусты. Кто-то или что-то напролом неслось сквозь заросли сплетшегося ивняка; раздались неразборчивые проклятия.

– Родгар, опять вода! – с отчаянием возопил бегущий, со всего разгона бросаясь в реку. Взметнулся фонтан брызг, словно от пущенного из катапульты ядра. Фыркая и отплёвываясь, странный пришелец быстро поплыл вперёд размашистыми сажёнками.

И тут отвратительный скрип повторился, вновь – мерзостный, гнусный, словно друг о друга тёрлись полуистлевшие, крошащиеся кости. Ивы внезапно затряслись, точно охваченные ужасом живые существа. На открывшийся низкий и топкий берег неспешно выкатился тёмно-лиловый шар – высотой в рост человека, весь шишковатый и бугристый. Выпуклости на его неровной поверхности отливали металлом; остановившись возле самой кромки воды, шар вновь издал уже знакомый Аргнисту скрип и… распался на части.

Стеноломы, обычные стеноломы… но чтобы они так катались?! Больше всего эти твари, каждая размером с крупного пса, напоминали самых обыкновенных майских жуков, если не считать выдававшихся далеко вперёд острых и крепких челюстей.

Жуки дружно бросились в реку и – удивительное дело! – легко заскользили по поверхности, живо напоминая неких чудовищных водомерок. Словно хорошо обученные воины, они быстро окружали незадачливого пловца; тот обернулся, всхрапнул, точно напуганная лошадь, и ещё быстрее заработал руками.

Аргнист поспешно бросил копьё. Руки сами вскинули лук, глаз привычно взял прицел; свистнула выпущенная в упор стрела, битый в глаз жук перевернулся на спину и камнем пошёл на дно, бессмысленно и бесполезно дрыгая всеми ногами сразу.

Второй выстрел оказался не так удачен – остриё скользнуло по твёрдому панцирю, зато третья стрела угодила ещё одному жуку прямо в глаз, составленный как будто из множества мелких стекляшек, словно фонарь над трактиром. Из раны брызнула тёмно-бурая жидкость, тотчас растворившаяся в речных струях, и тварь отправилась прямиком в глубины омута.

Таковы они, эти стеноломы, – стрелой их взять можно, только если в глаз попадёшь. Когда они частоколы ломают, глаза специальными пластинами панциря закрываются. Тогда их одной только смолой и остановишь.

Для остальных тварей это стало чем-то вроде сигнала: не обращая более никакого внимания на свою прежнюю жертву, жуки дружно ринулись к Аргнисту. Благодаря этому пловец сумел благополучно выбраться на берег, но одна из бестий походя вцепилась-таки жвалами ему в ногу. Раздался жуткий рёв, однако отнюдь не боли, а гневной и неподдельной досады:

– Родгар, мои ботфорты!

Мелькнула толстенная мускулистая рука, вся поросшая рыжими курчавыми волосами, кулак размером с добрый кухонный горшок врезался прямо в выпученную гляделку рвавшей сапог твари, отбросив стенолома чуть ли не на середину реки. Глаз превратился в источающее бурую слизь бесформенное месиво, жук как ни в чём не бывало заработал ногами, браво ринувшись обратно в бой.

«Живуч, зараза!»

Остальные стеноломы тем временем выбрались на берег. Стрелы Аргниста уложили ещё троих, однако, когда твари подступили вплотную, старому сотнику пришлось отбросить лук и взяться за копьё.

– Спина к спине со мной вставай, сожрут иначе, олух! – крикнул Аргнист, обламывая жвалы самому шустрому жучаре. Такой выпад и теперь бы воину честь сделал на любом королевском смотру. Выдернув наконечник, сотник тупым концом древка саданул по передним лапам ещё одного стенолома.

Невольный товарищ Аргниста уже бежал вверх по склону. Мощное тело облепляла мокрая тёмно-бордовая куртка, слишком лёгкая для этого времени года. Низкорослый, с очень широкой грудью, он казался почти квадратным. Руки и плечи были перевиты чудовищными жгутами бугрящихся силой мускулов. Ещё Аргнист успел заметить рыжую, слипшуюся от воды бороду да выпирающие, подобно яблокам, румяные щеки. Перед старым сотником, несомненно, оказался подгорный гном, невесть как очутившийся в лесах Хуторского Предела.

– Эге-гей, вот я вас!.. – во всю мощь лёгких заорал гном. – И-й-эх!

Издав сей оглушительный боевой клич, он с неожиданной лёгкостью прыгнул. Подкованный добрым подземным железом сапог врезался в морду стенолома. Оба глаза лопнули, жвала были сломаны.

– Ар-таррага! – дико зарычал гном, словно тридцать три подземных василиска сразу, норовя при этом пнуть ещё одного жучару.

– У меня секира за поясом! – не поворачиваясь, крикнул гному Аргнист.

– Р-родгар! – Тот аж подпрыгнул. – Раньше не мог сказать, человече?!

Гномы всегда славились сварливым характером.

Хуторянин почувствовал, как сильные, цепкие пальцы выдернули оружие у него из-за пояса, и тотчас же горько пожалел, что вообще вспомнил об этом. Гном бросился вперёд очертя голову.

К тому моменту сотник прикончил ещё двух тварей, их осталось не больше полудюжины, и они стали заметно осторожнее. Окружив со всех сторон человека и гнома, стеноломы хищно щёлкали жвалами, делая вид, будто вот-вот бросятся, однако же медлили, выжидая удобного момента. Копьё Аргниста научило их осторожности.

– Ар-аш-таррага!

Секира с шипением рассекла воздух. Сила удара оказалась настолько велика, что панцирь подвернувшегося гному под руку жука лопнул, обильно измарав землю вокруг бурой дрянью; ещё одного врага пронзило копьё старого сотника, и тут четверо уцелевших стеноломов решили, что с них довольно. Дружно развернувшись, они бросились наутёк к реке. Гном с рёвом ринулся в погоню, и уже у самой воды ему удалось прикончить ещё одного врага.

– Ушли, гады! – Гном сплюнул, глядя на поспешно улепётывающих жуков.

– Стеноломы, известное дело, – пожал плечами Аргнист. – Правда, не видал я раньше, чтобы они вот так клубком бы катались… Сам-то ты цел, почтенный?

– Цел, цел, как же иначе, – заверил его гном, протягивая широченную ладонь. – Знакомы будем, что ли? Двалин я. Путешествую.

– Аргнист, владетель хутора. – Сотник пожал руку Двалина. – Как это тебя угораздило? Кто ж по нашим лесам в одиночестве бродит, пусть даже и в эту пору?

– Раз надо, то и зимой один потащишься, – буркнул гном, явно не желая затрагивать этой темы. Покидал из руки в руку секиру, словно жалея, что приходится отдавать. Наконец вздохнул и протянул хозяину. – А как угораздило? Да Родгар его знает! Сидел под кустом – закусывал, значит, – как вдруг откуда ни возьмись… эдакий шар выкатывается – и ко мне! А секира в заплечнике! Ну, бывает ли такое?! – разгорячился гном. – И доспех весь там остался, и шлем… Голые руки, даже дубины нет! Поверишь ли, почтенный, – бежать пришлось!

Аргнист поднял брови. Бродить по лесу без кольчуги, спрятав топор в заплечный мешок, только распоследний дурак станет. Тьфу, пропасть! И зачем этого гнома сюда понесло? Сожрут его и не поморщатся, а ему, Аргнисту, лишний камень на душу. Хорошо хоть не драться голыми руками ума у этого Двалина хватило…

Гномы, они вообще-то здравомыслием отличаются, то всем известно; правда, бывает, что среди Подгорного племени попадаются и самые что ни на есть отчаянные сорвиголовы. Если гном видит, что враг перед ним слишком силён, он не станет драться ради одной только драки, не погнушавшись даже позорного, на взгляд людей, бегства. Иное дело, если речь идёт о золоте или, к примеру, задета честь, – гномы будут сражаться до последнего издыхания и либо оставят смертное поле победителями, либо останутся на этом поле сами.

– Двух этих тварей я покалечил, пока они меня к реке гнали, – продолжал тем временем гном. – Справа вся там осталась – даже засапожник… Возвращаться придётся, дык, что ж тут придумаешь…

Двалин отлично владел галенским языком, не слышалось даже и малейшего горлового акцента, каким обычно отличались его сородичи. Говорил он легко и охотно, опровергая расхожее мнение, будто горные гномы все поголовно молчуны и что каждое слово из них нужно тянуть кузнечными клещами.

– Возвращаться? – удивился Аргнист. – Куда ж сейчас возвращаться? Вон уж скоро темнеть начнёт. Пойдём со мной! На хуторе заночуешь – утро, оно ведь вечера мудренее.

– Спасибо тебе, почтенный, – гном покачал головой. Лицо его приняло серьёзное и даже чуть торжественное выражение. – Мне без справы моей никак… Ничего, в лесу переночую, дело-то, дык, оно привычное.

– Ну ты положительно спятил! – Аргнист начинал злиться. – Сожрут тебя к утру, понял? Сожрут и потрохов не оставят. Орда, знаешь, она шутить не умеет.

– Ну и пусть сожрут, а тебе-то что за печаль? – огрызнулся гном. – Иди давай своей дорогой, без тебя управлюсь.

– Тьфу, отродясь таких глупых гномов не видывал! – Аргнист сплюнул в сердцах. – Помирать собрался, что ли? Так давай я тебе верёвку одолжу и жиром натру. Всё не так больно будет.

Вот уж воистину верно присловье: «Как не сдвинешь гору, так не переупрямишь гнома». Но и не бросать же его здесь! Только погибнет зря. Вон мокрый весь до нитки, вода ручьями льёт…

– Ладно, пошли вместе, – решительно бросил старый сотник. – Дома подождут. Пусть и время уже не полуденное, и вечер близится, и Орда где-то рядом бродит – ничего, пересилим. Деера, правда, плакать будет… Но, может, сперва обсушишься?

– Вместе? – обрадовался гном, словно и не было только что никакой размолвки. – Дык, здорово! Пошли! А на тот берег как? Вплавь?.. А сушиться потом будем. Когда секиру найдём.

– Ну зачем же? Обойдём. У меня тут недалеко под берегом плот спрятан.

У Аргниста – хозяина рачительного – было в разных местах по реке припрятано десятка три плотиков, чтобы, ног не замочив, на другой берег перебираться.