Текст книги "Бар Либерти"

Глава 7
Распоряжение

Мегрэ нетерпеливо встал и на всякий случай – мало ли что придумают женщины, ведь посетитель вполне мог, например, оказаться посланцем Жозефа! – сам отправился в бар.

– Что вам угодно?

Человек настолько растерялся, что, несмотря на мрачное настроение, комиссар едва не рассмеялся. Это был невзрачного вида мужчина средних лет, с седеющими волосами. Шел небось по самой стеночке, чтобы никто его не видел, мечтая о необузданной эротике, а тут вдруг хмурый Мегрэ за стойкой!

– Одну кружечку… – промямлил человек, отпуская рукоятку игрального автомата.

Женщины за занавеской подошли друг к другу. Жажа о чем-то спрашивала, а Сильви устало отвечала.

– Пива нет.

По крайней мере, нигде поблизости не видно!

– Тогда, что угодно… Портвейна…

Мегрэ налил какой-то жидкости из бутылки в первый попавшийся под руку стакан, и посетитель, едва пригубив, тотчас поинтересовался:

– Сколько с меня?

– Два франка!

Мегрэ смотрел то на еще дышавшую зноем улицу, то на маленький бар напротив, за окном которого смутно виднелись силуэты движущихся людей, то на комнату за стеклянной дверью, где, как он видел, Жажа вновь устраивалась на прежнем месте.

Посетитель ушел, недоумевая, куда это он попал, а Мегрэ вернулся в заднее помещение и уселся верхом на стуле.

Поведение Жажа несколько изменилось. Только недавно она волновалась, не зная, что и подумать. Теперь, похоже, определилась и взирала на Сильви с жалостью и с долей обиды, будто хотела ей сказать: «Ну угораздило тебя вляпаться в подобную историю! Как теперь выпутываться-то думаешь?»

А вслух произнесла другое:

– Сами знаете, господин комиссар, каким бывает странным ваш брат мужчина…

Убежденности в голосе явно не хватало. И Жажа сама это почувствовала. Сильви тоже, но промолчала и лишь пожала плечами.

– На похоронах ее сегодня утром увидел, ну и захотелось ему… А с его-то деньгами…

Мегрэ вздохнул, разжег новую трубку и стал рассеянно смотреть в окошко.

Атмосфера в комнате сделалась еще более гнетущей.

Жажа решила впредь молчать, опасаясь неосторожным словом лишь осложнить ситуацию.

Сильви не плакала, неподвижно сидела и ждала неведомо чего.

Только будильник продолжал работать и двигать стрелками по выцветшему циферблату, для которого они казались слишком тяжелыми.

Тик-так, тик-так, тик-так…

Иногда звук становился неестественно громким.

Белый кот во дворе уселся прямо перед подвальным окном.

Тик-так, тик-так, тик-так…

Жажа по своему характеру не могла долго выдерживать такое нервное напряжение, а потому вскоре встала и достала из шкафа еще одну бутылку вина. Как ни в чем не бывало наполнила три рюмки, одну подвинула Мегрэ, другую Сильви, но, правда, не произнесла при этом ни единого слова.

Тик-так, тик-так…

Молчание длилось уже полтора часа! Полтора часа тишины, прерываемой лишь вздохами Жажа. Она пила рюмку за рюмкой, и глаза в конце концов заблестели.

Иногда с улицы доносились крики и смех играющих детей. Или, откуда-то издалека, настырный звон трамвая. Раз к ним заглянул торговец-араб: приоткрыл дверь, сунул в щель голову и прокричал:

– Арахис нужен?

Подождал немного и, не получив ответа, закрыл дверь и скрылся.

В шесть часов дверь снова открылась, и будто нерв пробежал по комнате – этого прихода женщины явно ждали. Жажа уже хотела было встать и побежать в бар, но взгляд Мегрэ удержал ее на месте. С нарочитым безразличием Сильви отвернулась в сторону.

Открылась и вторая дверь. В комнату вошел Жозеф, увидел первым делом спину Мегрэ, затем стол, рюмки, бутылку, открытую сумочку и деньги.

Комиссар медленно обернулся, и застывший на пороге Жозеф не удержался и проворчал:

– Твою мать!..

– Закройте дверь… Присаживайтесь…

Парень закрыл дверь, но садиться не стал. Сердитый, нахмуренный, он тем не менее не терял хладнокровия.

Скорее наоборот! Почувствовал себя намного увереннее.

Подошел к Жажа и поцеловал ее в лоб.

– Здравствуй…

Затем также поздоровался с Сильви, но та даже не подняла голову.

– В чем дело?..

Именно в этот момент Мегрэ понял, что ухватился не за ту нить, но, как и всегда в подобных случаях, заупрямился, и чем сильнее увязал в собственных ошибках, тем энергичнее отказывался смириться с этим.

– Откуда вы пришли?

– Догадайтесь!

Жозеф вытащил из кармана бумажник, достал небольшую карточку и протянул Мегрэ. Это было удостоверение личности, какое получают иностранцы, проживающие во Франции.

– Срок старого давно истек… Вот сегодня получил новое в префектуре…

На удостоверении действительно стояла сегодняшняя дата. Мегрэ прочитал: «Жозеф Амброзини, родился в Милане, работает официантом в казино».

– Вы не встречали Гарри Брауна?

– Я?

– А вы не встречали его раньше, скажем, в прошлый вторник или в среду?

Жозеф посмотрел на комиссара с улыбкой, будто хотел сказать: «Что это вы такое говорите, не пойму!»

– Послушайте, Амброзини! Вы, надеюсь, не станете отрицать, что являетесь любовником Сильви…

– Это еще надо вначале узнать, что вы под этим словом понимаете… Мне случалось, черт возьми…

– Да нет же, нет же. Вы являетесь, скажем помягче, сводником…

Бедная Жажа! Давно она не чувствовала себя столь несчастной в жизни. Выпитый алкоголь повлиял на ее сознание. Время от времени она открывала рот, чтобы вмешаться и привести разговор к полюбовному соглашению. Мегрэ понимал, что ей очень хочется сказать:

«Да будет вам, дети мои! Помиритесь! Зачем понапрасну портить себе здоровье? Лучше давайте дружненько выпьем…»

Что касается Жозефа, то сразу было видно, что ему не впервой иметь дело с полицией. Вел он себя крайне осторожно. На редкость хладнокровно, но без вызывающей наглости.

– Ваши сведения неверны…

– Значит, вам неизвестно, откуда взялись эти двадцать тысяч франков?

– Могу лишь предположить, что Сильви их заработала… Она достаточно красивая девушка, чтобы…

– Довольно!

Мегрэ снова встал. И в который раз принялся мерить шагами маленькую комнату. Жозеф глаз не опускал.

– Выпей рюмочку! – предложила ему Жажа в надежде выпить вместе с ним.

А Мегрэ колебался, не зная, как ему поступить. Наконец, постояв какое-то время перед будильником, стрелки которого уже показывали пятнадцать минут седьмого, он обернулся и произнес:

– Ладно! Вы оба пойдете со мной… Я вас арестовываю!..

Амброзини и бровью не повел и лишь пробормотал с легкой иронией в голосе:

– Как вам будет угодно!

Комиссар положил двадцать тысяч франков в карман, протянул Сильви шляпу и сумку.

– Мне нужно надеть на вас наручники или понадеяться на ваше слово?

– Мы не сбежим, не волнуйтесь!..

Жажа рыдала на груди Сильви. Та с трудом сумела вырваться из ее объятий. Еще труднее оказалось помешать толстой хозяйке бара пойти вслед за ними на улицу.

Загорались фонари. Наступали сумерки. Они прошли мимо улицы, где находилась гостиница «Босежур», но Жозеф даже не посмотрел в ту сторону.

Дневная бригада полицейских уже собиралась расходиться по домам. Немудрено, что секретарь в два счета оформил все необходимые бумаги комиссару.

– Посадите этих двух под арест, и отдельно друг от Друга… А завтра я обязательно приду.

Сильви села на скамью в глубине комнаты. Жозеф начал разминать сигарету, но полицейский в форме вырвал ее у него из рук.

Прежде чем уйти, Мегрэ еще раз повернулся к Сильви, но та даже не удостоила его взглядом. Комиссар пожал плечами и проворчал:

– Тем хуже для тебя!

Устроившись на сиденье автобуса, Мегрэ даже не заметил, что набралось много народу и возле него стоит пожилая женщина. Повернувшись к окну, он провожал взглядом мелькавшие мимо фары автомашин и так яростно курил, что женщине пришлось наклониться и прошептать:

– Извините, месье…

У Мегрэ был вид, будто его вырвали из глубокого сна. Он поспешно вскочил и так растерянно оглядывался, не зная, куда сбросить горячий пепел, что молодая пара за его спиной рассмеялась.

В половине восьмого комиссар толкнул крутящуюся дверь отеля «Провансаль» и сразу увидел инспектора Бутига, тот сидел в одном из кресел холла и разговаривал с управляющим.

– Ну?

– Он наверху… – отозвался Бутиг, похоже чем-то сильно смущенный.

– Вы ему сказали…

– Да… Он не удивился… Я-то думал, он начнет возражать…

Управляющий ждал удобного момента, чтобы вставить вопрос, но как только он открыл рот, Мегрэ устремился к лифту.

– Мне подождать вас? – прокричал ему вслед Бутиг.

– Если хотите…

Комиссар прекрасно знал то состояние духа, в котором пребывал последние два или три часа! И как всегда в таких случаях страшно злился на себя. И ничего не мог с собой поделать…

Ощущение ошибки… Это ощущение не покидало его с момента встречи с Сильви на пороге гостиницы…

И в то же время что-то толкало упрямо двигаться дальше!

Хуже того! Он рвался вперед еще более рьяно, не теряя надежды убедить себя, что он все-таки прав!

Лифт поднимался с чуть слышным скрипом хорошо смазанной стали. А Мегрэ мысленно повторял полученное им распоряжение: «Чем меньше шума, тем лучше!»

Именно поэтому он и оказался в Антибе! Чтобы помочь избежать скандала, лишних разговоров!

В другой ситуации он вошел бы в номер Брауна без трубки. Но сейчас намеренно закурил ее. И лишь потом постучался в дверь. Не дожидаясь ответа, вошел.

И оказался в той же самой атмосфере, что и накануне: Браун ходил взад и вперед по комнате, безукоризненно одетый, давал распоряжения секретарю, отвечал по телефону и диктовал текст очередной каблограммы в Сидней.

– Вы не могли бы подождать одну минуту!

Никаких следов беспокойства! Этот человек чувствовал себя спокойно и уверенно в любой житейской ситуации! Разве он хоть чем-то выдал свое волнение, когда утром в довольно необычных условиях провожал в последний путь отца? Да и присутствие четырех женщин нисколько не вывело его из себя!

А в полдень вышел из весьма сомнительной гостиницы – и хоть бы что! Если не считать секундного замешательства!

Продолжая диктовать, Гарри Браун поставил на столик возле Мегрэ коробку с сигарами и нажал на кнопку электрического звонка.

– Отнесите телефон в мою комнату, Джеймс.

А появившемуся метрдотелю:

– Виски!

Чего больше было в этом поведении – позерства или естественности?

«Все дело в воспитании! – подумал Мегрэ. – Он, верно, обучался в Оксфорде или Кембридже…»

Это была старая зависть комиссара к выпускникам таких учебных заведений, не то что у него! Зависть, смешанная с восхищением!

– Унесите машинку, мадемуазель.

И опять-таки без прокола! Заметив, что руки машинистки заняты блокнотами и карандашами, Браун сам взялся за тяжелую пишущую машинку и отнес ее в соседнюю комнату, после чего закрыл дверь на ключ.

Затем подождал метрдотеля и, когда тот принес виски, попросил его обслужить Мегрэ.

Наконец они остались вдвоем, и Гарри Браун вытащил бумажник из своего кармана, вынул оттуда листок гербовой бумаги и, бросив на него взгляд, протянул комиссару.

– Прочтите… Вы знаете английский?..

– Довольно плохо.

– За эту бумагу сегодня после полудня я заплатил двадцать тысяч франков в гостинице «Босежур».

Он сел. Словно дав сигнал к началу беседы.

– Я должен вам сперва кое-что объяснить… Вы знаете Австралию?.. Жаль… Мой отец до женитьбы владел очень большим участком земли… Под стать какому-нибудь французскому департаменту… После свадьбы он превратился в крупнейшего австралийского овцевода, поскольку моя мать в качестве приданого преподнесла ему землю почти такой же площади…

Гарри Браун говорил намеренно медленно и четко, избегая лишних слов.

– Вы протестант? – спросил Мегрэ.

– Как и вся семья. И все родственники по линии матери.

Он собирался продолжить рассказ, но Мегрэ перебил его:

– Ваш отец не учился в Европе, не так ли?

– Да, вы правы! Тогда это не было модно… Он приехал сюда лишь через пять лет после женитьбы… Когда уже имел троих детей…

Пусть Мегрэ в чем-то и ошибался, какая разница, но мысленно он представлял услышанное в конкретных картинах: огромный, но строгий, без всяких украшений дом, стоящий посреди земельных угодий. Его хозяева – люди весьма серьезные и похожи на пресвитерианских пасторов.

Уильям Браун, получив в наследство дело отца, женился, завел детей и все время отдавал работе…

– Однажды ему пришлось отправиться в Европу из-за судебного разбирательства…

– Он поехал один?

– Да, один.

Дальше все проще простого! Париж! Лондон! Берлин!

Лазурный берег! Среди всего этого блеска и разнообразнейших соблазнов Браун с его колоссальным состоянием ощутил себя настоящим королем.

– И назад не вернулся! – вздохнул Мегрэ.

– Да! Ему захотелось…

Судебное дело затянулось. Новые знакомые австралийского скотовода водили его развлекаться. Он знакомился с женщинами.

– В течение двух лет он постоянно откладывал свое возвращение…

– А кто занимался вместо него делами?

– Моя мать… И брат матери… А потом отсюда стали приходить письма, в которых нас уведомляли, что…

Достаточно! Мегрэ все прекрасно понял. Браун, не знавший ничего и никого, кроме пастбищ, овец, ближайших соседей и нескольких пасторов, пустился в невообразимый загул, открыв для себя неведомые прежде удовольствия жизни…

Он без конца откладывал возвращение… Тянул с судебным разбирательством… А когда суд закончился, находил все новые и новые предлоги, чтобы остаться…

Купил себе яхту… Ведь он входил в узкий круг людей, их наберется лишь несколько десятков, которые могли все купить, все себе позволить…

– И тогда ваша мать с дядей сумели добиться над ним опекунства?

Там, на другом конце планеты, шла борьба. Принимались решения! И в одно прекрасное утро, в Ницце или в Монте-Карло, Уильям Браун проснулся, имея за душой лишь относительно небольшую ренту.

– Довольно долго он продолжал жизнь в долг, и мы платили за него… – сказал Гарри.

– А затем отказались?

– Простите, но я выплачивал ему ежемесячную ренту в пять тысяч франков…

Мегрэ почувствовал, что Браун что-то недоговаривает и испытывает некоторое неудобство, а потому внезапно спросил:

– А что вы приехали предложить отцу за несколько дней до его смерти?

Он тщетно вглядывался в лицо собеседника, тот нисколько не смутился и ответил, как всегда просто:

– Несмотря ни на что, он обладал определенными правами, не так ли?.. Почти пятнадцать лет он отказывался согласиться с постановлением суда… У нас там шел крупный процесс… Им занималось одних только адвокатов пять человек… До окончательного решения приходилось довольствоваться правилами временных договоренностей, согласно которым нам запрещалось проводить крупные финансовые операции…

– Минуточку!.. Получается, что ваш отец жил здесь сам по себе, а в это время в Австралии его интересы защищали адвокаты?

– Причем с сомнительной репутацией…

– Разумеется!.. А по другую сторону баррикад ваша мать, дядя и вы с двумя братьями…

– Yes!.. То есть да!

– И что же вы предложили отцу, чтобы он раз и навсегда вышел из игры?

– Миллион!

– Другими словами, предложили ему выгодную сделку, ведь положи он эти деньги в приличный банк, проценты с них превышали бы получаемую им ренту…

Почему же он отказался?

– А чтобы нас позлить!

Гарри произнес это очень мягко. Но все равно фраза прозвучала странно и непривычно в его устах.

– Своего рода идея фикс… Он не хотел оставить нас в покое…

– Так, значит, отказался…

– Да! И объявил мне, что постарается сделать все от него зависящее, чтобы и после смерти наши неприятности не прекратились…

– Какие неприятности?

– Суд! Он причиняет нам очень большие беспокойства…

Нужны ли еще объяснения? Достаточно вспомнить бар «Либерти», Жажа и полуголую Сильви, которым Уильям таскал провизию… Или же виллу, обеих Мартини, старуху с дочерью и машину-развалюшку для поездок за продуктами…

А затем взглянуть на Гарри Брауна, чтобы сразу стало ясно: сын с его зализанными волосами, строгим костюмом, невозмутимостью, немного высокомерной вежливостью, секретарями, то есть образец порядка, добродетели и законопослушания… представлял для отца совершенно чуждую и враждебную стихию.

«А чтобы нас позлить!..»

Постепенно образ Уильяма становился еще более зримым и живым! Вначале он напоминал нынешнего Гарри Брауна и всех тех, кто живет там, но затем резко порвал с порядком, добродетелью, с хорошим воспитанием и превратился в их врага, после чего его просто-напросто вычеркнули из семейного списка…

Уильям сопротивлялся, черт возьми! Хотя и знал, что не сможет одержать верх! И что отныне проклят близкими!..

Главное – он заставлял их злиться!..

Возможно, ради этого готов был пойти на что угодно! Лишь бы позлить жену, шурина и сыновей, что отказались от отца и продолжали работать, чтобы получать много денег, как можно больше денег…

– Теперь, после его смерти, как вы сами понимаете, судебный процесс сойдет на нет, – спокойно рассуждал Гарри, – а значит, останутся позади и все неприятности, скандалы, доставлявшие столько радости нашим недругам…

– Безусловно!

– Но отец составил завещание… Он не мог лишить наследства жену и детей… Но был волен распоряжаться свободной частью состояния. И знаете, кому он ее завещал? Своим четырем женщинам…

Мегрэ едва не рассмеялся, представив, как мать и дочь Мартини, а также Жажа и Сильви приезжают в Австралию, чтобы отстаивать свои права…

– Именно это завещание вы и держите в руках?

Документ оказался длинным, составленным по всем правилам и заверенным нотариусом.

– На это и намекал отец, когда говорил, что и после его смерти неприятности нам обеспечены…

– А вы знали, что в нем?..

– Еще сегодня утром я ни о чем не догадывался… А после похорон ко мне в гостинице «Провансаль» подошел человек.

– По имени Жозеф?

– Вроде бы, официант из какого-то кафе… Он показал мне копию завещания. И добавил, что, если я желаю получить оригинал, мне нужно отправиться в Канн и принести в некую гостиницу двадцать тысяч франков. Подобные люди не имеют привычки лгать…

Мегрэ напустил на себя суровый вид.

– Иначе говоря, вы намеревались уничтожить завещание! И уже приступили к исполнению замысла…

Браун остался, как и всегда, невозмутим.

– Я знаю, что делаю! И вижу, что представляют из себя эти женщины…

Он встал, кинул взгляд на полный бокал Мегрэ.

– Вы не будете пить?

– Нет, спасибо!

– Любой суд придет к выводу, что…

– …Что ваша семья там обязательно должна выиграть…

Что подтолкнуло Мегрэ сказать это? Головокружение от собственного промаха?

Гарри Браун оставил реплику Мегрэ без ответа. А, направившись к двери, откуда доносился стук пишущей машинки, медленно и отчетливо произнес:

– Документ не уничтожен… Я вам его оставляю…

А сам задержусь здесь до тех пор, пока…

Дверь распахнулась, и на пороге появился секретарь с телефонной трубкой в руке:

– Вам звонят из Лондона…

Браун схватил трубку и начал быстро о чем-то говорить по-английски.

Мегрэ воспользовался удобным моментом, чтобы уйти, захватив с собой завещание. Кнопка вызова лифта не работала, и Мегрэ отправился вниз по лестнице, бурча под нос:

– Запомни: чем меньше шума, тем лучше!

Внизу инспектор Бутиг попивал портвейн в компании с управляющим гостиницей. Рядом стояли красивые граненые хрустальные бокалы. И бутылка под рукой!

Глава 8
Четыре наследницы

Бутиг чуть ли не подпрыгивал от нетерпения, шагая рядом с Мегрэ, и не прошли они и двадцати метров, как инспектор сообщил:

– Я кое-что обнаружил!.. Управляющий гостиницей, мой давнишний знакомый, инспектирует также отель «Мыс Ферра», принадлежащий той же фирме…

Они вышли из «Провансаля». Расстилавшееся впереди ночное море, откуда не доносилось ни шороха, ни всплеска, напоминало чернильную лужу. Справа сверкали огни Канна. Слева – Ниццы. Рука Бутига указывала в черноту за огоньками.

– Вы знаете мыс Ферра?.. Между Ниццей и Монте-Карло?..

Мегрэ его знал. Сейчас он уже начал понимать, что представляет собой Лазурный берег: длинная набережная, растянувшаяся от Канна до Ментоны, набережная длиною в шестьдесят километров с многочисленными виллами вперемежку с казино и роскошными гостиницами…

Синяя гладь знаменитого моря… Горы… И все прелести, обещанные в рекламных проспектах: апельсиновые деревья, мимоза, солнце, пальмы, зонтики, теннисные корты и площадки для гольфа, кафе и американские бары…

– И что же вы обнаружили?

– А вот что! Гарри Браун имеет любовницу на берегу. Директор видел его несколько раз на мысе Ферра, куда он иногда наезжает… Женщина лет тридцати, то ли разведенная, то ли вдова, вся из себя, говорят, комильфо… Он ее на вилле устроил…

Слушал ли его Мегрэ? Он хмуро взирал на величественную ночную панораму. А Бутиг продолжал рассказывать:

– Он навещает ее примерно раз в месяц… По этому поводу в гостинице «Мыс Ферра» много всяких баек ходит, потому что Браун какие только фортели не выкидывает, чтобы скрыть их отношения… До того доходит, что, когда у себя в номере не ночует, возвращается обратно по служебной лестнице и делает вид, будто никуда ночью из гостиницы не отлучался!

– Забавно! – произнес Мегрэ, но так неубедительно, что инспектор даже растерялся.

– Вы его, что, больше не подозреваете?

– Нет… да…

– А вы намерены встречаться с дамой на мысе Ферра?

Мегрэ этого и сам не знал! Разве можно думать обо всем одновременно, а сейчас его мысли были заняты не Гарри, а Уильямом Брауном. На площади Масе он небрежно пожал руку своему компаньону и влез в такси.

– Поезжайте в сторону антибского мыса… Я скажу, когда остановиться…

Усевшись на заднем сиденье машины, он в который раз повторил:

– Уильяма Брауна убили!

Небольшие решетчатые ворота, покрытая гравием дорожка, звон колокольчика, зажегшаяся над входом лампочка, шаги в прихожей – и дверь приоткрылась…

– Это вы? – узнав комиссара, вздохнула Джина Мартини и посторонилась, пропуская его в дом.

Из гостиной доносились звуки мужского голоса.

– Входите… сейчас все объясню…

В комнате с блокнотом в руке стоял незнакомый мужчина, в то время как старуха чуть не с ногами залезла в шкаф.

– Это господин Птифис… Мы попросили его прийти для того, чтобы…

Внешность у господина Птифиса своеобразная: худой, с длинными, печально опущенными усами и усталыми глазами.

– Он директор центрального агентства по найму вилл… Мы позвали его, чтобы он дал кое-какие советы и..:

По-прежнему запах мускуса. Обе женщины уже сняли траур и были одеты в домашние халаты и тапочки.

Везде царил беспорядок. Может быть, свет горел менее ярко, нежели обычно? Но казалось, будто все покрыто серой пеленой. Старуха вылезла из шкафа, поздоровалась с Мегрэ и объяснила:

– С тех пор, как я увидела тех двух женщин на похоронах, у меня на душе неспокойно… Вот я и обратилась к господину Птифису, захотелось узнать его мнение… Он думает точно так же, как и я: необходимо составить список…

– Список чего?

– Список вещей. Какие принадлежали нам, а какие Уильяму… Мы уже с двух часов трудимся…

Да, сразу видно! На столах – аккуратные горки белья, на полу – чего только не валяется, книги сложены в стопки, белье в корзинах…

А господин Птифис записывал что-то в блокноте и ставил кресты около перечня вещей.

Зачем Мегрэ понадобилось приезжать сюда? Это уже не вилла Брауна. И искать следы его пребывания бесполезно. Здесь кипела работа: опустошали шкафы, ящики, разбирали, складывали вещи…

– Что касается сковородки, то она всегда принадлежала мне, – заявила старуха. – Уже лет двадцать, еще на старой квартире в Тулузе.

– Что-нибудь будете пить, комиссар? – поинтересовалась Джина.

Виднелся лишь один грязный бокал: господина Птифиса. Он усердно вел запись и курил сигару Брауна.

– Спасибо… Я только хотел вам сказать…

– Сказать что?

– …что, надеюсь, уже завтра схвачу убийцу.

– Так быстро?

Это их не интересовало. Зато старуха спросила:

– Вы, должно быть, встречались с сыном, да?.. И что он вам сказал?.. Что он собирается делать?.. Небось заявится сюда, чтобы все у нас отобрать?..

– Не знаю… Не думаю…

– И не стыдно им! Такие богатые люди! Но как раз такие люди и…

Старуха испытывала настоящие душевные муки!

Неопределенность представлялась ей хуже пытки! И она с невыразимым страхом оглядывала лежащее вокруг старье: а вдруг все это отнимут!

Мегрэ положил руку на бумажник. Достаточно открыть его, вытащить маленький листок бумаги, показать его этим женщинам…

Разве не успокоятся они, не пустятся тотчас в пляс?

А что, если эта радость окажется слишком сильной, еще убьет старую женщину?

Миллионы и миллионы! Конечно, эти миллионы еще предстояло получить, отправиться за ними в Австралию и отвоевать на суде.

Но они поедут! Мегрэ будто воочию видел, как мать с дочкой садятся на корабль, изображая благородных дам, а потом также достойно спускаются на берег!

И вовсе не господина Птифиса возьмут они с собой в качества помощника и советчика, а нотариусов, поверенных, адвокатов…

– Не буду мешать работать… Завтра заеду…

На улице его ждет такси. Он устраивается на сиденье, но адрес не говорит, и шофер терпеливо ждет, оставляя дверцу приоткрытой.

– В Канн… – решает наконец Мегрэ.

И все те же мысли приходят ему на ум.

«Брауна убили»!

«Чем меньше шума, тем лучше!»

Проклятый Браун! Будь удар нанесен в грудь, хоть думай, что он сам убил себя, специально, чтобы всех позлить. Но, черт возьми, кому придет в голову убивать себя ударом кинжала в спину?!

Но уже вовсе не Уильям интересует Мегрэ! Комиссару кажется, будто он настолько хорошо его знает, как если бы они дружили с детства.

Сперва тот Уильям, что жил в Австралии… Богатый, хорошо воспитанный мальчик, немного застенчивый, живущий с родителями. Достигнув нужного возраста, женился, стал обзаводиться детьми…

Да, тот Браун во многом напоминал собственного сына… Возможно, не обходилось и без смутных душевных порывов, неясных желаний, но он, вероятно, объяснял их недомоганием.

А потом Уильям приехал в Европу… Плотина внезапно прорвалась… И сдержать себя он не смог. Еще бы – столько манящих и волнующих возможностей открылось перед ним!..

Уильям становится своим человеком на набережной, что тянется от Канна до Ментоны… Яхта в Канне.

Партии в баккара в Ницце… Ну и все остальное!.. А вдобавок невыразимая тоска от мысли, что придется возвращаться туда…

На следующий месяц…

На следующий месяц ничего не изменилось! И тогда его лишили денег. Брат жены позаботился об этом!

И клан Браунов, и все их знакомые, и знакомые знакомых начали вести с ним борьбу!

А он был уже не способен покинуть свою набережную, сонную атмосферу Лазурного берега, беспечную и легкую жизнь…

Пришлось распрощаться с яхтой. Переехать на маленькую виллу…

Да и с женщинами он опустился сразу на несколько уровней, удовольствовавшись Джиной Мартини…

Отвращение к жизни… Потребность беспорядочного, безвольного существования… Вилла на мысу Антиб представлялась ему слишком благочинной…

Он откопал бар «Либерти»… Жажа… Сильви… И продолжал – там – вести судебный процесс против всех Браунов, оставшихся добропорядочными, чтобы просто позлить их… И на всякий случай составил завещание, которое должно было еще сильнее раздражить их после его смерти…

Прав он или нет, судить не Мегрэ. И однако комиссар невольно сравнивал отца с сыном, с Гарри Брауном, всегда вежливым, владеющим собой, подлинным хозяином собственной жизни.

Беспорядочный образ жизни не для Гарри! И тем не менее кое-какие подспудные желания, выходящие за рамки приличий, таились и в его душе.

И появляется вилла с любовницей на мысе Ферра…

Женщина комильфо, то ли вдова, то ли разведенная, умеющая жить и держать язык за зубами…

Даже в гостинице, где он останавливается, не должны знать, что он ночует в другом месте!

Порядок… Беспорядок… Порядок… Беспорядок…

Окончательный приговор предстоит вынести Мегрэ, поскольку именно у него в кармане лежало заветное завещание!

В его власти отправить четырех женщин в бой!

Наверно, удивительным и красочным будет это зрелище – прибытие в Австралию четырех женщин Уильяма Брауна! Жажа с ее больными ногами, с распухшими лодыжками, обвислыми грудями… И худая как щепка Сильви, что дома ходит всегда в халате на голое тело…

Потом старая Мартини, чьи щеки скрыты под чешуйчатым слоем пудры и румян. И дочь с вечным ароматом мускуса, уже давно превратившимся в ее запах sui generis[4]4
  своеобразный (лат.)


[Закрыть].

Дорога шла вдоль берега. Впереди уже замелькали огни Канна.

«Чем меньше шума, тем лучше!»

Возле «Амбассадор» шофер остановился.

– И куда мне вас отвезти?

– Никуда! Спасибо!

Мегрэ заплатил и вышел из такси. Яркими огнями сверкало казино. Было около девяти часов вечера, и у подъезда стояли дорогие машины.

И еще дюжина других казино манила огнями на побережье между Канном и Ментоной! И сотни шикарных автомобилей рядом…

Мегрэ дошел пешком до знакомой улицы и обнаружил, что бар «Либерти» закрыт. Ни огонька. Лишь свет фонаря слабо освещал сквозь стекло стойку и игральный автомат.

Комиссар постучал. И сам удивился, как гулко его удары прозвучали на пустынной улице. Несколько мгновений спустя распахнулась дверь бара напротив.

Выглянувший из нее официант позвал Мегрэ:

– Вы к Жажа?

– Да.

– От кого?

– От комиссара.

– В таком случае меня просили вам кое-что передать… Жажа вернется через несколько минут… Она хотела, чтобы вы ее подождали… Может быть, войдете?..

– Нет, спасибо.

Он предпочел погулять по улице. В баре находилось несколько посетителей, производивших довольно сомнительное впечатление. Где-то поблизости распахнулось окно. И женский голос робко спросил:

– Жан, это ты шумишь?

– Нет!

Мегрэ принялся ходить взад и вперед по улице, повторяя про себя: «Прежде всего нужно узнать, кто убил Уильяма!»

Десять часов… Жажа все еще не появлялась… Каждый раз, когда раздавались шаги, Мегрэ оборачивался, надеясь, что его ожиданию пришел конец… Но увы!..

Впереди лежала плохо вымощенная улица метров пятидесяти длиной, а шириной не более двух, один бар освещен, другой в тени…

И старые покосившиеся дома, чьи окна почти уже утратили прямоугольные формы!

Мегрэ вошел в бар.

Она, случайно, не сказала, куда собирается пойти?

– Нет! Выпить что-нибудь не желаете?

Посетители, которым, разумеется, уже сообщили, кто он, осматривали его с головы до ног.

– Нет, спасибо!

И снова шаги взад-вперед до угла улицы, своеобразной границы между глухим, постыдным миром и светлой набережной с оживленной, нормальной жизнью.

Половина одиннадцатого… Одиннадцать… Ближайшее кафе на углу называлось «У Гарри». Именно оттуда Мегрэ звонил, когда повстречался днем с Сильви. Он вошел в кафе и направился к кабине.

– Дайте мне полицию… Алло!.. Полиция?.. Говорит комиссар Мегрэ… К двум пташкам, которых я вам привел недавно, никто не заглядывал?

– Да… Женщина, толстая такая…

– И с кем она разговаривала?

– Вначале с женщиной… Затем с мужчиной… Мы не знали… Вы нам не дали никаких указаний…

– А когда это было?

– Да уж полтора часа назад… Она принесла сигареты и пирожные…

Мегрэ нервно повесил трубку. Затем, не переводя дыхания, позвонил в «Провансаль».

– Алло!.. Говорит полиция… Да, комиссар, которого вы недавно видели… Скажите, не приходили ли гости к Гарри Брауну?