Текст книги "Золотая клетка"

Глава 12
Одиночество во дворце

На месте пожара уже застучали топоры и молотки, и город, словно зализывая образовавшуюся рану, спешно выздоравливал.

Расследование шло своим чередом, если это можно так назвать: министр Вэй «согласился» сотрудничать и действительно не выходил из поместья, но это больше выглядело, словно Министерство доходов переехало к нему домой – каждый день множество человек входило и выходило через двери резиденции Вэй, внося и вынося бумаги.

Цензорат и Министерство наказаний очень быстро прикрыли дело после того, как виновника пожара не смогла найти городская стража. Опрос очевидцев ничего не дал: буквально на следующий день все как один поменяли показания, заявив, что никого у поместья министра Вэя не было – ни единой души, а человек ускользнул совсем в другую сторону. Посему расследование приостановили.

Мин Сянь чуть не сломала кисть в руках, увидев предварительный доклад Цензората. Цензоры даже не опрашивали домочадцев и слуг министра Вэя, посчитав, что для этого нет оснований. Докладная записка Министерства наказаний была ничем не лучше – следы злоумышленника затерялись в Линьане, и никто так и не выдал его. Впрочем, писал министр Хэ, есть зацепка из его описания. Подобная чиновничья одежда явно принадлежала работнику одного из шести Министерств. На этом министр Хэ тактично умолкал, заявляя, что передал данные в Цензорат, который должен заниматься расследованием чиновников.

Мин Сянь направила приказ в Цензорат, давя на них, чтобы они «очистили имя министра доходов как можно скорее», а также прося, чтобы расследование было поручено самым способным. Она не сомневалась, что отдадут его Ян Лэю, недавно повышенному до старшего цензора. Тот так грандиозно похоронил два расследования, что Чжао Тай должен им очень гордиться.

Спустя три дня было предоставлено убедительное доказательство того, что министр Вэй ни в чем не виноват – совместная записка от верховного цензора и министра наказаний. Были приведены допросы свидетелей, охранников поместья Вэй и очевидцев с места пожара. Расследование объявили завершенным. Министр Вэй триумфально вернулся ко двору, выглядя еще более надменно, чем обычно.

Матушка вновь похвалила Мин Сянь за безоговорочную поддержку дядюшки и подарила ей новую кисть, заметив, что ее старая треснула.

– Чжоу Су по неряшливости уронил ее, – отмахнулась императрица, когда Вэй Жуи спросила ее о кисти.

– Тебе следует наказать его за порчу такой превосходной кисти, – нахмурилась та. – Однако и кисти, что я подарила тебе, ничуть не хуже.

– Благодарю матушку за заботу о своей дочери, – склонила голову Мин Сянь в легком поклоне. Она даже не взглянула на подарок.

– Приближается Праздник весны[43]43
  Китайский Новый год, отмечается первого числа первого лунного месяца.


[Закрыть], – произнесла женщина, отпивая глоток из пиалы с чаем. – Этот год был мирным, нужно устроить роскошное празднование.

– Вы, как всегда, правы, – кивнула Мин Сянь. – Ваша дочь тоже подумывала об этом. Фейерверки поднимут настроение не только нам, но и жителям столицы.

– Верно, – сказала вдовствующая императрица. – При дворе в этом году, правда, было неспокойно, но, к счастью, все слухи утихли сами собой. Хорошо, что ты продемонстрировала непоколебимое доверие к императорскому дядюшке.

– Все, как учила Нас матушка. Дядюшка помогал Нам с восшествия на престол, Мы не могли оставить его в такой момент, – равнодушно проговорила Мин Сянь, не вкладывая ни грамма искренности в эти слова. Беседа тяготила ее – она собиралась вернуться и порисовать в свое удовольствие, а эти ежедневные встречи ее утомляли.

Вдовствующая императрица Вэй не заметила ничего подозрительного в ее словах и удовлетворенно кивнула. Императрица оставалась все такой же послушной и кроткой. Должно быть, тогда, месяц назад, ей все показалось.

– Не забудь, что стоит наградить чиновников за верную службу трону, – сказала она ей напоследок, когда императрица собралась уходить.

– Конечно, матушка, – словно заведенная кукла повторила Мин Сянь. Чжоу Су принес накидку, и императрица застегнула застежку у горла самостоятельно.

– Откуда у тебя эта черная накидка? – нахмурилась матушка. – Разве я не подарила тебе прекрасный белый песцовый мех?

– Из того меха еще не сделали накидку, – поспешно отозвалась Мин Сянь, и ее пальцы провели по меху, словно лаская.

– Стоит поторопить императорскую мастерскую, – недовольно покачала головой вдовствующая императрица. – На Новый год ты сможешь надеть ее, она прекрасно подойдет к цвету твоего лица. – Она несколько смягчилась, глядя на черты императрицы, с годами все больше напоминавшие ее. В ней, казалось, не было и тени покойного императора, только ледяная красота Вэй Жуи казалась чуть мягче.

– Ступай осторожно, столько снегу намело, – сказала она, поднимаясь с кана.

– Да, матушка, – Мин Сянь отвесила поклон и направилась прочь. Ее лицо, только что совершенно равнодушное, озарила легкая улыбка, когда она выбралась на улицу, но и та исчезла без следа, возвращая спокойное непоколебимое выражение лица. Мин Сянь невольно вновь задалась вопросом – сколько дней она уже не видела великого советника? Уже почти две недели, и императрица начала замечать его отсутствие.

Из-за этого гнев девушки, только-только утихший, каждый раз поднимался с новой силой, стоило ей увидеть пустующее место на утреннем собрании. Он ждет, когда Мин Сянь призовет его ко двору?! Пусть ждет! Этого не случится! Мин Сянь отстранила его всего на три дня, а тот решил бросить свои дела на две недели? Тогда она навсегда продлит его «отпуск»! Однако всякий раз, справляясь о делах, порученных Шан Юю, она с разочарованием убеждалась, что тот отлично работает из своего поместья и все ее приказы выполнялись с ювелирной точностью.

В один из таких дней, мечась между гневом и непонятной тоской, Мин Сянь и приказала достать накидку, спрятанную Чжоу Су подальше. Однако острый глаз матушки тут же ее заметил, что в итоге еще больше расстроило императрицу. Вернувшись в кабинет, она тут же сбросила ее и приказала убрать с глаз долой.

– Ваше Величество, куда поставить кисти, подаренные вдовствующей императрицей? – спросил евнух, хотя заранее знал ответ – Мин Сянь не использовала ни одного подарка матушки.

– Положи к остальным, – махнула та рукой.

– И еще, Ваше Величество… Старший цензор Ян отправил вам личную докладную записку. Я положил ее на самый верх. – Он увидел, как резко обернулась императрица, и, поклонившись, поспешил выйти. Императрица не любила, когда он лез в ее дела, хотя, казалось, и доверяла ему.

Евнух Чжоу, сжимая в руках накидку, тяжело вздохнул. Он помнил императрицу еще веселой непоседливой девочкой, которая выпрашивала у него сладости и кисти. Но теперь от той девочки не осталось и следа – ее место заняла равнодушная, холодная девушка, не доверяющая никому, даже своим слугам – тем более своим слугам. Он знал, что сердце императрицы болит только за империю, но иногда ему казалось, что та и не человек вовсе, а кукла. Это заставляло старика вздыхать еще тяжелее. Бремя непрошеной власти полностью изменило девушку с когда-то горящими глазами и мечтой в сердце.

Мин Сянь уселась в кресло и открыла доклад, пробегая его глазами. Ян Лэй не подвел ее – он действительно провел собственное расследование после того, как дело закрыли. Он также выразил сомнения в том, что все очевидцы могли разом ошибиться в показаниях. К счастью, цензор Ян успел лично опросить всех свидетелей еще у пожарища до того, как они поменяли показания, и приложил результаты допроса к докладу. Он также поработал с художником, и тот составил портрет преступника на основе этих свидетельств.

Мин Сянь хмыкнула, глядя на лицо поджигателя, и принялась читать дальше: прозорливый ум цензора Яна не смогли остановить никакие палки в колеса, вставляемые Министерством наказаний и Цензоратом – он инкогнито отправился в Министерство двора и подтвердил там свои подозрения – Ли Ган, тот чиновник, что донес на министра Цао, не выходил на работу уже несколько дней. Он попросил знакомых в сыскном департаменте сходить к нему домой, и оказалось, что тот недавно «приболел». Сыщики осторожно поболтали с прислугой и выяснили, что у хозяина странное заболевание, характеризующееся покраснениями по всему телу, жаром и кашлем, и никто в доме не знает, что произошло, но, кажется, он идет на поправку…

На этот моменте Мин Сянь резко выдохнула, не в силах сдерживать свою радость. Она подскочила на месте, принимаясь расхаживать туда-сюда. После этого она снова уселась, ставя кисть над чистым листом бумаги и на секунду замирая. Слова полились из нее – она приказывала Ян Лэю ничего не предпринимать, приставить людей к дому Ли Гана и следить за каждым его шагом после того, как чиновник поправится. После этого она запечатала письмо и позвала Чжоу Су.

– Прикажи доставить это лично в руки Ян Лэю. Ни одному другому человеку нельзя допустить сунуть нос в Наши письма.

Чжоу Су почувствовал, как невесомое письмо в руках разом потяжелело.

– Кто бы осмелился вскрывать переписку Вашего Величества? – сказал он прежде, чем успел подумать, и тут же прикусил язык. Конечно, таких смельчаков было немало. Под пронизывающим взглядом императрицы он тут же склонил голову. – Ваш слуга все исполнит.

Мин Сянь дождалась, пока он выйдет, а затем спрятала доклад Ян Лэя в своем широком рукаве. Ее пальцы несколько дрожали от возбуждения, и если бы кто-то видел ее в этот момент, он бы подумал, что лицо императрицы невероятно прекрасно, будучи таким оживленным. Но к сожалению или к счастью, она была в кабинете одна и быстро успокоилась, принимаясь за остальные доклады.

* * *

Новогодние празднования должны были скоро начаться. Мин Сянь уже пережила церемонию поклона Небу и жертвоприношение в ужасно тяжелых церемониальных одеждах. Сейчас она стояла перед зеркалом, пока служанки переодевали ее в официальное платье, которое было не менее тяжелым, но, по крайней мере, сегодня она могла отказаться от головного убора с подвесками – ей предстоял праздничный банкет с высшими чиновниками. Обычно императрица должна проводить этот праздник в кругу семьи, но Мин Сянь еще не вышла замуж, и кроме матушки семьи у нее не осталось. Поэтому вот уже пять лет подряд на новогодний банкет приглашались самые близкие к трону придворные.

Глядя на себя в зеркало, Мин Сянь невольно размышляла о том, что никогда не любила желтый цвет. Ей нравился светло-голубой, белый – словом, все те цвета, которые делали из нее неприкаянного призрака, тоскующего по земле, неземное существо – настолько эти цвета подчеркивали бледность ее кожи. И конечно же, как императрице ей впредь непозволительно носить подобное. Только желтый, золотой, красно-желтый или на худой конец светло-золотой. Она вздохнула, пока служанка укладывала ее волосы в красивый узел под черепаховый гребень. Служанка вставила несколько изящных золотых шпилек и отступила, осматривая свою работу. Она невольно задержала взгляд на нежной белой коже императрицы.

– Отправляемся, – сказала та, когда Чжоу Су накинул ей на плечи накидку из черного меха. Мин Сянь вновь вернула ее в свой гардероб, даже не помышляя о возвращении владельцу. Чжоу Су уже давно потерял счет, сколько раз он приносил и уносил эту многострадальную накидку. Лицо императрицы обыкновенно ничего не выражало, но ее переменчивое настроение в отношении этого предмета одежды было донельзя странным. Вот и сейчас – она пренебрегла белой песцовой накидкой, которую уже давно (несмотря на маленькую ложь Мин Сянь) доставили из императорской мастерской, и приказала надеть на себя черную. Чжоу Су не сомневался, что уже вечером накидку попытаются кинуть в огонь жаровни.

– А, – вспомнив кое о чем, императрица обернулась. – Чжоу Су, подарки чиновникам готовы?

– Так точно, Ваше Величество. Также я традиционно послал несколько блюд с вашего праздничного стола вдовствующей императрице, – поклонился евнух.

– Пошли еще одно блюдо старшему цензору Ян Лэю в знак Нашего расположения, – подумав, добавила императрица. – И чуть позже – капитану Ду.

– Императорская гвардия уже получила серебро, – нахмурился евнух Чжоу, считавший, видимо, что скоро стол императрицы окажется пуст, если та будет раздаривать свои блюда направо и налево.

– Пошли лично от Нас, – заявила Мин Сянь. У нее было не так много союзников при дворе, и хотя на лице Ду Юнпина при виде нее никогда не разглаживалась складка между бровями, он был верен трону и сидевшей на нем. Омрачало ситуацию лишь то, что совет о его назначении исходил от одного известного великого советника.

– Будет исполнено.

Императрица со свитой покинула Дворец душевного спокойствия, направляясь в банкетный зал. Завывала вьюга – ветер, резвясь между павильонами и узкими улицами дворца, забивал снег Мин Сянь под накидку. Она поежилась и с явным облегчением уселась в закрытый паланкин. Процессия тронулась. Банкетный зал располагался в соседнем здании от зала утренних собраний, потому путь не занял долгое время.

Императрица зашла в зал через парадный вход, передавая накидку Чжоу Су, следующему за ней. Чиновники, уже ожидавшие ее, тут же склонились в глубоком поклоне.

– Многие лета императрице! – прогремело в зале.

Мин Сянь кивнула:

– Поднимитесь. Драгоценные министры, сегодня ни к чему формальности. – Она уселась за свой стол на возвышении, и служанка тут же наполнила ее чашу вином. – Сегодня Мы пьем с вами за будущий год Поднебесной, которой мы все служим верой и правдой. – Она подняла чашу выше. Чиновники тут же уважительно подняли свои.

Мин Сянь окинула их взглядом: здесь были и министр Вэй, и Лю, и все остальные главы Министерств, а также верховный цензор. Но внимание девушки привлек лишь прожигающий ее насквозь взгляд с левой стороны – на своем привычном месте, словно у них шло собрание, с абсолютно прямой спиной сидел Шан Юй, не сводящий глаз с императрицы. Он держал в своих руках чашу, слушая голос Мин Сянь, и вспоминал, как только что видел ее входящей в его накидке. Это зрелище разожгло в нем такой огонь, что, казалось, даже его взгляд мог спалить дотла. Мин Сянь отвела глаза, выпивая до дна и демонстрируя пустую чашу.

– Сегодня никто не уйдет трезвым! – провозгласила она.

– Да здравствует императрица! – воскликнул министр Вэй, поднимая вторую чашу.

– Да здравствует императрица и ее мудрость! – вторили министры.

Мин Сянь смогла перекусить, только когда выпила уже седьмую чашу – от каждого министра по тосту и свою. Шан Юй хранил молчание, чем заслужил неприязненный взгляд министра Вэя – столь открытое проявление неуважения к императрице чревато последствиями. Великий советник сжал свою чашу, поднимаясь на ноги. У него не было выбора.

– Ваше Величество, я хочу выпить за то, чтобы будущий год был таким же мирным для страны, как и этот, – вежливо сказал он, кланяясь.

Мин Сянь нахмурилась, глядя на него. «Какой сухой тост», – подумала она, крутя в руках чашу с вином. Неужели у великого советника не осталось цветистых слов для нее? Она и не подозревала, что ее пьяный взгляд заставляет глаза левого министра темнеть от гнева.

Великий советник, дождавшись, когда императрица опустошит чашу, вернулся на место, оставаясь молчаливым и угрюмым. Мин Сянь, напротив, повеселела – она разговорилась с Фу Пи, министром общественных работ, на тему того, как продвигается восстановление Министерства обрядов. Цао Юань, сидящий неподалеку, навострил уши. Только когда Мин Сянь бросала взгляды в левую сторону, она натыкалась на мрачный взгляд Шан Юя, и ее настроение тут же падало – почему тот так угрюм? Разве это не она, императрица, должна гневаться на него?

Эти мрачные мысли заставляли ее пить и пить, принимая все новые тосты от подданных. Беседуя с верховным цензором о будущих экзаменах для молодых ученых, она краем глаза увидела, что Шан Юй наклонился и что-то прошептал девушке-служанке. Миловидная, круглое лицо, большие глаза – взгляд Мин Сянь мигом зацепился за то, с каким благоговением служанка смотрит на великого советника, и она сжала чашу в руках. Девушка между тем кивнула и поднялась, отходя в сторону и исчезая в боковых проходах. О чем они болтали? Почему на лице служанки играет эта улыбка?

– Ваше Величество, вы в порядке? – неожиданно спросил Чжао Тай.

– А? – вздрогнула та. – Да-да, конечно. Мы в порядке. Просто выпили много вина. – Настроение Мин Сянь наконец достигло самого дна. – Прошу драгоценных министров извинить Нас, Мы направляемся во Дворец душевного спокойствия. Наслаждайтесь пиром и фейерверками.

– Многие лета императрице! Счастливого Нового года! – как один проговорили министры, понимающе переглядываясь. Мин Сянь отвернулась, не в силах видеть эти многозначительные ухмылки. У нее снова заболела голова.

Поднявшись на ноги, она направилась в боковой проход. За ее спиной тут же возобновился диалог – и верно, министрам без нее значительно проще и легче. Этот банкет – просто спектакль. Новый год надо проводить с семьей… Закончив здесь, они тут же засобираются по домам, где встретят полночь в кругу родных. Может быть, и ей стоит отправиться во дворец вдовствующей императрицы? Все-таки та ее матушка… Но она быстро отмела эту идею, понимая, что это не смягчит тоску в ее сердце.

И Мин Сянь, внезапно задрожав на пронизывающем холоде, почувствовала себя настолько одинокой, что ее глаза увлажнились.

Глава 13
Праздник весны

Во времена Мин Дуаня, покойного императора, в Новый год в столице всегда было оживленно. Хотя императорскую семью никто на свете никогда не назвал бы образцовой семьей, в Праздник весны они неизменно собирались в банкетном зале: император, его многочисленные наложницы и дети. Мин Дуань не был плодовит – из всех его детей до десятилетнего возраста дожило всего четверо: наследный принц, Второй принц, Третья принцесса, любимица отца, и Четвертая принцесса. Как бы ни печалило это императора, но нового потомства у него не появлялось, и, дожив до преклонного возраста, он, кажется, смирился с этим.

– Многие лета отцу-императору и матушке-императрице! – преклонил колени перед ним старший сын, наследный принц Мин Сюань, в прекрасных светло-золотых одеждах, подаренных ему к празднику.

Мин Дуань одобрительно хмыкнул, осушил свою чашу и оглядел зал. Подле него за соседним столиком сидела императрица Чжэнь – красивая статная женщина, сдержанная и благородная. Ее высокая прическа и корона феникса качнулись, когда она мягко кивнула сыну. Тот поднялся, выпивая свой тост, и вернулся на место.

– Чэн-эр[44]44
  Личное имя мин наследного принца – Чэнцинь (опять тот же – цинь, что и в именах его братьев). А Чэн-эр – ласковое прозвище, которым его зовут родители.


[Закрыть] уже совсем взрослый, – медленно проговорил император. – Ему давно пора жениться. В этом году наследному принцу исполняется девятнадцать лет – подходящий возраст для поиска супруги.

Наследный принц бросил взгляд на матушку и затем спросил почтительно:

– Есть ли у отца-императора кто-то на примете?

– Драгоценная супруга, Мы думаем, что вам стоит начать подбирать невест наследному принцу, – сказал император своей жене, которая тут же почтительно кивнула.

– Да, Ваше Величество.

– Отец-император! Скорее жените старшего брата, чтобы я мог играть с его сыновьями! – громогласно заявил Мин Синь, который уже изрядно напился. Его раскрасневшееся лицо заставило его матушку, наложницу Шуан, грозно посмотреть на него. Правда, грозно смотреть она не умела – взгляд был скорее просящий.

Однако император, пребывая в отличном настроении, напротив, расхохотался над словами среднего сына.

– Шао-эр, когда придет время женить тебя, ты проходу не дашь будущей принцессе! – хмыкнув, заявил он, и вся семья благодушно засмеялась над его словами – все были в курсе горячего характера Второго принца.

– Отец-император! – обиженно воскликнул Мин Синь. – Я хотел только выпить за ваше здоровье, а вы надо мной смеетесь.

– Шао-эр! – предупреждающе шикнула на него наложница Шуан, но император продолжал посмеиваться, поглаживая бороду. Он благосклонно относился ко второму сыну.

– Шао-эр, министр Шан недавно подал мне доклад, в котором заявил, что ты попросился на южную границу в Синцзин.

Наложница Шуан ахнула, недоверчиво глядя на сына.

– Да, отец-император, все верно! – вызывающе произнес Второй принц. Он вышел из-за стола и опустился на колени. – Прошу отца-императора дозволить этому глупому сыну отправиться охранять наши границы и набраться боевого опыта.

– Чем же тебе полигон императорской гвардии не угодил? – спросил император.

– Там лишь шелковые штаны[45]45
  Выходцы из богатых семей, поступающие на службу в гвардию из-за престижа. Знатные бездельники, «золотая молодежь».


[Закрыть]! – возмущенно отозвался Второй принц, заставив отца вновь расхохотаться.

– Хорошо же ты ценишь защитников дворца, – пожурил он сына. – Что ж, если таково твое желание, – он проигнорировал горящий мольбой взгляд наложницы Шуан, поскольку считал, что молодому принцу действительно тесно в стенах дворца и, раз армейская жизнь столь его привлекает, пусть едет. – На границах сейчас все спокойно, пусть посмотрит на холодные казармы и возвратится, – наконец он взглянул на мать Второго принца, говоря эти слова ей в утешение. – Мы прикажем назначить тебя младшим командующим при генерале Пэе.

– Спасибо, отец-император! – Мин Синь упал на пол в глубоком поклоне и отбил его три раза.

– Ну вставай же, а то твоя мать сейчас начнет лить слезы, – мягко проговорил он, и наложница Шуан тут же промокнула глаза платком, и правда сдерживая поток слез. – Отправишься после шестнадцатилетия. Отметишь этот день с родными.

– Спасибо! – Воодушевленный, Мин Синь вернулся за свое место и тихо принялся увещевать матушку, которая мигом вцепилась в его рукав. Мать и сын, похожие друг на друга как две капли воды по характеру, тут же увлеклись разговором друг с другом.

– А-Цюй, – неожиданно позвал император, и маленькая девочка, до этого прятавшаяся за матерью, выглянула вперед.

– Да, отец-император? – робко спросила она. Перед лицом отца она вечно теряла всю свою браваду и живучесть, потому что немного боялась его. Отец никогда не демонстрировал тепла и часто наказывал дочь.

– Как продвигается твоя учеба? – ласково спросил Мин Дуань. Возможно, из-за вина он раздобрел, и Мин Сянь не почувствовала обычного холода в его глазах. Она осмелела.

– Цюйцинь уже выучила все трактаты, которые ей задал великий наставник, – похвасталась она.

– О? – удивленно поднял брови император. – Так быстро? А что, если Мы проверим?

Мин Сянь задрожала, тут же растеряв уверенность в своих силах.

– Ваше Величество, сегодня же праздник, – вступилась за нее наложница Вэй, покачивая красивой головой, и Мин Сянь невольно расслабилась, но ее следующие слова тут же обухом ударили по голове Четвертой принцессы. – К тому же какие трактаты? Эта девчонка все дни напролет только и думает о том, как бы поиграть с Сю-эром и что-нибудь намалевать.

– Сестрица Вэй так сурова в воспитании Четвертой принцессы, – поднимая платок к губам, сказала императрица Чжэнь, перехватив взгляд наследного принца.

– Я слышал от великого наставника, что А-Цюй делает отличные успехи в стихосложении, – тут же подхватил Мин Сюань, глядя, как сжалась за спиной наложницы Вэй девочка.

Император, начавший хмуриться, просветлел лицом.

– Что ж, Наша любимая наложница Вэй верно сказала, сегодня праздник. Выпьем же за то, чтобы будущий год был таким же мирным! – Он поднял свою чашу, салютуя семье.

Мин Сянь выдохнула, украдкой смотря на мать. Та недовольно поджала губы, переводя взгляд с нее на императора, а затем это выражение лица исчезло, сменившись холодной улыбкой. Девочка посмотрела на старшего брата, и тот, хотя обычно никогда не позволял себе нарушать этикет, ободряюще подмигнул ей. Мин Сянь улыбнулась – все-таки старший брат самый лучший и добрый человек на свете.

* * *

Громкие фейерверки вырвали императрицу из воспоминаний. Она поежилась, понимая, что замерзла, но все равно подняла глаза в небо – там расцветали огни всех цветов. Она искоса глянула на слуг – те стояли разинув рты позади нее и тихонько переговаривались, не нарушая ее думы. Она задумалась – сколько же времени она тут простояла? Девушка собиралась сразу вернуться во дворец, но, выйдя на высокую террасу, замерла, обуреваемая невеселыми мыслями. Слуги не посмели ее беспокоить, только Чжоу Су периодически бросал на нее тревожный взгляд. Кажется, все давно привыкли к тому, что на императрицу иногда нападает меланхолия, и тогда она уходит глубоко в себя.

Сейчас же они оживились, и их болтовня и тихие охи «Ой, посмотри, какой!», «Ого, похож на дракона!», «А этот, этот, погляди!» заставили Мин Сянь почувствовать, словно между ней и ними глубокая непреодолимая пропасть. Она смотрела на распускающиеся в небе яркие цветы и не чувствовала ни восторга, ни удивления – только бесконечную тоску и одиночество.

– О чем задумались, Ваше Величество? – неожиданно чье-то горячее дыхание опалило ее ухо, и Мин Сянь резко обернулась.

Шан Юй. Он смотрел на нее ласковыми глазами, в которых отражались огни фейерверков. У Мин Сянь сдавило в груди.

– Шан Юй, – произнесла она, стараясь придать своему голосу холода, но тот предал ее, задрожав. Она не смогла подавить радость, которую испытала при виде него сейчас – в миг, когда она почувствовала, что она одна во всем дворце. – Почему ты здесь?

– Министры разошлись по домам встретить полночь со своими семьями, – произнес Шан Юй, не сводя взгляда с Мин Сянь. Та отвернулась, не в силах выдержать его.

– Понятно. – Она оглянулась на прислугу, но та уже была отослана великим советником прочь. Даже Чжоу Су отошел подальше, встав у лестницы вниз и продолжая смотреть на фейерверки. Мин Сянь почувствовала неожиданную благодарность к старику за тактичность – потому что она была близка к тому, чтобы потерять лицо.

Слово «семья» резануло по ее и без того натянутым до предела нервам. А затем Шан Юй добавил:

– Поэтому ваш подданный пришел встретить полночь с вами.

Он не стал договаривать, но Мин Сянь, не поворачиваясь к нему лицом, почувствовала в его голосе улыбку. Молодая императрица моргнула, с удивлением чувствуя влагу на ресницах, которая превращалась в снег.

– Если Ваше Величество пожелает, Шан Юй готов стать вашей семьей… – Мин Сянь резко обернулась к нему, и мужчина поспешно добавил: – на сегодня, – словно бы это слово могло заставить и без того шаткую стену между ними остаться стоять еще ненадолго.

– Не нуждаюсь, – холодно произнесла Мин Сянь, утирая замерзшими пальцами злые слезы. – Великий советник может возвращаться в свое поместье.

– Этот подданный не может покинуть императрицу, прошу простить его за дерзость, – непоколебимо произнес Шан Юй, протягивая руку и переплетая их пальцы. Он уставился на фейерверки в небе, словно искренне наслаждался зрелищем. Императрица попыталась вырвать ладонь, но пальцы Шан Юя были горячими как огонь и не отпускали. Они стояли плечом к плечу, и длинные рукава скрывали от глаз любопытных слуг их переплетенные пальцы. Мин Сянь задрожала, когда большой палец Шан Юя нежно провел по тыльной стороне ее ладони.

– Отпусти, – почти жалобно попросила она, чувствуя, как последние барьеры в ее сердце не выдерживают. Она не могла, она просто не могла. Она стиснула зубы, пытаясь не дать слезам пролиться.

– Я не могу совершить одну и ту же ошибку дважды, – отозвался Шан Юй.

Мин Сянь почувствовала, как печет сердце. Она с силой сжала пальцы, оставляя следы ногтей на тыльной стороне ладони Шан Юя, но тот даже бровью не повел, не давая забрать руку.

Так они и стояли, пока не стихли последние залпы фейерверков. После этого Мин Сянь наконец-то смогла высвободить руку из ослабшей хватки левого министра и быстрым шагом направилась прочь – спасаясь, убегая и даже не скрывая этого. Шан Юй невозмутимо последовал за ней, не давая спрятаться в галереях дворца. Он знал их не хуже самой императрицы – он провел в них полжизни.

– Великий советник, возвращайтесь в свое поместье, – процедила Мин Сянь, когда они оказались перед дверью личных покоев императрицы.

– Уже так поздно, стража давно закрыла ворота дворца, – беззаботно произнес Шан Юй. Он словно бы не слышал клокочущего гнева в голосе Ее Величества.

– Хочешь, чтобы Мы приказали сбросить тебя с дворцовой стены? – прорычала та.

Чжоу Су, стоящий неподалеку, в изумлении смотрел на эту сцену: великий советник дерзко схватил императрицу за запястье и толкнул в личные покои.

– Почту за честь. Подайте вина императрице и принесите закуски с праздничного банкета, – властно приказал он, закрывая за ними двери. Евнух остался в коридоре один. Он почесал затылок, пожал плечами и смиренно направился прочь исполнять приказ.

Мин Сянь оказалась зажата между стеной и разгоряченным телом Шан Юя, что заставило ее нахмуриться.

– Отойди, – сказала она, упираясь руками в грудь великому советнику.

– Ваше Величество, – Шан Юй наклонился, и его горячее дыхание обожгло шею императрицы, – у подданного есть для вас подарок на Праздник весны. – Он повел носом, вдыхая морозный запах девушки, а затем нехотя отстранился. Шан Юй уже понял, что сможет сломить ее, только если проявит настойчивость. В противном случае Мин Сянь всегда будет убегать от него – она убегала так долго, что у нее это вошло в привычку, а Шан Юй всегда догонял и не мог догнать. Однако теперь во всех его действиях и жестах будто сквозила обреченность приговоренного к казни – его словно более не заботил гнев императрицы. И Мин Сянь это пугало.

Императрица оправила одежды, тут же делая шаг в сторону и назад, чтобы между ними образовалась дистанция. Она внимательно следила за тем, как Шан Юй достал из рукава деревянную шкатулку и протянул ей.

– Что это? – не сумев подавить любопытство в голосе, спросила она. Не дожидаясь ответа, она открыла крышку, глядя на аккуратно свернутый старый свиток.

Шан Юй с легкой улыбкой наблюдал, как императрица торопливо подошла к столу и достала свиток, разворачивая его при свете свечи. Затем она потрясенно обернулась:

– Ван Сичжи[46]46
  Великий китайский каллиграф, практически отец китайской каллиграфии.


[Закрыть]?! – В ее глазах читалось крайнее удивление и восторг. Она нежно погладила свиток, наклоняясь ближе. – Это правда Ван Сичжи. Амитабха! – Ее тонкие пальцы скользили по ветхой бумаге, повторяя изгибы кисти великого каллиграфа прошлого. – Где ты достал это? – Девушка пришла в такое возбуждение, что не могла оторвать глаз от бумаги, обретя драгоценную вещь. Из-за этого она не заметила, как Шан Юй приблизился, склоняясь за ее плечом.

– Один торговец случайно заполучил драгоценную рукопись в руки, а я лишь успел выкупить ее раньше всех на аукционе. Это пустяки, – мягко сказал он. Мин Сянь скосила на него глаза, гадая, во сколько цзиней[47]47
  Китайская мера веса, равная 500 граммам.


[Закрыть] серебра этот «пустяк» обошелся великому советнику, но того, кажется, совершенно не волновала баснословная сумма. Гораздо приятнее ему было видеть искреннюю радость в глазах Мин Сянь.

– Мы… благодарим великого советника за подарок, – голос девушки дрогнул, но затем окреп. В конце концов, она была императрицей уже пять лет и знала, как контролировать свои чувства. Она оправила рукава, выпрямляя спину, но нежность, с которой она провела по краю бумаги, нельзя было скрыть.