Текст книги "Статьи и интервью"

Вернемся к Александру Македонскому и к племенам Гога и Магога. В эзотерической интерпретации – это вторжение враждебных человечеству существ в нашу земную жизнь, вторжение, которое грозит чудовищной катастрофой для человечества и которое связано с расширением так называемых потусторонних «щелей», то есть «каналов», по которым эти существа могут проникать в наш мир. В древней истории Китая был такой момент, когда эти силы тоже пытались проникнуть и с помощью определенных знаний маги и мудрецы Китая как бы «зашили» эту щель. Но для этого нужно было обладать огромными знаниями и таким пониманием мира, которое сейчас полностью исчезло из сознания человечества. Александр Македонский такими знаниями обладал, и он совершал такого рода магические операции.

Теперь возьмем Наполеона. Смешно даже сравнивать, настолько велика разница между ним и другим завоевателем. И эта разница очевидна, вопреки тому, что иногда утверждается, что человек во все исторические эпохи одинаков. Представить себе Наполеона в качестве великого мага – невозможно. На примере Наполеона и Александра Македонского видна бездонная разница между двумя мирами. Генон считал, что западная цивилизация, точнее современная цивилизация (ведь она возникла на Западе), обречена, ибо целью истории является не колбаса или компьютеры, а человек. Современная же, западная, цивилизация, по его мнению, оказалась препятствием для духовной реализации человека, ибо она подчинена контртрадиции, в которой все ценности перевернуты и обратны нормальной духовной традиции.

Кроме того, за технологическую цивилизацию придется платить и платить по большому счету, потому что все эти изобретения были совершены при нарушении важных скрытых законов природы и ее равновесия, о которых знали древние. Древние жрецы отлично понимали, что может быть такой ход развития, когда путем рационального знания вы получаете контроль над внешней стороной природы. При этом происходит нарушение внутренних законов. Природа связана с так называемым астральным миром, то есть с более «тонким» миром, чем наш, с промежуточным миром, и вторжение в природу может привести к тяжелейшим последствиям. Природа – это живое существо.

Здесь сразу встает роковой вопрос о космических циклах, потому что проблема заключается в том, что денежно-технологическая цивилизация является препятствием на пути раскрытия потенциальных возможностей человека. Кроме того, она основана на мировоззрении и на ментальности, которые неизбежно исчезнут, как только будет опять вторжение тех сил, о которых современное профаническое человечество не имеет никакого представления.

Вся современная стандартная западная ментальность основана, по существу, на убеждении, что наш физический мир – замкнутая система, из которой нет выхода. И вся реальность заключена, как в тюрьму, в этот видимый мир. Вне его ничего нет. То, что лежит за его пределами, – это даже не платоновские тени, а вообще нечто абсолютно неизвестное, которое не принимается во внимание. Отсюда – экзистенциальное одиночество человека. Возможно, это представление о замкнутости, как все в мире, имело свой плюс, потому человек должен был как-то сосредоточиться на самом себе, ибо такая открытость, которая была в античный период, такой контакт с другими мирами были слишком тревожны для человека. Здесь есть какой-то позитивный момент, но в общем, конечно, как только замкнутая система разрушится, тогда полностью рухнет вся эта современная цивилизация, которая основана на примитивных иллюзиях, выдаваемых за здравый смысл. Культ денег, культ обыденной жизни и массовой культуры неизбежно ведет к идиотизации жизни, что является проявлением текущей духовной инволюции в ее наиболее карикатурной форме.

Но не является ли такое мировоззрение эсхатологическим, ожидающим конца мира и прихода Антихриста?

И здесь, конечно, вы подвели меня к тому, чтобы сказать пару слов о так называемом конце мира, о котором сейчас многие говорят.

На Западе существуют три течения в этом плане. Официальное господствующее мировоззрение основано на идее, что замкнутый «материалистический» мир обеспечивает якобы безопасность человеческого существования, его комфортность и спокойствие. И это ощущение безопасности и комфортности продлится – согласно таким представлениям – бесконечно долго. Но в это трудно поверить, тем более такое ощущение сейчас уже начинает исчезать. Кроме того, в истории всегда присутствует фактор «икс», фактор непредсказуемости, фактор неожиданности, который путает абсолютно все карты.

В начале XX века большинство философов и писателей считали, что XX век будет веком мира, любви, бесконечного прогресса. Что случилось, мы знаем.

Две другие перспективы заключаются в следующем. Первая в том, что конец мира будет в ближайшее время, даже по человеческим меркам. Это мнение основывается на разных признаках, включая глубочайшую степень духовной деградации современного человечества и возникновение контртрадиции, подготовляющей приход Антихриста. Так обстоит дело согласно этой концепции.

Кстати говоря, так называемый конец света не означает, разумеется, конца бытия.

Во-первых, это конец только нашего среза реальности. И, во-вторых, это воссоздание нового мира, нового неба и новой земли. Это означает, что завершение одного цикла ведет к началу нового.

Другая доктрина (восточная) не говорит о близком конце мира, в ней утверждается, что в этом последнем периоде (Кали-юга) есть так называемые подпериоды, так называемые малые кали-юги, конец которых не означает конца физического мира и начала нового неба и новой земли. Он означает радикальную смену цивилизации и духовности, грандиозные катастрофы, в том числе геологические, изменение климата Земли, наводнения и т. д. И одновременно с этим, естественно, меняется и ментальность людей, возникают новые цивилизации на нашей физическойземле.

В этой доктрине говорится, что мы живем в период конца малой кали-юги, в период агонии старой цивилизации и начала новой, и весь этот переходный процесс растягивается на несколько столетий. Кстати, в этом случае у России есть большой шанс, потому что в традиции говорится о том, что наш таинственный евразийский континент имеет великое духовное будущее, и он сохранится.

Беседу вел А.П. Огурцов.

Люди задают себе невероятные вопросы…

«Книжное обозрение», № 34, 27 августа 1993

Юрий Витальевич, в издательстве «Терра» выходит наша книга в новой серии «Литература». Расскажите о ней, пожалуйста.

Эта серия основана издателем с целью выявить, если можно так выразиться, прижизненную классику, то есть литературу с большой буквы. Первой книгой в этой серии был том Тимура Зульфикарова. Второй – мое «Избранное», в которое вошли впервые изданный в России роман «Шатуны» (один из центральных моих романов, написанных еще в подполье в 60-е годы), роман «Московский гамбит», ранее опубликованный в журнале «Согласие», и мини-роман или повесть «Крылья ужаса», а также рассказы.

Что это за роман «Шатуны», написанный вами в застойном подполье?

История романа весьма любопытна. Я пробовал опубликовать его в американских издательствах и увидел крайне странную реакцию, нашедшую свое отражение в характеристиках романа (что-то вроде внутренних рецензий) для ряда американских издательств. Одна из них, написанная одним из лучших специалистов по русской литературе, говорила о том, что роман «Шатуны» исключителен по силе, но мир еще не готов к этой книге…

Что-то из булгаковского «Театрального романа»: пьеса не будет поставлена потому, что она всем очень понравилась…

Нет, это совсем из другой оперы. В том случае это означало то, что образы романа, ситуации, трактовка темных сторон человеческой души настолько поразили, казалось бы, ко всему привыкших американцев, что они ужаснулись, и большинство американских издателей отказались публиковать «Шатуны».

И все-таки нью-йоркское издательство «Taplinger» решило опубликовать роман, правда в сокращенном виде, выбросив одну треть. Конечно, не по политическим причинам, а по психологическим…

Франция оказалась для меня более подходящим вариантом. Несмотря на то, что наша жизнь в США складывалась благополучно, мы с женой решили уехать во Францию, потому что там в культурном и психологическом отношении нам было гораздо лучше, чем в США. Франция – это исторический приют для русских изгнанников. Итак, мы оказались и Париже, начали новую жизнь, новую эмиграцию. Французы встретили мой роман иначе, он был впервые опубликован полностью в большом издательстве «Робер Лафон» и вызвал мощную реакцию в прессе.

Он вышел на русском?

Нет, на французском. Один из самых известных западных достоеведов Жак Котто написал статью о романе, в которой называл меня достойным наследником Гоголя и Достоевского. Проводя эту линию, он вспоминал также имена Сологуба и Платонова. В рецензии Котто отмечалось, что роман «Шатуны» не для нежных душ (так он деликатно выразился), что это страшный роман, что он переворачивает все основы человеческого сознания. Было и такое любопытное замечание: мол, русский человек мечется между двумя крайностями – самоунижением и мощным самовозвеличиванием. Роман был признан из ряда вон выходящим, элитарным, он оказался необычным не только для американцев, но и для европейского менталитета.

В прошлом году роман вышел на немецком. В Германии была такая же бурная реакция, но уже другого плана: более философическая. Французы укладывали этот роман в русло произведений так называемых «проклятых гениев». Есть у них такая традиция – проклятые поэты – Бодлер, Рембо. те, кто бросал вызов обыденному сознанию. Немцы же рассматривали «Шатунов» под другим углом.

Расскажите о «Шатунах» поподробнее.

Скажу несколько слов, необходимых для понимания романа. Я родился в семье психиатра, одна моя родственница была психопатологом. Хорошо зная эту сферу, я использовал ее для показа моих героев в «Шатунах». Но целью моей было не изображение безумия. Достоевский использовал криминалистику для раскрытия нравственных истин. Мне же нужны были знания из психиатрии для показа парадоксальных, «запретных» сторон человеческой души. Таков был один из методов создания романа. Второй метод – метод интуитивного проникновения в скрытые тайники души. «Видимый» человек, которого мы знаем из нашего общения, это только маленькая часть всего человека. Вот в эти скрытые стороны я и пытался проникнуть и, исходя из неожиданных, странных, темных сторон человеческой души, творить характеры. Кстати, в той американской рецензии, о которой я говорил ранее, отмечалось, что в русской литературе есть такая особенность – творить характеры из потаенных сторон человеческой души; в частности, это было чертой творчества Достоевского.

Характеры, изображенные в «Шатунах», – не средние типические люди. Таких людей вообще нельзя встретить на улицах Москвы, Лондона, Парижа. Это – исключительные люди в исключительных ситуациях. Поэтому мой роман не носит социальный и т. п. характер. «Шатуны» – роман о действительно необычных людях. Некоторые из них в самом деле похожи на монстров. Но не исключено, что то неведомое, о котором идет речь в романе, может скрываться в глубинах почти каждого человека – хотя он об этом может и не подозревать. На каком-то уровне «Шатуны» – это поиск бессмертия и спасения в аду.

Возникает соблазн считать всех этих героев какими-то исчадиями ада. Думаю, не все они такие. Все дело в том, что эти люди начали задавать себе вопросы, на которые человеческий разум, вероятно, не в силах дать ответа. Иными словами, люди пересекли дозволенную границу, вступили в темную сферу метафизически неизвестного, стали путешественниками в духовно неведомое. Их необычная «монстровость» скорее всего в этом случае – оболочка. В душе они не адепты зла, во всяком случае – далеко не все. Скорее всего, даже наоборот. Эти люди стремились к почти недостижимому. Естественно, их сознание надломилось – и это плата за путешествие в черную сферу неизвестного.

Второй роман – «Московский гамбит» – в некотором роде противоположность «Шатунам», и вместе с тем он имеет много общего с «Шатунами». Общее в том, что там тоже изображены люди, которые задают себе совершенно невероятные, духовные, метафизические вопросы, связанные со смертью и бессмертием, отношениями между Богом и «я» и т. д. Но этот роман написан совершенно иначе, в строго реалистической манере. Последнее было вызвано тем, что в «Московском гамбите» я попытался изобразить людей, которые окружали меня в моем художественном и философском подполье в Москве. Это реалистическая фиксация этого круга…

Записки из подполья?

Да-да. Там имеются прототипы, порой присутствует почти буквальное изображение. Я использовал обычный метод художественного реализма. Во-вторых, в «Московском гамбите», в отличие от «Шатунов», атмосфера нравственно противоположная. Кстати, в одной рецензии я читал, что в этом романе – добрая аура и все показано так, как будто люди, пытающиеся прорваться в запредельное, не всегда связывают себя с безумием, надрывом. Словом, атмосфера в романе гораздо более человечная, чем в «Шатунах».

И наконец, следующая моя вещь в этом сборнике – «Крылья ужаса» – написана в моей обычной манере, в духе, условно говоря, сюрреализма и метафизического реализма. Но все же это не «Шатуны», это немножко другое. Потом идут рассказы, но о моих рассказах уже много написано, не буду больше о них распространяться. Отмечу только, что эти рассказы разбиты на несколько циклов. Некоторые написаны в эмиграции. Есть цикл народно-мифологических рассказов, основанных на русских легендах, вернее, на их интерпретации. Он тоже написан в эмиграции. Есть рассказы из американского цикла, они написаны об американской жизни, из них важнейший – «Чарли».

Юрий Витальевич, так как же вас все-таки называть? Сюрреалист, метафизический реалист, модернист, постмодернист? Если вам пришлось бы писать статью о писателе Мамлееве в «Литературную энциклопедию», какой термин вы бы использовали?

Я прежде всего Мамлеев.

Это жанр, стиль, метод?

Это реальность. А что касается метода. Сюрреализм – здесь очень условное и широкое понятие; наконец, я ни в коем случае не отношу себя к постмодернистам или к чистому авангарду. У меня свой метод. Какая манера у Платонова – этого, наряду с Булгаковым и Набоковым, одного из величайших мировых писателей нашей эпохи? Что такое «Котлован»? Сюрреализм или реализм?. У меня своя уникальная манера, которая ближе всего к такому определению, как метафизический реализм. Почему? Да потому, что это все-таки реализм, но не совсем обычный. Ведь только одна моя вещь написана методом обычного реализма – «Московский гамбит». А остальное – выявление скрытых реальностей духовного космоса и человеческого бытия. Это встречалось – в другой форме и при другом подходе – и в средневековой литературе, например, где персонажами были не только люди, но и духи, все, что угодно. Так что метафизический реализм означает реализм, который выходит за грани обыденного реализма, дневного реализма, критического реализма…

Читая вашу книжку, вышедшую в «Московском рабочем», думаешь, что все-таки метод Мамлеева – не реализм, тогда как у того же Платонова метод – реализм…

Я не думаю так, все зависит от того, что понимать под реализмом. Гоголя в его петербургских повестях называют сюрреалистом, более того, многие на Западе считают его первым сюрреалистом и основателем этого течения. Другие продолжают считать реалистом. Вот и тема для разбора. Мировое литературоведение сейчас много занимается Гоголем. И учтите, большинство моих рассказов основано на действительных случаях.

У Гоголя тоже в основе лежат анекдоты. Так кто же ваши учителя?

Уникальность, вообще-то говоря, не мешает чувствовать за собой дыхание предшественников. По Достоевскому, все мы вышли из «Шинели» Гоголя. Но «Братья Карамазовы» мало похожи на «Шинель». Я чувствую себя глубоко русским писателем и всем обязан великой русской культуре. Я не нахожу особых аналогов и параллелей себе в западной литературе, хотя критика порой и вспоминает в этой связи Эдгара По, например. В нашей литературе это, конечно, не линия Тургенева и Толстого, не линия Горького, хотя некоторые его вещи я очень люблю. Моя линия – линия Гоголя и Достоевского, а через них ведущая в XX век – прежде всего к Сологубу; дальше, может быть, к «Крестовым сестрам» Ремизова. Потом Платонов, я ощущаю к нему какую-то странную близость; но читать его я стал относительно недавно, уже оказавшись в эмиграции.

Спасибо за беседу.

Беседу вели А. Щуплов и Д. Ильичев.

Мои герои задаются вопросами, на которые разум не в состоянии ответить

«Литературная газета», № 7,16 февраля 1994

Вы возвратились в Россию в момент грандиозного социокультурного слома. Споры о будущем страны не могут, разумеется, не затрагивать и сферу ее духовного развития. Например, в СМИ усиленно проводится мысль о том, что русская культурная традиция лежит в основе нашего нестроения, нищеты, неумения обустроить жизнь экономически. Идет полемика о роли литературы: что она такое – высшая реальность, поиски утраченного смысла или игра творческого воображения, эстетический произвол забавляющегося «складыванием» слов индивидуума? Какую позицию вы бы заняли в этом споре?

Особая роль русской литературы, ее духовность и философичность – это наша отечественная традиция. Полагать, что литература в чем-то виновата, а тем более виновата в каких-то социальных или даже экономических неурядицах – абсурд, причем абсурд явно тенденциозный. К тому же не стоит упрощать соотношение духовного и социального. Их связи несомненны, но не столь прямолинейны, как иногда представляют. Если литература оказывает влияние на общество, это не только огромный плюс литературе, но и свидетельство высокой духовной отзывчивости данного общества. Здесь следует отметить один очень важный момент. Общественное значение русской классики было извращено теоретиками социалистического реализма, их усилиями литература стала орудием социального изменения людей, то есть творчество ставилось на службу политическим целям. В нормальных же условиях воздействие литературы гораздо более тонкое и вместе с тем более широкое. Наш XIX век в культуре отмечен совершенно необычайным духовным взлетом. В какой-то мере русская классическая литература стала и нашей философией. По-моему, эта ее роль должна продолжаться, уберегая от соблазна пути, которым двинулись многие на Западе. И наконец, главное: из анализа мировой истории становится ясно, что в плане глобального выживания того или иного народа страны весьма важное значение имеет мощь его духовной культуры (и, конечно, религии), помимо, естественно, ее экономической и политической мощи и основанной на этом независимости. Здесь необходимо сочетание нескольких факторов. Но именно те страны, которые обладали уникальной и самобытной культурой, не только выживали, несмотря на все исторические бури, но и занимали ключевое и достойное место в истории человечества. Создавалось впечатление, что какие-то силы хранили их.

Недавно я слышала выступление одного из самых влиятельных литагентов в Америке, кстати, он из семьи наших великих писателей Андреевых, и говорил он поразительные вещи: как делается бестселлер, как, чувствуя конъюнктуру общественных настроений, он подсказывает писателю выгодную тему. Словом, настоящая индустрия по «организации» книги, причем весьма искусная. Куда нашим прежним руководящим партпостановлениям по литературе с их казенным языком!

Подобная практика, с большим или меньшим успехом, существует на Западе. Там бестселлер – своеобразный наркотик, средство самогипноза, уводящего человека от реальности, блокирующего глубокие переживания и размышления. Так возникает феномен современной массовой культуры, цель которой – профанация духовного начала, уничтожение его в человеке. В этом смысле влияние искусства, творчества на внутренний мир личности неоценимо. Более того, миссия культуры, до известной степени мистическая, философская, может помочь войти в совершенно новую фазу цивилизации, которая идет на смену нынешнему циклу.

Вы говорите о смене цивилизационного цикла, это, как видно, чревато катастрофами. Что поможет выстоять?

Если такая смена в ближайшем историческом будущем наступит, то, как и всякие глобальные перемены такого рода, она может сопровождаться самыми неожиданными катаклизмами. Спасти от этих катаклизмов по большому счету может только Провидение. Однако я – по целому ряду причин – глубоко верю в спасение именно России. Мотивы этого спасения – в ней самой, в ее глубинной таинственной духовной сущности, открытости иной реальности, которая придет на смену современной грубо материалистической цивилизации с ее идиотической иерархией ценностей. Таким образом, для того чтобы выжить и достойно перейти в новую эру, России нужно прежде всего одно – самосохранение. Самосохранение духовное, экономическое, политическое и др. Сохранение своих недр, богатств, интеллектуальной силы, души. А если Россия сохранит себя, то, надеюсь, высшие силы защитят ее, ибо именно такая Россия сможет положить начало новой духовной эре и сыграть в ней решающую роль.

В романе «Московский гамбит» между героями, людьми творческими, вспыхивает спор о том, что немыслимо все время существовать в подполье. Время действия романа – конец 60-х – начало 70-х. В те годы в России было несколько «подполий»: одно – политизированное, так называемые «правозащитники». Одно – христианское, его представитель, в частности, ныне известный писатель Л. Бородин. Тогда про них мы совсем ничего не знали, во всяком случае, о Синявском, например, писали больше. И существовало еще мощное «подполье» вольных философов и мистиков. Вот о них – «Московский гамбит». В романе прозаик Муромцев говорит, что подлинная культура только и может существовать в подполье. Ну, а когда все позволено…

То, что высказывал мой герой, было распространенным мнением среди неофициальной интеллектуальной элиты. Оно основано на том, что великая литература рождается из чувства сопротивления реальности. А подполье здесь понималось не как политическое или социальное, а личностное. Мир настолько неудовлетворителен в глубоком смысле этого слова, что человек восстает против него и выдвигает контрреальность – свое видение мира, начиная творить собственную реальность. А с другой стороны, здесь вот что получается. Когда сняты идеологические запреты, цензурные и даже психологические, это совсем не означает, что в душе человеческой наступит состояние некоего самодовольства и благополучия. Дело в том, что нынешнее состояние мира в целом вызывает такое чувство тревоги и неустроенности, что способно порождать космическое сопротивление происходящему на Земле. Великие умы давно провидели грядущее завершение нашего цикла.

Многие ваши герои остро ощущают приближение этой грани.

Это скорее ощущение конца, но, пожалуй, не всей истории, не Апокалипсиса в религиозном смысле, а конца определенного исторического этапа. Вот на этом переломе и может родиться даже «официальная», но великая литература, минуя социальное подполье, а скажем, в условиях космического подполья. Именно в этом экстремальном положении и возможна ситуация, когда, как метафорически говорит мой герой, русская литература может стать «сокровищем конца мира». В такие периоды все скрытое как бы обнажается. Те вопросы, которые мучили человечество, предстают во всей ясности, точно так же, как перед смертью человека проходит перед ним вся его жизнь, все его грехи и ошибки… Так и перед человечеством откроются вдруг все бездны и провалы, которые были в его предыдущей истории. Откроется прорыв к новым ориентирам и путям. Только бы Россия выдержала нынешние испытания, выпавшие на ее долю, и была бы готова к иной судьбе, устояв как самостоятельный, уникальный мир.

Ныне бытует мнение, что XXI век станет веком единой планетарной цивилизации. Вот как рассматривает, например, социальную эволюцию в мировом аспекте известный западный авторитет Ж. Аттали, считая ее неизбежной: Торговый строй постоянно стремится к организации единой универсальной формы мирового масштаба, кочевничество будет высшей формой Торгового строя. Магнитная карточка станет… подлинным протезом индивидуальности, протезом «Я» человека, открывающим ему доступ к универсальному Рынку. Деньги будут определять в нем законы. Вопрос вот в чем: ожидает ли подобное будущее Россию? Конформируем ли мы с этим обществом или, по тому же Аттали, станем «козлами отпущения»? Уйдем с арены истории? Или?.

Многие исследователи на Западе пишут в подобном духе о создании единой цивилизации (хотя тут же находятся и те, кто выдвигает возражения). С моей точки зрения, эти идеи – типичный пример переноса ситуаций и тенденций настоящего времени на будущее, а такой перенос, как правило, глубоко ошибочен. Дело в том, что обычно в истории происходят совершенно неожиданные повороты, события, которые почти невозможно было предвидеть, – одним словом, работает фактор «х», фактор неизвестного. Кроме того, есть и другие аргументы против этой теории. Наконец, я думаю, гораздо естественней выглядит модель сотрудничества на Земле нескольких глобальных, но разных цивилизаций. Народы как индивидуумы, и более нормально, если они, как и отдельные люди, сохраняли бы свою неповторимую индивидуальность и суть, такая модель выглядит и плюралистической, и вполне демократичной.

Когда критик в Америке писал, что «мир не готов» к вашей книге, и роман «Шатуны» вышел там в урезанном виде, а в Европе его напечатали полностью – в чем здесь причина?

Видите ли, внешне создается впечатление, что Запад – благодаря вседозволенности – готов к чтению любых книг. На самом деле это не так. Например, «литература ужасов» обычно читателями воспринимается тогда, когда эти «ужасы» носят поверхностный характер, характер «щекотания нервов». И как раз ужас реальной жизни, описание того, насколько может быть страшен и необычен человек, насколько бывают глубоки и непонятны бездны его души, – этого стараются избегать. Объясняется это тем, что западный обыватель всеми силами стремится сохранить свое иллюзорное душевное равновесие, хотя в действительности оно все время разрушается, чему тысячи доказательств, в том числе, например, массовое и все возрастающее, грозящее затопить современную цивилизацию распространение тяжелых нервных и психических заболеваний, особенно в США… А в моих книгах ведь не просто «ужасы». Мои герои выходят в неизвестное, в иные, запредельные сферы, и, как я уже говорил однажды, они просто люди, задавшие себе вопросы, на которые разум не в состоянии ответить. Я всегда подчеркивал, что многие мои герои кажутся монстрами именно потому, что они перешли границу возможного, они носители тайных, неизвестных сил, которые хранятся – непознанные – в глубине каждого из нас. В романе «Московский гамбит» я буквально списал мое окружение с натуры, а зарубежному читателю эти люди показались какими-то фантастическими фигурами.

Действительно, в этом романе так много реальных примет, атмосферы московских компаний 60—70-х годов. Эти дворики, «заныры», как вы их называете, эти посиделки на травке с пивком на фоне новостроек или в глубинах старой Москвы… И разговоры… Блаженный досуг, жизнь, как у птиц небесных, и постоянно возвращающийся рефрен: «Что будет? Кто стоит за судьбами людей и толкает их в пропасть? И что могут сделать люди? И почему все рушится? И сможет ли выскочить из этих сетей человеческий род?. И запомни, если то, что вы называете Россией, исчезнет с земли, этот мир станет пустыней для вас.» Как будто сегодня написано, а не десять с лишним лет назад. Так заканчивается «Московский гамбит». И Голос говорит герою, что будущее человека – игра невозможностей и нет ничего предрешенного. Главное – не ошибиться в выборе. Может, уже ошиблись?…

Если душа России сохранится, все будет спасено.

А вам не кажется, что сегодня мы уже другие, даже те, кто сидел в московских «занырах», не говорю уж о молодежи. Становимся злее, расчетливее, прагматичнее. Меня не оставляет ощущение, что рвется какая-то историческая пуповина. В 60-е мы были ближе к Тургеневу и Толстому, не по времени, по духу, разумеется…

В 60-70-е годы мы читали русскую классическую литературу просто как отражение себя. Сейчас такого чувства действительно нет. Именно конец этого века и начало нового тысячелетия как раз и будет этим рывком, этим переходом в новый, неведомый мир. И поэтому по мере приближения к нему появляется чувство отдаленности, чувство прощания со старым миром, который теперь как бы «не наш». Но возможности русской классики далеко не исчерпаны. Ее влияние возродится на другом уровне, в ином качестве, мы лучше поймем ее пророчества и предостережения. И еще мне представляется: именно наша, отечественная культура станет связующим звеном с грядущим.

Не кажется ли вам, что вы идеализируете российского читателя? Атеисты, язычники, материалисты, оторванные от «небесной перспективы», несмотря на открытие церквей, ведь для большинства это всего лишь ритуал, не более. Мы уже почти не сдерживаем брожение этих «темных» стихий, о которых так много вы пишете. Сегодня время, по-моему, как раз для массового раскрытия этих внутренних «низовых миров», которые претворятся в данность нашей реальности. И что тогда? Даже не так, как у вас, когда герой, убив человека, говорит: «может, я сказку убил» – и завидует тому, кто мертв. Вполне возможно, что «массовая» развлекаловка, все эти «накачанные» голливудские супермены и «ужасники», слезливые телемелодрамы станут нашим образом жизни.

Такая опасность существует. Но она, на мой взгляд, может быть преодолена усилием внутренней воли, иной направленностью души. Голые задницы, кривляющиеся рожи, бессмысленное смехачество, жаргон уголовщины надолго всех не захватят. В России страшнее другое. Я имею в виду псевдомистицизм. Появляется масса сект, псевдо-религиозных течений, всяческие экстрасенсы, лжепророки и т. д. Как этому противостоять? Есть разные возможности. Например, постижение истинного знания о невидимом мире, понимание Традиции, того, что завещано человечеству в древности, когда существовало реальное знание о потусторонних мирах. С другой стороны, конечно, усилия Православной Церкви. Православие – именно та сила, которая может противостоять всяческим «псевдо», уберечь от соблазнов мистического невежества. Завершается период «грубого» материализма. Постепенно эта стена, тьма, которая отъединяет материальный мир от невидимого, от «параллельных» миров, начинает разрушаться. В скором времени люди могут столкнуться с такими явлениями, о существовании которых они и не подозревали. Газеты много пишут о различных «чудесах»… И если мы не поймем, каков истинный характер этих «явлений» от каких сил они идут, то, конечно, роковые заблуждения и последствия их неизбежны, человечество все это уже «проходило». Потом опустился «занавес», где-то в начале эпохи Возрождения. Это связано с определенной материализацией мира, с доминацией рационализма в сознании. Но ведь нас окружает Космос. А состояние природы, Космоса зависит от состояния человека. Нельзя губить Землю, нарушая экологическое равновесие, и надеяться на наступление всеобщего благоденствия. Проблема, повторяю, заключается в том, что без Традиционного знания, которым обладали древние, нам всем придется нелегко. Я придаю исключительное значение идеям великого современного метафизика Рене Генона, книга которого недавно вышла впервые на русском языке. Она называется «Кризис современного мира». Там этот выдающийся мыслитель подробно объясняет причины нынешнего всеобщего кризиса, говорит о том, что может ждать человечество в ближайшем будущем. Без таких мощных, я бы сказал даже, теоретических знаний сегодня невозможно ориентироваться. Дверь в иные миры постепенно открывается. И без знания Традиции, без знаний сути и строения «невидимого мира» трудно будет ориентироваться в наступающей реальности. Необходимо также и развитие собственной интуиции, духовного разума, который человека может выручить даже тогда, когда он не знает о коварном характере открывающихся ему феноменов. И опять же Церковь, вера. Вот надежная опора от всяческих «прельщений» и смущения души. Занавес постепенно открывается, и холод этого «открытия» проникает в сознание людей, рождая предчувствия, страх, надежды. Мы на пороге нового века. То, что мы называем силами зла, – они существуют, они занимают определенное место в Космосе, но наш Отец и наше прибежище – Бог, ибо мы созданы именно по его образу и подобию. А эти силы человеку враждебны. Мы созданы иначе, чем они, отсюда, естественно, вытекает, что должны тяготеть к тому, кто близок к нашему архетипу. Тот же, кто идет в другую сторону, разрушает себя, думая, что сохраняет свое «эго».