Текст книги "Шла с учений третья рота"

А потом был перевод в Россию, хотя ему предлагали остаться в Казахстане и уже тогда сулили полковничью должность. Потекло унылое десятилетнее скитание по съемным квартирам в Нижнем Новгороде. Жулья среди хозяев больше не попадалось, зато за поднаем в качестве компенсации офицерам выплачивали сумму, равную… стоимости постели в железнодорожном вагоне.

Однако наш брат военный нигде не пропадал, поэтому и здесь выдюжил. На том стояли и стоять будем!

Горизонт полета

О небе мой однокурсник по военному училищу Юрий Белоусов мечтал с юности. Но еще раньше, с пионерского возраста, серьезно увлекся фотографией. Его всегда видели с фотоаппаратом – в школе и дома. Он снимал этюды на реке Истья, одноклассников, ребят во дворе, а еще рабочих знаменитой в то время на всю страну Балабановской спичечной фабрики и небо – воздушные облака на нем, яркие закаты и ранние рассветы.

Хобби, незаметно ставшее профессией, одобрил его отец, Анатолий Гаврилович, – журналист районной газеты, заполучив таким необычным образом в штат редакции еще одного фотокорреспондента.

Перед срочной службой Юрий успел окончить уникальное в своем роде учебное заведение – Уфимское профессионально-техническое училище, готовившее фотокорреспондентов для печатных СМИ страны. Затем, достигнув призывного возраста, оказался в составе одной из авиационных частей Московского округа ПВО. Здесь он своими глазами увидел, как уходят самолеты в синеватую даль, оставляя за собой лишь буранный инверсионный след…

В армии продолжал снимать фотокамерой, писал заметки о своих сослуживцах в окружную газету. Через полгода решил оформлять документы в военное училище. Вот только какое? Летное или политическое, где готовили военных журналистов? Все никак не мог определиться с выбором. Юношеские увлечения фотографией, опыт работы в районной газете взяли верх в этом непростом противостоянии. Да и отец всячески поощрял творческие успехи сына, надеялся, что он продолжит журналистскую династию.

Успешно преодолев вступительные испытания в Львовское высшее военно-политическое училище, Юрий стал курсантом. Сам начальник кафедры журналистики полковник Виктор Хамов, ознакомившись с документами абитуриента, выдал положительную рекомендацию. Дальше были годы учебы, стажировки в войсках, причем одну из них, на третьем курсе, курсант Белоусов вместе со своим закадычным дружком Сашей Трохачевым проходил в прославленной Тульской воздушно-десантной дивизии.

Все те годы учебы Юрий продолжал мечтать о небе. И когда на четвертом курсе в училище приехали «покупатели», с ним произошла такая вот история.

Полковник из ГлавПУРа на волне демократии устроил для курсантов своеобразный розыгрыш призов под названием «Где желаете служить, товарищ?» Для генеральских сынков эта процедура ровным счетом ничего не значила, поскольку все уже было решено в московских кабинетах, многих из них ждала благополучная заграница или, в худшем случае, ближнее Подмосковье. Ребятам же пролетарского происхождения пришлось изрядно поволноваться насчет того, вытащит ли волшебниккадровик из своего министерского портфеля счастливый билет или отправит туда, куда Макар телят не гонял.

В памяти остались зарисовки с того шоу-распределения. Так, назвавшийся местным хлопцем львовянин Михаил Гриневич поехал служить в далекую Монголию. В Восточную Сибирь был командирован досаждавший командирам ершистый курсант Игорь Мельников. Еще несколько отличников боевой и политической подготовки направились на стройку века – БАМ.

И вот пред ясны очи московского чиновника, от которого зависела, считай, судьба человека, предстал курсант Белоусов. Настроен Юрий был весьма решительно. На сакраментальный вопрос «Где желаете служить?» он коротко и ясно ответил: «В ВВС». На что получил вполне ожидаемый ответ: «В ВВС мест нет!»

Дело в том, что на все союзные военно-воздушные силы в их штате было всего-навсего две газеты – армейская в ГСВГ, куда желающих попасть было предостаточно, и многотиражка Курганского военно-политического училища. Остальное – отделы ВВС в окружных газетах, куда неоперившемуся выпускнику училища путь был заказан.

Полковник тем временем равнодушно повторил свой избитый вопрос. Белоусов стоял на своем: ВВС. Когда терпению кадровика пришел конец, он вынес свой суровый вердикт: Забайкальский военный округ.

Не буду в цветах и красках расписывать все перипетии, через которые прошел мечтавший о небе молодой офицер. Как говорится, долго ли, коротко ли, оказался он в итоге в Закавказье, где в течение семи лет проходил службу в составе 7-й гвардейской общевойсковой армии, дислоцировавшейся на территории Армянской ССР.

К слову сказать, послужить-то офицеру пришлось преимущественно в военных округах с приставкой «за», в том числе и в горячих точках за пределами современной России, удостоившись при этом двух государственных наград. И везде, где бы ни служил, сухопутный офицер всегда питал особое почтение к людям отважной профессии – летчикам и делу, которому они служат.

Однажды спустя четверть века подполковнику Белоусову довелось побывать в служебной командировке в местах своей лейтенантской юности, где офицер не преминул посетить расположение российской военной авиационной базы. Было это, уточню в интересах дальнейшего повествования, ранней осенью 2013 года.

«Авиабаза “Эребуни” расположена на площадке бывшего одноименного аэропорта советского периода, – делился позже впечатлениями о той загранкомандировке военный журналист Белоусов. – В свое время это были основные республиканские воздушные ворота с достаточно безопасным удалением от Еревана. Однако, как и все союзные столицы тех лет, город интенсивно развивался, достигнув в конце концов стен здания аэропорта. Теперь достаточно выйти из дверей бывшего аэровокзала, чтобы тут же оказаться на улице городского квартала. Кстати, свой статус центральной воздушной гавани “Эребуни” утратил после того, как в пяти километрах от него начал функционировать новый комплекс аэропорта “Звартноц”. Последний тут же перенял право выполнения дальних перелетов, оставив старшему собрату дистанции местных авиалиний».

Впрочем, и с этой нагрузкой «Эребуни» вскоре пришлось расстаться. Лишь в 1994 году его взлетно-посадочная полоса вновь ощутила касание колес садящихся бортов. Это уже были боевые самолеты МиГ-23. Представители российских ВВС, вернувшиеся в новых геополитических условиях на землю древней Армении, приступили тогда к несению боевого дежурства в составе объединенной системы противовоздушной обороны СНГ.

Первая группа «двадцать третьих» базировалась в «Эребуни» недолго. В 1998 году вышло решение о замене базового типа самолета однодвигательного МиГ-23 двухдвигательным МиГ-29. Это было вызвано необходимостью соблюдать повышенные меры безопасности полетов при наличии соседствующей городской инфраструктуры. Одновременно начался этап формирования соответствующих групп летного и инженернотехнического состава базы.

«Эребуни» считается высокогорным аэродромом. Превышение его взлетно-посадочной полосы над уровнем моря составляет тысячу метров. Это достаточно серьезная величина для авиации, если принять во внимание сопутствующие высокогорью климатические условия: летом плюс сорок и выше, зимой столбик термометра тоже опускается до критических отметок. Но это еще полбеды. Основную сложность для летного состава представляет все то же место дислокации «Эребуни». Специфика заключается в том, что находящийся рядом международный аэропорт «Звартноц» имеет достаточно интенсивный круглосуточный режим работы.

Зачастую так бывает: боевой летчик отрабатывает программу полета, выполняет, скажем, петлю Нестерова и в верхней точке вдруг получает оперативную вводную с земли: «Прекратить выполнение элемента. В нижней точке иметь высоту не ниже полутора тысяч метров». Летчику ничего другого не остается, как прервать выполнение пилотажной фигуры, уйти с набором высоты, где оставаться до пяти минут в ожидании, пока не выполнит в «Звартноце» посадку или взлет очередное гражданское судно. В подобной ситуации по всем инструкциям уступить должен тот, кто маневренней.

Это – во-первых. Во-вторых, ВПП авиабазы расположена так, что, придерживаясь розы ветров, взлеты следует выполнять «в атаке на город, идущий с превышением»; заходить на посадку опять же следует со стороны городских районов. Что в рамках мер общественной безопасности недопустимо. В случае возникновения нештатной ситуации боевому самолету просто будет некуда деваться. Именно об этой опасности не раз говорили военные летчики. В столь непростой ситуации они вынуждены были взлетать и садиться с обратным стартом. В частности, взлетать в сторону Турции. А там чуть замешкался, вовремя не выполнил вираж и можешь угодить в чужое воздушное пространство. Зато потом, в полете, какая живописная картина открывается летчику! Величественные горы, озеро Севан, уютные населенные пункты… Однако пилоту не до красот природы, нужен глаз да глаз.

Не стоит забывать, что практически вся Армения – это горный регион. Есть небольшой равнинный участок – Араратская долина. Но и она по периметру опоясана горными хребтами с высотами более 3000 метров. Даже для опытных летчиков в жестко ограниченных условиях бывает дискомфортно, например при выполнении ночных полетов.

Летчики, с которыми приходилось общаться, рассказывали, что, например, прибор на борту констатирует набранную высоту в 4000 метров. Над российской равнинной местностью это нормально. В условиях горной Армении под крылом самолета может оказаться вершина с пиком 3500 метров. Выходит, остается чистого неба не более 500 метров, что соответствует уже не средней, а малой высоте полета. Пока пилот бросил взгляд за борт – еще сотню метров потерял. У истребителя это происходит стремительно. Расслабляться летчику нельзя ни на секунду. Мгновение, и 4000 метров по прибору уже ни от чего не спасут…

Аналогичная ситуация происходит в процессе отработки упражнений по перехвату воздушных целей. Черпанул в пылу маневра немного высоты, и ты уже не на 1500, а на 1200 метров. Вроде ничего страшного, в общие нормативные рамки уложился. Но над горами это уже недопустимый горизонт полета.

Если следовать букве инструкции, то, к примеру, разворот на двадцатикилометровую дистанцию захода на посадку придется выполнять чуть ли не с сопредельной территории.

В ту памятную командировку многие годы мечтавший о небе сухопутный подполковник Юрий Белоусов узнал от командира авиабазы летчика-снайпера полковника Александра Петрова не только о тонкостях взлета-посадки в ограниченном периметре на несвойственном российской местности высокогорном аэродроме. В день встречи командир сам вылетал на разведку погодных условий. В воздухе пробыл недолго. Позже на карте показывал проделанный маршрут по утвержденной пилотажной зоне: «Вот наш аэродром. Вот – госграница: только оторвался от бетонки, сразу сворачивай, иначе влетишь в чужое воздушное пространство. Затем прошел точки маневра – озеро Севан, аэродром Гюмри – и назад. Время на маршруте – 25 минут».

Затем, видя вдохновленное лицо журналиста, решил использовать момент в целях, так сказать, служебной необходимости. Обратился к корреспонденту с просьбой написать о жгучей потребности – переоборудовании устаревшей аэродромной техники.

«И действительно, – вспоминает мой однокурсник. – Оставалось лишь диву даваться, как в то время обычная радиолокационная станция, уже верой и правдой служившая четыре десятка лет, все продолжала “молотить”, трижды превысив заводской регламент. Ни разу не проходила капремонт, “дышала” лишь благодаря умелым рукам специалистов инженерно-технической службы. Да и остальное оборудование радиотехнического и радиолокационного обеспечения, по меткому выражению командира, – “ровесники динозавров”. Приборы выходили из строя с завидным постоянством. Случались моменты, когда в небе носились истребители, а из-за сбоя в работе станции наблюдения наша наземная служба контроля не видела их.

Однажды по плану замены привезли на базу рабочие экраны нового поколения, но подключить оборудование сразу не удалось – из-за разницы в возрасте они просто не сопрягались со штатными приборами. Запустить новинки удалось лишь после того, как над разъемами прибывших изделий потрудились местные кулибины.

Нечто аналогичное было с партией самолетов, вернувшейся из России после этапа планового войскового ремонта: их обновленное бортовое оборудование уже не сопрягалось с аппаратурой руководителя полетов. В особых случаях российских летчиков всегда выручает диспетчерский состав аэропорта “Звартноц”. Но сделаем акцент: все это было, что называется, еще тогда…

Кстати, о самолетах. В последние годы взят активный курс на обновление парка и ремонт находящегося на вооружении базы летного крыла. После плановой замены боеготовность российской авиачасти, по оценкам специалистов, заметно возросла. Хотя процессы модернизации техники не обходятся без присущих летному составу суеверий. Произошедший как-то незадолго до той загранкомандировки эпизод уже успел к тому времени стать хрестоматийным, и я убедился, что значит для боевых летчиков приметы и традиции.

А дело, по рассказам очевидцев, было так. Желая выразить свое отношение к обслуживаемому изделию, один из техников изобразил ярко-желтой, черной и белой красками на киле пришедшей из ремонта “спарки”… атакующую осу. В таком виде борт пролетал без происшествий несколько месяцев, но лишь до того момента, пока с проверкой на авиабазу не прибыл представитель вышестоящего командования.

В отношении неуставного оформления боевой техники было дано распоряжение: “Стереть!” Рисунок осы, конечно, удалили. Но с тех пор, по словам старожилов авиабазы, на “двадцать девятом” пошел отказ за отказом: то масло потечет, то одно выйдет из строя, то другое… Технический инженер чертыхался, злился – мол, все из-за того, что убрали изображение жалящего насекомого. Пришлось рисунок восстановить. И что вы думаете? “Спарка” излечилась! Говорят, летает по сей день…»

Однажды в военной газете

Все, кто в годы своей туманной юности и беззаботной молодости были юнкорами, рабкорами или военкорами, должно быть, помнят советский праздник, отмечавшийся 5 мая. По партийной легенде, именно в этот день в 1912 году вышел в свет первый номер газеты «Правда» – печатного органа большевиков. Еще один лозунг, рожденный более ста лет назад, также хорошо известен бойцам идеологического фронта. Сам вождь мирового пролетариата Ульянов-Ленин говорил, что «газета – не только коллективный пропагандист и коллективный агитатор, но также и коллективный организатор».

Правда, дотошные исследователи советской эпохи пришли к выводу, что фраза, выдернутая из контекста, стала на многие годы основным стержнем, вокруг которого выстроилась целая теория журналистики. На самом же деле она якобы и гроша ломаного не стоит, а представляется как нечто бесконечно неопределенное.

Позволю себе не согласиться с оппонентами классика, поскольку сам неоднократно убеждался в силе печатного слова.

За время работы в военной прессе у автора этих строк было немало занимательных историй и веселых розыгрышей. Расскажу лишь несколько из них.

Сколько весит курсантский сапог?

Будущие военные журналисты – курсанты прославленного Львовского высшего военно-политического училища – постигали премудрости профессии, рассылая по редакциям районных, городских, а иногда и рангом повыше газет свои, как они тогда считали, непревзойденные литературные шедевры и публицистические опусы.

Помню, как после небольшой заметки под названием «Заповедь курсанта» в выходившей миллионным тиражом «Комсомольский правде» ее автор в одно прекрасное утро проснулся знаменитым. Наш ротный поэт, весельчак и балагур Саша Комаров, пройдя с однокурсниками испытание многокилометровым марш-броском, задавался риторическим вопросом: мол, знаете ли вы, студенты, девушки на выданье и прочие гражданские лица, сколько весит… курсантский сапог?

По версии автора, вес яловых сапог заметно увеличивается в прямой зависимости от пройденных в зной и непогоду километров по шоссейным и лесным дорогам. Ноги становятся свинцовыми, спина идущего впереди товарища превращается в неприступную стену, а казенная обувь тяжелеет буквально с каждым метром. Зато какое одухотворенное чувство войскового товарищества возникает в душе молодых бойцов, когда рота в полном составе без потерь из точки А прибывает в точку Б.

После публикации в училище из больших и малых городов всего Советского Союза хлынул поток писем, преимущественно от представительниц слабого пола, желавших разделить с львовскими гусарами все тяготы и лишения воинской службы. Наш ротный почтальон Сергей Поляков приносил письма пачками, а ставший известным на все училище автор крылатых строк щедро делился ими с сослуживцами, устраивая своеобразную перекличку: «Мария из Кишинева, Гульнара из Ташкента, Анастасия из Тамбова». Под громкие ободрительные возгласы он вручал однокурсникам, горевшим жгучим желанием обрести далекую подругу, вожделенный конверт, исписанный красивым девичьим почерком. Про себя военкор тоже не забыл, с тремя подругами по переписке ему даже удалось во время курсантского отпуска встретиться, а с одной из них – балериной из Перми – он, по собственному признанию, общался много лет.

Однажды, когда курсанту Александру Комарову не удалось пойти в увольнение, родились вот такие поэтические строки:

 
Шинель моя впитала пот
Тактических учений,
Я землю рыл, как крот,
Ругая дождь осенний.
Шинель моя впитала грязь,
Травы и леса влагу,
Я еле шел, к земле клонясь,
И все, казалось, лягу.
Шинель я чистил целый час,
Ведь завтра увольненье,
Я так скучал без милых глаз,
Что кончилось терпенье.
И вот отчищена шинель
Не хуже, чем в химчистке,
Но только зря вся канитель –
Я вычеркнут из списка.
 

Были у нас и свои уникумы. Например, Шура Мизяковский, знавший фамилии не только всех секретарей Политбюро ЦК КПСС, но и руководителей компартий дружественных стран. Поступать в училище уроженец Винницы приехал с журналами «Новое время», в которых были опубликованы его, украинского школьника, политические заметки.

Игорь Ризаханов из Мичуринска предпочел Литературному институту Львовское военное училище, привезя с собой несколько номеров известного журнала «Новый мир». Там на последней странице редакция печатала афоризмы читателей. Автором нескольких из них и был наш джигит из Тамбовской области. Кстати говоря, гонорар за заметку в политическом журнале или строчку мудрой мысли в тиражном литературном альманахе значительно превышал вознаграждение за очерк в районной газете.

Кислые щи в грязной посуде

Так уж удивительным образом сложилось, что в редакции, куда я прибыл после окончания училища, уже трудился, вернее – служил, корреспондент-организатор – мой однофамилец и тезка. Нас различали по отчеству и званию: я был по батюшке Алексеевичем и лейтенантом, а Юрий Борисович – прапорщиком. Иногда нас путали, случались и недоразумения. Мой тезка вел в газете тему тыла и войскового хозяйства.

Однажды в командировке он по заданию редакции посетил солдатскую столовую. Обычно в частях к корреспонденту приставляют сопровождающего в целях, так сказать, более эффективного выполнения задания, на самом деле – чтобы журналист ничего лишнего не увидел и не разразился критикой в адрес нерадивых армейских начальников.

Оставшись как-то раз без опеки, корреспондент направился во время обеда в столовую, как сказано в распорядке дня, на прием пищи. То, что он увидел – грязная посуда, специфический запах, остатки пищи и т. д., – глубоко поразило военкора, самого в недавнем прошлом солдата-срочника.

Автору пришел в голову хлесткий заголовок: «Кислые щи в грязной посуде». Все бы ничего, да наш ответственный секретарь редакции Юрий Петрович (назовем офицера пока только по имени и отчеству, почему – поймете позже) мог не совсем правильно понять корреспондентский креатив.

Коллегиально было решено идти автору за советом к ответсеку. Через несколько минут прапорщик Потапов вернулся, горя и сияя, как счастливая звезда: «Утвердил! И даже усилил заголовок!» Не сделав ни одной правки, кроме надписи в заголовке, капитан Юрий Петрович Кислый вернул завизированную рукопись автору, понимая, что рождается гвоздь номера. В самом верху страницы теперь значилось: «Кислейшие щи в грязной посуде». С таким названием и вышел материал в ближайшем номере газеты.

Как нам стало позже известно, с заместителя командира полка по тылу хорошенько спросили на партсобрании и даже впаяли ему выговор. Об этом мы узнали из ответа, вскоре пришедшего в редакцию. Были в советских газетах в ходу такие, например, рубрики: «Газета выступила. Что сделано?», «Нам отвечают».

Через некоторое время в командировку в эту же воинскую часть предстояло ехать и мне – правда, по другой, не тыловой линии. Если ранее меня в этом полку встречал замполит, то на этот раз, к моему удивлению, ко мне приставили неуклюжего, предпенсионного возраста подполковника – заместителя командира по тылу. Трижды в сутки он пытался меня угостить салом из подсобного хозяйства, чаем с чабрецом и восточными сладостями. При этом сетовал, что газета явно переборщила с критикой, и его перевод на «ридну» Украину откладывается на неопределенное время.

Аферист в погонах

Другой наш корреспондент, несомненно, наделенный творческими способностями и вообще большой оригинал, майор Юрий Альбиянович Кумыков, поднаторел в сатирических и юмористических жанрах, иллюстрируя свои произведения собственноручно исполненными карикатурами. Специфику конвойной службы он знал, как никто другой в редакции, поскольку отпахал полтора десятка лет в подразделениях по охране исправительно-трудовых колоний, затерявшихся в песках Кызылкума, богатых, как известно, залежами золота, урана и других полезных ископаемых. Изучая оперативную обстановку на охраняемом объекте, а попросту на зоне, майор Кумыков научился хорошо разбираться в людях. Поэтому его новый персонаж был нарисован в буквальном и переносном смысле безукоризненно.

В редакции старому служаке всегда поручали особые задания. Однажды армейские контрразведчики раскрутили дело неординарного афериста, обманувшего не один десяток доверчивых советских граждан. Облачившись в форму генерала, импозантный мужчина в расцвете сил разъезжал, как он по большому секрету сообщал своим попутчикам, с инспекцией военно-медицинских учреждений легендарной армии и доблестного флота. Для пущей важности доставал из увешанного различными наградами кителя служебное удостоверение главного медицинского эксперта Минобороны по борьбе со СПИДом. Между делом живописал об обширных связях во многих эшелонах власти. Помимо родного медуправления, у него якобы имелись надежные знакомые в кадровой службе и структурах «Военторга».

В эпоху всеобщего дефицита, порожденного горбачевским изобретением – гласностью, перестройкой и ускорением, – вожделенные легковые автомобили были доступны далеко не всем соотечественникам. «Военторг» же имел особую квоту от союзного Госплана. Отечественные средства передвижения, считавшиеся роскошью, предназначались, помимо генералитета, боевым офицерам, прошедшим Афганистан, однако находились среди них и те, кто отказывались от дорогостоящего приобретения. Этим и брал «генерал», что называется, на живца собеседников, с подобострастием интересовавшихся, не сможет ли военврач помочь оформить «Жигули» седьмой модели или «Ниву».

Аферист выдерживал театральную паузу, а затем многозначительно отвечал: «Надо подумать». Для ускорения «думы» предлагалось внести залог в половину стоимости авто. И люди, словно под гипнозом, вписывались в эту черную схему. Как вы понимаете, получив заветную сумму, проходимец скрывался в неизвестном направлении.

Однажды он объявился в столице Казахстана Алма-Ате, где дислоцировалось несколько штабов округов и объединений, два военных училища с тыловыми и медицинскими службами при них. Для афериста – раздолье! Липовый генерал наведывался в высокие инстанции, где перед ним открывались любые двери. Здесь он обещал своим собеседникам иные, нематериальные блага, а именно – должности.

Для застрявших в заштатном округе повышение по службе и перевод в Москву, Ленинград, Киев или Минск были пределом мечтаний. Входя в раж, ряженый генерал за отдельную плату предлагал устроить перевод в Европу – в Группы советских войск в Германии, Венгрии, Польше или Чехословакии. На выбор! Для решения вопроса предлагалось собрать джентльменский набор и энную сумму в конверте.

Дамам из секретариата «москвич» таинственно шептал на ушко об отложенном на складе импортном мебельном гарнитуре или ковре ручной работы…

От заманчивых предложений, как установило военное следствие, не было отбоя. И текли в карманы генеральского мундира кровные денежки граждан и гражданок, мечтавших во сне и наяву о вожделенной покупке или новом месте службы. Погорел проходимец, как водится, на мелочи – что-то намудрил со знаками различия, которые с излишком нацепил на погоны и мундир. А попался он в руки спецслужб, с укором писал военный корреспондент Кумыков, вовсе не в высоких штабных кабинетах, куда каждый раз заходил с одной мыслью: только бы не провалиться, а по чистой случайности. Задержали злоумышленника на одной из улиц города курсанты из гарнизонного патруля, обратив внимание на «форменное безобразие» и несколько потерянный вид гостя. Да и где это видано, чтобы генерал-полковник свободно, в смысле без свиты и охраны, разгуливал по многолюдным улицам!

Словом, не стушевались патрульные, а наоборот, проявили бдительность, задержали и доставили странного типа для разбирательства в комендатуру. И как выяснилось, не зря. Аферист-благодетель значился во всесоюзном розыске, успев «наследить» в больших и малых гарнизонах от Калининграда до Владивостока. Теперь же его песенка была спета, подозреваемым занялись военные контрразведчики, которые и раскрутили любителя острых ощущений на откровенные показания.

Так сложилось, что фельетон майора Кумыкова был готов к печати как раз к Всемирному дню борьбы со СПИДом. После выхода газеты с весьма символичным названием «Дзержинец» корреспонденцию перепечатали многие военные издания, и, думается, среди обманутых граждан некоторые читатели узнали себя.

Мораль сей истории такова, что в погоне за легкой наживой свои сети ловкачам расставляют их старшие братья – аферисты. Между тем нас учили в то далекое советское время, вспоминаемое теперь с особой ностальгией, что достаток зарабатывается честным и непосильным трудом. Так и хочется воскликнуть: «О времена! О нравы!»

Политическая провокация

В 70–80-х годах прошлого века советские партийные органы имели большое влияние на все сферы жизни общества и были безусловными лидерами коммунистического строительства на международной арене. В вооруженных силах полпредами партии выступали политотделы и парткомы. Внутренние войска (ВВ), зорко охранявшие важные государственные объекты, а также места не столь отдаленные, обеспечивающие правопорядок в крупных городах, являлись, как было сказано в доктринальных документах тех лет, составной частью ВС СССР. По сути дела войска МВД представляли собой крупную вооруженную структуру со специальными функциями. Из-за этого под какие только политические и военные реформы они ни попадали!

Работая в военной газете, мы прекрасно знали и хорошо понимали тезисы о единстве армии и народа, почетной обязанности службы в рядах «непобедимой и легендарной» и, вполне естественно, ощущали себя боеспособной единицей. По долгу службы офицеры не только внимательно отслеживали события на театрах военных действий, но и сами участвовали в локализации и урегулировании межнациональных конфликтов, ликвидации техногенных аварий и катастроф, стихийных бедствий. Словом, и по приказу, и по зову сердца выполняли свои обязанности.

Однажды после очередного партийного съезда из официальных сообщений ТАСС мы узнали, что больше не являемся той самой составной частью советских Вооруженных Сил. Все дело в том, что правительство, взяв на себя международные обязательства о сокращении армии и флота, одним росчерком пера сократило военную государственную организацию, выделив из них доблестные войска МВД, еще в годы Великой Отечественной войны снискавшие громкую славу.

Печатные органы ВВ выходили во всех объединениях, во многих дивизиях. Главным рупором перестройки являлся журнал с незамысловатым названием «На боевом посту». Военных изданий с таким логотипом в военных структурах было предостаточно, и все из них стояли на посту, как часовой, который, согласно уставу караульной службы, обязан нести службу бодро, ни на что не отвлекаться, не выпускать из рук оружия. Эта фраза почему-то мне напомнила предупреждение, которое необдуманно указывают современные издания: «Редакция в переписку с читателями не вступает».

Войсковой журнал МВД был закрытым изданием, несмотря на отсутствие на обложке ограничительного грифа «Из части не выносить!» В киосках «Союзпечати» он, естественно, не продавался, в гражданские библиотеки не поступал, а способ его доставки в части и соединения войск и вовсе был оригинален: журналы пачками перевозили в специальных (их еще называли столыпинскими) вагонах, предназначенных для доставки арестантов к месту содержания или в судебные инстанции.

В журнале на самом видном месте печатали пропагандистские призывы и девизы социалистического соревнования: «Боевая служба – наша главная задача!», «Зорко охранять завоевания Великого Октября!» и другие. В период холодной войны и идеологического противостояния в ходу был лозунг международного звучания: «За антиимпериалистическую солидарность, мир и дружбу!» В 1985 году в Москве как раз под этим девизом проходил Всемирный фестиваль молодежи и студентов.

Такие призывы, очевидно, рождались в кабинетах на Старой площади, а затем массово штамповались в партийных печатных органах. Сочетание, согласитесь, трудное для восприятия и особенно – для произношения каким-нибудь солдатиком родом из южного аула или северного чума. Однако эти обстоятельства нисколько не смущали идеологов в высоких эшелонах власти.

В одном из номеров журнала было решено разместить на видном месте именно этот, как потом оказалось, злополучный девиз. Сказано – сделано! Машина (читай – линотип) закрутилась, прапорщик-метранпаж (редкая военная специальность сродни нынешнему веб-дизайнеру) принялся за верстку, а его коллега по цеху и дальний родственник первопечатника Ивана Федорова включил свой станок. Ожидая фальцовки свежеотпечатанных листов, солдаты-срочники, приписанные к типографии, нервно курили, живо обсуждая предстоящее увольнение в запас. Все шло по плану.