Текст книги "Властелин мира"

Таково было положение вещей. Я отлично помню, какое волнение царило повсюду, особенно в Соединенных Штатах.

И вот 20 сентября в Филадельфии, а вслед за тем и за ее пределами, распространилась сенсационная весть: мистер Прудент и Фил Эванс вернулись в свой клуб.

В тот же вечер приглашенные на заседание члены клуба с восторгом приветствовали двух своих коллег. На все предложенные им вопросы путешественники отвечали весьма сдержанно или, вернее сказать, вовсе не отвечали. Но вот что стало известно несколько позже.

После своего побега и гибели «Альбатроса» Прудент и Эванс стали ждать случая выбраться с острова Чатам, а пока что занялись поисками пищи и жилья. На западном побережье они встретили племя туземцев, которые приняли их довольно дружелюбно. Но остров этот очень пустынен, корабли заходят сюда крайне редко, поэтому им пришлось вооружиться терпением, и только пять недель спустя этим злополучным воздухоплавателям удалось сесть на корабль, который и доставил их в Америку.

Чем же занялись мистер Прудент и Фил Эванс сразу по возвращении на родину? Разумеется, прерванной работой по сооружению аэростата «Вперед», – им не терпелось снова подняться в воздух, в верхние слои воздушного океана, по которому они только что плавали в качестве пленников на борту аэронефа. Они не были бы истинными американцами, если бы поступили иначе.

Двадцатого апреля следующего года воздушный шар был готов и собирался вылететь под управлением знаменитого воздухоплавателя Гарри Тиндера. Председатель и секретарь Уэлдонского клуба должны были его сопровождать.

Следует добавить, что со времени их возвращения о Робуре не было никаких известий. Впрочем, имелись все основания полагать, что после взрыва на «Альбатросе», поглощенном пучиною Тихого океана, карьера этого отважного искателя приключений была кончена навсегда.

День, назначенный для подъема аэростата, наконец, наступил. Затерявшись в многотысячной толпе зрителей, я тоже был в Фэрмонтском парке. Благодаря своим огромным размерам «Вперед» должен был подняться на небывалую высоту. Кстати сказать, пресловутый вопрос о том, где ставить винт – спереди или сзади, – был разрешен столь же простым, сколь и логическим путем: один винт поставили перед гондолой, другой – позади нее, причем электрический мотор должен был вращать их со скоростью, доныне неизвестной. При всем этом – благоприятнейшая погода, безоблачное небо и ни малейшего ветерка.

В двадцать минут двенадцатого пушечный выстрел возвестил нетерпеливой толпе, что «Вперед» готов к подъему.

– Отдать канат! – торжественно провозгласил сам мистер Прудент.

Аэростат величественно и медленно поднялся в воздух. Затем начался опыт движения по горизонтали. Этот маневр увенчался блестящим успехом.

И вдруг раздался крик, мгновенно подхваченный стотысячной толпой.

На северо-западе показалось движущееся тело, приближавшееся с невероятной быстротой.

Это был тот самый аэронеф, который в прошлом году похитил двух членов Уэлдонского клуба и совершил вместе с ними полет над Европой, Азией, Африкой и Америкой.

– «Альбатрос»! «Альбатрос»!

Да, это был он, и, без сомнения, изобретатель аэронефа – Робур-Завоеватель – находился на борту.

Каково было изумление Прудента и Эванса, когда они увидели тот самый «Альбатрос», который считали уничтоженным. Да, «Альбатрос» действительно был уничтожен взрывом, и его обломки вместе с инженером и всем экипажем упали в Тихий океан. Но почти тотчас же проходившее мимо судно подобрало тонувших людей и отвезло их в Австралию, откуда они не замедлили добраться до острова Икс.

Робуром владела теперь одна мысль – мысль о мщении. Для этого он построил второй аэронеф, быть может еще более совершенный. Узнав о том, что председатель и секретарь Уэлдонского клуба, его бывшие пассажиры, готовятся возобновить опыты с воздушным шаром, он прилетел в Соединенные Штаты и в назначенный день, в назначенный час оказался на месте.

Неужели эта гигантская хищная птица бросится сейчас на воздушный шар? Быть может, Робур, желая отомстить, захочет в то же время публично доказать превосходство аэронефа над аэростатом и всеми другими аппаратами, построенными на принципе «легче воздуха»?

Сидя в своей гондоле, Прудент и Эванс прекрасно поняли грозившую им опасность, поняли, какая участь их ждет. Надо было убегать, но не по горизонтали, – тут «Альбатрос» мог легко опередить их, – нет, надо было подняться в верхние слои атмосферы, где, может быть, они еще могли надеяться ускользнуть от своего страшного противника.

Итак, «Вперед» поднялся на высоту в пять тысяч метров. «Альбатрос» последовал за ним, и, как писали газеты, отчеты которых хорошо сохранились в моей памяти, он летел, все более сужая круги и зажимая «Вперед» в тесное кольцо; Не собирается ли он наскочить на аэронеф и пробить его хрупкую оболочку?

Выбросив часть своего балласта, «Вперед» поднялся еще на тысячу метров. «Альбатрос», сообщив своим винтам максимальную скорость вращения, поднялся следом.

И вдруг произошел взрыв: в разреженном воздухе давление усилилось, оболочка воздушного, шара лопнула, и, сморщившись, он начал быстро падать вниз.

Тогда «Альбатрос» бросился к аэростату, но не для того, чтобы прикончить его, а для того, чтобы оказать помощь. Да, забыв о мести, Робур подлетел к аэростату, и его люди, схватив Прудента, Эванса и пилота Тиндера, помогли им перейти на палубу «Альбатроса». А потом воздушный шар упал, как огромный лоскут, на деревья Фэрмонтского парка.

Публика едва дышала от волнения и страха.

Что произойдет теперь, когда председатель и секретарь Уэлдонского клуба снова превратились в пленников инженера Робура? Что сделает Робур? Умчит их с собой в пространство, и на этот раз навсегда?

Но все сомнения сразу рассеялись. Пробыв несколько минут на высоте пяти или шести сот метров, «Альбатрос» начал спускаться, словно собираясь сесть на лужайке парка. Но ведь, если он окажется близко от земли, возбужденная толпа может броситься на аэронеф, – она не упустит случая завладеть Робуром-Завоевателем.

«Альбатрос» спускался все ниже и, очутившись всего в пяти или шести футах от земли (его подъемные винты продолжали действовать), наконец остановился.

Толпа хлынула к лужайке.

Тогда раздался голос Робура. Привожу его слова буквально:

– Граждане Соединенных Штатов! Председатель и секретарь Уэлдонского клуба снова в моей власти. Оставив их у себя, я только воспользовался бы своим правом – правом возмездия. Но, видя, какие бурные страсти возбуждает успех «Альбатроса», я понял, что люди еще не в состоянии оценить тот важный переворот, который несете собой завоевание воздуха! Мистер Прудент, фил Эванс, вы свободны.

Председатель и секретарь Уэлдонского клуба, а также пилот Тиндер в одно мгновение соскочили на землю, а аэронеф поднялся футов на тридцать от земли и оказался таким образом в полной безопасности от нападения.

– Граждане Соединенных Штатов! – продолжал Робур. – Мой опыт завершен, но еще не настал час поделиться им с вами. Еще не пришло время примирять между собой противоположные и противоречивые интересы. Поэтому я ухожу и уношу с собой свою тайну. Она не будет потеряна для человечества, люди узнают ее тогда, когда будут достаточно подготовлены и научатся не злоупотреблять ею. Итак, прощайте, граждане Соединенных Штатов!

Подъемные и толкающие винты заработали, и, провожаемый восторженными возгласами толпы, «Альбатрос» полетел на восток.

Я потому привел эту сцену во всех подробностях, что она дает представление о нравственном облике этого странного человека. По-видимому, в то время он не питал еще никаких враждебных чувств к человечеству. Он только хранил свою тайну для будущего. Но, без сомнения, в его тоне, в выражении его лица уже тогда ощущалась непоколебимая уверенность в себе, в своей гениальности, непомерная гордость, вызванная сознанием своей сверхчеловеческой мощи.

Что же удивительного, если все эти чувства постепенно усилились в нем до такой степени, что он вознамерился подчинить себе весь мир, – как это видно из его последнего письма и его многозначительных угроз. И, по-видимому, с течением времени его умственное возбуждение дошло до такой степени, что грозило уже перейти в настоящее безумие.

Что касается дальнейших поступков Робура, улетевшего на своем «Альбатросе», то, сопоставляя известные мне факты, я легко мог восстановить их в своем воображении. Этот необыкновенный изобретатель не ограничился созданием летательной машины, даже и такой совершенной. Он задумал построить аппарат, способный двигаться и по земле, и по воде, и под водой, и по воздуху. И, по-видимому, опытные механики, умеющие хранить тайну, создали такой аппарат на острове Икс. А затем второй «Альбатрос» был уничтожен, и безусловно это произошло именно здесь, в этом каменном гнезде Грейт-Эйри, недосягаемом для остальных людей. Вот тогда-то на дорогах Соединенных Штатов, в соседних морях и в воздушных пространствах Америки появился «Грозный». Читателю уже известно о том, как он ушел от миноносцев, гнавшихся за ним на озере Эри, как он поднялся в воздух, между тем как я – я был пленником на его борту.

17. «Именем закона!»

Чем-то кончится мое приключение?.. Могу ли я повлиять на его развязку – близкую или далекую? Или только Робур держит ее в своих руках? Мне, вероятно, никогда не удастся бежать, как это сделали Прудент и Эванс на острове Чатам. Надо ждать. Однако сколько же времени продлится это ожидание?

Так или иначе, но если мое любопытство и было удовлетворено, то только в отношении тайны Грейт-Эйри. Переступив, наконец, за этот каменный пояс, я узнал причину явлений, наблюдавшихся в районе Голубых гор. Я был теперь уверен в том, что населению этого округа Северной Каролины, жителям Плезент-Гардена и Моргантона не угрожает ни извержение вулкана, ни землетрясение. Здесь нет и следа разрушительной работы подземного огня. В этой части Аллеганских гор нет никакого кратера. Грейт-Эйри служит убежищем Робуру-Завоевателю, вот и все. Должно быть, случайно натолкнувшись во время своих полетов на это неприступное «Орлиное гнездо», он использовал его для хранения своего оборудования и продовольствия, видимо, чувствуя себя здесь в большей безопасности, нежели на острове Икс в Тихом океане.

Да, я проник в тайну Грейт-Эйри, но о чудесном аппарате и о том, как он приводится в движение, – об этом я в сущности так ничего и не узнал. Допустим, что его сложный механизм приводится в действие электричеством и что с помощью каких-то новейших способов он, подобно «Альбатросу», извлекает это электричество из окружающего воздуха… Но как же все-таки сконструирован этот механизм? Мне не дали и не дадут возможности его рассмотреть.

Размышляя о своей участи, я говорил себе: «Властелин мира» хочет остаться неизвестным, это несомненно. Что касается аппарата, то, если вспомнить угрозы, высказанные в письме его изобретателем, от него, пожалуй, следует ждать скорее зла, чем добра. Робур сумел сохранить свое инкогнито в прошлом и, конечно, захочет сохранить его в будущем. Но ведь только один человек способен установить тождество между «Властелином мира» и Робуром-Завоевателем, и этот человек – я, его пленник. Только я один имею право и даже обязан положить руку ему на плечо и арестовать его именем закона.

Могу ли я ждать помощи извне? Об этом нечего и думать. Начальству, конечно, уже известно все, что произошло в бухте Блек-Рок. Джон Харт и Нэб Уокер вернулись, очевидно, вместе с Уэлсом в Вашингтон, обо всем рассказали мистеру Уорду, и тот не может теперь создавать себе иллюзий относительно моей участи. Либо он думает, что я утонул в тот момент, когда «Грозный», выходя из бухты Блек-Рок, потащил меня за собой на конце каната, либо считает, что меня взяли на борт «Грозного» и что я нахожусь во власти его командира.

В первом случае ему остается лишь оплакивать покойного Джона Строка, главного инспектора вашингтонской полиции.

Во втором случае… и во втором случае он тоже вряд ли может надеяться когда-либо увидеть своего помощника.

Как известно, остаток ночи 31 июля и весь следующий день «Грозный» плыл по поверхности озера Эри. Около четырех часов, вблизи Буффало, за ним погнались два миноносца, но все-таки, то уносясь вперед, то погружаясь в воду, «Грозный» сумел уйти от них. Они продолжали преследовать его и на Ниагаре, но затем вынуждены были остановиться, так как течение грозило унести их к водопаду. Уже смеркалось, и на борту миноносцев решили, вероятно, что «Грозный» погиб в пучине Ниагары. А потом стало еще темнее, и вряд ли кто-нибудь заметил аппарат в тот момент, когда он взлетел над водопадом Подковой или позднее, во время его воздушного путешествия до Грейт-Эйри.

Но вернемся ко мне. Решусь ли я заговорить с Робуром? И соблаговолит ли он выслушать меня? Он назвал мне свое имя, – разве этого не довольно? Ведь, наверное, он считает, что это имя уже само по себе является ответом на все вопросы.

День проходил, не принося никаких перемен. Робур и его помощники все время хлопотали около аппарата, механизм которого требовал различных исправлений. Из этого я заключил, что он собирается вскоре возобновить свое путешествие и, видимо, возьмет меня с собой. Впрочем, он может оставить меня в этой котловине, – ведь уйти отсюда я не смогу, а продовольствия мне хватит надолго…

Я внимательно наблюдал за Робуром, – казалось, он был во власти какой-то непрерывной экзальтации. Что замышлял его воспаленный мозг? Какие планы на будущее строил этот безумец? В какие края думал лететь? Собирался ли привести в исполнение высказанные в письме угрозы?

Первую ночь на Грейт-Эйри я проспал на куче высохшей травы в одной из пещер, куда мне принесли и пищу. 2 и 3 августа Робур и его помощники были всецело заняты своей работой и почти не разговаривали. Рассчитывая, очевидно, на длительное воздушное путешествие, они перенесли на «Грозный» свежий запас провизии. Уж не намеревался ли Робур снова посетить этот остров Икс, затерянный посреди бескрайних просторов Тихого океана?.. В задумчивости он бродил по площадке, потом вдруг останавливался и поднимал руку к небу, словно угрожая богу, тому богу, с которым он стремился разделить власть над миром… Что, если непомерная гордыня приведет его к безумию? Его спутники, не менее сумасбродные, чем он сам, не в силах будут его остановить. Какие невероятные приключения ждут их впереди! Ведь даже в те времена, когда в распоряжении Робура был только аэронеф, – уже и тогда он мнил себя сильнее стихий, с которыми так дерзко боролся. Теперь же к его услугам и земля, и вода, и воздух – бесконечные пространства, где никто не может его настигнуть…

Итак, будущее грозило мне самыми ужасными катастрофами. Бежать из Грейт-Эйри до того, как меня увлекут в новое путешествие, было невозможно. Едва ли удастся скрыться и тогда, когда «Грозный» окажется в воздухе или на воде. Вот разве только – на суше, да и то, если автомобиль почему-либо замедлит ход. Слабая надежда, не так ли?..

Как известно, в день прибытия в котловину Грейт-Эйри я уже пробовал задать Робуру вопрос относительно моей дальнейшей участи, но тщетно. Сегодня я решился на новую попытку.

В полдень я ходил взад и вперед перед центральным гротом. Робур, стоя у входа, пристально следил за мной взглядом. Мне показалось, что он хочет заговорить со мной.

Я подошел.

– Капитан, – сказал я, – я уже предлагал вам этот вопрос, но вы не пожелали мне ответить… Повторяю: что вы намерены со мной сделать?

Мы стояли лицом к лицу, на расстоянии двух шагов. Он посмотрел на меня, скрестив руки, и его взгляд ужаснул меня. Ужаснул? Да, именно так. Это был взгляд человека, не владеющего рассудком, взгляд, в котором уже не было ничего человеческого.

Я повторил еще более решительно:

– Что вы намерены со мной сделать? Отпустите ли вы меня на свободу?

На секунду мне показалось, что Робур готов нарушить свое молчание… Но нет, видимо, он был всецело во власти своей навязчивой идеи. Он опять протянул руку к небу – жест, который я подметил у него еще утром, когда он прохаживался по площадке. Казалось, что какая-то непреодолимая сила влечет его туда, в верхние слои атмосферы, что он уже не принадлежит земле, что ему предназначено жить в воздушном пространстве, стать вечным гостем воздушного океана…

Не ответив мне, вероятно даже не расслышав моих слов, Робур вошел в грот. Тэрнер последовал за ним.

Сколько времени собирался Робур оставаться в Грейт-Эйри, сколько времени должна была продлиться эта передышка, – этого я не знал, но 3 августа, после обеда, я заметил, что работы по ремонту механизма были закончены, а складочные помещения аппарата заполнены провизией. Тэрнер и его спутник принесли к центру площадки пустые ящики, доски и балки, по-видимому остатки корпуса первого «Альбатроса», пожертвованного ради создания новой машины. Всю эту груду обложили сухой травой. Должно быть, Робур покидал это убежище, чтобы больше сюда не возвращаться.

И действительно, ведь он знал, что вершина Грейт-Эйри уже один раз привлекла к себе общественное внимание, что одна попытка проникнуть туда уже была сделана… Стало быть, он имел основания опасаться второй попытки, которая могла оказаться более успешной, и хотел уничтожить всякие следы своего пребывания.

Солнце скрылось за вершинами Голубых гор. Только вершина Блек-Доум на северо-западе еще пламенела. Для того чтобы возобновить свой полет, «Грозный», видимо, ждал наступления темноты. Никто не знал, что из автомобиля и лодки он мог превращаться в летательную машину. Ведь до сих пор его никогда не видели в воздухе. Быть может, это четвертое превращение аппарата «Властелин мира» покажет лишь тогда, когда захочет осуществить свои безрассудные угрозы?

Около девяти часов вечера глубокий мрак окутывал котловину. Ни одной звезды на небе, потемневшем от набежавших с востока густых туч. Появление «Грозного» не могло теперь быть замечено ни с суши, ни с моря.

Тогда Тэрнер подошел к костру, сложенному посредине площадки, и поджег сухую траву.

В одно мгновение все запылало. Из облаков густого дыма поднялись длинные языки пламени, которые взлетали выше каменных стен Грейт-Эйри. Жители Моргантона и Плезент-Гардена еще раз должны были подумать, что проснулся вулкан и что это пламя возвещает близость извержения…

Я смотрел на пожар, слушал потрескиванье горящего дерева. Робур, стоя на палубе «Грозного», тоже смотрел на костер.

Тэрнер с товарищем швыряли обратно в костер головни, выбрасываемые оттуда силою огня.

Постепенно пламя угасло. Остался лишь густой слой пепла, и во мраке ночи снова воцарилась тишина.

Вдруг я почувствовал, как кто-то схватил меня за руку. Это был Тэрнер. Он тащил меня к аппарату. Сопротивляться было бесполезно, да в сущности и незачем. Все что угодно, только бы не остаться одному в этой каменной тюрьме.

Как только я очутился на палубе, Тэрнер и его товарищ вскочили вслед за мной; последний встал на носу, а Тэрнер спустился в машинное отделение, и я заметил, что оно было освещено электрическими лампочками, свет которых, однако, не проникал наружу.

Робур занял место на корме у регулятора, чтобы следить за направлением и скоростью полети.

Меня же снова втолкнули в мою каюту, и крышка люка захлопнулась над моей головой. Значит, и в эту ночь мне не позволено будет наблюдать за воздушными маневрами «Грозного», как тогда, при полете над Ниагарским водопадом.

Однако если я не мог видеть, что происходило на борту, то мог отчетливо слышать шум мотора. У меня даже было такое ощущение, словно мы медленно отрываемся от земли и поднимаемся кверху. Аппарат несколько раз качнулся, потом нижние турбины быстро завертелись, и я услышал мерные взмахи могучих крыльев.

Итак, «Грозный» покинул Грейт-Эйри, и, должно быть, навсегда. Он «отчалил» в воздух, как говорят о судне, выходящем в море, и теперь парит над двойной цепью Аллеганских гор. По-видимому, он спустится ниже лишь после того как перелетит через горный хребет этой части американской территории.

Но куда он летит? Несется ли над широкими равнинами Северной Каролины, направляясь к Атлантическому океану? Или, наоборот, повернул на запад, в сторону Тихого океана? Может быть, он идет на юг к Мексиканскому заливу? И удастся ли мне утром различить, над каким морем мы летим, если со всех сторон будут видны только небо да вода?

Прошло несколько часов. Какими долгими показались они мне! Я даже не пытался забыться сном. Тысячи несвязных мыслей одолевали мой мозг. Они уносили меня в какую-то фантастическую страну, между тем как «Грозный» – это воздушное чудовище – уносил меня в пространство. При своей бешеной скорости, куда умчится он за эту бесконечную ночь? Я вспомнил о невероятном путешествии «Альбатроса», – рассказ о нем мистера Прудента и Фила Эванса был опубликован Уэлдонским клубом. То, что проделал Робур-Завоеватель на своем «Альбатросе», он вполне мог проделать и на своем «Грозном», и даже с меньшим трудом: ведь теперь он властвовал одновременно над землей, воздухом и морями…

Наконец, первые утренние лучи осветили мою каюту. Разрешат ли мне выйти на палубу, как тогда, на озере Эри?

Я толкнул крышку люка, она отворилась.

Я наполовину высунулся наружу.

«Грозный» несся над беспредельным океаном, на высоте тысячи или тысячи двухсот футов.

Робура не было видно; должно быть, он наблюдал за работой машин.

Тэрнер стоял у руля, его товарищ – на носу.

Оказавшись на палубе, я увидел то, чего не мог видеть во время ночного перелета от Ниагарского водопада до Грейт-Эйри, – увидел, как действуют два огромные крыла, взмахивавшие у левого и правого бортов, меж тем как турбины бешено вращались под платформой аппарата.

Судя по положению солнца, стоявшего несколькими градусами выше горизонта, мы летели к югу. И, следовательно, если «Грозный», перелетев через стены Грейт-Эйри, не изменил направления, под нами простирались воды Мексиканского залива.

День обещал быть жарким, густые свинцовые тучи поднимались с запада. Эти предвестники близкой грозы, конечно, не ускользнули от взгляда Робура, когда часов около восьми утра он вышел на палубу и сменил Тэрнера. Быть может, он вспомнил о том смерче, который чуть не погубил его «Альбатрос», и о страшном циклоне в антарктических областях, от которого он спасся только чудом.

Правда, то, чего не мог в этих условиях сделать «Альбатрос», было возможно для «Грозного». Он уйдет из воздушных сфер, где будут бороться стихии, спустится на поверхность моря, а если волнение и там окажется слишком сильным, он сумеет найти убежище в спокойных морских глубинах.

Впрочем, по каким-то ему одному понятным признакам Робур, видимо, решил, что в этот день грозы не будет, и продолжал свой полет. И если в полдень он опустился на поверхность воды, то отнюдь не из страха перед бурей. «Грозный» – морская птица, вроде фрегата или альциона, которые умеют отдыхать на воде; разница только в том, что его металлические органы, приводимые в движение неистощимой электрической энергией, не знают усталости.

Широкая водная пелена была пустынна. Ни паруса, ни дымка не виднелось даже на самом краю горизонта. Значит, полет «Грозного» в беспредельном воздушном пространстве никем не мог быть замечен.

День прошел без приключений. «Грозный» подвигался вперед со средней скоростью. Я не понимал намерений капитана. Продолжая плыть в том же направлении, мы должны были встретить на своем пути какой-либо из Больших Антильских островов, а затем, в глубине залива, побережье Венесуэлы или Колумбии. Впрочем, вполне, возможно, что аппарат снова поднимется в воздух и перелетит через длинный перешеек Гватемалы и Никарагуа, чтобы поскорее добраться до острова Икс в Тихом океане.

Наступил вечер, солнце скрылось за кроваво-красным горизонтом, море светилось фосфорическим блеском. «Грозный» поднимал вокруг себя целое облако сверкающих искр. Употребляя излюбленное выражение моряков, нас ожидала «собачья погода».

Видимо, то же думал и Робур. Меня заставили спуститься в каюту, и крышка люка снова захлопнулась.

Через несколько секунд до меня донеслись знакомые звуки, и я понял, что аппарат погружается в воду. В самом деле, через пять минут он мирно плыл в морской глубине.

Страшно измученный усталостью и тревогами, я уснул крепким сном, на этот раз не вызванным никакими снотворными снадобьями.

Когда я проснулся (сколько часов я проспал – не знаю), судно все еще находилось под водой.

Вскоре, однако, оно опять всплыло на поверхность. Дневной свет хлынул в иллюминаторы, сразу почувствовалась бортовая и килевая качка; море сильно волновалось.

Мою каюту отперли, я снова сел у входа и поспешил взглянуть на небо.

С северо-запада шла гроза, тяжелые тучи то и дело пронизывались яркими вспышками молний. Уже гремели отдаленные раскаты грома, которые многократно повторяло эхо.

Я был поражен, более того, испуган быстротой, с которой надвигалась гроза. Ни один корабль не успел бы спустить паруса, – так стремителен и резок был ее натиск.

И вот, словно пробив преграду облаков, с неслыханной яростью налетел шквал. Море вдруг вздыбилось. Неистово бушующие волны перекатывались через палубу «Грозного». Не уцепись я так крепко за поручни, меня бы непременно вышвырнуло за борт.

Оставался только один выход – превратить аппарат в подводную лодку. В каких-нибудь десяти фугах под водой он вновь обрел бы спокойствие и безопасность. Бороться долее с яростным натиском этих взбесившихся валов было невозможно.

Робур неподвижно стоял у руля. Я ожидал, что вот-вот мне прикажут спуститься в мою каюту, но приказания не последовало. Да и вообще никаких приготовлений к тому, чтобы превратить лодку в подводную, не было видно.

Глаза капитана горели. Он бесстрашно взирал на эту бурю, словно бросая ей вызов, словно считая, себя неуязвимым. Нельзя было терять ни мгновения, а он, по-видимому, и не думал уходить под воду.

Нет, он стоял все с тем же высокомерным видом, с горделивым видом человека, считающего себя выше всего человечества. Глядя на него, я с ужасом спросил себя, уж не является ли он каким-то фантастическим существом, выходцем из другого, нереального мира.

И вдруг он заговорил.

– Я… я Робур! Властелин мира! – донеслось до меня сквозь свист урагана и раскаты грома.

Он махнул рукой, и Тэрнер с товарищем, видимо, поняли его жест. То был приказ, и эти несчастные, такие же безумцы, как их капитан, не колеблясь выполнили его.

Распластав свои широкие крылья, «Грозный» взвился ввысь, как он взлетел недавно над Ниагарским водопадом. Но если в тот раз ему удалось спастись от кипящей пучины вод, то сегодня он направил свой безумный полет в самую пучину бури.

Вокруг «Грозного» сверкали тысячи молний, гремели раскаты грома, пылало небо. А он несся среди этих ослепительных вспышек, ежеминутно рискуя быть расщепленным, идя на верную гибель.

Робур стоял все в той же позе. Положив одну руку на руль, другую – на регулятор, он направлял сильно взмахивавшую крыльями машину от тучи к туче, в самую гущу грозы, туда, где электрические разряды происходили особенно часто.

Надо было броситься на безумца, помешать ему мчать свой аппарат в это воздушное горнило. Надо было заставить его спуститься и найти под водой спасение, которое было уже невозможно ни на поверхности моря, ни в воздушном пространстве. Только там, в глубине вод, он мог бы в полной безопасности переждать, пока эта грозная схватка стихий придет к концу.

И вот все мои инстинкты возмутились. Чувство долга властно заговорило во мне. Да, это тоже было чистейшее безумие, но мог ли я не попытаться задержать преступника, которого моя страна поставила вне закона, который угрожал своим страшным изобретением спокойствию всего мира, – мог ли я не схватить его за плечо и не отдать в руки правосудия! Ведь я же Строк, главный инспектор полиции Строк!.. И, забыв, где я нахожусь, забыв, что я один против троих над бушующим океаном, я кинулся на корму и, стараясь заглушить грохот бури, вскричал, бросаясь на Робура:

– Именем закона, я…

Но в эту минуту «Грозный» вздрогнул, словно пронзенный электрическим током. Весь его остов затрепетал, как трепещет человеческое тело под действием электрического разряда. И, получив удар в самый центр корпуса, «Грозный» со сломанными крыльями, с разбитыми турбинами упал с высоты тысячи с лишним футов в глубь Мексиканского залива.