Текст книги "Рождение от Духа. Что значит жить в православном Предании"

Протоиерей Геронимус Александр
Рождение от Духа. Что значит жить в православном Предании́

Рекомендовано к публикации Издательским советом Русской Православной Церкви ИС 13-301-0006

Предисловие

Уважаемый читатель, перед вами книга, составленная из лекций по основам Православия протоиерея Александра Геронимуса, читанных им на Свято-Фаддеевских курсах катехизаторов, где он преподавал десять лет, с 1998 по 2007 год, то есть до самой своей кончины.

Отец Александр был требователен к себе, и, очевидно, поэтому лекции не были изданы ранее, а лишь расходились в аудиозаписях слушателей курсов.

За последние два десятилетия издано и переиздано значительное количество трудов, посвященных осмыслению и доступному изложению оснований нашей православной веры, написанных как прославленными святыми, так и современными авторами. Чем же предлагаемая книга отличается от них?

Каждое из подобных изложений при тождестве основного богословско-догматического содержания несет на себе неповторимую печать личности автора, его духовного опыта, его творческих возможностей.

Тайна творчества, а тем более духовного творчества, в том и состоит, что Бог Сам избирает и призывает людей, способных к прославлению Своего имени. «Не мне, не мне – но Имени Твоему», – восклицают они от избытка своего чистого сердца. Духом Святым полнится и умножается Священное Предание Церкви. Сделать вклад в эту сокровищницу – удел тех, кто жизнью своей подтвердил свою веру и верность Богу.

Вдумчивые читатели примут свидетельства и размышления, прошедшие испытание жизнью, несущие на себе отпечаток личности автора. И мы видим в этой книге неповторимый опыт соединения и сплав сильной убедительной веры и высочайшей культуры, математического мышления и впечатляющих богословских прозрений, творческого вдохновения и четкого систематического изложения.

Поэтому книга обязательно найдет своего читателя среди думающих православных людей.

Иерей Игорь Киреев,

директор катехизаторских курсов

во имя священномученика Фаддея

при Православном Институте

святого Иоанна Богослова

Глава I
Божественное Откровение

Начнем с такого простого вопроса: откуда мы знаем о Боге? Каков источник этого знания? Краткий ответ на этот вопрос состоит в том, что источником нашего знания о Боге является Сам Бог. Как говорит святитель Тихон Задонский, русский святой XVIII века, без Бога познать Бога невозможно.

А как с помощью Божией познать Бога? То, что Бог дает от Себя людям, в широком и одновременно глубоком смысле слова и называется Божественным Откровением. И не только те богословские истины, которые содержатся в Писании и в Предании, не только то, что мы воспринимаем нашим разумом, но вообще все, что мы воспринимаем в течение нашей жизни, также в определенном смысле открывается нам Богом.

С кем-то поругались, потом помирились? Этот опыт, если мы его воспринимаем как посланный Богом, – Божественное Откровение. Скорбь к нам пришла? При надлежащем отношении к скорби – как к тому, что Бог нам послал, – это Божественное Откровение. Недаром скорбь называют наказанием: наказание в нашем обыденном восприятии этого слова – нечто такое, от чего нам больно.

А если мы обратимся к его этимологии, то увидим, что это наказ, научение. Преподобный Ефрем Сирин, великий православный подвижник IV века, свое церковно-поэтическое произведение «Песнь на взятие крепости Анацит» завершает словами: «Хвала наказанию Твоему». Таким образом он свидетельствует о том, что все получаемое нами от Бога мы можем воспринимать как Божественное Откровение.

Другой великий святой – Исаак, сирийский подвижник VII века, – описывает, как усваивается умом и сердцем то, что преподается Богом через жизнь. Он говорит, что если человек постарается в какой-то степени сосредоточиться, приложить сравнительно небольшие усилия, то та или иная Божественная истина может быть воспринята умом[1]1
  Наверное, то, что Исаак Сирин называет «какой-то степенью», для нас степень непомерная. Если мы поймем, что́ в тер минологии святых отцов реально подразумевалось под «новоначальными», то осознаем, как далеки мы даже от этого, нам нужна целая жизнь, чтобы приблизиться к «новоначальным». Эти масштабы надо понимать. – Прим. авт.


[Закрыть]. Ум воспринимает Божественную истину, радуется ей, но она скоро отходит от ума. А воспринимаемое сердцем усваивается через многие сердечные труды, многие скорби – и если уж внедрится в сердце, то пребывает в нем неотходно. Таким образом, Исаак Сирин давал более высокую оценку опытному познанию Божественных истин по сравнению с умственным восприятием.

И Сам Господь, когда мы слышим Его притчу о сеятеле, который вышел «сеять семя свое» (см.: Лк. 8: 5–8), говорит о семени, которое упало на камень и быстро взошло, но потом засохло, потому что не имело корня. Вот такова судьба того, что мы усваиваем умом.

По большей части, когда мы употребляем (или когда в богословских книгах употребляется) словосочетание Божественное Откровение, то подразумевается не вся полнота преподаваемого нам Богом, а те истины, которые формулируются как истины интеллектуальные, которые могут быть восприняты умом. Однако даже когда мы говорим об истинах интеллектуальных, например догматических, к которым мы будем прикасаться в ходе дальнейшего изложения, то, конечно, нам не следует забывать, что эти истины неотделимы от опыта.

И тут не хочется оставлять без внимания одну очень глубокую мысль, которая принадлежит великому современному румынскому богослову протоиерею Думитру Станилоаэ. Он родился в 1903 году, скончался в 1993 году, при коммунистическом режиме в Румынии был в заключении, прожил скорбную жизнь. Это великий богослов, но, к огромному сожалению, до настоящего времени русскоязычный читатель не может ознакомиться с его произведениями, потому что все они были написаны на румынском языке и лишь сравнительно недавно переведены на немецкий, а небольшая часть – на английский. Он всецело продолжал богословскую традицию святых отцов, целое море сокровищ содержит его богословие[2]2
  Речь идет о положении на момент 2003 г. Позже появились некоторые переводы трудов отца Думитру Станилоаэ на русский язык. См., например, журнал «Живой родник» за октябрь 2006 г. и май 2007 г. – Здесь и далее примечания составителей, если не указано иначе.


[Закрыть].

Он связывает ту деятельность ума, которая порождает, в частности, православные догматы, то есть богословскую деятельность человека в собственном смысле слова, с Божественной литургией. Более правильное, точное название Божественной литургии – греческое слово Евхаристия, что значит благодарение. И отец Думитру говорит, что в благодарении Богу, в Евхаристии в широком смысле слова, участвует вся полнота человеческого существа: и его ум, и его душа, и его тело – все участвует в этой бескровной жертве. И когда ум человеческий обращается к Богу с молитвой, в ответ, подобно тому, как совершается освящение жертвы Духом Святым в Евхаристии, ум человека также освящается Духом Святым, и плодом этого освящения являются те богословские истины, которые входят в состав учения Православной Церкви.

Это, собственно, и есть критерий истинности богословия, потому что когда оно строится в отрыве от духовно-мистического опыта Церкви, то находится и вне Божественной жизни.

И это не отвлеченное предположение, а печальная историческая реальность. Она относится и к схоластическому периоду в развитии внеправославного богословия, и к тому периоду (приблизительно с XVII века и, по крайней мере, до революции), когда происходило, по определению протоиерея Георгия Флоровского, «латинское пленение» русского богословия. И потому когда мы говорим о догматах, то есть о том, что мы можем воспринимать отвлеченно, умом, то ум этот не изолированный, не автономный, а ум освященный, ум верующий, ум, постоянно молящийся Богу и в ответ от Бога получающий Божественное Откровение.

Различаются, хотя и условно, два источника Откровения. И в соответствии с этим выделяются два вида Откровения: естественное и сверхъестественное Откровение. В сверхъестественном Откровении принято различать (хотя это и достаточно условно) Откровение Ветхого Завета, Откровение закона, то есть Откровение, которое было преподано избранному еврейскому народу на го ре Синай через Моисея, и более высокое, более полное – Откровение Нового Завета, то Откровение, которое сошествием Святого Духа в день Пятидесятницы было сообщено Церкви.

Естественное Откровение дается Богом через сотворенный Им мир, как об этом пишет апостол Павел: Ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы… (Рим. 1: 20) Оно доступно не только избранному народу в Ветхом Завете, не только христианам в Новом Завете, но всякому человеку. Надо отметить, что в православном Предании нет разделения между естественным Откровением и Откровением Ветхого и Нового Завета. Преподобный Максим Исповедник прекрасно говорит о единстве Божественного Откровения, о том, что и в творении через логосы творения (подробно об этом будет сказано позже), и через Священное Писание, и во Христе Иисусе Бог говорит одним и тем же голосом. Вспомним евангельскую притчу о добром пастыре, когда Господь говорит Сам о Себе: Я есмь пастырь добрый… (Ин. 10: 11) – и: …овцы слушаются голоса его… (Ин. 10: 3), …за чужим же не идут, но бегут от него, потому что не знают чужого голоса (Ин. 10: 5). Это тот же голос, которым Бог сотворил мир: Да будет свет (Быт. 1: 3), которым Он дал закон через Моисея, которым Он благовествует благодатью Святого Духа через воплощение Господа Иисуса Христа. Отец Думитру Станилоаэ, который раскрывает богословие преподобного Максима Исповедника, дополняет этот ряд мыслей и говорит о том, что мир – это Божественный дар и когда человек с благодарностью отвечает на него, то через такое свое делание в мире он тоже получает Божественное Откровение[3]3
  Интересна здесь роль языка. На румынском языке слово мир – это luma, оно имеет тот же корень, что luman – свет. (Во многих европейских языках, итальянском, французском, например, слово мир имеет другой корень, общий с латинским mundus – мир, вселенная, человечество, земля.) Язык помогает отцу Думитру сделать вывод, что мир – не тот, в который мы сейчас вовлечены, огрязненный, греховно пораженный, а тот, каким он был создан, в первозданном райском виде, – это нечто прозрачное, это проводник Божественного Откровения. – Прим. авт.


[Закрыть].

Возвратимся еще раз к вопросу, который был поставлен вначале. Как Бог дает знание о Себе? Через естественное Откровение, через Писание, во Христе Иисусе, но как? И на этот вопрос ответ простой – Духом Святым. Все, что мы знаем о Боге, сообщает нам Дух Святой.

Если мы обратимся к высшей степени Откровения, к Откровению Нового Завета, то увидим, что в центре его стоит Откровение Сына Божия об Отце. Сын являет Отца. Но Сына являет Дух Святой. Апостол Павел говорит: Никто не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым (1 Кор. 12: 3).

Итак, Откровение сообщается Духом Святым. А Дух Святой, спросим по-детски, откуда? На этот вопрос Так же и в русском языке мир обозначается как свет, ср., напр.: на всем свете (во всем мире). – Прим. науч. ред.

Господь отвечает в беседе с Никодимом, отвечает так, что ответа нет на этот вопрос, а именно: Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит… (Ин. 3: 8). И это действительно так, мы не можем сомневаться в словах Господа. Управлять Духом Святым (выражаясь слегка иронически, сниженно), конечно, не в наших силах. Дух свободен.

Дух Святой пребывает в Церкви. Словосочетание Священное Предание можно понимать с разной глубиной. При наивном понимании есть внешнее разделение между Священным Писанием, когда все записано на бумаге, и Священным Преданием, когда мы говорим: «Многое осталось не записанным, но сохраненным и переданным устно от поколения к поколению». В православном богословии уже давно принято считать, и это оправданно, что Писание является не чем-то лежащим за пределами Предания, но есть фундаментальная и важная часть Предания. Почему мы так считаем? Потому что когда мы произносим слово Писание, могут существовать самые разные контексты его восприятия.

Писание является объектом изучения целого ряда гуманитарных наук, которые все вместе называются «библейские дисциплины»; в них применяются методы археологии, культурологии, религиоведения, филологии, изучается структура текста и то, к какому жанру текст относится, исследуются вопросы реального авторства. Такое отношение к Священному Писанию возникло в недрах протестантизма. Именно в протестантизме поставлен вопрос об очищении церковного учения от позднейших наслоений, чуждых Писанию, и сохранении самого по себе Писания. Поэтому оно являлось и является там объектом пристального научного внимания. Исторические, археологические, филологические исследования текстов Священного Писания, как любые научные исследования, имеют свою ценность и пользу, вызывают определенный интерес, однако Писание в Православной Церкви понимается по-другому. Чисто внешнее различие состоит в том, что в Церкви Писание толкуется не на основе непосредственного восприятия или научных исследований, а через традицию того толкования, которая исходит от начала церковного бытия через святых отцов. Апостол Петр так пишет об этом: …никакого пророчества в Писании нельзя разрешить самому собою. Ибо никогда пророчество не было произносимо по воле человеческой, но изрекали его святые Божии человеки, будучи движимы Духом Святым (2 Пет. 1: 20–21).

Другая, более глубинная сторона этого различия состоит в том, что первичное общение с Писанием – это общение в Церкви. Писание читается за первой частью Божественной литургии. Это чтение имеет та́инственный смысл, потому что речь здесь идет о вкушении слова Божия. Если на литургии верных мы вкушаем Тело и Кровь Христовы, то прообразом этого является вкушение Священного Писания. И так или иначе Священное Писание воспринимается в контексте Предания. Это двуединая реальность. Не книга, не текст сам по себе, который можно воспринимать совне, но все в целом – Писание, как оно по ни мается в Церкви. И в этом смысле, конечно, Писание можно называть существенной и важной частью Предания.

Если мы хотим более глубоко вникнуть в то, что такое Священное Предание, то ответ мы найдем не сразу. Феноменологически, в явлении, Священное Предание – это вся совокупность того, что мы имеем в Церкви. Это, прежде всего, догматическое учение Церкви – догматы, которые приняты Вселенскими Соборами, а в некоторых случаях – Соборами Поместными. Частью Предания является церковное богослужение, и в особенности Божественная литургия во всех ее аспектах – и в уставе богослужения, и в том, как оно реально осуществляется. В Предание входят творения святых отцов. В Предание входят и образцы святости, внешним образом представленные в Церкви через жития святых. То, что связано с церковным символизмом (например, святые иконы), вся символичность и образность церковного бытия – тоже входит в Священное Предание. К Священному Преданию относится и каноническая сторона жизни Церкви – ее каноны, уставы. Входит в него почитание святынь, например мощей и святых источников. Священное Предание не является статичным, всегда равным самому себе[4]4
  Одно из внешних отличий Православной Церкви от Римско-Католической, которое на самом деле знаменует и внутреннее отличие, состоит в том, что в Римско-Католической Церкви под списком святых отцов подведена черта. Последний святой отец – это преподобный Иоанн Дамаскин, тогда как мы почитаем как богоносные и духоносные писания не только древних святых отцов, но и других, в частности таких святых XIX и начала ХХ века, как митрополит Московский Филарет (Дроздов), святители Феофан Затворник и Игнатий (Брянчанинов), праведный Иоанн Кронштадтский. И сейчас в православное Предание явно входят творения таких угодивших Богу подвижников XX века, как афонский старец Паисий, или причисленный к лику святых преподобный Иустин (Попович), или митрополит Сербский Николай (Велемирович), или наш соотечественник, преподобный Силуан Афонский. Как и другие творения святых отцов, их творения духоносны, но, кроме того, они на писаны на близком нам языке почти нашими современниками и потому имеют для нас дополнительную ценность. – Прим. авт.


[Закрыть].

А что же общего между всем перечисленным? Общим, конечно, является действующая во всех этих реалиях благодать Святого Духа. Священное Писание мы называем боговдохновенным, но и Божественная литургия, как и все Таинства Церкви, совершается не людьми только, а действием Святого Духа. Святых отцов мы называем богоносными и духоносными, потому что в их личностях и в их творениях пребывает Святой Дух. А поскольку несомненно, что Дух Святой пребывает в святых мощах, а благодать Божия и Божественные энергии – в святых иконах, то, собственно, потому мы и говорим, что все это входит в Священное Предание.

У В. Н. Лосского есть работа, которая называется «Предание и предания». Основная идея книги состоит в том, что Предание – это жизнь Духа Святого в Церкви. И все элементы, которые мы включаем в Предание, драгоценны и важны не сами по себе, а потому и только потому, что через общение с этими реалиями мы причащаемся действующей в Церкви благодати Святого Духа.

Каким образом Дух Святой действует в Церкви? Всего не перечислишь, но в первую очередь Он действует в церковных Таинствах. Наша жизнь в Церкви, древо жизни, если пользоваться библейским образом, – это Литургия, или Евхаристия, Причащение Святых Христовых Таин. Хлеб и вино действием Святого Духа преобразуются в Тело и Кровь Христовы. И в литургии Православной Церкви это подчеркивается[5]5
  В соответствии с литургическим богословием Католической Церкви: хлеб и вино соделываются Телом и Кровью Христовыми через слова Господа Иисуса Христа «Сие есть Тело Мое, Сие есть Кровь Моя». В православном же литургическом богословии, в православной литургической практике хлеб и вино прелагаются в Тело и Кровь Христовы действием Святого Духа. – Прим. авт.


[Закрыть]. Дух Святой действует в Церкви также посредством чтения и усвоения Священного Писания, через молитву, через церковные святыни: святые иконы, святые мощи, святые источники. Мы можем воспринимать Духа Святого через общение со святыми: теми, которых, если есть такая милость Божия, мы можем встретить в нашей земной жизни, и особенно через молитвенное литургическое общение со святыми, которые молятся за нас в уже торжествующей Церкви.

Здесь мы говорили о том, каким образом, кем и как подается человеку Откровение. Возникает следующий вопрос: каким образом человек усваивает Откровение? Евангельское слово было проповедано, и проповедь его людям все время продолжается, правда, только некоторые из них отвечают согласием на этот зов Божий, на это предложение Духа Святого. И главное, что от человека ожидается в ответ на призвание Святого Духа, – это вера.

Глава II
О вере. О Боге

Мы подошли к первому слову, с которого начинается Символ веры, – слову верую. Начнем вхождение в Символ веры и остановимся на том, что подразумевается под верой. Иногда очень полезно, и мы будем периодически к этому прибегать, вникать в этимологию слова, вычленять его первоначальные простые корни.

Многие слова изначально имели очень простое значение, а потом постепенно, в процессе употребления, приобрели дополнительный, вторичный смысл. Например, слово дух. Когда это слово произносится, мы в первую очередь имеем ввиду Третье Лицо Святой Троицы (Святой Дух). Во вторую очередь – дух человека («вы не знаете, какого он духа», «мы с ним разного духа» или «мы с ним одного духа»). А первоначальное значение этого слова – просто ветер. И когда Господь говорит: Дух дышит, где хочет (Ин. 3: 8), в первую очередь Он имеет в виду ветер. Когда мы приникаем к этому первоначальному значению, то обогащаем свое понимание того, о чем говорим[6]6
  См. объяснение этого текста в Толковой Библии под ред. Лопухина (Т. 3. Стокгольм, 1987. С. 338–339), а также вариант перевода: «Ветер, где хочет, веет» в Новом Завете Господа нашего Иисуса Христа в переводе на русский язык епископа Кассиана (Безобразова) (М., 2008. С. 190).


[Закрыть].

Православие пришло в Россию из Византии, и потому явно или подспудно мы апеллируем к греческим корням, к греческому языку. Греческое слово, русским переводом которого является слово вера, это слово πίστις (пистис). Если мы откроем словарь, то увидим, что это слово имеет восемь значений, каждое из которых обогащает наше понимание или соответствует нашему пониманию того, что такое вера.

Первое значение – кому-то доверять, и это одна из сторон того, что реально входит в наше религиозное понятие вера. Есть два проявления этого доверия. Первое – когда человек обращается к Богу. Бывает так, что Сам Господь свидетельствует человеку о Своей истине, как это было с апостолом Павлом, после чего он обратился. Но часто бывает, что человеку кто-то советует обратиться к Богу, к Церкви, а он отвечает: «У меня еще нет веры». Что он имеет в виду, произнося такие слова? Обычно он подразумевает под этим отсутствие внутреннего таинственного ведения, внутреннего удостоверения в том, что то, что ему говорят, – правда. И хотя бывает по-разному, но, вообще говоря, если он будет дожидаться, когда у него будет вера в этом его понимании, то есть когда он будет знать, не верить, а именно знать, что Бог есть истина, он может и не дождаться. А Господь ожидает от него свободного выбора, при котором внутри человека нет свидетельства того, что ему говорят истину, но он может просто довериться Богу, говорящему через призывающего его человека. А потом уже по вере ему будет дано внутреннее ведение. Мы, верующие, в той или иной степени имеем это ведение и, входя в Церковь и участвуя в церковных Таинствах, мы знаем, что то, что нам говорили о Боге до нашего обращения, – истина. Мы внутри себя знаем это даже более верно, чем какие-то внешние очевидные вещи.

И второе проявление этого доверия – когда Бог промыслительно держит нас, иногда очень долго, в таком состоянии, которое мы сами называем духовно пустым, в состоянии, когда Бога как будто нет, когда нам кажется, что Бог нас оставил; также – в состоянии внешних скорбей, тяжелой болезни или внешнего несчастья, поношения и клеветы. И вот вместо того, чтобы защитить, дать такое духовное утешение, по сравнению с которым все эти скорби покажутся пустяком, – Бог «оставляет» нас. Здесь-то как раз и выступает наша свобода, наша вера – вера как доверие. Мы верим, что все идет от Господа, хотя Самого Его мы не видим. С этим сопрягаются слова апостола Павла, его определение веры из Послания к Евреям: Вера же есть… уверенность в невидимом (Евр. 11: 1).

Другое значение слова вера – буквально – вера кредитора: «Даю тебе в кредит, потому что верю, что ты возвратишь с процентами». Это житейское сравнение символизирует нечто очень глубокое. Можно привести много примеров из нашей духовной жизни, в которых проявляется смысл этого сравнения. Вся наша религиозная жизнь в той степени, в какой она не потребительская, не духовно-паразитическая, в той степени, в какой мы ради Бога жертвуем чем-то, в такой же степени это – кредит. И мы верим, что так или иначе в Царствии Небесном получим сторицей отданное нами ранее, как ответил Господь ученикам на их вопрос: «Вот, мы оставили все и последовали за Тобою». Иисус сказал в ответ: …нет никого, кто оставил бы дом, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли ради Меня и Евангелия, и не получил бы ныне, во время сие, среди гонений, во сто крат более (Мк. 10: 29–30). Господь уверяет их, что кредит был дан ими не напрасно.

Можно понимать веру как верность. Если мы остаемся верными, то и в болезнях, и в испытаниях и скорбях никогда не скажем: «Все, что Ты нам обещал, – это ложь, Ты обманываешь нас, и мы от Тебя отвергаемся». Так поступил Иуда, потому что он не понял путь Господень как путь Царства не от мира сего, и от Господа отрекся, и Господа предал.

Таковы несколько значений греческого слова вера.

Этимология латинского слова credo, связанная с корнями cor (сердце) и do (отдавать) – отдавать сердце, также проливает свет на то, что наша вера полна лишь тогда, когда мы действительно отдаем себя.

Изначальный смысл немецкого слова glauben, которое в современном языке означает верить, – в том, что человек что-то предпочитает, что-то выделяет или свободно выбирает. Вера, в отличие от знания, именно там, где проявляется человеческая свобода, потому что мы не зависим от доказательств, вольны верить и вольны отвергаться веры, не верить.

Про веру говорится не только в Новом, но и в Ветхом Завете. Апостол Павел пишет, что отцом верующих является Авраам, что Авраам верою готов был принести в жертву своего любимого сына. Эту веру Господь вменил Аврааму в праведность. Древнееврейский глагол веровать – аман связан как со словом аминь (удостоверение ).кормилица, няня —(омэнэт ), так и со словом истины

Это неожиданное сближение указывает на то, что доверие Богу предполагает отношение к Нему даже не как к отцу, а как к матери, которая знает, что тебе делать и куда тебе идти, лучше, чем ты сам.

Все это приводит нас к мысли, которую неоднократно высказывают святые отцы, а именно: есть две стороны веры. Первая – мы веруем, то есть не оспариваем православные догматы, считаем их истинами; и вторая – вера как доверие, когда мы верим Богу в любых обстоятельствах жизни, несмотря ни на что. И эти две веры являются не двумя разными верами, а двумя сторонами одной веры и такого вероисповедания, плодом которого становится одновременно и свидетельство в мире о своей вере и готовность принять мученичество за веру. Кстати, в греческом языке мученичество и свидетельство обозначаются одним и тем же словом – μαρτυρία (мартириа).

В православном Предании, в православной жизни слово вера имеет совершенно особое значение. Антоний Великий высказывает мысль (которую потом повторяет преподобный Серафим Саровский), что на душу человека действуют две воли – Божественная добрая воля и злая воля сатаны, и человеческая воля каждый раз выбирает, какой из них ему следовать. И этим выбором на всех уровнях (отдельного человека – в его уме или практической жизни, группы людей или всего человечества) определяются судьбы всего мира. То же самое можно сказать по-другому: когда этот выбор осуществляется в пользу Бога, то это мы и называем верой. Вера – есть выбор.

Вообще можно сказать, что все, что в Церкви происходит, является сочетанием двух компонент: Божественного действия – действия Божией благодати и человеческого содействия этой благодати. Апостол Павел пишет о христианах, что мы соработники у Бога (1 Кор. 3: 9). И в этой богочеловеческой деятельности, в которой есть и Божественная и человеческая стороны, все человеческое, все, что определяется человеком, в сущности своей и есть вера.

Можно усомниться в этом, вспомнив слова апостола Иакова: …вера без дел мертва (Иак. 2: 20). Но указанное противоречие лишь кажущееся, потому что в Православии эти слова понимаются следующим образом: если человек верует, но действует не по вере, если его дела не соответствуют его вере, то это значит, что он верит только частично. Бывает, человеку предлежит в чем-то преодолеть себя, сделать усилие, как Сам Спаситель говорит: Царство Небесное силою берется (Мф. 11: 12), притом человек знает, что сделать усилие – по Богу, а не сделать – значит сдаться, однако ему не хватает сил для такого усилия. Следовательно, его вера еще не полная, частичная, хромающая. Само по себе это преодоление ценности не имеет, оно важно только как исповедание веры в Бога. И человек, исповедуя веру в Бога, подтверждает или, вернее, выражает эту веру соответствующими ей делами.

В этом отношении позиция Православия отлична от той, которую мы наблюдаем в католицизме, с одной стороны, и в протестантизме – с другой[7]7
  Здесь следует отметить, что современный протестантизм не есть нечто единое, но представляет собой многообразие различных исповеданий, сект и т. д.; да и в Католической Церкви тоже существует много течений и направлений. Поэтому когда речь идет о протестантизме и католицизме, надо помнить, что не все на свете протестанты или католики исповедуют в точности то, что мы обсуждаем. – Прим. авт.


[Закрыть]. Протестантизм определил себя противостоящим католицизму и в первый раз явил себя в реакции Лютера на индульгенции. Суть индульгенций состоит в том, что дела сами по себе имеют определенную ценность, в частности, они могут погасить грехи, которые у человека имеются. Жизнь человека представляется как некоторое набирание очков или штрафов. У грешников долгов много, у одних больше, у других меньше; а святые люди – это не просто праведники, не совершающие грехов, но те, кто своими добрыми делами, своими подвигами, которые ценны и сами по себе, приобрели то, что называется заслугами, и свои заслуги они могут передавать для спасения грешников. Это входит в предание Римско-Католической Церкви[8]8
  Индульгенция, в соответствии с католическим катехизисом, – это «отпущение перед Богом временной кары за грехи, вина за которые уже изглажена; отпущение получает христианин, имеющий надлежащее расположение, при определенных обстоятельствах через действие Церкви, и которая как распределительница плодов искупления раздает удовлетворения из сокровищницы заслуг Христа и святых и правомочно наделяет ими» (Катехизис Католической Церкви, Pessano (Mi) Italia, 1997. С. 349. П. 1471).


[Закрыть]. Именно против этого восстал Лютер, и, собственно говоря, так и начался протестантизм. Лютер опирался на слова пророка Аввакума, которые потом повторил апостол Павел, праведный верою жив будет (Рим. 1: 17; Авв. 2: 4). И эта противоположность римско-католического и протестантского образов благочестия проявилась в разных постулатах веры. Известно, в частности, что с этим связано отсутствие почитания Матери Божией и святых в протестантских исповеданиях.

Как происходит становление духовной жизни человека, кем оно осуществляется? В протестантском исповедании для этого достаточно одной веры человека, не раскрытой в полноте делами. Некий православный человек был свидетелем такой сцены: в американской больнице состоялся разговор между двумя пациентами – стариком-православным и молодым парнем, недавно принявшим крещение в одной из протестантских конфессий. Парень спросил у деда: «Ну как, дедушка, ты спасешься или нет?» Тот ответил: «Да не знаю, я человек грешный, если Бог помилует, то и спасусь, а так – не знаю». А парень ему говорит: «Дедушка, ты столько лет уже живешь, столько лет верующий, а не знаешь, спасешься или нет. А я только крестился, но знаю, что спасусь, потому что я верующий». Вот такие разные образы благочестия.

В католическом же исповедании дела, каковы бы они ни были, будь то аскетические подвиги, дела милосердия или миссионерство, – ценны сами по себе, имеют абсолютный вес в плане спасения и вменяются в большую заслугу тем, кто их делает.

В Православии верой можно назвать все, что связано с человеческой стороной в деле спасения мира, которое осуществляют совместно – Бог и человек. Человеческие подвиги, участие в Таинствах, все, что для православного христианина составляет содержание его жизни (конечно, его жизни именно как православного христианина, а не в отношении греха), – является проявлением и исповеданием его веры.

Вера – та область, в которой проявляется человеческая свобода. А человеческая свобода является даром богоподобия человека. И потому все, что человек делает по принуждению, по знанию, по очевидности, хотя и может быть очень почтенно в самых разных отношениях, но именно в свободе выбора человек выражает свое предстояние перед Богом, отношение к Нему. Эта суть веры, связанная с человеческой свободой и выявляющая эту свободу, с ростом которой человек возрастает в богоподобную личность, подтверждает то, что вера – это не просто ходячее слово, механически применяемое к разным ситуациям и религиям. По существу, она является корнем процесса, одна сторона которого связана с человеком, а другая – с Богом, как в пути одного человека, так и в движении группы людей и всего человечества к Богу.

«Верую во Единаго Бога Отца, Вседержителя». Вот появилось слово Бог. Обратимся к этимологии этого слова. Но прежде сделаем одно общее замечание, связанное с представлениями современной лингвистики. Эти представления, в основе своей сложившиеся не в современности, а намного раньше, сводятся к тому, что все языки мира, как существующие ныне, так и древние, представляют собой ветви деревьев или, как считают некоторые лингвисты, ветви одного дерева. То есть когда-то был один корень, единый язык для всего человечества (эта точка зрения повторяет библейское повествование о Вавилонской башне), а потом из него вырос ствол, а от этого ствола – разные ветви, а от этих ветвей – другие отростки. Впрочем, далеко не все лингвисты с этим согласны.

Существует много семей языков. Есть такие языки, которые для нас не очень актуальны, но есть две семьи, которые связаны с нашим предметом, потому что именно на языках этих семей написано Священное Писание. Первая из них называется семитской, в нее входят, в частности, древнееврейский и арамейский языки. На древнееврейском написано Священное Писание Ветхого Завета, а на арамейском языке говорили во времена Господа Иисуса Христа, и Сам Он говорил на этом языке. Вторая семья языков называется индоевропейской, в нее входит греческий язык, на котором было написано Священное Писание Нового Завета. К индоевропейской семье относятся также латинский, все славянские языки, в том числе и русский язык, – они являются ветвями на этом языковом древе. Так называемая ностратическая гипотеза, не претендуя на реконструкцию единого праязыка и даже не утверждая, что такой язык существовал, предпринимает некоторые попытки объединить семитские и индоевропейские группы в одно семейство и проследить параллели между ними. Иногда это приводит к таким результатам, осмысление которых интересно применительно к основным понятиям православного Предания.

Рассмотрим с доступной для нас степенью подробности, как звучит слово Бог в разных языках индоевропейской семьи и что оно в них означает. Происходит это слово от древнеиндоевропейского корня bhaga-, который на всех языках этой семьи означает счастье и богатство, или одаривание, дар, что не противоречит нашему понятию о Боге, вполне естественно согласуется с ним. Но вот интересно, что мы видим в греческом языке. Бог по-гречески θεός (теос), и разные греческие философы и отцы Церкви производили слово теос от разных глаголов. В частности, Платон считал, что слово теос происходит от глагола θέειν (теейн), что значит бежать. Святитель Григорий Богослов считал, что слово теос происходит от глагола αίθειν (айтейн), что значит зажигать, воспламенять, гореть, пылать, а преподобный Иоанн Дамаскин считал, что слово теос происходит от глагола θεᾶσθαι (теастай), что значит созерцать. Все эти значения придают разные оттенки тому, что соответствует нашему образу благочестия.