Текст книги "Николай Второй. Путь к гибели"

Глава 19
Отречение от престола

 
Беда тому, кто на себя взвалил,
То дело, что исполнить нету сил.
 

Н. Хосров

Любой режим правления с течением времени нуждается в обновлении. Понимал это и Николай II. Ему шел 50-год, и он уже 22 года и три месяца занимал российский престол. Новый 1917 год не предвещал каких-либо перемен в жизни российского народа. Продолжалась война с Германией, уносившая ежедневно человеческие жизни. Ухудшалось положение и в тылу. В селах не хватало рабочих рук и лошадей, а в городах – продовольствия. Госпитали Петербурга и прифронтовых городов были переполнены ранеными, их размещали уже в коридорах и подсобных помещениях. Медицинский персонал работал почти без отдыха днем и ночью.

Пламя войны все полыхало, а земля, как писали поэты «стонала тяжким гулом». Пресса, вместо того, чтобы вселять уверенность и бодрость в сердца людей, нередко пугала их своими сообщениями: «Война – это стихийная сила, перед которой бессильны и воля, и разум». Газеты сообщали о народных бедствиях, о том, что правители воюющих стран думают не о человеческих жертвах, а о собственном престиже.

Мать Николая II, вдовствующая императрица Мария Федоровна, находившаяся в Киеве, 17 февраля 1917 года пишет ему в письме: «Как мне тяжело, что ничем не могу помочь тебе, я могу только молиться и просить Бога подкрепить тебя и вдохновить тебя сделать все возможное на благо нашей дорогой России. Я молю Бога, чтобы он дал тебе силы вынести все испытания и не дал погибнуть России».

Родственники императорского дома Романовых, которые жили за границей, тоже были обеспокоены положением в России. Сестра Марии Федоровны Александра пишет из Лондона: «Когда же наступит долгожданный мир? Может быть, после того, как мы уничтожим этих ненавистных немцев? Господь простит мне эти мысли. Мы человечнее, а они варвары в наихудшем виде, лишенные человеческих чувств и сострадания. А Ники все еще влюблен в свою императрицу? Я даже думаю, что он у нее под каблуком».

Жена императора Александра Федоровна находилась с детьми в Царском селе, в 20 верстах от Петербурга. В письме она сообщает мужу о новостях: «Дума и революционеры – это две змеи, я надеюсь, что они отгрызут друг другу головы. Стачки и беспорядки – это хулиганское движение, мальчики и девочки бегают и кричат, что у них нет хлеба, просто для того, чтобы создать возбуждение». Тут же пишет, что хотела бы приехать к нему в ставку, «чтобы облегчить ему нести бремя власти», но не сможет это сделать, так как из их 5 детей четверо заболели корью.

В народе нарастало недовольство затянувшейся войной, которая продолжалась уже 2 года и 7 месяцев. Император Николай II находился в своей ставке в Могилеве и не имел точного представления о том, что делается в регионах России, так как сведения были чаще противоречивыми, чем достоверными. Необходимо было какое-то мудрое решение, чтобы улучшить положение в стране.

Теперь уже не только народ, но и окружение императора требовало начать мирные переговоры с противником. А Николай II продолжал обращаться к воинам с призывами продолжать защиту Родины, о том же писала ему императрица Александра Федоровна, хоть и понимала, что власть ее мужа уже потеряла свою силу. В одном из писем она сетует: «Тебя уже никто не слушает, твои приказы не исполняются». В том же письме сообщила, что против нее существует заговор.

Государственная дума, не придумав какого-либо кардинального способа для улучшения положения в стране, принимает решение отстранить от власти Николая II и предоставить престол его сыну Алексею или брату Михаилу. Об этом было сообщено императору. Он и сам тяготился своим положением, связанным с огромной ответственностью перед страной. Он вызвал к себе в ставку доктора медицины Федорова и спросил:

– Можно ли рассчитывать на улучшение здоровья моего сына, чтобы передать ему в будущем управление государством?

– С глубоким огорчением я вынужден заявить вашему величеству, что болезнь цесаревича Алексея Николаевича неизлечима.

С решением думы и Временного правительства в ставку прибыл генерал Алексеев. Николай II заявил, что согласен отречься от престола в пользу своего брата Михаила, так как сын еще малолетен, и к тому же болен.

Акт отречения написал своей рукой: «В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящимся поработить нашу Родину, Господу Богу угодно послать России новое тяжкое испытание. Начавшиеся внутренние народные волнения грозят бедственно отразиться на ведении войны. Жестокий враг напрягает последние силы, и близится час, когда наша доблестная армия совместно с союзниками сможет окончательно сломить врага. Будущее Отечества требует доведения войны до победного конца. В эти решающие дни в жизни России мы сочли своим долгом облегчить народу единение и сплочение сил для скорейшего достижения победы. Мы признаем за благо отречься от престола государства Российского и сложить с себя верховную власть. Не желая расставаться с сыном, мы передаем наследие брату нашему великому князю Михаилу Александровичу и благословляем его на вступление на престол. Я решился на этот ответственный шаг во имя спасения России. Да поможет Господь Бог России. В 23 часа 2 марта 1917 года. Николай».

Это решение стало судьбоносным для империи, для русского народа и для императорской семьи.

Великий князь Михаил Александрович категорически отказался занять престол, о чем Николаю Александровичу было сообщено 3 марта. Власть в стране перешла к Временному правительству. После того как Николай Александрович подписал акт отречения, он получил от жены очередное письмо, в котором пишет, чтобы он не поддавался на провокации. «Ты один, пойман как мышь в западню. Это низость и подлость – задерживать своего государя. Если тебя принудят к уступкам, ты не должен их исполнять ни в коем случае».

В Царское село прибыл великий князь Павел Александрович и показал императрице сообщение в газетах об отречении ее мужа от престола. Но она не поверила: «Это газетные выдумки». А ему в письме пишет: «Я уверена, что мы снова увидим тебя на престоле. Ты будешь коронован самим Господом Богом на этой земле». Приятельница императрицы Анна Вырубова позже писала в воспоминаниях: «Я узнала от придворного врача, что у государя был сильный сердечный приступ, и он сказал: "Если бы я не был христианином, то проще было бы покончить все разом"». Но его убедили, что такое решение нанесет удар его родным, убьет мать и жену и других родственников.

После отречения императора от престола о нем писали: «Он не создан был для борьбы, и события его погубили» (Пьер Жильяр). Тем временем продолжались мятежи по всей России, полки присоединялись к мятежникам. Бывший император медлил с возвращением к семье. Как он, свергнутый, посмотрит в глаза своей жене? Он уже представлял себе ее ледяной взгляд и крепко сжатые губы. Только через две недели вернулся он в Царское село. Во время свидания с семьей свергнутый император не смог сдержать рыданий.

Исполнительный комитет Петроградского совета принял решение: арестовать бывшего императора и заточить в Петропавловскую крепость. Но Керенский убедил членов Совета отказаться временно от такого кардинального решения.

Царская семья была изолирована в Царскосельском дворце. У них был отключен телефон, закрыты для них выходы из дворца. Охрана была поставлена как внутри дворца, так и снаружи. Раньше Николая II охраняли как государя, а теперь как арестанта. Им оставили несколько слуг, повара и его помощника, врача Боткина Е.С. и фрейлину. Выход в поселок был запрещен, им разрешалось гулять только во дворе два раза в день. Бывший император, казалось, не тяготился таким положением, он нашел себе работу – разбирал свой архив, а во время прогулок расчищал дорожки, пилил дрова. Но Александра Федоровна была шокирована, она привыкла повелевать, а теперь ее повеления исполняли только два слуги и фрейлина. Матрос Деревенко, который раньше носил на руках Алексея, теперь больше не подчинялся их требованиям. Никто не называл их больше величествами, а некоторые охранники даже не кланялись при их появлении. В таких стесненных обстоятельствах им пришлось жить в Царском селе больше 4-х месяцев. Их навестил член Временного правительства Керенский. Разговаривал вежливо, обещал сделать все возможное, чтобы облегчить их заточение. Бездействие и неизвестность будущего тяготили бывшего императора, которого охранники теперь называли полковником. У него была еще надежда, хоть и смутная, на помощь извне.

Глава 20
Жизнь в изгнании

 
Его душа – алтарь в забытом храме,
Его удел – изгнанье, путь в пыли,
Где он в слезах, горячими устами
Лобзает прах развенчанной земли.
 

Ю. Балтрушайтис

Бывший император Николай II был сломлен, но не физически, а убит морально. Это отразилось на его внешности. Он побледнел, под глазами появились «мешки», взгляд серо-голубых глаз потускнел. Но перед своей семьей старался не показывать своего угнетенного состояния, хоть и предчувствовал, что его испытания только начинаются.

31 июля 1918 года семью бывшего императора погрузили в экстренный поезд. На вокзал их провожал Керенский. За время пребывания в Царском селе они успели упаковать вещи в два сундука, окованных железом, а драгоценности и ценные бумаги сложили в чемоданы, которые в течение всего пути следования держали при себе. Для обеспечения безопасности царской семьи ее сопровождал вооруженный конвой.

По прихоти судьбы бывшего императора везли в ссылку туда, куда он отправлял мятежников. Для семьи и прислуги было предоставлено два состава поезда: в одном находилась семья Николая Александровича, в другом прислуга и имущество. В Тюмени их пересадили на пароход «Русь». 6 августа, проезжая мимо села Покровского, родового гнезда их «друга», они вышли на палубу, чтобы послать последний прощальный взгляд его дому. По прибытии в Тобольск они были встречены большой толпой народа на берегу.

Семью поместили на втором этаже двухэтажного дома. Багаж снесли в сарай. Прислуга была помещена отдельно – на первом этаже. Первые дни все были заняты обустройством на новом месте. Они разместились в 4 комнатах, довольно прилично обставленных мебелью. Были даже ковры на полу. С ними были слуги, повара, доктор Боткин, преподаватель и воспитатель их детей Пьер Жильяр. Вскоре возобновились учебные занятия с сыном бывшего императора Алексеем. Приятельница императрицы Вырубова Анна была освобождена из Петропавловской крепости и наладила переписку с Александрой Федоровной. Она сообщила, что будет хлопотать об их освобождении и уже встречалась с пролетарским писателем Максимом Горьким. Но Александра Федоровна, поблагодарив ее за хлопоты, заявила, что не приветствует ее общение с Горьким.

Вырубова пишет, что теперь у них появилась возможность совершить побег, так как стража была настроена к ним благосклонно. Но как Николай Александрович, так и Александра Федоровна отвергли этот вариант.

– Я не собираюсь бежать и буду ждать своей участи, – заявил Николай Александрович, надеясь, что их должны освободить из заточения те, кто остался на свободе.

Жена его тоже верила, что их в скором времени освободят. Эту веру поддерживали в них и охранники, и они стали терпеливо ждать этого момента. Обустроившись на новом месте, члены ссыльной царской семьи стали разнообразить свою жизнь. Александра Федоровна вязала, вышивала, штопала одежду, читала книги, которые привезли с собой. Николай Александрович занимался хозяйственными делами во дворе: пилил дрова с сыном, расчищал занесенные снегом дорожки. Всей семьей устраивали ледяную горку. Но прибывшая новая смена охранников ее разрушила. Выход в город, так же, как раньше в Царском селе, им был запрещен. Разрешалась только прогулка в пределах двора.

Веру в освобождение царской семьи поддерживал зять Распутина – Борис Соловьев, женатый на его дочери Матрене. Он сообщил, что хлопочет об их освобождении. Александра Федоровна посылала ему для этой цели деньги и драгоценности. Но никакого освобождения не последовало. В конце декабря семья решила подарить друг другу новогодние сувениры. Одна из дочерей подарила матери блокнот, друг другу они подарили свои рисунки или вышивку. На стол поставили маленькую елку, но без украшений.

Александра Федоровна все 4 комнаты украсила свастикой. Прислуга удивлялась: ведь черные кресты с загнутыми концами – это же «могильный знак, знак смерти», считали они. Но бывшая императрица почему-то любила его и приклеивала даже в туалете и в коридоре. «Могильный знак не к добру», – предупредили их прислужники. Но бывшая императрица не обратила внимания на это предостережение и приклеивала свастику даже на чемоданы и туалетные принадлежности.

Содержание ссыльных постепенно ужесточалось. 25 февраля 1918 года их перевели на солдатский паек. Им стали выдавать по 4 тысячи 200 рублей в месяц и разрешили приобретать продукты у населения. Горожане приносили им яйца, печеные изделия и овощи. 15 апреля 1918 года в Тобольске была установлена советская власть. Семью содержали там с августа 1917 года по апрель 1918 года.

16 апреля к ним прибыл полковник Кобылинский с караулом и устроил обыск, отобрал у Алексея небольшой кинжал. Вскоре им сообщили, что должна прибыть комиссия из Москвы, которая решит их дальнейшую судьбу.

Глава 21
Расплата за милосердие

 
Она прошла по русской земле,
Как светлый луч добра и милосердия.
 

Любовь Миллер

В один из дней у ворот «Обители милосердия» остановилась грузовая машина с вооруженными красноармейцами. Командир отряда в защитного цвета гимнастерке и такого же цвета галифе предъявил настоятельнице предписание о ее аресте как немецкой шпионки. Елизавета Федоровна содрогнулась от этого известия: вот то, чего она все время боялась – своего немецкого происхождения, хоть она уже 32 года жила в России, исповедовала православную веру. Она старалась не показывать своей тревоги и смятения перед служителями «Обители», но бледность лица и дрожащий голос выдавали ее волнение.

– Я прошу у вас два часа времени, чтобы я могла обойти все палаты, попрощаться с больными и сделать кое-какие распоряжения.

– Мы не можем ждать вас два часа и задерживать машину. Даем вам 30 минут на сборы, – заявил командир отряда.

Не успела Елизавета Федоровна обойти всех подопечных, попрощаться с ними, сказать ободряющие слова. За 30 минут она еле успела собрать в сумку необходимые вещи, иконки, священные книги, шкатулку, несколько фотографий родных. Драгоценностей у нее почти уже не было. Основная часть их была истрачена на содержание «Обители». Две ее помощницы – послушницы Варвара и Екатерина – пожелали разделить с нею ее судьбу.

Последний раз настоятельница Елизавета Федоровна окинула взглядом свое любимое детище и не смогла сдержать слез, и они потекли по ее щекам. Настоятельница и две послушницы сели в кузов машины. Они не знали, куда их повезут, и какой будет их дальнейшая судьба. Весь обслуживающий персонал вышел проводить их. Все плакали. Неизвестность пугала Елизавету Федоровну, но она была довольна, что едет не одна, а со своими помощницами. С дороги написала персоналу «Обители» письмо, в котором старалась вселить в них надежду на лучшее будущее и не оставлять подопечных. «Господь Бог не даст им погибнуть и отвратит от бедствий».

Через несколько дней трех арестованных женщин доставили в Алапаевск. Их поместили в один монастырь. Но через несколько дней власти Алапаевска получили сообщение, что к городу подходят белогвардейские части. Нужно было торопиться с решением участи задержанных. О судебном разбирательстве теперь не было и речи. Послушниц Елизавету и Екатерину освободили из-под стражи. Но Елизавета в тот же день вернулась к своей настоятельнице.

Их в спешном порядке погрузили в машину и отвезли на окраину города к одной заброшенной шахте. Там Елизавета Федоровна увидела родственников своего погибшего мужа: великого князя Сергея Михайловича и трех сыновей великого князя Константина – Иоганна, Константина и Игоря. Их подвели к краю шахты и стали сбрасывать живыми, чтобы не тратить патроны. Сергей Михайлович оказал сопротивление. Его застрелили и сбросили в шахту мертвым.

Елизавета Федоровна стояла у края шахты рядом со своей послушницей Варварой. Она прижимала к груди шкатулку и иконку Спасителя. С содроганием сердца и с ужасом ожидала своей очереди. Она была уже не молода. Ей минуло 54 года, и ее некогда роскошные волосы поредели и побелели. Ее страшила смерть на дне грязной ямы. Она предпочла бы умереть под пулями, но каратели не стали тратить патроны, им проще было столкнуть людей в яму. Во время падения Елизавета Федоровна зацепилась платьем за какой-то выступ в стене шахты на уровне 15 метров от входа. Позже кто-то вспомнил из очевидцев, участвовавших в расправе, что она закрыла глаза, и так с закрытыми глазами была сброшена вниз. Не долетев до дна шахты, она оказалась на небольшой площадке. Открыв глаза, увидела рядом Иоганна с окровавленной головой. Оторванным от одежды куском перевязала ему раны. Через несколько дней его нашли там уже мертвого, с повязкой на голове. Елизавета Федоровна и перед смертью продолжала свою милосердную миссию.

Когда последний человек из обреченных на смерть был сброшен в шахту, солдаты забросали яму хворостом и подожгли. И в это время из ямы послышалось пение: это обреченные люди читали нараспев молитвы. Солдаты бросили в яму несколько гранат. Пение прекратилось. Солдаты, посчитав свою миссию оконченной, уехали, оставив тех, кто еще не погиб, умирать голодной смертью. Позже, когда извлекали из шахты тела погибших людей, возле Елизаветы Федоровны нашли две неразорвавшиеся гранаты.

Тем временем города и селения Сибири переходили то к белым, то к красным. Через неделю Алапаевск был занят белогвардейцами. Они разыскали шахту, из которой извлекли сброшенных туда людей. Они все были мертвы. Их поместили в несколько гробов и оставили в соборе. С ними неотлучно находился игумен Серафим, 2 послушника и член Следственной комиссии А.П. Кулаков. С разрешения Колчака – командующего белой армией, гробы с большими трудностями то в поездах, то по морю на пароходе отправили в Иерусалим. На крышку гроба Елизаветы Федоровны поместили медный крест. Гроб послушницы Елизаветы был без креста. Отец Серафим продолжал находиться неотлучно при гробах. Он прожил долгую жизнь. Умер в Иерусалиме 1959 году (Л. Миллер) в глубокой старости. «Обитель милосердия» в Москве на Ордынке существовала еще 7 лет благодаря заступничеству Н.К. Крупской. В 1925 году была ликвидирована.

Глава 22
Гибель династии

17 апреля 1918 года охранники потребовали от ссыльных, находившихся в Тобольске, собрать вещи для переезда в Екатеринбург. Но переводили не всю семью сразу. Сначала только бывшего императора, с которым разрешили поехать жене и одной из дочерей. Александра Федоровна была встревожена: как она оставит больного ребенка. Но доктор Боткин убедил ее, что большой угрозы для жизни Алексея нет. А преподаватель Пьер Жильяр заверил, что будет следить за их сыном и ограждать от травм. Со слезами попрощалась Александра Федоровна с детьми и отправилась с мужем и дочерью Машей к месту своего последнего пристанища в Екатеринбург в Ипатьевский дом – «Дом особого назначения».

«Нас всех ждет вечно ненасытная смерть», – писал Джек Лондон. Но дети Николая II были еще далеко не на пути к вечности, и не могли предполагать, какой страшный финал готовит им судьба. Человек может потерять всё в жизни – имущество, друзей, родных, уважение окружающих лиц, но в его сознании всегда остается место для надежды. Была надежда, хоть и неопределенная, у императорской семьи. Но конец жизни царской семьи был таким быстрым, что это святое чувство не успело даже оформиться в их сознании. Такую надежду поддерживала в них и охрана. Узникам сообщили анонимно, что князья Долгоруков и Татищев хлопочут об их освобождении, хоть они уже несколько дней лежали в могиле.

Двоюродный брат Николая II английский король Георг У сделал попытку вывезти семью бывшего императора из России, но под давлением парламента отказался от этой мысли. Каждый старался оградить себя от неприятностей и от конфликта с Россией.

Мрачные бастионы Петропавловской крепости вскоре пополнились новыми жертвами революции, теми, кто не сумел покинуть Россию под иностранными флагами.

Бывший русский император Николай II, а теперь арестант, вместе со своей семьей и домашней прислугой, уже немногочисленной, успели спрятать некоторые драгоценности – золотые, серебряные и бриллиантовые – в Тобольске. Обернув их ватой и мягкими тканями, уложив в стеклянные банки, а затем в деревянные ящики. Их закопали в заранее подготовленной яме. Часть драгоценностей – броши, кольца, браслеты, ожерелья, серьги – бывшая императрица и ее дочери и зашили в лифчики, пояса, в подкладку головных уборов и в подушки. Два сундука с ценным имуществом возили с собой. После переезда в Ипатьевский дом они поместили их в сарае. Александра Федоровна сожгла свои дневники, но сохранила письма и дневники Николая II, а также изречения своего друга – Григория Ефимовича Распутина.

Большинство охранников царской семьи были гуманными и относились к узникам сочувственно, но были и те, кто позволял оскорбительные выражения в их адрес. Одним из них был тот, который 14 лет провел в Петропавловской крепости из-за того, что выступал с антиправительственными лозунгами, освобожден был после установления советской власти.

Ни Николай Александрович, ни Александра Федоровна теперь не думали о падении своего престижа, его уже давно не было. Они были озабочены своей участью, боялись за свою жизнь. Но еще надеялись на помощь извне и думали об отъезде за границу. Бывшего императора с женой и дочерью Машей привезли в Екатеринбург в дом купца Ипатьева. Остальные члены семьи и бывшая прислуга присоединились к ним позже.

Ипатьевская усадьба была окружена высоким сплошным деревянным забором. Часовые охраняли семью круглые сутки. Охранники находились как во дворе усадьбы, так и в доме, занимая комнаты рядом с семьей Николая II. Даже в туалет приходилось проходить мимо часовых. Ссыльные занимали несколько комнат верхнего этажа. Они были прилично обставлены, в комнате Александры Федоровны были зеркала, ковер на полу, на столе лампа с абажуром, шкаф для одежды. Они были изолированы от внешнего мира. Им разрешалось гулять только во дворе два раза в день по 1 часу. Они внешне вели себя спокойно, но онемевшие струны их душ не потеряли способности к глубоким скорбным чувствам.

Вскоре из Тобольска были доставлены остальные члены семьи и 6 человек прислуги, остальные были переведены в другие места или освобождены из-под ареста. Среди них находился и преподаватель Жильяр, который позже написал свои воспоминания о пребывании в Сибири.

После воссоединения ссыльные занимали несколько комнат. У семьи бывшего императора было 4 комнаты: столовая, спальня, большой зал, уборная. В комнате Николая Александровича стояли две кровати, на столе лампа под абажуром, шкаф. Всюду рисунки Александры Федоровны и Распутина, и в каждой комнате, даже в туалете, на стенах, столах, на дверцах шкафов – знаки свастики, любимый знак Александры Федоровны. Прислуга удивлялась, «ведь четыре черных загнутых с концов креста – это же могильный знак, знак смерти», так его называли тогда в народе. Караул находился в двух соседних комнатах. Прислуга на первом этаже. Гулять ссыльным разрешалось только два часа в день. Комиссара Авдеева, который снисходительно относился к ссыльным, арестовали и заменили комиссаром Юровским.

Ситуация на фронтах гражданской войны, которая развернулась в России после революционного переворота 7-го ноября 1917 года, заставила власти Екатеринбурга поторопиться с решением участи ссыльных. В начале первого часа ночи с 16 на 17-е июля 1918 года, когда члены семьи бывшего императора и прислуга уже спали, в комнату Николая II вошел комиссар Юровский с помощником Никулиным и разбудил уже спавших людей. Первым оделся доктор Боткин – он не спал, писал письмо, которое осталось неоконченным. Юровский велел всем одеться и спуститься на нижний этаж.

– Обстановка в городе тревожная, и мы получили указ перевести вас в безопасное место, автомобили ждут вас во дворе, – объяснил Юровский. Из показаний Юровского: «Одевались они долго, минут сорок, я вывел их по лестнице в подвальное помещение». В его команде было 12 человек, из них шесть латышских стрелков. Позже, узнав, что придется расстреливать не только взрослых, но и детей, двое из них отказались стрелять и покинули помещение.

Даже в подвале Ипатьевского дома, куда их привели на расстрел, обреченные на смерть, они не поняли ситуацию и все еще надеялись на освобождение. Их убедили, что за ними должна приехать машина, и их отвезут в надежное место. И даже завели мотор машины, чтобы создать иллюзию подготовки к освобождению. Уверенность в том, что их освободят из плена и отправят за границу, не покидала их в день гибели. Они не почувствовали смертельную опасность и не подумали о ней. Если бы жива была бабушка Александры Федоровны – английская королева Виктория, она сумела бы их спасти. Но она умерла 17 лет назад в 1901 году.

Их бдительность усыпили. Даже Александра Федоровна с ее женской интуицией не предвидела опасности. Они оказались доверчивыми, как дети. «Умирать нужно достойно», – писал один публицист. Но это приемлемо для тех, кто умирает естественной смертью, а не для тех. кто умирает под дулом пистолета.

Обреченным на смерть зачитали смертный приговор. Николай Александрович удивился и не успел проникнуться сознанием своей обреченности. Он только успел спросить: «Что? А разве нас никуда не повезут?». Вместо ответа тут же грянул выстрел. Юровский стрелял метко. Смерть наступила мгновенно. Николай II скончался на глазах у своей семьи. Крик ужаса вырвался из груди Александры Федоровны. Она бросилась к сыну, но не успела прикрыть его собой, ее тут же сразил другой выстрел. Послышались страшные нечеловеческие крики гибнущих людей. Снаружи они не были слышны, так как работающий мотор машины заглушал их. Следующий выстрел сразил сына императора, но он был еще несколько минут жив, были слышны его глухие стоны, он защищался от пуль вытянутой рукой. Княжны умерли только после дополнительных выстрелов, а некоторых добивали штыками. Весь подвал был залит кровью. Услышав, что царевич еще стонет, Юровский подошел и выстрелами голову пресек его стоны. Врач Боткин хотел исполнить свой последний врачебный долг и оказать помощь гибнущим людям, но его тоже сразила пуля. Он умер мгновенно. Последней была застрелена фрейлина с двумя подушками, которыми она прикрывалась как щитом. В одной из них находились золотые украшения, и пули не достигали цели. Она металась по подвалу в луже крови между лежавшими на полу мертвыми телами. Но вскоре еще одна пуля оказалась для нее последней. Она рухнула на пол вместе с подушками и осталась неподвижной.

Природа требует равновесия: на добро следует отвечать добром, на зло тоже злом, на убийство – тоже убийством. Но в человеческой жизни это равновесие часто нарушается.

Когда выстрелы затихли, было уже два часа ночи. Убийцы торопились вывезти трупы до рассвета, чтобы не привлекать внимания людей. Трупы завернули в простыни и на грузовой машине отвезли за 18 верст от Екатеринбурга к двум старым шахтам. Недалеко от деревни Коптяки трупы облили серной кислотой, а потом бензином и подожгли. Пепел зарыли в землю, и место захоронения утрамбовали, проехав по нему машиной.

После революции до начала 1919 года продолжались поиски задержавшихся в России членов дома Романовых. Последний из них, оставшихся в России – брат Николая II Михаил Романов – был расстрелян 13 июня 1918 года. Великий князь Павел Александрович был расстрелян в Петропавловской крепости 27 января 1919 года. Претендентов на Российский престол больше не осталось.