Электронная библиотека » Жан-Поль Марат » » онлайн чтение - страница 3


  • Текст добавлен: 14 марта 2024, 15:20


Автор книги: Жан-Поль Марат


Жанр: Зарубежная публицистика, Публицистика


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +
О внешней войне

Если война является одним из самых жестоких бичей, то какое несчастье для народа иметь во главе честолюбивого государя, пожираемого жаждой завоеваний, вольного располагать общественной казной, флотом, армиями по своему усмотрению и могущего предать народ в жертву своим гибельным страстям!

Завоеватель играет жизнью людей и несет войну своим согражданам не меньше, чем своим врагам. Лавры его, всегда орошаемые кровью убитых подданных, орошаются также слезами подданных, истомленных нуждой. И каков бы ни был исход битвы, положение победителей немногим лучше, чем побежденных.

«Я разбил римлян, – писал Ганнибал карфагенянам, – шлите мне войска. Я заставил Италию платить контрибуцию, шлите мне золото»: вот вечный припев торжествующих полководцев. После этого что же думать о том глупом ликовании, которым народы встречают весть о победах своих государей!

Когда сравнишь ничтожные преимущества, получаемые государством от самых блестящих походов, с ужасающими бедствиями, которые они влекут за собой, можно ли сомневаться, что мудрый законодатель сделал бы отказ от завоевательных войн основным положением конституции. Но на беду человечества почти во всех странах законы издаются лишь коронованными разбойниками или находящимися у них на содержании юристами.

Даже в государствах, наилучше устроенных, в том случае, если государь не отказался торжественно от завоеваний, обычно можно видеть, как он использует воинские силы, доверенные ему для защиты государства, против него самого. Свои черные замыслы он осуществляет всегда с помощью каких-либо военных предприятий.

Независимо от чрезмерного бремени налогов, обусловленного войной, от застоя в торговле и истощения финансов, которые она за собой влечет, от бесчисленного множества несчастных, которых она ввергает в нищету, война всегда гибельна для общественной свободы.

Сначала война отвлекает граждан, внимание которых переносится с дел внутренних на дела внешние, а вследствие этого правительство, которое уже более никто не контролирует, приступает к осуществлению своих тайных замыслов.

Если война сколько-нибудь кровопролитна, она держит умы в состоянии постоянного возбуждения, страха и тревоги, отнимая у граждан время и желание углубляться в проверку государственных трат.

Затем она позволяет государю удалять непокорных граждан и отделываться от беспокойных, или, лучше сказать, отправлять на бойню граждан, наиболее свободолюбивых, и таким образом разгромить партию патриотов.

Поскольку государь предпочитает повелевать народом бедным и покорным, чем процветающим и свободным, он вовсе не связывает обязательно те выгоды, получить которые он имеет в виду, с военными успехами: наоборот, если он полагает, что ему выгоднее испытать неудачи, он, как ловкий политик, извлекает пользу даже из собственных своих поражений.

Стремясь властвовать, чтобы обогатиться, и обогатиться, чтобы властвовать, государь приносит в жертву одно из этих преимуществ тому из них, которым в данное время не располагает. Но он стремится овладеть ими по отдельности только для того, чтобы в один прекрасный день объединить их в своих руках, ибо, чтобы стать всевластным, необходимо иметь одновременно и золото и власть.

Война и деспотизм, наконец, взаимно помогают друг другу: ведь у порабощенного народа можно по собственному желанию отобрать людей и деньги с тем, чтобы поработить другие. Война в свою очередь дает предлог для незаконных денежных поборов с целью иметь всегда наготове большие армии, чтобы держать народ в повиновении и препятствовать его восстанию.

Поскольку государь черпает средства из народной казны, он взимает налоги, чтобы покрыть издержки военных походов, и ничего не оставляет народу, тогда как сам он всегда обогащается и каждый поход дает ему возможность предпринимать новый.

Поскольку, чтобы установить деспотизм, он всегда сражается руками воинов, набранных в самой стране, он не ставит под удар своих приверженцев и не рискует своим благополучием, меж тем как народ, защищая свою свободу, ставит на карту все свои силы и даже собственное существование.

Таким образом, для счастья народов более важно, чем это обычно думают, не дозволять государю вести никакой иной войны, кроме войны чисто оборонительной. Да и о том, необходима ли она, государь никогда не должен судить сам лично, учитывая наличие в его руках множества средств для того, чтобы вызвать разрыв и в то же время не казаться нападающим.

Будучи по своим последствиям всегда роковой для свободного народа, война становится таковой в особенности, когда предпринимается с целью снова ввергнуть народ в рабство.

Скольких только средств ни предоставляет тогда война прежним тиранам, чтобы снова захватить бразды правления! Недостаточно еще заставить отвлечь внимание народа от общественных дел, занимая его газетными новостями, которые ежедневно изготовляются сотнями продажных перьев с целью усыпить его и ввести в заблуждение. Недостаточно еще выискать тысячу предлогов для расточения государственных средств на военные приготовления и содержание армии как в пограничных областях, так и во вражеских странах, – государь стремится пополнить армии эти своими приспешниками, всегда готовыми к слепому повиновению с тем, чтобы по первому его зову приступить к избиению своих соотечественников.

Если же граждане уже призваны под знамена, государь стремится оставить их батальоны без оружия и снаряжения или вооружает их только плохо и частично. Поскольку наиболее горячие патриоты первыми встают на защиту родины, государь готовит им участь стать орудиями угнетения или быть убитыми.

Начинают же с того, что стараются их ошеломить. Чтобы их соблазнить или подкупить, продавшиеся двору командиры заботятся о том, чтобы подольше держать их под шатрами. Именно там их обрабатывают денно и нощно всеми способами, какие только могут предложить властолюбие и коварство. Лагерь в этом случае напоминает скорее игорный дом и притон разврата, чем поле сражения: за военными упражнениями всякий раз следуют банкеты, празднества, парады, балы, скачки и множество прочих развлечений, в которых не знающие стыда женщины соревнуются с разгоряченными вином солдатами.

Посреди этих оргий для привлечения солдат сперва пускаются в ход ласки, обещания и подарки. Затем следуют ловкие намеки, полные угодливости речи, безмерные похвалы государю, рассказы о его великодушии и посулы выгод, ожидающих его приверженцев, наконец, клятвы в верности, первый заразительный пример которых дают сами эмиссары государя. Эта политическая зараза распространяется от шатра к шатру, и скоро ограниченные, слабые, жадные и сластолюбивые граждане уже поражены ею, а люди, чистые сердцем, едва уберегаются от нее. И слишком часто случается, что преданный делу свободы солдат забывает родину и следует только голосу своих начальников.

Если же солдат и устоит перед столькими ловушками, свобода от этого еще не торжествует: немедленно армия, которую не удалось подкупить, передается в руки подлых вождей, договаривающихся между собой о том, чтобы вести ее на бойню и уничтожить под огнем неприятеля.

Но если отчизне и нет нужды опасаться вероломства вождей, трудно предположить, чтобы исход военного столкновения, каким бы он ни был, не благоприятствовал в конце концов деспотизму.

В войнах подобного рода – все против народа, и ему следует не меньше опасаться кажущихся добродетелей генералов, чем их действительных пороков.

Если армия разбита, то потери, понесенные на поле боя, являются еще наименьшим из бедствий; другие, еще более страшные несчастья не замедлят обнаружиться: к упадку духа, лишающему государство даже тех сил, которые еще оставлены ему фортуной, присоединяются все жестокие удары, которые спешат ему нанести вожди. Чтобы скрыть собственную измену, они приписывают свои поражения недисциплинированности войск. Ловко пользуясь царящей подавленностью, они вырывают из рук слабого или подкупленного законодателя свирепые декреты, отдающие солдат-патриотов на. милость их вождей, декреты, за которые они хватаются, чтобы предать защитников свободы мести изменников родины, заставить армию повиноваться их самовластным приказаниям и обеспечить успех всем их гнусным заговорам.

Если же армии испытывают новые неудачи, народ считает себя окончательно погибшим; и так как он всегда готов опуститься еще ниже, чем этого требуют постигшие его несчастья, он сам бросается в объятия первого же плута, протягивающего ему руку, если только не успеет броситься к ногам своих старых господ, моля их о милосердии и повинуясь им.

Пусть решительный человек, готовый пожертвовать собой ради спасения отечества, зовет народ вооружиться своим отчаянием и сделать последнее усилие на благо родине. Народ, устрашенный трудностью предприятия и неспособный твердым взором измерить предстоящие опасности, теряет мужество, в тупом бездействии ждет угрожающих ему бедствий и дает увлечь себя в пропасть, не имея смелости противиться этому.

Если народ сдался, деспот в своей безграничной ярости обращается с ним как с бунтовщиком. Стремясь отомстить мнимым мятежникам и с помощью устрашения удержать в повиновении тех, кого мог бы соблазнить их пример, он безжалостно расправляется с их вождями. А если и щадит большинство, то не потому, что прощает, а потому, что гнушается покарать.

О гражданской войне

Пусть судят о том, какие преимущества дает государям сила их авторитета, в особенности благодаря опасному искусству прикрывать свои пагубные намерения мнимой заботой о народном благе.

Редко случается государям для обеспечения успеха собственных замыслов не воспользоваться услугами своих приспешников, чтобы внести раздоры в государство, вызвать смуты и подкрепить бедствия внешней войны ужасами войны гражданской.

Измученный беспорядками анархии, тревогами, распрями и огнем мятежа, народ, отвлеченный внутренними бедствиями от опасностей, грозящих ему извне, позволяет государю спокойно осуществлять свои коварные замыслы, губить отчизну своими победами или устраивать заговоры после своих неудач.

Когда народу приходится искать себе покровителей, редко случается, чтобы он не сталкивался с честолюбцами, которые пользуются его силами для его же собственного порабощения, или с изменниками, предающими его прежним тиранам.

Когда счастье все же ему улыбнется, народ, поскольку он всегда лишь обороняется, не умеет использовать своих преимуществ; он почти всегда дает отнять у себя свои лавры, не умея ценить мгновение; еще чаще вслед за отчаянием, он предается чувству ложной жалости, совершенно неизвестной его неумолимым врагам, и теряет плоды своих побед.

А что если народ побежден? Друзья отечества, осужденные стать жертвой мести своих гонителей, думают лишь о бегстве. В эти страшные, идущие вслед за поражением моменты государь, если только он в состоянии их схватить, уподобляется дикому зверю: он режет, рвет на части, плавает в крови. Он разыскивает подстрекателей народа и предает их мучительным казням, остальных же сдерживает посредством террора. Долгое время инквизиторские расследования доставляют пищу его гневу; все должно быть предано резне, погибнуть в пламени, а то, что уцелеет от меча и огня, – сгублено голодом, еще более ужасным. С каким варварством он издевается над человеческой природой! Можно сказать, что ему доставляет какое-то безумное наслаждение уничтожать все, принадлежащее гражданам, вплоть до детей – их опоры, вплоть до их надежды на счастье.

Вообще, каков бы ни был ход событий, народная партия не может избежать разгрома в этих военных походах, где опасность всегда близка, а помощь далека, где нельзя рассчитывать на прощение, где никогда нельзя быть уверенным в том, что не погибнешь даже после победы, где, наконец, государь, несмотря на свои поражения, теряет почти всегда лишь то, от чего сам готов отказаться.

Но если, тиран после того как он разграбил государство и опустошил его провинции, раздавлен или обращен в бегство, место его почти всегда захватывается новым деспотом, а народ, всегда остающийся порабощенным, не извлекает из своих побед никаких иных плодов, кроме смены господина.

Разорение народа

Если бы народ жил в довольстве, было бы невозможно держать его в повиновении – таково одно из любимых утверждений правительства. Поэтому-то оно так и стремится отягощать народ налогами, которые подрывают промышленность, разоряют торговлю, разрушают искусства, мануфактуры, мореплавание. И как будто всего этого еще недостаточно, правительство среди различных средств для их сокрушения часто прибегает к ростовщичеству и лихоимству.

Монополии всякого рода также служат средством, употребляемым государями для разорения своих подданных.

В России император сдавал на откуп множество кабаков, где народ оставлял все, что заработал. Алчность этого государя была столь велика, что из страха уменьшения его доходов там запрещалось женщинам и детям, которых пьяницы оставляли умирать с голоду, под каким бы то ни было предлогом приходить за ними, чтобы оторвать от пьянства.

Такова была политика правительств в прошлом. В наши дни она носит более утонченный характер. Государь занимает у своих же подданных деньги под большие проценты. Кредит этот становится для них цепью, вдвойне увеличивающей их зависимость. С одной стороны, эта зависимость становится залогом покорности граждан, неизменно боящихся дать государю повод к конфискациям и банкротствам в случае их восстания; с другой стороны, полученный заем дает правительству необходимые средства для подавления тех, кто снабдил его ими.

Позднее, в подходящий момент снижая по своему произволу проценты, удерживая их целиком или же просто конфискуя ссуженный капитал, они одним ударом доводят своих подданных до такой нищеты, в какую другие государи ввергают своих подданных лишь спустя долгое время.

Когда правительство уже лишилось доверия, оно, чтобы восстановить его, выпускает новые займы, обеспеченные государственными доходами и имуществом, разрешает свободный торг этими ценными бумагами и соблазняет заимодавцев большими преимуществами, связанными с обладанием ими. Ведь выпуск этих ценных бумаг всегда тесно связывает интересы капиталистов и государя. В то же время самые сделки с этими бумагами ставят в зависимость от правительства множество спекулянтов, акционеров, перекупщиков, готовых содействовать осуществлению его честолюбивых планов и помогать при порабощении народа. Именно те, кто принимает участие в этом постыдном торге, делаются обычно ревностными защитниками самого продажного министерства, поднимают вопли против жалоб патриотов, заглушают голос общества, тянут за собой людей жадных, слабых, ленивых, малодушных и, наконец, создают внутри государства влиятельное сообщество сторонников деспотизма.

У англичан до этого никогда не доходило. Однако и их значительно связывают займы: ибо, когда правительство становится должником, подданные, считая, что все потеряно, если колонии будут отняты, а торговые пути перехвачены, всегда готовы нести новые расходы для их защиты. Между тем расходы эти всегда могут обернуться против них самих. Прибавим, что если бы для сохранения высоты процентов необходимо было принять постановления, враждебные свободе, заинтересованные лица, т. е. наиболее богатые люди нации, скорее поддержали бы правительство, чем подвергли себя риску разорения.

Одно притеснение влечет за собой другое, еще более тяжкое. Когда доверие подорвано и граждане закрывают свой кошелек, правительство, вынуждаемое прибегнуть к займам, обращается к откупщикам, ссужающим деньги лишь под чудовищные проценты. Правительство покрывает эти займы из государственных доходов, часто даже досрочно. Иной же раз оно предоставляет откупщикам привилегии, всегда вредоносные для торговли и ведущие к разорению народа. И так до тех пор, пока само правительство, нарушая собственные обязательства, не овладевает заложенными фондами, не заставляет вампиров, чьей добычей стало достояние народа, исторгнуть награбленное.

Когда государи не в состоянии более прибегать к займам, в их распоряжении остаются иные средства. Они учреждают общества банкиров, выпускающие в обращение коммерческие векселя, которые вначале оплачиваются ими точно в срок по предъявлении. Они открывают также учетные кассы, позволяющие торговцам обменивать находящиеся в их портфеле векселя на звонкую монету и банковые билеты на предъявителя. Когда все эти ценности размещены, они сами становятся во главе указанных учреждений и привлекают всю находящуюся в обращении звонкую монету посредством огромных эмиссий или же присваивают ее себе путем постыдных банкротств. В иных случаях они устанавливают принудительный курс; и с помощью подобных-то губительных изобретений все состояние частных лиц навсегда исчезает в сундуках государя.

Кабинет, доведенный до крайности, без конца строит разорительные планы для уловления последнего гроша у народа. Он покровительствует монополиям, игорным домам, ростовщичеству, ссудам под залог имущества, извлекая из всего этого большие доходы. Он устраивает притоны, лотереи, ломбарды и участвует в их незаконных прибылях либо входя в сделку с их директорами, либо непосредственно руководя их деятельностью. При этом сами кабинеты без всякого стыда опускаются до роли гнусных плутов и мелких жуликов.

О восхвалении правителей

В обычае людей, стремящихся вымолить у государей какие-либо милости, твердить им, что власть их беспредельна, как власть самих богов.

В обычаях министров, стремящихся разделить с монархами их власть, беспрестанно повторять им, что они – самодержцы, что все должно склоняться пред их указами, что государство принадлежит им и что любой путь, ведущий к сохранению или увеличению их власти, коль скоро он надежен, то и законен.

С другой стороны, продажные риторы и юристы постоянно кричат, что одни государи имеют право распоряжаться и что единственное право подданных – повиновение. Они возводят рабство в систему и доводят угодничество до настоящей проституции. Продажные гады, они всегда отравляют воды общественных источников.

Подлые писатели, соревнующиеся друг с другом в низости, распространяют в печати подобные гнусные учения. Они утверждают, что у королей нет никаких обязанностей перед народом, что государи одни являются суверенными носителями власти, что, будучи по своему положению выше законов, они позорят себя, если не требуют от своих подданных послушания, клятвенно им обещанного пред алтарем, что они, отцы народа, вправе делать все, что они сочтут уместным для блага государства, не испрашивая ни у кого совета и даже вопреки законам.

Поэты в свою очередь излагают подобные теории в своих стихах, комедианты – с подмостков; причастные к деловой жизни плуты начинают их повторять сначала тихо, затем громче и, наконец, уже не прекращают проповедь этих учений. Приятели, клиенты, приспешники и все те негодяи, которые строят собственное благополучие на несчастии государства, присоединяют к их хору и свой нечистый голос. Так подсказанные изменой, повторяемые лестью, страхом, корыстью и глупостью подобные теории находят себе распространение.

Народы, наслышавшись о том, что государи являются их самодержавными господами, в конце концов начинают верить этому. Безмозглые родители повторяют это своим детям, а дети слепо почитают предрассудки отцов. Величие королевского авторитета в конце концов запечатлевается во всех умах, и каждый считает себя обязанным влачить ярмо.

Глупость народов

Порабощение является следствием не только честолюбивых планов государей, их коварных козней и темных происков: почти всегда глупость подданных протягивает руку помощи установлению деспотизма.

У всякого народа, чья законодательная власть не озабочена постоянным напоминанием правительству о тех основаниях, на которых построена его власть, по мере удаления от времени создания правительства граждане теряют из виду свои права, мало-помалу забывают их и приходят к тому, что вообще не вспоминают о них. Но теряя из виду свои права, не имея более перед глазами законодателя, а видя государя правящим единовластно, они начинают считать именно его всем в государстве и кончают тем, что самих себя считают ничем.

Глупец и в самом деле полагает, что великие мира сего имеют великие души, стыдятся низменных действий, возмущаются постыдным поведением. Ложное представление, весьма благоприятствующее деспотизму!

Достаточно уважаемому государю издать несколько справедливых указов, чтобы иметь за собой всеобщее одобрение, чтобы, народ тотчас принял их как закон и сам утвердил узурпацию своей собственной власти. Это хорошо показывает пример Генриха III Английского, простые прокламации которого имели силу закона.

Единственной законной целью всякой политической ассоциации является общее счастье. Каковы бы ни были притязания власть имущих, любое соображение должно отступать перед этим высшим законом. Но народы почитают священным лишь авторитет государей. Они готовы скорее пожертвовать всем, чем восстать против помазанника божия. Никогда они не считают себя вправе силой, воспротивиться его несправедливой власти и полагают, что только одними просьбами дозволено его смягчить.

Куда только ни заходит их глупость!

Когда многолюдный народ стонет под ярмом, едва ли сыщется в нем хоть один, кто бы осудил это, когда же целый народ карает тирана, всякий кричит об оскорблении.

Когда государь может вырвать виновного из рук правосудия, пренебрегают долгом и ищут покровительства. Когда же такое покровительство оказано, тогда с гордостью несут унизительное ярмо тирана и стыдятся почетного ярма законов.

Короли, высшие должностные лица, командующие армиями, одним словом, те, кто облечен знаками власти, держат в руках бразды правления и вершат общественные дела, служат примером народного восхищения. Это – старые кумиры, которым поклоняются и тупо курят фимиам!

Когда государь расточает общественные средства на празднества, банкеты и турниры, можно видеть, как его подданные, далекие от возмущения этим гнусным мотовством, восторгаются его безумствами и превозносят его величие.

Удача заменяет государям заслуги перед народом: ибо, как бы случаен ни был исход событий, народ всегда усматривает в их блестящих успехах следствие их ловкости, и это заблуждение еще более увеличивают его почтение к ним.

Ничто, однако, не увеличивает это почтение больше, чем безрассудное восхищение [народа] некоторыми выдающимися чертами характера [государей]. Достаточно, чтобы государю присущи были осторожность, стойкость, достоинство, чтобы он был гордым, предприимчивым, величественным. Пусть в остальном он будет вместилищем недостатков и пороков, – несколько блестящих качеств искупают их все.

Почему не судить о государях так, как обычно судят о простых смертных? Мы не судим о действиях государственных людей иначе, как о действиях отважных, великих, необычайных, вместо того чтобы судить о них, как о справедливых, добрых, добродетельных. Мы прощаем государям нарушение своего слова, неверность, хитрость, вероломство, предательство, жестокость, варварство. Больше того, мы восхваляем их безумства вместо того чтобы возмущаться ими; мы восславляем их происки, вместо того чтобы клеймить их позором; часто мы в ослеплении даже возлагаем на их главы венки за такие проступки, которые нам следовало бы карать самой страшной казнью.

Подлинная слава государей должна заключаться в том, чтобы утверждать законность, поддерживать мир, обеспечивать изобилие, делать свои народы счастливыми. Но, к несчастью людей, не об этой славе пекутся власть имущие.

Глупцы, не достаточно ли их пороков, чтобы привести нас в отчаяние? Неужели нужно, чтобы неразумное восхищение их безумствами еще более утяжеляло наши цепи?..


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации