Текст книги "Охота за Чашей Грааля"

Руссинген покосился на него. «Нет, с ним мне не справиться. Уж больно здоров. Да и ловок. Сказать нет – удавит и бросит в овраг… Поминай, как звали. А если ему помогу? Эх, жаль, что Эренфрид до сих пор не разделался с этим графом Буа…»

– Хорошо!

Это слово Роман расценил как не очень желанное его предложение. Роман взял Руссингена за ворот и подтянул к себе.

– Вот што, голубчик, я вижу, что братские чувства в тебе давно остыли. А у меня к нему – нет. И я их спасу. Но если ты мне помешаешь… мы тя будем судить. И повесим тя прямо на стене замка. Понял? – и тряхнул его как следует. После такой встряски Руссинген заговорил по-другому.

– Я тебе помогу, – заявил он, – но помоги и ты мне.

Роман не без удивления посмотрел на него.

– В чем я тебе должен помочь?

После этих слов Романа было видно, как прусс заволновался.

– Не знаю, как тебе это объяснить. Дело в том, что у нас в замке находится жена графа Буа.

Сказав это, Руссинген заметил, как удивился урус.

– И што? – спросил Роман, сверля глазами Руссингена.

– Я… полюбил ее, – заикающе произнес он эти слова.

– У ней есть муж. Славный малый.

– Нет, нет, его Вернер приказал убить!

Роман рассмеялся.

– Глуп ваш Вернер, если захотел убить капитана королевских мушкетеров. Да он твойво Вернера сотрет, как солому под ногами.

– Не сотрет! – высокопарно заявил тот. – Он у нас в плену!

Если гром ударил бы средь ясного неба или осень сменилась весной, эти явления меньше бы удивили Романа, чем такое сообщение. Руссинген понял это.

– Все началось из-за чаши, – проговорил он, – кстати, вы нашли ее?

Роман усмехнулся. Потом отстегнул на груди застежку, посмотрел на ее иголчатый конец и спокойно всадил себе под ноготь. Руссинген от страха попятился. А Роман так же спокойно ее выдернул, обтер о рукав и вонзил на место. Потом заговорил:

– Да, мы нашли ее. Она у меня. Спрятана. Но если вы вздумаете меня пытать, то знайте: на куски резать будите, я вам ничего не скажу. Но ты слышал, что случилось с тамплиерами, когда они нарушили Христову заповедь. То, если не хуже, будет с вами, если задумаете какое черное дело! А в отношении Изабеллы. Никого твой Вернер не казнит. Король послал мушкетеров на спасение своего капитана!

Руссинген, услышав это сообщение от уруса, побелел. Он ясно представлял, что с ними сделают эти люди. Это их земля. Слова, сказанные Романом, удивили и его самого. Как они могли прийти ему в голову. Да откуда он знает, что делает французский король. Он посчитал, что это чаша шлет помощь.

– Так что, оставь ее в покое! Мало ли кого мы любим, – и Роман тяжело вздохнул.

Никто из них не ожидал, что эти слова их сблизят. Оба они, оказывается, несчастны!

Вечерело, когда к замку подъехали двое всадников.

– Эй, – громко застучав, крикнул Руссинген.

– Кто, – послышалось из-за ворот.

– Победоносные тевтоны! – ответил Руссинген.

Ворота заскрипели, и всадники въехали на территорию замка. Отдав коней подскочившему служке, они направились к зданию.

– Я тебе покажу твою камору. Порядок тевтонский ты знаешь.

– Надо узнать, где сидят узники, – перед расставанием сказал Роман.

Руссинген кивнул и пошел дальше.

Утром следующего дня Вернер пригласил к себе всю верхушку своих помощников. Поглядев на припоздавшего Руссингена, Вернер уловил, что тот словно подмененный. Поманив его пальцем, он вполголоса спросил:

– Что-нибудь случилось?

Руссинген посмотрел на него угрюмым взглядом:

– Да нет, – рассеяно, даже скорее задумчиво ответил он и пошел на свое место, провожаемый недоверчивым взглядом Вернера.

Когда все собрались, Вернер, осмотрев присутствующих, проговорил:

– Мы проделали огромный путь, прежде чем оказаться у цели. Но, когда мы к ней подошли, то споткнулись на ровном месте. Поэтому я хочу спросить, где тот, кто владеет чашей? – сказав, он замолчал, вновь глядя поочередно на каждого присутствующего.

Дойдя до Руссингена, Вернер увидел, что тот склонил голову, явно избегая его взгляда.

– Руссинген, – назвал он его, – ваш вид выдает вас. Вы что-то узнали о чаше?

– Граф, если бы я что-то об этом знал, я бы сразу известил вас.

Вернер еще посмотрел на него, но Руссинген собрался и выдержал на этот раз его взгляд.

– Хорошо, поступим тогда так: я думаю, пленники что-то могут сказать. Если будут упираться, у нас нет больше времени с ними заниматься. Они – наши враги, и мы будем поступать, как с врагами. Вольер, я прошу тебя остаться, остальные могут идти.

Но не успели они оставить кабинет, как вдогонку раздался голос Вернера:

– Руссинген, задержись.

Сердце прусса дрогнуло: «Неужели что узнал?»

Он подошел к Вернеру.

– Слушаю, граф, – сказал он.

– Готовь графиню к отъезду.

Это удивило и обрадовало прусса.

– Как, граф, готовиться?

– Что ты имеешь в виду?

– Дальний ли предстоит путь и что брать с собой? От этого зависит подготовка.

Вернеру ничего не оставалось, как сказать:

– Ты прав. Они, то есть вы, поедете в мой замок. Как доехать, расскажу перед отъездом. Да, кстати, чтобы она не мучила дорогой вопросами, куда мы все же едем, вот тебе, – он подошел к столу, вытащил из одного ящичка небольшой кожаный мешочек, – здесь, – он потряс им, – сонный порошок. Подсыпь в воду и пои ее.

– А если она спросит о графе Буа?

Вернер усмехнулся:

– Скажешь ей, что погиб, защищая своего короля.

– Так он пока жив. – не сдавался Руссинген.

– Именно пока!

Он взял прусса за локоть и подвел к окну:

– Смотри.

Руссинген глянул и отпрянул от окна. Там сооружали несколько висилиц. Чтобы как-то сгладить свой испуг, он спросил:

– Сколько дней пути ожидает нас?

– Я… думаю, недели две, – ответил тот.

– Граф, я все понял. Пошел готовиться, кое-что надо закупить. Но какие причины отъезда я должен сказать ей.

– Скажи… что вы едете… в Буа.

Выйдя от Вернера, Руссинген задумался. И тут у него впервые защемило сердце. «Брат, родной брат, который чуть не отдал свою жизнь за мое спасение, завтра будет болтаться на висилице? Нет! Нет! Нельзя этого допустить! Но почему он так решил с ними расправиться?» И тут вспомнил, как урус засадил себе под ноготь иглу. «Ага, Вернер понял, что они ему ничего не скажут. Значит, для них сегодня последний день. Не скажут – завтра повесят. Но, даже если урус скажет, все равно их повесят», – к такой невеселой мысли пришел прусс, и его ноги сами понесли к двери уруса.

Когда Руссинген открыл дверь и вошел, Роман вскочил, готовый к бою.

– А, это ты! – опускаясь вновь на ложе, проговорил парень. – Говори, с чем пришел?

И тот обо всем поведал ему. Урус задумался.

– Знаешь что, Руссинген, – и он положил руку ему на колено, – ты готовь. Готовь карету, несколько оседланных лошадей. В карету спрячь оружие. Все это должно быть готово до утра. Как приготовишь, сразу ко мне.

– Пойдем освобождать пленников?

– Да, пойдем освобождать… – ответил Роман, поднимаясь.

Днем к Вернеру, по его приказу, привели трех пленников. У всех связаны руки и за каждым вооруженный рыцарь. Вернер указал им на стулья, сам прошел и сел за стол.

– Я не буду скрывать, – начал он, а поглядев на Кабылье, усмехнулся, – да вы понимаете, что мне нужна чаша. Я хорошо знаю, что вам удалось ее найти. Если вы мне ее отдадите, я дарую вам жизнь. Если нет… подведите их к окну, – приказал он рыцарям.

Там они увидели известную уже картину. Когда, как посчитал Вернер, они достаточно насмотрелись, он кивнул рыцарям, и те усадили их на прежние места.

– Жду ответа.

– Граф, – зашевелился Кобылье, – не надо нас, как детей, пугать этими игрушками. Да, ты прав, мы нашли ее. Но меня, – он задергал руками, наверное, хотел ударить себя в грудь, – ты хоть режь на куски, я тебе ничего не скажу, – и демонстративно отвернулся.

Вернер пока сдерживался, только сурово посмотрел на Пожарэна. Тот усмехнулся и зашевелил руками. Рыцарь испуганно выдернул меч. Конрад махнул головой, мол, убери оружие, дурак!

– Ты что-то хочешь сказать, князь? – спросил Вернер, удивив Пожарэна знанием его сана.

– Да, граф, хочу. Прежде всего хочу, чтобы ты освободил графа де Буа, капитана королевских мушкетеров. Ибо ты отлично знаешь, что он к поиску чаши никакого отношения не имеет. А вот такое твое самоуправство грозит тебе и вам всем жестокой карой.

Тут вскочил Роберт:

– Я не согласен, граф, с ним. – И кивнул на Пожарэна: – Я все сделал для них, чтобы они ее нашли. И я своих друзей не брошу, – сказав, он сел и испепеляющим взглядом уставился на Вернера.

– Я вам даю срок до утра. Хорошо все обдумайте. В случае отказа, вы знаете, что вас ждет. Уведите!

А Руссинген активно взялся за подготовку отъезда. Подобрал карету, тщательно ее осмотрев, сделал ряд замечаний. Затем отобрал лошадей. Отдал перечень необходимых продуктов на дорогу. После этого зашел к графине.

– Вы чем-то расстроены, Руссинген, – спросила она, как только тот вошел к ней в комнату.

– Да, сеньора. Дело в том, что завтра рано утром мы выезжаем.

– Куда? – был ее быстрый, тревожный вопрос. – В Буа?

– Да. – Он тяжело вздохнул.

Рухнули все его мечты. «Ну так пусть если она не достанется ему, то уж никак ни Вернеру» – таково было его внутреннее решение.

– Как бы не хотелось так рано будить детей.

– Сеньора! Дороги опасны. Раньше выедем, целее будем.

– Да… это так! – вздохнула она.

– Я пошел. – Он посмотрел на нее.

Но какой у него был взгляд! Графиня не выдержала, подошла к пруссу и поцеловала его в щеку.

– Пусть это будет моей наградой вам за то, что вы сделали для меня и моих детей.

Да, эту награду он никогда не забудет!

Замок крепко спал, не ожидая врагов, зная о том, что далеко за его пределами никакая опасность им не угрожала. Дверь тихонько приоткрылась в комнате Романа. Тень проскользнула и остановилась у кровати.

– Я здесь! – раздалось за спиной Руссингена.

– А… у меня все готово! Пошли.

Они, осторожно ступая, миновали коридор и опустились в подземелье. На последней ступени, опустив голову на колени, страж крепко спал. Она так и осталась лежать на его коленях.

Тускло освещенный проход позволял все же что-то видеть в нескольких шагах. Два воина, опершись плечами о стену, стояли друг против друга и о чем-то беседовали. К ним пришлось подползти. Остальное доделали кинжалы. Дальше проход был хорошо освещен и около двери сидели аж три стражника. Они не спали, но, по всей видимости, во что-то играли. Доносились их голоса:

– Ты кидай… Я кидал… Давай я…

Это их погубило. В кармане одного из них нашли ключи. Замок щелкнул, задвижка загремела. Арестанты забеспокоились. И вот дверь открыта.

– Роман!!!

– Гланда!

– Скорее друзья! Скорее!

Забрав у охраны оружие, они направились к выходу.

– Я за графиней, – шепнул Руссинген, – веди их к лошадям.

Графиня на удивление Руссингена была собрана. Дети стояли рядом сней.

– Скорее! – тревожно воскликнул Руссинген.

Эта тревога передалась и ей. Она схватила дочь на руки, а Руссинген мальчика. И они устремились к выходу.

Во дворе недалеко от кареты гарцевали какие-то люди. Но предрассветная мгла скрывала их лица. Сунув по очереди детей вовнутрь кареты и подсадив графиню, Руссинген скомандовал:

– Вперед!

Ворота оказались запертыми. Пришлось Руссингену вмешиваться в это дело. Страж, узнав его, стал открывать ворота. И вдруг от крыльца раздался чей-то крик:

– Стой!

Крик невольно заставил беглецов оглянуться. Из здания высыпало несколько десятков вооруженных человек. Силы были неравны. Руссинген недолго думая выхватил кинжал и всадил его в стражника. Тот, падая, своим телом открыл ворота.

– Вперед, друзья, – крикнул Руссинген, – я их задержу. Прощай, брат!

Глава 14

Вильно. На святцах весенний день. А по погоде – осень. Улицы пустынны. Кому хочется высовывать нос из теплого, сухого помещения. Но, оказывается, есть такие. По мощеным улицам, гремя подковами, несется небольшой отряд воинов. Впереди предводитель, внушительного вида человек. Плащ спасает его от изнурительного дождя. Из-под капюшона, надвинутого на глаза, видна одна густая борода, вся в дождевых каплях, как утренний лист в росе. Предводитель хорошо ориентируется в этих улочках и переулках, уверенно ведя свою команду к цели. А ею является замок великого литовского князя.

Предводитель, скорее всего, давненько не посещал этот замок и не знал о маленьком новшестве, которое там завели. А именно: у ворот с копьями стояли два воина. Когда предводитель уверенно свернул с дороги и направился к воротам, перед въездом в них ему вдруг преградили дорогу два скрещенных копья. Если бы ни капюшон, можно было бы увидеть, каким гневом загорелось его лицо. Кто смеет ему, родному брату великого князя, здесь преграждать дорогу. Огромный сапожище вырывается из стремени и со всего маху бьет в грудь копьеносца. Этот громила показал свою ловкость и в другом. Его свинцовый кулачище, с телячью голову, опускается на второго стража.

Но на этом злость его не кончилась. В кабинет Олгерда ворвался самый настоящий бора. Хорошо зная своего братца, Олгерд спокойно спросил:

– Что на этот раз, дорогой Кейстут?

– Ты че поставил всяких молокососов? Они не знают даже, как встретить брата, родного брата, великого князя.

– Ааа, я велю их казнить, – спокойно, но серьезно заявил Олгерд.

Эти слова великого князя были ушатом холодной воды, вылитым на голову Кейстута. Да, он был вспыльчив, даже бешен. Иногда простая ерунда могла вызвать в нем такую бурю, что было неизвестно, как замок еще не развалился. Услышав такой приговор, в мгновение ока у Кейстута ничего не осталось от его бешенства.

– Ты че, – вдруг накинулся он на брата, – нельзя так разбрасываться жизнью людей. Не позволю! – и грохнул кулачищем по столу так, что все, что на нем находилось, подскочило кверху.

– Успокойся, – сказал Олгерд, расставляя принадлежности стола по местам, – я велю их наградить за бдительное несение службы.

– Только не очень, – проговорил Кейстут, сбрасывая на ослон пропитанный влагой плащ. Рукой обтер мокрую бороду, сел за большой стол у окна и начал разговор.

– На днях у меня был небезызвестный тебе Лагет.

При упоминании этого имени Олгерд насторожился. Обычно этот купец приносил часто бесценные сведения.

– Что на этот раз? – спросил он. – Опять что-то о Московии?

– Умен ты, брат. О Московии.

– Поди, сказал, что Иоанн опять крепко болен.

– А ты откуда знаешь! – удивился Кейстут.

– От тебя, – серьезно ответил брат.

Тот вытаращил на него глаза:

– От меня?

– Да, от тебя.

– Что-то, брат, ты не то сказываешь. Как от меня, когда я еще и рта не раскрывал по этому поводу.

– А ты и не раскрывай его. Я сразу догадался. По пустяку ты бы в такую погоду вряд бы куда показал свой нос. Так?

– Так, – неохотно согласился тот.

– А раз вылез, так что-то только важное может заставить тебя это сделать. А что важное? Это наши враги. От тевтонцев мы вроде защищены. С юга – Польша, да она сама в себе не может разобраться. Куда ей до нас. Остается восток. Московия. Она может быть слаба только в случае кончины Иоанна. Кто там его преемник? Мальчик! Московия в этом случае ой как слаба. Так что, скончался Иоанн?

Кейстут покачал головой и ответил:

– Пока жив. Но это может случиться в любой момент.

Олгерд, верный своей привычке, вышел из-за стола и заходил по кабинету. Кейстут знал, что его умный брат все взвешивает. Потом Олгерд остановился против брата.

– Так ты хочешь, чтобы мы тайно вернули свои войска от границ тевтонцев и подготовились для успешного похода в Московию?

Кейстут вскочил:

– Умница же ты у меня! – и слегка ударил его в грудь.

Они обнялись. Когда этот порыв восторга прошел, Олгерд спросил:

– Кого там оставим?

Кейстут понял, что речь идет о западной границе.

– Давай-ка попробуем твоего Владислава и моего Витовта, пусть крепнет их дружба.

Великий князь согласился. Так, ни для кого незаметные, над Московией стали сгущаться зловещие, черные тучи.

После того как Кейстут, весьма довольный, покинул Вильно, Олгерд начал обдумывать принятое решение. И пришел к старой мысли: как бы заманить татар. Вообще, слухи ходят разные, а что делается на самом деле, никто не знает. Вызывать подозрение даже у больного московского князя он не хотел. Старая наука пошла на пользу.

А вот купцам дорога везде открыта. И если есть такой проверенный, как Лагет, то великий князь может только радоваться этому. Купец с первого взгляда на него не произвел впечатления делового, оборотистого человека. Но стоило с ним заговорить, то мнение быстро менялось. Он был не кичлив, но цену себе знал. После недолгого разговора он хорошо понимал того, с кем имеет встречу. Ему уже было ясно, что и где надо уступить и чем компенсировать свой уступок. И кто после этого не раскроет объятия для такого человека. Вот так не навязчиво, умело вытаскивал он для своего князя интересующие его вопросы. Зная несколько языков, мог встретиться со многими. И все оставались от встречи весьма довольны, видя в нем толкового, гибкого человека, который не только за копейку, но и за рубль давиться не будут. Хотя, как было уже сказано, свое возьмет, и его партнер даже этого не заметит или останется весьма доволен его предложением, о котором сам почему-то не догадывался.

И на этот раз путь в Орду лежал через Московию. Купец полюбил бывать здесь, потому что его радовал емкий ее рынок. С некоторыми потомственными купцами, как Капица, Ковырье, Висяков, Саларев, он установил хорошие деловые отношения. Да и других не обходил. Нравился ему своей хваткой Игнатий Елферьев.

На этот раз он остановился у Висякова. Привез ему по заказу железные немецкие изделия. Они на Руси пользовались спросом из-за отличной стали. Как положено, после расчета хозяин накрывал стол. Жилистый Лагет был крепок на питие. Голову не терял. А поэтому все знал, что творится в Московии. Не знал только того, кого возил Игнатий во Францию, или так, на свой страх и риск, держал туда путь. Убедил Висяков, что хитрит Игнатий, куш хороший привозит.

– К татарам ноне хочу проехать, – говорит Лагет, а сам хитровато посматривает на подвыпившего купца.

– Ээ! – машет рукой тот. – Дела ноне там плохи. Орда делиться начинает!

– Во как! – удивился литовец.

– И скажу те, друг, растет там один человечек, умница, хитрюга. Темник пока. Мамаем обзывают. Но… Абдула без него и шагу не сделат. Будешь там, с его начинай. Наш-то больной, больной, а его-то обхаживает.

У Лагета на лице написана скука, мол, не купеческое енто дело. А душа… душа ликует. «Ишь, прав наш Олгерд, ой как прав и умен, собака, умен».

– Ладноть, – поднимается Лагет, – завтра спозаранку хочу двинуться на Орду. Ладьи загружены, вода большая.

– Да, – соглашается хозяин, – вода большая. Но… смотри… держись середочки.

Они обнялись. Лагет шел от него, чуть не приплясывая.

Совет Висякова ой как пригодился. Хотя речники бывалые, но глаз за ними был нужен. Особенно когда река делала понятные только ей изгибы. Чтобы сократить расстояние, они пытались резать угол. Вот тут Лагет был на месте. И, несмотря на их ворчание, им приходилось выполнять требования купца. Так, без происшествий, они добрались до Сарая.

Лагет здесь уже бывал и знал, что купечеству отведен участок. Пока купец до него добирался, города он не узнавал. Ему бросились, прежде всего, в глаза следы пожарищ. И сразу в голову пришли слова Висякова, что Орда начинает делиться. И эти следы – результат спора двух противоборствующих сторон. Да и купеческий удел встретил его глухим молчанием. Резко поубавилось сейчас смельчаков везти сюда свое добро.

Но дело сделано. Выбрав себе хоромы за сходную цену, он велел перевозить сюда свой товар, а сам стал пытать, как найти темника Мамая. Дело это оказалось простым. Огромный Сарай хорошо знал, где проживает этот темник. Его шатер возвышался, где некогда стоял шатер Узбека, племянника хана Золотой Орды Тохты, после смерти которого Узбек занял его место. Шатер темника мало отличался от ханского. Одна многочисленная охрана о многом говорила.

Узнав, что к нему просится литовский купчина, темник приказал немедленно его впустить. Купца встретил татарин, который несколько отличался от своих собратьев. Роста он был выше среднего, худощав, быстр и легок в движениях. Лицо приятное. Черные как смоль волосы, зачесанные назад, обнажали высокий лоб. Темные, с искринкой, глаза смотрели живо и наблюдательно. Широким жестом он пригласил к одному из двух низких кресел, стоявших перед таким же низким столиком.

Но, прежде чем сделать к нему шаг, Лагет склонился в низком поклоне и, прижав руку к сердцу, сказал:

– Я рад приветствовать повелителя, чье имя уже сейчас внушает Европе большую надежду в том, что этот несправедливый мир, несущий угрозу и жертвы, будет поделен во имя счастья наших народов.

Сказав, еще не разгибаясь, Лагет повернул голову и глянул на темника. По его засверкавшим глазам, тонкой улыбке, заигравшей на губах, можно было понять, что эти слова ему пришлись по душе.

– Ты назвал меня повелителем, чужеземец. Но так у нас зовут только великих ханов.

– Чтобы им стать, о великий, тебе надо сделать один шаг. И мой господин тебе поможет.

Темник оживился. И хотя он видел купца впервые, но, только услышав, откуда он, понял истинный смысл его прихода. И в том, что он не ошибся, были сказанные гостем слова. Лагет не посчитал странным, что тот без утайки спросил:

– Как же твой господин собирается это сделать?

– Деньгами! – был короткий и ясный ответ.

Темник ничего не сказал, только опустил и поднял веки. Внезапно у купчины созрело сомнение: понял ли он, какой мир делить? И его стало мучить: спросить или нет? Но от зоркого глаза темника не ускользнула тревога, вдруг появившаяся на лице гостя. Нет, не зря темник рвется к власти. С его умом ходить с полусогнутой спиной не пристало. Он понял гостя и не без улыбки, чувствуя свое торжество, сказал: Московию. «Да он мало чем уступает Олгерду», – был вывод Лагета. И это сняло у купчины все колебания.

– Вы, великий, не хотите взглянуть на мой товар? Я бы очень хотел, чтобы вы посоветовали, что мне лучше подарить хану.

Темник с достоинством оценил и этот ход купца. Отбор был сделан в пользу темника, а что осталось, с тем пошли к Абдуле.

Хан встретил гостя, возлежав на стопе мягких шкур, обложенных огромными подушками. Его тело напоминало огромный пузырь, налитый расплавленным жиром, складки которого колебались при каждом его движении. Это огромное тело венчала маленькая головенка с лобиком, на котором трудно уместить два пальца. Глянув на него, Лагет невольно подумал: «И это… животное правит чуть не полмиром!» Но приветствовал он его такими словами:

– Великий и венценосный, да будут и дальше твои деяния радовать мир. Да принесет оно счастье народам, над которым простирается твоя длань!

Маленькими, тупыми глазками посмотрел Абдула на темника.

– Мамай, – бабьим голосом проговорил он, – я что-то не понял, что сказал тот, кого ты привел.

– Это наш друг, почтейнейший из почтейнейших, он сказал, что тебя любят все, где твои кони топчат их земли.

Маленькая головка затряслась, а бабий голос промолвил:

– Мамай, что он хочет?

– Он хочет тебе, почтейнейший из почтейнейших, сделать подарки.

Рука хана с маленькими толстыми пальцами приподнялась, и они зашевелились. Это означало, что он поручает принять подарки темнику. На этом аудиенция была закончена.

Распродав товар, Лагет перед отъездом был вновь принят Мамаем. Теперь их встреча напоминала встречу друзей. Темник угостил его кумысом. Страстные узбечки усладили глаза гостя зажигательными танцами. Когда прощались, Мамай сказал:

– Не лучше ли тебе возвращаться нашими степями. Я дам проводника и стражу. А то на Итиле вновь объявились новгородские ушкуйники. Нынешний московский князь, – эти слова он произнес несколько пренебрежительным тоном, – распустил их.

– Да… нет. Когда шли сюда, никого не встретили, – ответил Лагет.

– Тогда тебе, купец, повезло. Надеюсь, что это случится и на этот раз.

Они обнялись и потерлись щеками. А Мамай был прав. Чувствуя слабость московской руки, вновь зашевелились ушкуйники. По Волге понеслось имя молодого Прокопа. Так жили к востоку от Вильно.