Текст книги "Столетняя война"

Бургундское наследство

Добиваясь успехов в Бретани и не афишируя этого, Валуа обделал в Бургундии очень выгодное дело, выгодное по крайней мере в ближайшем будущем. Филипп де Рувр, который был там герцогом с 1349 г., 21 ноября 1361 г. умер в возрасте пятнадцати лет, пав жертвой второй большой эпидемии чумы. Он был последним из длинной династии герцогов, родоначальником который стал один из младших сыновей Роберта Благочестивого.[73]73
  Роберт Благочестивый – второй король Франции из династии Капетингов (996 – 1031 гг.). Передал герцогство Бургундское своему младшему сыну Роберту, положив начало династии бургундских герцогов из рода Капетингов, просуществовавшей до смерти Филиппа де Рувра (прим. ред.).


[Закрыть] Филипп де Рувр был Капетингом и всегда считал себя таковым. В Королевском совете бургундская партия часто играла первую роль, особенно во времена короля Филиппа VI и герцога Эда IV. Таким образом, со смертью последнего герцога из Капетингов возрождалась подзабытая опасность отпадения Бургундии и перехода ее в состав империи.

Наследство было существенным. К Бургундскому герцогству своего предка Эда IV Филипп де Рувр присоединил Бургундское графство – Франш-Конте – и графство Артуа, которые его мать Жанна получила от своих предков Отnона Бургундского и Маго д'Артуа. Уже из-за одного этого стоило обратить внимание на наследство юного герцога. Но не меньшего интереса заслуживала его юная вдова: Маргарита была дочерью и единственной наследницей последнего графа Фландрского из дома Дампьерров, рода, который с годами и при помощи браков умело присоединил к Фландрии графства Невер и Ретель. Граф Людовик Мальский пока что прочно владел фламандским наследством, но его дочь отныне стала вдовой. Давно уже не было такой выгодной партии.

Дело провернули очень быстро. Едва узнав о смерти Филиппа де Рувра, Иоанн Добрый наложил руку на Бургундское герцогство. Беглое знакомство с капетингской генеалогией позволяет утверждать, что король Франции был ближайшим родственником. Разве он не приходился сыном Жанне Бургундской, сестре великого Эда IV? Большего и не требовалось.

В то время как в Бургундии чиновники, уже поддерживающие дело Валуа, хранили в тайне факт смерти и размещали в крепостях гарнизоны на случай конфликта, каких боялись после бретонского прецедента, король обнародовал жалованные грамоты о присоединении герцогства к королевскому домену «по праву близкого родства, а не в интересах короны». Иоанн Добрый не захватывал, он наследовал. Бургундцы одновременно узнали, что у них новый герцог и что это король Франции.

Организовать присоединение послали графа де Танкарвиля, а ему вдогонку выехал Никола Брак, чтобы контролировать финансовые дела. Арно де Серволь и его компания отправились обеспечивать порядок; демонстрировать силу необходимости не было. Бургундия сохранила спокойствие. 23 декабря Иоанн Добрый мог торжественно вступить в герцогство.

Далее надо было чем-то жертвовать. Может быть, король в качестве ближайшего родственника покойного и имел право наследовать Бургундское герцогство, но не Артуа и не Бургундское графство. Если схватить слишком много, можно все выронить. Артуа и Графство были предложены двоюродной бабке герцога Филиппа по материнской линии, иными словами, Маргарите Французской, внучке Оттона IV и Маго. Она вышла за графа Фландрского и приходилась бабкой Маргарите Фландрской, о повторном замужестве которой уже думали.

Это было рискованно: при таком раскладе все зависело от двух вдов, которые могли расстроить игру, повторно выйдя замуж так, что это не будет соответствовать интересам французского короля.

Тогда Иоанн Добрый и вступил в контакт со своим шурином, императором Карлом IV Люксембургским. Уже прошел год после смерти Филиппа де Рувра, а Маргарита еще не принесла оммажа императору; в январе 1363 г. секретным актом тот предоставил инвеституру на Графство третьему сыну короля Франции – Филиппу, в то время герцогу Туренскому. Это был юный герой Пуатье («Отец, берегитесь…»), которого вскоре станут называть Храбрым. За Маргаритой ее графство осталось, но шла подготовка дальнейших событий.

Тот же Филипп Туренский в июне 1363 г. приехал в Дижон как королевский наместник. Через три месяца отец сделал его герцогом Бургундским.

Опять-таки не сочли нужным раскрывать карты слишком рано. Бургундцы знали, что в ту зиму, когда осаждали Реймс, нейтралитет герцога спас их от разграбления, которое могли устроить английские войска. Им также могло прийти в голову, что королевские налоги могут быть тяжелей, чем герцогские. Потому эту новость какое-то время держали в тайне. В этой политике «проникновения», очень непохожей на манеру поведения пылкого Иоанна Доброго, позволительно увидеть растущее влияние того человека, который станет Карлом V, на управление королевством.

Король Наваррский несколько месяцев ставил палки в колеса. Заявить, что его права имеют приоритет над правами Валуа, он никак не мог. Конечно, он сразу же выразил интерес к бургундскому наследству, а потом сделал паузу, чтобы подготовиться. Когда он потребовал расследования, когда он апеллировал к суду палаты пэров, стало понятно, что он ищет ссоры. Тщетно папа, к которому обратился Иоанн Добрый во время пребывания в Авиньоне, предлагал посредничество король Наваррский его отверг без объяснения причин. Зато последний появился в Бордо, где встретился с Черным принцем. Когда выяснилось, что наваррский капитан Санчо Лопис – Сансон Лопен из Бретея – тоже совещается в Бордо с англичанами, поняли, что готовится война.

Карл Злой сплел сеть союзов, направленных против своего кузена Валуа. В августе 1364 г он заключил мир с королем Педро IV Арагонским, заплатив за отсутствие угроз со стороны Испании обещаниями, сделанными в ущерб французскому королю. Арагон должен был получить Нижний Лангедок, сенешальства Бокер и Каркассон. Тем не менее король Наваррский отправил своего брата Людовика сражаться против Арагона на стороне кастильцев. Людовик попал в плен, эта ситуация поставила под угрозу мир с Арагоном.

В то же самое время, чтобы наносить Бургундскому герцогству удары с тыла, Карл Злой содействовал формированию наваррской партии в Графстве. С расчетом на войну в Бургундии он навербовал новые отряды, в том числе уже известные, такие как компания Сегена де Бадфоля или Бертюка д'Альбре.

Бургундия была всего лишь поводом Карл Злой не скрывал своей игры он велел вышить на своем знамени гербы Франции – не Эвре – и Наварры. Речь шла о пересмотре старых счетов, счетов 1316 и 1328 гг.

Кошерель

Дофин Карл после отъезда короля Иоанна Доброго в Англию снова стал регентом. Он приказал конфисковать владения Наваррца. Он тоже набрал войска. Командование ими он поручил Бертрану Дюгеклену, назначенному генерал-капитаном Нормандии.

После деревенских драк и геройств во время осады Ренна Дюгеклен приобрел репутацию умелого командира. Не просто стратега с живым умом, а лидера На самом деле хорошо зная солдат, он вербовал их с разбором. Он следил за раздачей вина так же, как и за выдачей жалованья. Он берег своих людей, что, впрочем, не помешало ему ответить с циничной насмешкой герцогу Ланкастеру, когда тот, чтобы убедить его отказаться от атаки, сослался на возможные потери в людях:

Тем лучше для выживших. Им достанется больше наследства.

К побежденному врагу Бертран Дюгеклен относился беспощадно. Если он был забиякой – а мальчишки из его деревни кое-что об этом знали, – то безупречные подвиги его не интересовали. Военные хитрости и притворство входили в его арсенал, и он этого не скрывал, рискуя разойтись во взглядах с «самым безупречным и доблестным рыцарем» времен Иоанна Доброго – Жоффруа де Шарни, чья «Книга рыцарства» для двух поколений стала кодексом чести в ратном деле.

Он придавал мало значения дипломатии, политическим тонкостям, нюансам. Его верность была неколебима. Встретив в жизни много покровителей, которые помогли ему возвыситься и которых звали Карлом Испанским, Людовиком Анжуйским, Арнулем д'Одрегемом, Карлом Блуаским, Дюгеклен, разумеется, получил поддержку и со стороны дофина Карла в борьбе против всего, что имело отношение к Наваррцу и его союзникам. В отличие от баронов наваррской партии, которые путались в политических противоречиях и противоречащих одно другому обязательствах (дофин против короля, Этьен Марсель против дофина, дофин против «жаков»). Дюгеклен знал одно: надо драться с наваррцами, англичанами, сторонниками Монфора. Профессиональный военный, если можно так сказать, он тем не менее не был наемником, готовым служить тому, кто заплатит. У него был один господин – Валуа.

Распорядиться конфисковать владения Наваррца было мало, надо было еще и отобрать их. В апреле 1364 г Бертран Дюгеклен получил приказ без предварительного уведомления занять крепости, благодаря которым Карл Злой, граф д'Эвре, контролировал Сену, Мант, Мелан, Ветей и Рони были взяты за неделю, вместо тарана сгодилась хитрость. Засада, молниеносная атака на людей, едва осознавших, что противник напал, налет в тот самый момент, когда ворота открываются, чтобы пропустить телегу, – и дело сделано. Карл V – он стал королем на той же неделе – отныне получил полную свободу действий.

Через несколько дней в Нормандию вступила армия, набранная в Наварре (а также в Гаскони, отчего всегда будут говорить об «англичанах» при Кошереле) Карлом Злым, который под предлогом возможной войны с Арагоном обложил свое пиренейское королевство новыми налогами. Армия силой в тысячу человек, если не больше. В конце апреля 1363 г. они подошли к Сене.

Их возглавлял Жан де Грайи, капталь де Буш – один из виднейших вельмож Гаскони, по-прежнему вассал и преданный капитан Плантагенетов. Никто бы не мог обмануться, даже если настоящих англичан под Кошерелем не было (откуда им там взяться, если заключен мир?): присутствие капталя де Буша означало, что франко-английская война и франко-наваррский конфликт связаны между собой.

Капталь не был наемником, как Арно де Серволь или Сеген де Бадфоль. Он точно так же не продавался, как и его теперешний противник Бертран Дюгеклен. Капталат Буш был одним из самых старинных фьефов Гаскони. Жан де Грайи приходился внуком принцессе из дома Фуа. По ней он был потомком Робера д'Артуа; его кузеном был граф де Фуа – Гастон Феб, великий охотник и воистину просвещенный человек, образец рыцарских добродетелей и независимый князь-суверен. Кроме того, капталь де Буш был женат на даме из рода д'Альбре, сестре того самого Арно Аманьё д'Альбре, в чьей политике прослеживалось яростное стремление к независимости.

Когда такие люди воевали, даже если соображения вассальной верности и принадлежности к клиентеле приводили их в какой-то лагерь и на чью-то сторону, они всегда сражались за себя. Ничего странного, если они сегодня тут, а завтра там, они не ощущали политических противоречий и ни в малейшей мере не имели национального чувства. Жан де Грайи не был ни французом, ни англичанином, он был капталем де Бушем.

Его реакция на события была реакцией человека из его рода. Из «Рынка» Mo он атаковал бюргеров и «жаков», выручая дофину. Его ничуть не смущало, что при Пуатье он находился на стороне Черного принца. Между тем он выполнил долг христианского рыцаря, отправившись в крестовый поход в Пруссию вместе с кузеном де Фуа.

Английская война кончилась. Капталь до конца выполнил свой долг гасконского вассала Плантагенета. Теперь настал мир, но капталь был не из тех, кто бы охотно отложил оружие. Чтобы найти себе занятие, а также заработать денег, он пошел на службу к арагонцу, потом вернулся к королю Наваррскому; тот ему хорошо заплатил – шесть тысяч флоринов, помимо тысячи ливров ренты, – и дал ему хорошие земли.

Что касается короля Англии, то он не вмешивался. Черный принц даже пытался завербовать, без особого успеха, еще нескольких видных гасконцев. Мир, заключенный в Кале, запрещал Плантагенету искать новых ссор со своим кузеном Валуа, но отнюдь не мешал вассалам герцога Гиенского по собственному почину вступать в армию Наваррца. Если дело не зайдет слишком далеко – ведь гас конские бароны стали испытывать куда больше расположения к королю Франции с тех пор, как победа при Пуатье укрепила власть их герцога. Черный принц правил Аквитанией, сделав из нее почти независимое княжество. Спокойствие вассалов включало по меньшей мере негласное соглашение с самым слабым из претендентов на роль правителя Аквитании. Поэтому многие отклонили предложение короля Наваррского вступить в его армию. Некоторые, как неуемный сир д'Альбре, сочли уместным предостеречь регента Карла о том, что замышляется.

В Париже хорошо знали, как к этому отнестись. Капталь де Буш был в Бретиньи одним из послов Эдуарда III, потом с первых дней активно участвовал в бургундском деле и входил в число уполномоченных короля Наваррского, которым тот поручил предъявить и отстаивать его права. Было очевидно: наваррская армия, вошедшая в Нормандию, во многом походит на победителей при Пуатье.

В начале мая капталь под Эврё примкнул к «наваррским» войскам, собравшимся из всей Нормандии, из Бретани, Мена и даже из Берри. Но многие на призыв не откликнулись, и можно было почувствовать, как кульбиты короля Наваррского надоели нормандским баронам. Немало капитанов назначили охранять какой-нибудь наваррский замок или наняли на время с их отрядом рутьеров. Но нормандские феодалы уклонялись от участия в этом деле. Даже Аркур теперь был на стороне Валуа.

Может быть, все пошло бы иначе, присутствуй там лично Карл Злой. Ведь он был графом д'Эврё. Род родом, а Жан де Грайи был гасконцем.

Наступление Дюгеклена на Нижней Сене круто изменило ситуацию. Французы обошли противника, и наваррцы вынуждены были, теряя время и опасаясь удара с тыла, привыкать обходиться без Манта и Мёлана в качестве опорных баз. Капталю пришлось импровизировать.

Не меньше впечатления произвела и весть, что король Франции умер и что регента, о слабостях которого знали, сменил король, от которого не было известно, чего ждать. Королю Наваррскому выдалась возможность сказать свое слово в один из моментов, при которых его права еще никогда по-настоящему не принимались во внимание, – в момент наследования французского престола. Карл Злой родился слишком поздно, чтобы взойти на престол в 1328 г., и в 1350 г. наследование произошло без проблем. В 1364 г. он мог извлечь выгоду из трудностей Валуа, чтобы поставить под вопрос наследование или, по крайней мере, с позиции силы добиться существенной компенсации для семьи Эврё. Жан де Грайи был не главарем шайки, а вельможей, разбиравшимся в династических проблемах; он вбил себе в голову, что должен не допустить миропомазания.

Иоанн Добрый умер 8 апреля. Его останки перевезли во Францию и как раз только что похоронили. 7 мая, в день начала тридцати заупокойных служб, его погребли в Сен-Дени. Еще можно было успеть в Реймс. Капталю де Бушу нельзя было терять времени.

Не растерялся и Дюгеклен. На Сене у него была сильная армия, которой он дал разумный приказ снять осаду Рольбуаза – маленькой крепости, которую защищал рутьер Жан Жуэль и его компания. Жуэлю не было никакого дела до франко-наваррского конфликта, но он чувствовал симпатии к врагам короля Франции и поэтому в Эврё примкнул к капталю де Бушу. Тем временем армия Дюгеклена выросла. Капитан Руана Мутон де Бленвиль занял крепости, которые у Наваррца и его сестры королевы Бланки – вдовы Филиппа VI – еще оставались на правом берегу: Гурне, Нефшатель-ан-Бре, Лонгвиль. Потом он соединился с Дюгекленом. Тот призвал под свои знамена также гасконскую компанию Аманьё де Помье, компанию Жана де Вьенна – будущего адмирала – из Графства и бургундскую компанию Арно де Серволя, перигорского клирика, который сделал своим ремеслом сражаться за тех, кто заплатит, и которого называли Протоиереем.

Капталь де Буш контролировал Эврё и Верной. Дюгеклен привел свою армию в Пон-де-л'Арш и встал лагерем на левом берегу реки Эр. Тогда Грайи занял высоту Кошерель, предоставив противнику инициативу атаки. Так же рассуждал Черный принц при Пуатье девять лет назад.

Карл Злой со двором находился в Памплоне, не проявляя ни малейшего беспокойства. Ему даже в голову не пришла идея возглавить армию. Не то чтобы его внезапно поразила робость, но когда после отправки войск в Нормандию стало известно о падении Манта и Мёлана, король Наваррский счел, что его армия, прибыв слишком поздно, чтобы помешать падению этих крепостей, должна теперь просто их отвоевать.

Может показаться странным, что Карл Злой, выслав столь сильную армию, как будто забыл о ней. Правду сказать, в те дни его внимание было больше приковано к запутанной ситуации в Испании, чем к берегам Сены. Наварра снова сближалась с Арагоном. Кастильская угроза пока что вытеснила из мыслей короля его интересы в Нормандии.

Утром 16 мая 1364 г. при Кошереле сражение началось так, как и ожидал капталь де Буш, стяг которого развевался над густым колючим кустом на вершине холма. Французы пошли в атаку с боевым кличем «Богоматерь Гекленская!» – кличем, о котором капитаны договорились накануне. Жан де Грайи не реагировал: он хотел позволить противнику полностью развернуться, чтобы его ясно было видно.

Ошибку совершил Жан Жуэль, бывший защитник Рольбуаза. Не дожидаясь приказов капталя, он ринулся навстречу атакующим. За ним поскакали другие капитаны, вопреки желанию растерявшегося Грайи, который в конечном счете был вынужден последовать за теми, кого уже не мог удержать.

Капталь был прав, ожидая подвоха. Он хорошо знал, как хитер Бертран Дюгеклен. Едва только наваррцы начали эту несвоевременную атаку, французы отпрянули назад. Видя, что те в беспорядке отступают, некоторые люди капталя обрадовались. Большинство сочло, что это наводит на подозрения. На они слишком поздно увидели двести конных латников – двести свежих и энергичных бретонцев, которых Дюгеклен укрыл в лесу на фланге. Наваррцы промчались мимо них, не заметив. И подставили французам незащищенные фланг и тыл. Вернуть атакующую конницу назад очень трудно, и люди капталя, неспособные дать отпор, наконец поняли, что мнимые беглецы не были беглецами. У наваррцев, зажатых между основными силами французской армии, внезапно остановившимися, и атакующим с тыла отборным отрядом, не могло остаться иллюзий относительно исхода сражения.

Капталь де Буш сдался последним. Его победителем был смелый бретонец по имени Тибо дю Пон, карьера которого началась в тот день.

На ближайшее будущее Карл V вышел победителем. Таким было мнение Карла Злого, который о случившемся узнал в Памплоне на званом вечере 24 мая и тем же вечером решил подготовить реванш.

Сам Карл V узнал о своей победе, когда подъезжал к Реймсу. Миропомазание 19 мая сделало его настоящим королем, а присяга в ходе коронации обязала защищать веру; он сошлется на это через четырнадцать лет, во время Великой схизмы, когда сыграет важную роль в укреплении авторитета авиньонского папы.

Нельзя было терять времени. 28 мая Карл V и Жанна де Бурбон друг за Другом торжественно въехали в Париж, украшенный тысячами занавесей и ковров, свисающих из окон на Великой улице Сент-Антуан. Несомненно, спеша вернуться к управлению страной, король обогнал процессию: он вступил в Париж в полдень, быстро съездил помолиться в собор Парижской Богоматери, потом достиг дворца на острове Сите и принялся за дела. Горожане, одетые в зеленое и белое – о красно-синем пытались забыть, – радостно приветствовали его на протяжении всего пути. Вечером прибыл кортеж королевы, которую сопровождали тетка и невестки. Коня королевы держал под уздцы новый герцог Филипп Бургундский. Как и утренний, кортеж направился в собор Парижской Богоматери, а потом дошел до дворца. Там был устроен большой пир. Оба последующих дня были заняты турнирами.

Ничто не вызывало опасений. Король Кипра Пьер де Лузиньян, с которым Иоанн Добрый познакомился в Авиньоне, отличился на турнирах. Добрые горожане пили за здоровье короля и танцевали по случаю праздника. Кто еще помнил о прежнем союзе парижан и Наваррца против дофина Карла?

В лагере побежденных царило уныние. Многих потеряли мертвыми, в том числе пылкого Жана Руэля. Многие попали в плен, в первую очередь Грайи, которого надо будет выкупать. Карл Злой им поможет деньгами из своей казны.

Карл V отметил свое воцарение актом, предвещавшим конец феодальных войн и снова включившим в законы военного времени понятие о праве государства. Пленникам– французам – гасконцев к ним не причисляли – отказали в праве освобождения за выкуп. Это были предатели, и им отрубили головы. Когда-то Филипп Красивый так же по-разному относился к противнику-англичанину, обходясь с ним как с королем, и к графу Фландрскому, обойдясь с ним как с побежденным мятежником. Для одного – примирение и свадьбы, для второго – тюрьма.

Суровость Карла V по отношению к французам из армии короля Наваррского означала следующее: может быть, рыцарь и имеет право на частную войну, но против суверена частных войн не бывает.

Впрочем, отношение баронов было показательным с самого начала кампании. Наваррской партии больше не было. В борьбе против короны Валуа дом Эврё проиграл окончательно.

Все это не помешало Карлу Злому сохранять сильные позиции в Нормандии. Дюгеклен развил свою победу при Кошереле, взяв несколько крепостей – Конш, Берне – и разорив графство Мортен, а потом заняв Карантан и Валонь в сердце Котантена. Но за Наваррцем остались основные его крепости. Он удержал Бретёй и Орбек, Бомон и Понт-Одемер. Он сохранил свой порт Шербур, позволявший ему легко добраться до Байонны и Наварры. Несмотря на попытку осады, которую быстро сняли, его столица держалась стойко: Эврё остался в его руках.

В наваррские крепости снова поставили гарнизоны и снабдили их припасами. В качестве организатора обороны своего кузена-капталя заменил Пьер де Ландира. К концу года военные последствия поражения удалось нейтрализовать. Одни наваррцы захватили форт Мулино ниже Руана, а другие тем временем вновь заняли Котантен. К Рождеству Дюгеклен не сохранил практически ничего из весенних завоеваний.

Карл V был достаточно умен и не стал ждать, пока ситуация переменится окончательно, чтобы предложить кузену приемлемый компромисс. Карл Злой знал, что Наварра больше не может оплатить войну, к которой податные на землях за Пиренеями испытывают мало интереса. Англичанин воздерживался от вмешательства. Капталь де Буш очень спешил вернуть себе свободу. Весьма кстати вмешался Урбан V. Короче говоря, начались переговоры. В марте 1365 г. заключили договор. За Карлом Злым были признаны нормандские домены, которые он не терял или которые вернул. По-настоящему он утратил только Мант и Мёлан – потенциальные затворы для блокады, стратегические крепости, передача которых королю надолго избавляла столицу от угроз, – и графство Лонгвиль, одну из самых богатых сеньорий земли K°. Таким образом, крупный нормандский барон, каким оставался король Наваррский, сохранял свою власть в Западной Нормандии, но больше не мог претендовать на контроль над Сеной.

Взамен Карл V уступил кузену город и сеньорию Монпелье. Этот обмен свободы навигации по Нижней Сене на порт на Средиземном море – единственный настоящий порт, который был на этом море у Валуа, и единственный, который когда-либо будет у Наваррца, – красноречиво свидетельствует о том, насколько мало значения в 1365 г. еще придавали экономическим перспективам, которые открывала для Франции морская торговля с Востоком. В Париже, как и в Авиньоне, на финансовом рынке и на доброй части торгового рынка доминировали крупные тосканские компании. Похоже, король Франции вполне привык к тому, что роль вынужденных посредников между Францией и Востоком исполняют итальянские купцы.

Что касается Лонгвиля, Карл V немедленно преподнес его в дар Дюгеклену. Бретонский дворянчик стал графом. Между тем, и об этом знали, победитель при Кошереле уже был разбит при Ope, и Джон Чандос ждал за него хорошего выкупа.

Пока обменивались ратификационными грамотами франко-наваррского договора, Герандский договор вновь закрыл бретонское дело. Весной 1365 г. Карл V не одержал победу, но у него впервые были развязаны руки. Мог ли он догадываться, что впоследствии дочь Карла Злого выйдет за герцога Бретонского Иоанна IV де Монфора, а потом – за короля Англии Генриха IV Ланкастера?