Текст книги "Люди и боги"

 
Убит Господь руками Дьявола
Во имя Веры и Любви.
 

Но, если вдуматься, земная история Христа на этом не кончается. Происходит подведение итогов его земного бытия, идет осмысление его миссии, и начинается его новая жизнь на земле теперь уже в ипостаси не человека, но Бога. Поэтому раздел «В пустынном песке забвенья…» также вполне логичен в этой книге.

А «Явился Бог средь бела дня…» и «Поэт и Бог» – это разделы, выводящие читателя за пределы собственно евангельской истории. Ведь в книге «Люди и боги» сюжетная линия, связанная с Иисусом Христом, безусловно, главная, но не единственная.

Ведь помимо Иисуса Христа, Бога-Сына, есть еще и Бог-Отец, который намного значительнее, намного величественнее Христа. Он – Творец этого мира и его настоящий владыка. Он был и до Христа, и будет после, и будет всегда. А Христа Влодов воспринимает скорее как равного себе, как брата, как товарища по несчастью. И даже в какой-то мере уподобляет себя ему.

Поэтому после «Предкнижья» – цикла философской лирики, книга продолжается разделом «Явился Бог средь бела дня…», в котором Влодов еще только нащупывает подходы к главному вершителю судеб – Богу-Отцу. И, собственно, к нему направлены в первую очередь все обращения, и воззвания, и даже претензии поэта. Поскольку именно Он – главный. И Христос тоже зависит от его воли.

В «Послекнижии» основным адресатом Влодова снова становится Бог-Отец. Пройдя вместе с Христом все круги земного ада, поэт словно возвращается опять для продолжения беседы к Богу-Отцу, но уже на другом, более высоком уровне. Тон обращения с Богом уже определен и не вызывает сомнений. В таком тоне он и будет затем говорить с ним, и в дальнейшем такой стиль распространится и на другие стихотворения.

«Послекнижие», таким образом, совершенно логично завершает малую книгу «Люди и боги» и, в то же время – может положить начало развитию основной сюжетной линии в большой книге «Люди и боги».

Хочу остановиться на стихах, в которых звучит тема НЛО. Как и зачем они попали в книгу «Люди и боги»? Конечно же, не случайно, а по определенной причине.

Из всего непознанного и загадочного Влодова заинтересовало только НЛО. Он верил в реальность инопланетных цивилизаций и считал, что даже вся история Христа – это всего лишь, по словам поэта, эксперимент иномирцев (как он называл инопланетян) на религию. Он считал, что все ключевые фигуры в истории человечества были не людьми, а биороботами, присланными на нашу планету и управляемыми некими существами из космоса, так сказать из высших сфер. Ну и Христос в их числе. То, что Христос – биоробот, нередко проскальзывает в стихах Влодова.

Но прежде чем поэт соединит тему НЛО с историей Христа, он будет прорабатывать ее отдельно. Поэтому и появится вначале стихотворение «Природы звериного слуха…» – об инопланетном корабле, зависшем над одной из российских деревень. (Об этом случае даже писали в газетах.) А маленькое стихотворение «Над пышностью искусств, над сухостью наук…» на первый взгляд гораздо менее значимое, чем многие другие, на самом деле звучит как вызов, как прямое обвинение иномирцам в том, что они используют нашу Землю и людей, ее населяющих, в своих, по-видимому, не вполне благовидных целях, высасывая из нашего мира энергию и не давая человечеству и планете развиваться должным образом.

 
Над пышностью искусств, над сухостью наук,
Как будто где-то вне, в абстракции, вдали,
Вселенство во плоти, настырно, как паук,
Сосет из года в год живую кровь Земли.
Спаси людей, любовь от непотребных мук,
От жизни исцели, от смерти исцели.
 

Вот за это стихотворение Влодов и получил, как он сам выразился «по мордам». После его написания он в тот же вечер оступился и скатился кубарем с какой-то очень крутой лестницы, разбив при этом себе лицо и голову. Долгое время потом ходил в бинтах. Он считал, что это «они» его так наказали.

Влодов и себя считал биороботом, находящимся в контакте с иномирцами: при его участии пришельцы проводили эксперимент на поэзию (но вот на поэзию ли?).

Перейдем к образному строю книги «Люди и боги». Образ Христа является одним из центральных образов в этой книге. На нем все завязано. Влодов изучает Христа с разных позиций, предлагает читателю различные версии его происхождения, его миссии на Земле, и версии эти порой довольно противоречивые. Но это неудивительно. Книга «Люди и боги» писалась несколько десятилетий, менялось время, менялся сам автор, и менялось его отношение к своим героям и к этой теме в принципе.

И хотя Влодов все годы оставался верным своим атеистическим взглядам но, если вдуматься, так ли это? Даже если у поэта не особо менялась его внутренняя убежденность, но изменилась ситуация вокруг него, и он не мог не учитывать этого в процессе работы над своей книгой.

Ведь произошла перестройка, в результате которой гонения на верующих прекратились и религия в жизни общества заняла официальное место. И государство, и люди стали возвращаться к вере. И с этим немаловажным фактом тоже надо было считаться. Но как Влодов должен был на это реагировать, вот в чем вопрос.

Естественно, он не стал вдруг истово верующим, не бил себя в грудь, доказывая свою причастность к православной пастве, показывая, что да, раньше он ошибался, не верил в Бога, а вот теперь – переосмыслил свою позицию и встал на правильный путь. Так поступали многие, но не Влодов.

Как он сказал, настоящий поэт всегда левый, он всегда за бортом, всегда за цензурой, всегда по ту сторону, по ту. Вот и в новой ситуации он опять оказался левым, опять оказался по ту сторону.

Тем не менее после возвращения веры в жизнь нашей страны он уже по-другому стал относиться к своим персонажам. Если раньше они были для него абсолютно мифическими, даже сказочными героями, то теперь стали более реальными, что ли.

Но вернемся к образу Христа. Какие версии его происхождения рассматривает Влодов? Основных три: Христос – Сын Божий, Христос – человек, Христос – биоробот.

В ранних стихах о Христе преобладает версия о том, что Христос – биоробот. И все, что с ним происходит на Земле, это всего лишь эксперимент инопланетян, а Бог-Отец – командир космического корабля. Назову некоторые стихи, в которых Влодов пишет о пришельцах: «Пустыню искрами осыпал НЛО…», «Гомер, природа, Бетховен и Автор», «Сын плотника, придумавшего крест…». Ну и конечно же, особое место в этой череде занимает, триптих-гипотеза «Иномирец», в которой поэт прямо говорит о том, что Христос – биоробот и его прислали к нам иномирцы.

К версии о том, что Христос – человек, Влодов обращается не столь активно, но все-таки обращается. История Иисуса Христа, конечно, и поэтична, романтична, и прочее – но все равно где-то в глубине души у поэта гнездится сомнение: а правда ли все это? Существовал ли Христос на самом деле, был ли он Сыном Божьим, либо иномирцем, биороботом, и вообще – есть ли Бог? Как знать… Конечно, всему этому можно и верить, но ведь прямых-то доказательств нет, а предполагать можно что угодно. Страшно спускаться с небес на землю, отказываться от различных сказочных и чудесных версий, но…

 
А если ничего и никого:
Ни Господа, ни Дьявола, ни рока,
И лишь одна короткая дорога,
Где слезы ветра брызжут веково.
(«А если ничего и никого…»)
 

Сомнения звучат и в стихотворении «Прогнозировал всеми фибрами…». Поэт опять поднимает вопрос о небожественном происхождении Христа:

 
Но… кишело людское логово,
Но – дороги легли крестово,
Стало ясно, что Богу – Богово,
А бродяге Христу – Христово.
 

Здесь он называет Христа никак не Богом, а просто бродягой, который в итоге был сурово наказан, потому что пошел против устоев общества, сеял смуту. Его окружение решило использовать трагическую ситуацию с выгодой для себя и продлить жизнь всей этой истории. Поэтому пошли и…

 
Оторвали от плащаницы,
Отодрали кровавый струп,
Ходко выкрали из тайницы,
Исказненный штырями труп.
И зарыли в овражный срез,
И завыли: «Христос воскрес!»
(«Оторвали от плащаницы…»)
 

В этих стихах Влодов, отбросив всякую поэтичность и тайну, прямо и нелицеприятно говорит о том, что там, по его мнению, произошло. Вот где его неверие проявилось в полной мере. Правда, он надолго на этой версии не останавливается, так как она его как поэта мало привлекает.

И больше всего он пишет, опираясь на версию о божественном происхождении Христа. Не только потому, что это совпадает с официальной точкой зрения, а просто потому, что эта версия дает больший простор для его поэтического воображения. Все-таки Влодов в первую очередь художник, поэт, а не ученый-историк. К слову, версия с НЛО в какой-то мере им уже отработана, да и в начале девяностых она уже не столь нова, поэтому менее привлекательна для Влодова. В эти годы, в годы возвращения религии, версия о божественном происхождении Христа представляется более современной, более интересной, чем все остальные. И Влодов с воодушевлением берется писать в этом русле. Правда, версия космического появления богочеловека нет-нет да и вплетается в его повествование.

Главное внимание поэта в стихах с божественным образом Христа обращено на взаимоотношения Христа с Богом-Отцом. Отношения, конечно же, непростые и весьма далекие от идеальных. Христос в стихах Влодова не хочет быть просто агнцем на закланье, он ропщет на Бога, который послал его на землю на ужасные муки. Звучит тема жестокости Бога-Отца к собственному сыну, которому он уготовил мучительную и позорную казнь на кресте. И получается, если он с собственным сыном так поступил, то что от него ждать простым смертным?

 
Бьется на плахе безумный истец,
Выгнул костлявую спину…
Сполохом молний ответил Отец
Блудному Сыну!
(«Пышных сионских мужей телеса…»)
 

А со своим окружением Христос у Влодова, как говорится, славный малый. Он добродушен и снисходителен ко всем, кто рядом с ним; по мере возможности, делает добрые дела. Но в то же время старается ничем не выделяться среди простых людей, скрывает свое божественное происхождение и свою силу, чтобы не напугать, никого от себя не оттолкнуть. Не отказывается он и от земных радостей: пьет вместе со всеми вино, не чурается женщин, он так же, как и другие, отягощен заботами и печалями и не пытается избегать этих тягот.

Почти все у него, как у человека. Но именно – почти. Бог ведь не может быть человеком по определению, даже если очень захочет. И эти причины Влодов тоже исследует в своих стихах. И это касается не только Христа, но Бога-Отца. В Предкнижье есть два стихотворения о той же самой проблеме, но уже касающейся Бога-Отца: почему надо следовать сказанному «Богу – Богово» и не нужно обретать человеческие черты, да и вообще лучше держаться от людей подальше. Об этом говорится в стихах «Явился Бог средь бела дня…» и «В глуши веков какой-то Бог…».

Во всей нарочитой простоте в Христе есть что-то инородное, чужое, ненастоящее, неземное, что настораживает людей. Да и проповедует он какие-то странные вещи. Ему не доверяют.

 
Внимал Иуда чуждому Христу:
«… познавший грязь, познает чистоту…»
Мрачнел Иуда: «Ха! Нагая ложь!»
«… познав суму, богатство обретешь…»
«… в клубке смертей – бессмертной жизни свет…»
…Клубок сетей на целый белый свет.
(«Внимал Иуда чуждому Христу..»)
 

Земной, рациональный ум Иуды не может понять всех этих хитросплетений. Для него белое – это белое, а черное – черное, и иначе быть не может. Поэтому невольно возникают мысли: что-то здесь не так, Христос не тот, за кого себя выдает. Что нужно «успеть предать его первым», пока он их не предал.

 
Иуда горяч и смугл.
Шагал из угла в угол,
Шагал из угла в угол,
Терзал запотелый ус.

А мысль долбила по нервам:
Успеть бы предать первым!
Суметь бы предать первым!..
Пока не предал Исус!
(«Иуда горяч и смугл…»)
 

Еще один адресат поэта – Сатана, Дьявол. Какое место он занимает в поэтической иерархии Влодова? Оказывается, поэт относится к нему с гораздо большим уважением, нежели к Христу или даже к самому Богу-Отцу. Для Влодова Сатана выше, значительнее Христа хотя бы потому, что является более древним персонажем и, если можно так выразиться, старше Христа, – и даже только в силу старшинства по времени появления Влодов не может для себя признать равными Сатану и Христа, а уж тем более, поставить Христа выше Сатаны. Христос для него всего лишь жертва в руках более могущественных сил: Бога-Отца и Сатаны. Влодов даже не до конца уверен в божественном происхождении Христа.

Но даже если он и Сын Божий, то для Влодова из всей этой божественной троицы, включая Сатану, – Христос стоит на самой низшей ступени.

Сатана для поэта фигура куда более значительная, потому что является воплощением Высшей Силы, и ничего человеческого, земного в нем нет изначально, а стало быть, это персона другой, более высокой ипостаси.

Конечно, Влодов не ставит Сатану выше Бога-Отца, Бога-Творца, но в своем внутреннем, поэтическом мире он гораздо больше уважает Сатану, чем Бога. И не только уважает, но и сочувствует ему как жертве, как пострадавшему от произвола другой, более могущественной сущности – Бога-Отца. Влодова в первую очередь притягивает венец страданий, мученичества на главе Сатаны, так же, как и на евангельском персонаже – Иуде. Он готов защищать страдальцев, готов им сочувствовать. А безвинно они пострадали или по заслугам – не имеет для него большого значения.

Возможно, Влодов в какой-то степени отождествлял себя с ними, видел в их страданиях, гонениях прообраз собственных мучений и гонений, поэтому именно жертвы, страдальцы, особенно страдальцы непокорные, были ему ближе. Бог-Отец для него в таком случае хуже Сатаны, потому что он имеет возможность судить и карать, а сам никакому суду неподвластен.

 
Бог немилостив. Бог – жесток:
«Знайте, хилые, свой шесток!»
Дьявол набожен. Дьявол тих:
«Пойте, милые, Божий стих…»
Дьявол жгущие слезы льет.
Тихо плавится Божий лед.
(«Бог немилостив. Бог жесток…»)
 

К Богу, как и к любому другому власть имущему, поэт относится плохо, не доверяет ему, предъявляет претензии как к любой официальной власти. Но иногда он все-таки нисходит до сочувствия и к Богу, потому что начинает понимать, насколько тяжела она, шапка Мономаха. Но сочувствие к Богу возникает у Влодова только тогда, когда сам он окажется в похожем положении, в роли некоего поэтического бога, которому нет равных. Он – на вершине, как поэт всего достиг, но взамен приобрел только вселенское одиночество, такое же, как у Бога.

 
Бог мается. Он одинок.
Миры, как щенята у ног.
Ни жизни ему, ни одра —
Бессмертная мгла и хандра.
Ни ровни ему, ни любви,
Ни Бога, зови не зови.
(«Бог мается…»)
 

Что до отношения к Иуде, то Иуду Влодов жалеет, сочувствует ему, в первую очередь как жертве, как мученику.

 
Спаситель на кресте. Иуда – на осине.
Все муки на земле пред Господом равны.
 

Поэт считает, что Иуда пострадал гораздо больше Христа. Исус всего лишь день промучился на кресте до своей земной смерти.

А Иуда обречен на вечные муки, и не только на земле, где к нему после смерти прилепилось позорное клеймо «предатель», но и там, за пределами жизни, он обречен на вечные адские муки. Что может быть ужаснее? А так ли уж велико преступление Иуды по сравнению с его наказанием? Наказание явно неадекватно содеянному.

 
Не спится той осине
Средь шелеста и гуда,
Все думает о сыне
По имени Иуда.

Не он ли шел на муки,
Глотнув святого чада,
Божественной науки
Помеченное чадо?
(«Не спится той осине…»)
 

Но Влодов в этом вопросе идет дальше. Он не только считает, что наказание Иуды чрезмерно, он даже высказывает предположение, что тот вообще ни в чем не виноват. И развивает эту мысль в двух направлениях. Во-первых, если даже Иуда и предал Христа, то есть сдал властям, то поступил правильно, так как Христос, по тогдашним законам Иудеи, – смутьян и безбожник, а Иуда как законопослушный гражданин сделал то, что должен был сделать любой на его месте: указать, где скрывается преступник. Он просто исполнил завет своего истинного Бога Яхве.

 
И топнул Яхве: «Встань! Очнись, плебей!
Яви, Иуда, преданность сыновью! —
И страшно крикнул: Выродка убей!
Убей урода и упейся кровью!»
(«И топнул Яхве…»)
 

Таким образом, по законам древней Иудеи обвинять Иуду не в чем, он не только не совершил предательства, а наоборот, сделал богоугодное дело.

А по другой версии, которую рассматривает Влодов, Иуда обязан был предать Христа, не мог он его не предать, потому что так было предопределено Богом. Развитие событий с предательством и казнью было предрешено, каждому в этой истории была отведена своя роль, и никто ничего не мог изменить. Иуда оказался всего лишь игрушкой в руках Высших Сил. Вот на что уговаривает его сам Христос:

 
Пусть для землян ты будешь тать,
Пусть пострадает плоть,
Но я молю тебя предать,
Так повелел Господь!
(«Христос врубил вопрос ребром…»)
 

В книге «Люди и боги» немало места отводится также образу евангельской блудницы Марии Магдалины. (Влодов называет ее просто Магдалиной). Конечно же, и в этом случае Влодов не стал трактовать образ Магдалины в традиционном русле, по Писанию, а в большом стихотворном цикле по-новому осмыслил роль этой женщины в библейской истории.