Текст книги "Наши беседы"

Беседа восьмая

Юрий Федорович, нас интересует ваш взгляд на регистрацию общин в органах власти. Это, пожалуй, основной камень, который бросают в адрес регистрированных отделенные братья, чем немало смущают неутвержденные души. Что такое регистрация, обязательна ли она и угодна ли Богу?

– Регистрация общин – это правовое признание государством деятельности религиозной организации в рамках существующего закона. Она всегда была желательна для братства евангельских христиан и баптистов. Еще на заре образования церквей, в 1880 году, была зарегистрирована первая русская Тифлисская община баптистов, и пресвитер В. Г. Павлов был утвержден губернатором в качестве ее наставника. Так братья всегда стремились узаконить себя и свою деятельность перед государством.

Большим препятствием для этого служило законодательство о религиозных культах от 1929 года, которое сводило духовную деятельность церквей и союзов евангельских христиан и баптистов «на нет».

При советской власти дело обстояло так: государство не могло долго терпеть закрытое общество. Оно должно было или раскрыть его, или уничтожить. На то оно и государство. Это все равно, если бы кто пришел к нам во двор или огород и без нашего согласия стал бы копать и неизвестно что строить. Спали бы мы спокойно?

Территория города или деревни тоже есть чей то «двор или огород», и у них тоже есть хозяин – исполком, совет или еще кто-то. Они хотят спать спокойно и должны знать, что за общество живет и действует на их территории. Заявление и устав общины, поданные на регистрацию, отвечают на многие вопросы и раскрывают общество верующих, так сказать, с парадного входа. Уклонение общества от регистрации настораживает власть имущих. Им еще больше хочется узнать, что же от них скрывают.

Обыски, допросы, аресты и суды – все это средства, которыми государство раскрывает закрытое общество верующих. Но раскрывает его не с парадного, а с заднего входа. А с заднего входа всегда можно больше увидеть беспорядка и грязи. Если Совет Церквей до сих пор существует, значит, государство его раскрыло для себя, но не с парадного, а с заднего входа. И какой ценой?

Не существует понятия греховной или негреховной регистрации. Существуют следующие регистрации:

1. Фиктивная, т. е. ложная регистрация. Когда люди регистрируют, например, брак, а сами не намерены жить брачной жизнью. Например, когда им нужно выехать в другую страну, получить наследство и т. п. Фиктивной, или ложной, была бы регистрация общины евангельских христиан-баптистов в том случае, если бы братья, чтобы не быть гонимыми, зарегистрировали бы ее под названием православной или мусульманской церкви. Если же они регистрируют общину евангельских христиан-баптистов, то они поступают законно.

2. Предписывающая регистрация обязывает выполнять определенные требования. С 1929-го по начало 70-х годов прошлого века регистрация общин евангельских христиан-баптистов обязывала верующих выполнять законодательство о религиозных культах, которое разрешало молиться и проповедовать Евангелие только в зарегистрированных молитвенных домах. Всякий другой, свободный труд на ниве Божией исключался. А так как другой регистрации не существовало, то братья регистрировали свои общины по принципу: лучше маленькая свобода, чем большая тюрьма (лучше плохой мир, нежели хорошая война).

Многим братьям удавалось держать законодательство о культах под сукном, а действовать по велению сердца и совести, при этом они рисковали своей свободой, жизнью или возможностью свободно собираться. Их лишали регистрации, отнимали молитвенные дома, судили.

Другие братья, которые не были готовы страдать, соглашались с ограничениями советского законодательства, все больше и больше попадая под зависимость властей, как написано: «Боязнь пред людьми ставит сеть…» (Прит. 29:25), и в эти сети они запутывались.

3. Фиксирующая регистрация не обуславливается ничем. Она ставит высшие органы власти в известность о том, сколько и какие религиозные организации действует на их территории. Юстиция или прокуратура периодически проверяют устав и деятельность общин, насколько они соответствуют действующему законодательству о свободе совести и религии. Если этот закон нарушается, то органы налагают взыскание – верующие несут ответственность. И тут уже не имеет значения, зарегистрирована община или нет. Вмешательства властей во внутреннюю жизнь церквей и, тем более, тайных связей с властями такая регистрация не предусматривает. Пока она таковая, она приемлема для верующих, так как не мешает развиваться духовной жизни и служению на должном уровне. И преимуществ она не дает, разве только предоставляет статус юридического лица, позволяет законно оформлять проекты для строительства, договоры о землепользовании, домовладении и все прочее, чем не пользуются незарегистрированные общины. Они вынуждены делать все это через подставных лиц, идя на различные уловки.

Кажется в Минске, если память мне не изменяет, отделенные братья решили построить молитвенный дом на заброшенном пустыре. Еще в ходе строительства несколько раз приходили представители горисполкома и просили, чтобы община зарегистрировалась и получила разрешение на строительство. Но братья – ни в какую! Даже когда построили дом и вложили огромные средства, власти убеждали законно оформить его, предлагая разные варианты – им самим было жалко сносить такой дом-красавец. Но отделенная церковь была, как и теперь, бесправной и без согласия Совета Церквей не могла решить этот вопрос. И тогда власти распорядились подогнать бульдозеры, и дом превратился в развалины.

Это было в те годы, когда уполномоченные и КГБ давили на верующих и использовали регистрацию для вмешательства во внутренние дела церквей. А как отделенные братья поступают теперь, когда нет никакого давления на регистрированные общины и они пользуются полной свободой?

– Джамбульские миссионеры решили провести евангелизацию в Чимкенте. Построили на Центральном рынке палатку, выставили библиотеку, вывесили объявления и ждут посетителей. Но вот являются блюстители порядка и спрашивают:

– Кто вы и что собираетесь здесь делать?

Им хором отвечают:

– Мы – евангельские христиане-баптисты и прибыли проповедовать Евангелие! Блюстители спрашивают:

– У вас есть разрешение от акима города проводить здесь собрание?

Слово за слово, в результате палатка была разгромлена и порвана, бока миссионеров помяты, а сами они водворены на 15 суток. Так рассказали мне братья-чимкентцы.

Встречаюсь я вскоре с чимкентским пресвитером, и он мне рассказывает:

– Миссионеры обвинили меня в том, что я якобы подослал к ним милицию и приказал разогнать их. А было так. Звонят мне из акимата и спрашивают: «Это не ваши там проповедуют на базарной площади?» Я, впервые услышав об этом, догадываюсь и отвечаю: «Нет, не из нашей общины, но это наши братья и я прошу вас, не препятствуйте им это делать. Они проповедуют, как и мы, Евангелие. Разрешите им.

– Насчет разрешения надо было говорить раньше. Теперь поздно. Палатки уже нет, – отвечают мне.

– Вот так, – заключил чимкентский пресвитер. – Если уж братья погнушались зайти в акимат и попросить разрешение (как те первосвященники и старейшины, что боялись оскверниться в претории Пилата, хотя лжесвидетельствовать на Христа они не боялись), то позвонили бы мне, и я попросил бы за них. А так и ни одной души не спасли, и сами вывозились, как поросята, и меня облили помоями с ног до головы.

Отрицательный настрой против регистрации порождает в верующих такой дух противления, который срабатывает там, где нужно и где не нужно. Приведу ещё один пример.

В 70-е годы прошлого века во Фрунзе, после разгона одного собрания, милиция увезла руководящего служителя. Молодежь, около 20 человек, двинулась в прокуратуру, ввалилась в кабинет прокурора и стала требовать освобождения пресвитера. Прокурор пообещал разобраться и попросил молодежь разойтись по домам. Но юноши и девушки потребовали, чтобы он при них же позвонил и попросил об освобождении пресвитера, и начали петь. Прокурор потребовал не мешать ему работать, но молодежь – ни в какую! Прокурор встал и пошел к выходу, но тут случилась толчея и его свалили на пол. Он закричал, прибежала охрана, арестовала всех и одного из них, брата В.Ш., осудили «за злостное хулиганство» на пять лет строгого режима.

Но это невоспитанная молодежь, недавно из мира… Старшие-то братья так не поступали?

– Молодежь-то от кого учится? В апреле 1966 года, на совещании СЦ в Киеве братья решили послать делегацию верующих к генеральному секретарю ЦК КПСС Л. И. Брежневу. Я не буду рассказывать подробно, об этом случае много писали. Упомяну только те моменты, о которых почему-то умалчивается.

В час дня к делегации из 130 городов (около 430 человек), стоявшей у стен здания ЦК КПСС, вышли председатель КГБ СССР Семичасный и министр охраны общественного порядка Москвы, генерал-майор Козлов. Они спросили, зачем собрались здесь люди. Верующие ответили им, что они посланники церквей и приехали жаловаться Брежневу на произвол местных властей в отношении церкви.

Семичасный объяснил, что Брежнев вчера видел их и сказал, что не примет. А сегодня, мол, он улетел во Владивосток награждать Приморский край орденом Ленина. Верующим посоветовали:

– Изберите из своей среды десять человек, передайте им все ваши письма и жалобы, и ваших избранников примет член Политбюро ЦК КПСС Пельше.

Остальным предложили разъехаться по домам.

Братья ответили, что будут ждать возвращения Брежнева, хотя бы пришлось и ночевать в Москве. В предыдущую ночь уже ночевали около приемной ЦК КПСС прямо на тротуарах. Это власти возмутило. Семичасный сказал:

– Мы не позволим вам этого делать! Стоит нам позвонить только на один шарикоподшипниковый завод, и рабочие придут и сотрут вас в порошок! У нас есть и танки.

Почему я так уверенно рассказываю, потому что я стоял с братьями напротив них и все слышал.

Тогда братья обратились к массе и спросили:

– Братья и сестры! Уйдем отсюда или умрем?

– Умрем! – в один голос скандировали все.

Семичасный и Козлов вздрогнули. Они еще раз в ультимативной форме повторили свои условия. Дали десять минут на размышление и ушли. По истечении времени появились солдаты и оцепили делегацию, отделив ее от публики на площади. Затем выехала вереница военных автобусов и заслонила верующих от москвичей. Между автобусами и делегацией, стоявшей в несколько рядов вдоль стены, прошла шеренга молодых мужчин в серых костюмах – правительственная охрана. Прозвучала команда генерала Козлова:

– Взять!

Чекисты набросились на верующих. Делегаты, стоявшие в четыре-пять рядов, обхватили каждый впереди стоявшего за пояс и запели: «За евангельскую веру, за Христа мы постоим!»

Но дальше уже было не до пения. Чекисты, как звери, набрасывались на беззащитных людей, хватали за головы, валили на пол, пинали ногами, упавших топтали, тащили в автобусы. Кого-то из братьев схватили за горло и, прижав к стене, душили. Сестры, отрывая руки от горла брата, кричали что было силы, хватали злодея за воротник и пытались повалить на пол. Кто-то ударил нашего В. И. Козлова кефирной бутылкой по голове, и кровь залила лицо. Кого-то волокли за волосы в автобус, кого-то били в грудь, в живот…

Кончилось это тем, что всех делегатов побросали в автобусы и отвезли на конный двор, где они умылись, перевязались, пообедали, у кого что было в сумках, и провели собрание. К вечеру подогнали автобусы и всех переправили в Лефортовскую тюрьму, где начали следствие. Затем районные суды определили каждому по 10-15 суток с отсидкой в Бутырской тюрьме. Человек тридцать осудили по уголовной статье от года до трех лет лишения свободы.

Через два дня задержали секретаря Совета Церквей Г. П. Винса и М. И. Хорева. Вскоре арестовали на квартире и председателя Совета Церквей Г. К. Крючкова. Пошла новая волна обысков и арестов по всему Союзу.

Георгий Петрович Винс и Геннадий Константинович Крючков. Начало 1960-х годов.

Скажите, могло ли обойтись без ареста делегации, и как следствие – волны репрессий?

– Безусловно! Ходатайства и заступничество нужны, но делать это надо с головою, чтобы была польза, а не вред. Посадить в тюрьму 430 человек и самим сесть, да еще распалить пламя гонений по всему Союзу – умным делом никак не назовешь. Да еще руководители Совета Церквей Г. П. Винс и М. И. Хорев додумались через два дня пойти в ЦК КПСС узнать о судьбе делегации! Это вообще уму непостижимо! Кто их послал?! На съезд ВСЕХБ три года назад побоялись пойти, послали отживших старичков, а в ЦК КПСС некого было послать? Это просто Бог лишил их мудрости!

Направить к правителю страны делегацию в 430 человек! Да разве такие делегации бывают? Делегации посылаются и принимаются в количестве, возможном для ведения диалога. Микоян принял пять человек, Семичасный предлагал – десять. А здесь какой базар получился бы! Это не делегация, а демонстрация силы! Да разве можно было таким языком говорить с советской властью? Это как поп Гапон, что вывел 9 января 1905 года людей на Дворцовую площадь – под пули! Так, собственно, через два года после майской делегации советская власть и поступила, когда оставила лежать множество трупов на улицах Новочеркасска. Семичасный не зря говорил, что у них есть и танки.

Верующих людей нетрудно заставить кричать хором: «Умрем!» Как те буддийские монахи, что обливали себя бензином и сгорали перед Белым домом в знак протеста против войны во Вьетнаме. Я думаю, что и некоторые наши демонстранты пошли бы на это – была бы команда!

Помню, в 1969 году, на первомайском молодежном общении в Алма-Ате, когда нас окружили сотрудники КГБ и хотели взять меня с братом Н. А. Коротковым, некоторые из молодежи бросались под колеса «газика», чтобы остановить его. Я благодарен им за такую жертвенность: они могли бы остаться под колесами. И все же я просил молодежь больше так не поступать. Поезд гонений этим не остановишь. Особенно когда он несется под уклон и тормоза не держат. Подложишь руку – рука отлетит, подложишь ногу – отлетит нога, голову – лишишься головы, но поезд не остановится. Он сам остановится, когда придет время, Бог взвесит его на Своих весах и найдет его очень легким.

Так и случилось. Без всяких делегаций и демонстраций, без наших заявлений и протесов, без единого выстрела поезд остановился и развалился. Бог услышал вековой стон Своего народа и молитвы о свободе проповеди Евангелия. Не нужно, поэтому, приписывать себе те демократические изменения, которые произошли в нашей стране.

В конце 80-х годов мы были в Москве и решили посетить «исторические места». Вышли на площадь, к зданию ЦК КПСС, напротив памятника русским гренадерам. На том месте, где нас избивали, стояла цепь москвичей и не выпускала генералов из здания, чтобы не выносили документы. А когда мы прошли на площадь Дзержинского, то там люди срывали с постамента памятник «рыцарю революции» и полагали огромный гранит из Соловков, чтобы увековечить память жертв этих рыцарей!

Как же нужно было поступить делегации, чтобы избежать арестов?

– Во-первых, братьям вообще не нужно было посылать такую делегацию в Москву. Безрассудно бросать огромные средства на ветер, а массу людей – в тюрьму. Встреча с Микояном в 1965 году хорошо показала бессмысленность таких действий. Уже надо было научиться.

Но если уж так получилось и делегация приехала, то зачем нужно было ломиться в закрытую дверь? Требовалось принять предложение Семичасного об избрании десяти человек для встречи с членом Политбюро ЦК КПСС Пельше. (Ослица тоже иногда может говорить человеческим языком). Передать братьям все заявления и протесты, а самим молиться об их успехе. «Сердце царя в руке Господа, как потоки вод: куда захочет, Он направляет его» (Прит. 21:1).

И вообще скажу, что случай с делегацией в Москве и все связанные с ним страдания народа Божия лежат на совести братьев Совета Церквей. Эти события вскрыли их неспособность разумно вести дело в братстве и должны были бы побудить их уйти в отставку.

Мы слышали, что председатель Совета Церквей долгие годы находился в подполье и братья-служители не имели возможности с ним встречаться. Чем это было вызвано и была ли в этом крайняя необходимость? Мы не знаем из истории братства евангельских христиан-баптистов, чтобы так поступали.

– Безусловно, КГБ стремился обезглавить Совет Церквей, убрать более влиятельных братьев. Конспирация нужна была настолько, насколько служила делу Божию. Повторяю, необходимость была в конспирации, а не в глухой изоляции председателя Совета Церквей от самого совета. Его изоляция от братьев парализовала их работу, сделала недееспособными. Более того, причинила большой вред братству.

Своё глубокое подполье председатель оправдывал тем, что, в случае, если его арестуют, враги поставят на его место более «покладистое лицо» и изменят курс Совета Церквей. Во-первых, в таких высказываниях прослеживалось недоверие Господу. Как будто Совет Церквей является человеческой организацией, зависящей от мудрости и твердости одного человека. А Господь, что же, не охраняет и не руководит всем?

Во-вторых, налицо попытка обезличивания остальных служителей. Будто не было среди них никого, достойного и способного продолжить дело. Мания незаменимости. Так создавался культ личности. Русские люди не могут жить без икон. В 1993 году некий делегат сказал с трибуны съезда о председателе СЦ такие слова: «Я не достоин развязать даже ремень обуви его!»

В-третьих, такая постановка вопроса преувеличивает возможности врагов. Будто КГБ ходит по рядам Совета Церквей, как когда-то во ВСЕХБ, и, кого хочет, снимает с поста, а кого хочет – ставит. Остальные же работники СЦ, как малые дети, не могут разобраться, что к чему.

Основной же вред от изоляции председателя состоял в том, что служители Совета Церквей не могли ему ни возразить, ни что-либо объяснить, ни в чем-то его поправить. Он был недосягаем. Братья, например, рассматривают какой-то вопрос, целый день потратят на принятие определенного решения, а на следующем совещании Д. В. Миняков проигрывает пленку с речью Геннадия Константиновича и…все идет насмарку. Председатель «не утвердил». Он предлагает свой вариант решения, и у братьев нет желания возражать (да и кому возражать – магнитофону?), чтобы еще откладывать дело на три или шесть месяцев.

К примеру, от братьев оппозиции поступила просьба встретиться с Советом Церквей для разрешения спорных вопросов, чтобы найти общий язык, решить проблему разрушения их общин работниками СЦ. Совещание СЦ полдня обсуждало этот вопрос и решило на такую встречу согласиться. Но как на это посмотрит председатель? На следующем совещании Д. В. Миняков включает магнитофон, и мы слышим подземный голос: «Никаких встреч с предательской оппозицией!» Все умолкают. Только после совещания, в узком кругу, некоторые члены Совета Церквей говорят: «Зачем тогда мы здесь? Или он пусть нам доверяет, или сидит с нами».

Другой пример. В Совет Церквей поступило письмо от Киевской церкви СЦ на ул. Пухова. Братья выражали полное недоверие своему члену Я. Е. Иващенко как представителю в Совете Церквей их общины. Община – 600 членов. Они объясняли, что Иващенко не бывает на собраниях, не участвует в Вечере Господней, настраивает членов против руководства общины, сеет разделение и т. д.

Участники совещания рассуждали: «Если церкви не будут нам доверять, то мы будем представлять в Совете Церквей не свои церкви, а самих себя, и Совет Церквей будет не Советом Церквей, а кучкой единомышленников, не более». Поэтому большинство служителей были за то, чтобы отправить Иващенко домой. Некоторые же были против. Они чувствовали, что завтра и от их церквей могут прийти такие письма. Они годами не бывают у себя на собраниях, как и сам председатель. Узловская церковь, пославшая его на всесоюзную работу, зарегистрировалась и разделилась.

Потом Д. В. Миняков на следующем совещании включает магнитофон, и мы слышим тот же подпольный голос: «Оставьте мне Якова Ефремовича в Совете Церквей как мой глаз в Киевской церкви».

Здесь следует отметить, что такое бесправие и зависимость от председателя многих работников СЦ устраивала. Легче ожидать указания сверху и выполнять его, чем самому думать головой и за что-то отвечать. Так легче прожить. Русские люди привыкли за тысячелетнюю историю ходить в послушниках, и им другого не надо.

Неужели конспирация председателя была настолько глубока, что КГБ за все годы не смог отыскать его?

– КГБ, после израильского Массада, – самая сильная и профессиональная в мире контрразведка. Комитет был способен в любой стране найти, достать из-под земли нужного ему человека и через все границы доставить его в Москву. Я считаю, что вначале КГБ искал Г. К. Крючкова, но когда увидели, какой вред приносит эта изоляция самому движению Совета Церквей, то стали только делать вид, что ищут его. Вся братская оппозиция главным образом обязана этой изоляции. Туда, где он должен был быть сам и на местах помогать братьям разрешать назревшие вопросы, он посылал безответственных братьев, и они разрушали церкви. Мы, среднеазиатские братья, и сибиряки, по два дня подряд сидели и слушали отчеты благовестников об их работе и приходили в ужас. Они шли напролом и, не считаясь ни с чем, делили общины. Любой ценой старались сохранить свой контроль над церквами. Из некоторых отделенных церквей их гнали, как только могли.

Помню, Д. В. Миняков рассказывал на совещании служителей: «Приехали мы в Брест. Пришли на членское собрание. Там отделенная церковь зарегистрировалась и хочет строить большой молитвенный дом. Мы стали увещевать их: братство страдает, сидит в тюрьмах, а вам нужен храм? Но братья нас погнали: «Волки вы в овечьей шкуре! Вон отсюда!» Одним словом, нас шапками закидали. Мы еле ноги унесли».

И все же в Бресте церковь разделили. Как, впрочем, и в сотнях других общин и групп. Без арестов и судов со стороны КГБ, без единого выстрела, как говорят, были выведены из строя лучшие братья-служители, так необходимые для труда на ниве Божией. Да, такой стратегии Г. К. Крючкова могли позавидовать самые опытные чекисты. Мне кажется, что если бы они случайно встретились с ним, то расцеловали бы его в обе щеки за оказанную услугу.

Рассказывают, что братья Совета Церквей объявляли в заключении многодневные посты, изнуряли себя, добиваясь от начальства выполнения своих требований.

– Читая такие сообщения, я всегда смущался. Это не библейский пост, если человек объявляет об этом начальству. Христос говорит: «…Когда поститесь, не будьте унылы, как лицемеры, ибо они принимают на себя мрачные лица, чтобы показаться людям постящимися. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. А ты, когда постишься, помажь голову твою и умой лице твое, чтобы явиться постящимся не пред людьми, но пред Отцом твоим, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» (Матф. 6:16-18).

Здесь же не пост, а голодовка, политическое оружие давления на начальство. Ни Христос, ни апостолы, ни наши братья-отцы к этому не прибегали.

Даже когда их несправедливо обвиняли и приговаривали к расстрелу. Морить себя голодом 10-20, а то и более дней подряд, как это делали не раз Г. К. Крючков, П. Д. Петерс и другие, чтобы иметь Библию или добиться свидания, – плотское дело. Апостол Павел говорил о всеоружии Божием в борьбе против начальства, властей, мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной, но о голодовках он не упоминал (Ефес., 6 гл.). А то, что практиковали братья, было не Божьим, а политическим оружием. Это огонь, но огонь чуждый, не с жертвенника Божия (Левит, 10 гл.)

Я говорил уже о посте-голодовке узловских сестер К. и В., которые будто бы ничего не ели 24 дня. Их поместили в больницу, кормили искусственно. А что пользы от всего этого? Стать известными, войти в историю? Сами же, как были плотскими, так ими и остались…

Нет в Слове Божьем никакого основания устраивать голодовки. Есть одно упоминание, когда 40 человек заклялись не есть и не пить, пока не убьют апостола Павла, но это сюда не относится (Деян. 23:12).

Больше всего от голодовок пострадал Н. Г. Батурин. Когда читаешь его воспоминания, то поражаешься. Некоторые заключения он проводил в голодовках по половине срока. Для чего это? Разорять храм Духа Святого? (1 Кор. 6:19). Подрывать свое здоровье в весьма тяжелых условиях? Здоровье, которое так необходимо для служения Господу! Наверное, поэтому Николай Георгиевич так рано ушел из жизни. Я хорошо знал его. Это был преданный Богу служитель, и мне от души жаль его. Однако, при всех симпатиях к нему, скажу словами апостола Павла: «Это имеет только вид мудрости в самовольном служении, смиренномудрии и изнурении тела, в некотором небрежении о насыщении плоти» (Кол. 2:23).

Иногда голодовки братьев имели некоторый успех. Церкви узнавали о том, что узника переводят в карцер и начинают искусственно кормить (а это очень мучительно), тогда и сами начинали поститься, писать лагерному начальству протесты и добивались, чтобы узнику дали свидание или изменили условия содержания. С другой стороны, этот шум на воле возводил узника в глазах администрации в разряд опасных людей, на один уровень с рецидивистами, и они старались не выпустить такого из своих рук: осудить на второй срок или, в крайнем случае, назначить административный надзор. Так что голодовки и производимый ими шум на воле были палкой «о двух концах». Примеров этому много.