Текст книги "Царское прошлое чеченцев. Власть и общество"

К числу новых тем, которые привлекли внимание современных авторов и имеют отношение к цели исследования можно отнести вопрос о степени влияния этноконфессиональных, психо-ментальных особенностей горских народов на интеграционные возможности вновь присоединённого региона, на уровень конфликтогенности в нём²⁹⁵. Национальная политика рассматривается нами как комплекс мер, проводимых властями в религиозной, образовательной и законодательной областях. Сегодня российская историческая наука базируется на многофакторном подходе к истории. Наряду с социально-экономическим, классовым подходом, рассматриваются и иные подходы, иные факторы, которые помогают понять историю страны: географический и этнический; фактор взаимовлияния и синтеза различного рода цивилизаций; фактор демографический и личностно-психологический и др.²⁹⁶.

Несомненным достижением современного этапа исследований российско-горских взаимоотношений после завершения Кавказской войны, является стремление к новому концептуальному освещению проблем, уже рассматривавшихся прежними поколениями историков, и расширению тематики исторических исследований. Сейчас уже едва ли кто из историков будет оспаривать тезис о том, что все народы горного Кавказа без исключения когда-то и в какой-то степени пережили феодальную ступень общественного развития. Да и сам формационный подход уже становится морально устаревшим²⁹⁷. Изучение современного источниковедения и историографии имеет специфические трудности, вытекающие из характера самого объекта изучения – его незавершенности, постоянной «текучести», отсутствии сколько-нибудь значительной временной дистанции между ним и его исследователем. До сих пор, в связи с актуальностью, небольшой давностью прошедших событий, многие документы засекречены, что серьезно усложняет исследовательскую работу. В то же время, в связи с Чеченской войной выходит большой поток исторических работ, исследующих кавказский регион. Весьма непросто за калейдоскопическим мельканием имен, трудов, точек зрения разглядеть тенденции, определяющие облик современной кавказоведческой историографии²⁹⁸.

За последние десятилетия в отечественной науке появились исследования, рассматривающие проблемы исторического прошлого, политико-правового устройства, духовно – культурного состояния чеченцев и роль религиозного фактора в нем. Прежде всего, это – труды Ш.А. Гапурова, Ш.Б. Ахмадова, Я.З. Ахмадова, М.Х. Багаева, В.Х. Акаева, Д.Д. Гакаева, А.И. Хасбулатова и др. Значительное внимание этими авторами уделено рассмотрению философии и идеологии национального вопроса в свете теории государственного устройства, становления российской государственности, национальных отношений, взаимоотношению России и коренных народов Кавказа²⁹⁹.

В последние годы вышла в свет «История Чечни с древнейших дней до конца XVIII века», написанная профессором Я.З. Ахмадовым и «История Чечни в XIX–XX веках» написанная им же в соавторстве с Э Хасмагомадовым. Если первая публикация носит при всей своей концептуальности все – таки характер научного пособия, то вторая работа представляет собой серьезное научное исследование, отвечающее всем требованиям, предъявляемым к обобщающим работам по истории отдельных стран и народов³⁰⁰. В 2006 году был опубликован сборник работ по истории культуры Чечни³⁰¹. 2006 год вообще оказался очень плодотворным для историографии Чеченской Республики: вышли в свет два школьных учебника по национальной истории и «История Чечни с древнейших времен до конца XIX века», написанные коллективом известных местных историков под эгидой Правительства ЧР и Академии наук ЧР Помимо собственно тематики и содержания все три указанные издания объединяют практически одни и те же авторы и один ответственный редактор – доктор исторических наук, академик АН Чеченской Республики профессор Ш.Б. Ахмадов³⁰². Надо отметить, что «История Чечни с древнейших времен до конца XIX века» – это только первый том обобщающей истории чеченского народа, написание которой еще предстоит завершить. Хорошим качеством отличаются и учебники, предназначенные для учащихся 5-х и 9-х классов. Но структура пособия и изложение материала довольно сложны для детей, в тексте очень однообразные иллюстрации и их явно недостаточно для детского издания³⁰³. В 2006 году впервые в Российской Федерации была опубликована авторская работа, посвященная всеобъемлющему статистическому исследованию одного из народов Российской империи (чеченскому) в период с 1860 по 1900 гг. Возможно, этому примеру последуют и представители других этнических групп. Помимо монографии «Чеченцы в зеркале царской статистики», у З.Х. Ибрагимовой в 2006 году вышла книга «Чеченский народ в Российской империи: адаптационный период». В мае 2007 года увидела свет монография З.Х. Ибрагимовой «Мир чеченцев. XIX век». На данную работу положительную и очень обстоятельную рецензию в газете «Вести Республики» опубликовал доктор исторических наук, декан исторического факультета ЧГУ М. Х. Багаев. Также рецензентом данной монографии выступил доктор исторических наук, Президент Академии наук Чеченской Республики Ш.А. Гапуров³⁰⁴.

В одной из своих последних работ, С.Г Агаджанов рассмотрел довоенную систему самоуправления чеченского общества. В ходе исследования он выявил, что федерации сельских общин представляли собой своеобразный тип политических объединений, имевших свои органы исполнительной власти и собственные военные силы. Система их управления отличалась многоступенчатостью и иерархией низших (джамаатских), общинных и межсоюзных (федеративных) структур. Ликвидируя в ходе Кавказской войны политическую автономию союзов сельских общин, самодержавие преследовало главную цель – установить твёрдый контроль над беспокойными горцами Кавказа³⁰⁵.

Перестройка в исторической науке способствовала выходу современных учебников и учебных пособий для школ и вузов. Так, профессор Московского университета Л.И. Семенникова, ряд коллективов авторов подробно осветили события 70-х – начала 80-х годов и объективно рассмотрели деятельность М.Т. Лорис-Меликова и его намерения по реформированию государственного строя Российской империи³⁰⁶. По мнению исследователя Ю. Костаняна, Терская область, в целом, перед назначением Михаила Тариеловича Лорис-Меликова начальником области и командующим в ней войсками, представляла собой отсталую окраину Российской империи с расстроенной, примитивной экономикой и отсутствием власти. «Одним словом, – продолжает свою мысль исследователь, – цивилизация здесь сделала только первый шаг, завершив завоевание, правильнее сказать, освобождение всего Восточного Кавказа, теперь предстояло создание гражданского общества»³⁰⁷.

Рассматривая научные изыскания постсоветского периода, сталкиваешься с проблемой чрезвычайной сложности переработки огромного и разнообразного потока информации, которая в них заложена. Разброс мнений и оценок действий российских властей в отношении горского населения Кавказа второй половины XIX века чрезвычайно велик: от тотальной негативации деятельности российской администрации в отношении горского населения Кавказа до идеализации. В конце 90-х годов XX века группа учёных – А.М. Авраменко, О.В. Матвеева, П.П. Матющенко и В.Н. Ратушняк разработали и опубликовали книгу: «Россия и Кавказ в новейших исторических публикациях», а также ряд других работ, в которых говорится о кавказском мухаджирстве. В ней отвергается наличие геноцида горцев на завершающем этапе Кавказской войны и после её окончания, и излагается иное понимание обстоятельств, влиявших на массовый исход горцев в Турцию. Прежде всего, авторами был сделан акцент на то, что переселявшимся оказывалась материальная помощь; для остановки переселения властью использовались «меры строгости»; правительство показывало уважение к хаджу мусульман и на Восточный Кавказ приходилось только 5 % мухаджиров³⁰⁸.

В принципе, все приведённые факты действительно имели место, но специалистам известно, насколько важно не «вырывать» факты из общей картины и привязанности к определённым тенденциям, ведь изолированный от них, набор определённых действий может создать иллюзорную картину для читателя, прямо противоположную глубоко изложенному тексту. Так, нередко у кавказоведов и случалось, если они своими публикациями стремились достичь определённых целей, «жонглируя» некоторыми факторами исторического процесса. Безусловно, их желание «обелить» историю в какой-то степени должно вызывать положительный резонанс, но укрывание истинной, глубинной правды, которая рано или поздно откроется, приводит к обиде, непониманию и озлоблению, а самое главное – не даёт возможности чему-либо научиться на горьких ошибках прошлого и подтачивает веру в справедливость и моральные принципы.

Е. Бажанов, придерживающийся националистических взглядов, в 2006 году в Самаре издал книгу, в которой оправдывает «выдавливание» чеченцев с их исконных земель за пределы Российской империи «актом милосердия» со стороны правительства. Е. Бажанов констатирует: «…Если сравнивать с американским геноцидом индейцев и с бериевской депортацией казаков и ингушей, то эмиграцию в мандариновую Турцию можно признать фактом более гуманным…»³⁰⁹. Преподаватель Ростовского университета Владимир Матвеев в своей статье «Кавказская война минувшего века: итоги и уроки» теоретически доказывает (без приведения конкретных сведений по отраслям), что обогащения русского народа за счёт других вообще не происходило, так как иные территории в составе России по большинству признаков рассматривались как равноправные, а установленные для них налоговые повинности не имели каких-либо различий по этническим особенностям³¹⁰. Формально В. Матвеев прав, т. к. действительно русский народ в своём большинстве сам сильно страдал от произвола властей. Однако русское правительство нередко имело немалый доход с вновь присоединённых территорий, взять хотя бы, к примеру, Владикавказскую железную дорогу, земельные наделы под постройку которой были в основном безвозмездно изъяты у горцев – даже члены царской семьи имели доходы с акций этого транспортного предприятия. И таких примеров довольно много. Далее В. Матвеев в своей статье утверждает, что «…включение этого многонационального края (Кавказа) не только силой оружия, но и силой нравственного авторитета в границах России, политический компромисс и состоявшееся гражданское приобщение коренного населения к сотрудничеству – оставались в определённые периоды «незамеченными» историками, учёными». Насколько же надо быть циничным, чтобы многолетнюю войну и всё что её сопровождало, называть действием, вызывающим «нравственный авторитет» у уничтожаемого населения? И ещё упрекать при этом кавказоведов, что они этого не заметили… Если преподаватель уважаемого учебного заведения приходит к таким выводам, то, что говорить о других людях, менее осведомлённых в исторических процессах? Неудивительно, что у нас до сих пор не изжита межнациональная рознь.

В Институте переподготовки и повышения квалификации историком И.Е. Дунюшкиным был прочитан спецкурс по теме «Российское казачество: история и современность», разработанный им на основе его диссертационной работы. В данном спецкурсе он утверждает, что на Тереке в экономической сфере для русского населения было характерно использование передовых по сравнению с горцами агротехнических методов ведения сельского хозяйства, основанных на интенсификации производства. Возможно, в единичных случаях это было и так, но в подавляющем большинстве именно казаки, в отличие от горцев, использовали экстенсивное земледелие из-за наличия большого запаса земель и соответственно отставали в агротехнике, т. к. предпочитали не заниматься сельским хозяйством, а сдавать землю в аренду, иметь доход с нефти и рыбных промыслов. Также И.Е. Дунюшкин утверждает, что для основной массы горцев было характерно «отсутствие стремления к работе в промышленности и традиционное желание заниматься скотоводством, что требовало увеличения пастбищ и усиливало земельный голод». В этом тезисе автор опять вводит в заблуждение читателей. Если брать во внимание Северо-Восточный Кавказ, то здесь подавляющее большинство населения составляли чеченцы. Данный народ издавна отдавал предпочтение земледелию. Даже если бы чеченцы и захотели перейти к экстенсивному скотоводству, после Кавказской войны они бы не смогли это сделать, т. к. в ходе реформы царское правительство таким образом распределило земли, что их с трудом хватало на ведение земледелия и содержания нескольких голов рогатого скота. Скотоводство как раз в пореформенный период начало активно развиваться на территории Терского казачьего войска, где земля была в избытке.

Чеченцев действительно было мало на нефтедобывающих и перерабатывающих предприятиях Грозненского района, но на то были свои причины. Прежде всего, это касается жёсткого паспортного режима, введённого в области – чрезвычайно трудно было отлучиться на заработки – требовалось собрать большое количество бумаг, подписанных от старшины села до начальника Терской области. Существовали и другие существенные причины, на которых мы сейчас не будем подробно останавливаться.

В 2004 году, в издательстве «Наука» вышел фундаментальный труд дагестанских учёных «История Дагестана с древнейших времён до наших дней». В одной из глав этой коллективной работы О.М. Давудов охарактеризовал зикризм. Его мнение по поводу данного религиозного течения, действующего на территории Чечни, Дагестана и поныне, оказалось, мягко сказать «неординарным», отличным от взглядов всех предшествующих ученых-кавказоведов, как девятнадцатого века, так и века двадцатого. О.М. Давудов охарактеризовал зикризм как «бесплодное, оторванное от жизни движение», которое даже в XIX веке не находило поддержки среди горского крестьянства и не отвечало чаяниям широких трудящихся масс. «Догмы зикризма, – пишет он далее, – отвлекая горцев от реальной действительности, препятствовали общественному духовному развитию общества. Зикризм не давал горцам ни оружия идейной борьбы, ни средств удовлетворения духовных потребностей. Таким образом, это движение было реакционным»³¹¹. В чём прав этот автор, это в том, что зикризм действительно не давал горцам оружия для борьбы, да и не мог и не хотел его давать, т. к. постоянно призывал к миру, самопожертвованию, терпимости и аскетизму. Даже начальники разных уровней в Терской области признавали веротерпимость данного учения, его благотворное влияние на массы. Возможная «реакционность» могла выражаться только в поступках людей, считавших себя зикристами, но на практике, не выполнявших многие требования этого учения и тем самым искажавших его в глазах других людей.

Весьма распространённым продолжает оставаться в литературе заблуждение о низком социально-экономическом уровне развития горцев Северного Кавказа. В действительности, когда в Чечено-Ингушетии местная аристократия стала сильно притеснять народ, он совершил, по сути, революцию, выгнав князей с их земель и установив демократические порядки, причём всё это произошло задолго до отмены крепостного права в России. Хотя чеченское население, пережившее «революцию князей», и было ограблено в ходе земельной реформы 1865 года, тем не менее, во время Первой российской революции, оно вело себя спокойно, можно даже сказать консервативно, не желая разрушать устоявшиеся порядки³¹². Очень часто в последнее время приходится слышать высказывания и целые теории о том, что чеченский этнос исторически ни к чему другому, кроме войны (набегов) не приспособлен. Что вызывает, по крайней мере, недоумение, так как, например, многие чеченские кустарные промыслы имеют многовековую историю. Так, производство шелка и полотна из льна было известно в Чечне не позднее XVI века³¹³. Книга И.А.—Р. Асхабова, вышедшая в свет в 2001 году, впервые открывает нам имена чеченских мастеров, их древнее забытое оружейное искусство. Автор книги с глубоким знанием, в научно – популярной форме повествует о старинном оружии как о произведении искусства, возникшего в ходе многовекового развития прикладных ремесел. Исследование автора знакомит читателя с неизвестными страницами исторического прошлого чеченского народа³¹⁴

К концу XVIII века важное значение в экономике северокавказских народов стала приобретать торговля с Россией. Товары из Чечни шли не только в пограничные российские станицы, населённые пункты и крепости, но и в отдалённые районы Центральной России. В связи с этой экономической тенденцией интересную гипотезу в своей монографии «Россия и Чечня в первой четверти XIX века» высказал Ш.А. Гапуров. По его мнению, кровопролитную Кавказскую войну, принесшую неисчислимые бедствия и потери не только горцам, но и россиянам, можно было избежать, постепенно вовлекая северокавказские территории с помощью торгово-экономических рычагов в сферу Российской государственности. Однако новый курс в политике России, наметившийся с начала XIX века, особенно после победы над наполеоновской Францией, прервал это потенциально возможное направление в развитии русско-чеченских отношений³¹⁵.

К концу 90-х годов современной историографии, по мнению московского культуролога О.Ю. Бессмертной, стали присущи два основных подхода – «русский» и «мусульманский», согласно которым российским мусульманам всегда было присуще стремление к независимости. Всё это, по её мнению, не столько отражение реальной истории (отнюдь не такой однозначной), сколько результат заимствования мусульманами официозных русских представлений о них, в свою очередь, в большей мере является следствием политического манипулирования социальной памятью мусульманских народов со стороны как их собственных лидеров, так и российских политиков. В результате, в наши дни в «мусульманской» историографии можно встретить как точку зрения, что мусульманам всегда лучше жилось в России (по сравнению с их единоверцами в других мусульманских странах), так и точку зрения (воспроизводящую один из аспектов советской историографии), что мусульман при царе угнетали, но им хорошо жилось при советской власти. Эти подходы, как следует из анализа научной литературы, распространяются всё больше³¹⁶.

Несомненным достижением современного этапа исследований российско-горских взаимоотношений после завершения Кавказской войны является стремление к новому концептуальному освещению проблем, уже рассматривавшихся прежними поколениями историков; к расширению тематики исторических исследований. К числу новых тем, которые привлекли внимание современных авторов и имеют отношение к цели данного исследования, можно отнести вопрос о степени влияния этноконфессиональных, психо-ментальных особенностей горских народов на интеграционные возможности вновь присоединённого региона, на уровень конфликтогенности в нём³¹⁷. В.О. Бобровников, исследуя происхождение права в среде мусульман Северного Кавказа и его эволюцию под воздействием российского влияния, указал на один из факторов. По мнению исследователя, территориальные споры возникли с введением системы военно-народного управления, игнорировавшей местные адаты (системы права)³¹⁸. В.О. Бобровников обратил внимание на то, что опыт Российской империи по использованию обычного права для управления своими подданными имел любопытные параллели за рубежом. Системы, подобные военно-народному управлению, существовали в XIX веке в английских и французских колониях в Индии, на Ближнем Востоке и в Северной Африке. Архивные источники свидетельствуют, что при подготовке судебно-административной реформы 60-х годов российские чиновники тщательно изучали опыт Англии и Франции³¹⁹.

В своих многочисленных исследованиях В.О. Бобровников развенчивает миф о горцах как о благородных разбойниках, живущих в основном за счет грабежей. Автор замечает, что объективности ради необходимо признать, что в эпоху покорения Северного Кавказа Российской империей обе стороны применяли бандитские методы борьбы с противником, такие, как набеги на вражеские селения с грабежами и убийствами мирных жителей. Распространенный в дореволюционной науке и обществе взгляд на горцев, как на прирожденных разбойников, еще в 1860-е годы остроумно раскритиковал крупнейший исследователь кавказских языков Петр Карлович Услар: «В эпоху романтизма и природа, и люди на Кавказе были непонятны… – писал он. – Горцев не могли мы себе представить иначе, как в виде людей, одержимых каким – то беснованием, чем – то вроде воспаления в мозгу, – людей, режущих налево и направо, пока самих их не перережет новое поколение беснующихся…» Истоки такого взгляда на северокавказских мусульман следует искать, по мнению П.К. Услара, в увлечении российской публикой восточной экзотикой. По утверждению Бобровникова, дореволюционные авторы чрезмерно преувеличивали значение профессионального разбоя на Кавказе³²⁰. Гатагова Л.С. считает, что конфликтогенность региона Большого Кавказа априорно была обусловлена комплексом факторов, среди которых был и психо-ментальный (чрезмерная пассионарность отдельных этносов, в значительной степени связанная с особенностями социо – и этногенеза)³²¹. А.Я.Першиц, Я.С. Смирнова, З.Х. Мисроков обосновывают в своих работах идею о сознательном поддержании властями «юридического плюрализма» на Северном Кавказе после его включения в состав империи³²². З.Х. Мисроков считает, что это был основной способ безболезненного внедрения российского имперского права среди местных народов³²³.

Отойдя от простой констатации принятых решений по организации системы управления горскими народами, современные исследователи стремятся провести их всесторонний анализ, выявить степень учёта интересов властей и местного населения в рамках военно-народной системы, определить её сильные и слабые стороны. В.В. Дегоев рассматривает «военно-народную систему» управления как особую «региональную стратегию», свидетельство приспособительной политики центра по отношению к «периферийным» реалиям³²⁴. И.М. Сигаури утверждает, что управлявшая чеченцами государственная система полностью противоречила их народным традициям, препятствовала быстрой адаптации чеченцев в экономическую и культурную жизнь России³²⁵. С 1997 по 2005 год были изданы в Москве 5 томов «Очерков истории и государственного устройства чеченцев с древнейших времен» И. Сигаури. В этих книгах освещены многие вопросы чеченской истории, представленные в сопровождении оригинальной авторской трактовки.

В последние годы появились работы, в которых анализируется политика российского государства второй половины XIX – начала XX века по отношению к исламской религии и мусульманскому духовенству в России³²⁶. Так, основной целью докторской диссертации С.М. Исхакова являлось обобщение и переосмысление накопленного фактического материала о позиции российских мусульман в ходе революции 1917 года в России и определение значения данного фактора в быстро изменявшихся общественно-политических условиях. Автор не только выявил этническую специфику жизни мусульман в России, но и охарактеризовал общие черты сознания и психологии мусульманских народов³²⁷. Не смотря на общероссийский контекст, основные положения приведенных работ учитывались при написании соответствующего раздела данного исследования.

Обращают на себя внимание существенные сдвиги, произошедшие в историографии, смысл которых заключается в том, что критериями профессионального исследования всё более становятся достоверность и доказательность, приближение к реальной, а не идеологически предписанной исторической картине. Увлечённость ранее не доступными материалами, обращение к новым для российских историков темам отразилось на уровне внимания историков – кавказоведов к тому, что одновременно делалось их коллегами в смежных областях, особенно в модусе так называемой локальной истории. Именно региональные исследования позволили заново рассмотреть и осмыслить социально-экономическую политику в Российской империи в целом, а также изучить такие «рутинные» стороны, как школьное строительство и судебная практика. На современном этапе обозначился интерес исследователей к изучению роли конкретных персоналий кавказской администрации в управлении краем³²⁸. Монография Д.И. Исмаил-Заде посвящена истории жизни и деятельности графа Иллариона Ивановича Воронцова – Дашкова, крупного государственного деятеля 2-й пол. XIX – начала XX века. Последние годы жизни он провёл на ответственейшем посту Наместника е.и.в. на Кавказе. Преобразовательная программа И.И. Воронцова – Дашкова охватывала широкий спектр реформ – практически во всех основных сферах деятельности народов Кавказа. Платформа национально-религиозной политики наместника на Кавказе И.И. Воронцова – Дашкова была следующей: «… Все народности Кавказа одинаково близки и дороги правительству. Необходимы свобода вероисповедания и покровительство духовной иерархии. Туземное происхождение само по себе ни в коем случае не может служить препятствием к приёму и успешному происхождению государственной и общественной службы». Данная программа существенно отличалась от взглядов других кавказских чиновников³²⁹.

К числу новых сюжетов управленческой проблематики Кавказского региона в имперский период относятся предпринятые в последние годы попытки специального исследования деятельности высших государственных органов по управлению Кавказом³³⁰. Для нашей работы представляет интерес исследование В.А. Матвеева, который пытается оценить эффективность российской политики на Северном Кавказе с точки зрения достигнутого к 1917 году степени интеграции горских народов в число верноподданных российского императора. По мнению В.А. Матвеева, интеграция охватила значительную часть населения региона, но не достигла полноты и завершения. Ряд горских обществ сохранял предрасположенность к сепаратизму и иногда, при отсутствии продуманных многоплановых мер, намечалась даже тенденция расширения границ этого явления³³¹.

Чрезвычайно востребованными и необходимыми в ходе исследовательской работы являются диссертации. Эти научные публикации отражают новейшие достижения науки и показывают новые тенденции ее развития. В советское время диссертационные исследования должны были соответствовать определенным стандартам, больше идеологического характера. В соответствии с Положением 1975 г., в диссертациях по общественным наукам должны были в первую очередь разрабатываться «фундаментальные теоретические проблемы; всесторонне исследоваться закономерности современного общественного развития, опыт руководящей и направляющей деятельности партии, борьба народов за победу социализма и коммунизма; вопросы мирового революционного процесса; мировой экономики; международных отношений, внешней политики, и предлагаться конкретные пути совершенствования общественного производства и социального прогресса; разоблачаться враждебные марксизму – ленинизму буржуазные и ревизионистские политические концепции». В инструкции о порядке учреждения ученых степеней 1960,1966,1972 гг. говорилось: в диссертациях по гуманитарным наукам, представляемых к защите на соискание ученых степеней кандидата и доктора наук, должны были разрабатываться в первую очередь такие темы, в которых обобщался опыт борьбы партии и народа за победу коммунизма и творчески разрабатывались коренные проблемы современности, основные закономерности перерастания социализма в коммунизм³³². В силу того, что ученые вынуждены были соблюдать эти идеологические установки, многие диссертации той эпохи сейчас остаются мало востребованными. С другой стороны, жесткий государственный контроль не давал возможности проникнуть в научную сферу всяким околонаучным «проходимцам» и «фантазерам». Чтобы избежать необходимости идеологических трактовок событий, ученые старались привлечь как можно больше фактического материала, в связи с чем фундированность советских работ выгодно отличалась от уровня исследований их западных коллег. Советские историки заложили прочный фундамент в основу традиций современной исторической науки.

В этом ключе хотелось бы отметить хорошо выполненную докторскую диссертацию Элдара Абдуловича Борчашвили, в которой подробно отображены многие проблемные вопросы истории чеченского и ингушского народов в рамках XVIII–XIX вв. (демография, социальная история, политические движения и т. д.)³³³. Особенно большую ценность эта работа представляет в связи с привлечением широкого круга источников, извлеченных из Грозненских архивов, к настоящему времени навсегда утраченных. При написании своей докторской диссертации Борчашвили в основном использовал фонды Центрального государственного архива Чечено – Ингушетии (ЦГА ЧИАССР), архива Чечено – Ингушского научно – исследовательского института языка, литературы и экономики (АЧИНИИИЯЛЭ). Документы ЦГА ЧИАССР не часто привлекались исследователями к работе, хотя и хранили много уникальной и неповторимой информации, которую теперь уже не восстановить, т. к. отсутствуют копии документов. В фондах Управления межевой частью Терской области (Ф.12) и Грозненского полицейского управления (Ф.149) содержались интересные документы о землепользовании и земледелии, о подготовке и проведении крестьянской и административной реформ, о позиции царской администрации по вопросам наделения горцев землей. Много ценного материала извлечено было Борчашвили из неопубликованных посемейных списков (Ф.149,190), по вопросам имущественной дифференсации и классообразования, составленных по округам и участкам. В результате Чеченской войны все эти архивные документы сгорели и восстановлению не подлежат, поэтому диссертация Борчашвили имеет уникальное археографическое значение³³⁴. Особенно следует отметить и диссертацию В.В. Журавлева. Журавлев выделил этапы железнодорожного строительства в России во второй половине XIX – начале XX в., представил общую картину создания железнодорожной сети на Северном Кавказе, основываясь на обширном источниковом материале. В диссертации В.В. Журавлева Владикавказская железная дорога рассматривалась как транспортное средство и как Общество акционеров, являвшееся монополистическим объединением, аккумулирующим в себе различные отраслевые и функциональные возможности³³⁵.

Многие работы, защищенные в последние годы, разрабатывались еще в советское время и потому имеют капитальную основу. Так, основным источником диссертации Шавлаевой Т.М. является историко – этнографический материал, собранный автором с 1983 по 1992 годы преимущественно в горных районах Чеченской Республики. Удивительно, что собранный материал удалось сохранить в течение длительной, разрушительной Чеченской войны. Выявленный Шавлаевой этнографический материал позволил изучить более древние традиции рассматриваемого вопроса (шерстяного промысла), проследить некоторые особенности чеченского прикладного искусства, увидеть локальные варианты производства, исследовать влияние культур соседних народов, восстановить содержание многих прикладных терминов и мотивов орнамента, а также обозначить некоторые перспективы возрождения традиционных народных промыслов в современных производственных условиях³³⁶.