Текст книги "Северо-Запад"

– Да, – сказал Феликс.

– Ты вроде как сомневаешься. Я, конечно, не так чтобы очень знал твою мать, я в этом уверен… Твой отец и слова доброго о ней не говорит. Не знаю. Сложно это все, правда? Семьи. Тебе это слишком близко, трудно увидеть. Я проведу аналогию. (Это такая штука, которая похожа на другую штуку.) Видел картинки, которые иногда твой отец продает, – точки-точки, если близко стоишь, то и не понять ничего? Но если я в другом конце комнаты? Другая перспектива. Когда мой старик жил в доме престарелых – дыра, жуткая дыра, – я тебе скажу, некоторые тамошние медсестры говорили мне о нем такие вещи, о которых я и не подозревал. Вот ни сном, ни духом. Они знали его лучше, чем я. В некоторых смыслах. Не во всех. Но. Ты ведь понимаешь, что я хочу сказать? По-настоящему все дело в контексте.

Они уже вышли из дома под безжалостное солнце, огромное и оранжевое в небе.

– А сестры твои – они как? В порядке? Так я до сих пор их и не различаю, точно тебе говорю.

– Эти девчонки, старина. Тиа – тормоз. Руби – дико ленивая.

– Это ты сказал! Это не я сказал! Прошу занести мои слова в протокол! – сказал Фил, хохотнув и подняв руки, как невиновный. – Позволь я тебя поправлю: «тормоз» значит, что она всегда опаздывает, так? Кажется, ты мне говорил об этом в прошлый раз. Видишь – и я не пальцем деланный. Разбираюсь в вашем сленге. А «дико» – значит «сильно» или «очень». Это усилитель в большей или меньшей степени. Стараюсь быть в курсе. Это помогает жить здесь. Слышишь, как ребята болтают, останавливаешься и спрашиваешь. Они на меня смотрят, представляешь, будто я из дурдома. – Он вздохнул.

Потом настало время трудного перехода, всегда трудного на один манер.

– А младший? Девон? Он как поживает?

Феликс кивнул, демонстрируя уважение к вопросу. Фил был единственным человеком, который всегда спрашивал о брате.

– С ним все в порядке, старина. В полном порядке.

Они молча пересекли газон.

– Если бы не эти, я тебе откровенно говорю, Феликс, иногда думаю, уехал бы я отсюда, правда, уехал бы. Куда-нибудь в Борнмут с другими старыми пердунами.

Он постучал по стволу дерева костяшками пальцев и вынудил Феликса остановиться и поднять голову. Большая крона густой листвы, они словно стояли под юбкойколоколом диснеевской принцессы. Феликс никогда не знал, что говорить о природе. Он ждал.

– Немного зелени – дело очень сильное, Феликс. Очень. Особо в Англии. Даже нам, коренным лондонцам, это необходимо, мы едем в Хит[24]24
  Хэмпстед-хит – лесопарковая зона на севере Лондона, между деревнями Хэмпстед и Хайгейт в административном районе Камден.


[Закрыть], да, мы жаждем ее. Даже наш маленький парк важен. Чуток зелени. «Внемлю, легкокрылая Дриада, / Мелодиям твоим, / Теснящимся средь буковых дерев, / Среди теней полуночного сада…» Ну-ка, что это за стих?! «Ода соловью»! Знаменитая поэма. Китс[25]25
  Перевод Е. Витковского.


[Закрыть]. Он был лондонец, понимаешь? Но откуда тебе это знать? Кто бы тебя научил? У тебя есть твоя музыка, верно? Твой хип-хоп, твой рэп, какая между ними разница? Никогда толком не понимал. Должен сказать, что вообще не понимаю эти феньки, Феликс, – вся эта сосредоточенность на деньгах мне кажется отсталостью. Может, это символ чего-то другого – не могу сказать. Что ж, по крайней мере, у меня есть стихи. Но мне самому приходилось их учить! Раньше если в одиннадцать лет провалил экзамен, то все – иди гуляй. Вот как было. То, что я знаю, я сам выучил. Сильно меня это разозлило. А теперь все то же, только называется по-другому. Тебе тоже нужно разозлиться на это, Феликс, непременно!

– Меня больше волнует повседневность. – Феликс подтолкнул Фила Барнса в бок. – Ты типичный старый левак, Барнси, настоящий комми.

Снова смех, согнулся от смеха, уперев руки в колени. Когда Фил выпрямился, Феликс увидел в его глазах крупные слезы.

– Да, левак! Ты, наверное, думаешь, что за пургу он несет всю дорогу? Пропаганда! О чем это он? – Его лицо вдруг опало, выразило сентиментальность. – Но я, понимаешь, Феликс, верю в людей, верю в них. Не то чтобы это принесло мне много добра, но я верю. Правда.

– Да, Барнси. Отнеси это на мост[26]26
  Термин «мост» имеет в музыке несколько значений, в данном случае речь, вероятно, идет о контрастном отрывке музыкального произведения, соединяющем два подобных раздела, как мост соединяет над водой две берега реки.


[Закрыть], – сказал Феликс и хлопнул старого друга по спине.

Они прошли вверх по холму к улице.

– Я иду на склад, Феликс. Вечерняя смена. Сортировка. А ты куда? Пойдешь по шоссе?

– Не. Опаздываю, иду в город. Лучше всего на метро. Но сначала на автобусе.

Автобус остановился прямо перед ним, открыл двери. Из двери для входа задом наперед стала выбираться миссис Мулхерн, еще одна жительница Колдвелла, с пластиковым пакетом из магазина в руках. Вокруг хрупких щиколоток скрутились колготки; и Барнс бросился вперед, чтобы помочь. Феликс решил, что и ему стоит помочь. Она была легкая, как пушинка. Женщины стареют по-разному. Когда ему было двенадцать, Милхерн казалась староватой для романа с его папой, теперь она походила больше на мать его отца. Утреннее зрелище пары сильных розовых ног, обернутых в драное ванное полотенце, которые спешат в единственный сортир. И не только. «Ты такой храбрый, можешь ухаживать за четырьмя малолетками. Она для тебя недостаточно хороша, дорогой. Ты заслуживаешь лучшего. Все тебе так сочувствуют». Дамы Колдвелла выражают свое сочувствие. На автобусной остановке, в комнате ожидания у доктора, в «Вулворте». Словно песенный хит, который преследует тебя из магазина в магазин. «Все для них, мелких, делает. Умереть за них готова. Словами всего и не передашь». Одна из них, миссис Стил, работала в столовой. Стоило ей увидеть его – румянец на лице… и чуть бо́льшая порция картошки. Забавно, какие вещи вспоминаются впоследствии, когда начинаешь понимать.

«Грейс, а фамилия как?» – «Грейс, и больше ничего. Точка». – «У вас нет фамилии?» – «Не для вас». На этой самой автобусной остановке. Взгляд остановился на щиколотках ее темно-синих джинсов, снова и снова поправляет отвороты, чтобы они правильно сидели на высоких черных сапогах. На лбу зацементирована кудряшка. Он думал, что никогда не видел ничего прекраснее. «Да не будь ты такой. Слушай, ты знаешь, что означает «Феликс»? Счастливый. Я приношу счастье, ясно? Но могу я тебя попросить кое о чем? Ничего, если я здесь посижу? Грейс? Можно с тобой поговорить? Мы оба одного автобуса ждем? Вполне возможно. Ты не против, если я тут сяду?» Она наконец, посмотрела на него своими накрашенными глазами, светло-карими, словно не от мира сего. Вид у нее был сверхъестественный. И он сразу понял: это мое счастье. Я всю жизнь ждал на этой автобусной остановке, и наконец мое счастье нашло меня. Она заговорила! «Феликс – так тебя зовут? Ты мне не мешаешь, Феликс. Чтобы мне мешать, ты должен быть для меня важным. Понимаешь? Так-то вот». Ее автобус появляется из-за гребня холма. Тогда. Теперь. «Нет, постой, не надо так со мной, послушай: я не пытаюсь флиртовать. Просто ты на меня произвела такое впечатление. Я только хочу с тобой познакомиться. У тебя такое лицо… очень напряженное». Взметнулась вверх бровка кинозвезды. «Да? А у тебя лицо человека, который заигрывает с девушками на автобусных остановках».

Пятилетний невинный младенец на остановке. Четырнадцатилетний и пьяный. Двадцатишестилетний и под кайфом. Двадцать девять и в полном невменозе, очумевший от кокса и кетамина: «Здесь нельзя спать, сынок. Ты либо убирайся отсюда, либо мы заберем тебя в участок, проспишься там». Когда столько лет живешь в одном месте, воспоминания накладываются одно на другое. «Спасибо, что проводил меня, Феликс, дружище. Рад тебя видеть. Заходи в любое время. Привет от меня Ллойду. Я внизу, я всегда тебе рад». Феликс запрыгнул в автобус. Помахал Филу Барнсу, который в ответ показал два больших пальца. Помахал миссис Мулхерн, а автобус пополз вверх и обогнал ее. Он прижал ладонь к стеклу. Грейс в семьдесят. Татуировка – фея Динь-Динь у основания спины, сморщенная или растолстевшая. Но разве может Грейс быть семьдесят? Ты посмотри на нее. («И запомни, Фи: я и оказалась-то здесь случайно. Должна была быть у тетки в Уэмбли. Помнишь? Я в тот день должна была приглядывать за детьми, но тетка сломала ногу и осталась дома. И тогда я такая: почему бы мне не слетать на автобусе в город за покупками? Феликс, даже не пытайся меня убеждать, что это был не перст судьбы. Мне плевать, что там люди говорят, абсолютно все происходит по своей причине. Не пытайся меня убеждать, что вселенная не хотела, чтобы я в ту минуту там появилась!»)

Осторожнее, смотри, куда ноги ставишь. Феликс вошел во второй вагон с конца и встал напротив карты метро, словно турист, который решил потратить минутку, чтобы убедить себя в подробностях, которых коренному лондонцу нет нужды проверять: от Килбурна на Бейкер-стрит (по Юбилейной линии); от Бейкер-стрит до Оксфорд-Сиркус (по линии Бейкерлу). Другие люди доверяют себе. Разновидность того же инстинкта заставляла его засунуть руку глубоко в карман и сжимать клочок бумаги с написанным на нем именем. Их стал обгонять другой поезд, и Феликс уселся на место, к которому направлялся. Мгновение спустя два поезда, казалось, идут вместе. Он посмотрел на того, кто сидел против него в другом поезде. Маленькая женщина, он бы сказал, еврейка, хотя почему он так решил, не мог бы объяснить: брюнетка, хорошенькая, улыбается сама себе, в голубом платье, какие носили в семидесятые – большой воротник, с узором из крохотных белых птичек. Она, хмурясь, разглядывала его футболку. Пыталась прочесть. Пускай себе: он улыбнулся! Широкой улыбкой, которая подчеркивала его ямочки и обнажала три золотых зуба. Маленькое темное личико девушки вытянулось, словно сетчатая сумка. Ускорился ее поезд, потом его.

(ЗI)[27]27
  Почтовый код (англ. WI) района в части города, имеющей обозначение З (W) – запад.


[Закрыть]

– Ты Феликс? Привет! Отлично! Ты Феликс!

Он стоял у магазина «Топ Шоп». Высокий, тощий белый парень с длинной каштановой челкой, падающей на лицо. Джинсы-скинни, квадратные черные очки. Ему, казалось, требуется минутка, чтобы привести в порядок мысли, что Феликс и позволил сделать – вытащил табак и принялся скручивать сигарету, а парень вдруг сказал: «Том Мерсер зовут – это за углом, несколько улиц пройти надо», после чего рассмеялся, чтобы скрыть собственное удивление. Феликс не знал, почему его голос по телефону так часто вводил людей в заблуждение.

– Ну так как? Я спрашиваю, можешь это делать на ходу?

– Одной рукой и на бегу, братишка.

– Ха! Отлично. Сюда.

Но парень, казалось, не знал, как продраться через толпу на углу между Оксфорд-стрит и Риджент-стрит. После нескольких фальстартов он продвинулся лишь на полфута, да и то в обратном направлении. Феликс лизнул самокрутку и стал наблюдать, как парень признает свое поражение – перед перуанцем с двенадцатифутовым баннером НЕ УПУСТИТЕ: РАСПРОДАЖА КОВРОВ 100 ЯРДОВ. Не из Лондона, не оригинальные, подумал Феликс, который один раз побывал в Уилтшире и был ошеломлен. Наконец Феликс сделал шаг вперед и взял бразды правления в свои руки: протиснулся через толпу индийских девушек с роскошными черными «хвостиками» и маленькими золотыми значками сети магазинов «Селфридж» на лацканах. Они шли против естественного потока, белый парень и Феликс, и, чтобы перейти на другую сторону, им понадобилось пять минут. Феликс поставил диагноз: похмелье. Потрескавшиеся губы и круги под глазами. Болезненная реакция на свет.

Феликс предпринял попытку:

– Она у тебя давно или?..

Вид у парня стал испуганный. Он поднес руку к челке.

– Она у меня что?.. А, понял. Нет. Я что хочу сказать: мне ее подарили несколько лет назад, на двадцать первый день рождения – отец подарил, – он ею пользовался некоторое время. Не очень практичный подарок. Но ты-то, конечно, специалист, у тебя таких трудностей не возникнет.

– Механик.

– Верно. Мой отец знает твою мастерскую. У него эти марки тридцать лет… больше… он знает все специальные мастерские. Килбурн, да?

– Ну.

– Это в сторону Ноттинг-Хилла, да?

– Не, вообще-то нет.

– Давай-ка сюда, Феликс. Мы здесь свернем направо. Подальше от этого хаоса.

Они свернули на мощеную улочку. Еще пятьдесят ярдов – и Оксфорд-стрит. Там было не протолкнуться, толпа, как на карнавале. И почти такая же громкая. А здесь – тишина, народу никого. Массивные черные двери, латунные ручки, латунные почтовые ящики, фонарные столбы прямо из сказки. Старые картины в вычурных золотых рамах покоятся на пюпитрах, повернуты к улице. ЦЕНА ДОГОВОРНАЯ. Женские шляпки, каждая на своей подставке, с перьями, готовы улететь. НУЖНА ПОМОЩЬ – НАЖМИТЕ НА ЗВОНОК. Один магазин за другим, а в них ни души. В конце маленького ряда за сверкающим окном со средником Феликс увидел клиента: человек сидел на кожаном пуфе, примерял зеленый пиджак из клееночной ткани с клетчатой подкладкой. От середины вверх стекло было прозрачным, и за ним виднелось большое розовое лицо с клочками седых волос повсюду, главным образом в ушах. Феликс знал этот типаж, часто встречал, особенно в этой части города. Их тут целое племя обитало. Ни с кем другим они не смешивались, держались себе подобных. ЛОШАДЬ И ЗАЯЦ.

– Хороший паб, – сказал Феликс, чтобы что-то сказать.

– Мой отец всем его советует. Когда он в Лондоне – здесь его второй дом.

– Да ну? Я тут работал неподалеку, раньше работал. В кино.

– Правда? А что за компания?

– Ну, такая, высший класс. На Уардор-стрит типа, – добавил Феликс и тут же пожалел о сказанном.

– У меня родственник, он вице-президент в «Сони», может, встречал? Даниель Палмер. На Сохо-сквер?

– Да нет… Вообще-то я там курьером работал. Туда-сюда. В разные места.

– Понял тебя, – сказал Том, и на его лице появилось удовлетворенное выражение. Маленькая загадка была решена. – Меня очень интересует кино – я этим занимался немного, ну, ты понимаешь, как действует повествование, как можно рассказать историю через изображения…

Феликс накинул капюшон на голову.

– То есть ты в этом деле, да?

– Ну, не совсем, я хочу сказать, не сейчас. Я говорю, конечно, мог бы там быть, но уж больно неустойчивый бизнес – кино. Я когда учился в колледже, был настоящий киношник, типа фанат. Нет, я типа в творческой сфере. Типа в творческой сфере, связанной с медиа. Трудно объяснить: я работаю в компании, которая генерирует идеи для консолидации брендов. Чтобы бренды могли лучше таргетировать восприимчивость их продуктов – передовая технология манипуляции брендами главным образом.

Феликс остановился, вынуждая парня замолчать. Рассеянно посмотрел на незакуренную самокрутку.

– Типа рекламы?

– По существу – да, – раздраженно, а потом, когда Феликс не двинулся следом: – Тебе прикурить?

– Не. У меня зажигалка где-то есть. Типа рекламных кампаний?

– Нет, по большому счету, нет, потому что… это трудно объяснить… По существу, мы больше не рассматриваем кампании как способ продвижения. Речь идет в большей степени об интеграции брендов категории люкс в повседневное сознание.

– Реклама, – подвел итог Феликс, вытащил зажигалку из кармана и придал лицу невинное выражение.

– Следующий поворот направо, если ты…

– Иду за тобой, братишка.

Они прошли по величественной площади, свернули на второстепенную улицу, хотя и здесь дома стояли величественные: с белыми фасадами, многоэтажные. Откуда-то донеслись звуки церковного колокола. Феликс скинул капюшон с головы.

– Ну вот и пришли – вот она. Я говорю, это тебе не такая вещь, чтобы… извини, Феликс, на минуточку. Должен ответить.

Парень приложил к уху телефон, сел на выложенные плитками черно-белые ступени ближайшего дома ровно посредине, между двумя апельсиновыми деревьями в кадках. Феликс описал полукруг и оказался на дороге. Присел на корточки. Она ему улыбалась, но они все улыбаются, не важно, в каком состоянии. Фары, похожие на лягушачьи глаза, маньячная ухмылка решетки радиатора. Он прикоснулся к тому месту, где должен находиться фирменный знак. В год выпуска он представлял собой серебряный восьмиугольник с двумя танцующими буквами спинами друг к другу. Не из пластика. Из металла. Нужно будет сделать как полагается. Он выпрямился. Просунул руку через гигантскую прорезь в мягком верхе, потер ткань пальцами: тонкий выцветший полиэстер. Пластиковое окно отсутствует. Ржавчина – за милю видать. Он понимал, в каком она жутком состоянии. Хуже всего левое заднее крыло – вообще целый континент, – но и капот весь изъеден, а значит, скорее всего насквозь. И все же: правильный красный цвет. Оригинальный. Хорошие арки передних колес, квадратные, как и полагается, сзади и идеальный резиновый бампер – все говорило о том, что машина хотя бы подлинная, как и было заявлено. «M DGET». Особых трудозатрат не потребуется, как и все наружное – косметика. Вот под капотом – там да, там самые важные новости. Забавно, но чем хуже новости, тем лучше для него. Барри в мастерской: «Если она на ходу, сынок, то тебе не по карману». Он поставит ее на ход. Может, не в этом месяце и не в следующем, попозже. Он чуть нетерпеливо потрогал дверную ручку. Ему хотелось пролезть через отсутствующее окно, заделанное картоном и клейкой лентой.

– Дело не в том, чьи чувства сильнее, – сказал парень. Он катал ногой по ступеньке туда-сюда камешек. Феликс прижался к машине. – Соф. Соф, слушай, я сейчас не могу говорить. Конечно, нет! У меня отрубился. Нет, не сейчас. Пожалуйста, успокойся. Соф, я занят важным делом. Соф? – Парень отнял телефон от уха и несколько секунд недоуменно смотрел на него. Потом сунул в карман.

Феликс свистнул:

– Тысяча проблем, братишка. Я тебя понял.

– Извини, ты о чем?

– Машинка. У нее проблемы.

– М-м-м, да, – сказал Том Мерсер. Он сделал неопределенное движение, имевшее целью объять весь автомобиль. – С ней определенно придется поработать. Не та вещь, чтобы сесть и уехать. Ну так и цена соответствует. Иначе бы речь шла о многих тысячах. Поработать явно придется. Давай я ее открою и покажу тебе все.

Феликс смотрел, как Том борется с ключом.

– Я могу открыть, если… – начал было Феликс.

Но тут дверь открылась.

– Подход нужно знать. Я ж тебе говорю – поработать придется. Но задача выполнимая. – Сцепление, – сказал Том. – Коробка передач и рулевое колесо.

Он повел рукой в сторону названных объектов, а потом, когда они скорбно осмотрели заплесневелый свернувшийся коврик, ржавый пол, паклю и провода, торчавшие из-под обивки кресел, дыру, где должен был стоять радиоприемник, он пробормотал год изготовления.

– Я в этот год родился, – сказал Феликс.

– Значит, это судьба.

Потом парень зачитал ряд фактов по бумажке, которую извлек из кармана.

– «MG Midget», двигатель «Триумф 14», объемом тысячу пятьсот кубов, показания счетчика – сто тысяч миль, ручная коробка, бензин, двухдверный родстер, трансмиссия требует…

Феликс не мог воспротивиться:

– Две двери, говоришь? Так, понял.

Том умоляюще зарделся.

– Это опись отца. Я сам не очень автомобильный чел.

Феликс подошел и дружески похлопал его по высокому костлявому плечу.

– Да я просто дурака валяю. Под капот можем заглянуть?

Капот со скрипом открылся. Под ним оказались одни только дурные новости, на которые он и надеялся. Аккумулятор протек, головка блока цилиндров треснула, в трещине виднелись поршни.

– Восстанавливаемо? – спросил Том. Феликс смотрел на него озадаченно. Том попытался еще раз: – Так что, спасти ее можно?

– Черт знает. О какой сумме идет речь?

Том снова заглянул в свою бумажку.

– Мне назвали порядка тысячи.

Феликс театрально рассмеялся и протянул руку к двигателю. Поскреб ногтем по ржавчине.

– Если откровенно, Том, мне каждый день такие показывают и в состоянии получше, чем твоя, гораздо лучше – за шесть сотен. За эту и шесть сотен никто не даст. Эту ты не сможешь продать никому, кроме механика, точно тебе говорю.

Теперь солнце прямыми лучами коснулось машины, и капот засветился. Лучащаяся развалина! Том посмотрел на небо, прищурился.

– Значит, хорошо, что ты механик, так?

В том, как он это сказал, послышалось что-то забавное. Оба они рассмеялись: Феликс – от всей души, захлебываясь, Том – в руку, как ребенок. Телефон в его кармане зазвонил.

– Господи Иисусе, слушай, мне-то вообще до лампочки, но я тебе говорю: папаша с меня с живого не слезет, если я принесу меньше семи сотен. Лично я предпочел бы сейчас валяться в кровати. Извини, на секундочку: Соф, я тебе перезвоню через минуту…

Но он продолжал держать телефон у уха, и Феликс слышал больше, чем ему хотелось, а Том гримасами выражал извинения. С конца улицы донесся счастливый рев, который издала компания за одним из уличных столиков паба. Том вопросительно вскинул брови и жестом изобразил: «Выпьем по пинте?»

– Ты что будешь?

– Имбирное пиво. Спасибо.

– Имбирное и?

– И все.

– Слушай, для меня это опохмел – так что, уж будь другом, присоединяйся.

– Не, мне хватит. Только имбирное.

– Мой отец говорит, что в такой ситуации у уважающего себя англичанина есть выбор из двух ответов: «Я принимаю антибиотики» или «Я алкоголик».

– Я алкоголик.

Феликс поднял глаза от планок деревянного стола. Том отер пот со лба, открыл было рот, но ничего не сказал. Феликс в этот момент порадовался, что его кожа не передает стыд так быстро и с такой очевидностью. Телефон Тома зазвонил снова.

Феликс поднялся со скамьи.

– Не дергайся, приятель, говори. Я отойду. Пинту, да?

Снаружи стояло превосходное утро позднего лета, внутри было десять вечера октябрьского вторника. Черный потолок в шестигранниках, светопоглощающий темно-зеленый ковер. Старинная тяжелая мебель из дерева, которое идет на изготовление гробов. У музыкальной шкатулки в углу сидел старик в потертой спецовке; у него была белая, тонкая кожа, желтые волосы и ногти, он скручивал сигарету и сам походил на сигарету. У стойки бара на табурете восседала женщина: она считала и пересчитывала четыре стопки двадцатипенсовиков. Она оставила свое занятие и откровенно посмотрела на Феликса, который улыбнулся ей в ответ. «О’кей», – сказал он и повернулся к барменше. Женщина неожиданно ударила по стопкам монет ребром ладони. Рефлексы у Феликса сработали мгновенно: он успел схватить одну стопку, которая иначе вылетела бы из бара. Краем глаза он увидел Тома, шедшего в туалет. Барменша одними губами произнесла «извините» и покрутила пальцем у виска.

– Нет проблем, – сказал Феликс.

Он взял по холодному стакану в каждую руку, позволил барменше сунуть ему в рот пакетик солено-кислых чипсов.

– Тебе сколько лет, Феликс?

– Тридцать два.

– Но почему ты выглядишь моложе меня?

Феликс разорвал пакетик с чипсами по шву, высыпал содержимое на стол.

– Правда? А тебе сколько?

– Двадцать пять. У меня уже волосы начали к херам выпадать.

Феликс присосался к соломинке и улыбнулся, не выпуская ее изо рта.

– Мой старик такой же. Гены.

– Ха, гены. Этим теперь все объясняют. – Том загородил глаза ладонью от беспокоившего его солнца. Феликс вперился в него внимательным взглядом – он умел находить глаза собеседника, как бы тот ни пытался избежать этого, – а Том не привык к тому, чтобы смотреть в глаза даже ближайшим друзьям, не говоря уже о незнакомом человеке, которому надеялся втюхать машину. Он достал солнцезащитные очки, надел. – И как ты, позволь мне спросить, после работы в кино стал механиком?

– Я много чем занимался, Том, – весело ответил Феликс и сжал пальцы для счета. – Когда я был помоложе, начал с того, что кухарил – я ведь получил профессиональное образование по кейтерингу, – и продвинулся довольно далеко. Одно время работал шефом в маленьком тайском ресторанчике в Камдене, нормальное местечко. Потом бросил это, занимался немного рисованием и декорированием, немного безопасностью, ну, знаешь, в клубах, немного ретейлом, водил грузовичок – доставлял чипсы, которые ты сейчас ешь, в магазинчик у М25[28]28
  Название кольцевой дороги вокруг Лондона.


[Закрыть], работал в Королевской почте, – сказал Феликс с таким необычным акцентом, что трудно было понять, кого он пародирует. – Потом делал вот такие штуки. – Он показал себе на грудь. – Потом мне повезло, устроился в одно место – Кот-тес-лоу? – проговорил Феликс по слогам с идеальным английским произношением. – Это театр, – сказал он, переходя с идеального произношения на лондонское. – Тут рядом. Целый год был капельдинером, ну там билеты и все такое. Потом был рабочим сцены, ставил декорации, где нужно, и прочее, вот оттуда я и попал в кино. Круто, здорово повезло. Мне всегда везло. А потом, по правде говоря, Том, подсел я на наркоту, и вот последние несколько лет выкарабкиваюсь со дна. Так вот.

Том ждал, когда Феликс скажет, как он стал механиком, но не дождался. Как человек, в которого бросили кучу предметов странной формы, он вцепился в первый долетевший до него.

– Так ты делал футболки?

Феликс нахмурился. Обычно людей интересовало другое. Он встал, натянул на себе футболку, и, когда складки исчезли, выцветшее послание наконец стало читаемым.

– Прошу прощения, я не понимаю – это польский язык?

– Вот именно! Тут написано: «Я люблю польских девушек».

– О как. Ты поляк? – с сомнением спросил Том.

Феликсу такой вопрос показался очень смешным. Он откинулся на спинку стула и несколько раз повторил вопрос, ударяя ладонями по столешнице и хохоча. Том тем временем делал осторожные глотки пены с верхушки, как птица, пикировавшая на лужу.

– Не, Том, не, я не поляк. Родился и вырос в Лондоне. Эти футболки я давно делал. Коммерческое предприятие. Пять лет назад – можешь себе представить? Нет, семь уже. Ух, как время летит! Вообще-то, это мне мой старик подсказал, а я, так сказать, обеспечивал финансовую сторону, – стесняясь, сказал Феликс, потому что говорить о взносе в тысячу фунтов как о финансовой стороне было слишком смело. – Каждая – на своем языке. «Я люблю испанских девушек» – на испанском, «я люблю немецких девушек» – на немецком, «я люблю итальянских девушек» – на итальянском, «я люблю бразильских девушек» – на бразильском…

– На португальском, – сказал Том, но список продолжился.

– «Я люблю норвежских девушек» – на норвежском, «я люблю шведских девушек» – на шведском, «я люблю уэльских девушек» – на уэльском. Это скорее было уже шуткой, ты меня понимаешь. Да, это грубовато, но ты знаешь, о чем я. «Я люблю русских девушек» – на русском, «я люблю китайских девушек» – на китайском. Но есть два типа китайского, этого почти никто не знает, но мой дружок Алан мне объяснил. И нужно было на двух делать. «Я люблю индийских девушек» – на хинди, и у нас было много разных на арабском, и «я люблю африканских девушек» на йоруба или как там у них. Переводы взял из Интернета.

– Да, – сказал Том.

– В общем, сделал три тысячи футболок и отправился на Ивису продавать, вот как. Прикинь, ты идешь по Ивисе в футболке, на которой написано: «Я люблю итальянских девушек» на итальянском! С руками и ногами оторвут!

Повторяя эту идею с энтузиазмом Ллойда – так, как Ллойд впервые подал ее ему, – Феликс почти забыл, что ничего с руками и ногами не отрывали и он потерял свою тысячу вместе с работой в тайском ресторане, которую оставил по настоянию Ллойда, чтобы лететь на Ивису. Две с половиной тысячи футболок все еще лежали на хранении в коробках под замком у родственника Ллойда Клайва под железнодорожными арками вокзала Кингс-Кросс.

– А ты, Том?

– А что я?

Феликс усмехнулся:

– Ладно уж, не скромничай. Я же вижу, с кем имею дело. У каждого есть свои предпочтения. Дай-ка угадаю: тебе наверняка нравятся бразильянки!

Том, несколько озадаченный золотым блеском во рту Феликса, сказал:

– Я бы сказал, француженки, – ответил он, погружаясь в размышления, какой ответ был бы правдивым, но так и не решил для себя.

– Французские девушки. Порядок. Я добавлю одну из них к сделке. У меня еще осталось немного.

– Разве это не моя сделка?

Феликс протянул руку над столом и похлопал Тома по плечу.

– Конечно, твоя, Том, конечно, твоя.

Фраза «подсел я на наркоту» все еще висела в воздухе. Том решил оставить ее как есть.

– Ты женат, Феликс?

– Нет еще. Собираюсь. А тебе это твоя жена звонит?

– Господи, спаси, нет. Мы встречаемся всего девять месяцев. Мне всего двадцать пять.

– У меня в твои годы уже было двое мальцов, – сказал Феликс, достал телефон и повернул экран к Тому. – Вот они в лучшей воскресной одежде. Феликс-младший, он теперь и сам мужчина, ему почти четырнадцать. И Уитни, ей девять.

– Красавцы, – сказал Том, хотя ничего не видел. – Ты, наверное, ими гордишься.

– По правде говоря, я их почти не вижу. Они живут с матерью. А мы с ней разбежались. Откровенно говоря, никак у нас ней не получались отношения. Она, знаешь, одна из таких… оппозиционных женщин.

Том рассмеялся, но тут же увидел, что Феликс не имел в виду ничего смешного.

– Извини… я просто… Ну, хорошая фраза. Я думаю, это то, с чем я сейчас имею дело. С оппозиционной женщиной.

– Слушай, если я говорю Джасмин, что небо голубое, она тут же говорит – зеленое. Ты меня понимаешь? – сказал Феликс, отковыривая этикетку с бутылки имбирного пива. – Куча психических проблем. Выросла на попечении у государства. Моя мать тоже без семьи росла – такие же проблемы. Что-то ломает в тебе. Правда, ломает. Я познакомился с Джасмин, когда ей было шестнадцать, и она всегда такой была. Депрессии, из дома несколько дней не выходит, не убирает, дома свинарник и вообще. В общем, досталось ей. Как бы то ни было.

– Да, это, наверное, нелегко, – тихо сказал Том и сделал еще один большой глоток.

После этого они некоторое время посидели молча, смотря на улицу, словно случайно оказались за одним столиком.

– Феликс, можно у тебя попросить одну из этих твоих штуковин? Сам не умею скручивать.

Феликс закурил свою, молча кивнул, начал сворачивать еще одну. У него в кармане завибрировал телефон. Он прочел сообщение, сунул телефон под нос Тому.

– Слушай, Том, ты же рекламщик – что ты об этом думаешь?

Том, страдавший дальнозоркостью, отодвинулся от экрана, чтобы прочесть.

– «По нашим данным, вы до сих пор не востребовали компенсацию в связи со случившимся с вами происшествием. Возможно, вам причитается выплата в размере 3650 фунтов. Для востребования названной суммы ответьте бесплатным эсэмэс с текстом ВОСТРЕБОВАТЬ. В случае отказа пришлите текст СТОП».

– Разводка, да?

– Да, я тоже так считаю.

– Потому что откуда они могут знать, что со мной что-то случилось? Это гнусно. Представляешь: ты старик или болеешь и вдруг получаешь такое.

– Да, – сказал Том, хотя и не следил за мыслью Феликса. – Я думаю, у них есть эти… базы данных.

– Базы данных, – сказал Феликс и в отчаянии покачал головой. – Ты отвечаешь, и с твоего счета исчезает пять фунтов. Но так сегодня люди живут. Каждый думает только о себе. Моя девушка дала мне книгу «Десять секретов успешного руководителя». Ты читал?

– Нет.

– Стоит прочесть. Она мне типа: «Фи, знаешь, кто читает эту книгу? Билл Гейтс. Мафия. Королевская семья. Банкиры. Тупак ее читал. Евреи читают эту книгу. Займись самообразованием – прочти». Она у меня умная. Я не ахти какой читатель, но эта книга открыла мне глаза. Держи.