Текст книги "Толкование сновидений. Полное издание"

Если нас интересуют не внешние, а внутренние источники сновидений, то нам следует помнить, что почти все наши внутренние органы, которые почти не напоминают нам о себе, пока мы здоровы, в состоянии возбуждения во время болезни причиняют нам весьма неприятные ощущения, точно так же, как и внешние болевые стимулы. Штрюмпель (Strümpell,1877), например, напоминает о том общеизвестном факте, что: «Во сне душа находится с телом гораздо в более глубоком контакте, чем в состоянии бодрствования; и на нее оказывают воздействие некоторые стимулы, которые провоцируют различные части тела и изменения в них, недоступные в состоянии бодрствования». Даже Аристотель считает вполне вероятным, что сновидение может предупредить человека о начале болезни, совершенно не заметной в состоянии бодрствования (потому что во сне ощущения переживаются острее, а некоторые авторы медицинских трудов, хотя и не верили в пророчества, которые приходят в снах, признавали, что сны – это важно и они помогают поставить диагноз (Simon, 1888 и многие другие исследователи прежних лет)[22]22
  Снам в эпоху Античности приписывалось не только диагностическое значение (например, в работах Гиппократа, о которых мы уже упоминали), но и терапевтическое, и это следует учитывать. У греков существовали оракулы, которые толковали сновидения, и к ним обычно обращались больные, стремившиеся к исцелению. Такой больной отправлялся в храм Аполлона или Эскулапа, там он участвовал в различных церемониях, его купали, умащали маслами, окуривали благовониями. Когда после этих процедур пациент приходил в измененное состояние сознания, его укладывали в храме на шкуру принесенного в жертву барана. Он засыпал, и ему снились целебные средства, в их естественном виде или символически, они представали ему в виде образов, которым затем жрецы должны были дать толкование. Более подробно о терапевтическом значении у древних греков можно прочесть у Леманна (1908), Буше – Леклерка (Bouche – Leclerc, 1879–1882), Херманна (Hermann, 1858, § 41, 1882, § 38), Бетингера (Bottinger, 1795), Ллойд (Lloid, 1887), Делингера (Dollinger, 1857). Комментарий о диагностическом значении сновидений можно найти у Фрейда в одной из его работ (Freud, 1917d).


[Закрыть].

Похоже, что и в наши дни можно найти достаточно много примеров того, как с помощью сновидений ставится диагноз. Например, Тиссье (Tissié, 1898), цитируя Артига (Artiges, 1884), упоминает об одной 48-летней женщине, которую в течение нескольких лет, хотя она была вполне здорова, преследовали кошмары и у которой затем в ходе медицинского обследования выявили начальную стадию сердечно-сосудистого заболевания, от которого она и страдает в настоящее время.

Серьезные заболевания внутренних органов, безусловно, порождают сновидения в целом ряде случаев. О беспокойных сновидениях тех, кто страдает от заболеваний сердца и легких, знают многие; и роль сновидений здесь так часто подчеркивалась в множестве трудов на эту тему, что я просто хочу сослаться здесь на эти работы (см. труды Radestock, Spitta, Maury, М. Simon, Tissié). Тиссье полагает, что заболевание каждого конкретного органа порождает специфические сновидения. Сны тех, кто страдает от сердечно-сосудистых заболеваний, обычно весьма непродолжительны и заканчиваются пробуждениями от кошмаров, им часто снится, что они погибли при ужасных обстоятельствах. Во сне страдающие от заболеваний легких испытывают удушье, им кажется, что на них сверху упало что-то тяжелое, они с кем-то борются, и очень многим из них снится этот кошмар, который Бернер (Börner, 1855) вызывал у себя во время эксперимента, засыпая, уткнувшись лицом в подушки, закрыв нос и рот. При расстройствах пищеварения спящему снится еда, рвота и т. п. И наконец, всем известно, как именно сексуальное возбуждение влияет на содержание сновидений, что является веским аргументом в пользу теории о том, что содержание снов обусловлено ощущениями во внутренних органах человека.

Более того, если мы изучим труды, посвященные сновидениям, то станет очевидно, как некоторые авторы, например Мори (Maury, 1878, с. 451) и Вейгандт (Weygandt, 1893), стали изучать проблемы сновидений из-за собственных проблем со здоровьем.

Не так важно пытаться обнаружить новые источники подобного рода сновидений, как это могло бы показаться; поскольку в конечном счете сны бывают и у здоровых людей, а возможно, и у всех людей без исключения, и так происходит вовсе не оттого, что эти люди чем-то болеют. Вопрос не в том, что порождает конкретные сновидения, а что же служит импульсом для обычных сновидений обычных людей.

Но стоит сделать лишь шаг вперед, чтобы обнаружить источник значительно большего количества сновидений, источник практически неиссякаемый. Было установлено, что больные внутренние органы порождают сновидения, и если мы согласимся с тем, что когда во сне сознание отключается от внешнего мира и становится более восприимчиво к сигналам, которые ему подают внутренние органы, то признаем, что совершенно не обязательно, чтобы эти органы были поражены болезнью, чтобы порождать сновидения. То, что в состоянии бодрствования мы ощущаем как общее состояние нашего самочувствия, в результате его какой-то конкретной характеристики, и, по мнению врачей, такие ощущения порождают все наши внутренние органы, вместе взятые, во сне воспринимается острее и, под воздействием своих индивидуальных компонентов, выступает в качестве самых ярких и необычных источников сновидений. И нам следует выявить те законы, в соответствии с которыми органические стимулы превращаются в образы из снов.

Именно эта теория происхождения сновидений пользуется наибольшей популярностью среди авторов трудов по медицине. Наше таинственное «я», «moi splanchnique» — «внутреннее я», как его обозначает Тиссье, и таинственность, окутывающая источники сновидения, так перекликаются друг с другом, что установить их взаимосвязь просто необходимо. Теория, в соответствии с которой органические ощущения порождают сны, также привлекательна для терапевтов, поскольку дает возможность установить этиологическую взаимосвязь сновидения и душевных расстройств, между которыми так много общего, поскольку изменения в основной массе органических ощущений и в тех стимулах, которые исходят от внутренних органов, также имеют далеко идущее значение для выявления причин психозов. Потому неудивительно, что теория, в которой представлены органические стимулы, возникает благодаря трудам нескольких различных авторов, каждый из которых разрабатывал ее положения самостоятельно и независимо от других авторов.

Целый ряд авторов разделяли мнение Шопенгауэра (Schopenhauer), которое он высказал в 1851 г. Наши представления о вселенной восходят к тем воспоминаниям, которые формируются в наших представлениях о ней под воздействием времени, пространства и причинно-следственных связей. Днем, в состоянии бодрствования, стимулы порождаются симпатической нервной системой, и, в лучшем случае, мы лишь подсознательно ощущаем, как они влияют на наше душевное состояние. А вот ночью, когда на нас больше не оказывают воздействия внешние явления, те впечатления, которые возникают под воздействием внутренних импульсов, привлекают к себе наше внимание; так, ночью нам лучше слышно журчание ручейка, которого днем мы не слышали. Но как же еще может наш интеллект реагировать на эти стимулы, кроме как трансформируя их в соответствии со своими функциями в то, что подчиняется законам времени, пространства и причинно-следственным связям? Вот так и возникают сны. Шернер (Scherner, 1861), а за ним и Фолькельт (Volkelt, 1875) сумели выявить самые тонкие взаимосвязи между физиологическими импульсами и образами из сновидений; их точку зрения мы рассмотрим в главе о теориях сновидений.

Психиатр Краусс (Krauss, 1859) весьма логично проанализировал источники возникновения сновидений, а также психоза и делирия, сведя их к единому элементу – ощущениям во внутренних органах. Невозможно представить себе часть организма, которая не могла бы породить сновидения и бред. Краусс утверждает, что первичные ощущения «можно разделить на две категории: (1) воздействующие на весь организм и всю систему в целом; (2) специфические ощущения – которые существуют в главных вегетативных системах организма; и те, что можно разделить на пять групп: (а) мышечные, (б) дыхательные, (в) пищеварительные, (г) сексуальные, (д) периферийные. «Краусс убежден, что образы из сновидений формируются из физиологических ощущений следующим образом: появившееся ощущение, в силу некой ассоциации, вызывает представление, которое каким-то образом связано с ним, и они соединяются в одно органическое целое, на которое сознание во сне реагирует не так, как в нормальном состоянии бодрствования. Поскольку оно фиксируется не на самом ощущении, а лишь на тех образах, которые при этом возникают, связанные с этим факты так долго не были поняты должным образом. Краусс обозначает этот процесс особым термином – «транссубстантивацией ощущений в сновидениях».

Влияние органических физиологических стимулов на формирование сновидений сегодня получило всеобщее признание, но какие законы лежат в их основе, пока неясно, и мнения на этот счет противоречивы. На основании теории физиологического возбуждения особая цель толкования сновидений заключается в том, чтобы связать содержание сновидений и вызывающие его органические стимулы. И если мы не согласны с правилами, которые сформулировал Шернер (Scherner, 1861), то приходится согласиться с неприятным фактом, что органическая природа возбуждения часто проявляется лишь в содержании снов.

Но «типичные» формы сновидений интерпретируются практически одинаково, так как у большинства людей они имеют практически аналогичное содержание. Это такие знакомые всем сновидения, как падение с высоты, выпадение зубов, полеты или чувство стыда, которое человек испытывает во сне оттого, что он голый или одет неподобающе. Последнее сновидение обычно возникает, когда спящий сбрасывает с себя одеяло и спит обнаженным. Сны о выпадении зубов обычно возникают из-за ощущений в полости рта, при этом не обязательно, чтобы у человека болели зубы. Штрумпель (1877), вслед за Шернером, считает, что человеку снится, как он летает во сне, оттого, что его легкие расширяются и сокращаются при дыхании, и при этом он так слабо ощущает кожу грудной клетки, что это не воспринимается сознанием. Потому человеку и снится, будто он парит в воздухе. Падение с высоты снится ему оттого, что во сне вдруг падает рука или неожиданно выпрямляется согнутое колено; когда он начинает постепенно осознавать эти ощущения, постепенно просыпаясь, то в этот момент ему и снится, что он падает. Эти довольно логичные попытки объяснения довольно несостоятельны потому, что при этом считается, что та или иная группа физиологических ощущений может или слабо восприниматься психикой человека, или ускользать от нее вовсе. До сих пор не было получено объяснений, как это происходит. Но далее у меня появится возможность вернуться к этим типичным сновидениям и прояснить их происхождение.

Сравнивая целый ряд похожих сновидений, М. Симон (Simon, 1888) попытался сформулировать некоторые законы о влиянии органических ощущений на сновидения: «Если во сне какая-либо система организма, с помощью которой обычно выражается аффект, по какой-то причине возбуждается до той степени, чтобы возник этот аффект, то в возникающем при этом сновидении появятся репрезентации, которые будут перекликаться с этим аффектом».

Далее он формулирует другое правило: «Если какой-либо орган во сне активно функционирует, стимулируется или его работа нарушается, то в сновидении появится репрезентация, которая отражает эту органическую функцию данного органа».

Моурли Вольд (Mourly Vold, 1896) предпринял попытку экспериментально обосновать предполагаемое влияние телесных ощущений на возникновение сновидений, воздействуя на какую-то конкретную область человеческого тела. Он менял положение конечностей спящего человека и сравнивал изменения в сновидениях с изменением поз спящего. Он пришел к следующим выводам:

1. Положение частей тела спящего в сновидении приблизительно соответствует их положению в действительности, то есть человеку снится именно такое положение его тела, которое и существует в реальности.

2. Когда человеку снится какое-то определенное движение его тела во сне, то оно соответствует такому в действительности.

3. Поза спящего может во сне приписываться не ему, а другому человеку.

4. Ему может присниться, как что-то мешает совершить такое движение.

5. Конкретное положение какой-то части тела во сне может появиться у какого-то животного или чудовища, при этом может возникнуть аналогия между частью тела и этим существом из сна.

6. Движение частей тела во сне может так или иначе быть связано с этой частью тела. Например, если мы шевелим пальцами на руках, то нам могут присниться числа.

Я бы на основании этого сделал вывод, что даже теория физиологической стимуляции не может абсолютно опровергнуть того, что существует очевидная свобода в том, как и отчего возникают образы в сновидениях[23]23
  Этот автор изложил описание своих экспериментов в двухтомном труде (1910 и 1912), о котором дальше пойдет речь.


[Закрыть].

Размышляя о том, каким образом сновидения связаны с происходящим в состоянии бодрствования и откуда возникают образы в них, мы узнали, что исследователи сновидений со времен древности до наших дней были убеждены, что людям снится именно то, чем они занимались днем и что их интересовало в состоянии бодрствования. Но такие интересы, соединяющие состояние бодрствования и сна, представляют собой не только психическую связь, но и порождают сновидения, и недооценивать важность этой взаимосвязи не следует. Наряду с прочими стимулами, которые активно воздействуют на спящего человека, они объясняют происхождение многих образов в сновидениях. Но есть и противоположное мнение на этот счет, что сновидение отвлекает человека от того, что его интересует днем, и что по ночам нам начинает сниться лишь то, что волновало нас раньше, появляясь в снах лишь когда оно утратило для нас связь с настоящим. И при анализе сновидений нам постоянно приходится сталкиваться с тем, что недопустимо выводить общие правила и законы в толковании снов, не прибегая при этом к таким терминам, как «часто», «обычно», «в большинстве случаев» и т. д., и при этом мы должны быть готовы признать исключения из этих правил.

Если бы этиологию сновидений можно было объяснить исключительно на основе интересов человека в состоянии бодрствования, то можно было бы объяснить все элементы сновидений, эта проблема была бы разрешена, и нам оставалось бы лишь разграничить роль психических и соматических импульсов, порождающих конкретные сновидения. Но в действительности такое исчерпывающее толкование сновидения невозможно, и каждый, кто к этому стремится, столкнется с рядом компонентов сновидения – обычно их бывает много, – обнаружить источники которых исследователь не в состоянии. Интересы человека в состоянии бодрствования как психический источник сновидений, по всей вероятности, не играют настолько значительной роли, чтобы с уверенностью заявить, что во сне человек продолжает переживать именно то, что волновало его в состоянии бодрствования.

Нам неизвестно о других психических источниках сновидений. Поэтому, за исключением теории Шернера, которую мы будем обсуждать далее, все теории сновидений уязвимы для критики везде, где предпринимаются попытки объяснить те образы и идеи, которые чаще всего возникают в качестве материала для сновидений. Сталкиваясь с этой дилеммой, большинство авторов склонны значительно недооценивать сложную роль психики в формировании сновидений. Такие исследователи проводят различие между сновидениями, обусловленными нервными импульсами, и сновидениями-ассоциациями, и утверждают, что сновидения второй категории просто воспроизводят какие-то события (Wundt, 1874), но они не в состоянии развеять сомнений по поводу того, могут ли такие сновидения сформироваться «без каких-либо стимулов органического происхождения» (Volkelt, 1875). При этом исчезает из поля зрения даже характерная особенность сна-ассоциации. Фолькельт указывает: «Нельзя утверждать, что в ассоциативных сновидениях присутствует постоянное ядро. Сама сущность этого сновидения нестабильна и подвижна. Воображаемая жизнь, уже не подвластная рассудку и интеллекту, больше не подчиняется психическим и физиологическим стимулам, которые удерживают ее как нечто целостное, и теперь она существует сама по себе, ничему не подчиняясь, пребывая в беспорядке» (Volkelt). Вундт также не придает психическим факторам первостепенного значения, утверждая, что «неверно считать фантазмы сновидений галлюцинациями в чистом виде. Вероятно, большинство образов в сновидениях в действительности являются иллюзиями: они обусловлены слабыми чувственными впечатлениями, которые во сне никогда полностью не исчезают». Вейгандт разделяет эту точку зрения и обобщает ее. Он полагает, что «непосредственными источниками сновидений являются, в первую очередь, чувственные стимулы, к которым затем присоединяются репродуктивные ассоциации». Тиссье придает психическим источникам сновидений еще меньше значения: «Снов, спровоцированных психическими факторами, не существует», и далее: «Мысли приходят в наши сны из внешнего мира».

Те авторы, которые разделяют умеренную позицию философа Вундта по этому вопросу, уверенно заявляют, что большинство сновидений возникают в результате воздействия на человека комплекса соматических и психических стимулов, которые во время бодрствования или им не осознаются, или отражают его интересы.

Далее мы выясним, что можно понять, как формируются сновидения, если вскрыть самые неожиданные психические источники возбуждения. Пока нам не следует удивляться тому, что стимулам сновидений, не связанным с психической деятельностью, отводилась такая значительная роль. Это происходит не только потому, что они легко доступны наблюдению и могут быть подтверждены экспериментально: мнение о том, что сновидения обусловлены соматическими стимулами, вполне в духе теорий, господствующих в настоящее время в области современной психиатрии. Безусловно, всячески подчеркивается, что именно мозг управляет организмом человека, но все, что указывает на возможность существования психических проявлений, независимых от органических изменений, или спонтанных психических проявлений, кажется современным психиатрам таким опасным, словно, признавая эти явления, мы вернемся во времена натурфилософии и метафизических представлений о природе человеческой души. Психиатры с недоверием относятся к душе, считая, что она, так сказать, должна постоянно быть под контролем, и тогда никакие душевные импульсы не могут существовать автономно. Таким образом, они не верят, что между физическими и психическими аспектами существует прочная причинно-следственная связь. Даже в тех случаях, когда исследование обнаруживает, что психические факторы выступают в качестве основной причины явления, их более глубокое изучение однажды принесет положительные результаты, помогая понять взаимосвязь органических и психических факторов. Но если, в соответствии с нашими знаниями на сегодняшний момент, психические факторы должны восприниматься в качестве основных, сомневаться в том, что это так и есть, не следует.

Г. Почему человек забывает свои сны после пробуждения?

Всем известно, что наутро сны тают, как дым. Правда, мы можем восстановить их в памяти, поскольку знаем о том, что нам приснилось; но нам часто кажется, что мы о чем-то забыли; ночью нам точно снилось что-то еще; мы можем заметить, как чрезвычайно яркое утреннее воспоминание о сновидении в течение дня постепенно исчезает и о нем остаются лишь самые смутные разрозненные воспоминания. Часто мы помним, что нам что-то приснилось, но что именно – уже не помним, и мы так привыкли забывать свои сны, что нас совсем не удивляет, когда человеку ночью что-то приснилось, а проснувшись утром, он уже ничего не может из этого вспомнить. Но нередко бывает и так, что сновидения надолго остаются в памяти. У моих пациентов мне доводилось анализировать сновидения двадцатилетней давности, и я сам помню сейчас один сон, который видел по меньшей мере тридцать семь лет назад, и он до сих пор так и стоит у меня перед глазами. Все это весьма примечательно и на данный момент непонятно.

Штрумпель (Strümpell, 1877) представляет детальное описание того, как забываются сновидения. Это, очевидно, довольно сложное явление, и Штрумпель считает, что на то существует не одна, а целый ряд причин.

Прежде всего, все те факторы, которые способствуют забыванию чего-либо в состоянии бодрствования, оказывают влияние и на забывание снов. В состоянии бодрствования мы обычно забываем о многих ощущениях и впечатлениях, потому что они незначительны или не вызывают у нас сильных эмоций. Это же относится и к большинству сновидений; они забываются, потому что не оказывают на нас сильного впечатления, а вот нечто значительное нам при этом запоминается. Но сама по себе интенсивность впечатлений здесь не имеет ключевого значения. Штрумпель (Strümpell, 1877), как и другие авторы, например Калькинс (Calkins, 1893), признает, что часто яркие образы из сновидения быстро забываются, а более слабые и незначительные иногда остаются в памяти надолго. Кроме того, когда мы просыпаемся, то склонны забывать о том, с чем столкнулись всего лишь раз, и скорее будем помнить о том, с чем сталкивались неоднократно. Большинство сновидений уникальны и не повторяются[24]24
  Часто проводились наблюдения за снами, которые снятся снова и снова. Ср. подборку снов, подготовленную Chabaneix (1897).


[Закрыть]; отчасти именно поэтому мы и забываем их. Гораздо важнее третья причина, по которой мы забываем сны. Чтобы чувства, представления, идеи и т. п. произвели достаточное впечатление и остались в памяти, необходимо, чтобы они были не изолированы друг от друга, а сосуществовали или каким-то образом группировались. «Если слова должным образом выстроены по отношению друг к другу и образуют значимый ряд, одно слово помогает другому, и образуемое ими целое, наделенное смыслом, легко уложится в память и надолго останется в ней. Вообще, все сложное и необычное так же трудно запомнить. Как и все запутанное и беспорядочное» (Strümpell, 1877). Итак, сны в большинстве своем невразумительны и не подчиняются какому-то порядку. Композиции, из которых состоят сны, не обладают качествами, которые помогли бы их запоминать, и потому, как правило, такие сны забываются, поскольку они рассыпаются на части спустя какое-то мгновение после пробуждения.

Штрумпель (Strümpell, 1877) убежден, что есть и другие факторы, которые зависят от взаимосвязи сновидений и состояния бодрствования, и благодаря им мы забываем свои сны еще сильнее. То, что сны забывают после пробуждения, очевидно, если вспомнить о том, что мы уже обсуждали [53], – сны не в состоянии победить упорядоченные воспоминания бодрствующего человека, и от сновидений остаются лишь разрозненные детали, вырванные из физического контекста, именно так мы и вспоминаем о них после пробуждения. Поэтому композиции из снов не вписываются в физические цепочки впечатлений, которые заполняют сознание бодрствующего человека. Нам не на что опереться, чтобы их запомнить. «И сновидения словно парят над нашим психическим пространством, как облака на небе, гонимые малейшим дуновением ветра» (Strümpell, 1877). Более того, при пробуждении на наше внимание обрушивается поток ощущений, и сны просто не могут устоять перед ним. Сны меркнут при свете дня, как звезды под лучами солнца.

И наконец, следует учесть то обстоятельство, что сновидения забываются оттого, что большинство людей вообще мало интересуется тем, что им снится. Каждый, кто интересуется сновидениями, например ученый, который занимается их изучением, видит сновидений больше, чем обычный человек, и лучше их запоминает.

Существуют еще две причины, по которым мы забываем наши сны, о которых Бенини [1898] упоминает, как об идеях, впервые предложенных Бонателли (Bonatelli, 1880), в дополнение к списку Штрумпеля, которые, похоже, уже охарактеризованы последним исследователем. Они заключаются в том, что: (1) ощущения, возникающие во сне, значительно отличаются от ощущений в состоянии бодрствования; (2) во сне события разворачиваются не в том порядке, что во время бодрствования, и, так сказать, «не поддаются переводу» в сознании проснувшегося человека.

Учитывая все причины, по которым мы забываем сны, кажется особенно примечательным (на чем настаивает Штрюмпель (см. Strümpell, 1877), что столь многие из них сохраняются в памяти. Постоянные попытки сформулировать какие-то правила запоминания сновидений, которые предпринимались рядом исследователей, так и не смогли пролить свет на этот процесс, и он по-прежнему представляется нам загадочным и необъяснимым. Недавно были получены обоснованные описания некоторых особенностей того, как именно мы вспоминаем сны (Radestock, 1879; Tissié), например, когда утром у нас сначала возникает впечатление, что мы полностью забыли свой сон, но затем в течение дня нам удается восстановить его в памяти, если его содержание, о котором мы, казалось бы, забыли, вдруг оживает вновь, под воздействием какого-то случайного впечатления.

Но в целом размышления о процессе воспоминаний о снах постоянно вызывают возражения, и критика в их адрес сводит на нет ценность подобных рассуждений. Поскольку столько снов забываются навсегда, мы не можем быть вполне уверены в том, что то, что от них сохранилось, не подверглось искажению.

Штрюмпель также выражает сомнения по поводу достоверности воспоминаний и сновидениях (Strümpell, 1877): «И может произойти так, что в момент пробуждения наше сознание может невольно оказать влияние на воспоминания о сновидении: мы убеждаем себя в том, что видели во сне нечто такое, чего там на самом деле не было».

Иессен (Jessen, 1855) придает этому особое значение: «Более того, изучая и интерпретируя связные и логичные сновидения, мы должны обратить внимание на то, чему, на мой взгляд, уделялось недостаточно внимания: при этом мы часто отклоняемся от истины оттого, что, вспоминая такие сны, мы практически всегда – невольно и не отдавая себе в этом отчета – сами заполняем пробелы в ткани этих снов. Редко или практически никогда связное сновидение не может обладать той связностью, которой его наделяют наши воспоминания. Даже самому правдивому человеку навряд ли удастся рассказать о том, что ему приснилось, ничем не дополняя или не приукрашивая свое повествование. Стремление человеческого разума придавать всему связность настолько сильно, что память невольно восполняет все несуразности там, где это присуще сновидению».

Некоторые замечания Эггера (Egger, 1895), который, без сомнения, работал самостоятельно, практически слово в слово совпадают с этим мнением Эссена: «Во время наблюдений за сновидениями возникают специфические трудности, и единственный способ избежать их – немедленно записывать содержание сновидения сразу после пробуждения; в противном случае его содержание будет полностью или частично забыто. Если сон забыт полностью, это не представляет проблемы. Но сон, забытый частично, это ловушка: поскольку, если начинают рассказывать о том, что еще не исчезло из памяти, возникает тенденция додумывать и заполнять вымышленными деталями те фрагменты сна, которые представляются бессвязными или разрозненными… рассказчик начинает вдохновенно фантазировать, и его рассказ уже подчиняется его воле, при этом человек представляет все, о чем говорит, как реальное изложение содержания сновидения, которое он сумел передать наилучшим образом…»

Подобные мысли высказывает и Спитта (Soitta, 1882), который считает, что именно в тот момент, когда мы стараемся передать содержание сновидения, мы и навязываем определенный порядок до того разрозненным элементам сновидения: «то, что просто находилось рядом, мы укладываем в последовательный ряд событий или причинно-следственные цепочки, то есть мы вносим логику в бессвязное сновидение».

Поскольку единственным способом убедиться в достоверности наших воспоминаний является объективное подтверждение, а к сновидениям такой способ применить невозможно, то как же нам понять, что в них – наш собственный опыт, единственным источником которого являются наши воспоминания, и насколько ценны наши воспоминания о сновидениях?[25]25
  Эта идея принимается в качестве рабочей и развивается в главе VII, раздел В этой книги.


[Закрыть]