Текст книги "Лоенгрин, рыцарь Лебедя"

– Ваша светлость, эти земли нынешним хозяевам дал не Господь Бог лично тысячу лет назад. Они и сейчас еще переходят из рук в руки… Где пресекается линия наследования, где отдают в приданое, где простой обмен… Сам дьявол не разберется!

Сэр Шатерхэнд громыхнул:

– И не надо.

– И не надо, – согласился сэр Перигейл.

Лоенгрин посмотрел на обоих по очереди, постарался сделать лицо строгим, но сам чувствовал, что не очень получилось.

– Но поступила жалоба! Что-то же делать надо?

Все рыцари смотрели на Перигейла, и когда он заговорил, Лоенгрин с досадой чувствовал, что начальник охраны замка выражает общее мнение:

– Не всегда. Иногда жалобы бывают вздорные.

Шатерхэнд громыхнул снова:

– Иногда? Да чаще всего!

Перигейл кивнул:

– Верно, сэр Шатерхэнд. В данном случае, как и во всех остальных, герцог должен быть на страже стабильности. Потому если те земли не были отняты незаконно совсем недавно у графа Гердвина, то они и должны оставаться у прежнего хозяина.

Шатерхэнд пробасил:

– Хорошо сказано. Сэр Перигейл, вас бы королю в советники!

А сэр Диттер Кристиансен уточнил:

– И совсем неважно, каким образом сэру Сверкеру те земли достались в давние времена. А то и вовсе не ему, а его родителям.

Отец Каллистратий перекрестился и произнес внятно:

– Время освящает.

Лоенгрин уточнил с недоверием:

– Даже если он те земли украл или незаконно отнял?

Отец Каллистратий перекрестился снова, глазки долу, ответил смиренно, однако с неожиданной твердостью:

– Ваша светлость, вот тогда и надо было поднимать крик и требовать справедливости. Но если тогда сочли, что все было сделано правильно… а мы не знаем всех тонкостей, то имеем ли мы право поднимать старые дела, рушить судьбы детей и общества?

Лоенгрин пробормотал:

– Значит, если преступление прошло незамеченным… то пусть?

Рыцари поглядывали то на него, то на священника, а отец Каллистратий, чувствуя на себе общее внимание, не приосанился, как сделал бы любой рыцарь, а напротив – съежился и сгорбился, верный девизу первых христиан «проживи незаметно».

– Ваша светлость, – произнес он смиренно, однако твердость из голоса не ушла, – крупные преступления незаметными не проходят. А мелкие… если тогда прошли, то сейчас нельзя ворошить прошлое. Понимаете, почему?

Лоенгрин ответил честно:

– Нет.

Священник вздохнул, ответил Перигейл, которому явно наскучило выяснение того, что понятно любому взрослому, уже пожившему и повидавшему всякое:

– Ваша светлость, нельзя ломать дом, чтобы достать спрятавшуюся в подполье мышь.

Лоенгрин посмотрел в их суровые лица, вздохнул, поднялся, стараясь выглядеть сильным и решительным.

– Тогда графу Гердвину прикажем все вернуть и выплатить за нанесенный ущерб!

Перигейл поднялся, коротко поклонился.

– Прикажете готовить коней?

Лоенгрин спросил удивленно:

– А не проще ли послать ему с гонцом мое повеление?

Он не понял, почему рыцари заулыбались, а кое-кто и ржанул весело и счастливо, словно услышал заковыристую шутку.

– Ваша светлость, – произнес Перигейл очень серьезно, – я молю Господа, чтобы так в конце концов и было. Более того, уверен, что так и будет к концу… даже к середине вашего правления Брабантом! Но сейчас придется действовать по старинке.

Часть II

Глава 1

Рано утром за окном уже слышались бодрые голоса, звон железа и конское ржание. Слуги помогли ему быстро надеть доспехи, затянули ремни и укрыли щитками.

Он оглядел себя и ощутил, что да, снова в блестящей стали, в которой чувствует себя, словно в родной коже.

Эльза с сомнением смотрела, как Лоенгрин вытащил из кожаного чехла короткий лук из склеенных рогов, похожих на бараньи, только покрупнее и не так загнутых. Лук скреплен еще и стальными пластинками, выглядит, конечно, как произведение военного искусства, но все-таки…

Лоенгрин забросил его за спину, за другим плечом поместил меч на перевязи, Эльза любовалась им, кому еще выпадет счастье заполучить такого мужа, но когда лук так и остался за плечом, она спросила в недоумении:

– Дорогой, ты же рыцарь, зачем тебе лук?

Лоенгрин повернулся к ней, на лице изумление, а брови взлетели на середину лба.

– Милая, зачем лук?

– Зачем лук тебе? – спросила она.

– Ну, потому что стрела летит дальше брошенного камня.

– Дорогой, – повторила она, – но зачем тебе бросаться камнями? Это удел простолюдинов.

Он понял, улыбнулся.

– Милая, ты заботишься, чтобы я как-то ненароком не уронил свою рыцарскую честь?

– Ну да, – проговорила она тихо и оглянулась. – Нехорошо, если тебя хоть кто-то увидит с луком в руках… Тут же разнесут весть, что ты не брезгаешь оружием простолюдинов!

Он мягко поцеловал ее в чистый лобик.

– Милая, я все понимаю.

– Значит, ты оставишь лук?

Он покачал головой.

– Нет, конечно.

Она вздохнула.

– Лоенгрин, есть вечные понятия, через которые не могут переступать даже короли.

– Я не король, – ответил он просто. – Я паладин.

Он еще раз поцеловал ее в лоб, как бы давая понять, что разговор насчет условностей окончен, поправил перекинутую через плечо перевязь и подтянул пряжку выше.

– А паладин не рыцарь?

– Паладин, – ответил он серьезно, – это христианский рыцарь. В самом деле христианский, а не только по названию. Для Господа нашего нет разницы между королем или последним простолюдином. Сам Иисус, кстати, был простолюдином, не слыхала о таком? И все его апостолы совсем не из знати. Рыбаки всякие рыбопахнущие, землепашцы немытые… И потому паладин, следуя путем Иисуса, относится к каждому человеку с уважением. И к любому оружию тоже.

Ее глаза моментально наполнились чистыми прозрачными слезами.

– Лоенгрин, мне страшно…

– Я же не на войну иду, – сказал он ласково. – Просто проедем по Брабанту чуть-чуть. Что я за правитель, если не буду высовывать носа из замка?

– Все равно страшно, – прошептала она.

Он обнял ее и поцеловал в чистый лобик. От волос свежо пахнет ромашками, Эльза уткнулась ему в грудь, он крепко сдавил ее в объятиях и тут же отпустил.

Она с опаской посмотрела ему в лицо, задумчивое и печальное, сказала быстро:

– Делай, что делаешь! На меня не обращай внимания. Ты мужчина, ты знаешь лучше.

Он кивнул, взгляд его словно бы пронзил стены замка и ушел в бесконечность.

– Ладно, – произнес он задумчиво, – я же хотел доказать ему? Ну вот, берись, Лоенгрин…

Эльза спросила обеспокоенно:

– Кому доказать?

Он отмахнулся:

– Да это так, не обращай внимания.

– Ты чем-то встревожен, дорогой?

Он смущенно улыбнулся.

– Да нет, пустяки. Ладно, я все-таки больше воин, чем хозяйственник, потому сперва мы проедем через Зачарованный Лес, надо посмотреть, что мешает крестьянам там рубить лес. Заодно решу и хозяйственную проблему.

Она ахнула:

– Лоенгрин! Ты победил Тельрамунда, но я не хочу, дорогой, чтобы победа вскружила тебе голову. В Зачарованный Лес опасно вторгаться даже с войском!

Он нахмурился.

– Почему?

– Нечистая сила не признает рыцарские поединки.

Он кивнул.

– Понял. Спасибо за подсказку. Но все-таки я съезжу. Если я лорд Брабанта, то как я могу терпеть, не чувствуя себя униженным, что нечисть прямо под стенами моего замка ведет себя так… вызывающе?

Во дворе слуги и оруженосцы заканчивают седлать коней, слышатся шуточки, смех, довольные возгласы. Уже все знают, что рыцари поедут усмирять графа Гердвина. Новый герцог не стал медлить, моментально решил принять жесткие меры, чтобы желание отстоять независимость не пошло по землям, как пожар по лесу в жаркое лето.

Так что граф Гердвин, человек смелый, гордый и неистовый в бою, либо признает власть молодого хозяина Брабанта, либо потеряет замок и земли, а это уже весело и предвкушаемо.

Лоенгрин прислушивался к разговорам, мрачнел. Сзади неслышно подошла Эльза, обхватила тонкими детскими руками, прижалась, как лоза к дереву.

– Мой господин…

Он повернулся, она вскинула голову, он с нежностью смотрел в милое светлое лицо, никогда не знавшее лучей солнца, в ее крупные глаза, настолько светлые, что всяк невольно сравнивает с чистейшей водой горных ручьев.

Ее нежные губы, как лепестки роз, слегка приоткрылись, голос прозвучал ласково и встревоженно:

– Неужели вам так уж необходимо ехать лично, мой лорд?

– Приходится, – ответил он с неловкостью. – Мир несовершенен…

– Таким его создал Господь…

– Но нам поручил следить за ним, – сказал он ласково, – беречь, холить и улучшать.

– А Господь?

Он объяснил терпеливо:

– Господь нам не слуга, а отец. Подрастающие дети сами должны выполнять работы по дому и саду.

Она прошептала:

– Я слышала, Перигейл жалеет вас, мой господин. Говорит, вам было хорошо, когда вы охотились на драконов и прочих чудищ… Он говорит неправду?

– Правду, – ответил он со вздохом. – Сейчас мне в сто крат тяжелее, Эльза. Единственное, что меня поддерживает, – твоя чистая и целомудренная любовь, твоя верность и преданность.

Она счастливо вскрикнула и прижалась к нему сильнее. Он обнял, погладил по голове, но взгляд его устремился поверх нее за пределы замка, где раскинулся буйный и своенравный Брабант.

Через час они уже мчались с тяжелым топотом копыт под ярко-синим небом и по изумрудной траве, такой свежей и сочной, что хоть дам корми, как изящно выразился сэр Харальд Оустейнсон, дамский угодник, у которого все разговоры только о женщинах и о том, как им угодить.

Все в нарядных одеждах, кавалькада похожа на поток цветов, что несется по ручью, так же изгибаясь по дороге, как вода по прихотливому руслу.

Сэр Торбьен Олсонторн, обычно самый молчаливый рыцарь, внезапно вскинул руку.

– Стоп-стоп! – крикнул он. – Кто мы, простолюдины или рыцари? Зачем нам следовать всем извилинам дороги, когда можно напрямик?

Сэр Перигейл проворчал:

– Напрямик – это через лес, а потом по топкому болоту?

– Я знаю все пути, дороги и даже тропки, – заявил сэр Торбьен Олсонторн гордо. – Уверяю вас, доблестные друзья, лес – это не совсем лес, а так, лесок, а через болото пройдем по краю, замочив только копыта!.. Да и то не свои, не хмурьтесь, сэр Перигейл, а всего лишь конские, их не жалко!

Рыцари заржали, как здоровые молодые жеребцы, шутки всегда нравятся, с нетерпением посмотрели на молодого герцога.

Лоенгрин махнул рукой.

– Доверимся сэру Олсонторну. Я тоже предпочитаю прямые дороги.

Через лес уже не мчались, деревья постоянно перегораживают дорогу, Лоенгрин увидел, как над дорогой впереди с истошными криками носится стая птичек, а когда приблизились люди на страшных лохматых конях, птицы с жалобным щебетом отлетели в сторону и расселись на нижних ветках деревьев.

Лоенгрин присмотрелся, натянул повод и вскинул руку.

– Всем стоять!

Рыцари поспешно остановились, многие опустили забрала, укрылись за щитами и выхватили мечи.

Лоенгрин покинул седло, вышел вперед, присел к самой земле. Все видели, как он протянул руку и поднял в ладонях крохотного птенчика, еще голенького, такие часто выпадают в грозу, когда сильный ветер раскачивает деревья и подбрасывает ветви.

– Бедный, – сказал он растроганно, – что ж ты, глупышка…

Перигейл крикнул:

– Без перьев? Такие не выживают.

– К сожалению, – ответил Лоенгрин. – Но этот выживет.

– Ваша светлость?

Лоенгрин не ответил, посадил птенчика в сумку на поясе и, подойдя к дереву, начал ловко и довольно быстро взбираться наверх. Рыцари переглядывались, не дворянское это дело, только дети простолюдинов лазают вот так, обчищают птичьи гнезда…

А он все поднимался и поднимался, пока не достиг гнезда на ветке с толстой развилкой в виде рогатины. Птицы снова подняли крик, там в гнезде оказался еще один, уцелевший.

Лоенгрин осторожно положил рядом с ним выпавшего птенчика и начал быстро спускаться.

Нил подвел коня, улыбка во весь рот, сказал почтительно:

– Вы лазаете по деревьям, как кошка, ваша светлость!

– Все необходимо, – сказал Лоенгрин. – А если нужно посмотреть за подходом войск неприятеля?

Нил сказал с той же улыбкой:

– Посылают простых лучников.

– Не все ездят отрядами, – возразил Лоенгрин и поднялся в седло. – Все, можно двигаться дальше!

Перигейл подъехал через некоторое время, долго помалкивал, наконец обронил:

– Для паладина так важно спасать даже воробышка?

– А тебе его не жалко? – ответил Лоенгрин вопросом на вопрос.

Нил промямлил смущенно:

– Жалко… Но и останавливаться как-то неловко. Подумают, что… А то и вовсе скажут.

– Но я же остановился!

– То вы, а то я.

– А в чем разница?

– Побил бы я Тельрамунда, – пробормотал Нил завистливо.

Сэр Диттер Кристиансен в нетерпении выехал вперед и оттуда ликующе заорал:

– Ну, что вам говорил сэр Торбьен?.. За этим холмом уже начинаются владения графа Гердвина.

– А замок скоро? – поинтересовался Лоенгрин.

– И замок во всей красе на виду, – пообещал сэр Диттер Кристиансен. – Он вам понравится, я почему-то уверен.

Кони с разбегу взбежали на холм, Лоенгрин натянул повод, сразу охватив взглядом зеленую долину с тремя селами, двумя озерами и круглым, как тарелка, прудом, поля, сады и, главное, замок.

Как и сказал сэр Диттер, Лоенгрину замок понравился. Прежде всего отсутствием претензий, украшений и всего такого, что отвлекало бы мужчину от его призванности в этот мир Богом.

Крепостная стена из массивных каменных глыб, за нею поднимается сам замок, видны две башни справа, такие же серые, массивные, вечные и несокрушимые, и все это на зеленом холме, где отчетливо выделяется гранитное основание.

Дорога в замок, как и водится, идет вдоль крепостной стены, так что, кто бы ни попытался ею воспользоваться, будет все время под прицелом. Ворота укреплены против возможных атак, а тараном не вышибить, пришлось бы бить под острым углом снизу вверх…

Сэр Шатерхэнд сказал с сожалением:

– Да, этот замок нам не по зубам… Предлагаю напасть на землю сэра Харальда.

Сэр Харальд вскинулся обиженно:

– Почему на мою?

Шатерхэнд пояснил:

– Во-первых, она рядом, вон за речкой. Во-вторых, у вас там сейчас весь гарнизон распущен… А самое главное, вот мы собрались для хорошей драки, так что же, никого не разорим, не убьем, не спалим?

– Хороший замок, – подтвердил Лоенгрин. – Чувствуется, хозяин очень любит воевать.

– Дадим ему такую возможность?

– Нет, – отрезал Лоенгрин. – Брабант – наш дом. Никаких драк в доме! Со своими.

Торбьен Олсонторн сказал негромко:

– Думаю, нас уже заметили.

– Тогда вперед, – велел Лоенгрин.

С холма понеслись с гиком и свистом, гривы и хвосты развеваются по ветру, кто-то выхватил от избытка чувств меч и размахивал над головой.

Ближе к подножию холма Лоенгрин вскинул руку, все начали придерживать коней. Сэр Перигейл кивнул Нилу, тот вытащил из чехла на перевязи большой рог и поднес к губам.

Сильный и чуть хрипловатый рев пронесся над долиной, ударился в стены замка, вернулся приглушенным эхом.

На стене появились люди, через некоторое время ворота распахнулись, выехали с полдюжины всадников, все в доспехах, даже шлемы напялили, хотя забрала пока подняты.

Сэр Перигейл пробормотал:

– Они готовы к войне…

– Пока только демонстрируют, – возразил сэр Шатерхэнд, – что готовы!

– В самом деле готовы, – сказал сэр Перигейл. – Бывают такие… им только дай повод подраться. Как вон сэру Харальду соблазнить жену соседа, так этим – скрестить мечи. Что делать будем, ваша светлость?

Лоенгрин произнес в некоторой растерянности:

– Не знаю… Посмотрим, что они скажут.

Сэр Диттер сказал угрюмо:

– Да всем понятно, что скажут…

– Мне пока непонятно, – возразил Лоенгрин ясным голосом. – Надо все-таки выслушать.

Все умолкли, а всадники приблизились, остановили коней на расстоянии пяти шагов.

Глава 2

Вперед выехал крупный мужчина, очень уверенный в себе и с властными манерами. Безошибочно выделив в качестве вожака Лоенгрина, он остановил коня перед ним, хотя Лоенгрин не припомнил, чтобы когда-либо его видел.

– Граф Гердвин, – назвался он снисходительно. – Кто вы и чего прибыли?

– Герцог Брабанта, – ответил Лоенгрин, – мое имя вам должно быть известно. Как и мои полномочия. На вас поступила жалоба, что вы угнали стадо у соседа, а у другого отняли большой участок земли с деревней. Довольно рискованно, я бы сказал.

Граф нагло прищурился.

– Это почему?

– Задираться с двумя опаснее, чем с одним, – ответил Лоенгрин. – Я предлагаю вам немедля вернуть стадо и уплатить штраф… скажем, в двойном размере цены коров. То же самое сделать и в отношении другого соседа.

Граф расхохотался:

– Да ну? Прямо вот так?..

Лоенгрин кивнул:

– Да, прямо так и сейчас.

Граф захохотал громче:

– А если нет?

Лоенгрин оглянулся, крикнул сэру Перигейлу:

– Приготовьте гонцов к нашим вассалам. Замок графа Гердвина нужно будет взять, всех убить. Кроме челяди.

Граф отшатнулся, глаза стали огромными, всмотрелся в серьезное лицо молодого герцога.

– Вы говорите так, – сказал он с недоверием, – словно в самом деле готовы сотворить такое!

– Я это сделаю, – ответил Лоенгрин. – Всех убьем, а замок велю снести. Камни раскатим, крестьяне разберут на свинарники. На холме же будут пасти овец. Я почти уверен, что, когда в Брабанте увидят вашу голову на пике, больше никто не захочет смуты в герцогстве.

Граф охнул:

– На пике?.. Что за варварство!

– Почему? – удивился Лоенгрин. – Я сам ее повезу. Вы нигде не были дальше Брабанта, не знаете, как мир широк? А ваша голова на пике, если честно, не очень-то и удивит народ.

Граф некоторое время смотрел в чистое светлое лицо молодого паладина, ни тени сомнения на нем, а в глазах абсолютная уверенность в своей правоте святого воина, которому дано Господом право казнить и миловать. И, главное, абсолютно ясно, что так и сделает, молодые все жестоки и уверены, что знают, как за один день навести порядок во всем мире и сделать всех счастливыми.

– Ваша светлость… – произнес он с ужасом.

– Граф? – ответил Лоенгрин ясным и чистым голосом человека, творящего только добро и несущего свет.

Рыцари за спиной Лоенгрина все время молчали, а теперь и вовсе застыли, когда граф грузно слез с коня, преклонил колено и покорно опустил голову.

– Ваша светлость, – произнес он не своим голосом, – прошу простить меня и пощадить мой замок и моих людей. Дьявол меня попутал, раздул гордыню! Я обязуюсь вернуть все похищенное и отнятое, выплатить штраф, а также дать подарок церкви, чтобы помолились за мою грешную душу.

Лоенгрин молчал так долго, что даже Перигейл уже начал думать, что молодой герцог все-таки предпочел бы снести замок начисто, наконец Лоенгрин проговорил негромко:

– Господь милостив и нам велел прощать. Потому возвращайтесь, граф, к своим людям. Гроза на этот раз миновала вас и ваш замок. Но, возможно, я все же покажу всему Брабанту, что на его троне сейчас не старый мудрый герцог Готвальд и не его хрупкая трепетная дочь Эльза, кроткая и всепрощающая.

Он сделал повелительный знак следовать за ним, и рыцари со главе с Перигейлом повернули и поехали в сторону дороги, все больше и больше окружая Лоенгрина.

Сэр Перигейл пустил коня рядом, то и дело поглядывал в его безмятежное лицо.

– Здорово вы его, – произнес он с почтением. – Такого игрока переиграть совсем непросто!

Лоенгрин покачал головой.

– Я не играл. И он это понял.

Перигейл охнул:

– Что?.. Вы готовы были всерьез взять замок и всех убить? А потом сровнять с землей и сам замок?

Лоенгрин кивнул.

– А что, плохое решение?.. Зато всякий, только подумавший о мятеже, понимал бы, что ему не только погрозят пальчиком. Сэр Перигейл, я готов пролить кровь. Убивал же я драконов, минотавров, огров, горных великанов? Чем человек лучше, если он такой же зверь, если не отвратительнее? Потому что если человек – зверь, то он хуже, чем зверь…

Перигейл посмотрел на него почти с испугом. Лицо молодого герцога безмятежно, в глазах ясность, наконец посмотрел на Перигейла в удивлении.

– Что-то не так?

Перигейл пробормотал:

– Не знаю… Вспомнил, как вы птенчика обратно в гнездо, чтобы случайно конем не задавить.

Лоенгрин пожал плечами.

– К чему вы это?.. Ах, что птенца пожалел, а людей нет?.. Люди, сэр Перигейл, в отличие от птенчика сами выбирают себе дорогу. И судьбу. Если воробышек вас клюнул, он не виноват, его таким создали. Но если человек пошел по пути зла, то это его выбор!.. И таких можно и нужно убивать так же, как диких и опасных зверей. Я вообще-то думаю, что злого человека нужно убивать даже раньше, чем злого зверя.

Перигейл смолчал, он чувствовал, что ему почему-то страшно смотреть в чистое лицо молодого герцога.

– А злых зверей вообще-то и не бывает, – сказал вдруг Лоенгрин.

Густой лес победно покрывает как ровные, словно столешница, равнины, так и холмы, даже развалины древних римских строений, непонятного назначения для местных, не знающих, что как их первые поселенцы перво-наперво возводили церковь, так римляне сооружали цирк, где гладиаторы должны убивать друг друга.

А еще болота на каждом шагу, но это привычно, вся Европа покрыта болотами и дремучим лесом…

Сэр Перигейл, что то и дело выезжал в нетерпении вперед, радостно вытянул руку.

– Смотрите! – крикнул он ликующе. – Видите вон там посреди равнины замок?.. Это и есть логово барона Эвариста Хардбальда, который отказался платить налоги в казну герцога…

Кони перешли с рыси на галоп, Лоенгрин всмотрелся. Замок хорош, больше похож на изящный дворец, красиво и гордо вытянутый кверху, хотя, конечно, окна начинаются лишь с третьего этажа, да и то, насколько можно рассмотреть, перекрыты железными решетками. Но зато нет ни привычного рва с водой, ни защитного вала, хотя за красивыми воротами с блестящими медными полосами наверняка еще и опускающаяся металлическая решетка…

– Хозяин либо очень силен, – произнес он задумчиво, – либо очень самоуверен…

– Ваша светлость?

– Выстроить среди долины, – пояснил Лоенгрин, – может только очень могущественный человек. Все мы стараемся на горах, на холмах или хотя бы обезопасить себя излучиной реки с крутым берегом, разве не так?..

Перигейл буркнул:

– Горы уже были заняты. Как и холмы. Но он в самом деле очень силен, и дружина у него всегда была побольше, чем у герцога Готвальда.

Лоенгрин спросил с жадным интересом:

– Как же герцог тогда правил?

– С мощью законов и мудрости, – сообщил Перигейл, взглянул на вспыхнувшее лицо Лоенгрина и добавил поспешно: – Но сперва он нагнул всех к своему трону мечом и кровью!.. Ручьи вышли из берегов от потоков крови, когда герцог выяснял с непокорными лордами, почему это они вдруг отказываются от присяги.

Лицо Лоенгрина вытянулось, он пробормотал:

– Надеюсь, этот вариант не понадобится.

– Почему?

– Я верю в силу доводов, – ответил Лоенгрин кротко.

Он подумал, вытащил из чехла лук, все тут же повернули головы и начали рассматривать с великим интересом. Местные луки делаются из великолепного тисового дерева, лучше материала вообще не существует, как уверяют мастера, однако у этого рыцаря лук непривычно склеен из множества частей дерева и даже кости, на концах зачем-то роговые вставки.

Сэр Харальд пробормотал:

– Это не лук, а просто чудо. Настолько изящен, что я бы назвал… даже не знаю…

Сэр Диттер сказал быстро:

– Вы хотите сказать, что это точно не оружие простолюдинов!

– Спасибо, сэр Диттер, – сказал Харальд, – именно это я и хочу сказать, глядя на это произведение воинского искусства.

Лоенгрин улыбнулся одними кончиками губ, ловко набросил на один конец тетиву, согнул лук, сильно побагровев и напрягая жилы, мелькнуло особое кольцо на большом пальце, и тетива угрожающе загудела, удерживая лук в согнутом положении.

Нил старался понять, из чего тетива, точно не пенька и даже не шелк, обычно тетива стоит ровно вполовину лука, но бывает, что и равняется ему по стоимости, но помалкивал, не лез с вопросами.

Особенно жадно присматривался к луку молодого герцога Тобиас Дрендорф, оруженосец Харальда, сразу ощутив угрозу своей славе лучшего стрелка Брабанта. У него лук из тиса, что растет медленно, потому очень крепок, в нем не бывает крохотных смолоносящих вкраплений, он вообще не гниет, но тис ядовит и опасен для скота, потому его вырубают, и луки из тиса стали редкостью.

К тому же у Лоенгрина лук значительно короче, чем у Тобиаса, у того лук выше своего хозяина, да и стрелы длиннее… Лучник выпускает десять стрел в минуту, а опытный делает шестнадцать точных выстрелов.

Он подъехал к Лоенгрину и сказал застенчиво и вместе с тем гордо:

– Я делаю восемнадцать выстрелов. А на соревнованиях в Лимбурге я сделал двадцать и поразил все мишени!

– А в бою? – поинтересовался Лоенгрин.

– На триста ярдов, – ответил Тобиас и добавил после паузы со сдержанным хвастовством: – В грудь или голову, смотря какие доспехи. И на триста пятьдесят – четыреста, если просто по целям.

– Хорошая дальность, – похвалил Лоенгрин.

Тобиас помялся, спросил:

– А ваш лук… на сколько?

– Это зависит… – ответил Лоенгрин.

– От чего?

– Многого, – ответил Лоенгрин. – От погоды, например. Ветра. И, конечно, в чьих он руках.

Тобиас торопливо кивнул:

– Да-да, это главное. Я слышал, в старину у богатырей бывали такие луки, что никто вообще не мог натянуть тетиву!

– Да, – согласился Лоенгрин, – я сам такой лук видел.

– Правда?

– И даже держал в руках, – добавил Лоенгрин с улыбкой.

– Господи, – воскликнул воспламененный Тобиас, – как вам повезло, господин!

– Да, – согласился Лоенгрин и подумал, что с отцом ему в самом деле очень повезло. – Я везунчик.

Они подъехали всем отрядом на дистанцию, лишь немногим превышающую расстояние выстрела из дальнобойного лука. На вершине замка голубое с красным знамя на высоком шесте, но ветра нет, и рассмотреть герб не удается.

Лоенгрин спросил задумчиво:

– Значит, хозяин этого красивого замка не прибыл на присягу?

– Не прибыл, – подтвердил Перигейл. – И, главное, не объяснил причину.

– Очень невежливо, – согласился Лоенгрин.

Он поднял лук, некоторое время прислушивался то ли к себе, то ли к отсутствующему ветру, затем резко оттянул тетиву до уголка рта и почти сразу отпустил, после выстрела вздернул лук кверху, тетива звонко щелкнула по кожаной рукавичке с обрезанными пальцами.

Для всех стрела просто исчезла, но Лоенгрин смотрел на башню замка, и все перевели взгляды в ту сторону.

Флаг вздрогнул, древко расщепилось в середине, и флаг рухнул, нелепо поворачиваясь в воздухе, словно падающий кленовый лист.

Сэр Харальд сообразил первым, охнул, резко развернулся к Лоенгрину:

– Как вы… сумели?

– Это было трудно, – признался Лоенгрин. – Мне просто повезло. Вообще-то я надеялся попасть с третьего или четвертого раза.

Харальд подпрыгнул.

– Так вы все-таки собирались… всерьез? Попасть… и сбить?

Лоенгрин кивнул.

– Мне кажется, – ответил он мирно, – хозяин замка должен еще раз подумать насчет сопротивления.

Харальд воскликнул:

– Еще бы!

Через некоторое время ворота распахнулись, оттуда осторожно выехала группа богато одетых всадников.

Сэр Перигейл прошипел Лоенгрину почти зло:

– Не выказывайте вежливости, ваша светлость.

– Почему? – изумился Лоенгрин. – Человек всегда должен быть вежлив и учтив. Особенно с противниками.

– Есть люди, – пояснил Перигейл злым шепотом, – что вежливость воспринимают как слабость.

– И таких, – добавил за их спинами Шатерхэнд, – многовато.

Сэр Диттер перекрестился и пробормотал:

– В этом мире.

Он бросил на Лоенгрина многозначительный взгляд, мол, я же знаю, ты явился с небес, у вас там все вежливые и с арфами, с утра и до вчера поют и поют. И ночами поют, ибо душам нет нужды спать и дрыгать ногами, комкая одеяло.

Всадники остановились, не доезжая десятка два шагов, только их предводитель, крупный и очень богато одетый вельможа в стальных доспехах, продолжал путь, пока не оказался перед Лоенгрином.

Забрало шлема поднято, Лоенгрин рассмотрел крупное мясистое лицо с маленькими глазками и широкими скулами. От всего облика хозяина замка несет надменностью и уверенностью в себе, а также презрением ко всему, что его окружает.

Лоенгрин только раскрыл рот, чтобы вежливо приветствовать прибывшего, по всей видимости, барона Эвариста Хардбальда, сеньора этих земель и хозяина замка, как за его спиной люто грянул сэр Перигейл:

– Торбин, Гандульф!.. Арестовать этого мятежника и немедленно повесить вот на том дереве!.. Гангнус, убей его, если шевельнет хоть бровью!

Торбин и Гандульф, здоровенные медведи, с такой готовностью поспрыгивали на землю, что земля дрогнула, а Гангнус поднял арбалет со взведенной стрелой и нацелил барону прямо в грудь.

Барон Хардбальд побледнел, арбалетная стрела с такого расстояния пробьет панцирь, как лист клена, и пронзит сердце.

Он вскричал:

– Погодите! Вы не так меня поняли!..

Сэр Перигейл вскинул руку, Торбин и Гандульф остановились, но Гангнус продолжал держать хозяина замка на прицеле.

Барон Эварист с несвойственной его величавой фигуре торопливостью покинул украшенное серебром седло, подбежал к коню Лоенгрина и покорно склонил голову.

– Ваша светлость!.. Ваш преданный вассал просит прощения за то крохотное недоразумение, что возникло…

Лоенгрин только собирался ответить учтиво, что все пустяки, любые недоразумения нужно забыть, как сэр Перигейл мощно взревел:

– Вы обвиняетесь в мятеже, сэр Эварист!.. Но по бесконечной милости герцога Лоенгрина вы всего лишь примете наших людей на прокорм и постой… и так будет до тех пор, пока мы не изволим убедиться, что никто в вашем замке не посмеет… не посмеет!

Сэр Шатерхэнд подсказал за спиной:

– Не забудь о штрафе.

Сэр Перигейл громыхнул:

– А еще, сэр Эварист, за промедление с принесением присяги, чему нет оправданий, вы приговариваетесь к штрафу в сто золотых… Что-о? Молчать, когда с вами изволят говорить вслух!.. У нас хватит решимости срыть кротовый холмик вашего этого, с позволения сказать не при дамах, замка и вырвать весь ваш род с корнем, аки молочай горький, который даже скот не жрет! А церковные книги почистим, чтобы и следа от вас не осталось!

Барон, весь дрожа, поднял голову и смотрел на Лоенгрина с мольбой. Крупное мясистое лицо побледнело и скукожилось, от надменности ни тени, губы стали синими и тряслись, будто по ним били пальцем.

– В-в-ваша с-с-светлость… Все, что угодно…

Лоенгрин осведомился холодно:

– Это в каком смысле… сэр?

Барон пролепетал:

– В вашей власти моя жизнь, мое имя, моя семья и все мои люди…

Сэр Перигейл прорычал:

– А также все пока еще почему-то ваши земли!

– И все мои земли, – покорно повторил барон несчастным голосом. – Я приношу вам присягу верности и покорности, и все, что у меня есть, – ваше!