Текст книги "Толкование сновидений. Полное издание"

А. Взаимосвязь сновидения и бодрствования

Когда человек пробуждается, то он наивно полагает, что, даже если сновидение и не приходит к нему из иного мира, то по крайней мере переносит его туда. Физиолог XVIII в. Бурдах (Burdach, 1838, с. 499), составивший подробное и точное описание явлений, связанных со сновидениями, так выразил это свое мнение о них, которое часто цитируют: «…волнения и переживания минувшего дня, его радости и печали, никогда точно не повторяются в сновидении; оно скорее стремится освободить нас от них. Даже когда наш ум всецело занимает какая-то мысль, когда наше сердце разрывается от горя или когда наш разум изо всех сил стремится к некой цели, – даже в этих случаях сновидение уносит нас в некий чуждый мир, или выстраивается лишь из отдельных фрагментов реальной жизни, или просто соответствует нашему настроению, выступая в качестве символа реальности». И. Г. Фихте (Fichte, 1864) в таком же духе высказывается о дополнительных сновидениях и считает, что они являются скрытыми способами, с помощью которых душа стремится исцелиться. Л. Штрумпель (Strümpell, 1877) высказывает похожее мнение в своей работе «Die Natur und Entstehung der Träume», которая пользуется заслуженным признанием: «Спящий отворачивается от происходящего в мире бодрствующего сознания…»; «Во сне память об упорядоченных событиях, сохранившихся в сознании, и нормальное поведение полностью утрачиваются…»; «Во сне душа практически полностью отделена от нормального содержания и событий, происходящих в состоянии бодрствования…»

Но у большинства исследователей этой проблемы противоположное мнение по поводу взаимосвязи состояний сна и бодрствования. Например, Гаффнер (Haffner, 1887) считает, что: «Во-первых, сновидение – это продолжение бодрствования. Наши сновидения всегда связаны с тем, что занимает наши мысли. Тщательное исследование практически всегда установит, каким именно образом сновидение и переживания минувшего дня связаны друг с другом». Вейгандт (Weygandt, 1893) категорически не согласен с приведенным выше утверждением Бурдаха: «Поскольку очень часто можно наблюдать, во множестве сновидений, что они возвращают нас в обычную жизнь, а вовсе не вырывают из нее». Мори (Maury, 1878) так лаконично высказывается на этот счет: «Нам снится то, что мы видели в реальной жизни, о чем говорили, чего желали или чем занимались, когда бодрствовали». Иессен (Jessen, 1855) в своем труде «Психология», вышедшем в свет, приводит больше деталей на этот счет: «Содержание сновидений всегда до той или иной степени зависит от личности человека, от его возраста, пола, общественного положения, умственного развития, привычного образа жизни и событий из его жизни».

Философ Я. Г. Е. Маасс (J. G. E. Maass, «Über die Leidenschaften», 1805) высказывается по этому поводу наиболее категорично: «Наше утверждение, что нам чаще всего снится именно то, к чему мы страстно стремимся всей душой, подтверждается на практике. Из этого видно, что наши страстные желания должны оказывать влияние на появление наших сновидений. Честолюбивому человеку снятся лавры победителя (хотя это может быть лишь плодом его воображения), которые ему еще предстоит завоевать, а влюбленному снится объект его сокровенных надежд… Все дремлющие в сердце до поры до времени чувственные желания или то, что вызывает отвращение, если получат стимул, могут переплестись с другими идеями и породить сновидение; или могут вплестись уже в существующий сон».

В древности люди считали, что сновидение и реальная жизнь именно так и связаны между собой. Я приведу цитату из труда Радштока (Radestock, 1879): «Когда Ксеркс перед походом на Грецию не внял добрым советам, а снова и снова, под воздействием своих снов, решился начать эту войну, то перс Агтабан, старый толкователь снов, мудро заметил, что сновидения в большинстве случаев отражают то, о чем думает человек в состоянии бодрствования».

В поэме Лукреция «О природе вещей» мы читаем (IV, V):

Et quo quisque fere studio devinctus adhaeret, aut quibus in rebus multum sumus ante morati atque in ea ratione fuit contenta magis mens, in somnis eadem plerumque videmur obire; causidici causas agere et componere leges, induperatores pugnare ac proelia obire…[11]11
  «И куда бы ни устремлялись наши заветные мысли, и что бы ни занимало нам ум из событий прошлого, ум наш более силен, чем наши действия, и обычно что мы видим в жизни – то нам и снится: знатоки законов составляют жалобы и пишут законы, а полководцы отправляются на войну и выигрывают сражение» (Rouse's translation in the Loeb Classical Library, 1924).


[Закрыть]

А Цицерон утверждает («De Divinatione», II, LXVII) и в этом, много веков спустя, ему вторит Мори: «Maximeque "reliquiae" rerum earum moventur in animis et agitantur, de quibus vigilantes aut cogitavimus aut egimus»[12]12
  «Чаще всего в душах отражаются следы тех вещей, о которых мы размышляли, либо совершали такие поступки в состоянии бодрствования» (Falconer's translation in the Loeb Classical Library, 1922).


[Закрыть].

Противоречие между этими двумя точками зрения в том, что касается взаимосвязи сновидения и бодрствования, похоже, разрешить невозможно. Полезно будет вспомнить о мнении Ф. В. Гильдебрандта (Hildebrandt 1875), который считает, что «все особенности сновидения в принципе невозможно охарактеризовать иначе, кроме как создавая "целый список из противоположностей", которые часто превращаются в противоречия». «Первая из этих противоположностей возникает в силу того, что сновидение практически полностью изолировано от реальной жизни, а с другой стороны, они постоянно соприкасаются и зависят друг от друга. Сновидение совершенно не похоже на все то, что человек переживает в состоянии бодрствования, это своего рода герметически замкнутое существование, и между ним и реальной жизнью лежит непроходимая пропасть. Оно освобождает нас от действительности, от нормальных воспоминаний о ней, уносит нас в иной мир, в иную среду, не имеющую ничего общего с реальным миром…» Гильдебрандт далее указывает, что, когда мы засыпаем, наша реальная жизнь словно проваливается в «невидимый люк». Во сне мы можем, например, отправиться на остров Святой Елены и подарить живущему там Наполеону бутылку превосходного, дорогого мозельского вина. Низложенный император радушно встречает нас, и нам так жалко просыпаться и понимать, что эта иллюзия сейчас разрушится и исчезнет. Но давайте сравним то, что нам приснилось, с реальной жизнью. Тот, кому это все приснилось, никогда не продавал вина и не стремился к этому. Морского путешествия не совершал и во всяком случае никогда не отправился бы на остров Святой Елены. Наполеону он совершенно не сочувствует, наоборот, ненавидит его из патриотических соображений. И кроме того, Наполеон жил на острове задолго до рождения того, кому все это приснилось, так что очень маловероятно, чтобы спящий испытывал к Наполеону добрые чувства. Все это сновидение кажется чем-то чуждым и соединяет два периода жизни, совершено не связанные друг с другом.

«Но то, что кажется противоречивым, оказывается истинным и правильным, – пишет Гильдебрандт. – Я думаю, что эти разрозненные и изолированные друг от друга явления все же могут быть глубоким образом взаимосвязаны между собой. И тогда можно с уверенностью утверждать: что бы нам ни снилось, связано с реальной духовной жизнью, которая разворачивается в связи с этой реальностью. Каким бы невероятным ни казался сон, он никогда не может быть оторван от реального мира, и его самые деликатные и забавные конструкции должны всегда черпать материал или из того, на что упал наш взор в реальном мире, или из того, о чем мы думали, когда не спали; иными словами, он приходит из того, что мы пережили, объективно или субъективно».

Б. Из чего состоят сновидения. Воспоминания в сновидениях

Все, что человеку снится, каким-то образом связано с его опытом, он вспоминается или воспроизводится в сновидении, и это можно заявить с уверенностью. Но неверно было бы утверждать, что такая взаимосвязь между содержанием сна и реальностью становится очевидной, когда эти два состояния сравнивают друг с другом. Напротив, такую взаимосвязь необходимо упорно искать, и зачастую она долго ускользает от исследователя. Так происходит оттого, что у воспоминаний в сновидении существует целый ряд особенностей, которые, хотя и были доступны наблюдению, но не поддавались объяснению. И они, конечно же, достойны нашего пристального внимания.

Прежде всего, иногда какой-то материал, из которого соткано сновидение, не поддается объяснению в сравнении со знаниями и опытом человека в состоянии бодрствования. Человек довольно отчетливо помнит свой конкретный сон, но не припоминает, чтобы нечто подобное происходило с ним в реальной жизни. И потому ему непонятно, откуда пришло это сновидение; пока, много времени спустя, какое-то недавнее событие не разбудит в нем память о каких-то давних событиях его жизни. Итак, мы вынуждены признать, что мы когда-то знали и помнили нечто такое, о чем в состоянии бодрствования мы не помним[13]13
  Вашиде (Vaschide, 1911) заметил, что во сне многие люди часто говорят на иностранных языках, которыми владеют, гораздо лучше, чем в состоянии бодрствования.


[Закрыть].

У Дельбефа[14]14
  Жозеф Дельбеф, бельгийский философ.


[Закрыть] (Delboeuf, 1885) мы находим весьма выразительное описание, которое иллюстрирует подобную ситуацию. Ему приснился покрытый снегом двор его дома, а под снегом лежали две полузамерзшие ящерицы. Он любил животных, потому взял их в руки, отогрел и положил в углубление в стене, которое было сделано специально для них. Он знал, что ящерицам очень нравится папоротник, и потому положил туда к ним несколько веточек. Ему приснилось название этого папоротника: Asplenium rata muralis. Потом ему приснилось что-то другое, а затем ему снова приснились эти ящерицы и, к своему удивлению, Дельбефа увидел, как на остатки кустика папоротника откуда-то упали еще две ящерицы. Он посмотрел в поле и увидел, как пятая и шестая ящерицы проделывают дырку в стене, и вот уже вся дорога была покрыта ящерицами, все они двигались в одном и том же направлении.

В состоянии бодрствования Дельбеф знал очень мало латинских названий растений, а термин Asplenum был ему неизвестен. Каково же было его удивление, когда он убедился, что такой папоротник действительно существует! Его настоящее название: Asplenium rata muraria, – во сне он назывался несколько иначе. Сомнительно, чтобы это было простым совпадением, и Дельбеф так и не мог понять, как же получилось так, что ему приснилось это название.

Это произошло в 1862 г.; шестнадцать лет спустя, в гостях у одного своего друга, философ увидел у него небольшой альбом с засушенными растениями, которые в Швейцарии продают туристам. Он вдруг вспомнил про свой сон, открыл альбом, нашел в нем экземпляр засушенного растения Asplenium, а под ним – свою собственную подпись. Тут его осенило. В 1800 г., за два года до того, как ему приснились эти ящерицы, сестра одного его друга посетила Дельбефа во время своего свадебного путешествия. У нее был с собой гербарий, который она купила в подарок брату, и Дельбеф, под диктовку одного ботаника, подписал латинские названия под каждым из растений в этом гербарии.

Дельбефу снова повезло, и он смог окончательно раскрыть тайну этого сновидения. Однажды, в 1877 г., в руки к нему попал старый том иллюстрированного журнала, где он увидел иллюстрацию, изображавшую ящериц, которые куда-то направлялись, которые выглядели именно так, как в том сне в 1862 г. Журнал вышел в свет в 1861 г., и Дельбеф вспомнил, что тогда выписывал его.

Во сне могут ожить воспоминания, недоступные человеку в состоянии бодрствования, и это так замечательно и важно в теоретическом отношении, что мне хотелось бы привлечь внимание к этому факту, упомянув и о других гипермнестических снах. Мори (Maury, 1878) вспоминает, как у него некоторое время все вертелось на языке какое-то странное слово «Муссидан». Он знал, что это название какого-то французского города, но что это за город, он не помнил. Однажды ночью ему приснился разговор с незнакомым человеком, который сообщил ему, что он из Муссидана. И когда спросил у этого человека, где находится этот город, тот ответил: «Муссидан – это окружной город в департаменте Дордонь». Проснувшись, Мори не поверил тому, что ему приснилось. Но, обратившись к учебнику географии, он убедился, что все было правильно. Этот случай доказывает, что спящему человеку приснилось то, чего наяву он не помнил, но при этом непонятно, откуда появилось это забытое знание.

Иессен (Jessen, 1855) рассказывает о похожем случае, который произошел в более давние времена: «К числу подобных случаев относится и сновидение Скалигера-старшего (Геннингс (Hennings, 1784)), автора оды в честь знаменитых мужей Вероны, которому приснился человек, назвавший себя Бруниолусом, и пожаловался ему на то, что о нем все забыли. Хотя Скалигер и не помнил о таком человеке, но упомянул о нем в своей оде, и лишь спустя какое-то время в Вероне его сын узнал, что некогда в ней жил славный критик по имени Бруниолус».

О гипермнестическом сновидении, которое примечательно тем, что в нем содержится некогда забытый эпизод, о котором впоследствии вспомнили, упоминает маркиз д'Эрвей де Сент-Дени: «Мне однажды приснилась какая-то женщина с золотистыми волосами, которая беседовала с моей сестрой и показывала ей какую-то вышивку. В сне мне казалось, что я знаком с ней и даже что я много раз ее где-то видел. Когда я проснулся, у меня так и стояло перед глазами ее лицо, но я никак не мог узнать его. Потом я снова уснул; мне приснилось то же самое. В этом новом сне я заговариваю с этой золотоволосой женщиной и спрашиваю ее, не имел ли я уже чести встречаться с ней раньше. Конечно, да, отвечает она, разве вы не помните, как были в купальне в Парнике? В этот момент я снова просыпаюсь и до мельчайших подробностей помню это прелестное лицо из моего сна».

Тот же автор (там же) рассказывает, как один его знакомый музыкант услышал однажды во сне какую-то совершенно новую для него мелодию. Лишь спустя много лет он наткнулся на эту мелодию в одном старом сборнике музыкальных пьес, но так и не смог вспомнить, чтобы они когда-нибудь раньше попадались ему на глаза.

Я полагаю, что Майерс (Myers, 1892) упоминает о целой серии подобных гипермнестических сновидений в своей работе «Proceedings of the Society for psychical research»[15]15
  Отчеты о работе Общества психологических исследований. – Примеч. пер.


[Закрыть], но, к сожалению, эта его работа мне недоступна.

Думаю, что каждый, кого интересуют сновидения, признает, что в сновидении проявляются познания и воспоминания, о которых человек в состоянии бодрствования не помнит, и это вполне обычное дело. В процессе психоанализа невротиков, о котором я расскажу далее, я практически каждую неделю получаю возможность убедить пациентов, что в своих сновидениях они превосходно помнят различные цитаты, не приемлемые в обществе выражения и т. п. и что они во сне ими пользуются, хотя в состоянии бодрствования люди об этом забывают. Я приведу здесь еще один невинный пример гипермнезии в сновидении, поскольку мне удалось легко восстановить, откуда взялись знания, из которых оно строилось.

Пациенту снилось, что, придя в кофейню, он заказал «контушовку». Рассказав мне об этом, он заявил, что не знает, что это такое. Я ответил, что «контушовка» – это польский солодовый виски: он не придумал это название во сне, оно уже известно и встречается на плакатах и рекламных объявлениях. Сначала пациент мне не поверил. Но несколько дней спустя он прочел это название на рекламных плакатах, которые были развешаны на улице, по которой он проходил по два раза в день на протяжении уже несколько месяцев.

Мои собственные сновидения убедили меня, что найти их источники можно совершенно случайно. Например, за нескольких лет до издания этой книги я постоянно представлял себе изображение довольно простенькой церковной башни, которую, как мне казалось, я никогда раньше не видел. Однажды, проезжая по железной дороге, на маленькой станции между Зальцбургом и Рейхенгаллем я увидел эту башню и сразу узнал ее. Это было во второй половине 90-х гг., а в первый раз я проезжал там в 1886 г. Несколько лет спустя, когда я уже занялся изучением сновидений, мне постоянно снился один и тот же неприятный сон. Мне снилось, всегда слева от меня, какое-то темное пространство, в котором стояли гротескные фигуры из песчаника. Мне смутно вспоминалось, что это вход в пивной погреб. Но я не мог понять ни значения этого сна, ни откуда он взялся. В 1907 г. судьба забросила меня в Падую, где, к моему великому сожалению, не бывал с 1895 г. Я не смог полюбоваться фресками Джотто в Мадонна дель Арена, так что мой первый визит в этот университетский город не удался. По дороге туда мне сказали, что церковь была в тот день заперта, и я повернул обратно. Приехав в Падую во второй раз, двенадцать лет спустя, я решил восполнить тот пробел и сразу же отправился в церковь. По дороге туда, на левой стороне улицы, судя по всему, именно там, где в 1895 г. я повернул обратно, я увидел помещение, которое мне часто снилось, и те самые фигуры из песчаника. Это и правда был вход в маленький сад рядом с рестораном.

Детство – это один из источников сновидений, и этот материал часто недоступен для воспоминаний или не используется в состоянии бодрствования. Я процитирую здесь лишь некоторых авторов:

Гильдебранд (Hildebrandt, 1875): «Стало уже общепризнанным фактом, что сновидение иногда с удивительной яркостью возвращает нам далекие и даже забытые события из ранних периодов нашей жизни».

Штрумпель (Strümpell, 1877): «Дело принимает еще более интересный оборот, когда сновидение вырастает из самых глубоких и потаенных глубин души, когда опыт поздних лет оттеснил самые ранние события детства, чьи-то лица, места и вещи, и все это хранилось там, в глубине, в своей первозданной свежести. Это касается не только впечатлений, которые в свое время вызвали живой отклик или были связаны с чем-то психологически очень важным, когда позже все это возникнет в снах, как отголосок давних событий, доставляя удовольствие при пробуждении. Напротив, в глубинах спящей памяти пребывают такие образы людей, мест, вещей, событий и переживаний ранней жизни, которые или не осознавались и не представляли никакой ценности с психологической точки зрения, или с тех пор утратили этот смысл, а потому они кажутся чем-то новым и незнакомым и во сне, и после пробуждения, пока не вскроется их прежний истинный смысл».

Фолькельт (Volkelt, 1875): «Обратите внимание на то, как властно вторгаются в наши сны воспоминания детства и юности. Давно забытое, давно утратившее для нас смысл постоянно вспоминается нам во сне».

Власть сновидений над воспоминаниями нашего детства, большая часть которых ускользает от нашего сознания, создает основу для возникновения интересных гипермнестических сновидений, и я опять приведу несколько примеров этого.

Мори вспоминает (Maury, 1878), что в детстве он часто ездил из своего родного города Мо в соседний Трильпор, где его отец руководил постройкой моста. Однажды ему приснилось, что он оказался в Трильпоре и играет на улицах города. К нему подходит какой-то человек в форменной одежде. Мори спрашивает, как его зовут; он представляется: его зовут С, он сторож моста. Когда Мори проснулся, то не был уверен, что во сне ему приснилось что-то, что с ним действительно произошло раньше, и он спросил у старой служанки, жившей у них в доме со времен его детства, не помнит ли она человека с такой фамилией. «Конечно, – отвечает она. – Так звали сторожа моста, который когда-то давно строил твой отец».

Мори приводит еще один пример, который не в меньшей степени доказывает достоверность детских воспоминаний, которые проявляются в сновидениях. Некий М. Ф., который в детстве жил в Монбризоне, решил, двадцать пять лет спустя после отъезда оттуда, вновь посетить родные места и старых друзей своей семьи, которых он с тех пор не видел. Ночью, накануне отъезда, ему приснилось, что он достиг цели путешествия и неподалеку от Монбризона встретил незнакомца, который сказал ему, что он – Т., друг его отца. Спящий помнил, что действительно знал в детстве человека с такой фамилией, но давно уже не мог вспомнить, как тот выглядел. Прибыв несколько дней спустя в Монбризон, он действительно находит местность, виденную им во сне, и встречает человека, в котором узнает Т. Этот человек выглядит значительно старше, чем во сне Ф.

Я могу здесь рассказать и о моем собственном сновидении, в котором впечатление, о котором я вспомнил, проявилось в форме ассоциации. Мне приснилось лицо человека, в котором я узнал врача из моего родного города. Лицо его я видел не очень отчетливо, но черты его напоминали одного из моих гимназических учителей, с которым я и теперь еще иногда общаюсь. Как они были связаны друг с другом, я объяснить не мог и после пробуждения. От своей матери я узнал, что этот врач потерял один глаз. А у школьного учителя, с чьим образом слился образ этого врача, тоже был только один глаз. Я не встречался с тем врачом тридцать восемь лет с тех пор, и, если не ошибаюсь, никогда не думал о нем в состоянии бодрствования, хотя шрам у меня на подбородке мог бы напомнить мне о том, как он лечил меня[16]16
  Последняя часть этой фразы появилась в тексте книги в 1909 г., и она присутствует во всех более поздних изданиях вплоть до 1922 г., а в более поздних изданиях она отсутствовала. Упоминание об этом человеке далее в книге имеет смысл, лишь если это окончание фразы присутствует в тексте. Фрейд завуалированно рассказывает о происшествии, из-за которого появился этот шрам, в автобиографическом примере (Freud, 1899а), а само это событие, возможно, описано далее в книге. Этому сновидению Фрейд придает важное значение, о чем упоминает в письме к Флиссу от 15 октября 1897 г. (Freud, 1950a), а также в лекции 13 (Freud, 1916–1917).


[Закрыть].

Словно стремясь уравновесить роль детских воспоминаний в сновидениях, многие авторы утверждают, что в большинстве сновидений проявляются элементы самого недавнего периода нашей жизни. Роберт (Robert, 1886) даже полагает, что в нормальном сновидении отражаются лишь впечатления нескольких последних дней. Мы, безусловно, убедимся, что в соответствии с построенной Робертом теорией сновидений впечатления наших прежних дней просто уходят на задний план, а недавние более заметны. Но отмеченный Робертом факт действительно имеет право на существование, насколько я могу судить на основании моих собственных наблюдений. Нельсон (Nelson, 1888), американский исследователь, полагает, что впечатления, которые проявляются в сновидениях, основаны на вчерашних событиях или тех, что произошли три дня назад, поскольку они еще не ослабли и с тех пор не прошло значительного времени.

Некоторые авторы, которые неохотно признают взаимосвязь содержания сновидения с состоянием бодрствования, были поражены тем, что те впечатления, которые полностью завладели умом человека в состоянии бодрствования, возникают в снах лишь если о них на какой-то момент стали забывать. Например, если умер близкий человек, то он снится не в первое время после его смерти, когда еще скорбь по нем переполняет живых, о чем упоминает Делаж (Delage, 1891). А в недавнем исследовании мисс Галлам (Hallam and Weed, 1896) были получены прямо противоположные результаты, и она считает, что это в значительной степени обусловлено индивидуальными различиями между людьми.

Третья, самая загадочная особенность памяти в сновидении связана с выбором материала для сновидения: потому что в сновидении возникают не только самые важные мысли, которые посещают нас в состоянии бодрствования, но это могут быть самые не существенные и ничего не значащие детали. Здесь я цитирую тех авторов, которых это больше всего удивило.

Гильдебрандт (Hildebrandt, 1875): «Как же удивительно, что сновидение обычно строится не из важных и животрепещущих элементов, не из тех существенных интересов человека, которые его занимают в течение дня, а из незначительных происшествий, бессмысленных обрывков недавних переживаний и событий недавнего прошлого! Смерть близкого родственника, которая потрясла нас до глубины души, после чего мы долго не можем уснуть, стирается из нашей памяти, до того момента, пока при пробуждении горе не обрушивается на нас снова. А вот бородавка на лбу незнакомого человека, который встретился нам на пути, о котором мы и не думали, тотчас же пройдя мимо, становится важным эпизодом в нашем сновидении…»

Штрюмпель (Strümpell, 1877) упоминает о том, что: «…в анализе сновидения выявляются такие его элементы, которые выросли из позавчерашних ничего не значащих и не существенных впечатлений. Это могут быть случайно слышанные фразы или мимоходом замеченные поступки других людей, мимолетные впечатления о вещах или людях, разрозненные фразы из прочитанных книг и т. п.».

Гэвлок Эллис (Havelock Ellis, 1899) упоминает о том, что: «На наше сознание в состоянии сна оказывают глубокое влияние вовсе не глубокие эмоции, которые мы испытываем в состоянии бодрствования, не те вопросы и проблемы, которые мы решали, напрягая свою волю и направляя на это свою психическую энергию. Что же касается того, что произошло накануне сновидения, то во сне проявляются мелкие, случайные и "забытые" впечатления повседневной жизни. Наиболее интенсивно бодрствуют именно те виды психической деятельности, которые дремлют в самой глубине души».

Именно на эти особенности памяти, которые проявляются во сне, указывает Бинц (Binz, 1878) и, пользуясь случаем, заявляет, что его не устраивают те объяснения сновидений, которыми пользовался и он сам: «И наблюдая за обычным сновидением, задаешь себе те же самые вопросы. Почему-то нам не всегда снится то, что происходило накануне, и вместо этого мы, безо всякой на то очевидной причины, погружаемся в полузабытое прошлое, от которого нас отделяет большой промежуток времени. Почему во сне сознание так живо воспроизводит ничего не значащие картинки из памяти, а клетки мозга, в которых хранятся самые значимые воспоминания о нашем опыте, бездействуют и безмолвствуют, если только при пробуждении эти воспоминания вдруг властно не заявят о себе?»

Нам нетрудно понять, как эта странная особенность памяти в сновидении к незначительным и потому не попадающим в поле нашего внимания повседневным мелочам чаще всего отвлекает нас от того, как именно наши сны связаны с нашим состоянием бодрствования, или, по меньшей мере, затрудняют для нас поиск доказательств такой взаимосвязи в каждом конкретном случае. И потому, когда мисс Уайтон Калькинс (miss Whiton Calkins) проводила статистическую обработку своих сновидений (и сновидений ее друга), то выявились 11 % снов, которые не удалось логически связать с событиями в состоянии бодрствования. Гильдебрандт (Hildebrandt, 1875), без сомнения, был прав, утверждая, что можно было бы понять, откуда взялись сновидения, если бы мы каждый раз уделяли достаточно времени исследованию их происхождения. Для верности он называет такую работу «чрезвычайно трудной и неблагодарной». Потому что тогда в большинстве случаев мы были бы вынуждены яростно искать разного рода мелочи и незначительные события прошлого в самых отдаленных уголках памяти, о которых мы забыли уже через час после того, как это с нами произошло». Приходится лишь сожалеть о том, что автор этого проницательного замечания не последовал по верному пути, который привел бы его к самой сути проблемы интерпретации сновидений.

То, как проявляется действие памяти в сновидении, безусловно важно и для любого исследования памяти в принципе. Из этого мы узнаем, что «любое событие нашей психической жизни не проходит бесследно» (Scholz, 1893), или, как полагает Дельбеф (Delbouef, 1885), «Всякое впечатление, даже совершенно незначительное, оставляет неизгладимый след, и однажды оно вдруг напомнит о себе». К такому выводу мы можем прийти, наблюдая за многими другими патологическими явлениями душевной жизни человека. Давайте помнить об этой удивительной силе памяти в сновидении, чтобы понять противоречие, которое выходит на первый план во многих теориях сновидения, которые гласят, что сны абсурдны оттого, что мы частично забываем о событиях и впечатлениях минувшего дня.

Кто-то попытается утверждать, что сновидения и воспоминания – это одно и то же, и считать, что в сновидении воспроизводится какая-то деятельность человека в состоянии бодрствования, которая не дает ему покоя и ночью. Подобное утверждение делал и Пильц (Pilcz, 1899), считая, что можно продемонстрировать определенное соответствие между временем сновидения и его содержанием: во время глубокого сна ночью воспроизводятся события отдаленного прошлого, а к утру – недавние. Но такое мнение кажется маловероятным, исходя из того, как именно представлен во сне материал воспоминаний. Штрюмпель (Strümpell, 1877) справедливо привлекает наше внимание к тому обстоятельству, что во сне воспоминания о пережитом не повторяются. Правда, что сновидение развивается в этом направлении, но далее этого не наблюдается, оно уже принимает иную форму или в нем происходит нечто совершенно новое. Во сне воспроизводятся лишь какие-то фрагменты реальности, и это позволяет нам прийти к теоретическому обобщению. Но бывают и исключения, и тогда эпизод из реальной жизни воспроизводится в сновидении точно так же, как он появлялся в нашей памяти в состоянии бодрствования. Дельбеф (Delboeuf, 1885) вспоминает, что один его коллега из университета во сне во всех деталях снова пережил опасное путешествие, во время которого лишь чудом избежал гибели. Мисс Калькинс рассказывает о двух сновидениях, которые точно воспроизвели переживания минувшего дня, а в следующей главе у меня будет возможность привести пример событий из моего детства, которые во сне были воссозданы без малейших изменений[17]17
  Последующий опыт убедил меня в том, что довольно часто невинные и ничего не значащие события минувшего дня повторяются в сновидении: например, упаковка дорожного саквояжа, приготовление пищи на кухне и т. д. В этих сновидениях для спящего важно не само содержание, а факт реальности происходящего: «Я и правда делал это накануне» (см. далее, эта тема затрагивается вновь, и в главе 5 снова воспроизводятся некоторые из вышеприведенных примеров сновидений).


[Закрыть].