Текст книги "Прекрасные незнакомки"

Глава 8
Госпожа Тальен, королева модниц

Канцелярия милосердия

Когда весной 1793 года, месяца через три после казни короля Людовика XVI, Конвент издал декрет о тюрьме, за которым в скором времени последуют казни «всех советников Парламента, которые не обнаружили революционного образа мыслей», многие из этих советников почувствовали себя очень скверно, и в особенности новоиспеченный маркиз де Фонтене – простолюдин, купивший маркизат.

Сноб, каких мало найдется на белом свете, господин де Фонтене клял себя последними словами за страсть к орденам и дворянской частичке «де», ради которой он в 1789 году купил себе титул маркиза… Как раз тогда началась революция… Теперь же мало того, что он имел подозрительную должность, он был еще и маркизом. Молодой человек не без горечи подумал, что лучше бы ему оставаться Жан-Жаком Девеном, как раньше, чем отягощать свое честное имя обличительным де Фонтене!

Аристократы и в самом деле чувствовали себя день ото дня все хуже. Конвент, казнив короля, без сомнения, решил поступить точно так же и с теми, кого не без изящества именовал «аристо», и молодой человек не имел на этот счет никаких иллюзий. Со дня на день ему придется разделить трагическую участь знати, если он не унесет подальше ноги от революционной бури.

И в это время он вдруг вспомнил о жене, они давно уже жили раздельно, и дело шло к разводу. Теперь он понимал, что не оценил своей жены по достоинству, что она одна из самых красивых женщин своего времени, и ее красота не оставляла равнодушным никого, кто встречался на ее пути.

Пять лет тому назад он из денежного интереса женился на богатейшей, но от этого не менее обворожительной, Терезии Кабаррюс, дочери мадридского банкира родом из Байонны. Банкир разбогател на службе у Карла III, который присвоил ему титул графа. Жан-Жак Девен, который стал к тому времени маркизом, ухитрился жениться без любви на юной Терезии, уже и тогда поражавшей своей красотой – южной, теплой и чувственной. В юной женщине было все, что могло бы удержать любого распутника, и бесчувствие супруга выглядело своего рода подвигом. Но дело было в том, что «маркиза» неодолимо влекло к низкому разгулу, и как только красавица жена родила ему сына, он вернулся к привычным радостям, предоставив, впрочем, Терезии полную свободу. Она могла делать все, что ей заблагорассудится.

Вкусы жены были не столь низменны, как у супруга, но в удовольствиях она себе отказывать не стала. Она любила любовь, любила мужчин и прекрасно знала воздействие своих чар. Опьяненная безграничной свободой, она открыла длинный список любовных связей, самой громкой из которых была связь со знаменитым красавцем Александром де Ламетом, воевавшим за свободу Америки и недавно избранным депутатом.

Но вот что забавно, именно эта связь и пробудила в супруге недовольство. Он не видел ничего предосудительного в том, что Терезия развлекалась, но завести официального любовника!.. Этого он не мог потерпеть и начал дело о разводе.

С тех пор воды текли и текли вокруг острова Сен-Луи, где жили супруги де Фонтене. (Дело о разводе началось еще в те времена, когда муж и жена жили вместе.) Потом Александр де Ламет уехал за границу, и Терезия стала себя чувствовать очень неуютно, потому что и она ощущала приближающуюся бурю и не знала, каким святым молиться о спасении.

И вот в один из тревожных вечеров на ее пороге появился бывший муж. Она не стала спрашивать, каким ветром его принесло, это и так было понятно. Бывший советник тоже не стал утруждать себя красноречием, а сказал коротко:

– Мы с тобой погибнем, если немедленно не уедем из Парижа!

И добавил:

– Несмотря на присягу, данную революции, несмотря на несметное количество денег, которое проглотили эти тигры, жаждущие крови («тигры, жаждущие крови» было очень модным выражением в те времена, им пользовались представители всех партий, и важно было только знать, с какими тиграми ты имеешь дело: с красными или белыми), дошла очередь и до нас. Нас вот-вот арестуют. Значит, нам нужно бежать из Парижа, а еще лучше – из Франции.

– Говорить о бегстве можно сколько угодно, но куда бежать, мой друг? И на севере, и на востоке идет война. Моего отца арестовали в Испании.

– Да, я знаю, – оскалился Жан-Жак, – вам вовсе не хочется попасть в общество эмигрантов, среди них вы не популярны. Еще бы! Вы оказывали милости почти всем мужчинам, которые разрушили монархию. Вы аплодировали разрушению Бастилии вместе с Мирабо, который был вашим любовником!

– А вы, интересно, чем занимались, дорогой? Так объясните же мне, что вам у меня понадобилось? Вам не нужна моя помощь, чтобы стать эмигрантом из «знати старинного рода»? Тогда отправляйтесь вон и позвольте мне спокойно умереть, раз, по вашим словам, именно такая судьба уготована мне в самое ближайшее время!

– Не сомневайтесь, Терезия! Вас скоро арестуют, потому что ваша прелесть не действует на мужчин революционного трибунала. Вам ведь не удастся соблазнить Фукье-Тенвиля, не так ли? Значит, лучше всего уехать, и должен вам сказать, что нам остался всего один шанс, и этот шанс у вас в руках.

– И какой же это шанс?

– Могу побиться об заклад, что вы прекрасно знаете секретаря суда Коммунны, гражданина Тальена, который когда-то служил секретарем у вашего обожаемого Ламета. И могу еще поклясться, что вам не составит труда получить у него пропуск… скажем, до Бордо. У вас ведь там родственники, не так ли? Точно так же, как в Байонне. А Бордо вполне подходящий порт, чтобы уплыть в Америку!

Терезия не спешила с ответом. Она размышляла, взвешивая слова супруга, определяя, насколько они в самом деле толковы. Из глубин ее памяти всплыло забытое воспоминание. Лицо молодого человека.

Она вспомнила чудесный летний день 1790 года. Вместе со своим возлюбленным Александром она гуляла в парке особняка красавца депутата. Вокруг цвели алые розы, именно алые розы ее всегда восхищали. И неизменно любезный Ламет позвал своего секретаря и попросил нарезать букет роз, раз они ей так нравятся.

Теперь Терезия отчетливо вспомнила секретаря: высокий, красивый, хорошо сложенный молодой человек с лицом, может быть, несколько вульгарным, но зато с шапкой кудрявых светлых волос, которые казались ореолом. Юный Тальен нарезал роз и преподнес их возлюбленной хозяина, глядя на нее с нескрываемым восторгом. Одна из роз упала из рук Терезии, он поспешил поднять ее, но попросил о милости – разрешении сохранить эту розу у себя.

Молодая женщина улыбнулась обходительности молодого человека, но ее благосклонность вывела из себя Ламета, и через час он распростился с дерзким юношей, который на его глазах посмел ухаживать за его возлюбленной…

– Ну, так что? – настойчиво поинтересовался Фонтене. – Что вы на этот счет думаете?

– Думаю, что вы правы, – с легкой улыбкой отозвалась Терезия. – Я, пожалуй, нанесу визит гражданину Тальену.

Через несколько дней, 5 марта, супруги де Фонтене с маленьким сыном и двумя слугами сели в карету и отправились в сторону Бордо. Их пропуск был в полном порядке, и выписан он был на имя Жан-Жака Девена, путешествующего по семейным делам. Во время путешествия между супругами царило полное согласие, но как только они приехали в Бордо, Терезия попрощалась со своим супругом.

– Теперь вы вне опасности, – сказала она, – и мы с вами расстаемся.

– А разве вы не хотите сопровождать меня и дальше? – поинтересовался он.

– Ни за что на свете! – живо отозвалась она. – И скажу вам больше! Я надеюсь никогда больше вас не видеть в нашем скверном мире!

– Как пожелаете, мадам. Охотно исполню ваше желание и со своей стороны пожелаю вам счастья.

И они разошлись в разные стороны. Жан-Жак спокойно купил себе билет в Америку, а Терезия радостно отправилась к бордолезской родне. Здесь у нее жили два брата, а главное – дядя, Бартелеми Галабер, который в двенадцать лет был ее первой любовью и который даже помышлял о женитьбе на ней, к ужасу всей родни.

Прошел еще месяц, и 23 апреля супруги де Фонтене были разведены. Терезия перестала быть маркизой де Фонтене, вновь став Кабаррюс, что было для нее очень важно. А еще очень важным было то, что ей исполнилось всего двадцать лет и она очень любила жизнь.

Первые месяцы в Бордо были чудесными. Терезию совсем не интересовала политика, зато очень интересовали молодые люди, а их в Бордо было немало. Разведенная красавица продолжила любовные приключения, и прошел даже злобный слух, что она находилась в любовной связи со своим братом…

Увы! Этими несколькими месяцами и ограничилась бордолезская dolce vita[5]5
  Сладкая жизнь (ит.).


[Закрыть].

После расправы с жирондистами в Париже Конвент решил отправить в столицу жирондистов представителя, но не для того, чтобы известить город о казни, а для того, чтобы с той же суровостью очистить его от врагов. В багаже делегата Конвента лежала гильотина, а сам делегат носил фамилию Тальен и был тем самым кавалером с алой розой.

Алый цвет был ему по душе, без всякого сомнения. В Париже он уже приобрел репутацию кровопийцы и был уверен, что поддержит и сохранит ее в провинции. Он собирался распространить террор на берега Жиронды и арестовать всех «благоденствующих».

Одной из первых была отправлена в тюрьму подруга Терезии госпожа де Бойе-Фонфред. Бывшая жена Жан-Жака Девена пришла в ужас от того, что сейчас начнут преследовать ее друзей… И не друзей тоже. Потому что, какие бы ни были у Терезии недостатки, она была женщиной удивительной доброты и потрясающего мужества. С присущей ей беспечностью она отправилась выручать подругу. И оглянуться не успела, как оказалась в той же тюрьме. Мало того, ее красота вызвала у охранников весьма определенные желания. Они готовы были посягнуть на нее. Но женщина отчаянно защищалась и была отправлена в зловещий форт А, в карцер, в сырую камеру с крысами. Но это не сломило ее мужества.

Она беспрестанно твердила одну и ту же фразу:

– Я друг гражданина Тальена! Я хочу его видеть! Как вы смеете медлить и не посылать за ним?

Она так кричала, что комендант тюрьмы в конце концов обеспокоился и отправился к Тальену, чтобы рассказать ему о сумасшедшей, которая без конца требует с ним свидания.

Едва услышав имя сумасшедшей, Тальен, который в это время ужинал, буквально подскочил.

– Как? Как ты сказал?

– Гражданка Кабаррюс, в прошлом маркиза де Фонтене.

– И вы ее посадили в карцер?!

Комендант согнулся под дуновением ветра опалы, а Тальен, надев форменную шляпу с плюмажем, ринулся через три ступеньки вниз, приказал незамедлительно везти себя в форт А, где и в самом деле нашел в грязной камере с крысами ту, о которой не переставал мечтать.

Тальен выказал гнев, который для всех должен был послужить назиданием, Терезия вышла на свободу, а комендант занял ее место в камере. После чего проконсул-революционер торжественно препроводил бывшую маркизу де Фонтене в свои личные апартаменты. В тот же вечер кавалер с алой розой оказался в раю, исполнив все свои мечты, так как Терезия в благодарность за освобождение сочла своим долгом стать его любовницей.

Тальен думал, что Терезия сразу же переселится к нему и они будут открыто жить вместе, но его ждало разочарование. У Терезии на этот счет было иное мнение, она считала, что до переселения ей нужно сделать кое-какие шаги. Например, она собиралась публично присягнуть революционным идеалам, чтобы ни у кого не возникало сомнений в ее правоверности, и 10 декабря на празднике, посвященном взятию Тулона безвестным Бонапартом, она произнесла великолепную речь об образовании.

Ей искренне рукоплескали, и когда Тальен, обезумев от гордости и счастья, стал убеждать ее разделить с ним не только постель, но и дом, она указала ему на гильотину, которая стала «украшением» города Бордо, и сказала:

– Я перееду к вам тогда, когда эта машина смерти исчезнет.

Терезия, соглашаясь разделить жизнь с Тальеном, заботилась не только о собственной безопасности, она желала безопасности и всем остальным и, зная о своем влиянии на проконсула, надеялась выпустить на свободу немало жертв.

Божья матерь термидора

Условие, поставленное возлюбленной относительно гильотины, установленной в Бордо, повергло проконсула в бездну отчаяния. Он оказался перед неразрешимым противоречием: с одной стороны – преданность революции, с другой – любовь к Терезии. Не без опаски он попытался защитить свой авторитет проконсула.

– Клянусь тебе, я далек от жестокости и охотно бы тебя порадовал, но полетит моя собственная голова, если только я обнаружу желание пренебречь своим долгом.

– Я поняла, ты боишься! И при этом считаешь себя правителем города!

– Да нет, я не боюсь… Во всяком случае, не настолько, как ты себе вообразила. Ради тебя я готов бросить вызов не только Робеспьеру, но и всему революционному трибуналу!

– Ну так докажи мне это, – безжалостно потребовала молодая женщина.

И твердо добавила:

– Для начала освободи мою подругу госпожу де Лааж с семьей, она жаждет уехать в Америку.

Скрепя сердце Тальен повиновался, и Терезия великодушно согласилась публично увенчать его страсть, с большой пышностью переселившись в дом своего любовника. А затем она делала все возможное, чтобы вырвать как можно больше жертв из пасти своего личного врага – гильотины. Ее салон в самом скором времени стал своеобразной «канцелярией милосердия», потому что сердце молодой женщины не выносило чужих страданий. И несчастный Тальен миловал и миловал, стараясь позабыть в объятиях любовницы те тучи, которые сгущал свирепеющий Париж на его личном горизонте.

Терезия не думала ни о каких грядущих грозах и с радостным удовлетворением говорила:

– Вот уже почти год я ложусь спать, зная, что спасла чью-то жизнь.

Тальен между тем понимал, что Терезия не любит его всерьез. Но он сам был так безумно в нее влюблен, что ему было достаточно, что эта прелестная женщина принадлежит ему целиком и полностью. Она его и только его, и это было очень важно для Тальена, и, как другие дарят любовницам цветы и драгоценности, он дарил ей спасенные от гильотины головы.

К тому же он был вовсе не глуп и вскоре сообразил, что снисходительность, столь для него неожиданная, имеет свои немалые выгоды, потому что бордолезская знать и крупная буржуазия умеет быть благодарной. Чета жила в несказанной роскоши, и никто против этого не возражал.

Почти никто. В Бордо, во всяком случае. А вот в Париж дождем сыпались доносы с сообщениями о недопустимой снисходительности гражданина Тальена, а главное, о «куртизанке, которая сумела отвратить от своего долга вернейшего слугу революции».

Тогда кое-кто из членов Конвента, дружески настроенных по отношению к молодому человеку, дал ему потихонечку знать, что ему, возможно, стоит самому приехать в Париж и твердой рукой отмести все наветы. Робеспьер на самом деле не так уж обеспечен надежными тылами, он не посмеет действовать против него напрямую, поэтому Тальен, приложив некоторую долю ловкости и дипломатии, сможет заставить его забыть свои «промахи» и снова оказаться в седле.

Тальен уехал, горько сожалея о том, что был вынужден оставить драгоценную Терезию. Он доверил ее своему помощнику по фамилии Изабо, ограниченному и тупому. Терезия поспешила обезопасить помощника единственным, но вполне радикальным средством, каким она владела безупречно, чтобы он не возобновил затихшую было палаческую деятельность. И бордолезцы продолжали спать более или менее спокойно.

Между тем в Париже Тальену приходилось несладко. Робеспьер пристально следил за ним, одновременно приказав собирать сведения о его поведении в Бордо. Мало-помалу несчастным проконсулом начал овладевать страх, он испугался, что ему никогда уже Бордо не увидеть. Он едва не заболел от ярости и отчаяния, но как пренебречь распоряжениями Непримиримого, не рискуя головой?

Терезии, в свою очередь, тоже не случилось навсегда остаться в Бордо. В жерминале вышел закон, обязывающий «всех так называемых аристократов покинуть порты и пограничные города», и она была вынуждена вернуться в Париж, вновь поселиться в особняке де Фонтене и опять, как и раньше, выступала в качестве подозреваемой.

Она опять увиделась с Тальеном, но новый Тальен был настолько перепуганным, что вызвал у нее лишь гримасу отвращения. Разве этот человек заставлял трепетать Бордо? Разве он распоряжался жизнью и смертью? Теперь это был задерганный человечек, живущий в ожидании, что с минуты на минуту на него обрушится тяжелая рука Робеспьера и отправит его к палачу…

Но Тальен напрасно так мучился и страшился. Гневался Робеспьер не столько на него, сколько на Терезию. На его суровый и неподкупный взгляд, она олицетворяла порок и разврат старого режима. Именно на нее он хотел обрушить удар. И он его обрушил.

22 мая 1794 года Робеспьер подписал следующий приказ: «Комитет общественного спасения берет под арест женщину, именуемую Кабаррюс, дочь испанского банкира и жену некоего Фонтене, бывшего советника Парижского парламента. Ей надлежит отправиться в тюрьму, все ее бумаги должны быть опечатаны. Молодой человек, который живет с ней, и все, кто окажутся в ее доме, тоже должны быть арестованы…»

Что касается молодого человека, то дело было в том, что Терезия привезла с собой из Бордо очаровательнейшего юношу лет пятнадцати по имени Жан Гери, он оказывал ей пособничество в некоторых финансовых операциях и… конечно же, более интимные услуги.

Арестованную Терезию препроводили в тюрьму Ла Форс, и там тюремщики при обыске заставили ее раздеться донага, желая убедиться, соответствует ли ее слава истине. Терезия перенесла осмотр с полнейшим безразличием, она готова была показать мужланам, что действительно хороша так, как о ней говорят.

В тюрьме она подружилась с очаровательной креолкой и очень хотела ее утешить, вселяя в нее свое неиссякаемое мужество. Но это ей не слишком удавалось, бедная Роза Жозеф де Богарне только что потеряла мужа на эшафоте и теперь жила в непрестанном страхе.

Арест обожаемой Терезии стряхнул апатию с запуганного Тальена, он наконец-то понял, что от Робеспьера ничего хорошего, кроме смертного приговора, не дождешься. Говоря откровенно, отчет о его пребывании в Бордо был ужасающим. Тем не менее Тальен, действуя довольно ловко, сумел добиться поста президента Конвента, и Робеспьер не мешал ему, очевидно полагая, что чем выше окажется его положение, тем больнее будет ему падать.

Мужчины вступили в непримиримую борьбу, и она становилась все жестче. Изнуренный Робеспьер не собирался продолжать ее долго. Он уже все приготовил, чтобы разыграть очередное театральное действо. И, может быть, даже помиловать Терезию после приговора.

Терезия по-прежнему находилась в тюрьме и теряла последнее терпение. Все ее надежды были на Тальена, но ничего не происходило. 7 термидора она отправила ему следующую записку:

«Только что вышел из камеры полицейский администратор, завтра я предстану перед трибуналом, то есть поднимусь на эшафот. Все это мало похоже на сон, который я видела этой ночью: Робеспьера больше нет и двери всех тюрем открыты. Но из-за вашей неслыханной трусости во Франции вскоре не останется никого, кто мог бы сделать мой сон реальностью…»

Записка вдохнула в Тальена жизнь, он обрел мужество, которого ему так недоставало. Последствия нам известны: 9 термидора Робеспьер пал, сраженный коалицией, возглавленной Тальеном. Тальен опередил Робеспьера, его люди получили голову Неподкупного на несколько секунд раньше, чем Неподкупный мог бы получить голову Тальена. Пистолетный выстрел жандарма Мерда, раздробивший челюсть Робеспьера, довершил дело[6]6
  Робеспьер подписывал очередное воззвание, но не смог его подписать. (Прим. перев.)


[Закрыть]. Хотя, что касается Тальена, вполне возможно, он боялся гораздо больше собственной гибели, чем гибели своей дорогой Терезии…

Как бы там ни было, но на следующий день Терезия вышла из тюрьмы, и ее встретила восторженная толпа. Ее благородная роль в Бордо была хорошо известна, так же как и ее влияние на героя дня Тальена. Когда она покинула тюрьму, парижане устроили ей триумфальную встречу и окрестили именем, которое могло родиться только в устах народа. Отныне Терезия будет именоваться Божьей Матерью термидора! Из жертвы, обреченной на эшафот, она буквально на следующий день стала властительницей Парижа.

Но ей предстояло выйти замуж за Тальена. По правде говоря, она прекрасно обошлась бы без этого брака, Тальен ей нравился все меньше и меньше, но народ бы ее не понял. Она должна была отдать свою руку спасителю. Легенды накладывают обязательства…

Замужество состоялось, но без шумихи и пышности, скромное, почти что тайное. После оформления брака супруги поселились на аллее Вёв (в конце современной улицы Монтень) в доме, который носил название «Хижина», и эта хижина станет самой роскошной в истории.

Одно празднество в этой хижине сменялось другим. Госпожа Тальен всему задавала тон, от нее зависела погода в этом доме. Она с подругами, среди которых были Роза де Богарне, Фортюнэ Амлен и Жюльет Рекамье, принялись возрождать простоту греков и стали одеваться в прозрачные туники с большими декольте, которые практически не скрывали женские прелести.

Но увы! В то время как звезда жены ярко сияла на небесах веселящегося Парижа, звезда мужа клонилась все ближе к закату. Тальен превратился в неудобного для всех ревнивца. Терезия родила ему дочку и все чаще приходила к выводу, что он ей мешает. Особенно теперь, когда она поймала в свои сети короля этого мгновенья, экс-виконта Поля де Барраса, которого называли «король Парижа и пороков».

Баррас любил роскошь, обладал обаянием и был абсолютно аморален. Глава директории, а значит, наделенный всемогущей властью человек, он отправил Тальена на долгий срок в Бретань, чтобы публично жить с его прекрасной супругой.

Терезия, став такой же всемогущей благодаря новому любовнику, не уставала расточать всевозможные благодеяния направо и налево. В один прекрасный вечер Баррас привел к ней в «Хижину» маленького корсиканца в чине генерала, худого, как ободранная кошка. Мундир на нем был до того потрепанный, что сердце Терезии преисполнилось жалости: бедный мальчик, ему не на что справить себе приличные штаны!

Она поспешила отправить ему рулон драпа, чтобы коротышка-генерал сшил себе новый мундир. Генерал так и сделал.

Но в день, когда, гордый новым мундиром, он приехал к своей благодетельнице, чтобы поблагодарить ее, обрадованная Терезия, едва увидев его, закричала издалека:

– Как я рада, мой друг, что теперь вы в новых штанах!

Маленький генерал всегда был бледен, но тут он просто позеленел. Он молча поклонился хозяйке, но дружбе, которая граничила с влюбленностью, тут же наступил конец. Никогда он не простит Терезии ее лихого оклика, и только Бог знает, умели ли в семье Бонапарт забывать обиды.

Терезии и в голову не пришло, что она могла чем-то обидеть корсиканца, она продолжала о нем заботиться и сосватала ему свою подругу Мари-Жозеф Розу де Богарне[7]7
  Жозефиной стал называть ее Бонапарт. (Прим. автора.)


[Закрыть], думая, что таким образом окончательно и навсегда завоюет любовь Барраса, который никак не мог порвать с прелестной креолкой. Баррас тоже приветствовал брак корсиканца. С одной стороны, он избавлялся от любовницы, которая ему поднадоела, с другой – молодой Бонапарт, как он считал, будет чувствовать себя ему обязанным до конца своих дней. Но ошибались и Баррас, и Терезия.

Терезия была просто женщиной, и Баррас очень скоро в этом убедился. На ее горизонте появился другой мужчина, банкир Уврар, баснословно разбогатевший на бесстыжей спекуляции табаком. И звезда Барраса побледнела и закатилась перед этим Крезом, а новоявленный Крез торжественно поселил Терезию в великолепнейшем особняке Шаналей в Сен-Жерменском предместье, особняке настолько богатом, что полтора века спустя он прельстит взор греческого судовладельца Ниарахоса.

Неизменно щедрая Терезия отблагодарила Уврара, подарив ему четырех детей. Она давным-давно развелась с Тальеном, и он в безнадежном отчаянии сошел со сцены, прозябал и в конце концов умер в жалкой безвестности, но все-таки присутствовал на свадьбе своей дочери с графом де Нарбоном, где в последний раз смог увидеть свою прекрасную супругу.

Может быть, Терезия и вышла бы в конце концов за Уврара замуж, если бы не появился еще один весьма достойный претендент на ее руку: граф де Караман, старший сын принца де Шиме, положил свое сердце к ногам этой обольстительной женщины.

На этот раз она не колебалась. Красота Терезии несколько отяжелела, и она стала мечтать о спокойной жизни и респектабельности. Она вспомнила, что когда-то была маркизой де Фонтене и считала, что нет ничего лучше, чем стать принцессой.

9 августа 1805 года Терезия «де» Кабаррюс вышла замуж за графа де Карамана. Но, охваченная внезапной щепетильностью, не пожелала обнародовать свой брак до тех пор, пока папа не признает его законность и она не обвенчается в церкви. Папа дал свое разрешение благодаря посредничеству кардинала Дю Белле.

Однако благословение папы ничуть не умерило гнев семейства де Шиме, супруги пришли в ярость, узнав, что их сын женится на скандально известной госпоже Тальен. Однако судьбе было угодно, чтобы с пути Терезии были сметены все препятствия: через несколько дней после свадьбы принц де Шиме умер, дав возможность сыну спокойно наслаждаться своим счастьем, а Тереза, как и мечтала, стала принцессой.

Терезия в полном восторге страстно возжелала появиться при дворе своего старого друга Бонапарта, который тем временем стал императором Наполеоном I. Она написала ему письмо, дабы получить приглашение. Но увы! Бесштанный коротышка ничего не забыл и теперь сам заботился в первую очередь о респектабельности. Терезия получила от него следующее письмо:

«Я не отрицаю, что Вы очаровательны, но подумайте сами, о чем Вы просите? Надеюсь, Вы не забыли, что у Вас было два или три мужа, и от кого только вы не имеете детей. Благополучно забывают первую ошибку, пеняют за вторую и порой прощают, но когда они следуют одна за другой… Так что посудите сами! Что бы Вы делали на моем месте? А я призван возрождать благоприличия…»

Будучи в Берлине, Наполеон узнал, что Жозефина, воспользовавшись его отсутствием, тайком приняла у себя старинную приятельницу, и страшно рассердился.

«Я тебе запрещаю видеться с мадам Тальен под каким бы то ни было предлогом, – написал он. – Я не приму никаких извинений, и если ты дорожишь моим уважением и хочешь мне нравиться, никогда не нарушай моих приказов! Жалкое ничтожество женился на ней, взяв в придачу восемь незаконнорожденных. (Небольшое преувеличение южанина – детей было всего только шесть.) Теперь я презираю ее больше, чем раньше. Она была славной девицей, но стала женщиной, которая внушает отвращение…»

Мнение все-таки несколько предвзятое.

Не столь злопамятная, как император, Терезия искренне оплакала свою неудачу и затворилась в своем поместье Шиме. Там она и умерла 15 января 1835 года, тучная, всеми забытая, в долгах…