Текст книги "Висимские рассказы"

Клад

Странный огород был у Марии Ивановны. И странность его была в том, что ежегодно Мария Ивановна снимала с него два урожая. Да, да – не удивляйтесь. Правда, урожаи были совершенно разные. Первый, как и положено, урожай овощей, ягод, зелени и тому подобного. И был этот урожай всегда обильным. А почему бы ему таковым и не быть? Земля-то на огороде была, как пух.

Все удивлялись, как это Мария Ивановна сумела так удобрить огород, что он был таким мягким и плодородным? Тем более, что второй-то урожай был из камней. При таком их обилии на огороде земля, вроде, и не должна бы быть мягкой. Однако была.

Каждый год Мария Ивановна при копке грядок собирала и выбрасывала в проулок за забор великое множество камней. Выбрасывала и надеялась, что в этом году она собрала их последние. Но проходили осень, зима и весна, наступало время копки огорода и… всё повторялось снова.

Долго Мария Ивановна ломала голову над этой огородной проблемой, можно сказать, аномалией, пока ясность не внесла соседка, престарелая бабушка Матрёна. Как-то проходя мимо, она застала Марию Ивановну за сбором камней.

– Что, Машка, опять камни собираешь? – поинтересовалась она.

– Ой, и не говори, тётя Мотя, – махнула рукой Мария Ивановна. – И ведь понять не могу, откуда они берутся. Вроде, все соберу и выброшу, а на следующий год снова урожай собираю. Словно вырастают они. И ведь у соседей вон нету их, а у меня… Сколько, помню, здесь живём, и всегда такая ерунда…

– И, что, даже меньше их не становится?

– Отчего же, вроде, становится… Раньше-то мы огород лошадкой пахали, вот тогда из-под плуга, ужас, сколько выворачивалось. Сейчас с лошадками проблема, вручную копаем, и, вроде как, поменьше их становится. Но всё равно есть… Специально их в огород мне кто-то кидает, что ли? Завидуют или ревнуют?.. Не пойму… И, главное, ровно так они из земли-то вылазят, словно, действительно, кто-то камни эти посадил, а они возьми, да и вырасти… Прямо чудеса какие-то, да и только…

Бабушка Матрёна внимательно выслушала Марию Ивановну до конца, не перебивая. Потом тихим, скрипучим, старческим голосом заговорила сама:

– Зря ты, Машка, на чудеса какие-то грешишь. Нет их тут и в помине. Пойдём-ка в дом, напои меня чаем, я тебе всё и расскажу, что знаю и что вспомню.

Зашли в дом. Мария Ивановна быстро собрала на стол. Она, как чувствовала, что сегодня гости к ней заглянут, напекла с утра пораньше разных пирогов. Обычно она это делала, когда ждала сына из города. Любил он побаловаться пирожками. Да и внукам бабушкина стряпня тоже нравилась. Но сегодня сын приехать, вроде, не обещался, а вот пирогов всё равно настряпать захотелось.

Бабушка Матрёна тихо прошлась по комнатам, всё осмотрела, потрогала вышитые шторы на межкомнатных дверях. Потом подсела к столу.

– Хорошо у тебя, Машка. Ты уж извини, что так тебя называю. Между прочим, я ведь тебя вот этой грудью выкормила, – она похлопала рукой по своим худым старческим грудям. – Тогда они были, конечно, не такими тощими. А у мамки твоей вдруг молоко пропало. Она и прибежала ко мне. Рожали-то мы с ней вместе. Ну, да ты, наверно, знаешь, рассказывали… Вы ведь с моим Витькой одногодки были, учились вместе…

Бабушка Матрёна вытерла косыночкой набежавшую слезу.

– Сколько тебе сейчас?

– Так пятьдесят восемь исполнилось.

– Вот… И Витеньке моему тоже столько же было бы. Если бы дожил. Он ведь у меня поздним ребёнком-то был, очень поздним… М-да… И ведь он, стервец такой, мне даже внучат не оставил. Сгинул на чужой стороне, похоронили в братской могиле. А как он рвался служить именно на границе… Вот и дорвался. Я уже старая теперь, на могилку к нему съездить не смогу. Да и съездила-то туда только на похороны и ещё один раз. Далеко сыночек мой лежит…Помру, так и будем лежать на разных концах земли. О-хо-хошеньки, судьба ты наша…

Поев пирогов и попив чая, бабушка Матрёна вдруг встрепенулась:

– Слушай, а ты что не останавливаешь меня. Я зачем к тебе зашла?

– Так про огород рассказать…

– Во-от. А я тебе всё про судьбу балаболю.

– Ничего страшного. Про судьбу тоже ведь кому-то высказаться нужно. Нельзя всё в себе держать.

– Ага, ты поучи ещё меня, что и кому рассказывать. А то я не знаю. У самой-то тоже жизнь не сахар, тоже ведь досталось сполна…

– Да кому это интересно? Это моя жизнь, какой бы она ни была. И давайте не будем об этом. Лучше поговорим про мой чудо-огород.

– Ну, как хошь, – недовольно буркнула бабушка Матрёна. – Про огород, так про огород. Слушай тогда…

В стародавние времена на месте вашей усадьбы стояли деревообрабатывающие цеха. Домов вокруг было ещё совсем мало, получалось, что цеха стояли, чуть ли не на окраине села. А лесов кругом у нас всегда богато было. Вот и приспособился Степан Петрович Гусев, хозяин этих цехов, лес валить, пилить его на своей лесопилке, а потом делать в цехах мебель всякую. И столы, и стулья, и кровати, и шкафы. Делали, в основном, для города, и очень неплохого качества. Кое-что, разумеется, приобреталось и сельчанами. Может, у кого-то даже до сих пор мебель эта сохранилась. Но покупали мебель, чаще, люди зажиточные, у кого деньги водились. Простые-то люди сами себе её делали, простенькую. И ничего, жили себе да поживали.

А Степан Петрович процветал. Спрос на его мебель был большой. Каждый день в город уходили обозы с его продукцией. Но случилась огромная беда.

Выдался очень жаркий и засушливый год. Дождя не было всю весну. А в начале лета заполыхали пожары. Причём, горело так сильно и так много, что потушить огонь никто не мог. Да не особо и старались. Думка у всех была одна – спасти бы свою семью и скотину.

А огонь бушевал уже в ближних к посёлку лесах. Дым поднимался намного выше самых высоких деревьев, пламя подступало всё ближе к посёлку. Сначала с одной стороны, потом с другой. Подобрался огонь и к мебельным цехам. Степан Петрович, увидев, как загораются штабеля высушенного леса, недолго думая, собрал свои деньги и драгоценности, посадил в пролётку жену и десятилетнего сына и умчался прочь, оставив всё своё хозяйство на пожирание огню. Больше его в наших краях никто никогда не видел. Выжил он тогда или нет, а, может, в огне сгинул – кто знает.

Пожар был огромный! За полдня сгорела половина посёлка. Вместе с мебельными цехами. Мне, хоть всего лет семь было, но я до сих пор прекрасно помню весь этот кошмар, этот ужас… Сгорало всё дотла. А, по старому поверью, на месте сгоревшего здания новое-то ведь не строят. Говорят, к новой беде это может привести. Вот и стояло полпосёлка сгоревшим. Долго стояло. И на месте мебельных цехов тоже пустырь был.

Прошёл год, другой, и начали сельчане с пожарищ кое-что по домам растаскивать, то, что в хозяйстве ещё пригодиться могло. Гвозди там, скобы, другие металлические изделия. А и, правда, что добру пропадать? Даже головёшки несгоревшие, и то растащили, на дрова, бесплатно ведь.

А потом застраиваться начали. Поверье поверьем, а жить где-то надо было. Появились новые дома. Только на месте мебельных цехов долго ничего не было. Люди даже на это место мусор со своих дворов свозить начали, всё, что не нужно в хозяйстве. Например, сруб под дом готовят, лес от коры чистят, а куда её, эту кору-то девать? Сжигать – несподручно. Вот и свозили её всю на пустырь. Годами свозили этот всякий мусор, а он со временем перегнивать стал, вот тебе и удобрение… Налей-ка мне ещё чайку, в горле пересохло…

Бабушка Матрёна подвинула чашку Марии Ивановне.

– А потом нашёлся смелый человек, это твой родитель, значит, и с разрешения поселкового главы начал строиться на этом пустыре. Правда, дом-то свой он поставил на чистой поляне, там, где пожар не бушевал. А на месте пожарища огород немалый разбил, постройки хозяйственные, сараи, значит, да баню поставил. Я смотрю, банька-то до сих пор у вас живая, – показала в окно бабушка Матрёна.

– Да ничего, стоит пока. Старенькая, конечно, но работоспособная.

– Ну, да, ну, да… А ведь стоит-то она аккурат на месте конторы Гусевской… И ты знаешь, сразу после пожара народ поговаривал, что Степан Петрович не всё своё добро-то вывез. Много драгоценностей и денег, якобы, закопал где-то. Правда, где – никто не знает. По первости-то и ребятишки, да и взрослые пытались найти этот клад. Да какое там… Если он и был, то до сих пор где-то в земле лежит…

Бабушка Матрёна снова долго и пристально посмотрела в окно и повторила:

– А ведь баня точно на месте сгоревшей конторы стоит… Нехорошо это, неправильно… Крылечко только в другом месте. У конторы-то крыльцо ближе к нынешнему забору было…

Потом она допила чай из чашки и встала уходить.

– Тётя Мотя, – удивлённо остановила её Мария Ивановна, – а как же камни? Ты ведь обещала рассказать – откуда они берутся?

– Машка, ты, чё, тупая, што ли? А я тебе чего тут целый час-то балаболила? Неужели ничего не поняла?

– Нет, тёть Моть, не поняла…

Бабушка Матрёна всплеснула руками.

– Ну, объясняю ещё раз. Огород ваш стоит на месте сгоревшего мебельного цеха, который, в свою очередь, стоял на фундаменте из камней. У цеха этого не было никакого подвала, и пол был тоже из камней, которые собирали по всей округе: и на речке, и у гор. Когда цех сгорел, камни-то остались. Их постепенно засыпали мусором. Потом родители твои разбили здесь свою усадьбу. А камни – так их или выпахивали, или выкапывали, или просто их зимой морозом из земли выдавливало, да и сейчас, похоже, продолжает выдавливать. Вот и всё… Теперь-то понятно?

– Вот теперь понятно.

– Ну, слава Богу!

Бабушка Матрёна махнула рукой. От дверей она обернулась и перекрестилась на икону в красном углу.

– Ну, давай, Машка. Счастья тебе. И не грусти, что годков тебе много и живёшь одна. Это всё временно. Поверь, счастье найдёт тебя. Будь здорова!..

Бабушка Матрёна вышла, а Мария Ивановна подсела к столу и налила себе чаю.

«Да, интересно тётя Мотя рассказывает… И о счастье не забыла… Её слова да Богу бы в уши…».

Прошёл год. Как-то совсем быстро и практически незаметно умерла бабушка Матрёна. На кладбище, когда прощались с усопшей, Мария Ивановна мельком глянула на табличку, временно заменяющую памятник. На ней было написано: «Зимина Матрёна Васильевна. 1867 – 1987».

«Ничего себе! – удивилась Мария Ивановна. – Тёте Моте-то, оказывается, сто двадцать лет было. А ведь никто, наверно, до самой её смерти и не знал этого»…

Потом прошёл ещё один год. И у Марии Ивановны случилась беда. Проснувшись как-то утром и выйдя на огород, она… не обнаружила своей бани. На её месте дымилась кучка головёшек, да торчала печная труба. Ночью баня сгорела. Причём, сгорела так быстро и так тихо, что никто этого даже и не заметил. Старая была, сухая…

Мария Ивановна долго удивлённо стояла возле сгоревшей бани, не в силах понять – что же случилось? Ведь баню-то она топила последний раз три дня назад. Соседи проходили мимо и тоже удивлённо останавливались.

Мария Ивановна медленно обошла пепелище и в одном месте вдруг заметила на земле листок бумаги. Она подняла его, отряхнула от земли. Листок был старый. На нём едва можно было прочитать какие-то каракули. Мария Ивановна присмотрелась и, шевеля губами, прочитала: «Под крыльцом конторы… Железная коробка…».

Мария Ивановна аккуратно свернула листочек и сунула в карман телогрейки.

«Потом разберусь…», – подумала она и зашла в дом.

Но днём она про странный листок забыла, забот со сгоревшей баней и так хватило. Позвонила, сообщила сыну о случившейся беде. Потом прошлась по посёлку, узнала, не продаёт ли кто бани. В трёх местах продавали срубы, и недорого. Оставалось дождаться сына и обговорить всё с ним.

Ночью в районе трёх часов Мария Ивановна услышала странный шум со своего огорода. Казалось, словно кто-то долбит землю кайлом. Мария Ивановна выглянула в окошко и увидела на месте бани два каких-то силуэта и отблески непонятно, от чего. Быстро накинув телогрейку, она выбежала в огород.

– Эй! Вы что там делаете?! – закричала она. – Уходите немедленно! Я сейчас собаку с цепи отпущу!

Про собаку она, конечно же, приврала, не было у неё никакой собаки. Но это подействовало. Незнакомцы грязно выругались, побросали свои инструменты и, быстро пробежав через огород, сиганули через забор. Заурчал двигатель машины, и она быстро скрылась вверх по улице.

Мария Ивановна постояла ещё какое-то время и зашла в дом. Идти к сгоревшей бане как-то побоялась.

Спать она, конечно же, не смогла. Всю ночь промаялась возле окна, обдумывая, кто и что искал в её огороде, на месте сгоревшей бани. И вдруг она вспомнила рассказ бабушки Матрёны о якобы зарытом в огороде кладе.

– Да, ну, ерунда всё это! – громко заговорила она сама с собой. – Какой к чертям клад?! Весь огород не единожды перелопатили… Ничего не попадало. Хотя… Мелочь-то старинную находили много раз… Но ведь это мелочь. Стоп! А бумажка?! Там ведь что-то про контору, про крыльцо, про железную коробку… Тьфу ты, мозга за мозгу уже заходит… Вон, говорить сама с собой начала… Срочно сына надо вызывать.

Глянув ещё раз в окно, Мария Ивановна устроилась поудобнее на стуле и вскоре задремала. Проспала она не больше часа, как раз до того момента, когда первый луч солнца заглянул в её окно. Мария Ивановна быстренько умылась, чтобы взбодрить себя, и вышла в огород. Было немного прохладно. Ну, да так всегда бывает ранним летним утром. Осторожно ступая по мокрой от росы траве, она подошла к банному пепелищу.

«И что же тут ночью искали, когда и днём, кроме двух головёшек, ничего нет?».

Обойдя баню, Мария Ивановна увидела брошенные впопыхах незваными гостями инструменты – лопаты, кайло и два больших фонарика, до сих пор излучающих желтоватый свет – но брать она ничего не стала.

«Пусть валяется. Вот Алёшка приедет, тогда и посмотрим».

Сына долго ждать не пришлось. Уже через час после телефонного звонка он примчался на своей машине. Вбежав в дом, он недоумённо посмотрел на мать:

– Чё случилось-то, ма?

– Да вот, глянь в огород – сам увидишь.

Алексей непонимающе глянул через окно в огород. Понял не сразу. Какое-то время посмотрел, помолчал.

– Что-то я не понял… Как это всё произошло? Куда баня-то делась?

– Сынок, ты чего? Слепой али как? Сгорела баня-то, вишь, одна труба торчит. Я ж тебе по телефону всё обсказала…

– Тьфу ты, не то хотел сказать. Понял я про баню, дальше-то что произошло? Чего меня так срочно вызвала?

– Так ить, ограбить меня хотели…

– Как это? – не понял сын. – У тебя, вроде, и брать-то нечего.

– А вот…

И Мария Ивановна подробно рассказала о ночном визите незнакомцев.

– Я там пока ничего не трогала. А вчерась ещё бумажку вот эту там нашла, возле сгоревшей бани. Странно как-то, всё сгорело бесшумно и дотла, а этот листочек рядом лежал. И ничего ему не сделалось. Словно после пожара его кто-то обронил… Да и вообще, не наш это листок, не было у нас таких отродясь. И почерк ничей не наш.

Алексей взял из рук матери листок, осторожно оглядел его с обеих сторон, перечитал несколько раз написанное, будто стараясь выучить наизусть.

– Мам, а что это за контора такая?

– А-а, так я тебе сейчас всё объясню. Мне бабушка Матрёна незадолго до своей смерти много, чего рассказала. Ты садись пока, покушай. А я и расскажу.

Сын внимательно слушал рассказ матери, стараясь не упустить никакой мелочи. Несколько раз переспрашивал её. При этом, не забывая один за другим поглощать пирожки. Потом встал из-за стола, поблагодарил за поздний завтрак и со словами:

– Ну, пойдём, посмотрим на месте, – вышел из дома.

Трава на огороде уже подсохла, надобность переобуваться в сапоги отпала.

– Вот, смотри, – протянула Мария Ивановна руку в сторону пепелища. – Всё, что осталось. А это вот, – показала она на лопаты, – это незнакомцы бросили.

Алексей наклонился, поднял лопату.

– Хорошая лопата, титановая. Значит, готовились, а не так, с наскока… Держи, мать, подфартило тебе – хорошим инструментом разжилась. Да и фонари не хилые, – продолжил он, наклоняясь и поднимая с земли оба фонаря. – Тоже тебе ещё послужат…

Потом он осмотрел место, где копали незнакомцы – вроде, ничего приметного. Отошёл в сторону и внимательно оглядел всё ещё раз.

– Слушай, мам, а что там Бабушка Матрёна про контору-то говорила?

– Сказала, что баня наша как раз на её месте стоит. И что нехорошо это, на месте сгоревшего здания другое строить. Видишь, права оказалась, сгорела баня-то.

– Ай, ерунда это всё. Предрассудки. Ты лучше вспомни подробнее, что она ещё говорила?..

Мария Ивановна задумалась. Потом лицо её просветлело.

– Вспомнила! Она ведь говорила, что крыльцо у конторы было ближе к забору, не как у нашей баньки.

– Во-от… А эти-то копали под нашим крыльцом. Ну-ка, дай мне лопаточку-то…

Алексей сбросил телогрейку и начал азартно копать на другом углу сгоревшей бани, том, что у забора. Через полчаса яма имела уже внушительные размеры. Но Алексей копал и копал без остановок. Дело для него было привычное, не белоручкой у матери рос. Да и молод был пока.

Внезапно под лопатой что-то сбрякало. Он наклонился, стряхнул рукой землю. Потом выпрямился и удивлённо повернулся к матери.

– Мам… А ведь люди не брехали… Тут и правда, вроде, клад зарыт. Просто искали его все не в том месте. Что делать-то будем? Достаём или милицию звать будем?

Мария Ивановна стояла, не зная, что ответить сыну. Потом решительно махнула рукой.

– Доставай! В милицию мы сообщить всегда успеем.

Внезапно от забора со стороны проулка послышался голос соседки:

– Здравствуй, Маша! Чего это вы земляными работами занялись?

– Да вот, – чуть подумав, ответила Мария Ивановна. – Баня-то сгорела, новую ставить надо. Вот Алёша и смотрит, где фундамент новый мастерить.

– А-а, ну, да, ну, да… Это, конечно. Нужное дело. Плохо в деревне без бани-то. Ну, не буду мешать.

Соседка ушла. Мария Ивановна посмотрела ей вслед и сердито бросила:

– Ходят тут… Принесла нелёгкая…

Алексей между тем аккуратно обкопал и очистил от земли найденную коробку, которая на деле оказалась не такой уж и маленькой и совсем не коробкой. Это был ларец или даже небольшой сундучок, на крышке которого висел сильно сгнивший от времени замок. Алексей попробовал открыть или сбить его, но ничего не получилось.

– Давай, доставай её и неси в дом, там разберёмся.

– Её, это чего?

– Коробку, чего ещё-то. Только телогрейку на неё накинь, чтоб глаза посторонние не видели…

Алексей попытался приподнять сундучок – тяжело. Но поднять всё-таки можно.

– Её… – заворчал он. – Тут не она, а, скорее он, целый сундук. Ну, мать, и подфартило же нам…

Дома пришлось какое-то время повозиться с замком – не хотел он открываться, и всё тут. Пришлось Алексею сходить за топором и кувалдочкой, зубила в их доме не было никогда. Со второй попытки замок всё-таки удалось срубить. Алексей и Мария Ивановна стояли и смотрели на сундучок, не решаясь что-либо делать дальше. Наконец, мать тихо проговорила:

– Сходи-ка крючок на дверь накинь. Мало ли…

А потом они открыли крышку сундука и… удивлённо уставились на клочки обгоревших старинных денег, которыми сундучок был наполнен под самую крышку.

– И, что? Это всё? – Мария Ивановна сгребла рукой клочки. – Ну-ка, сын, возьми вон старое покрывало и вытряхни на него всё из сундука. Может, на дне что-то есть?

Кроме банкнот, не было ничего. Правда, в самой середине банкноты лежали, как новенькие, огонь не добрался до них.

Разочарованию матери и сына не было предела.

– И что нам со всем эти теперь делать? Печку топить?

– Мам. Зачем же печку? Обгоревшие-то, конечно, только для этого и годятся. А остальные… Надо поспрашивать, может, кому и нужны. Есть ведь люди, которые всё это старьё собирают. Коллекционерами называются. Или в музее надо спросить, возможно, им понадобятся.

Алексей сидел возле кучи денег и задумчиво перебирал пачки.

– М-да… Не удалось нам с тобой стать миллионерами…

Потом он встал и подошёл к сундучку. Осмотрел его со всех сторон, постучал по стенкам. Потом вдруг недоумённо замер на мгновение.

– Мам, а у тебя линейка есть?

– Есть, вон, на комоде лежит. А тебе зачем она?

– Так, кое-что проверить хочу…

Алексей взял линейку и измерил сначала высоту сундучка снаружи, а потом его глубину изнутри.

– Странно… зачем это такому небольшому сундучку такое толстое дно, – наконец задумчиво произнёс он и принялся снова внимательно изучать сундучок.

Он проверил все щелки, потрогал все гвоздики, понадавливал на каждый из них. Потом перевернул сундучок и так же внимательно осмотрел его дно. Одна из маленьких ножек-опор вдруг подалась и отошла немного в сторону. Раздался тихий щелчок, после которого дно сундучка чуть приподнялось.

– Нож, мама, нож мне дай.

Мария Ивановна, до этого молча и с интересом наблюдавшая за всем, что делал сын, быстро сходила на кухню и принесла нож. Алексей аккуратно подцепил ножом донышко и медленно приподнял его.

– Ого!.. – только и смог он проговорить в ответ на увиденное.

В тайном отделении стопочками по пять штук в каждой плотно лежали… золотые монеты, переложенные меж собой бумагой. Мария Ивановна взяла одну монетку в руки и внимательно осмотрела.

– Я таких и не видела никогда. Красивые…

– И очень дорогие… Царские червонцы 1904 года. Думаю, за одну такую монетку тебе неплохую новую баню купить можно. Да-а… Знали, значит, мужики, зачем в твой огород лезли. Ну, вот, мать, и стала ты миллионершей. Но и головную боль ты себе о-ч-чень большую заимела.

– А чего это я… Мы оба заимели…

В это время в окно на кухне кто-то настойчиво постучал.

– Мам, ты сходи, посмотри – кто там. А я немного приберу здесь.

Мария Ивановна подошла к окну. Под окном стоял хорошо одетый мужчина с седой бородкой, с чемоданчиком в руках, чуть поодаль на дороге стояла легковая машина, в которой сидел ещё один, но молодой мужчина.

«Вчерашние…», – промелькнуло в голове Марии Ивановны.

Стараясь казаться безмятежной, она открыла окно.

– Чего хотели, мужчина?

– Да мне поговорить бы с вами. Ну, и… забрать кое-что своё…

– А-а, так это вы у меня ночью в огороде рылись и лопаты свои побросали?! Воришки!..

– Да не воришки мы… Что ж вы так кричите? Выйдите на улицу, если в дом пустить боитесь… И сына можете с собой взять.

– А вы… что… – опешила Мария Ивановна. – Вы откуда про сына-то знаете?

– Так ведь машина у ворот стоит. Не вы же на ней рассекаете…

– Ну, ладно… Мы сейчас…

Зайдя в комнату, Мария Ивановна шёпотом объяснила Алексею о мужчине. Потом огляделась кругом – следов сундука и его содержимого не было заметно нигде.

– Хорошо спрятал?

– Даже ты не найдёшь…

Мать и сын вышли из дома. На скамеечке возле ворот сидел мужчина и задумчиво курил сигарету. Завидя вышедших, он учтиво встал.

– Здравствуйте, Мария Ивановна! И вы, Алексей.

Мать с сыном удивлённо переглянулись.

– Откуда вы знаете наши имена?

– Да я много, чего о вас знаю. Даже больше, чем вы сами. Давайте присядем. Разговор-то длинный будет…

– Чего же долго разговаривать? Забирайте свои лопатки и фонарики, и всё, до свидания!

– Подождите, Мария Ивановна. Не спешите! Давайте всё-таки поговорим. И забудьте вы про эти лопатки… Меня зовут Николай Александрович Гусев. Вам моя фамилия ничего не говорит?

– Гусев… Гусев… Так вы, что, родственник Степана Петровича?

– Совершенно верно, я его внук. И приехал я сюда не из праздного любопытства. Вы, наверно, так или иначе, слышали о дедовом кладе? О нём много говорили в своё время, пытались даже найти, но безуспешно. В семье у нас тоже эту легенду передают из поколения в поколение. Но относятся к ней именно как к легенде, а не как к чему-то серьёзному. Точнее сказать, не относятся, а относились, до последнего времени. Совсем недавно, перебирая семейные архивы, я натолкнулся на тот самый листок бумаги, который, я так думаю, был мной обронен на месте пожара и найден вами. Неаккуратно, конечно, с моей стороны, однако, что поделаешь.

Я долго думал над написанным на листке. И вдруг меня озарило, что это дед написал о своём кладе в вашем посёлке. Не надеясь на свою память, решил сделать пометочку. Но всё равно забыл, а потом и умер. В дальнейшем про этот листок никто никогда даже и не вспоминал.

И вот, держа листок в руках, я решил попытаться добраться до правды. Долго и тщательно я собирал сведения о дедушке, о том, где он жил, кем работал. И постепенно выяснил, что был он довольно зажиточным, хотя и мелким фабрикантом, делал мебель в вашем селе. Выяснил также, что вся его фабрика сгорела во время сильного пожара. А много лет спустя, на её месте построили свой дом ваши родители.

Наводя все эти справки, я не мог понять одного: если дед был богатым, то почему же он умер почти в бедности, почему приходившие к нему неоднократно с обысками чекисты никогда ничего не находили? А потом я вдруг понял, легенда о кладе – это вовсе не легенда. Действительно, есть что-то спрятанное, закопанное. И я решил действовать.

Вот тогда я и начал наводить справки теперь уже о вас, Мария Ивановна, о вашей семье и вашем доме. Когда всё сошлось в одной точке, мы с внуком решили откопать клад.

Не скрою, баню вашу сожгли тоже мы. Не специально, случайно. Ползали вокруг неё в поисках места, где, по-нашему, должен быть закопан клад, и как-то случайно подожгли её. Может, я неосторожно прикурил… Сам даже не представляю, как. Но я готов вдвойне восполнить вашу утрату… Человек я обеспеченный. Замечу, не на дедушкины богатства поднялся, а только благодаря своей голове и своему упорству.

На следующую ночь после пожара мы приехали с внуком с намерением закончить дело. Но, видимо, очень увлеклись и начали сильно шуметь. Тут-то вы нас, Мария Ивановна, и услышали. Пришлось ретироваться, как последним трусишкам. Но, поверьте, никакого злого умысла в отношении вас у нас и в помине не было. Мы хотели, если повезёт, забрать только своё. Не повезло…

Повезло, насколько я понимаю, вам. Похоже, вы нашли то, что искали мы. И вот тут начинается главная часть нашего разговора.

Думаю, с тем, что вы откопали, у вас могут возникнуть очень большие проблемы. Оставить себе – это накликать на себя немилость власть имущих. Попробовать продать – к вам сразу же слетятся десятки представителей, так называемых криминальных структур, если проще – бандитов. И далеко не факт, что они будут разговаривать с вами так же спокойно, как и я. Могут просто убить и всё. Зачем им лишние свидетели?

Я же предлагаю, всё, что вы откопали, у вас купить. И за очень хорошие деньги. Стоимость сгоревшей бани – это отдельный пункт. У меня есть хорошие связи на случай реализации. Но, главным образом, этот клад – это семейная реликвия, это заработано нашим дедом. Неважно, как, честно или нечестно, не будем сейчас об этом, но заработано им, Степаном Петровичем Гусевым.

Вот такое мое предложение. Подумайте хорошенько и давайте разойдёмся по дружески. Вот здесь, в этом чемоданчике, полтора миллиона рублей. Готов отдать их вам, даже не глядя на содержимое коробки.

– Да не коробка там, – заговорил молчавший до сих пор и внимательно слушавший Алексей. – Там сундучок небольшой. Коробкой-то, видимо, второпях его обозвали… Николай Александрович, нам бы с мамой пошептаться немного. Вы не против?

– Да, да, конечно…

Алексей подхватил мать под руку и отвел в сторону.

– Ну, что скажешь, мать?

– Ой, даже и не знаю. Не продешевить бы…

– Не понял… Чего продешевить-то? На тебя полтора лимона с неба упали, просто так, а ты продешевить боишься. Он ведь правильно всё сказал: этот клад для нас – очень большая головная боль. А тут сразу все проблемы решатся… Я бы согласился. Ты вот прикинь: баню новую для тебя полностью поставить тысяч в пятьдесят обойдётся. А тут полтора миллиона! Сколько ты этих бань-то поставить сможешь?

– Так, а мне много-то и не надо, мне одной хватит… Ладно, Лёшенька, делай, как знаешь.

Они вернулись на скамеечку.

– Ну, что, решили? – поинтересовался Николай Александрович. – Вижу, какие-то сомнения у вас имеются? Тогда давайте сделаем так: раз уж втёмную вы не согласились, тогда позвольте мне взглянуть на клад. После поговорим снова.

Алексей встал первым.

– Только… это… я в дом зайду первым. Сами понимаете – приготовить всё надо.

– Да, конечно. Какой разговор.

Алексей убежал.

– Хороший у вас сын, Мария Ивановна. Заботливый. Да и жена у него неплохая, – улыбнулся Николай Александрович, – видел я её.

Немного погодя, Мария Ивановна и гость вошли в дом. Алексей уже успел всё разложить на столе. На банкнотах, как и можно было предположить, Николай Александрович даже взгляда не остановил. Но внимательно осмотрел сундучок. Потом, кивнув на деньги, спросил Алексея:

– Это, что, всё?

– Нет, почему же… Сундучок-то с двойным дном оказался. Вот, смотрите.

Алексей опять перевернул сундучок и картинно открыл дно.

Николай Александрович наклонился над открывшейся картиной, внимательно осмотрел монеты. Одну даже взял в руку и осмотрел ближе.

– Да-а, – наконец, тихо выдавил он. – Это, действительно клад. Думаю, что ваши сомнения вполне обоснованы. Это стоит больше того, что я предлагал раньше.

Он ненадолго замолчал, то ли обдумывая, как быть, то ли решая, сколько заплатить, то ли прикидывая цену увиденного.

– В общем, так, дорогие кладоискатели, я удваиваю предложенную сумму. Баня, опять же, отдельно. Согласны?

Мать с сыном переглянулись. Они и на полтора миллиона, вроде, уже были согласны, а тут…

– Согласны, – ответила смущённо Мария Ивановна.

– Тогда минуточку подождите.

Николай Александрович достал из кармана какой-то аппарат, похожий на радиостанцию, и, потыкав по цифрам, заговорил:

– Игорёк, принеси-ка мне второй чемоданчик. Да, всё нормально. Давай, поторопись…

Отключив телефон и заметив заинтересованный взгляд Алексея, пояснил:

– Это телефон спутниковой связи. Пока редкая и очень дорогая вещь. Но, поверьте, скоро у каждого желающего что-то подобное будет. И недорого будет стоить, и очень удобно в обращении. Это я вам как специалист говорю.

Постучав в дверь, вошёл Игорёк.

– Вот, дед, держи. Как и велел.

Потом он увидел разложенный на столе клад.

– Ух, ты, сколько денег!

– Глупый ты, Игорёк, – усмехнулся Николай Александрович. – Где ты тут деньги увидел? Это бумага… Деньги-то, вон они, – он показал на перевёрнутый сундучок, – вот им точно ничего не грозит: ни время, ни вода, ни огонь…

Потом он повернулся к хозяевам.

– Мария Ивановна, Алексей, большое вам спасибо за всё! За то, что отнеслись с пониманием, за то, что не спорили и не жадничали. Вот в этих чемоданчиках всё, о чём мы договорились. А вот это, – он достал из внутреннего кармана две пачки денег, – это вам за сожжённую нами баню. Давайте будем прощаться. С вашего разрешения, я сундучок тоже заберу. Отреставрирую его и дома на видное место поставлю. Память как-никак. А вот эту макулатуру можно я вам оставлю? Мне они как-то без надобности. Игорьку вон пачку на игрушки дайте, и хватит. Вы не против?