Текст книги "Эдуард Стрельцов: в жестоком офсайде"

Москва, Старая площадь, ЦК КПСС, 1958 год, апрель

Фурцева резко поднялась из-за стола:

– Имеется строго конфиденциальная информация, будто ваш Стрельцов имеет намерение остаться в Швеции. – Она пристально посмотрела на председателя Спорткомитета Романова и начальника сборной команды СССР Мошкаркина. – Есть мнение…

– Да быть такого не может, Екатерина Алексеевна! – вздернулся Романов. – Я не верю этим бредням!

– Вот как? Бредням? Подбирайте выражения, – иронично усмехнулась Фурцева. – Вы уже забыли, любезнейший, что шведы еще три года назад стали обрабатывать парня, предлагая ему бешеные деньги? И своих попыток они не оставили. Стрельцов молод, падок на лесть, любитель красивой жизни… Шведы же сами говорили: да мы хоть пятьсот лет готовы ждать такого футболиста у себя в команде. Или я ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, Екатерина Алексеевна, – подал голос Мошкаркин, – было такое. Но, простите, я знаю Эдуарда с первых дней его появления в «Торпедо», где я тогда работал. Ручаюсь, это честнейший парень, настоящий патриот, комсомолец, семейный человек, в конце концов. А все те завихрения, которые у него случались, уже в прошлом.

– Быстро же вы, товарищи, запамятовали скандальную историю с этим венгерским футболистом… как его там?

– Ференц Пушкаш, – услужливо подсказал Мошкаркин.

– Вот-вот. Забыли, как этот Пушкаш два года назад решил остаться на Западе? Шум же был на всю Европу: как же, лучший футболист Венгерской Народной Республики выбирает свободу! И ведь подгадал же, подлец, – в самый разгар событий 1956 года!.. Вы, товарищи, не прикидывали, не повторит ли ваш Стрельцов подобный финт? Или как это там у них в футболе называется?..

И Романов, и Мошкаркин одновременно, чуть ли не в унисон, громко произнесли:

– Не будет такого, Екатерина Алексеевна!

Фурцева на минуту задумалась. Потом, пристально глядя на поникших спортивных функционеров, усмехнулась:

– Ладно, черт с вами! Но каждый шаг этого Стрельцова под вашей ответственностью и контролем. Если что – головой отвечаете. И ваши партбилеты останутся вот здесь, – указала она изящным наманикюренным пальчиком на свой стол.

Выйдя из кабинета «Екатерины Третьей», чиновники облегченно вздохнули. Потом уже, сидя в машине, Романов как бы мимоходом поинтересовался у Мошкаркина:

– Кстати, а что там с этим самым Пушкашем, случайно, не слыхал?

– Как же, о нем сейчас вся футбольная Европа только и галдит: главная звезда испанского чемпионата! Они на него там молятся! А он, сука, в ихних песетах купается!

Воскресный семейный обед, январь 1957 года

Задумавшись, Никита Сергеевич случайно смахнул со стола вилку. Звяк, цвяк!

– Кто-то в гости торопится, – негромко сказала хозяйка Нина Петровна – И, видимо, женщина.

Привстав, она даже выглянула в окно, надеясь увидеть, кто же к ним пожаловал, хотя ведь знала, что никто, даже сам Иван Александрович Серов, первое доверенное лицо главы государства, не посмеет войти сюда без доклада.

А звон брякнувшейся на дубовый паркет вилки почему-то мгновенно вывел Хрущева из себя. И сразу чинный, благодушный тон разговора за неспешным семейным обедом резко сменился. Он повернулся к зятю:

– Алексей, а как тебе понравилось последнее высказывание нашего сопливого «классика» Евтушенко: «У советской молодежи три кумира – художник Илья Глазунов, футболист Эдик Стрельцов и я, Евгений Евтушенко»? Мне вот вчера доложили.

– Женька такое сказанул? – не сдержавшись, коротко засмеялся Аджубей. – Ну, дает! Хотя, конечно, мог. Это вполне в его стиле, с него станет.

– Ишь ты, «кумиры советской молодежи»… Скажи мне, Алеша, кто у нас за молодежь отвечает? – Хрущев вперил немигающий взгляд в зятя. – Ты! У тебя в руках «Комсомольская правда», главный рупор… Тебе партия доверила, я лично… И как ты со своими комсомольскими дружками ведете коммунистическое воспитание нашей молодежи? Негодно! Сегодня происходит полное забвение наших моральных ценностей, признанных, любимых героев… Сегодня вожаки и кумиры – Глазунов, Евтушенко и какой-то Стрельцов! – Никита Сергеевич строго оглядел семейство и продолжил: – Ну, с теми мы как-нибудь разберемся. А вот этот Стрельцов… Мне уже про него все уши прожужжали. Футболист… Пьет, гуляет, дебоширит, ведет себя черт-те как! Ты вообще в курсе, что в нашем спорте, футболе, в частности, сегодня творится?

Опешивший от неожиданного вопроса Аджубей вопросительно глянул на жену: в чем проблема-то? Рада пожала плечами. Она тоже не всегда умела быстро реагировать на перепады настроения и непредсказуемость отца.

– Никита Сергеевич, – с позволительной укоризной улыбнулся зять, – вам ли не знать мои пристрастия! Я начинал в журналистике именно со спортивной тематики. Футбол – любимая игра миллионов…

– То-то и оно! – Хрущев хлопнул ладонью по столу. – А некоторые… некоторые этой любовью нагло пользуются. Распоясались совсем. Что, спрашиваю, происходит?! Кто такой этот Стрельцов, почему он столько себе позволяет?

– Эдуард Стрельцов… Наш лучший нападающий, любимец болельщиков, олимпийский чемпион…

– Да мне насрать, что он чемпион! – Никита Сергеевич уже вошел в раж. – А как он ведет себя? Считает, что теперь ему все позволено? Ты говоришь, «любимец», «кумир молодежи»… Какой пример он показывает? Чему он нашу молодежь учит? Хамству, пьянству, хулиганству! А твоя любимая «Комсомольская правда», призванная воспитывать молодых людей, молчит! Делает вид, что ничего страшного не происходит! – Он, неловко отодвинув стул, вскочил. – И завтра эти стиляги вообразят, что им тоже все дозволено! И «дудочки», и якшание с иностранцами, и эти «коки» на головах, так, кажется, эта хрень называется? А у девчат прически – «я у мамы дурочка», мне Суслов говорил…

Аджубей понимал, что в такие моменты тестю лучше не перечить. Он благоразумно потупил глаза, как бы признавая свою вину и непоправимые ошибки. Теща, Нина Петровна, решила разрядить обстановку:

– Все! А теперь у нас на второе… ва-ре-ни-ки!

Рада верно уловила момент и тут же захлопала в ладоши:

– Ура! Вареники! А с чем, мам?

– С картошкой и луком.

Никита Сергеевич вернулся за стол. Мир в дружной семье был восстановлен.

– В общем, думай, Алеша.

В этот момент в столовой появился дежурный секретарь и негромко доложил Хрущеву:

– Никита Сергеевич, к вам товарищи Серов и Фурцева.

– Вот как? Вдвоем? – удивился Хрущев. – Я их вроде не вызывал. И без звонка… Странно. Что там еще стряслось? Проводи их в мой кабинет… Сооруди там что-нибудь на скорую руку. Я сейчас… – Он поднялся, потоптался у стола и огорченно развел руками: – Заканчивайте тут без меня. Всем приятного аппетита. А вареники от меня никуда не убегут…

Секретарь ЦК и первый зам преседателя КГБ СССР ждали хозяина у двери кабинета. Сразу принялись извиняться за нежданный-негаданный визит. Но Хрущев в ответ махнул рукой: «Чего уж там! Проходите…»

– Давайте-ка вон туда, – показал он на округлый журнальный столик под торшером. – Это Рада присоветовала… обновить интерьер. А то, говорит, ты вечно то за трибуной, то за огромным столом заседаний. Присаживайтесь… С чем пожаловали, гости дорогие?

– Да у нас, Никита Сергеевич, вопросы, видимо, разные, – начал Серов. – Мы с Екатериной Алексеевной совершенно случайно встретились прямо у ворот дачи.

– Совершенно верно, – тут же подтвердила Фурцева, – так получилось.

– Да ладно, – засмеялся Хрущев, – я понял, что не дом свиданий вы у меня решили устроить. Ну, выкладывайте…

– Может быть, Екатерина Алексеевна начнет?

Хрущев кивнул и глазами указал Серову на бутылку «Горілки з перцем». Генерал тут ж наполнил небольшие рюмки. На столике стояли тарелки с бутербродиками, грибочками, солеными огурчиками.

– За встречу!

– Я… Вы разрешите, Никита Сергеевич? Я вторую неделю по вашему поручению разбираюсь, что происходит в нашем большом спорте… – заговорила Фурцева.

– Ну, и что накопала? – Хрущев со смаком хрумкнул огурцом.

– Гниль и бардак, Никита Сергеевич! И чем дальше, тем больше. Вы уж простите, я буду говорить так, как есть.

– Да ты просто провидица, Катя. Мы как раз на эту тему только что целую дискуссию вели с Алексеем.

– Эти наши чемпионы вообразили о себе черт знает что! Пьянство, гульки сплошные… Считают, что им все позволено. Тренерам же только результат важен, а там хоть трава не расти…

– А что герой планеты всей Куц?

– Наш уважаемый двукратный олимпийский чемпион пьет без всякой меры. И без остановки. Как мне докладывали, даже во время тренировок прикладывается. И что самое удивительное, всех побеждает. Надо же, от горшка два вершка, вечно под хмельком – и всех обгоняет!

– Так, может, водочка для него, как бензин для мотора, – добродушно улыбнулся Хрущев. – Хлопнул стакан – и вперед, к новым рекордам? Да я шучу… Но сейчас меня футбол наш сильно беспокоит. – Он поднялся и прошелся по кабинету. Потом вернулся в кресло и вопросительно посмотрел на Фурцеву: – Что скажешь?

– А тут и говорить нечего. Все то же самое, но умноженное в одиннадцатикратном размере.

– Почему в одиннадцатикратном? – не понял Хрущев.

– В каждой команде по одиннадцать игроков, и у каждого свой норов! И какой! Но самое главное – сплошное покрывательство, все всё знают – и молчат. После каждой игры в командах дым коромыслом! – Фурцева не сдерживала эмоций. – А тренеры мямлят: ребятам необходимо снять нервное напряжение.

– И что, это в порядке вещей во всех командах?

– Практически да. Что в «Спартаке», что в «Локомотиве», что в «Зените», что в «Динамо»… Я не говорю уже о провинции. Там, докладывают товарищи, вообще тихий ужас… Разве что в армейской команде все более-менее благополучно.

– Вот что значит воинская дисциплина! – Хрущев поднял палец и неизвестно кому погрозил.

– Дело не только в дисциплине, Никита Сергеевич, – позволил себе улыбнуться Серов. – Они за погоны свои держатся. У себя в клубе они получают в три-четыре раза больше, чем игроки других команд. Отсюда – и «порядок в танковых войсках».

Фурцева, чувствуя, что ее время истекло, быстро-быстро заговорила, извиняясь, что как взбалмошная баба примчалась, отвлекла всякими мелочами, да еще в выходной день.

– Во-первых, Екатерина Алексеевна, выходных дней у меня не бывает, – перешел на официальный тон Хрущев. – Во-вторых, то, о чем ты только что говорила, далеко не мелочи. Для молодежи наши чемпионы сегодня – это герои, живой пример для подражания. А какой они пример им подают своим безобразным образом жизни?..

– Вот именно, Никита Сергеевич! Взять того же Стрельцова…

– Все, Катерина, хватит, на сегодня все.

Когда Фурцева откланялась и дверь за ней бесшумно закрылась, генерал Серов сочувственно покачал головой и проговорил:

– Нельзя секретарю ЦК все принимать так близко к сердцу.

– Ты ее еще не знаешь, Иван. Это бой-баба! Все выполнит. Если кого прищучит – кости трещать будут. Давай, Иван Александрович, что у тебя? – С Серовым у них были давние и очень доверительные отношения.

– У меня вопрос гораздо серьезнее, Никита Сергеевич. По моим сведениям, в Президиуме ЦК зреет заговор, направленный против вас. Ряд лиц планируют сместить вас с поста первого секретаря. Но тихо-мирно, путем голосования.

– И кто же эти заговорщики?

– Старая гвардия. Молотов, Маленков, Каганович, Булганин, Ворошилов… Потихоньку обрабатывают других. Шепилова, к примеру…

– Куча навозная. Как оцениваешь их шансы?

– Пока невелики. Они не торопятся, подтягивают силы.

Генерал начал рассказывать о секретных встречах, об обвинениях в адрес Хрущева, которые удалось определить из обрывков подслушанных разговоров, даже начал рисовать какие-то мудреные схемы. Но Никита Сергеевич остановил его:

– Ты вот что, Иван Александрович, составь мне подробную записку на сей счет. И изложи предложения по противодействию. Со всеми подробностями. А я подумаю.

– Будет сделано, Никита Сергеевич. В одном экземпляре, от руки.

– Хорошо. Кто еще в курсе?

– Абсолютно никто, кроме моих верных осведомителей. Но в целом картина никому не известна. Ручаюсь головой.

Серов удалился, а Хрущев, перебравшись-таки за привычный массивный письменный стол, еще долго сидел, перемалывая тугими жерновами опасную информацию. Там тебе «золотые пальчики», здесь – «золотые дедушки» взъярились…[3]3
  С заговором, намеченным на июнь 1957 г., Хрущев с помощью Серова и Жукова успешно справился. Каждый из участников «злодейства» получил по заслугам: Молотов отправлен послом в Монголию, Маленков стал директором ГЭС в Усть-Каменогорске, Каганович угодил в далекий Асбест и так далее.


[Закрыть]

Потом он резко встал и распахнул дверь кабинета. Секретарь, сидевший на жестком стуле у окна, тут же вскочил.

– Так, на сегодня все визиты окончены. Никого. Звонки записывай. Я потом скажу, кого набрать. Все!

Никита Сергеевич вернулся к себе, покружил вокруг журнального столика, взял в руки «Горілку», подумал и поставил бутылку в бар – потаенный шкафчик в массивном книжном шкафу, еще одно «изобретение» Рады. Потом перебрался за письменный стол и надолго задумался. Его никто не беспокоил. Лишь через час в кабинет осторожно зааглянул секретарь, убедился, что все в порядке, и положил перед хозяином листок с перечнем телефонных звонков. Хрущев мельком глянул на список и отложил его – все потом. Затем поднялся и подошел к окну. Уже вечерело. За стеклом медленно падал снег. Красиво. Какая-то умиротворяющая тишина. И душа постепенно успокаивалась.

Он решил вернуться к родным. Все еще оставались в столовой, пили чай с клубничным вареньем. Не было лишь Алексея, наверняка вышел покурить.

– Так, – азартно потер ладони Никита Сергеевич, – и я с вами почаевничаю.

– Больше ничего? – спросила Нина Петровна.

– Нет, не хочется. А на улице снег вовсю валит. Посмотрите…

«Звездная болезнь»

Прикинув все «за» и «против», Алексей Иванович решил не чиниться и сам набрал номер:

– Семен Давыдович? Добрый день, Аджубей вас беспокоит. Надо бы встретиться. Да, есть одна интересная темка для разговора… Где? Не хотелось бы в официальной обстановке. Вам тоже? Вот и славно… А давайте-ка по-домашнему. Я приглашаю… Хорошо, сегодня в семь. В общем, до встречи… Машину я подошлю.

Главный редактор «Комсомольской правды» тут же по телефону отдал нужные распоряжения по дому. Повариха и горничная были девушками вышколенными, дело свое знали. Когда Алексей Иванович приехал домой, стол в просторной гостиной был сервирован по первому разряду. Коньячок, шашлыки, хачапури, сациви, зелень, «Боржоми», водочка в графинчике, «Твиши», «Тетра», «Хванчкара» – на любителя. Конечно, пиво и раки тоже присутствовали.

Гурман Нариньяни богатство стола оценил. И свежие помидоры, и виноград, и яблоки – и это в январе!

– Семен Давыдович, вам, как к заслуженному комсомольцу… – дипломатично, с восточным почтением начал Аджубей, – хотелось бы, конечно, организовать дастархан по-ташкентски, но…

– Ну что вы, Алексей Иванович, все прекрасно. У нас в Ташкенте я вам свой стол организую. Обещаю твердо. Итак?..

– Для начала – за встречу!

Старый газетный волк (недруги его называли шакалом) Нариньяни понимал, что это домашнее рандеву назначено неспроста. Чутье его никогда не подводило. Едкого присловья, гулявшего среди газетчиков – «Не имей сто друзей, а женись, как Аджубей», – он вслух, конечно, не произносил, но всегда держал в памяти и был начеку. Соблюдая правила светской беседы, поинтересовался:

– Как здоровье Рады Никитичны?

– Все в порядке. Спасибо, – ответил Аджубей и скаламбурил: – Превращает жизнь в науку, а науку в жизнь. Но давайте к делу. Время не ждет. А шашлычок-то отведайте, пока горячий… – Будучи человеком напористым, Алексей Иванович никогда не откладывал решение проблем в долгий ящик. – Семен Давыдович, знаю, вы же ярый болельщик. Так? Я за вашими публикациями давненько и внимательно слежу. Вот. – Он жестом фокусника изъял «из воздуха» прошлогодний «Огонек». Открыл журнал на нужной странице и начал вслух читать: – «У нас среди молодежи есть много замечательных футболистов, которые с успехом выступают сейчас и в играх на первенство страны, и в международных матчах. Один из них – Эдуард Стрельцов. Центр нападения «Торпедо» может ударить по воротам, как Федотов, может выкатить мяч партнеру, как Бесков. Это, если он хочет. А если Стрельцов не захочет, он будет стоять оба тайма, как Бобров, и ждать, когда товарищи поднесут к его левой бутсе мяч на блюдечке с голубой каемкой…». Золотые слова, Семен Давыдович, без всякой лести. Я, как вы знаете, человек к спорту неравнодушный – в «Комсомолке» начинал стажером в отделе спорта и с вашими оценками целиком и полностью солидарен…

Польщенный Нариньяни склонил голову:

– Спасибо. Но я пока не классик.

– Будете, – пообещал Аджубей. – Ну а проблема заключается не только в поведении футболистов на игровом поле… Увы и ах, наши лучшие спортсмены, коими гордится держава, в быту ведут себя, мягко говоря, разнузданно, вызывающе, пьянствуют, хулиганят, плюют в лицо нашему обществу, людям, которые их почитают героями. Они полагают, что им все позволено… Согласны со мной?

– Согласен. – Семен Давыдович аккуратно вытер губы салфеткой. – Я сам вам могу привести десятки вопиющих примеров.

– И молчите? – шутя возмутился Аджубей. – Не узнаю, Семен Давыдович…

– Накапливаю материал, анализирую, – уклончиво ответил Нариньяни, все еще не до конца понимая коварных замыслов бравого зятя Никиты Сергеевича.

– Я предлагаю вам выступить у нас в «Комсомольской правде» с острокритическим материалом. Пора отхлестать этих мерзавцев. – Упреждая возможные вопросы, Алексей Иванович прямо сказал: – И именно в «Комсомолке», поскольку эти наши доморощенные «звезды» – люди молодые, и аудитория читательская у нас тоже, главным образом, молодежная. У товарища Сатюкова[4]4
  Сатюков – главный редактор газеты «Правда».


[Закрыть] к вам вопросов не будет. Это наша тема. С другими товарищами я тоже все решу, не волнуйтесь. Дополнительные материалы я вам подброшу, там их выше крыши. Договорились, Семен Давыдович? Вспомните молодые годы, как славно вы начинали в «Комсомолке»… Кстати, не желаете ли сигару?

– С удовольствием!

«Вот же сволочь, – подумал Аджубей, интеллигентно улыбнувшись коллеге. – А ведь мог бы и отказаться. Не щадит своего здоровья, старый паразит. Последняя сигара в коробке оставалась. Или думает, что у меня тут Клондайк, Эльдорадо? Да ладно, черт с ним!»

Он решил уж до конца исполнить роль радушного хозяина и истинного джентльмена:

– А в соответствии с нынешней погодкой предлагаю выпить по бокалу глинтвейна.

Буквально через несколько минут на столе появились изящные чашечки с горячим напитком, аромат которого перешибал даже табачный.

– Когда вас ждать с материалом?

– Сегодня у нас понедельник. В среду утром я у вас в кабинете, – прикинув, ответил Нариньяни.

– Отлично! Если все о’кей, значит, успеваем в субботний номер.

На сей раз гостю были предложены лишь чашечка черного кофе и початая пачка «Кэмела». И то хлеб…

Нариньяни вручил заказчику рукопись, а сам с удовольствием опустился в глубокое кожаное кресло у журнального столика. Аджубей профессионально быстро читал машинописный текст, и складывалось такое впечатление, будто он схватывал глазами сразу целые абзацы.

«Ну, молоток, Семен Давыдович, старая гвардия, сразу берет быка за рога, а читателя – на абордаж, – оценивал работу Аджубей. – Сколько раз я своим говорил: с первых строк заинтриговать человека, который удосужился прочитать твой материал».

«Друзья-спортсмены провожали футбольную команду на ответственный матч. До отхода поезда оставалось несколько минут…

Поезд тронулся, а центра нападения все еще не было.

– Да где же он? Может, заболел?

– Был здоров, час назад я разговаривал с ним по телефону, – заявил тренер.

Поезд набирал скорость… А у футболистов на душе вместо радостного, приподнятого настроения – тревога. «Как же мы будем играть без центра нападения?» Каждого беспокоила судьба товарища: «Если центр попал в уличную катастрофу, то цел или ранен?..».

Аджубей вставил недостающую точку и продолжил читать:

«Эдуарду Стрельцову всего двадцать лет, а он уже ходит в «неисправимых». Не с пеленок же Эдик такой плохой? Нет, не с пеленок. Он не курил, не пил. Краснел, если тренер делал ему замечание. И вдруг все переменилось. Эдик курит, пьет, дебоширит. Милый мальчик зазнался. Уже не тренер «Торпедо» дает ему указания, а он понукает тренером. Кто в этом виноват? В первую очередь, сам тренер. Тренер не только технорук команды – он воспитатель. Ну а какой же Маслов воспитатель, если он боится сделать Стрельцову замечание?

– Помилуй боже, разве можно. Наш центр – звезда команды!

И какой только умник внедрил эту голливудскую терминологию в наш спортивный лексикон!

Ну а раз Стрельцов – «звезда», то с него начинают сдувать пылинки. И делает это не только тренер Маслов, но и всякие меценатствующие лица с Автомобильного завода имени Лихачева. Команда возвращается из очередной поездки. Все игроки едут с вокзала в автобусе, а Стрельцову и Иванову подают «ЗИЛы». Что это за развращение нравов?

Портят мальчишек, однако, не только высокоответственные меценаты. Три месяца назад Стрельцов попал в больницу. Его пришла навестить мать. И принесла сыну не фрукты, не книги, а бутылку водки.

Врачи отобрали у нее бутылку:

– Не портите парня. Пристрастится Эдик к водке – сами плакать будете.

А мать, вместо того чтобы прислушаться к словам врачей, шепнула сыну:

– Спусти бинт в окошко, я тебе с улицы подарок пришлю.

И прислала вместо одной бутылки – две. А на Эдика водка действует одуряюще. Выпита всего стопка – и перед нами уже не милый, славный парень, а драчун и забияка. Вот и на этот раз попробовал Эдик немного «подарочка» и начал куролесить. Врачи, больные хотят его угомонить, а он на них с кулаками:

– Не мешайте моему куражу!..

От легких наград наступает быстрое пресыщение.

– Я всего уже достиг, все испытал, изведал. Я ел даже салат за 87 рублей 50 копеек!

И вот такой пресыщенный вниманием молодой человек начинает забываться. Ему уже наплевать на честь спортивного общества, наплевать на товарищей. Он уже любит не спорт, а себя в спорте. Он выступает в соревнованиях не как член родной команды, а как знатный гастролер на бедной провинциальной сцене. Товарищи стараются, потеют, выкатывают ему мячи, а он кокетничает. Один раз ударит, а три пропустит мимо.

– Мне можно, я – звезда.

В прошлое воскресенье какие-то новоявленные купчики, не то из «Скупки», не то из ларька «Пиво-воды», решили устроить пирушку и пригласили в качестве почетного гостя Стрельцова. Футбольная «звезда» должна была заменить за столом традиционного «свадебного генерала». И хотя никто из приглашенных не был знаком Стрельцову, он принял приглашение, выпил, поскандалил и закончил вечер в милиции…

Возмущение спортсменов было всеобщим. Футболисты вынесли единодушное решение – вывести Стрельцова из состава сборной команды и просить Всесоюзный комитет снять с него звание заслуженного мастера спорта… Вы спросите: что же это – конец, закат центра нападения? Все зависит от него самого, товарищи оставили ему возможность для исправления. Они сказали Стрельцову:

– Начни-ка, друг Эдик, все сначала. Поиграй в клубной команде. Наведи порядок в своем быту, в своей семье. Докажи, что ты серьезно осознал свои проступки не на словах, а на деле, и, может быть, мы снова поставим тебя центром нападения в сборной. Но поставим не сегодняшнего Стрельцова – дебошира и зазнайку, а того молодого – чистого, честного, скромного…»

Маэстро Нариньяни основательно вколачивал в распятие Стрельцова и сознание обывателя гвоздь за гвоздем:

«Пусть талант, пусть забил. Но зачем было Всесоюзному комитету спешить с присвоением почетного звания заслуженного мастера спорта? У нас и в других областях, кроме спорта, есть талантливые люди – в музыке, живописи, пении, науке. Но ни Шостаковичу, ни Хачатуряну, ни Туполеву, ни Улановой, ни Рихтеру, ни Долухановой не присваивали званий в девятнадцать лет. Футболиста нужно награждать не за дюжину мячей, забитых в одно лето, а за устойчивые спортивные показатели, не только за то, что сам хорошо играет, но и за передачу опыта товарищам. Почетное звание нужно завоевать, заслужить, выстрадать подвижническим трудом в спорте. А от легких наград наступает быстрое пресыщение…»

Аджубей аккуратно сложил в стопку прочитанные страницы и взглянул на Нариньяни:

– Поздравляю, Семен Давыдович. Вы, как всегда, на высоте. Как катком прошлись. А диагноз, который вы поставили – «звездная болезнь», – у народа теперь будет ассоциироваться с самой дурной болезнью. Чутье подсказывает.

Он вызвал ответственного секретаря и отдал ему текст, коротко велев:

– Срочно в набор в субботний номер!

– Алексей Иванович, номер переполнен…

– Ничего, разберемся. Прикинь, как безболезненно переверстать четвертую полосу. Понял?

– Конечно.

– Я думаю, понадобится даже дополнительный тираж. Болельщики из рук газету будут рвать.

… В субботу Хрущев сам позвонил зятю:

– Молодец, Алеша. Правильно этим субчикам врезал по зубам. Мо-ло-дец! Завтра ждем вас с Радой на обед. Нина Петровна, как всегда, какой-то очередной кулинарный сюрприз готовит.

В вестибюле сочинской гостиницы Эдик подошел к киоску «Союзпечати», купил свежие газеты. Тут же, плюхнувшись в кресло, развернул «Советский спорт». Так, хоккей, штангисты бьют рекорды, шахматный турнир, шашечный, гимнастика… Словом, «мертвый» сезон. «Комсомолка» любимая… Начал с последней страницы. Ну-ка, ну-ка. «Звездная болезнь». Начал читать – и как обухом по голове! Лицо пошло красными пятнами, покрылось потом. Такого он не ожидал. Вскочил, вернулся к киоску:

– А у вас сегодняшняя «Комсомольская правда» еще осталась?

– Да.

– И много?

– Экземпляров десять, наверное.

– Давайте все!

– А что, там что-то интересное? – полюбопытствовала киоскерша. – А то я еще не смотрела.

– Да! – на весь холл рявнул Эдик.

– Кричать-то зачем, молодой человек? – покачала головой женщина.

С ворохом газет Стрельцов поднялся в свой номер, сунул их на самое дно чемодана. Он был готов скупить весь тираж этой газеты, устроившей ему публичную порку.

В автобусе, отправлявшемся от гостиницы на тренировочную базу, Стрельцов, не поднимая глаз, сел на привычное место рядом с Валентином Ивановым, даже не поздоровавшись с другом. Судя по гробовой тишине в салоне, «Звездную болезнь» уже все успели прочесть. Кузьма, понимая его состояние, сказал без всякой подначки, вполголоса, не для широкой публики:

– Эдик, это называется – «Утро стрелецкой казни». Соберись, возьми себя в руки. А «Стрелецкую» не пей. Ты в теплой компании оказался – меня ведь тоже не забыли… Не переживай. Знаешь, в данной ситуации, мне кажется, вариант только один: покаяться, признать свою вину, публично попросить у всех и вся прощения. Отправить письмо в редакцию. Так, мол, и так, не судите слишком строго, по молодости оступился, обещаю непременно исправиться, впредь не допускать подобных ошибок, высоко нести звание советского спортсмена…

…Оставшиеся до окончания сборов дни Эдик ощущал себя механической куклой. Тренировался через силу. Бегал, прыгал, отрабатывал штрафные, угловые, какие-то комбинации, словом, дисциплинированно исполнял все установки тренера. Но мысли были только об одном. Стыдобища-то какая! На всю страну ославили! Неужто он хуже всех?.. Мама тоже прочтет, плакать будет…

А по вечерам в ресторане хлестал бокал за бокалом и, уходя в номер, прихватывал с собой в буфете пару бутылок. Он тупо пил в одиночестве. На стук в дверь не отвечал, на телефонные звонки не реагировал. Пил не для того, чтобы забыться или расслабиться, не для того, чтобы что-то прояснилось в голове. Просто и монотонно опрокидывал в себя стопку за стопкой, пил, чтобы пить. Но хмель только ожесточал обиду.

Его мучила одна мысль: кому же он так мешает, что на каждом шагу ему норовят ставить подножки, да такие, по сравнению с которыми жестокие, в кровь, в кость, подсечки на футбольном поле кажутся нежным маминым шлепком. И уже осознавал: понадобится – и вовсе размажут по асфальту так, что и мокрого места не останется.

Разве мог тогда Стрелец предположить, что этими же зловредными и безответными вопросами он будет изводить себя через какой-то год с небольшим, только уже не в номере сочинской гостиницы, а в камере Бутырской тюрьмы?..

Потом общими интеллектуальными усилиями сочинили покаянное письмо Эдика в «Комсомолку». Правда, уже наутро Стрельцов нещадно ругал себя последними словами за то, что согласился на эти дешевые школярские сопли, клятвы и обещания. «Перед лицом своих товарищей торжественно клянусь…»

Секретарь парткома ЗИЛа Фатеев, узнав, что заводская многотиражка собирается перепечатать паскудный фельетон Нариньяни, тут же вызвал к себе редактора газеты:

– Ты вот что, Ушаков, учти… Никаких «Звездных болезней» у нас в многотиражке не было и не будет, понял? Вопрос не в Стрельцове. Речь идет о престиже нашего предприятия! К тому же зачем народ будоражить понапрасну? Не о чем больше судачить в курилках?

– Так ведь у «Комсомолки» миллионные тиражи, значит, миллионы людей этот материал и так уже прочли… А мы что же, будем делать вид, будто ничего не происходит, так?

– Миллионы уже прочли? Вот и достаточно. А в нашем «Московском автозаводце» мы порочить свое же предприятие, поливать грязью своих людей не станем! Злопыхателей нам и так с головой хватает. Подпрягаться в хвост твоей «Комсомолке» не собираемся. Уразумел? Вот и молодец. Этот Нариньяни нам не указ, подумаешь, цаца… Вот же сукин сын! А ты лучше к 23 февраля праздничный номер готовь… Покажешь потом макеты…

Редактор поспешил ретироваться, от греха подальше. А Фатеев еще долго сидел за столом, время от времени нерешительно поглядывая на телефон: звонить в «инстанции» или не звонить? Потом решил по-простецки: сами позвонят.