Текст книги "Плоть"

Глава XIII

До 1887 года глубинка провинции Сан-Паулу жила при подлинном феодализме.

Тамошняя фазенда ничем, по сути, не отличалась от средневекового замка. У ее владельца имелась собственная тюрьма, он мог судить своим судом, был неограниченным властителем. Управляя подданными, он руководствовался единственным законом – своим собственным усмотрением. Действительно, для правосудия он был недосягаем, закон против него оказывался бессильным.

Во всех случаях он рассчитывал на снисхождение со стороны правительства, и даже когда в редчайших случаях ему приходилось предстать перед судом за какое-нибудь чудовищное злоупотребление властью, он с уверенностью мог ожидать оправдательного приговора.

Его господство простиралось до того, что иногда он приказывал убивать свободных горожан, выказывал неуважение представителям конституционной власти, мог надавать им пощечин при исполнении ими служебных обязанностей – и все же... бывал оправдан.

Чтобы сохранить за хозяином фазенды привычные привилегии, судебные разбирательства проводились беспринципно и юридически безграмотно. В Кампинасе, к примеру, на любое преступление, совершенное рабами при каких бы то ни было обстоятельствах, как правило, смотрели сквозь пальцы. Если же наказание все же назначалось, то оно бывало сравнительно мягким и сводилось к порке, после которой преступника препровождали к хозяину, который волен был поступать с ним по своему усмотрению.

Страшное событие – жестокое сожжение колдуна, совершенное рабами с фазенды,– огласке предано не было, а если и достигло до ушей отцов города, то те и пальцем не шевельнули.

Полковник – человек добрый и сострадательный – поначалу ужаснулся происшествию, которому не смог воспрепятствовать, но потом решил, что все разрешилось само собой и что это может послужить хорошим уроком для злоумышленников. Барбоза, хоть и провел почти полжизни в человеколюбивом Альбионе, но все же был сыном хозяина фазенды и получил соответствующее воспитание. Поэтому происшествие его не удивило – более того, его вполне устроила развязка этого трудного и запутанного дела.

Тоскливая, печальная атмосфера, которую всегда порождает трагическое событие, мало-помалу рассеивалась.

Жизнь на фазенде вскоре вошла в обычную колею. Поговаривали даже, что наступило облегчение, что стало легче дышать. Жоакин Камбинда внушал страх, никто против него слова сказать не смел – и все же, кроме небольшого числа его последователей, все его ненавидели. Его смерть, как и смерть любого тирана, вызвала всеобщее ликование, и все вздохнули полной грудью. Исчезла страшная и невидимая опасность, которая ежеминутно угрожала каждому.

В зарослях жабутикабы по-прежнему в изобилии водились различные птицы, зайцы и даже ежи.

По утрам Ленита ходила охотиться. Ее сопровождал Барбоза, который всю радость от охоты оставлял ей, а трудную работу приберегал для себя. Он подбирал убитых птиц и гонялся за подранками. Обнаружив неподалеку от коричного дерева протоптанную охотничью тропу, он выбрал место, показавшееся ему подходящим для засады, очистил его и рассыпал кукурузу – сделал приманку. На третий день он с несказанным удовольствием убедился, что место выбрано действительно удачно, потому что кукуруза оказалась съеденной. Пришлось заготовить новую приманку. Он понял, что пора устраивать засаду. Соорудил четырехугольный шалаш, достаточно просторный для двоих, накрыл пальмовыми ветками, внутри устроил сиденье из палок, в землю воткнул сошки, чтобы ставить ружья, а в стенах сделал отверстия, чтобы выслеживать дичь. Он предвкушал, какой приятный сюрприз это будет для Лениты, в каком она будет восторге, когда ей впервые удастся выйти на охоту на долгий срок.

Он подождал несколько дней, пока дичь привыкнет к шалашу. Решив, что прошло достаточно времени, он велел разбудить Лениту еще затемно – гораздо раньше, чем обычно. Все отправились в путь.

Чтобы не сбиться с дороги, Барбозе все время приходилось зажигать спички – темно было, как в чернильнице. Темные кроны деревьев сливались с чернотой неба. Ленита не выспалась и без конца зевала. Служанка ежилась и куталась в шаль.

– Не рано ли мы вышли – целый час придется ждать,– заметила Ленита.

– Придем вовремя,– отозвался Барбоза.

– Птицы еще не проснулись.

– Проснутся, когда проснутся. Мы здесь не из-за птиц.

– А из-за кого?

– Увидите. Марсиана, останься здесь. Садись и не шуми. А вы, дона Ленита, идите со мной.

– Куда мы идем?

– Увидите. Имейте терпение.

Девушка, до крайности заинтригованная, молча и безропотно последовала за Барбозой. Тот шел впереди, показывая дорогу. То он подавал ей руку, то отводил ветку, чтоб она не хлестнула Лениту по лицу. Наконец они подошли к шалашу.

– Входите, Ленита,– произнес Барбоза, любезно распахивая перед ней дверцу, словно приглашая свою спутницу в буфет в аристократическом салоне после изысканного котильона.

Ленита решительно вошла в темное помещение, где ничего не было видно.

Барбоза вошел следом, чиркнул спичкой, показал Лените скамейку, усадил ее, установил ружье на сошку, навел его на приманку и уселся рядом с девушкой.

– Так что же это такое, в конце концов?

– Засада. Тише! Будем ждать.

В шалаше, густо покрытом еще зелеными пальмовыми ветками, было довольно уютно. Ленита, в шерстяных перчатках, закутанная в непромокаемый плащ из плотного кашемира, ощущала сладостное тепло, исходящее от тела Барбозы. Ей было хорошо. Полной грудью вдыхала она чистый, свежий лесной воздух, терпкий запах пальмовых листьев, сладостно убаюкивающий мозг. С наслаждением внимала она, как роса ритмично каплет на слежавшуюся прошлогоднюю листву. Время шло незаметно.

Рассвело. Свет озарил лес, обрисовывая стволы, расцвечивая кроны и освещая бурую землю, на которой ярко-желтым пятном выделялась рассыпанная приманка.

Вдруг Барбоза толкнул Лениту коленом.

Маленький, изящный зверек показался из леса и осторожно, вытягивая тонкое тельце, приблизился к рассыпанной кукурузе, побежал назад, спрятался, потом вернулся, выгнул спинку и осторожно, опасливо принялся за еду. Страх у него мало-помалу проходил. Он сел на задние лапки, поднял передние и, хватая ими, как руками, кукурузу, принялся жадно грызть ее.

Ленита, бледная, с бешено бьющимся сердцем, почти бессознательно, повинуясь охотничьему инстинкту, поправила ружье, прицелилась и спустила курок.

Выстрел прокатился по лесу, глухо отдаваясь вдали. Поляна заволоклась дымом.

Ленита и Барбоза выбежали из укрытия, чтобы посмотреть, удачным ли оказался выстрел.

Возле рассыпанной кукурузы лежал зверек с взъерошенной, чуть волнистой шерсткой, наповал сраженный смертоносным свинцом.

Это был агути.

Когда Ленита увидела его на последнем издыхании, простертого на земле, истекающего кровью, ею овладела такая радость, что ноги подкосились, и она рухнула на колени, устремив на Барбозу полный признательности взгляд.

Она встала, положила ружье, дрожащими руками схватила агути, прикинула, сколько в нем весу. Чуть не обезумев от торжества, она зашлась нервным смехом.

– Пойдемте в укрытие. Наверняка будет еще дичь,– предложил Барбоза, затаптывая кровь и оставшиеся на земле шерстинки. Потом он протянул Лените ружье и хотел было взять у нее агути.

– Понесите лучше мое ружье, а агути я понесу сама,– возразила девушка.

Они снова укрылись в засаде. Ленита зарядила ружье, села, положила перед собой агути, попирая ногами его пушистое тельце, и устремила на приманку бдительный, алчный, нетерпеливый взгляд.

Долго ждать не пришлось. Послышался хруст ломаемых веток, и один за другим из чащи вышли два кабана. Безбоязненно, неторопливо, величественно подошли они к рассыпанной кукурузе, хрюкая и ощеривая зубы. Остановившись, они принялись спокойно и беззаботно есть.

Ленита взвела курок и собиралась прицелиться. Решительным жестом Барбоза остановил ее.

– Не двигайтесь,– шепнул он ей на ухо.– Это опасно.

– Опасно?

Оба кабана продолжали с оглушительным чавканьем лакомиться кукурузой, не подозревая о присутствии людей.

Десять минут ожидания показались Лените десятью веками.

Медленно, осторожно, бесшумно, точно тень, Барбоза взял у Лениты ружье и протянул свою двустволку фирмы «Пипер» двенадцатого калибра, с нарезными стволами.

– Стреляйте из этого,– шепнул он так тихо, что Ленита едва расслышала.– Не бойтесь, отдачи не будет.

Ленита зарядила оба ствола, придерживая курки во избежание случайного выстрела, подняла ружье и, почти не целясь, выстрелила два раза.

Грохот мощнейших разрядов грозно раздался по всему лесу. Дым окутал все, включая место, где была рассыпана приманка. Сильно запахло сульфидом калия – пороховым дымом.

Проявляя нетерпение, не в силах сдерживать себя, Ленита хотела поскорее выбраться из засады. Барбоза удержал ее.

– Осторожно! – произнес он.– Подождем, пока дым рассеется. Дело-то серьезное. Это кабаны-секачи.

– Значит, я стреляла в секачей?

– Именно так. К счастью, их только двое, а не целое стадо.

– А если бы было стадо?

– Мы бы тогда пропали.

– Неужели это так опасно?

– Если в лесу их целое стадо, то они опаснее ягуара. Чтобы не было сомнений, дайте мне, пожалуйста, ружье. Я его заряжу.

Дым постепенно рассеивался. Барбоза и Ленита вышли из укрытия. Возле рассыпанной кукурузы земля была изрыта и залита кровью. Неподалеку, из лесной чащи, слышалось жалобное похрюкивание.

Барбоза велел Лените подождать и, с заряженной двустволкой, в любое мгновение готовый выстрелить, углубился в чащу, откуда доносилось хрюканье. Долго идти не пришлось – неподалеку лежали рядышком оба кабана, сраженные меткими выстрелами Лениты. Один был уже мертв, другой издавал предсмертные хрипы.

– Albo notanda dies lapillo![19]19
  День, который следует отметить белым камешком (лат.)


[Закрыть] Идите сюда, Ленита! Смотрите! – крикнул Барбоза.

Ленита помчалась, не замечая, что ветви хлещут ее по лицу, а колючки рвут платье. Увидев свои трофеи, она совсем потеряла голову. Все поплыло у нее перед глазами. Она громко закричала, кинулась к Барбозе и повисла у него на шее. Придя в себя, она смутилась и отбежала к кабанам.

Склонившись над мертвым кабаном, она долго и пристально разглядывала его: острые копыта, длинная и грубая щетина, стоячие уши, гладкое рыло, маленькие, налитые кровью глаза, скошенные клыки, белая нижняя челюсть. Сорвав перчатки, она с силой сжала ему яички, и выделилась зловонная молочно-белая жидкость.

– Повезло вам, – улыбаясь, сказал Барбоза. – Такой удачей и бывалый охотник похвастается.

– Этим я всецело обязана вам! Спасибо!

Эту фразу Ленита произнесла с таким чувством, с такою нежностью, что у Барбозы мурашки побежали по спине. Он едва сдержался, чтобы не броситься к девушке и не осыпать ее поцелуями.

– Ну что, – спросил он, – вернемся в засаду и подождем еще дичи?

– Нет, – ответила Ленита. – Секачи вряд ли еще появятся, так что мы только день потеряем. А как мы этих-то монстров унесем?

– Пошлю негра, пусть привезет их на муле.

– Хотя бы агути я хочу взять.

– Агути возьмем.

– Тот кабан, что поменьше, еще жив. Добить его, что ли?

– Ни к чему, все равно скоро издохнет. Рана явно смертельная.

– Значит, это секачи?

– Притом превосходные экземпляры.

– Хорошее у них мясо?

– Отличное. Лучше, чем у обычного кабана.

– А чем секач отличается от обычного кабана?

– Секач, dycotylus torquatus, водится только в девственном лесу, он крупнее и свирепее, чем обычный кабан, dycotylus labiatus, который мельче и водится обычно в редколесье. К тому же у секача, как вы видите, белая нижняя челюсть.

– И в этом вся разница?

– Только в этом. Ну что, пойдемте?

– По правде говоря, неохота мне расставаться со своими царскими трофеями. Но надо идти – ничего не поделаешь.

И они ушли.

Приманку долго никто не трогал. Внезапно появилась крохотная мышь – казалось, ей придавало смелости осознание собственного ничтожества. Не церемонясь, она принялась грызть кукурузные зерна. Потом подоспела еще мышь, и еще одна, покуда не собралась целая стая. Солнечный луч, просачиваясь сквозь листву, золотил рассыпанные зерна и обглоданные початки.

То и дело останавливаясь и прислушиваясь, к приманке подползла огромная змея. Спина у нее была тусклая, лишенная блеска, испещренная темными, почти черными ромбами. Голова была плоская, морда тупая, словно срезанная, с двумя углублениями, напоминающими ноздри. От каждого глаза тянулась полоса, заканчивающаяся на шее. Хвост завершался погремушкой, похожей на маленькие четки с роговыми полыми, приплюснутыми косточками, которые при движении их обладательницы издавали тихий, почти неслышный звук, как от трения пергамента.

Змея приползла, увидела мышей, застыла и свилась в кольца, над которыми воздымалась страшная голова, пристально следящая за тем, что происходит вокруг. Черный, ледяной, блестящий взгляд наводил оторопь. Темный, длинный, тонкий, раздвоенный язык то высовывался, то тут же исчезал.

Один из грызунов заметил рептилию, остолбенел, съежился, свернулся в клубочек. Шерстка на нем поднялась дыбом, и он жалобно запищал. Гипноз подействовал.

Несчастная мышь дрожала. Она стала резко дергаться и нелепо подпрыгивать, не удаляясь от змеи, а, наоборот, приближаясь к ней, покуда не оказалась к ней вплотную. Коварный завиток мгновенно развернулся, подобно часовой пружине, вырвавшейся из механизма, и бросился на жертву. Пораженный смертоносным укусом, зверек упал кверху лапками. Через минуту он был уже мертв.

Змея снова развернулась, выпрямилась, разинула огромную, зияющую пасть и стала заглатывать добычу, отчаянно работая челюстями, чтобы лучше проходила довольно крупная пожива...

Насытившись, с чудовищно раздувшимся брюхом, медленно и лениво поползла она искать убежища, пока не достигла шалаша, где свернулась в спираль под деревянной скамейкой и погрузилась в долгий и глубокий сон, дабы переварить содержимое желудка.

Ленита радовалась целый день, вспоминая свои охотничьи подвиги. Она закрывала глаза – и ей виделись секачи, польстившиеся на приманку.

Обед прошел весело.

Гвоздем программы было розоватое, покрытое дольками лимона, аппетитное, соблазнительное филе одного из секачей. На огромном блюде посреди стола красовалась величественная, царственная, роскошная, несравненная кабанья голова – французы называют ее la hure, – умело приготовленная Барбозой, который, подобно Дюма-отцу, был искусным кулинаром.

– Объемся я нынче до смерти – и все из-за тебя, Ленита,– повторял полковник, уписывая кусок за куском.– Сколько уж лет я не ел кабаньего мяса! А голова – просто чудо! Впрочем, и филе тоже...

Тотчас после кофе Ленита, Барбоза и служанка снова отправились на охоту.

Хотя день выдался жаркий, в лесной чаще всегда прохладно. Солнечный свет не режет глаза, как на открытой местности, а преломляется, ослабевает, придавая предметам нежные, мягкие, как будто бархатистые очертания. Звуки смягчаются и напоминают ласковый шепот. В любое время лес притягивает своей невыразимой таинственностью.

Вдыхая целебноносный, подобный бальзаму воздух, Ленита ощущала себя на верху блаженства. Отменное самочувствие и бодрое настроение, которое всегда дает сытная и здоровая пища, сопровождались радостным осознанием того, что ее любовь к Барбозе не осталась без отклика, и торжеством нежданной победы над двумя грозными животными. Какая разница, что сразила она их вероломным выстрелом из засады! В смертном бою все средства хороши. Когда человек идет на носорога, он заряжает ружье разрывной пулей – неужели он откажется от того, чтобы показать свое мужество? К диким зверям близко не подойти – они убегают, стоит им почувствовать запах человека. Человек может их настичь, только спрятавшись, затаившись. Неужели, чтобы быть честным, человек должен криками выдавать свое присутствие? Сила – это сокращение мышечных волокон, а мысль – раздражение нервных клеток; отчего же не использовать одно против другого? Какое бы оружие не применялось в борьбе за существование, главное – не потерпеть поражение: победитель всегда прав. Секачи убиты. Ленита торжествует – мозг снова победил мышцу. Таковы факты, остальное в расчет не идет.

Барбоза задержался у коричного дерева и принялся рассматривать его источенную червями кору.

– Секачи больше не придут? – спросила его Ленита.

– Теперь уже нет. Возьмите с собой Марсиану для услуг. Опасность миновала – здесь было только двое секачей. Они отбились от стада пару месяцев назад. Их видел управляющий, когда ходил за дровами.

– Тогда до скорого свидания.

– До свидания. Я скоро приду.

Ленита с Марсианой прошли немного. Потом Ленита велела Марсиане посидеть под деревом – дескать, если нужно, она ее позовет,– а сама отправилась к месту, где была рассыпана приманка. Там никого не было.

Ленита спряталась в шалаше, села, зарядила ружье и стала ждать.

Прилетела стая Уру[20]20
  Уру – дикая птица отряда куриных.


[Закрыть] – два раза слышала Ленита их мелодичное, звучное воркование.

Вот они показались, вот заметили приманку. Их было двенадцать. Одни беспечно разлеглись на земле и стали отряхиваться и чистить перья, а другие принялись жадно клевать кукурузу.

Ленита сделала движение, чтобы подняться, и наступила на что-то мягкое, спружинившее у нее под ногой. В тот же миг ей почудилось, будто кто-то хлестнул ее плетью по икрам, а подъем левой ноги что-то слегка обожгло.

В разбросанных по полу пальмовых листьях послышался шелест, как от колыхаемых ветром сухих стручков.

В углу шалаша приготовилась к новому нападению гремучая змея. Крошечные, неподвижные, сверкающие глазки, подобные черным алмазам, казалось, метали ледяные молнии. Вертикально поднятый кончик хвоста дрожал, как язычок электрического звонка или как прорвавшаяся струйка пара.

Ленита поняла, что змея ее укусила, и осознала всю опасность своего положения. Одним прыжком она выскочила из шалаша и устремилась туда, где была рассыпана приманка.

Птицы уру в страхе разлетелись кто куда.

Не растерявшись, Ленита села на землю, приподняла платье, сняла башмачок и чулок.

На белоснежной коже подъема ноги виднелись две параллельных царапинки – маленьких, чуть больше сантиметра в длину.

Ленита выдавила из них липкую желтоватую массу, развязала ленту, вплетенную в косу, и туго обмотала ногу выше лодыжки. Потом громко окликнула служанку и велела как можно скорее позвать Барбозу.

Барбоза тотчас явился.

Увидев Лениту, бледную, сидящую на земле, без ружья, с босой ногой, он от изумления не знал, что и подумать.

– Что такое, Ленита? Что случилось? – тревожно спросил он, приближаясь к ней.

– Меня укусила змея.

– Не шутите так страшно.

– Мне не до шуток.

– Куда она вас укусила?

– Вот сюда, в ногу.

– Какая змея-то?

– Гремучая.

Ошеломленный Барбоза побледнел. Однако к нему тут же вернулось самообладание. Он опустился на колени, взялся за ногу Лениты и тщательно ее осмотрел.

– Ну, ничего,– заключил он.– Ни одна вена не затронута. Хорошо, что вы наложили жгут из ленты. Теперь не стесняйтесь и предоставьте все мне. Я знаю, как поступать в таких случаях.

Он достал из кармана сигару, разжевал ее, измельчил зубами, обильно смочил слюной, снова взялся за Ленитину ногу и бережно, почти благоговейно, неторопливыми движениями принялся высасывать яд из ранки.

Сплюнув, он снова сделал табачную кашицу и опять стал высасывать яд.

– Вот интересно! – сказала Ленита.– Я совершенно ничего не чувствую, словно змея меня и не кусала.

– Так вы уверены, что это была змея, да еще гремучая?

– Конечно! Послушайте-ка. Слышите?

Из шалаша доносилось отвратительное шипение.

Барбоза схватил ружье, взвел курок, подошел к шалашу, заглянул в дверь, прицелился и выстрелил. Потом вошел и тут же вышел, держа за хвост убитую змею. Это жирное страшилище имело шесть или семь пядей в длину.

– Ленита! – сказал Барбоза, бросая пресмыкающееся наземь.– Не скрою: дело тут нешуточное. И все же принятые нами меры вселяют надежду. С помощью жгута вы вовремя приостановили кровообращение и, следовательно, распространение яда. Я высосал яд из ранки, насколько это представилось возможным. Как вы себя чувствуете?

– Перед глазами все плывет.

– Пойдемте домой. Там продолжим лечение. Надеюсь скоро увидеть вас такой же веселой и радостной, как прежде. А потом снова на охоту пойдем. Ни в коем случае не снимайте жгут с ноги.

И они отправились домой. У Лениты сильно кружилась голова, два раза она чуть не упала. Когда приходилось преодолевать крутые подъемы, Барбоза нес ее на руках. Следом семенила Марсиана и несла оба ружья.

Наконец они пришли. Ленита разделась и легла. Ее знобило, клонило в сон.

Барбоза пошел к себе в комнату и вернулся с бутылкой рома, налил большую рюмку и заставил Лениту выпить до дна.

– Так, полдела сделано. Значит, будете во всем меня слушаться, так ведь?

Ленита покорно кивнула.

Барбоза присел на краешек ее постели, деликатно приподнял одеяло, взял в руки укушенную Ленитину ногу и развязал жгут. Чуть выше лодыжки виднелось круглое белое пятнышко. Нога распухла.

Барбоза потер ей ногу, восстанавливая кровообращение, и снова наложил жгут.

Взгляд у Лениты был тревожен и опечален.

– Голова болит. В глазах темно. Мысли путаются.

– Выпейте еще рюмку рома. Так нужно.

– Выпью. Только скажите правду: я умру?

– Нет, не умрете. За вашу жизнь я отвечаю.

– Не умру? Это вы говорите, чтобы меня утешить. Я-то знаю, что такое змеиный яд.

– Я тоже знаю, потому-то и уверен, что вы не умрете.

– Пусть будет по-вашему. Во всяком случае, хочу вам кое-что сказать. Пододвиньтесь поближе.

Барбоза наклонился к самому лицу девушки.

– Наверняка я умру. Не хочу уносить в могилу свою тайну.

– Говорите, Ленита. Говорите, что хотите. Доверьтесь мне. Я же ваш друг.

– Я люблю вас, Барбоза, я очень люблю вас...

Барбоза был потрясен. Овладев собою, он наклонился и запечатлел на лбу Лениты чистый, отеческий поцелуй.

– Бедная девочка!.. Вы все-таки не умрете. Выпейте еще рюмку рома, ладно?

– Я и так уже пьяная.

– Все равно надо выпить.

Ленита привстала, с трудом выпила рюмку и тяжело откинулась на подушку.

– Спать хочется... Я, пожалуй, подремлю...

И она смежила глаза.

Почти всю ночь бодрствовал Барбоза у ее изголовья. Каждые полчаса он развязывал жгут у нее на ноге и, восстановив кровообращение, снова его накладывал. Девушка не просыпалась. В бессознательном, полусонном состоянии, бормоча бессвязные слова, она выпила еще две рюмки рома, которые Барбоза влил ей в рот чуть ли не насильно.

На заре Ленита пробудилась и позвала служанку. Барбоза деликатно удалился. Вскоре Ленита опять заснула.

Когда рассвело, Барбоза спросил служанку:

– Дона Ленита ходила по малой нужде?

– Так точно, ходила.

– Ты вынесла мочу?

– Нет, хозяин. Она в горшке возле тумбочки.

– Поди принеси.

Служанка принесла горшок. Моча в нем была темная, с кроваво-красным оттенком.

– У доны Лениты была испарина?

– Не приметила.

– Поди посмотри. Если была, перемени ей белье и принеси сюда мокрую рубашку.

Через десять минут служанка вернулась с ночной рубашкой, которую сняла с Лениты. Рубашка была влажная, кое-где тронутая розоватыми пятнами.

В полдень девушка проснулась свежей и в хорошем настроении. У нее разыгрался аппетит.

Барбоза велел принести чашку наваристого, крепкого куриного бульона и бокал старого вина.

Полковник, узнав о происшествии, места себе не находил.

– Вегеталин, отчего ты не дал ей вегеталин? Это же отличное лекарство!

– Алкоголь еще лучше,– возразил Барбоза.– Такие снадобья, как вегеталин, приносят облегчение только тогда, когда они на спирту.

– Так ведь вегеталин многих вернул с того света.

– А как его принимают?

– С крепкой кашасой, в двадцать четыре градуса.

– То-то и есть! Ленита вегеталина не принимала, но я считаю, что она вне опасности.

– Что, змея не сильно укусила? Маленькая, что ли, была?

– Огромная.

– И ты считаешь, что Ленита вне опасности?

– Она не растерялась и наложила на ногу жгут. А я высосал яд из ранки, так что в кровь попало совсем немного.

– Ты высосал яд? Табак-то хоть перед этим разжевал? А не было ли у тебя какой-нибудь язвочки на деснах или царапины на языке?

– К счастью, во рту у меня все в порядке.

– А чем ты ее напоил?

– Отличным ямайским ромом.

– И только?

– Только.

– Ну, не знаю...

– Я применил на практике то, что перенял от Поля Бера – это учение Клода Бернара. Вы же представляете, что такое кровообращение. Из легких кровь поступает по легочной вене в левое предсердие, выходит оттуда по аорте и расходится по артериям, оживляет весь организм, достигает капилляров, течет обратно по венам, поступает в правое предсердие, обогащается восстанавливающими элементами, поступающими по подключичным венам, проходит в соответствующий желудочек, снова очищается и обогащается кислородом в легких – и так все время. Так вот. Если в кровь попадает яд – например, от змеиного укуса,– обязательно сменяют друг друга три фазы, три этапа. Первый: яд, попавший в ранку, растворяется в органических жидкостях. Второй: яд проникает в вены и доходит до сердца. Третий: яд соприкасается с органами тела благодаря артериальному кровообращению. Вам известно, отец, что ядовитость той или иной субстанции определяется не качеством, а количеством. Миллиграмм стрихнина для человека не ядовит – кто его примет, с тем ничего не случится. А вот литр коньяку для человека – отрава: кто его выпьет в один присест, тот может умереть. Яд, который выходит из организма, не причинив ему вреда,– это уже не яд. В случае змеиного укуса, для того, чтобы яд возымел смертоносное действие, нужно, чтобы это произошло прежде, чем яд выйдет из организма, а для этого необходимо накопление в крови. Итак, в ранке яд, но подняться он не может – жгут мешает. Но если это будет долго продолжаться, то может начаться гангрена. Приходится снять жгут, и тогда кровь поднимется, а вместе с ней и яд. Постепенно он, однако, нейтрализуется и не может повлечь летального исхода, если только не поступит новая доза яда. Поэтому жгут снимают, потом снова накладывают – и так несколько раз, пока яд не выйдет из организма, не оказав при этом смертоносного действия. Алкоголь возбуждает нервы и стимулирует кровообращение – а следовательно, способствует очищению организма от яда.

– И что, были примеры излечения, достигнутого таким способом?

– Сколько угодно. Клод Бернар спасал, когда хотел, животных, которых сам ранил стрелами, напитанными ядом кураре. В провинции Рио-де-Жанейро одного моего приятеля укусила змея сурукуку, и я его вылечил таким способом.

– А что же с Ленитой?

– Во второй раз я прибегаю к такому лечению. Сейчас она в такой же безопасности, как вчера, до укуса.

– Я могу ее навестить?

– Конечно.

Они вошли в спальню. Ленита сидела на кровати, по-восточному скрестив ноги и укутавшись одеялом. Она лучилась радостью и торжеством – как все, кто оправился от тяжкой хвори. Лоб у нее был повязан белоснежным батистовым платком, напоминающим диадему, из-под которого ярко блестели глаза. Роскошные черные волосы контрастировали с бледными щеками. Широкие складки мокрой шелковой ночной рубашки почти не скрывали очертаний крепких девичьих грудей.

– Ну, слава Богу! – с облегчением произнес полковник.– Ты еще легко отделалась! Вот до чего доводит охота. Ты ведь на волосок от смерти была!

– Но ведь я жива.

– Перепугалась в лесу-то?

– Да нет. Я получила хороший урок. Стану теперь осторожнее – никогда не буду ступать, не глядя. Хотя я все-таки струхнула. Голова у меня болела, клонило в сон, я чувствовала себя разбитой, но страдать – почти не страдала.

– Повезло тебе с доктором.

Ленита обратила на Барбозу нежный, благодарный взгляд.