Текст книги "Независимость Грузии в международной политике 1918–1921 гг. Воспоминания главного советника по иностранным делам"

Глава X. Quo vadis, Georgia?[40]40
  Куда идешь, Грузия? (лат.)


[Закрыть]

27. Из Поти в Берлин

Шли прямым рейсом – в эти месяцы 1918 г. Черное море было попросту германским озером – на Констанцу. Погода была превосходная, качка незначительная; отсутствие других пассажиров, кроме делегаций; много свободного времени; все данные для непринужденного обмена мнениями.

Кроме генерала фон Лоссова, О. фон Везендонка и еще двух членов германской делегации, мы имели попутчиками одного полковника Генерального штаба, возвращавшегося в Константинополь, и журналиста Вейца, сотрудника «Франкфуртской газеты», бывшего равным образом в Батуме. С нами ехали делегаты Армении: А. Зурабов, которого я помнил еще по Петербургу свирепым студентом-лесником. Профессиональный революционер по роду занятий и по темпераменту, социал-демократ по партийной принадлежности, он был членом Государственной думы (2-й) от Туркестана, прошумел, помнится, какой-то выходкой по адресу армии, а теперь ехал в Берлин за поддержкой для своих единородцев, рассчитывая, конечно, не на «генеральскую» Германию, а на Genossen. Мало схож был с ним другой армянский уполномоченный, доктор Амазасп (Амо) Оганджанян, человек мечтательно-революционного склада, патриот и народолюбец.

Грузинская делегация состояла из Чхенкели, Николадзе и «моей малости», как выражаются немцы[41]41
  С того момента, как наши социал-демократические «комитаджи» запряглись, волей-неволей, со всей своей организацией в государственную работу по устроению Грузии, сотрудничество с ними представлялось для меня обязательным. Собственно, в Берлин я вовсе не собирался, предпочитая вернуться из Поти в Тифлис. К сожалению, в последний момент оказалось необходимым мне ехать, и на этом настояли.


[Закрыть].

Был еще с нами, в качестве депутата от грузинских социал-демократов к германским товарищам, Ладо Ахметели, заслуженный журналист и партийный работник, семинарист, поучившийся затем в Германии, родом из одной грузинской провинции, знаменитой буйволами, сильным крестьянством и многочисленными поповичами[42]42
  Ахметели, как и личного секретаря, скорее келейника, Чхенкели С. К., посадили на пароходе за стол не в кают-компании с делегатами, а на другом этаже, с младшими судовыми офицерами: дело происходило до германской революции! Но история готовила милейшему Ахметели скорый и полный реванш: генеральская иерархическая Германия рухнула, а он, Ахметели, сделался грузинским посланником в Берлине.


[Закрыть].

Упомяну, наконец, о ехавшем с нами князе Тундутове, бывшем гвардейском офицере и адъютанте великого князя Николая Николаевича, в бытность кавказским наместником. Теперь он считался атаманом астраханских казаков-калмыков, у которых фамилия его пользуется традиционным почетом. Этот любезный молодой человек с породистым лицом чистейшего монгольского типа ехал в Берлин за помощью против большевиков.

На борту было человек двести бывших военнопленных, преимущественно австрийцев. Военный бюллетень, распространяемый по беспроволочному телеграфу, расшифровывался младшими членами германской делегации поздно вечером, а утром прочитывался пленным, то есть освобожденным из плена. Каждый день сообщалось о новых успехах (это было время победоносного и, как думали, решительного наступления во Франции). У аудитории не замечалось особого одушевления: восторг при чтении военного бюллетеня предполагает географическую фантазию, особое, чисто газетное воспитание и еще – это главное – обывательскую отрешенность от поля сражения.

Наши германские спутники, народ весьма образованный и любознательный, были для нас с Николадзе приятными собеседниками: они слушали нас более чем охотно и делились собственным обширным опытом и знаниями. Мы имели досуг обозреть все связанные с Востоком вопросы, от Геркулесовых Столпов до Памира. Более специальные и определенные разговоры велись, естественно, с генералом фон Лоссовом и с Везендонком о Грузии, о Кавказе.

О военном положении на Западном фронте нас просвещал – в самой сдержанной форме, надо признать, баварский полковник. Сотрудник же германских газет передавал впечатления своей поездки по Восточной Анатолии. Узкоколейная дорога Сарыкамыш – Эрзерум (русской постройки) уже разрушается, по его словам; «все в их руках неминуемо придет в упадок».

Имели на борту и деловое совещание с германской делегацией 29 мая. Здесь опять обсуждался вопрос о восстановлении закавказского единения. Мы указывали на нежелательность слишком резкого противопоставления христиан мусульманам, при тесной связанности их интересов и создания двух резко размежеванных сфер. По мнению Чхенкели, Германия должна с большим интересом отнестись к татарам, которые-де сознают важность экономической связи с Германией и т. д.

Генерал фон Лоссов находил, со своей стороны, что Германия в данное время может заняться только Грузией и Арменией, чьи представители обратились к ней за поддержкой. Татары ее помощи не просят: они ожидают ее от турок и отнюдь не просят германской поддержки против турок.

При таких условиях, по мнению генерала, Германии нечего навязывать своих услуг татарам. Надо достигнуть соглашения с Турцией и оградить от нее Грузию. Это основа нашей работы, которую надо затем продолжать методически.

Разбирали доводы, которыми Германия могла бы склонить Турцию к отказу от ее последних поползновений на грузинскую территорию, а также вопрос о значении и характере Горской республики. Сильно волновала генерала опасность, грозившая армянскому населению. «Для Германии, – говорили мы ему, – ограждение жизни этого населения является теперь вопросом чести». Надо будет добиться очищения турками определенных районов – таково было практическое заключение фон Лоссова. Но на эту тему он специально совещался с армянскими делегатами. 31 мая прибыли в Констанцу, проплавав неполных трое суток: скорость сносная для «купца», к тому же пробуравленного торпедой в Мраморном море, вытянутого из воды и заштопанного.

Вот видны уже здания, элеватор, баки для нефти. Порт вымер: ни парохода, ни души. Впрочем, военнопленные бельгийцы выгружают уголь. Солдаты – турки, германцы, болгары. Плакаты с надписями на трех языках.

Выходим в город по особым пропускам. Германцы играют здесь первую скрипку: от болгарской оккупации, говорят, очень уж страдало население.

Прекрасная набережная – пустая. Дальше пошли чистенькие улицы. У памятника Овидию молодой болгарский прапорщик ухаживает за барышнями-румынками на немецком языке.

Последняя трапеза на «Минне Хорн». Подают, как всегда, и с теми же благоприятными последствиями, кахетинское вино из подвалов бывшего Удельного ведомства в Тифлисе: подарок грузинского правительства германской делегации. Habent sua fata… vina.

Ранним утром 1 июня отправились в Берлин специальным поездом. Знаменитый Чернаводский мост на Дунае был взорван во время румынской кампании 1916 г.: через этот рукав (Borcea) мы переехали на пароме, а затем дошли до Fetesci, где нас ждал новый поезд.

В Бухаресте часть германской делегации отделилась. Ее путь в Константинополь.

Пересекали Большую и Малую Валахию. Был жаркий день; всюду зеленели всходы кукурузы, фасоли, пшеницы. Женщины, дети пропалывали поля. Подлинно царство земледелия! Страна эта порабощена временно. Неужели она потеряет всю Добруджу, Констанцу?..

После Крайовы еще зеленее. Пошли леса. На одной стороне предгорья Трансильванских Альп, на другой – возвышенность около Дуная. Там – Сербия, задавленная, стреноженная, на которой тяжко уселся победитель.

Следующий день – несемся поперек Венгрии, посреди прекрасно обработанных полей – пшеница, маис, виноградники, фруктовые сады. Все зелено, нивы мягко колышутся: обработано всюду, куда хватает глаз. Не странно ли, что Германия вынуждена подкармливать Австрию? Здесь не отказываются даже от пирожного и не умеют «рационировать» как следует.

В Будапеште нас прицепили к обычному экспрессу. 3 июня утром, спустя ровно 48 часов после отъезда из Констанцы (какая блестящая скорость!), мы прибыли в Берлин, Берлин великой войны, откуда действуют так сокрушительно по пресловутым «внутренним линиям».

28. Наши задачи

В Берлине (июнь – ноябрь 1918 г.) нам довелось быть поистине свидетелями величия и падения Германской империи. И действовать пришлось, сообразуясь сначала с «величием», а позже выпутываясь из «падения».

Уже с 1917 г. было видно, что Грузия способна организовать у себя внутри государственный порядок на основе так называемых «завоеваний революций». Мы видели выше, каковы были затем обстоятельства, вызвавшие ее полное политическое обособление. Но Грузия не имела теперь, конечно, ни возможности, ни основания принять какое-либо дальнейшее участие в мировой свалке.

При несомненности, летом 1918 г., военного и политического преобладания Германии в районе Черного моря и ввиду явной гегемонии ее по отношению к Турции, единственное, что мы могли сделать, – это противопоставить германский контроль чрезмерным аппетитам турок. Мы и постарались извлечь для себя, что можно, из самого существа германо-турецкой союзнической дисциплины.

Задача, стоявшая перед нами в Батуме, требовала именно такого, притом неотложного, разрешения. Мы достигли – немедленно, путем потийского соглашения – такого modus vivendi в Закавказье и в Грузии, при котором можно было кое-как существовать.

В Берлине мы, естественно, стремились прежде всего к обеспечению и упрочению этих непосредственных, уже достигнутых результатов. Но мы подходили теперь к гораздо более сложному вопросу о взаимоотношениях Грузии и Германии на основе признания и обеспечения независимости первой и предоставления второй определенных экономических и политических выгод.

Разрешение этой второй задачи зависело, конечно, от исхода войны, который трудно было с точностью предусмотреть в мае – июне 1918 г.

Однако в переговорах наших мы исходили и должны были, естественно, исходить из предположения, из допущения, что Германия выйдет из войны или победительницей, или, во всяком случае, с честью: в этом предположении (а то и уверенности) многое делалось, готовилось и мыслилось на всем огромном протяжении от «финских хладных скал до пламенной Колхиды»! Подготовлять позицию Грузии в этом предположении было тем более необходимо, что таким именно путем, то есть «музыкой будущего», мы достигали, во-первых, упрочения необходимого в данный момент в нашей стране modus vivendi; во-вторых, могли надеяться на улажение, с помощью Германии, отношений с Советской Россией и, наконец, укрепляли вообще положение Грузии как государственной, организованной единицы в эпоху, полную напастей и неожиданностей.

Несомненно, Германия сверх возможных в будущем выгод получала и некоторое непосредственное вознаграждение благодаря кое-какому сырью, ей нужному и имевшемуся у нас в наличности (в очень скромных размерах); а в случае продолжения войны и развития операций против англичан в Месопотамии и Персии она имела бы (вместе с Турцией) базу для операций в Закавказье.

Такова была оборотная сторона медали. Но Закавказье, тем более одна Грузия, своими силами не могла и никогда не собиралась брать на себя такую задачу, которая и для России была бы тяжела: задача закрытия для Германии и Турции закавказских подступов к Персии. В сущности, об этом должна была позаботиться Англия. Быть может, явись она своевременно в Тифлис, с небольшими хотя бы силами, она могла бы содействовать более успешной организации местной обороны против турок. Такая мысль у нее была: но от мысли далеко до воли и еще дальше до осуществления[43]43
  В этом отношении см. интересные данные в книге Major-General L. C. Dunsterville. The adventures of Dunsterforce. L. 1920. Когда кавказско-персидский фронт стал распадаться (с осени 1917 г.), то, по мнению англичан, делу можно было помочь, лишь снарядив немедленно особую британскую миссию в Тифлис для реорганизации обороны против турок и для должного объединения местных военных элементов – русских, грузинских и армянских. По заключению автора, ввиду явного ухудшения качества турецких войск (сравнительно с 1916 г.) цели можно было бы достигнуть с небольшими средствами и силами. Во главе миссии был уже поставлен сам автор, который отправился в путь с передовой партией из Багдада в январе 1918 г. Фактически, однако, все ограничилось английской экспедицией из Решта в Баку, где англичане высадились в середине августа 1918 г. и откуда ушли обратно 15 сентября (чтобы вернуться позже уже после общей капитуляции турок).
  Путь для английской помощи Закавказью в 1917–1918 гг. из Багдада через Персию и Каспийское море был очень уж кружной и далекий! Жаль, что этот английский план не осуществился. Все Закавказье выиграло бы от этого. Другой вопрос – что сказали бы многие русские, если бы образовался против Турции англо-кавказский фронт!


[Закрыть]. Злосчастная высадка англичан в Баку в конце лета 1918 г. показала, насколько правильно было не рассчитывать на помощь с этой стороны.

Во всяком случае, речь в Берлине могла быть лишь об условиях обеспечения мира Грузии с Турцией (и ее союзниками); об участии в войне на стороне Четверного союза никогда, конечно, и упоминания не было, да и не могло быть! Нейтралитет в международной войне (насколько он был осуществим!), нейтралитет в гражданской войне по ту сторону Кавказского хребта – таков, правильно или неправильно, был основной догмат грузинской политики.

Обстоятельства войны и революции, а также географические причины (отрезанность от Запада благодаря закрытию проливов) привели нас в Берлин, и приехали мы туда с определенной схемой соглашения. Соглашение это было подписано с германской стороны лицом, формально представлявшим германское правительство, но на деле ближе всего связанным с германским Верховным командованием. Эта инстанция была решающей: нам приходилось, однако, вступить теперь в соприкосновение с регулярным аппаратом германской внешней политики, с ведомством иностранных дел, которое не могло не внести в «производство» нашего дела своего метода и рутины, свойственной машине таких размеров и такого построения.

После этих необходимых разъяснений приведу несколько выдержек из моих записей того времени.

Глава XI. В Берлине (июнь 1918 г.)

29. Первые встречи

4 июня

Приступил к письменному изложению того, для чего мы сюда приехали и чего добивается Грузия.

Познакомился с группой грузин-эмигрантов, бывших здесь с начала войны, от которой они ждали каким-то образом освобождения своей родины. Все считали их сумасбродными: теперь им кажется, что они-то и были правыми. Заблуждение! Ставшее необходимым и разумное в условиях 1918 г., после событий 1917 г., было необоснованным, безпочвенным, а потому и безуспешным в 1914–1917 гг. Их работа, их пропаганда подготовила, однако, многое.

5 июня

Сегодня, в министерстве иностранных дел, сначала продолжительная беседа с тайными советниками фон Розенбергом[44]44
  В 1923 г. министр иностранных дел.


[Закрыть] и доктором Геппертом[45]45
  Позже посланник в Гельсингфорсе.


[Закрыть], а затем были приняты министром Р. фон Кюльманом в прекрасном кабинете с Ленбаховским портретом Бисмарка. Кюльман произвел впечатление здоровенной деловой головы. Но большие чиновники всего мира так похожи друг на друга.

Вечером генерал фон Лоссов уехал в ставку Вильгельма: вместе с ним калмыцкий атаман Т.

6 июня

«Углубляем» с фон Розенбергом и Геппертом темы о формальном признании Грузии, о взаимоотношениях Грузии с Россией и т. д.

Я посоветовал Чхенкели, как министру, не присутствовать в таких совещаниях – с чем он согласился. У него похвальные качества: упорство, натиск. Напрасно только он читает германцам поучения о их собственных интересах, о возможном ущербе для их престижа, если они не сделают того-то и пр.

8 июня

Берлин представляется мне спокойным, уверенным, серьезным и утомленным.

В рейхстаге, в совещании представителей партий мне пришлось (за внезапно заболевшего Ч.) сделать импровизированный пространный доклад о событиях в Закавказье, о Грузии, о будущей Кавказской конфедерации. Был там Шейдеман, Эрцбергер, Ф. Науман, Давид и целый ряд других представителей.

Ставились затем разнообразные вопросы. Особую пытливость обнаруживали Эрцбергер (который постоянно завтракает в нашей гостинице Adlon) и автор «Срединной Европы» Науман.

9 июня

Свидание, очень продолжительное, с директором юридического департамента в министерстве иностранных дел доктором Криге. До меня у него сидел Иоффе.

Криге стоит на строго формальной точке зрения: Россия-де с нами в мире, и нам трудно признать часть ее отдельным государством, раз мы не сделали этого в Брест-Литовске. Мы не можем ссориться с Россией в момент столь великого напряжения на Французском фронте; начало самоопределения народов признано русским правительством, но на него нельзя ссылаться третьим государствам и т. д.

Позже, вместе с другими, на приеме у фон В. Были там молодые дипломаты, журналисты, ориенталисты. Любопытно было познакомиться с Таки-заде, небезызвестным персидским революционером, о котором много писалось в 1906 г. по поводу событий в Тавризе и Тегеране.

10 июня

В общем, чтобы успокоить Криге, требуется представить доказательства того, что Грузия отделилась от России, не нарушая ее прав. Задача головоломная.

Тукдутов вернулся вместе с генералом фон Лоссовым (которого я шутя называю «импресарио») из ставки.

По словам Т., Вильгельм принял его приветливо и долго с ним беседовал. Император-де находит, что Россию надо разделить на четыре части: Великороссию, Украину, Сибирь и Юго-Восточный союз с Кавказом (центр – Тифлис). Ой, не путает ли Т.? Или путают оба?

Т. едет сегодня с германским офицером в Новочеркасск, через Варшаву и Киев. Будут действовать согласованно против большевиков – из калмыцкой степи и со стороны Ростова. (Интересно было бы знать «заключение» доктора Криге по сему поводу! Вот оно, различие «легальной» и «безответственной» дипломатии.)

В Бельгии, послушать Т., «не видно больших ужасов – много нарядной публики, пирожное, оживление. То же самое во Франции». Ну, очевидно, раз «император» и «пирожное» – то все великолепно[46]46
  В мемуарах экс-императора Вильгельма упоминается о разговорах с князем Тундутовым.


[Закрыть].

Генералу фон Лоссову Вильгельм рассказал, из своих детских воспоминаний, что отец его кронпринц Фридрих присутствовал на бракосочетании Александра III и видел там «грузинскую царицу, с короной вроде римской крепостной». Интересна эта памятливость и романтическое умоначертание германского императора. Каково: корона Грузии!

Что же касается самого факта, он неправдоподобен. В 60-х годах прошлого столетия не было в живых ни одной «королевы Грузии». Быть может, то была последняя владетельница Мингрелии? Не существенно.

Фон Лоссов признает, что здешнее министерство иностранных дел не вполне разделяет политику, которую он лично рекомендует, и что там смотрят на все очень уж осторожно, формально. Но сам император, Гинденбург и Людендорф – дело другое. Недаром он так торопился сюда из Поти. Теперь нам следует поскорее представить нашу схему. Ему думается, что связь Грузии с Германией должна быть тесная, при полной независимости Грузии. Но форма этого единения – вопрос специальный, здесь он не компетентен.

Он часто возвращается к мысли об ответственности Германии в армянском вопросе и о необходимости предотвратить дальнейшие избиения армян.

Получили копию верительного письма, за подписью канцлера графа фон Гертлинга, генералу барону Кресс фон Крессенштейну, который назначается дипломатическим представителем Германии при грузинском правительстве. Это – настоящий шаг. Барон Кресс слывет здесь человеком отборным, выдающимся[47]47
  Так отзывается о нем и бывший начальник германской военной миссии в Турции Лиман фон Сандерс. Барон Кресс был начальником штаба армии (4-й) Джемаль-паши (бывшего одновременно морским министром; см. выше) во время известной операции против Суэцкого канала в 1915 г. Он же оборонял позже Газу против англичан.


[Закрыть]. Тем лучше. Он, как и Лоссов, баварец.

В Поти прибыло два батальона германской пехоты. Словом, создается необходимое для нас фактическое положение, что важнее всего; а мы здесь исподволь обследуем обстановку и сообразим, как быть с «ведомственной рутиной» и как преодолеть колебания доктора Криге.

11 июня

На Вильгельмштрассе у гехеймрата доктора Симонса. Этот помягче Криге и очень мил. Я сообщил ему главные положения моего меморандума, который посылается только завтра. Вижу все отчетливее, как расходятся линии штатская (Кюльман) и военная (Людендорф). Но это расхождение скорее форм и способов, чем по существу.

12 июня

Получили первое сообщение из Тифлиса (радио пока скверно работает) о вынужденном подписании мира с Турцией, в Батуме, о том, что отнимают Ахалцихский и Ахалкалакский уезды.

Тон несколько плаксивый. Ясно, что раз не могли воевать, то пришлось подписать. Если вообще чего-нибудь можно добиться – мы здесь этого добьемся.

Вечером мы все званы обедать в клуб Deutsche Gesellschaft 1914, по приглашению министерства иностранных дел. Это хороший признак, раз нас угощают в такое тяжелое для кормления время.

Отправились туда всей «труппой», с генералом Лоссовом, Чхенкели, Николадзе, я, М. Церетели, Г. Мачабели и Эр. Бернштейн (грузинский подданный германского происхождения, плававший как рыба в воде в приятной влаге грузино-германского сближения).

Формально хозяином был посланник фон Розенберг. С германской стороны были фон Кюльман, Симонс, Гепперт, Иоганнес (директор экономического департамента министерства иностранных дел) фон Везендонк и еще многие другие. Выражаясь по-репортерски, за обедом господствовала непринужденная атмосфера, и оживленная беседа затянулась.

Чхенкели приютился около фон Розенберга, а Кюльмана посадили между мною и Николадзе. Министр, человек большой культуры и опыта, оказался очаровательным собеседником: ничто человеческое ему не чуждо. К., в бытность советником германского посольства в Константинополе, побывал и на Кавказе. О Тифлисе у него лучшие воспоминания: он оценил «высокий социальный уровень тифлисского общества»; ему даже случилось присутствовать на одной светской свадьбе и т. д. Он называл имена; справлялся о судьбе великого князя Николая Михайловича, которого знал, о Боржоми. Услышав от меня, что именно этот круг лиц неизбежно и жестоко пострадал от революции – хотя пока режим ее в Грузии был мягче, чем в России, – К. подробно расспрашивал о размерах социального потрясения в нашей стране и о характере грузинского правительства, «партийного, как он слышал, и очень радикально настроенного». Я постарался соответствующим образом удовлетворить его любознательность, изобразив государственные стремления наших министров, их работу в рядах закавказского правительства, обнаруженную тогда ловкость и пр. Приводил действительные факты, «стилизуя» лишь их сообразно цели нашей миссии в Берлине и интересам нашей страны.

Какова причина длящегося успеха большевиков в России[48]48
  Успех этот длился всего каких-нибудь 7 месяцев в это время!


[Закрыть] – этот вопрос очень привлекал моего собеседника, имевшего триумф в Брест-Литовске. Причин, очевидно, много; но главная заключается в восстановлении волевой основы, волевого напряжения государственной власти, катастрофически рухнувшей в марте 1917 г.; в искусстве, с которым было скомбинировано заключение мира и одновременно развертывание аграрной революции и разрушение буржуазных сил, – с невиданным хаотическим перемещением материальных ценностей (денег, вещей, домов…) из одних рук в другие, что повлекло за собой образование многочисленных групп населения, кровно связанных с новым режимом, готовых его поддерживать или терпеть и т. д.

Много расспрашивал К. о судьбе петербургского Эрмитажа, Кремля и вообще художественных богатств России.

Упомянут был факт опустошения винных погребов Зимнего дворца. «Это опустошение и сохранность дворцового погреба в Тифлисе может служить иллюстрацией различия между двумя революциями. Только… о тифлисском погребе – ни слова вашим союзникам – вы понимаете каким». – «О да, будьте спокойны».

После чего К., получив у меня справку о Николадзе, перешел в руки последнего и подвергся крещению и по части сырья, и по части среднеазиатских рынков, и относительно ВРР[49]49
  ВРР – предложенная мною тогда, для краткости, формула, объемлющая смелые идеи Н. Я. Николадзе о направлении торговли «Срединной Европы» с Дальним Востоком через Поти (Берлин – Поти – Пекин).


[Закрыть]. Я же обратился на левый фланг, к доктору Симонсу, с которым у меня завтра деловой разговор: сегодня мы болтаем о германской литературе, об университетах, о недавно умершем профессоре Лабанде, соорудившем так блестяще всю Германскую империю из юридических понятий… о некоторых общих знакомых в Петербурге.

13 июня

У доктора Симонса в министерстве иностранных дел.

Наша тема: возможная форма взаимоотношений Германии и Грузии. Политическая цель Грузии: упрочить свое государственное существование, создать себе условия свободного национального развития, опираясь на Германию. Связь с последней должна быть, очевидно, довольно тесной: простой союз здесь недостаточен.

Доктор Симонс находит, что, если бы не географическая удаленность Грузии, ей правильнее всего было бы вступить в германскую федерацию (!). География, отвечаю я, противится этому. Положение Грузии (на юге) могло бы скорее быть сравнено с положением Финляндии (на севере). Оно сложнее, так как связывается с вопросом о создании кавказской или закавказской конфедерации. Упрочение ее и нейтрализация – вот цель, которую естественно ставить в эпоху, когда русская империя вступила в период переплавки, по-видимому, в духе федеративном. Грузия – основной элемент этой «буферной» постройки на Кавказе. Обеспечив дипломатической поддержкой и своим политическим влиянием независимость Грузии, Германия получит весьма существенные выгоды экономические и т. д. Но достижение этого фактически блогоприятного для Германии положения вполне вяжется с формальной независимостью Грузии.

Эти взгляды встретили полное сочувствие доктора С. Что касается формы правления, это, признавал он, есть внутреннее дело Грузии. «Как у вас смотрят на этот вопрос? Есть ли там сторонники монархии?»

«В Грузии настроение определенно республиканское – старые монархические традиции заглохли, новых течений этого рода нет, крушение монархии в России еще больше поколебало эту идею. Симпатии к монархической форме, быть может, сохранились в некоторых кругах; найдутся и республиканцы, полагающие, что, при опасном географическом положении Грузии и если ей придется опираться на помощь среднеевропейских империй, монархическая форма могла бы быть выгодна Грузии. Это как бы монархизм по расчету и благоразумию – как в Норвегии в 1905 г. Но в Грузии этот „оттенок“ сейчас не имеет никакого значения».

Несомненно, все эти «короны» мало интересуют Вильгельмштрассе: эти мечтания возникают в других сферах.

Напоследок я задаю моему собеседнику следующий «диагностический» вопрос: «Как вы рисуете себе в будущем положение представителя Германии в Грузии?» – «По форме это обычный дипломатический представитель; по существу он, быть может, приближался бы к английскому резиденту при самостоятельном индийском государстве. Разумеется, я имею в виду юридическую схему, а не бытовую или социально-политическую сторону дела… И я знаю, что грузины – не индусы».

14 июня

Вечером прием у фон В. Опять молодые дипломаты, ориенталисты и пр. Был там, впрочем, еще один крупный импортер персидских ковров и шерсти (линия Поти – Тифлис – Тавриз!), а также один из заправил Имперского банка, фон Глазенапп, оказавшийся университетским товарищем К. Ф. Гана, учителя немецкого языка многих поколений в 1-й Тифлисской классической гимназии.

30. Затруднения и достижения

16 июня

Сегодня «общее присутствие» делегации выслушало мой второй меморандум. Первый изображал, кто мы такие; второй – чего мы, собственно, желаем от Германии.

М. Церетели и Г. Мачабели – ценная находка; они водят А. Чхенкели в люди и служат хорошей приправой к этому солидному, но не столь легко перевариваемому блюду.

«Рутина» нашей канцелярии хромает. Обязанностями секретаря обременили Спиридона Кедиа, одного из немногих в Грузии парламентариев, прекрасного оратора и журналиста: ему теперь бы в Тифлисе работать, а не возиться здесь с «делами».

17 июня

Генерал фон Лоссов сообщает, что турки – в Тавризе. На место Вехиба назначен брат его Эссад-паша. В официальном сообщении, опубликованном в Константинополе после возвращения Халил-бея из Батума, говорится, что подписанные в Батуме соглашения не окончательны. Это уже отбой, по мнению Лоссова. Он посылает наши меморандумы в главную квартиру.

18 июня

Посетили втроем (Чхенкели, Николадзе, я) в здании министерства народного хозяйства (Reichswirtschaftsamt) барона фон Штейна, государственного секретаря по сей части. Он находит, что было бы, пожалуй, правильнее, вместо устройства одного общества по разработке горных богатств Грузии, создать ряд обществ – по отдельным отраслям.

Штейн, как все они, интересовался хлопком, шерстью и т. д.

В Тифлисе два германских батальона (1800 человек). Быть может, прибудет еще артиллерия.

Нефти в Грузии всего на три недели: нефтяная зависимость от Баку полная.

Еще известие (из германских источников): в Борчалинском уезде «банды» потребовали присоединения к Азербайджану. Благодаря оказанному противодействию осложнений не было.

На станции Евлах убит татарами австрийский офицер. За этими татарскими гримасами чуется злоба турок на союзников – неверных.

Кстати, Австро-Венгрия также посылает в Тифлис своего представителя – барона фон Франкенштейна.

Вечером опять втроем, в министерстве иностранных дел. Сначала у фон Розенберга и доктора Гепперта. Сообщаю им вкратце положения нашего второго меморандума, до них еще не дошедшего: Грузия – независимое государство; привилегированность положения Германии, вытекающая из совокупности договоров и т. д. Затем долго сидели у товарища министра барона фон Буше. По дороге к нему фон Розенберг говорит: «А мы думали, что речь будет идти о более тесном единении с Германией и что Грузия будет нашим Schutzstaat[50]50
  Подзащитное государство (нем.).


[Закрыть]». – «Знаете, – отвечаю я, – по существу я не боюсь протектората: но этот термин Schutzstaat звучит теперь для меня немного… как бы сказать?.. по-африкански».

Вернувшись от фон Буше, продолжаем беседу. Чхенкели, по своему обыкновению, настаивает на историческом праве Грузии на независимость, автоматически будто бы воспрянувшем с «уходом русских», на трактате 1783 г. и т. д. Гепперт к этим доводам относится скептически.

Однако было бы бесплодно препираться об этих вещах. Чтобы создать более практическую основу для отделения от России, почему не обратиться к плебисциту?

Другой их совет был: постараться устроить так, чтобы бакинский нефтепромышленный район не был совсем оторван от России. Тогда, по их мнению, облегчился бы и вопрос о признании Грузии Россией.

Эти соображения я нахожу очень интересными: они показывают практическое старание германской дипломатии измыслить путь для установления компромисса между московским и тифлисским правительствами. Чхенкели они не пришлись по вкусу: нас, говорил он, Россия должна и так признать, мы были независимое государство, мы не были завоеваны, подобно другим провинциям Кавказа, и т. д.

Вечером долго сидел здесь П. Рорбах, публицист, идеолог германского империализма. Он родом балтиец (уверяет, что Германия способна очень скоро колонизовать Курляндию, благодаря слабой рождаемости латышей!), бывал часто в Грузии, знает даже Сванетию, Месхетию. О многом допытывался, между прочим, о форме правления. «Есть ли в Грузии потомки старой династии?»

Рорбах утверждает, что из всех членов рейхстага едва ли найдется человек тридцать, которые знают, где Грузия. (Так ли это важно, когда 1800 германцев в Тифлисе?)

20 июня

Вчера генерал Кресс должен был выехать из Константинополя в Поти.

В Константинополь приехали грузинские делегаты: Гегечкори, Одишелидзе, Гвазава и др. Здесь почему-то вообразили, что это прескверно, что теперь Турция расстроит нашу работу в Берлине. Целая паника! Все пропало, восклицает Николадзе (?!). Мих. Церетели затянул что-то заунывное. Я старался доказать им, что мы только выигрываем от приезда этой делегации (но зачем она такая многочисленная?) в Константинополь; что с Турцией следует говорить дружелюбно; что такие непосредственные разговоры укрепляют нас здесь и заставят торопиться с признанием независимости Грузии самое Германию.

Более того: полагаю, что совершенно недипломатично было нашему министру иностранных дел ехать сюда, как бы игнорируя Константинополь: своим присутствием там он, напротив, успешно маскировал бы нашу работу здесь.

Чхенкели вызвал телеграфно Гегечкори в Берлин.

21 июня

Вдвоем с Чхенкели в министерстве иностранных дел, у действительного тайного советника Криге для решительного разговора о возможности формального признания Германией независимости Грузии. Генерал фон Лоссов, которому, как военному, несколько докучают все эти тонкости регулярной дипломатии, советовал говорить с Криге поэнергичнее и настаивать на особых правах Грузии: этими «особыми правами» и трактатом 1783 г. бравого генерала начинил Чхенкели.

Итак, заговорили о признании.

Криге. «Германия не может этого сделать раньше России, потому что, раз заключен Брест-Литовский мир, такое признание было бы актом враждебным по отношению к России. Там, в Брест-Литовске, Россия предлагала нам признать право народов на самоопределение в значении общего принципа международного права. Мы это предложение тогда категорически отвергли; как же можем мы теперь, на основании состоявшегося акта самоопределения Грузии, признать независимость части России, объявившей себя самостоятельной? Мы уподобились бы крестьянину, который отказался наотрез купить коня по предложенной ему цене, а затем пожелал бы попросту вывести его из стойла, на том основании, что ему предлагали его купить…