Текст книги "Расследования в школе"

21. Догадка синьора Колибри

Люси, ты, наверное, скажешь: ну хорошо, загадку картины вы разгадали, но ведь Пьер-Поль так до сих пор и не найден!

Да, не представляю, что бы мы делали, если бы не проницательность нашего нового друга, гениального синьора Колибри. Воодушевлённые успехом, мы провели срочное совещание на площади, сидя на краю фонтана, в воде которого весело поблёскивало солнце.

– Могли бы вы, поджалуйста, показать мне письмо от похитителей? – попросил синьор Колибри. – В юности я изучал графологию и, возмоджно, обнаруджу какую-нибудь подсказку.

Он взял записку, стал вертеть её так и эдак и разглядывать в лупу кривой почерк похитителей, но никаких подсказок не находил. Он уже почти сдался, как вдруг, посмотрев листок на просвет, воскликнул от радости.

– Водяные дзнаки! Брависсимо!

Мы с Реми удивлённо вытаращили глаза. Что ещё за дзнаки?

– Водяные знаки, – объяснил месье Корусант, – это рисунок, который напечатан как бы внутри бумаги, такие изображения бывают, например, на денежных банкнотах. История водяных знаков уводит нас в далёкую…

– Прошу прощения, мой дорогой коллега, – перебил его синьор Колибри. – Но я думаю, что сейчас не время для подробных пояснений. Я узнаю эти дзнаки – это гербовая бумага отеля «Даниэли». Очевидно, именно там и располоджились похитители, и, возмоджно, именно там мы и найдём нашего юного де Дзанда.

Я чуть его не расцеловала! Месье Корусант принялся бегать вокруг фонтана и улюлюкать, как индеец, и у Реми лицо прямо сияло. Он пожал синьору Колибри руку и воскликнул:

– Скорее бежим туда, освободим Пьер-Поля и сдадим всю эту банду карабинерам!

– Я понимаю ваш юношеский пыл, – сказал месье Корусант. – Но подумайте, мой дорогой Реми. Мы имеем дело с профессиональными преступниками: один неверный шаг – и мы можем всё испортить. Осмотрительность и скорость – вот ключи к успеху.

Последняя фраза учителя была очень похожа на то, что сказал бы сейчас Пьер-Поль. И тут месье Корусант изложил нам свой план, настолько сложный и запутанный, что я даже рассказывать тебе не буду, дорогая Люси. Да это и необязательно, потому что ты скоро обо всём узнаешь, да и к тому же месье Корусант сам запутался, пока распределял между нами роли.

Мы отправились в отель «Даниэли». Пока всё казалось элементарно. Но на самом деле нас ждали новые испытания.

Начать с того, что мы напрочь забыли про карнавал. Мы двигались в направлении отеля, но с каждой улочкой толпа вокруг нас становилась всё более плотной и непроходимой. Пульчинеллы, маркизы в напудренных париках и полумасках, корсары в алых кителях, коломбины в пышных платьях с оборками лунного цвета… Люси, как жаль, что тебя там не было!

Мосты опутывали цветные ленты серпантина, с неба дождём сыпались кружочки конфетти, люди кричали и водили хороводы: всё это было невероятно здорово и красиво, но в то же время немного пугало. Одни лица скрывались за шёлковыми масками и карнавальными очками, усыпанными золотыми и серебряными блёстками, другие – за длинными носами из папье-маше, третьи едва угадывались под треуголками и огромными бархатными беретами, а некоторые были раскрашены, как у тайских танцовщиц. Мы будто попали в книжку с картинками, в которой перепутались костюмы разных эпох. А удивительнее всего было то, что среди всего этого маскарада у нас четверых был самый необычный вид!

Как хорошо, что синьор Колибри выполнял роль нашего гида. Мы прошли вдоль берега Большого канала, в этом месте он очень широкий. Плавучие средства всех цветов, лодки, гондолы, моторки плыли вслед за вапоретто, везущим пассажиров на крошечный остров Сан-Джорджио Маджоре.

Отель «Даниэли» находился в той части города, которая нам пока была незнакома, Пьер-Поль сказал бы, что она расположена у самого начала хобота слона. Мне показалось, что мы шли к нему не меньше часа. Шум, толпа, волнение – от всего этого у меня гудела голова.

– Ну вот мы и на месте, – объявил месье Корусант. – Соберёмся с духом, друзья мои, нам понадобится отвага!

Он с торжественным видом потрепал нас обоих по щекам, а синьор Колибри тем временем крадучись направился к стойке администратора.

22. Месье Корусант крадёт гондолу

Наконец-то мне выпал шанс проявить себя. Я страшно волновался, сознавая опасность дела, и даже слегка дрожал, как перед забегом или футбольным матчем. Я представлял себе ПэПэ привязанным к стулу и уже видел, как озарится его лицо, когда я перережу верёвку перочинным ножом, как он будет мне благодарен и как станет гордиться мною мама, когда узнает о моих подвигах.

Однако всё пошло не так, как я себе воображал.

Фойе отеля «Даниэли» похоже на вокзал. На стенах огромные часы, повсюду тележки с чемоданами, коридорные в красных костюмах и шапочках носят на руках пуделей усталых старушек. Честно говоря, если бы не Пэ-Пэ, ноги бы моей здесь не было! Всё в золоте, в завитушках, кругом колонны и резьба, как на часах с маятником в доме у тёти Марселины – мама о таких мечтает…

Не знаю, с чего месье Корусанту вздумалось притворяться англичанином. Его план представлял собой какую-то несусветную кашу – например, когда мы обнаружим номер похитителей, я должен был позвонить им и, зажав нос пальцами, гнусавым неузнаваемым голосом попросить спуститься.

Сам учитель уселся в кресло и осматривал фойе, скрывшись за газетой. Время от времени он восклицал: «Heaven!.. Wonderful!.. Yes, my boy!..»[20]20
  Бог ты мой! Восхитительно! О да, как верно! (англ.)


[Закрыть] – и произношение у него было просто ужасное.

Я между тем не сводил глаз с лестницы, а синьор Колибри безуспешно пытался заглянуть в книгу регистрации гостей, чтобы найти там какую-нибудь немецкую фамилию. В конце концов он поднял на меня глаза, полные отчаяния, и выразительно развёл руками. Так у нас никогда ничего не получится, но ведь это был план месье Корусанта, а я кто такой? Всего лишь семиклассник-второгодник.

– Нужно менять стратегию, – сказала мне Матильда.

Да, что ни говори, команда из нас четверых получилась не очень. Я даже почти пожалел, что мы с Матильдой действуем не сами по себе. Наверняка мы бы вдвоём…

– В дзадней части отеля есть есчё один вход, – вдруг сказал синьор Колибри. – Нуджно попробовать с той стороны. Я поднимусь и расспрошу горничных, si?

Наконец-то хоть одна здравая мысль!

Мы вышли из отеля, свернули за угол и скоро оказались на узком причале, который тянулся вдоль всей задней стены «Даниэли».

– Смотрите! – закричала Матильда. – Это он! Они его ведут!

Несколько силуэтов, озираясь и пригибаясь, появились из тени здания и шли, толкая перед собой другой силуэт, который брыкался и кричал:

– Отпустите меня, мерзкие твари! Вы не представляете, с кем имеете дело!

Конечно, это был он, невыносимый Пьер-Поль де Жанвье, и на долю секунды мне стало жаль его похитителей!

Но вот они подвели его к краю пристани, подхватили на руки, будто бессловесный мешок, и бросили на дно гондолы, которая, похоже, нарочно их там поджидала.

– Мы опоздали! Они сейчас уплывут вместе с Пэ-Пэ и картиной!

– Скорее! – закричала Матильда, вцепившись в рукав месье Корусанта и топая ногами от бессилия.

– Мамма миа! Мамма миа! – повторял многоуважаемый коллега нашего учителя. – Какая траджедия!

– Нет! – вдруг заявил месье Корусант, горделиво выпятив грудь.

В его спокойствии было что-то пугающее. Преступники уже плыли прочь, ловко орудуя шестом.

– Настало время перейти Рубикон! – воскликнул наш учитель. – Мы тоже украдём гондолу!

Мы уставились на него вытаращив глаза. Неужели это тот самый месье Корусант, который учит нас в школе? Без лишних размышлений он прыгнул в ближайшее судно и принялся отвязывать швартовы. Затем, сняв пиджак, аккуратно уложил его на скамью, засучил рукава рубашки, поплевал на ладони и взялся за шест.

– Без паники. В детстве я неплохо управлял лодкой в деревне у бабушки, а река у нас была такая же мелкая, как эти их каналы.

Если вы никогда не преследовали похитителей, которые уплывают от вас по каналу в гондоле с художественным шедевром на борту, то вряд ли сможете понять наши чувства. Месье Корусант принялся распевать, налегая на шест с силой, которой я, признаюсь, никак не ожидал от этого человека в очках и фланелевом жилете. Но главное – мы двигались! Сначала – зигзагом, но потом всё ровнее и ровнее… Правда, гондольер похитителей тем временем летел вперёд как сумасшедший. Несмотря на усилия месье Корусанта, было ясно, что с каждым толчком шеста мы отстаём от преступников всё больше. Не так-то просто соревноваться с профессионалом в соломенной шляпе! Справа и слева открывался лабиринт узких каналов – точь-в-точь в ширину наших лодок. С дьявольской ловкостью венецианец свернул в один из каналов в самую последнюю секунду, и наш учитель вынужден был долго вертеться и разворачиваться, чтобы попасть в нужное ответвление и снова взять след беглецов.

И всё же ничто не нарушало приподнятого состояния духа месье Корусанта, и он продолжал зычным голосом распевать:

– Вперёд, о Харо-о-он, ты – душ перевозчик! Мчи свою лодку по чёрной воде реки, именуемой Стии-икс![21]21
  Харон – персонаж греческой мифологии, перевозчик душ через реку Стикс к богу Аиду в подземное царство мёртвых.


[Закрыть]

Гондола незнакомца неумолимо отдалялась. Его сообщник хохотал и махал нам платком, краем глаза посматривая на ПэПэ, который выглядел неважно – то ли так сильно перепугался, то ли укачало.

– Скорее, ну скорее же! – кричала Матильда.

Но гондола наша была слишком перегружена, особенно со стороны синьора Колибри – там вода даже временами перехлёстывала через край. Канал становился шире, впереди показалось что-то просторное и ярко-голубое: мы выходили в лагуну. Сами того не заметив, мы описали внутри города полный круг и вернулись в точку, с которой начали, а добились лишь того, что месье Корусант совершенно выбился из сил и теперь тяжело дышал и опасно скрёб гондолой о фасады домов. Всё пропало.

Вдруг Матильда вскрикнула: в гондоле похитителей один из силуэтов встал в полный рост и занёс над головой некий предмет.

– Это де Джанье! – взвизгнул синьор Колибри. – Смотрите! Он гродзится выбросить в воду картину!

Это и в самом деле был Пьер-Поль. Он стоял в лодке и размахивал в воздухе единственным оружием против похитителей, которое смог отыскать: полотном де Лонги. Ну и Пэ-Пэ! Похитители остолбенели и смотрели на него, не решаясь пошевелиться. Неужели он правда сделает это? Бросит в мутные воды канала один из алмазов мирового культурного наследия? Я знал, что ПэПэ способен на что угодно – даже на такой безумный поступок.

В нашей лодке все тоже затаили дыхание.

– Осторожно! – вдруг закричала Матильда.

Но было поздно. Гондольер потихоньку вытянул из воды шест и занёс его над головой бедняги Пэ-Пэ, который и не подозревал, какая опасность над ним нависла.

В этот момент гондола проплывала под мостом, последним перед выходом в лагуну. Шест зацепился за перила моста, гондольер пошатнулся, но вроде бы удержался на ногах – и всё же через секунду, замахав руками в воздухе, с оглушительным всплеском рухнул в воду прямо посреди широкого канала.

– Ура! – закричал месье Корусант. – Они сейчас перевернутся!

Гондола преступников и в самом деле опасно накренилась, из неё по очереди выпали оба похитителя, и только Пэ-Пэ уцепился за борт. Несколько триумфальных толчков шестом – и мы его наконец нагнали, предоставив злодеям болтаться в ледяной воде, по поверхности которой распластались, подобно гигантским листьям кувшинок, полы их промокших плащей.

23. Рассказ Пьер-Поля

Вот так я, Пьер-Поль де Жанвье, мозг 7 «Б», чудом избежал страшной гибели.

Никогда ещё мне не были столь милы неприятная наружность моего товарища Фарамона и добрейшее обличье славной Матильды. Мы все рыдали и смеялись, обнимались и издавали крики радости. Месье Корусант, чудесным образом обнаруженный, попытался исполнить несколько куплетов весёлой тирольской песни, и голова его была окружена нимбом сияния лагуны, когда все мы торжественно качали его на руках.

Затем настало время объяснений: мне рассказали о рассеянности месье Корусанта, о том, откуда взялся синьор Колибри, и о потрясающих логических рассуждениях, которые привели моих друзей сюда. Что же до меня, то я в нескольких сжатых фразах описал свои ночные злоключения: про приступ ужаса, который выдал наше местонахождение, про моё заключение в номере отеля, про то, как геройски я держался… и про то, как, в сущности, жалок я был и напуган.

– Я в самом деле уж было решил, что настал мой последний час. И вдруг подумал о своей сестре, которой, если я не вернусь, придётся всю жизнь раскаиваться из-за того, что она стащила мои водонепроницаемые часы. Я хотел объявить голодовку, чтобы заставить их меня освободить, но это оказалось выше моих сил. Со мной хорошо обращались, даже заказали мне среди ночи спагетти, колу и карамельный пудинг, потому что вид у меня был очень бледный. Они вообще не знали, что теперь со мной делать, я явно не входил в их планы. Обсуждали это прямо при мне, думая, что я не понимаю по-немецки. Тогда-то я и узнал, что высокого господина в тирольской шляпе зовут профессор Хайнц и это он сел в поезд в открытом поле: остановил его с помощью световых сигналов, потому что не желал, чтобы его видели на вокзале. Это известный фальсификатор, за которым охотится полиция, и работает он на Мюллера. Что же до его сообщника, толстяка Франца, то он тоже был в поезде. Из осторожности они путешествовали врозь, и это их разговор ты, Матильда, слышала ночью за дверью нашего купе. «Герр профессор» – это был Хайнц, а не месье Корусант, как мы с вами решили.

– А картина? – спросила Матильда, намазывая мне бутерброд.

– Наши догадки оказались верны. Они собирались передать картину Мюллеру, чья яхта стоит на причале в Большом канале. Взяли меня с собой и направлялись туда, но в этот момент вы нас перехватили.

– А ты решил помахать картиной над водой, чтобы их напугать! – добавил Реми и одобрительно похлопал меня по плечу.

– Ох! – вздохнул я с искренностью, которая удивила меня самого. – По правде говоря, я сделал это не подумав. Мне было так страшно, что я бы запросто нырнул в воду вместе с ней.

Это правда. Я пережил столько потрясений, что мне было уже не до того, чтобы притворяться храбрецом. К тому же эти два дня, полные опасностей, научили меня смирению…

Я успел представить себе худшее и оценить степень безнадёжности своего положения, а заодно понять, насколько я одинок. Погрузившись в жестокий и враждебный мир, я осознал, как тщеславны и честолюбивы были мои прежние жизненные принципы. Моим похитителям не было никакого дела до причастных оборотов, теоремы Пифагора и латинского падежа аблативус абсолютус, а ведь прежде всё это представлялось мне ключами к цивилизованному существованию. В свои двенадцать лет я уже носил толстые очки, знал высоту горы Жербье-де-Жон[22]22
  Гора вулканического происхождения, находится во Франции, в Центральном горном массиве, её высота 1511 метров.


[Закрыть], множественное число от слова templum[23]23
  Храм (лат.), множественное число – templa.


[Закрыть] и монолог Гарпагона[24]24
  Главное действующее лицо комедии Мольера «Скупой».


[Закрыть], но все эти познания не могли вытащить меня из западни, в которую я попал.

Что бы сделал на моём месте Фарамон? Я так до сих пор и не знаю, каким образом он выиграл конкурс, но он-то, по крайней мере, не заорал от ужаса там, в тёмной комнате. Что же до Матильды, то она, хоть и девчонка, запросто ездит зайцем на вапоретто, и ей ничего не стоит поболтать со смотрителями музея, чтобы отвлечь их внимание… Конечно, когда у тебя очки и ты младше своих одноклассников на два года, жизнь трудна и полна опасностей. Но, если бы не это похищение, из которого я вышел героем, я бы выглядел очень невзрачно рядом со своими друзьями.

– Впрочем, – сказал я в заключение, – во всех этих трагических событиях был и положительный момент…

– Какой? – спросили все хором.

– Мне удалось попрактиковаться в немецком, ведь у нас скоро контрольная.

– Узнаю старину Пэ-Пэ! – сказал Фарамон и засмеялся.

Я тоже засмеялся, хотя на самом-то деле Фарамон ошибается: меня теперь не узнать, я сильно изменился за эти дни. Во всяком случае, мне самому так кажется.

24. Матильда дописывает письмо

Люси, ты спросишь, что случилось с преступниками?

Полицейский катер выловил их из воды, как несчастный плавучий мусор. Они во всём признались: и в похищении Пэ-Пэ, и в краже картины. Благодаря нам карабинеры смогли обыскать катер Мюллера, пока тот купался в море.

Что же касается картины, то она вернётся во дворец Реццонико с новой табличкой, на которой напишут: «Возвращено в музей благодаря Реми Фарамону, Пьер-Полю де Жанвье и Матильде Блондан». Представляешь, настоящая слава! Но сейчас я мечтаю только об одном: принять ванну в гостиничном номере и наконец-то как следует выспаться!

Синьор Колибри приглашает нас сегодня в ресторан и вызвался быть нашим переводчиком до конца поездки. Ты не представляешь, как это здорово – снова быть вместе, наконец спокойно наслаждаться прогулками по Венеции и любоваться прекрасными вещами, которых мы не замечали, пока гонялись за похитителями! Мне не терпится увидеть здесь всё-всё: церкви, музеи, дворцы! Вот только в Ка-Реццонико что-то больше не хочется, он у меня уже из ушей лезет…

Ну ладно, потом всё тебе расскажу. Надо поскорее отправить письмо. Вот только поверишь ли ты мне, когда будешь его читать? Клянусь, я ничего не выдумала!

Ну а вообще мой классный руководитель был прав: Пьер-Поль и Реми – очень хорошие. Надо будет тебе с ними как-нибудь познакомиться. Правда, Пьер-Поль пользуется своим положением спасённого от неминуемой гибели, и все должны с ним носиться, но вообще-то его можно понять. Я не представляю, что бы со мной было, окажись я на его месте, а если бы не присутствие духа Реми в ту ночь, кто знает… Но я предпочитаю об этом не думать – и о том, какие лица будут у моих родителей, когда я им позвоню, тоже. Интересно, они рассердятся? Будут с ума сходить от беспокойства? Неважно! Всё равно я, честно говоря, рада показать им, что мне уже не три года, хотя быть маленькой – это иногда намного удобнее. Ты на это, конечно, скажешь, что я слишком много рассуждаю.

25. Последнее слово Реми

Ну вот и подошло к концу наше приключение – и красивый блокнот Матильды тоже.

Я тут его полистал и заметил, что не всегда был справедлив к Пьер-Полю. Ведь, в конце концов, именно благодаря ему мы смогли расшифровать секретное послание и взять след злоумышленников.

А только что, когда мы устраивались в гостиничном номере, он сказал:

– Я хочу пригласить вас с Матильдой в наш летний домик в Бретани! Я там в библиотеке видел старую книгу, в которой говорится о подземном лазе и спрятанном в нём сокровище.

Я сказал, что да, конечно, я приеду, было бы здорово снова собраться вместе – Матильда, Пьер-Поль и я.

– Я тоже за, – сказала Матильда. – По-моему, из нас получается классная команда! Вот только надо бы присматривать за месье Корусантом: без нас он запросто может опять потеряться.

Венеция в самом деле полна ловушек для рассеянного учителя, а у нас сейчас на руках целых два учителя: надо бы удвоить бдительность, если мы хотим, чтобы путешествие закончилось хорошо.

– По-моему, – добавила Матильда, глядя на меня, – мы все заслужили это замечательное путешествие!

Я понял, почему она это сказала, и испытал гордость. Ведь я тоже сыграл не последнюю роль в нашем приключении, а значит, в некотором смысле теперь уже честно заработал право на этот приз.

Что дальше?

Дальше нас ждут пять грандиозных дней, ужин с синьором Колибри и тысяча мест, в которых нужно побывать. Выходя из отеля, Матильда взяла нас с Пьер-Полем под руки, и я понял, каково это – быть совершенно счастливым.

Нельзя сказать, что теперь я себе нравлюсь. Просто если бы сегодня я встретил себя на улице, то не стал бы переходить на другую сторону дороги, вот и всё…

А это уже кое-что.

Сокровище школьного подвала

1. Контрольная

Бывают такие дни, когда лучше бы вообще не вставать с кровати.

Хоть и нельзя сказать, что я нежно люблю наши интернатские подушки.

Сегодня утром, когда прозвенел будильник, на секунду я почувствовал себя шпротиной в масле, запертой в консервной банке. К счастью, через секунду мне на глаза попались собственные босые ноги, торчащие из-под одеяла, и я с трудом, но всё-таки вспомнил, что я – Реми Фарамон, ученик 7 «Б» класса школыинтерната имени Шатобриана, и ничто, включая груду книг, посыпавшуюся мне на голову, когда я потянулся выключить будильник, не могло спасти меня от контрольной по естествознанию.

Понятное дело, в класс я заявился последним. Холод стоял собачий – знаете, как бывает мартовским утром, будто нарочно придуманным на радость школьным воспитателям[25]25
  Во французских школах к классам бывают приставлены специальные воспитатели, которые следят за порядком на переменах или за тем, чтобы в интернате после отбоя никто не шумел и не бегал по школе.


[Закрыть]. Наш, по фамилии Подшофе, противненько дул на кофе, уютно устроившись за запотевшим стеклом столовки, пока завуч стоял на галерее над школьным двором с таким видом, будто руководит эвакуацией с «Титаника».

– Вы как всегда пунктуальны, Фарамон! – пролаял он сверху при виде меня. – Поспешите занять своё место в строю!

«Строем» он называет класс. Месье Абзац, наш завуч, в прошлой жизни, видимо, командовал кавалерией. Ноги колесом, подбородок задран вверх: можно подумать, он вечно тянет за невидимые поводья лошади. Во время занятий ходит по коридорам, прищёлкивая языком под усами, и шаги его жутко напоминают топот копыт, аж мурашки по телу.

Я ускорил шаг, пытаясь одновременно доесть бутерброд и повторить то немногое, что было мне известно о размножении позвоночных. Ничего не вышло ни с тем, ни с другим: хлеб из столовки похож на жвачку, только пузыри из него не надуешь. Варенье потекло по подбородку и шмякнулось на тетрадь по естествознанию, которую я с таким трудом вытаскивал из портфеля, чтобы ещё разок что-нибудь повторить. Впрочем, всё равно невозможно расшифровать иероглифы, которые там понаписаны… Разборчивым получился только рисунок на полях, где наш учитель естествознания, месье Трусье, изображён висящим на виселице.

Остальные уже выстроились перед классом и смотрели на меня посмеиваясь. Особенно девчонки выглядели довольными: румяные (ещё бы, ведь они завтракали дома!), и прямо по глазам видно, что выучили всё о беременности шиншилл.

Евлалия Бонтан, мой персональный враг, наматывала косичку на указательный палец и что-то бубнила себе под нос. Обычно мне на девчонок плевать, особенно на тех, которые учат латынь. Но Евлалия Бонтан – это не девчонка… Она носит зубную пластинку, садится всегда за первую парту и с восторженной улыбкой весь урок не сводит с учителя глаз, потому что некоторые из наших педагогов играют с её отцом в теннис. Особенно здорово у неё получается на естествознании с горелкой для опытов: зажигает её с таким видом, как будто это свеча, а парта – маленький алтарь во славу месье Трусье.

Евлалия и Пэ-Пэ – настоящий кошмар для учеников вроде меня, которые с трудом перебиваются с натянутой тройки на круглую двойку. Пэ-Пэ – это Пьер-Поль де Жанвье, он же Пэ-Пэ Дежавю, совокупность всех лучших в мире качеств и враг номер один Евлалии Бонтан. Эх, вот бы на контрольной сесть рядом с ним… Но Пэ-Пэ на проверочных работах всегда прикрывает свой листок рукой, и к тому же я вдруг вспомнил, что ведь он сегодня не придёт на урок и, пока я тут сражаюсь с тетрадными страницами, которые разносит по двору порывами ветра, он сладко спит в своей уютной постельке и горя не знает.

Нет, что ни говори, день начинался так себе.

– Тебе, кажется, сегодня исполняется тринадцать? – прошептал у меня за спиной ненавистный голос Евлалии. – Поздравляю тебя от всего сердца, Реми…

Хуже всего то, что она говорила это совершенно искренне. Если бы в эту самую секунду не появился учитель, побрякивая связкой ключей, думаю, я бы ей врезал.