Текст книги "Анатомия рисков"

2.2.4. Транспортные риски

«Если бы я знал, что все так кончится, я бы никогда не сел за руль этого автомобиля», – так думал молодой мужчина, стоя у своей разбитой машины после того, как на нее наскочил грузовик, – хорошо, что еще сам остался цел». Прав был этот молодой человек, поскольку ежегодно в мире гибнет в дорожно-транспортных происшествиях порядка 1,2 млн. человек. Это, бесспорно, одна из самых массовых эпидемий, от которых страдает человечество.

Для сравнения человеческих потерь в дорожно-транспортных происшествиях с другими массовыми факторами смертности населения (болезни, эпидемии, войны, природные и техногенные катастрофы, криминальные проявления и т. и.), используют показатель социальных рисков (Human Risks, D/P), выражаемый количеством погибших в ДТП на 100 000 жителей.

Для сравнения потерь в ДТП по годам и странам используют показатель «эпидемиологической опасности» автомобиля, или же так называемых транспортных рисков (Traffic Risks, D/N); он выражается количеством погибших в ДТП на 100 000 автомобилей. В качестве «общего знаменателя» для сравнения социальных и транспортных рисков по годам и странам мира используют, как правило, уровень автомобилизации населения (N/P) – количество автомобилей на 1000 жителей.

Детализированные данные представлены в таблице 3.

Таблица 3.

Автомобилизация и смертность в ДТП

Бросается в глаза огромный разрыв между «эпидемиологическими очагами» смертности на дорогах и местами наибольшей концентрации автомобилей – потенциальных носителей этой «специфической инфекции»: в то время как ¾ мирового автомобильного парка сконцентрирована в богатых странах, абсолютное большинство (90 %) смертей на дорогах приходится на страны со средним и низким уровнем душевого дохода.

Согласно прогнозу, представленному экспертами Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), в ближайшие 10–15 лет этот разрыв будет только увеличиваться.

В богатых странах количество погибших в ДТП на 100 000 жителей будет последовательно снижаться до уровня менее 8 единиц, впрочем, давно уже достигнутого и улучшенного в Швеции, Великобритании, Норвегии, Японии и ряде других стран.

В странах со средним и низким уровнем дохода рост смертности в ДТП продолжится на 1,5–2 % в год, причем в разрезе всех региональных кластеров, включая Восточную Европу и Центральную Азию.

Россия находится примерно посередине условного «мирового рейтинга» смертности на дорогах; наша доля в статистике «Crash Fatalities» в принципе соответствует проценту, приходящегося на нас мирового парка автомобилей. Официальный прогноз, представленный в ФЦП «Повышение безопасности дорожного движения в 2006–2012 годах», гораздо оптимистичнее прогнозов ВОЗ. Согласно ему, количество погибших в ДТП на 100 000 жителей России уже к 2012 году должно снизиться в 1,5 раза, то есть от нынешних 24 до 16 единиц.

Что касается прогнозов смертности в ДТП, сделанных экспертами ВОЗ, то в предыдущие годы они подтверждались с высокой точностью. Есть все основания считать, что нынешний прогноз окажется не менее качественным.

Ответственные объективистские прогнозы, выполняемые теми или иными международными и межправительственными организациями, основаны (в явном или неявном виде) на общепризнанных в профессиональной среде и достаточно нетривиальных гипотезах, суть которых состоит в следующем(7, 8).

В странах с высоким среднедушевым доходом массовая автомобилизация населения проходила, с той или иной интенсивностью, уже в 1920-1930-е годы.

К 1938 году в Великобритании и во Франции на 1000 жителей приходилось уже по 70 автомобилей – это примерно столько же, сколько их было в СССР к моменту его распада. По уровню автомобилизации лидировали тогда Канада и Австралия (более 120 автомобилей), Новая Зеландия (180) и, разумеется, США (231).

Одновременно общественность этих стран стала осознавать оборотную сторону обретенной транспортной свободы и удовольствия вождения: смертность в ДТП впервые стала значимой компонентой убыли населения.

Уровень социальных рисков составил в разных странах от 10 до 26 погибших в расчете на 100 тысяч жителей; наихудший показатель был зафиксирован в самой автомобилизированной стране – США. В рамках представлений того времени это было вполне естественно: практически повсеместно наблюдалась жесткая корреляция роста социальных рисков с темпами развития автомобилизации.

В конце 1940-х годов статистика развития автомобилизации и аварийности на дорогах впервые становится предметом научных исследований. Одним из основателей математических исследований транспортных рисков является профессор Смид, который посвятил своим исследованиям многие годы.

Профессор Р. Смид в статье (Smeed, 1949), опубликованной в ведущем мировом журнале по математической статистике – Journal of Royal Statistics, предложил простую, но, как показал дальнейший опыт, чрезвычайно удачную модель, связывающую транспортные и социальные риски с уровнем автомобилизации. Он проанализировал статистику смертности в ДТП по 20 странам мира, располагавших к середине 1930-х годов значительным автомобильным парком. В результате были получены следующие количественные данные об уровне автомобилизации и уровнях смертности в ДТП (табл. 4).

Таблица 4.

Автомобилизация и смертность в ДТП в начале эпохи массовой автомобилизации

Во многих публикациях последующих лет предпринимались попытки проверить справедливость «закона Смида» на новом эмпирическом материале, то есть для стран, вступивших на путь автомобилизации с опозданием на несколько десятков лет, также как и для уровней автомобилизации, заведомо более высоких, чем наблюдались в 1930-е годы.

Заметим, что величины смертности в ДТП в странах Западной Европы, США, Японии, Австралии и других развитых странах, лежат ниже величин, предсказанных Смидом. В то же время, эти величины в Бразилии, России, Индии, Китае и, особенно, в Иране, Нигерии, Венесуэле расположились заметно выше величин, предсказанных Смидом.

Модель Смида разделяет «координаты» стран с различным уровнем «национальной транспортной культуры», другими словами, страны, которые по мере роста автомобилизации в целом решили, или же, напротив, не решили проблему снижения смертности в ДТП.

В 1980-е годы профессор Джон Адамс (8) (Adams, 1987) назвал модель Смида «кривой национального самообучения». Процесс «национального самообучения по Адамсу» основан на развитии и последовательном укреплении многообразных гражданских институтов и общественных практик, позволяющих сформировать:

Национальную дорожную сеть, отвечающую транспортным потребностям, порожденным фактическим уровнем автомобилизации, а также национальным представлениям о цене жизни, времени и здоровье граждан.

Грамотное, ответственное, дружелюбное, поэтому безопасное транспортное поведение участников дорожного движения.

Общепризнанно, что в параллель с этими процессами происходит непрерывное улучшение параметров активной и пассивной безопасности автомобиля, диктуемое в основном факторами рыночной конкуренции.

«Национальное самообучение по Адамсу», или, другими словами, адаптация коллективного транспортного поведения нации к растущей автомобилизации – критически важный императив. Вот цена вопроса: при сохранении «эпидемиологической опасности» одного автомобиля на уровне 1938 года смертность в ДТП составляла бы в США порядка 1 млн. человек в год (вместо фактических 42-х тысяч), а в Великобритании – порядка полумиллиона (вместо фактических 3,2 тысячи).

Не менее впечатляющим является пример Республики Корея. За 30 лет (с 1975 до 2005 года) страна прошла ускоренный процесс автомобилизации: с 5 до 550 автомобилей на 1000 жителей. Одновременно транспортные риски, находившиеся на уровне, характерном для наименее развитых стран (около 2000 погибших на 100 000 автомобилей), снизились до показателя в 26 единиц, или -40 % «от Смида», что вполне сравнимо с уровнем наиболее развитых стран.

Показатели Российской Федерации находились и продолжают находиться строго выше «мировой линии», в 2005 году «отклонение от Смида» составило +32 %. Упомянутая федеральная целевая программа содержит, по сути, гипотезу о выходе к 2012 году на 20 % отрицательное «отклонение от Смида».

Фактический уровень транспортных рисков во всех странах развитой автомобилизации находится в настоящее время в диапазоне от 9-12 (Норвегия, Швеция, Великобритания, Германия, Австралия, Япония…) до 18 (США), то есть заметно ниже предсказанного Смидом асимптотического значения: ~ 30 погибших на 100 000 автомобилей.

Исходя из современных данных, в указанном диапазоне автомобилизации модель Смида может быть скорректирована: «осовремененное» асимптотическое значение составляет ~ 8 погибших на 100 000 автомобилей.

Во всех странах развитой автомобилизации социальные риски находятся в диапазоне заметно ниже предсказанного законом Смида: от 5–7 (Норвегия, Швеция, Великобритания, Япония…) до 14 (США) погибших на 100 000 жителей.

Современные показатели наиболее «безопасных» стран, составляющие 5–6 погибших на 100 000 жителей, или 9-12 погибших на 100 000 автомобилей, могут быть расценены как практически неустранимые проявления «чистой случайности», при полном элиминировании всех систематических факторов аварийности.

Российский официальный прогноз предполагает, что в ближайшие 5 лет мы успешно перейдем обозначенную «мировую линию» и окажемся, тем самым, в группе относительно успешных стран.

2.2.5. Криминальные риски

В качестве одного из видов риска можно выделить криминальный риск. На него следует обратить особое внимание вследствие всё большего роста преступлений в сфере предпринимательской деятельности. К криминальным рискам относятся не только грабеж, рэкет или физическое насилие, то есть действия, которые носят явно криминальный характер, но и такие явления как недобросовестность деловых партнеров и некомпетентность персонала, необоснованные претензии налоговых либо правоохранительных органов, коррупция и т. д.

На уровень криминальных рисков оказывает влияние высокая криминализация экономики страны в целом, в которой можно выделить несколько групп факторов, среди них наиболее значимы: политические, экономические, правовые. Выделяют также такие факторы как: организационные, психологические и технические (9).

Важнейшей негативной тенденцией современного развития России является криминализация всех сфер экономики. Наблюдается быстрое совершенствование способов преступных посягательств – вытеснение из сферы экономики примитивной преступности и замещение ее изощренной, интеллектуальной. Об этом свидетельствует, в частности, неуклонное снижение удельного веса так называемых «традиционных» имущественных преступлений (краж, грабежей, разбоев).

К важнейшим и наиболее распространенным криминальным рискам, по мнению предпринимателей, были отнесены следующие:

1. Проблема возврата средств (не поступает плата за отгруженный товар, не поступает оплаченный товар, не возвращается в указанный срок кредит).

2. Проблема личной безопасности бизнесменов и членов их семей в связи с угрозами и вымогательством.

3. Хищение грузов при перевозке.

4. Кража имущества организаций, ограбления, угоны автомобилей.

5. Похищение коммерческой информации (кража документов, их копирование; съем информации с компьютеров и факсов; прослушивание и запись телефонных сообщений, разговоров в помещениях; подкуп сотрудников).

6. Кражи и ограбления в магазинах, складских и производственных помещениях.

7. Порча имущества и товаров; поджоги.

Значительная доля криминальных рисков в организации исходит от своих сотрудников, особенно, в сфере «беловоротничковых» злоупотреблений. Такие преступления включают: мошенничество, растрату вверенного имущества или средств, кражу информации и др.

Можно выделить два основных типа криминальных рисков:

1. Внешние криминальные риски – противоправные действия третьих лиц (кража, разбой, рэкет, коррупция и т. и.).

2. Внутренние криминальные риски – противоправные действия работников предприятия.

Внешние криминальные риски организаций – это те риски подверженности угрозе совершения преступлений, которые исходят из внешней среды.

К криминальным рискам из внешней среды можно отнести следующие:

– недобросовестную конкуренцию;

– существенные нарушения договорных отношений с партнерами;

– неправомерные действия государственных правоохранительных и контролирующих органов;

– коррупцию в органах государственного и местного управления;

– деятельность организованных преступных групп по проникновению в сферу экономики и органы государственного и местного управления;

– преступления отдельных лиц по нанесению ущерба организации или получению личной выгоды, обусловленные собственными мотивами.

Одним из наиболее значительных внешних криминальных рисков является коррупция в органах государственного и местного управления. Коррупция представляет собой использование служебного положения в собственных (личных, родственных, клановых, партийно-групповых) интересах для обогащения (деньги, незаконные платежи и гонорары, акции, недвижимое и движимое имущество, контрольно-распорядительные посты и пр.), продвижения по службе, протекции, получения должности, незаконных льгот или привилегий. Коррупция не ограничивается, как это часто полагают, взяточничеством. К коррупции также относится: незаконное присвоение общественных средств, к которым имеет доступ по долгу службы чиновник; использование служебного положения для создания особо благоприятных условий родным и друзьям; незаконное использование в личных целях служебной информации.

В результате коррупции нарушаются механизмы конкуренции, нормальной рыночной экономики. Коррупция тормозит экономический рост, экономическое развитие, увеличивая накладные расходы, уменьшая инвестиции, крайне увеличивая неопределенность, риски. Деловое сообщество России поставлено в условия, когда оно не может не включаться в коррупционные отношения, не может не участвовать во взяточничестве, не может платить налоги по законам, а вынуждено это делать по собственным возможностям и т. п.

Во внутренние источники криминальных рисков включают, прежде всего, сотрудников, некоторые исследователи включают подрядчиков и посетителей. К угрозам экономической безопасности из внутренней среды относятся допускаемые сотрудниками нарушения установленного порядка использования технических средств, создающие условия для несанкционированного доступа к конфиденциальной информации организации; нарушения установленного режима сохранности сведений конфиденциального характера и, прежде всего, сведений, являющихся коммерческой тайной организации; нарушения установленного режима безопасности в организации; преступные и иные противоправные действия по личным мотивам или в интересах конкурентов, мошенников, организованных преступных групп и т. п.

Представляют интерес криминальные риски, проистекающие из криминальной, уголовно-наказуемой деятельности. Такие риски существуют во всех странах, и Россия не является исключением. Так, уровень зарегистрированной преступности с 1987 г. до 2002 г. вырос с 816,9 до 1760,5, т. е. более чем в 2 раза. Уровень убийств возрос с 6,3 до 22,5 за тот же период. В то же время уровень убийств в некоторых других странах был существенно ниже. Так, например, в Австралии он составлял 1,9, Австрии – 0,9, Германии – 1,2,Франции – 1,7, а в США – 5,9. Начиная с 90-х годов прошлого столетия, Россия прочно занимает третье место в мире по уровню убийств после Колумбии и ЮАР.

Количество людей, погибших в России в результате различных преступлений за период 1987–2001 гг., составило 1036628 человек. Кроме того, около 60 тысяч человек пропадают без вести, из них около 25 тысяч остаются ненайденными.

Ежегодно отмечается большое число случаев экологических преступлений, в числе которых: загрязнение вод, атмосферы, морской среды, порча земли, нарушение правил охраны и использования недр, хотя официальная статистика приводит лишь единичные случаи. Такая статистика свидетельствует о недобросовестности и коррумпированности должностных лиц, несущих контрольные функции за нарушением экологического законодательства и санитарного благополучия населения. Для подтверждения этих данных целесообразно привести сведения об экологических преступлениях, совершенных не должностными лицами за один из прошедших годов этого столетия. Так, было зарегистрировано: 934 случая незаконной охоты, 3800 случаев незаконной порубки деревьев, хотя и эти цифры существенно занижены.

Высокие риски для населения, простых обывателей, грозят со стороны правоохранительных органов. Проблема взаимоотношений полиции и населения особо остро стоит в современной России. Это объясняется незащищенностью населения от преступности и иных незаконных посягательств, неэффективностью деятельности органов полиции (милиции) по защите граждан, халатностью в большинстве случаев служащих полиции, их коррумпированностью и сращением с тотальной коррумпированностью всех властных структур и правоохранительных органов на всех уровнях вертикали власти. В России побои, избиение – обыденное явление, нередко и применение пыток. Об этом свидетельствуют рассказы жертв милицейского насилия, многочисленные публикации в прессе, сообщения правозащитных организаций. Причем, как правило, многие из таких случаев остаются без каких-либо последствий для совершивших данные преступления. В цивилизованных странах такие преступные действия со стороны полиции носят ограниченный характер и, в случае их огласки, служат предметом серьезного разбирательства и наказания виновных – вплоть до уголовного преследования.

К криминальным рискам относятся коррупция и терроризм.

Коррупция является злоупотреблением публичной властью ради частной выгоды. Она существует во всех современных государствах, однако, масштабы ее различны. По данным международной организации Transparency International в последние годы Россия прочно входит в число наиболее коррумпированных государств, таких как Пакистан, Танзания, Индонезия, Нигерия. Наименее коррумпированные страны – Финляндия, Швеция, Дания, Канада, Новая Зеландия.

Ежегодные убытки от коррупции в России составляют $ 20–25 миллиардов. Экспорт капитала за границу достигает $ 15–20 миллиардов в год. Ежедневно российские и зарубежные средства массовой информации публикуют факты коррупции в России, приводят «прейскурант» коррупционных услуг.

Терроризм (terror – (лат.) страх, ужас) является одной из серьезнейших современных глобальных социальных проблем, потенциально или актуально затрагивающих каждого жителя планеты. Ganor называет три важнейших элемента терроризма:

1. Применение или угроза применения насилия.

2. Политические цели (мотивы) деятельности.

3. Реальными целями оказывается мирное население, граждане.

Обычно различают террор и терроризм. Террор – со стороны правящих властных структур (или «насилие сильных над слабыми», присущее, в частности, тоталитарным режимам). Терроризм как насилие и устрашение «слабыми сильных».

«Лицо Российского терроризма (МН. № 6, 1 февраля 2011 г.)» – под таким названием была опубликована статья в журнале «Мир новостей», которая, на наш взгляд, заинтересует каждого нашего читателя, ибо речь в ней идет о терроризме в России, волнующего все наше общество.

– Когда мы попытались ответить на вопрос, кто же все-таки является главными террористами в нашей стране, мы столкнулись с удивительным фактом – в нашей стране нет официального списка разыскиваемых террористов, – пишет автор статьи. – На сайте российского Национального антитеррористического комитета мы нашли лишь список экстремистских организаций. Причем, из 28 официально признанных экстремистских организаций, в России их 20 – это международные (в списке Интерпола все исламские радикалы), 5 – так называемые языческо-славянские или православные сектанты, 1 – политическая (Национал-большевистская партия) и 1 – общественная. А, собственно, кто ведет против нас необъявленную войну, мы так и не выяснили. Поэтому мы решили составить собственный список террористов и их организаций, которые ответственны за подавляющее большинство терактов в нашей стране.

Кавказский эмират (КЭ) – создан в 2008 г., считается крупнейшей террористической организацией на Северном Кавказе. По официальным данным включает несколько сот человек, по неофициальным – до полутора тысяч активных боевиков. Лидер – бывший президент сепаратистской Ичкерии – Доку Умаров. КЭ взял ответственность за подрыв «Невского экспресса», прошлогоднего взрыва в столичном метро (2010 г.), аварию на Саяно-Шушенской ГЭС, убийство священника Даниила Сысоева и министра внутренних дел Дагестана Магомедтагирова и пр. Официально признана террористической организацией в России только в конце 2010 года.

Кавказский фронт (КФ) – создан в 2005 году указом президента самопровозглашенной республики Ичкерия. Ядро организации составляет, по экспертным оценкам, до 1000 боевиков. Делится на структурные организации по территориальному признаку, так называемые джамааты. Сегодня эксперты насчитывают 6 джамаатов и два «сектора» – Адыгейский и Краснодарский. Лидер Ахмад Евлоев (по паспорту Али Тазиев), арестованный летом 2010 года за нападение на Нальчик в 2005 году. КФ до сих пор не признан официально в России террористической организацией.

Арабский отряд (АО) – подразделение «Аль Каиды» на Северном Кавказе. Лидер – Абу Анас-Муханнад, официальный эмиссар «Аль Каиды» на Северном Кавказе, заместитель военного амира самопровозглашенной Ичкерии. Насчитывает до трехсот наемников в основном из стран дальнего зарубежья – пакистанцев, арабов, афганцев и т. д. Именно через АО идет международное финансирование террористов Северного Кавказа. Официально не является в России террористической организацией.

Джамаат шариат (ДШ) (Дагестанский фронт) – самая крупная по численности террористическая организация Северного Кавказа, организованная в 2002 году. Только по официальным данным членов российского правительства может включать в себя до 10 тысяч активных боевиков. В ДШ эксперты насчитывают восемь автономных бандформирований (Дербентский джамаат, Гимринский джамаат и т. д.). Лидер – Исрапил Велиджанов. ДШ ответственен за десятки и даже сотни терактов на Северном Кавказе, самые крупные из которых – взрыв в Каспийске на демонстрации 9 мая 2002 года (47 погибших), убийство прокурора Буйнакска, заместителя командующего силами МВД на Северном Кавказе генерала Валерия Лепинского и т. д. Официально не является террористической организацией в России.

Джамаат Галгайче (ДГ) – Ингушский сектор, старейшая после самопровозглашенной ЧРИ террористическая организация, организована в 2000 году. Неофициально насчитывает до 2000 человек. Лидер – Иса Хашагульгов, арестован осенью 2010 года. Тем не менее именно ДГ считается главным поставщиком смертников для совершения терактов в России. Не является официально террористической организацией. Причастен, в частности, к захвату школы в Беслане, теракту на Дубровке, взрыву на рынках Владикавказа.

Выше перечисленная террористическая деятельность совершается с помощью современного и мощного оружия. В связи с этим закономерен вопрос об источниках поступления этого оружия. В том же номере «МН» было опубликовано заявление заместителя генерального прокурора России Ивана Сидорука на специальном межведомственном совещании, состоявшемся в канун уходящего года. Оказалось, что за 2010 год количество терактов на Северном Кавказе выросло на 100 %. При этом большая часть оружия и взрывчатых веществ, подчеркнул прокурор, поступает бандитам из воинских частей. Согласно его заявлению, из незаконного оборота было изъято: 1665 единиц огнестрельного оружия, 91846 боеприпасов, более 1200 килограммов взрывчатых веществ, свыше 110-и взрывных устройств. Чуть раньше Сидорук сообщил, что в 2010 году на территории Северо-Кавказского федерального округа в результате терактов погибли 205 сотрудников правоохранительных органов и военнослужащих: «В текущем году в округе выросло более, чем в 4 раза число преступлений экстремистской направленности. Было зарегистрировано 352 преступления террористического характера, из них 254 приходится на Чечню».