Текст книги "Гуманная пуля. Книга о науке, политике, истории и будущем (сборник)"

Захар Оскотский
Гуманная пуля. Книга о науке, политике, истории и будущем

© Оскотский З. Г., 2012

© «БХВ-Петербург», 2012

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

К читателям сборника

Этот сборник включает лучшие произведения в жанре публицистики, истории, футурологии, написанные Захаром Оскотским за последние полтора десятилетия. В основе сборника – книга «Гуманная пуля», которую дополняют очерки, статьи и эссе.

Захар Григорьевич Оскотский в 1970–1987 годах работал в научно-производственном объединении военно-промышленного комплекса, был ведущим инженером. Ему принадлежит более двух десятков изобретений в области средств воспламенения и взрывания для ракетной техники, боеприпасов, взрывных работ. Но прежде всего Захар Оскотский – писатель, замечательный прозаик и публицист.

Диапазон его творчества удивительно широк. За стилистически совершенными психологическими рассказами 1970–80-х – начала 90-х следует «Зимний скорый» – законченный автором в 2005 году большой роман о судьбах интеллигенции в последние советские десятилетия. Это яркое, волнующее повествование о событиях и человеческих драмах той эпохи. За мельтешением «застойных» будней, за метаниями и сомнениями героев встают вечные вопросы о смысле жизни и роли человека на Земле.

Безвременье, в которое ныне провалилась Россия, унижение интеллигенции, одичание общества не могли оставить равнодушным писателя, переживающего за судьбу страны. И, еще не завершив работу над «Зимним скорым», Захар Оскотский обращается к публицистике, которая в итоге меня с ним лично и познакомила.

В 1998–99 годах Захар Оскотский пишет «Гуманную пулю» – поразительную книгу о влиянии научно-технического прогресса на ход истории, о цели науки, о ее роли в главных событиях XX века и в грядущих событиях XXI века. Приводимые в книге многочисленные исторические факты, большей частью неизвестные широкому читателю, заставляют по-новому взглянуть на кризисы прошлого (мировые войны, Октябрьскую революцию, судьбу социализма в СССР). Но главное, автор старается донести до читателей очищенное от мифологии видение важнейших современных и будущих проблем. Особый интерес представляют его логические построения, которые приводят к важным прогнозам.

Некоторые мысли, высказанные в книге «Гуманная пуля», – о демографическом переходе, как основной причине мировой нестабильности, о бессмертии, как цели научно-технического прогресса, и другие – лишь теперь начинают входить в общественное сознание.

Ближние прогнозы «Гуманной пули» о развитии мировых и российских событий стали сбываться вскоре после ее написания и выхода в свет первого издания. А теперь, более чем десятилетие спустя, мы видим все больше публикаций в пользу того, что сбудутся и ее дальние прогнозы: о разрешении конфликта между Западом и Югом с помощью несмертельного «контрацептивного» оружия; о том, что успехи науки по продлению человеческой жизни ведут к главному кризису цивилизации, угрожающему самому ее существованию.

Последний прогноз недавно получил научное подтверждение. Ученые из бразильского университета Сан-Паулу методом компьютерного моделирования сравнили перспективы двух популяций: обычной, члены которой стареют и умирают, и бессмертной, представители которой гибнут исключительно под воздействием внешних факторов. Как показало моделирование, обществу «бессмертных» грозит гибель.

Но, в отличие от пессимистических выводов бразильских ученых, концовка «Гуманной пули», даже в своей трагичности, все-таки звучит оптимистическим аккордом.

С уверенностью можно сказать, что актуальность книги «Гуманная пуля» не только не снизилась за время, прошедшее после выхода первого издания, но, напротив, еще больше возросла.

Чтобы донести некоторые мысли из «Гуманной пули» до более широкого круга читателей, Захар Оскотский в 2000–2004 годах написал остросюжетную антиутопию – роман «Последняя башня Трои», действие которого происходит в конце XXI века.

Критик Ольга Костюкова из журнала «Профиль» написала, что «Последняя башня Трои» может встать в один ряд с антиутопиями Оруэлла и Войновича, а критик Сергей Некрасов из журнала научной фантастики «Если» отвел этому роману место рядом с произведениями Уэллса, Лема и Стругацких.

Недавно Захар Оскотский закончил новый роман «Утренний, розовый век. Россия-2024». Его также можно отнести к жанру остросюжетной антиутопии. Но это иная книга, чем «Последняя башня Трои». И дело не только в том, что перед нами несколько иной вариант будущего. «Утренний, розовый век» написан с минимальным использованием элементов фантастики, он тяготеет к психологическому реализму. Даже тогда, когда дело доходит до немыслимой фантасмагории, в нее героя вместе со всей страной заносит потоком вполне возможных для нас событий. Роман убедительно показывает, какое будущее ждет Россию без интеллигенции, без собственной науки и промышленности.

Но вернемся к настоящему сборнику. Кроме книги «Гуманная пуля» в него вошли также исторические очерки, статьи и эссе, которые предлагают нестандартный, идущий вразрез со многими традиционными мифами, взгляд на ключевые моменты истории и политики. Нельзя не согласиться с автором: наша истинная трагедия в том, что в России во все эпохи – в царскую, в советскую и в постсоветскую – «в стремлении к покою система подрубает сук, на котором только и могла бы удержаться». Она подавляет таланты, душит инициативу способных ученых, инженеров, организаторов (эссе «Источник всех наших побед»).

Особое место в сборнике занимает статья «Имитация» (2006). По моему убеждению, это самый точный анализ нынешней российской системы, причин ее возникновения и ее истинных проблем, в том числе в связи с мировыми проблемами. Я рад, что полный текст этой статьи впервые был опубликован именно в Бюллетене Академии наук «В защиту науки», заместителем редактора которого я являюсь (в выпуске № 3, 2008 г.).

Одной из главных тем «Имитации», как и многих других текстов сборника, является также особая роль научно-технической интеллигенции в жизни России. В настоящее время, когда у нас, по сути, разрушены наука и промышленность, сборник должен побудить читателей задуматься над тем, что для выживания страны прежде всего необходимо возрождение класса русской научно-технической интеллигенции с присущими ей культурой, гуманизмом, чувством общественного долга.

В целом сборник Захара Оскотского – это прививка здравого смысла и убедительный призыв к разуму. Того и другого так не хватает в нашей действительности! А литературное мастерство автора делает обсуждение самых серьезных проблем увлекательным для широкой читательской аудитории.

Я приветствую выход этого сборника и желаю ему заслуженного успеха у читателей.

Ю. Н. Ефремов,

главный научный сотрудник Государственного астрономического института им. Штернберга, профессор, доктор физико-математических наук, член Международного астрономического союза

Гуманная пуля

К читателям (предисловие к первому изданию)

Перед вами необыкновенная книга. Думаю, что ее странное, на первый взгляд, название «Гуманная пуля» станет со временем всем понятным символом.

Книга написана увлекательно, живым языком, она прочитывается буквально на одном дыхании, и это при том, что повествует она о вещах самых серьезных: о судьбах науки, России и всей человеческой цивилизации.

В книге много интересных исторических фактов, неизвестных широкому читателю, и много прогнозов, ближних и дальних. Автор развертывает перед нами сценарии будущего России и захватывающие дух картины мировых научных и политических событий XXI века, но нигде не отрывается от реальности. Каждый прогноз – плод напряженных раздумий, участником которых автор делает и читателя.

Это книга о трагедиях – пережитых прошлых и неминуемых будущих. Но горечь ее и тревога далеки от безысходности. Напротив: как раз то, что в России в наше время создаются такие книги, и внушает надежду.

Две главы из этой книги – «Наука и олигархия» и «Наука и будущее России» – были опубликованы в журнале «Нева», № 7, 2000. Сейчас книга выходит отдельным изданием, в полном объеме, и мы можем только порадоваться за автора и за читателей, к которым она попадет.

Борис Давыдов,

член редколлегии журнала «Нева»

февраль 2001 г.

Вместо введения

Гуманная пуля – не оксюморон, не изыск автора, а научный термин, который в начале XX столетия появился в военной медицине и оттуда перелетел в публицистику, символизируя благотворное влияние научного прогресса на судьбы человечества. Меняя оттенки звучания от успокоительного к ироническому и обратно, он продержался на слуху до самого августа 1914-го.

В этой книге мы будем не раз обращаться к истории – для того, чтобы лучше понять современность и попытаться заглянуть в будущее.

А в современности Россия не просто теряет свою промышленность, свою инженерию и науку. Уже подрастает поколение, которое почти убеждено, что автомобили-иномарки где-то вольно размножаются и бродят стадами в прериях, только отлавливай, а видеомагнитофоны в заграницах растут на кустах: срывай, упаковывай, отправляй в магазин. В стране, где чуть ли не единственный вид деятельности, приносящий доход, – перепродажа, и у старших-то утрачивается понимание того, сколько понадобилось научных открытий и инженерно-технических решений, чтобы создать не компьютер даже, а простенький кварцевый будильник «Made in Taiwan».

Мало того, взгляните на многих инженеров и научных работников, особенно из числа специалистов оборонной промышленности. На тех, кто получает нищенскую зарплату в своих полумертвых, обезлюдевших НПО, либо уже выброшен оттуда и, пропитания ради, осваивает немногие востребованные ныне занятия, вроде ремонта квартир или той самой, ненавистной мелкой торговли. Обманутые, обворованные, эти люди – по странному свойству человеческой психики – немалую долю разочарования и презрения обращают вовнутрь, на самих себя, на свои оказавшиеся бесполезными знания и способности. Словно это научно-технический прогресс, которому они служили, их обманул и не смог защитить от бездарности правителей, гангстерской наглости «новых русских», тошнотворной тупости масс-культуры.

Россия переживает второе за сто лет разочарование в науке. Переживает в одиночку. А первое разочарование, начавшееся под гром августовских пушек 1914-го, было всеобщим. Ему предшествовало всеобщее очарование.

Утрата иллюзий

Веком воистину победной научно-технической революции, эпохой безгрешного, общеполезного ее торжества был не XX век, а XIX. За какое-нибудь столетие, время жизни одного крепкого старика, мир изменился больше, чем за несколько предшествующих тысячелетий.

XIX век начинался при свечах, с ручными мануфактурами, парусниками, дилижансами, средневековыми эпидемиями чумы и холеры, а заканчивался – громадными заводами, использующими точные станки и сложные химические технологии, океанскими лайнерами, автомобилями, электрическим освещением, телефонами, радиосвязью и, наконец, медициной, вполне сравнимой с современной.

Благотворность перемен ощущалась и осознавалась в развитых странах всеми слоями общества. По свидетельству Марка Алданова, к началу XX века в среде интеллигенции вера в научно-технический прогресс заменила религию. Перспективы казались безграничными. Считалось, что наука в самом скором времени избавит человечество от всех бед, и прежде всего от такого пережитка дикости, как война.

Одни авторы утверждали: развитие промышленности, кредита и акционерства, железные дороги, пароходы, телефоны и телеграф настолько тесно связали экономику и всю жизнь самых разных стран, что война между ними стала так же невозможна, как война между различными частями одного и того же организма.

Другие с огорчением признавали, что войны, увы, возможны и в век разума. Однако, благодаря все той же науке, причиняемые войнами страдания неуклонно уменьшаются. Вот самый известный и вдохновляющий пример. В конце XIX века при переходе на бездымный порох калибр винтовок уменьшили с 10–12 до 6,5–8 мм. Пули приобрели вытянутую, обтекаемую форму, свинец заключили в твердую оболочку из медного сплава. В ходе англо-бурской и русско-японской войн обнаружилось, что эти новые пули наносят несравненно более легкие раны, чем прежние, крупнокалиберные, из сплошного мягкого свинца.

Явление «гуманной пули» породило целую лавину восторженных публикаций, от серьезных исследований в медицинских журналах до безграмотных статеек в бульварных газетах. Словосочетание «гуманная пуля» на время сделалось одним из символов прогресса. Эти пули воспеты художественной литературой (вспомнить хотя бы известный, многими читанный в детстве роман Буссенара «Капитан Сорви-Голова»).

В недалеком же будущем, утверждали оптимисты-футурологи, война и вовсе сведется к борьбе немногих, технически совершенных единиц. Как рыцари, будут сходиться дредноуты на море, дирижабли и аэропланы в небесах. А народы воюющих стран, точно зрители на турнире, станут наблюдать за ареной и болеть за свои команды.

Прекрасные иллюзии вдребезги разлетелись в 1914-м, от первых же залпов всемирной бойни. О «гуманности» пуль никто больше не вспоминал: густые ливни этих пуль, извергаемые усовершенствованными пулеметами, скашивали цепи солдат, как траву. К тому же, главным поражающим фактором стала артиллерия, а осколки снарядов давали страшные рваные раны.

Что же проглядели оптимисты начала XX века, бурно радовавшиеся быстрому развитию науки?

Илья Эренбург писал: «Наибольшая опасность для человечества проистекает из того обстоятельства, что научный прогресс опережает прогресс моральный». Если не вступать на зыбкую почву рассуждений о том, что такое моральный прогресс, источник опасности можно обозначить более сухо: рассогласование между нарастающей скоростью научного прогресса и медленным течением социальных процессов приспособления общества к новым научно-техническим состояниям.

Одно из самых грозных порождений этого запаздывания – явление так называемого демографического перехода. О нем сейчас пишут и говорят довольно много, но почему-то без упоминаний о его искусственном происхождении. В результате он начинает казаться неким природным явлением, вызывая подчас недоуменные вопросы. Например, почему население какого-то отсталого региона, до недавнего времени малочисленное, вдруг лавинообразно увеличивается?

Между тем причинно-следственные связи здесь достаточно просты. Для любого народа, прежде, чем он вступает на путь научно-технического прогресса, характерен сельский образ жизни, с низкой производительностью труда и высокой рождаемостью, которая компенсируется высокой смертностью. Численность населения прирастает умеренными темпами.

Но уже на ранних стадиях прогресса развитие медицины (гигиена, борьба с инфекционными болезнями, прививки и т. п.) вызывает резкое снижение детской смертности и увеличение средней продолжительности жизни, а развитие сельскохозяйственных технологий (удобрения, высокоурожайные культуры, механизация) обеспечивает быстро растущее население продовольствием. Таким образом, естественные ограничители размножения устраняются прогрессом, в то время как новые, обусловленные самим прогрессом, еще не успели выработаться. Происходит «демографический взрыв» – начальная фаза демографического перехода.

Бурный прирост населения продолжается в течение нескольких поколений, пока сохраняется свойственная для прежней отсталости высокая рождаемость. Затем, – по мере роста образования и культуры, изменения структуры занятости (оттока из сельского хозяйства в промышленность и сферу обслуживания), соответствующего переселения из деревень в города, улучшения условий жизни, – темпы прироста постепенно снижаются и, наконец, численность населения стабилизируется: на уровне, многократно превышающем первоначальный. Так – в идеальном варианте, без катастроф – заканчивается демографический переход.

В действительности же он никогда и нигде не проходит спокойно. Всегда и везде сопровождается страшными потрясениями. Быстрый рост населения, ломка традиционных жизненных укладов, наличие громадных масс молодежи порождают вспышки массового безумия. Именно для этого периода характерно высказывание Ницше о том, что, «если безумие отдельного человека – исключение, то безумие партий, классов и целых наций – закономерность».

Как ни странно, в наши дни даже в серьезных исторических трудах, исследующих происхождение мировых войн, речь обычно идет об экономике, игре политических сил, особенностях психики лидеров и т. д. Такие первопричины, как научно-технический прогресс и порожденный им в конце XIX – начале XX века демографический взрыв в Европе, – почти не упоминаются. А вот для многих современников событий было ясно, что дело прежде всего в демографии. Достаточно обратиться к опубликованным в СССР в 1960 году воспоминаниям Альфреда Тирпица, военно-морского министра кайзеровской Германии в 1897–1916 годах. Он откровенен без затей: «Накануне 1914 года в Германии была очень высокая рождаемость, население страны каждый год прирастало на несколько миллионов человек. Мы – не милитаристы, но сам рост населения вынуждал нас бороться за жизненное пространство, за колонии, за новые рынки сбыта своих товаров!»

Тирпиц, используя последние достижения науки и техники своего времени, создал огромный флот сверхмощных линкоров-дредноутов. Но, когда мы говорим об эпохе «утраты иллюзий», сразу вспоминается более значительный пример. Кажется, сама жизнесмертная двойственность науки, соединение безграничных возможностей человеческого разума и самоубийственных тенденций человеческого безумия, – предельно, как в огненной точке линзы, сфокусировались в судьбе немецкого химика Фрица Габера.

Накануне Первой мировой войны одной из главных опасностей, угрожавших человечеству, считался «азотный голод». Бурный рост населения в европейских странах (об Азии с Африкой тогда не слишком задумывались, да настоящий демографический взрыв там еще и не начался) требовал постоянного увеличения плодородия почв, а значит, все большего количества азотных удобрений. Их единственным природным источником являлись залежи чилийской селитры, и они должны были быть исчерпаны в ближайшие десятилетия.

При этом человечество буквально окружено миллиардами тонн азота, который составляет 80 процентов земной атмосферы. Но из-за чрезвычайной инертности атмосферного азота его невозможно путем обычных реакций перевести в состав химических соединений («связать»). Так что надвигавшийся «азотный голод» грозил обернуться для народов Земли голодом самым что ни на есть вульгарным, пищевым.

Но вот грянул роковой август 1914-го. Одним из первых действий союзников стала организация морской блокады Германии. Английские крейсерские эскадры, сменяя друг друга, днем и ночью бороздили Северное море. Главной целью было отрезать Германию от источников стратегического сырья. Военные специалисты Антанты особо уповали на то, что без чилийской селитры немцы не смогут производить азотную кислоту. Следовательно, прекратится производство взрывчатых веществ и порохов, замрут заводы боеприпасов, немецкая армия останется без патронов и снарядов. Такой крах Германии, по расчетам союзных штабов, должен был наступить, самое большее, через полгода.

Однако проходили месяцы, а немецкие пушки на всех фронтах не только не смолкали, но грохотали все яростнее. Производство боеприпасов в Германии непрерывно увеличивалось. От морской блокады и вызванной ею нехватки продовольствия и товаров страдало мирное население, а не военная промышленность. И уж чем-чем, а азотной кислотой промышленность эта была обеспечена в избытке. Дело в том, что в 1913 году Фриц Габер сумел-таки разрешить проблему связывания атмосферного азота. К началу войны под его руководством успели построить и запустить мощные заводы.

Способ Габера – синтез аммиака из водорода и атмосферного азота в определенном диапазоне высоких температур и давлений на поверхности катализатора – своим изяществом способен поразить даже неспециалиста. Это один из самых красивых технологических процессов, созданных человеческой мыслью. При окислении полученного из воздуха аммиака уже несложно изготовить и азотную кислоту, и удобрения.

Военное руководство Германии прекрасно понимало значение работ Фрица Габера. И в начале 1915 года немецкие генералы обратились к нему за помощью: не может ли Габер придумать средство, которое позволило бы расшевелить войну, завязшую в окопах, дать наступательную силу и свободу маневра германским армиям? Габер, который всегда считал себя прежде всего «хорошим немцем» и полагал, что интересы «фатерланда» превыше всего, в том числе и морали, предложил нестандартное решение: отравляющие газы!

Результатом первой газовой атаки 22 апреля 1915 года, когда облако хлора с попутным ветром было выпущено из баллонов на позиции английских войск, стали не только сотни погибших и тысячи искалеченных людей с сожженными легкими и выжженными глазами. Результатом был и страшный взрыв негодования в странах-противницах Германии. И хотя в Англии, во Франции, в России быстро переняли методы ведения химической войны, приоритет Германии в применении бесчеловечного оружия (первого оружия массового уничтожения), ее вина – твердо укрепились в общественном сознании.

Всего за годы Первой мировой войны от действия отравляющих веществ пострадало людей больше, чем при атомных бомбардировках Хиросимы и Нагасаки. И те, кто не погиб сразу, мучились и умирали от отравления уже после войны, подобно тем, кто, пережив атомные взрывы, погибал от радиоактивного облучения. Говорят, что один немецкий ефрейтор, австриец по происхождению, получил на фронте отравление английским газом, и это сильно сказалось впоследствии на его психике.

Победившие страны Антанты объявили о намерении покарать немецких военных преступников. Была попытка создать трибунал. В 1919 году был опубликован список из более чем 800 фамилий тех, кто виновен в преступлениях против человечества. Одной из первых стояла фамилия Габера, как инициатора чудовищной газовой войны.

Однако на радостях (считалось, что закончилась последняя война в истории) судить так никого и не стали. А Габеру вскоре присудили… Нобелевскую премию. Конечно, не за отравляющие газы, а за синтез аммиака из воздуха, давший человечеству неиссякаемый источник азотных удобрений. Это был юридический прецедент, решивший вопрос о гении и злодействе: гений вознаграждается, а совместное с ним злодейство только добавляет сенсационности. Газеты писали о Габере: «Он задушил тысячи и спас от голода миллионы». Пожалуй, даже миллиарды.

Сейчас говорят о «зеленой революции» последних десятилетий: создании высокоурожайных зерновых культур, которые улучшили положение с продовольствием в густонаселенных странах Азии и Африки. Но первой и главной «зеленой революцией» было открытие Габера. Без него все эти громадные массы населения оказались бы обречены на голодное вымирание, а скорее всего – просто не появились бы на свет. Так что Фрица Габера можно смело считать отцом демографического взрыва, который грянул в XX веке в развивающихся странах, стал уже источником великих потрясений и сулит еще бо́льшие веку следующему.

В 20-х годах Габер еще раз удивил мир необычностью и размахом своего мышления. Чтобы помочь разоренной Германии, пораженной послевоенной инфляцией, выплатить победителям огромные репарации, он решил добыть золото… из морской воды, где оно содержится в растворенном виде. Все свои личные средства он вложил в подготовку экспедиции и на специально оборудованном судне совершил длительное плавание, исследуя различные зоны Мирового океана. Увы, концентрация золота в воде оказалась слишком мала для того, чтобы промышленная технология его выделения оказалась рентабельной. Однако своими исследованиями Габер заложил основы современной океанохимии, чем опять-таки послужил во славу немецкой науки.

Финал его жизни был неожиданным и страшным. В 1933 году нюхнувший газу ефрейтор пришел к власти. И фанатичному патриоту Габеру, которому милитаристская Германия была обязана, как ни одному из своих ученых, фашисты немедленно и беспощадно напомнили о том, о чем он сам до тех пор, судя по всему, не слишком задумывался: о еврейском его происхождении. Габера травили, ему угрожали расправой. Старый ученый бежал из страны и в 1934 году умер от сердечного приступа (по легенде, покончил с собой).

В дальнейшем наука XX века не раз еще будет вызывать ужас: то ядерным оружием, то космическими лазерами, то генной инженерией. Ужас, но не разочарование. Потому что больше не повторится очарование. После 1914 года не вернется никогда безоблачная вера в доброе божество науки.