Текст книги "Толкование сновидений. Полное издание"

З. Сны и душевные болезни

Когда мы рассуждаем о том, каким образом взаимосвязаны сны и душевные болезни, мы можем учитывать следующее: (1) этиологические и клинические связи между ними, например, когда во сне воспроизводится психотическое состояние, или оно появляется в нем впервые, или оно возникает после него; (2) модификации, которым подвергается сновидение из-за душевной болезни спящего; и (3) изначальные взаимосвязи снов и психозов, аналогий, которые указывают на то, что между двумя этими состояниями существует глубокое сходство. Эти многообразные взаимоотношения между этими двумя группами явлений были любимой темой для обсуждения у авторов трудов по медицине в прежние времена, и это происходит снова в наши дни, насколько можно судить по списку научной литературы у Спитты (Spitta, 1882), Радштока (Radestock, 1879), Мори (Maury, 1878) и Тиссье (Tissiér, 1898). Совсем недавно Санктье де Санктис обратил на это внимание[39]39
  Среди авторов поздних лет, которые рассматривают подобные взаимосвязи: Fere (1887), Ideler (1862), Laseque (1881), Pichon (1896), Regis (1894), Vespa (1897), Guissler (1888), Kazowsky (1901), Pachantoni (1909) и другие.


[Закрыть]. Для моих целей достаточно будет просто упомянуть об этом важном вопросе.

Что касается клинических и этиологических взаимосвязей сновидений и психозов, вот некоторые наблюдения, которые можно привести в качестве примеров. Хонбаум (Hohnbaum, 1830) приводит цитату из работы Краусса (Krauss, 1858), где тот сообщает, что первые проявления расстройства рассудка часто выражаются в беспокойных или кошмарных сновидениях и что основная их идея часто связана с таким сновидением. Санте де Санктис упоминает о похожих наблюдениях применительно к паранойе и заявляет, что в некоторых из подобных случаев «сон является главным обусловливающим фактором безумия». Психоз, по словам де Санктиса, может внезапно развиться вместе с возникновением сна, показательного для такого расстройства, в котором ясно проявится содержание этого безумия; или оно может постепенно развиваться в серии последовательных сновидений, содержание которых все еще вызывает сомнения. В одном из случаев, пример которых он приводит, за значимым для диагностики душевного расстройства сном последовали слабо выраженные истерические приступы, а впоследствии состояние беспокойной меланхолии. Фере (Fere, 1886) (цитату из работы которого приводит Тиссье (Tissiér, 1898)) рассказывает про сон, после которого развился истерический паралич. В подобных случаях сны являются одним из компонентов этиологии душевного расстройства; но нам следует рассматривать все факты с одинаковой точки зрения, если мы утверждаем, что душевная болезнь сначала проявляется в сновидениях или что психоз проявляется только в области сновидений. В примерах, приводимых далее, или патологические симптомы уже проявляются в состоянии бодрствования, или психоз ограничивается областью сновидений. Так, Томайер (Tomayer, 1897) привлекает внимание к некоторым беспокойным сновидениям, которые, с его точки зрения, должны рассматриваться в качестве эквивалента эпилептических припадков. Радшток цитирует отрывок из работы Эллисона (Allison, 1868), (Radestock, 1879), где приводится пример «ночного безумия», когда пациент, совершенно здоровый в состоянии бодрствования, во сне постоянно страдает от галлюцинаций, припадков безумия и т. д. О похожих наблюдениях рассказывают и де Санктис (de Sanctis, 1899) (например, одному алкоголику приснился сон, который по признакам напоминал приступ паранойи, – ему почудились голоса, которые сообщили о неверности жены), и Тиссье. Последний (1898) приводит подробные примеры того, как патологические поступки, например поведение, основанное на делюзиях и навязчивых импульсах, были спровоцированы снами. Гизлен (Guislain, 1833) приводит пример того, как сон сменился приступами безумного поведения.

Не вызывает сомнений, что в один прекрасный день врачей заинтересует не только психология, но и психопатология сновидений.

При выздоровлении у тех пациентов, кто раньше страдал душевными недугами, можно довольно часто заметить, что, несмотря на нормальное поведение днем, ночью они все еще находятся под влиянием психоза. Краусс цитирует Грегори (Krauss, 1859), который первым обратил внимание на этот факт. Макарио (Macario, 1847), цитату из работы которого приводит Тиссье, (Tissiér, 1898), рассказывает о том, как пациент, страдавший от мании, через неделю после своего полного выздоровления во сне все еще страдал от потока идей и бурных страстей, которые были типичными для его заболевания.

Очень мало исследований было проведено в отношении модификаций сновидений под влиянием хронических психозов[40]40
  Этот вопрос позднее изучал сам Фрейд (1922b).


[Закрыть]. С другой стороны, уже давно внимание привлекало родственное сходство снов и душевных болезней, что проявлялось в значительном сходстве наблюдавшихся в них явлений. Мори (Maury, 1834) сообщает, что первым на это обратил внимание Кабанис (Cabanis, 1802), а за ним это же сделали Лелют (Lélut, 1852), Моро (J. Moreau, 1855) и в особенности философ Мейн де Бриан (1834). Без сомнения, такое сравнение проводили и до них. Радшток (Radestock, 1879) в одной из глав своей работы приводит ряд цитат на тему сходства снов и безумия. У Канта (Kant, 1764) мы читаем: «Безумец – это человек, который спит наяву». Шопенгауэр (Schopenhauer, 1862) называет сны кратковременным приступом безумия, а безумие – долгим сном. Хаген (Hagen, 1846) описывает делирий как то, что происходит во сне, но при этом человек не засыпает, а страдает от заболевания. Вундт (Wundt, 1878) пишет от этом так: «Мы сами, в сущности, можем во сне испытать все те явления, которые наблюдаются в сумасшедших домах».

Спитта (Spitta, 1882), так же как и Мори (Maury, 1854), приводит следующий список сходных характеристик, на основании которых можно проводить подобные сравнения: (1) Сознание ослабевает или, по меньшей мере, работает менее эффективно, и потому человек не осознает, в каких условиях находится, и вследствие этого не способен на удивление и утрачивает нравственные принципы. (2) Изменяется восприимчивость органов чувств: в снах она понижена, а в состоянии сумасшествия невероятно возрастает. (3) Идеи взаимосвязаны друг с другом исключительно на основе законов ассоциации и репродукции; поэтому они автоматически следуют друг за другом и никак друг с другом не связаны (содержат преувеличения и иллюзии). И все это приводит к (4) изменению, в некоторых случаях, к искажению личности человека, а иногда и черт его характера (перверсивное поведение)».

Радешток (Radestock, 1879) дополняет этот список еще несколькими характеристиками – аналогиями между материалом этих двух состояний: «Большинство галлюцинаций и иллюзий – слуховые, зрительные и кинестетические. Как в сновидениях, запахи и вкусы реже провоцируют возникновение фрагментов сна. И у тех, кто бредит, и у спящих людей оживают воспоминания далеких дней; и больные, и здоровые погружаются в давно забытые воспоминания». Аналогию между сновидением и психозом можно полностью оценить, лишь когда проявляются мельчайшие совпадения между ними, например, в деталях мимики и выражении лица.

«Когда человек страдает физическими и душевными недугами, в сновидении он получает то, что ему недоступно в реальной жизни: здоровье и счастье. И у душевнобольных бывают счастливые минуты, когда они ощущают собственную значимость и достоинство, наслаждаются благополучием. Иллюзия обладания чем-то ценным и воображаемое осуществление желаний, отказ от которых привел к безумию, часто и составляет психологическое содержание делирия. Женщине, которая недавно потеряла своего ребенка, мерещатся радости материнства; разорившийся человек воображает себя невероятно богатым; преданная любимым девушка чувствует, что ее нежно любят».

(Эта цитата из работы Радештока вкратце излагает проницательные наблюдения Гризингера (Griesinger, 1861), который убедительно доказывает, что идеи в сновидениях и психозах обладают похожими характеристиками, – представляя собой воплощение желаний. По моим собственным наблюдениям, именно в этом – ключ к психологической теории и сновидений, и психозов.)

«Основная характеристика безумия и сновидений заключается в эксцентричности мыслей и несостоятельности рассуждений». Мы можем убедиться в том, что обоим состояниям (как далее указываем Радшток) свойственны такая переоценка человеком продуктов собственных мыслительных усилий, которая в состоянии бодрствования кажется абсолютно бессмысленной; быстрая смена мыслей во сне напоминает быстрый полет мыслей при психозах. В обоих состояниях совершенно отсутствует чувство времени. Во время сновидения личность может расщепляться – когда, например, знание человека раздваивается, и в сновидении внешнее эго вносит коррективы в эго в сновидении. Это в точности напоминает раздвоение личности при паранойе с галлюцинациями; сам спящий тоже слышит, как чужими голосами звучат его собственные мысли. Даже хронические идеи при делюзии имеют соответствие в стереотипных повторяющихся снах при паранойе (le reve obsedant) – нередко происходит так, что после восстановления от делирия пациенты сообщают, что все время, когда они болели, кажется им теперь долгим неприятным сном: безусловно, они иногда расскажут нам о том, что даже во время болезни у них иногда возникало чувство, будто все это им только снится, – как это часто бывает во время обычных ночных сновидений.

Учитывая все это, неудивительно, что Радшток подводит итог размышлениям, выражающим его точку зрения, и мыслям других авторов, заявляя, что «безумие, патологическое отклонение от нормы, следует рассматривать как усиление периодически наступающего нормального состояния, которое возникает у человека во сне» (там же).

Краусс (Krauss, 1859) стремился выяснить, что лежит в основе еще большего сходства снов и безумия, за исключением общих характеристик, которые свойственны их внешним проявлениям. Такую взаимосвязь он усматривает в их этиологии, или, скорее, в источниках возбуждения при этих двух состояниях. Фундаментальная общая характеристика этих двух состояний, по его мнению, заключается в том, что, как мы и сами уже могли убедиться, у органически и соматически обусловленных ощущений возникает синестезия деятельности различных органов тела (ср. Peisse, 1857; цит. по: Maury, 1878).

Бесспорная аналогия между сновидением и душевным расстройством, которая распространяется и на их характеристики, где сновидение считается бесполезным и свидетельствует о деградации умственной деятельности. Тем не менее мы не можем ожидать, что наиболее полное толкование сновидений может быть получено с помощью их сравнения с душевными расстройствами; поскольку наши знания во второй области еще весьма неполны, и это широко признано. Тем не менее вполне возможно, что изменение нашего отношения к сновидениям повлечет за собой и изменение наших взглядов на механизмы душевных расстройств, и что мы достигнем большего прогресса в области изучения психозов, пытаясь до некоторой степени пролить свет на тайну сновидений[41]41
  Обсуждение того, как связаны друг с другом сновидения и психозы, опубликовано в лекции Фрейда Lecture 29 «Introductory Lectures» (Freud, 1933).


[Закрыть].

Послесловие, 1909 г.

Мне необходимо объяснить, отчего в промежуток между первым и вторым изданием этой книги я не продолжил работы над обзором литературы по этой теме. Возможно, читатель не будет удовлетворен им, но для меня оно, тем не менее, принципиально важно. В данной главе я уже изложил все свои мотивы касательно подхода авторов прошлых лет к проблеме сновидений, продолжение этой работы стоило бы мне немалых трудов – а польза от них была бы весьма незначительной. За эти истекшие девять лет ничего нового и ценного как в области практического материала, так и в области выработки новых точек зрения на понимание проблемы сновидения сделано не было. В большинстве публикаций, которые появились за это время, упоминаний о моей работе и ссылок на нее не было. На нее, безусловно, обратили внимание те, кто занимался так называемыми «исследованиями» сновидений и кто явил собой ярчайший пример отвращения ко всему новому, свойственного ученым мужам. «Les savants ne sont pas curieux» («Ученые не любознательны». – Примеч. пер.), – с иронией заметил Анатоль Франс. Если в науке существовало право на реванш, то и я, конечно, имел бы полное основание не цитировать все те труды, которые вышли в свет со дня издания этой книги. Немногочисленные ссылки на нее в научных статьях демонстрируют такое отсутствие понимания и столько искажений моих мыслей, что моим единственным ответом этим критикам будет предложение просто перечитать мою книгу. Или хотя бы в первый раз прочесть ее!

Множество описаний сновидений были представлены в статьях на медицинские темы и проанализированы на основе моих идей теми врачами и другими авторами, которые взяли на вооружение метод психоанализа[42]42
  В изданиях 1909 и 1911 гг. здесь была лишь ссылка в скобках с упоминанием имен Юнга, Риклина, Матмана и Штекеля (Jung, Abraham, Riklin, Muthmann, Stekel). Лишь в 1909 г. в следующем предложении читаем: «Но эти публикации лишь подтвердили мою позицию и не добавили к ней ничего нового».


[Закрыть]. Поскольку работы не соответствуют моим взглядам, я упоминаю о них в этой книге. Я добавил второй библиографический указатель в конце этой книги, где содержится список самых важных трудов, вышедших в свет со времени публикации первого издания этой книги. Подробная монография о сновидениях, которую подготовил Санте де Санктис (Sancte de Sanctis, 1899), вскоре переведенная на немецкий язык, вышла одновременно с моим «Толкованием сновидений», так что ни я, ни этот итальянский автор не могли прокомментировать труды друг друга. К сожалению, у меня сложилось впечатление, что его кропотливый труд практически не привнес ничего нового – до такой степени, что, прочитав его, нельзя даже предположить о существовании тех проблем, над которыми я работал.

Лишь две публикации заслуживают внимания, поскольку в них излагается подход к проблемам сновидения, который согласуется с моим собственным. Германн Свобода (1904), молодой философ, предпринял попытку применить к психическим феноменам открытые Вильгельмом Флиссом (Wilhelm Fliss, 1906)[43]43
  Обзор теорий Флисса и его отношения к Свобода представлены в разделе IV и предисловии Криса к переписке Фрейда с Криссом (см. Freud, 1950a).


[Закрыть] биологические периоды времени (от 23 до 28 дней). В своей работе он проявил много воображения и попытался использовать их как ключ к разгадке сновидений и других проблем. Создается впечатление, что он недооценивает сновидения: с его точки зрения, их содержание можно интерпретировать как комплекс воспоминаний, которые в ту ночь, когда они приснились человеку, завершают собой один из биологических периодов человека, первый раз или после определенного их количества. Мое личное общение с этим автором навело меня поначалу на мысль, что сам он несерьезно относится к этому своему труду, но оказалось, что я был неправ[44]44
  В таком виде это предложение опубликовано в изданиях начиная с 1911 г. В издании 1909 г. мы читаем: «В личном общении с этим автором мне стало понятно, что сам он больше не придерживается подобных взглядов, и потому я не уделяю им значительного внимания». Следующее предложение было добавлено в издание книги 1911 г.


[Закрыть]. Далее я приведу примеры некоторых моих наблюдений с учетом предположений Свободы, которые, тем не менее, не убедили меня. Но мне было приятно вдруг обнаружить точку зрения на сновидения, которая в основном подтверждала мою теорию. В силу хронологических причин положения Свободы не могли повлиять на содержание моей книги. Поэтому я с уважением упоминаю об этой работе в качестве единственного известного мне примера литературы на эту тему, где другой автор, независимо от меня, сформулировал точку зрения, которая перекликается с моей теорией сновидений. Книга, отрывок из которой я упоминал, вышла во втором издании в 1900 г. под названием «Phantasien eines Realisten» («Фантазии реалиста») в издательстве «Lynkeus» (первое ее издание вышло в 1899 г.)[45]45
  Ср.: моя работа, посвященная Джозефу Попперу-Линкеусу и теории сновидений (1923). Фрейд создал работу на эту тему (см. 1932с).


[Закрыть].

Послесловие, 1914 г.

Предыдущее предисловие, в котором я объясняю свою позицию, было опубликовано в 1909 г. Я должен признать, что с тех пор ситуация изменилась; мой вклад в толкование сновидений более не остается незамеченным другими исследователями. Но в этой новой ситуации для меня даже речи не идет о том, чтобы подготовить новый обзор литературы на эту тему. В книге «Толкование сновидений» поднимается целый ряд новых вопросов и проблем, которые обсуждались с разных точек зрения. Но я не могу упоминать здесь об этих дискуссиях, пока не представил свою точку зрения, которая их вызвала к жизни. Поэтому я упоминаю о тех последних трудах, которые представляются мне ценными, в обсуждении вопросов, которые далее намерен представить вашему вниманию.

Глава II. Метод толкования сновидений: пример анализа сновидений

Из названия, которое я выбрал для своей книги, становится понятно, каким методом я пользуюсь для толкования сновидений. Я стремился продемонстрировать, что сновидения можно интерпретировать, и любые новые решения этой проблемы, которую я сформулировал в предыдущей главе, будут приносить все новые и новые побочные результаты по мере выполнения поставленной передо мной задачи. Мое предположение, что сновидения поддаются интерпретации, противоречат господствующей теории сновидений и всем остальным их теориям, за исключением той, что предлагает Шернер, поскольку «толковать сновидение» – значит придавать ему «значение», то есть найти для него эквивалент в цепи наших мыслительных действий, который бы придавал ценность и важность всему остальному. Как мы уже могли убедиться, научные теории сновидений не предполагают их толкования, поскольку сновидение в них не рассматривается в качестве акта мыслительной деятельности, а представляется лишь в качестве соматического процесса, о котором можно судить по признакам, которые фиксируются нашим мышлением. У обывателей всех времен совершенно другое мнение по этому поводу. Обычные люди пользуются своим неотъемлемым правом мыслить непоследовательно; хотя они и признают, что сновидения абсурдны и в них много нелепиц, они ни за что не решатся заявить, что в снах вовсе нет смысла. Похоже, что интуитивно, несмотря ни на что, обычные люди понимают, что у снов есть какое-то значение, хотя оно им и не понятно, что сны каким-то образом приходят на смену мыслительным процессам и что нам только нужно понять, что же именно они заменяют, и тогда скрытый смысл этих сновидений станет для нас очевиден.

Итак, обычные люди всегда стремились «интерпретировать» сновидения и пытались делать это двумя основными способами.

Первый рассматривает содержание сновидения как некое целое и стремится заменить его каким-то другим, понятным содержанием, которое было бы эквивалентно тому, что человеку приснилось. Так происходит «символическое» толкование сновидения; оно неизбежно заходит в тупик, когда направлено на сновидения, которые не только непонятны, но и представляют собой путаницу. Примером такого толкования может быть интерпретация сна Фараона из библейской истории об Иосифе. За семью толстыми коровами шли семь тощих коров, и эти тощие коровы съели толстых – все это символически иллюстрировало пророчество о семи голодных годах в земле египетской, во время которых будет разрушено все нажитое за семь предыдущих благополучных лет. Большинство вымышленных снов, придуманных писателями с богатым воображением, должны символизировать подобные идеи: они в превращенном виде показывают мысли автора, которые рассматриваются как нечто гармоничное по отношению к сновидениям[46]46
  Я случайно обнаружил в истории Вильгельма Дженсенса под названием «Градива» целый ряд описаний идеально сконструированных вымышленных снов, которые поддавались интерпретации, словно были настоящими снами, которые приснились реальным людям. Когда я задал автору вопрос об этом, он сказал, что не имел ни малейшего представления о моей теории сновидений. Я решил тогда, что совпадение между содержанием моих исследований и творениями этого автора доказывает, что мой анализ сновидений был верен (см. Freud, 1907a).


[Закрыть]. Идея о том, что сны в основном связаны с будущим и могут быть пророческими, – это напоминание о древней традиции толкования снов, когда они пересказывались символически, в будущем времени. Безусловно, невозможно дать инструкции по поводу метода, который бы сводился к такой символической интерпретации. Когда в голову приходит успешная мысль, когда вы прислушались к своей интуиции, это может увенчаться успехом, а потому возможно, что символическое толкование сновидений может стать вдохновенным действом, которое порождается определенными способностями толкователя[47]47
  Аристотель (в своем труде «De divinatione per somnum», II, перев. 1935, с. 383) в этой связи заметил, что самыми лучшими толкователями снов были те, кто смог уловить сходства между ними и жизнью; поскольку образы, которые являются нам в сновидениях, подобно отражениям на глади воды, исчезают, когда по ней пройдет рябь при малейшем движении, а самый успешный толкователь сновидений – тот, кто сможет отличить правду от искаженной картинки (Büchsenschutz, 1868).


[Закрыть].

Второй из популярных методов толкования сновидений ни на что подобное не претендует. Он может быть описан как метод «декодирования», поскольку рассматривает сны как некое шифрованное послание, в котором каждый знак имеет свое соответствие, значение которого станет понятным при использовании определенного ключа к этому шифру. Например, представим себе, что мне приснились письмо и похороны. Если я загляну в «Сонник», то узнаю, что «письмо» снится к «беде», а «похороны» – к «обручению». Теперь мне остается только подобрать правильные ключи к расшифровке всех этих образов и, расшифровав их, предсказать с помощью полученного результата свое будущее. Интересный вариант декодирования, который до некоторой степени компенсирует чисто механический характер такого метода замены образов на смыслы, мы находим в труде «Oneirocritica» Артемидора из Далдиса[48]48
  Артемидор Далдианский, который, возможно, родился в начале II в. н. э., оставил нам самые исчерпывающие и подробные труды по интерпретации сновидений, которые практиковались в период Античной Греции и Древнего Рима. Как указывает Теодор Гомперц (Gomperz, 1866), Артимидор Далдианский подчеркивал важность интерпретации сновидений с учетом наблюдений и опыта и ясно разграничивал свое искусство и то, которое было иллюзорным. Гомперц указывает, что принципы этой интерпретации сновидений действовали по аналогии с магией и были основаны на ассоциативном принципе. Образ из сновидения обозначает то, что он вызывает в сознании, – в понимании толкователя, разумеется. Поверхностность и неуверенность, безусловно, возникают оттого, что фрагмент сновидения может напоминать толкователю различные объекты, причем разным толкователям он напоминает совершенно разные вещи. Техника, описание которой я даю далее, отличается от античного метода толкований в одном важном пункте: толкование сну дает сам спящий. Неважно, что приходит в голову толкователю в связи с каким-то фрагментом сна, важно – что всплывает в сознании того, кто этот сон видел. В недавних отчетах миссионера отца Тфинкджи (Tfinkdji, 1913) сообщается, что современные толкователи снов на Востоке также с удовольствием полагаются на то, о чем рассказывает человек, чей сон подвергается толкованию. Он так рассказывает о толкователях снов среди арабов Месопотамии: «Чтобы интерпретировать сон как можно точнее, собираются самые искусные толкователи снов и совещаются друг с другом по поводу всех обстоятельств, которые сочтут важными для того, чтобы дать ему верное объяснение… Короче говоря, наши толкователи не упускают из виду ни одного обстоятельства и не истолкуют сон, пока не обдумают всего как следует и не зададут все необходимые вопросы. Короче говоря, все эти толкователи сновидений не упускают ни одной мелочи и дают толкование сновидения лишь после того, как ответили на все возникающие у них вопросы». Некоторые подобные вопросы касаются самых близких родственников и членов семьи (родители, жена, дети), и часто задается вопрос: «Вступали ли вы в супружеские отношения до или после сна?» «Главное в толковании сновидения – объяснить сон с помощью его противоположности».


[Закрыть], посвященного интерпретации сновидений. В этом методе учитываются не только содержание сновидения, но и характер спящего, а также обстоятельства его жизни; и один и тот же компонент сновидения для богатого человека, для женатого или оратора будет обозначать одно, а для бедняка, холостяка или торговца – совсем другое. Но суть этой процедуры расшифровки фактически заключается в том, что интерпретируется не содержание сна в целом, а каждый фрагмент его содержания по отдельности, словно сон – это геологический конгломерат, в котором каждая крупинка породы требует особого изучения. Без сомнения, метод «декодирования» возник оттого, что необходимо было анализировать туманные и бессвязные сны[49]49
  Д-р Альф. Робитзек рассказал мне, что в восточном соннике (с которым наши книги о снах не идут ни в какое сравнение) значительное количество интерпретаций сновидений строится на сходстве звучания и слов. Поскольку при переводе на наш язык такое сходство передать невозможно, то становится понятно, отчего толкования в наших народных сонниках такие странные. О том, как важна игра слов и их звучаний в древних цивилизациях Востока, можно прочитать в трудах Гуго Винклера, знаменитого археолога. Весьма яркий пример толкования сновидений эпохи Античности строился на игре слов. Артемидор (книга IV, гл. 24, перевод Краусса (Krauss, 1881, с. 225)) рассказывает следующее: «Я тоже полагаю, что Аристандр сумел весьма точно истолковать сновидение Александру Македонскому, когда тот осаждал Тир и испытывал беспокойство и раздражение оттого, что осада длилась так долго. Александру приснился сатир, который плясал на его щите. Аристандр в то время как раз находился вблизи Тира, ожидая этого правителя во время сирийской кампании. Он разложил слово «сатир» (Zatupos) на его составные части Za и tupos и посоветовал Александру энергичнее проводить осаду города и взять его. (Satupos – «Тир твой».) Безусловно, сновидения настолько тесно связаны с их лингвистическим воплощением, что Ференци (Ferenzi, 1910) проницательно замечает, что у каждого языка есть свой собственный язык для сновидений. Сновидение обычно трудно описать на других языках, и я думаю, что и эта книга тоже непереводима. Но доктор А. А. Брилл из Нью-Йорка сумел перевести «Толкование сновидений» на английский язык.


[Закрыть].

Без сомнения, ни одна из этих обывательских процедур толкования не подходит для научной интерпретации сновидений. У символического метода чрезвычайно ограниченная область применения, и он и не может претендовать на обобщения. В методе «декодирования» все основано на доверии к «ключу для шифра» – «соннику», но для такого доверия нет никаких оснований. Так и хочется согласиться с философами и психиатрами и вслед за ними отказаться от стремления толковать сновидения, считая это занятие просто забавой для ума[50]50
  По окончании работы над рукописью этой книги я наткнулся на работу Штрумпфа (Strumpf, 1899), которая перекликается с моим стремлением доказать, что у снов есть значение и что его можно интерпретировать. Но этот автор строит свои интерпретации с помощью символизации аллегорического характера, но гарантий достоверности этой процедуры не существует.


[Закрыть].

Но меня ждали впереди еще новые открытия. Я пришел к пониманию того, что это один из тех распространенных случаев, когда древнее верование, которого так ревностно придерживаются обыватели, похоже, ближе к истине, чем современные научные воззрения. Я убежден, что у сновидений действительно есть значение и что его возможно интерпретировать на научной основе.

Мои знания о процедуре подобной интерпретации были получены следующим образом. Я посвятил много лет (с терапевтическими целями) изучению некоторых психопатологических явлений – истерических фобий, навязчивых идей и т. д. Я занимался этим с того момента, когда осознал, общаясь с Джозефом Брейером (Joseph Breuer), что при расшифровке их структур (которые воспринимаются как патологические симптомы) одновременно происходит и излечение от них[51]51
  В оригинале: «Auflosung» и «Losung».


[Закрыть] (см. Breuer und Freud, 1895). Если патологическое явление такого рода удается свести к отдельным элементам душевной жизни больного, то при этом происходит излечение от них. Учитывая бессилие других терапевтических воздействий и загадочную природу этих состояний, я счел целесообразным последовать за Брейером, пока, несмотря на многочисленные трудности, не достиг поставленной цели. Далее у меня еще будет возможность рассказать о том, какую форму приобрели эти процедуры и какими результатами увенчались мои усилия. Именно в ходе психоанализа я и приступил к толкованию сновидений. Я предлагал моим пациентам рассказывать мне обо всех своих мыслях и чувствах, которые возникали у них по какому-то конкретному поводу, они рассказывали мне о своих сновидениях и тем самым доказали, что сновидение может быть частью психологической цепочки, которая соединяет патологическую идею и воспоминания прошлого. Осталось совершить лишь небольшой шаг к тому, чтобы начать рассматривать само сновидение как симптом и применять к сновидениям метод интерпретации, который был разработан для работы с симптомами.

Для этого пациента необходимо психологически подготовить. Нам необходимо добиться от него двух основных изменений: он должен более внимательно относиться к восприятию собственных психических проявлений и избавиться от критического отношения к тем мыслям, которые у него обычно возникают. Для того чтобы он смог сконцентрировать усилия на самонаблюдении, ему лучше прилечь, расслабиться и закрыть глаза[52]52
  Часто вызывает критику совет пациенту закрыть глаза, оттого что это может вызвать у него стресс (напоминание о старой процедуре гипноза). В работах Фрейда (1904а) есть упоминания о технике психоанализа, где от пациента этого не требуют!


[Закрыть]. Необходимо дать ему ясные инструкции отказаться от критики тех мыслей, которые приходят ему в голову. Поэтому мы говорим ему, что успех психоанализа зависит от того, насколько он будет в состоянии замечать, какие мысли приходят ему в голову, и рассказывать о них, неважно, что это, и не пытаться дать ложную информацию, например, подавлять какую-то мысль, оттого, что она кажется ему не существенной, не имеющей отношения к делу или бессмысленной. Он должен усвоить абсолютно беспристрастное отношение к ним, поскольку именно его критический настрой обычно и не позволяет ему правильно расшифровать свое сновидение, или навязчивую идею, или что-то еще.

Проводя психоанализ, я заметил, что работа сознания размышляющего человека кардинально отличается от сознания человека, наблюдающего за собственными психическими процессами. Во время размышлений психические процессы более активны, чем в то время, когда человек внимательно наблюдает за собой, и об этом можно судить по напряженному взгляду человека, по тому, как он нахмурил лоб, а вот у того, кто наблюдает за собственными психическими процессами, выражение лица спокойное и расслабленное. В обоих случаях необходимо сконцентрировать свое внимание[53]53
  Функции внимания будут обсуждаться далее.


[Закрыть], но, размышляя, человек также мыслит критически, поэтому он отвергает некоторые идеи после того, как они пришли ему в голову, чтобы без сомнения отказаться от мыслей, которые тогда могли бы прийти ему в голову, а другим мыслям не позволить проникнуть в свое сознание, так что они будут подавлены уже на подходе к нему. Зато человеку, который наблюдает за самим собой, необходимо лишь преодолеть свое критическое отношение к собственным мыслям. Если это у него получится, в его сознание хлынет целый поток мыслей, которые, в противном случае, так и остались бы неосознанными. Полученный таким образом материал позволяет произвести толкование патологических идей пациента и его сновидения. Очевидно, что ему необходимо прийти в определенное психическое состояние, когда его психическая энергия (то есть подвижное внимание) до некоторой степени напоминает состояние погружения в сон (и в состояние транса). Когда мы засыпаем, у нас проявляются «нежелательные представления», поскольку ослабевают наши управляемые волевым усилием процессы (которые, без сомнения, связаны с критическим мышлением), которые управляют нашими действиями в состоянии бодрствования. (Обычно мы называем такое расслабление «усталостью»). (Ср. замечания Шлейермахера и других авторов выше.)[54]54
  Зильберер (1909b, 1910 и 1912) внес существенный вклад в интерпретацию сновидений, непосредственно наблюдая за подобным превращением идей в визуальные образы (см. далее).


[Закрыть] Когда человек входит в состояние сознания, необходимое для анализа сновидений и патологических идей, он намеренно и умышленно отказывается от такой управляемой сознанием деятельности и направляет действующую в данный момент психическую энергию, полностью или частично, на то, чтобы внимательно следовать за ходом мыслей, которые проявляются, не подчиняясь его волевым усилиям, и которые – вот в чем отличие от состояния сна – остаются при этом мыслями. Так «нежелательные» представления превращаются в «желательные».

Некоторым людям очень трудно настроиться на то, чтобы их мысли «свободно сменяли друг друга, без контроля со стороны», отказавшись от их критического переосмысления, как это обычно происходит. «Нежелательные мысли» обычно яростно отвергаются человеком, и потому их трудно выявить. А вот великий поэт и философ Фридрих Шиллер считает, что для сочинения стихов именно такое состояние сознания и необходимо. В одном своем письме к Кернеру, о котором упоминал Отто Ранк, Шиллер (1 декабря 1788 г.) так отвечает своему другу на жалобу о том, что у него никак не пишутся стихи так быстро, как ему бы хотелось:

«Похоже, ты недоволен собой оттого, что твой разум постоянно ставит твое воображение в жесткие рамки. Я поясню мысль и с помощью сравнения. Творчество страдает, и ему наносится большой вред, когда разум подвергает чрезвычайно резкой критике возникающие мысли, – так сказать, в самом их зародыше. Сама по себе мысль может показаться банальной или даже фантастической; но другая мысль, которая за ней последует, которая тоже может показаться абсурдной, вместе с первой может сочетаться весьма гармонично. Пока разум не проследит за ходом мыслей достаточно долго, чтобы осознать их взаимосвязь, он не должен выносить о них суждения. С другой стороны, там, где действует творческое сознание, разум – как мне представляется – прекращает свою сторожевую функцию, и мысли устремляются вперед в полном беспорядке, и лишь затем он охватывает их взором, все вместе. Вы, критики, или как вы еще там себя называете, стыдитесь или опасаетесь тех минутных и преходящих причуд, которые бывают у всех творческих личностей, которые склонны им предаваться дольше других людей, что и отличает мыслящего человека искусства от мечтателя. Вы жалуетесь, что стихи не пишутся оттого, что слишком рано отказываетесь от мыслей и слишком строги к ним».

Тем не менее отказаться от «сторожевой функции разума», как это называл Шиллер, научиться наблюдать за собой без критического к себе отношения, это совсем не сложно. Большинство моих пациентов справляются с этим, уже получив самые первые инструкции. Я тоже полностью справляюсь с этой задачей, записывая свои мысли, как только они приходят мне в голову. Количество психической энергии, которую можно сэкономить, отказываясь от критики и увеличивая интенсивность наблюдения за собой, существенно отличается в зависимости от того, на чем именно человек пытается сосредоточиться.

Первый шаг в освоении этой процедуры заключается в том, чтобы наблюдать не за всем сновидением сразу, а зафиксировать внимание лишь на отдельных элементах его содержания. Если я задам вопрос пациенту, который только осваивает эту технику: «Какие мысли вызывает у вас такое сновидение?» – то он обычно теряется и не знает, что ответить. Но если я разбираю сновидение на отдельные части, он может предоставить мне отчет о целой серии ассоциаций, которые можно описать как «фоновые» по отношению к этой части сновидения. И вот в этом мой метод толкования сновидений отличается от популярного, исторически сложившегося и традиционного метода, который строился на символизации и приближался ко второму методу «декодирования», о котором здесь уже шла речь. Оба этих метода представляют собою толкование деталей, а не сновидения в целом: в них обоих сновидения с самого начала рассматриваются как сложное явление, как совокупность продуктов психической деятельности[55]55
  Техника интерпретации сновидений подробнее рассматривается далее. См. также первые два раздела работы Фрейда (1923с). Другой вопрос о том, какую роль интерпретация сновидений играет в технике терапевтического психоанализа, рассматривается в другой работе Фрейда (1911е).


[Закрыть].

Проводя психоанализ невротиков, я, наверное, имел дело с тысячами сновидений; но я не собираюсь пользоваться этим материалом, приступая к объяснению техники и теории толкования сновидений. Не говоря о том, что мне могли бы на это возразить, что речь идет о сновидениях людей, страдающих нервным расстройством, и потому нельзя проводить аналогию между ними и сновидениями здоровых людей, еще и другая причина, по которой я не стану этого делать. Дело в том, что тематика этих сновидений почти всегда связана с историей конкретного невроза каждого из пациентов. Поэтому каждое из этих сновидений требует долгих предварительных комментариев, а также изучения сущности и этиологии этих психоневрозов. Но все эти вопросы сами по себе являются новыми областями исследования, в них весьма многое остается неясным, и это отвлекло бы наше внимание от проблемы собственно проблемы сновидения. Но моя цель заключается в том, чтобы с помощью толкования сновидений подготовиться разрешить более сложные проблемы в области психологии неврозов[56]56
  В начале раздела Д главы VII Фрейд размышляет о трудностях в изложении этой темы, которые возникли в связи с этой программой, которая уже изложена в его предисловии к первому изданию (см. выше). Как он указывает, ему часто приходится под воздействием внешних обстоятельств отклоняться от нее. Несмотря на то что он заявил о своих намерениях, он использует только многочисленные сновидения его пациентов, снова и снова обращаясь к обсуждению механизма невротических симптомов.


[Закрыть].